Текст книги "Небо над полем"

Автор книги: Валерий Винокуров

Соавторы: Борис Шурделин
сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 8 страниц)

– Вася! Вася!

Андрей вскочил в машину, но в ту же минуту рядом очутилось рассерженное лицо новичка – ничего от прежнего лукавства, лицо жесткое и полностью утратившее привлекательность.

– Ты? – еще сердито, но уже и с испугом прошептал Поспеев.

– Я! – прокричал Андрей, пытаясь захлопнуть дверцу.

Он мог приказать парню: «А ну, садись», – увезти его с собой и открыть тому душу – дабы спасти его, оградить парня от падения. Футболист стоил этого, но стоил ли этого человек?

Спасать чужую душу, ограждать человека от падения Андрей не захотел, но вовсе не потому, что утром ему было нанесено оскорбление.

Поспеев отскочил в сторону.

– Поехали, – сказал таксист. – Вот так они все начинают. Говорят, сегодня он играл здорово. Да что то здорово? Хорошо, что я тебя увидел, а то пришлось бы повезти Вечно – с приключениями. А зачем мне?

– Не все, – возразил Андрей, – так начинают.

– Не все – это единицы. А большинство…

– Просто те на виду, о ком вы говорите. А большинство вкалывает.

– Может, ты и прав, тебе ж лучше знать, – нехотя согласился таксист.

Ему кричали вслед:

– Васек! Ну Васек!

Он уходил – устало и не спеша. Слышал, как за спиной стучали каблуки по мокрому асфальту.

– Да ты что?

Выдернул руку из длинных цепких пальцев.

– Что с тобой?

Запах вина и косметики словно подтолкнул его дальше.

– Вася, ну Вася? .

Продолжал, глядя прямо перед собой, идти по темной улице.

«Мог ведь захватить и меня… не убыло бы с него… значит – не нужен… эти?.. ну, черт с ними, где-нибудь приткнусь… пойду к Збарскому – он тут где-то живет…»

Впереди маячил красный огонек уличного светофора. Не вечно же красный, сменится и зеленым…

«Пусть думает Соснора, что я неизвестно где ночевал». Не узнать ему, что все-таки удалось поймать такси и уехать на загородную базу команды. Полдня проспал. Потом бродил по тихому, умытому дождем лесу. И еще одна ночь в пустом, гулком доме. А утром на попутной машине добрался до города, успел как раз к сбору футболистов у автобуса на площади. «Если сторожа не спросят, никто и не узнает, где я две ночи провел. А Соснора? Думает пусть – как хочет…»

Много позднее, рассказывая мне о своей первой поездке в шахтерский поселок, Свят Катков не забыл упомянуть об интересе, какой проявил Сергей к прошлому Поспеева.

«Странным мне показалось, – рассказывал Свят, – что Сергея меньше интересовала семья Брайко, а больше – семья Поспеева. Конечно, разница – будь здоров. Вася – младший из пятерых братьев. Отец – пьяница. Был знаменитым шахтером, слава о нем гремела, а он – спился. Братья – шахтеры. Могучие такие. Даже как-то неудобно было с ними на «ты». А Вася в них не пошел. Он же красивый, правда? Я себя виноватым перед ним чувствовал, но только и всего. А Сергей как– то странно смотрел на меня. Я теперь знаю – почему. Он ждал, что я скажу ему: надо помочь парню. Я же не сказал. Тогда я максималистом был во всем. До глупости. А ведь именно тогда надо было взяться за Васю…»

«Но ведь?…» – робко возразил я, и Свят тотчас же меня перебил: «Верно! Может быть, если бы я вмешался, то все пошло бы прахом. Савельев бы не стерпел – для него режим: все! – и от Васи избавился. А так: известно ведь, что было потом».

Тренировочное поле на загородной базе готовили, как всегда, с опозданием. Стрекотала машинка, заканчивая разметку, вычерчивая белым по изумрудной зелени травяного ковра. Осеннее солнце слепило глаза, словно требовало: запомните меня, нескоро теперь встретимся, еще неделька и простимся до весны.

На тренировочное поле Соснора и Поспеев шли рядом.

– Ты извини меня, – вдруг сказал Соснора. – Я позавчера был не прав.

Поспеев от неожиданности вздрогнул. Он почему– то думал о том, как все переменчиво в природе, в жизни. Весь вечер и всю ночь лил дождь, висели над городом бескрайние тучи. А с утра, и точнехонько к разминке, такая свежесть и все сверкает. Миру-то и слово одно тут – красота.

– Я должен был захватить тебя с собой. Но я этого не сделал.

– Знаю, – пряча усмешку, ответил Поспеев.

– А почему? Тоже знаешь?

– Нет, не знаю.

Соснора в огорчении покачал головой.

– Я решил сперва, что не мое дело твоя жизнь. Как и где ты сорвешься. Но когда я подумал, что ты за этот вечер и ночь, очевидно, потерял в будущем года два игры, мне стало жалко.

– Меня?

– Чего же тебя жалеть? Мне игру стало жалко. И твою. И вообще футбол. Раньше я никому и никогда не старался облегчить жизнь. Не было у меня такого в характере. А как пришел в «Звезду», все старое сломалось во мне. Потому что тут нельзя по-старому. Заруби. И уж если я позволяю себя ломать, то ты – обязан. Ради себя. Своей игры. Ты ж все можешь.

– Но я, Андрей, ничего не понимаю, что тут делается

Поспеев не сомневался, что Соснора имеет право так говорить: в прошлом году журналисты назвали его лучшим футболистом сезона. Но он не сомневался и в том, что Соснора не ответит. Однако Андрей, уловив внутреннее существо вопроса, сказал спокойно и просто:

– Агитировать тебя я не стану – ни за Савельева, ни за себя, ни за Сергея. Потому что тебе играть и играть.

Но в этом-то вопросе Поспеев никаких сомнений и не знал: если выбирать, то уж не сторону Савельева, хотя совсем и не обязательно именно сейчас делать выбор. Ему хотелось, правда, подтолкнуть Соснору, чтобы тот потребовал выбора именно сейчас. Но Соснора не искал союзников, он всегда верил, что решать должна игра.

– Тебе играть, – повторил Соснора. – Тебе и думать о себе. А «Звезде» ты нужен – это я точно говорю. В любом случае: будет или не будет тренировать ее Савельев, будем или не будем играть мы с Сергеем. Даже если вдруг Свята в ней не станет.

После очередного матча, несмотря на победу, Савельев увез всех футболистов на загородную базу: два предстоящих и последних в сезоне матча, оба на выезде и оба с опасными командами, требовали, конечно, восстановления сил у ребят, полноценного отдыха, забот доктора и массажиста – этих ревнивых и обидчивых тружеников футбола.

Никто из футболистов не роптал. Подобные тренерские решения вошли в систему не в одной «Звезде».

Ужин в привычной тишине снимет напряжение. Затем одни футболисты сразу же завалятся спать, другие терпеливо подождут выпуска спортивных новостей чтобы узнать подробности остальных матчей тура. А утром парная баня успокоит нервы.

Но утро принесло бурю. И не только в том смысле, что за окном уже с полуночи бушевала поздняя октябрьская гроза. И не потому, что в парной истопник чего-то не доглядел, и ребята остались недовольны. Дело было в другом.

Свят Катков искренне восхищался вчерашней игрой Поспеева: ни в уме, ни в богатейшем воображении парню не откажешь. Человеческие же его слабости Свята никак не трогали.

– Где ты был до двух часов ночи? – отодвинув от себя тарелку, спросил Шлыков. Мясистые брови нависли над глазами, отчего те казались злыми.

Поспеев словно и не слышал вопроса, продолжал терзать свой завтрак.

– Между прочим, тебя спрашивают серьезно, – сказал Неуронов. Распаренное большое лицо с гладким лбом, на котором светились залысины, застыло, как гипсовая маска.

– Ты пришел в три часа. – Это уже опять Шлыков. Какое-то необычное волнение в его голосе. И голос у него сегодня резкий, глуховатый, недобрый. – Я видел собственными глазами. Ты меня тоже видел.

– А если я рыбу ловил? – ответил Поспеев. Он постарался придать своему лицу невинное выражение, а глазам – лукавость и смирение. Все равно никто не узнает, кто приезжал к нему, с кем он целовался. Однако Шлыков стукнул кулаком по столу.

– Так ведь выходной день? – Поспеев поверил, что нашел оправдание вполне подходящее.

– Выходной начнется после массажа.

Неожиданно подал голос спокойный Збарский:

– Давайте это происшествие, или как там юридически поточнее назвать, оставим на первый раз между нами? Ну, скроем от тренеров. А ему всыплем.

– Темную? – живо включился Говоров. – Да, кстати. Как раз кстати. Девочки… которые прыгают с вышки в воду… просили передать, что не желают видеть вас, маэстро Поспеев, на своих тренировках.

Но если бы приезжала та, черноглазая сестра Говорова он должен был бы только встать и гордо уйти. Это быта бы его правота, а не вина… А так… как всегда случайное, и, значит, виноват. Перед всеми…

Однако и болтовня Говорова была неуместной, поэтому Збарский обвел всех вопросительным взглядом, и каждый кивнул ему в знак согласия – все, кроме Свята Каткова.

– Продолжаем прием пищи, – сказал Збарский. – А ты запомни. И лучше на всю жизнь. О чем тут Витек выступал – не знаю. С ним и выясняй. А насчет прошлой ночи – запомни. Тут мы все в ответе.

Встав из-за стола и проходя мимо обиженного и одновременно обеспокоенного Поспеева, Свят негромко сказал ему:

– Земляк твой не при чем. Он спал. Понял? А я тоже караулил. Мне было любопытно. Понял? Но если ты его потащишь в своей цирк – темной не миновать. Так и знай. И хуже, чем темной. Если ты не стал для него опорой, то пусть я.

Поспеев не просил пощады, не искал оправданий – и это Святу даже понравилось: на такого человека не жаль потратить время, чтобы сохранить его для «Звезды», характер – это очень важно, даже если в обыденной жизни этот характер, как говорится, не подарок, зато в футболе, в игре такой характер бывает ценнее всего.

Странное дело: Поспеева сейчас занимал более других вовсе не Свят, а Андрей, и он попытался поймать его взгляд, но вместо него набрел в своих поисках на сочувствующий взгляд Минина.

– Усек, – сказал он и сам подивился своему голосу – тот подрагивал. – Понял. Нет, точно…

После завтрака, когда Брайко ушел на массаж, Поспеев запер комнату на ключ. Он лежал, упрятав лицо в подушку, и скоро почувствовал, что подушка стала мокрой.

«Плачу? Как в детстве плачу?» Он помнил, что в детстве часто плакал. После того, как отец, устав от пьяного буйства, заваливался на диван и храпел, младший сын плакал – от обиды, от стыда, от зависти к сверстникам, от необходимости скрывать горечь этих вечеров. Но с тех пор, как он стал жить вне дома, он уже никогда не плакал – ничего не могло произойти такого, что бы сравнилось с теми ночами детства.

Такого по горестности своей просто не бывает в жизни – так ему казалось до сегодняшнего дня.

«Плачу? Почему же я сегодня плачу?»

Робкий стук в дверь. Брайко вернулся.

«Мне пора на массаж».

Чья-то крупная ладонь подтолкнула сзади. Поспеев ухватился за поручни трапа, неловко посторонился, бросил взгляд через плечо.

За ним входил в самолет Сергей Катков. И хотя Поспеев отошел в сторону, пропуская Сергея, тот снова подтолкнул его, приглашая отправиться в хвостовой салон.

– Побеседуем? – предложил Сергей.

– Со мной? – удивился Поспеев.

Сергей знал, что почти никто не придаст значения тому обстоятельству, что он с Поспеевым устроился в хвосте ТУ-104, где мало кто любит сидеть. Сам же Поспеев и не подумал о чьей-то реакции. Но слова Сергея: «Посидим вдали от шума городского», – удивили и насторожили: с тех пор, как Сергей привез Поспеева в «Звезду», они и десятком слов не обменялись, хотя Поспеев нередко порывался поговорить с Сергеем основательно, чувствуя, что теряет иной раз голову. Сейчас его удивило это предложение: ему казалось, что Сергей бесповоротно разочаровался в нем.

Мгновенно оценив все, Поспеев не только согласно кивнул, но и настроил себя на безоговорочное признание всего, что обрушит на него Катков.

А тот был спокоен, мягок, не прятал улыбку, однажды, по привычке своей, взмахом руки взлохматил Поспееву прическу.

Город, который их ждал – и поджидал с нетерпением, в надежде отомстить за поражение в финале Кубка, они оба не любили, хотя и по разным причинам.

– Тебе, конечно, не боязно играть и против Пеле, не говоря уж о доронинских чемпионах, да?

– Для меня они уже не чемпионы, – ответил Поспеев. – Без Сосноры, да после Кубка… Это раз. А еще – ведь я же мог играть у них. До армии меня хотели было позвать официально. Доронин сам приезжал смотреть. Ох, я и старался. До комедии доходило. Знаешь, он мне даже два слова сказал. На всю жизнь запомнил. «Мороки много», – сказал. Нет, меня обнадежили. А потом забыли. Или не собирались помнить. Обидно? Сначала – да. Ждал, как первого гола. А потом… Совсем капельку было обидно. За них, не за себя. Что они такие… Не все у них в команде в порядке.

– Нет, Вася, так нельзя. Могучая была команда. Но все великие команды умирают. Одни рано, другие поздно. К тому же прошло уже два или три года.

– Верно, другие условия. А сейчас ушел и Соснора. Такую брешь никогда не заделают. Даже если Свята переманят.

– Почему Свята? Можно и тебя.

Поспеев молчал. Не потому, что не знал ответа, – в «Звезде», конечно, не очень-то уютно, грозили «темной» даже, но на новом месте еще нужно делать первый шаг, а в «Звезде» он вышел удачным – молчал потому, что не хотел давать себе оценку. Но Сергей не спешил, вынуждая Поспеева заговорить. Поспеев же чувствовал, что стоит Сергею его умело подтолкнуть, как он разоткровенничается.

Молчанию должен был прийти конец, и нарушил его Поспеев.

– Я, наверное, кругом виноват.

– В чем? – тихо спросил Сергей.

– Забыл о доверии. Но такой уж я человек. Расхлябанный. Все легко в жизни давалось.

– Легко?

– Конечно. Другие над каким-нибудь ударом месяцами работают, а мне двух дрессировок хватает, – Поспеев спохватился, поняв, что просто-напросто хвастается. – Понятно. Имеешь в виду мою жизнь дома? Свят рассказывал? Только я ведь ту жизнь не считаю жизнью. Вообще на поле только и. живу. Но страшно трудно отрезать все остальное. Нет, ничья помощь мне не нужна. Если не сам справлюсь – то это ненадолго. Так ведь?

Самолет подрагивал, пробиваясь сквозь густые облака.

Ребята занялись кто чем. Шлыков с Неуроновым разгадывали огоньковский кроссворд. Соснора рассказывал Святу о тренировках «Баварии». Збарский читал очерк о тренере Маслове в «Футболе». Минин силился задремать. Говоров и Хитров заигрывали со стюардессами.

– А мне трудно. Не верят мне. В мой характер. Я же вижу. Я и сам себе не верю. Вижу ведь, как все случайно у меня. И люди вокруг меня… или рядом – случайные. Весь мир получается у меня случайным.

– Весь мир?

– А что скрывать или рисоваться?

Мелькнула одна мысль и заставила замолчать «Почему он обо мне? Какие у него планы? Все говорят, что он старшим тренером будет. Не завтра, так с нового сезона. А Савельев? С кем – я?»

«Чего ты хочешь от «Звезды»?» – спрашивал и Савельев при первой же встрече. «Игры», – и ему ответил тогда Поспеев. «Игры? – Савельев попробовал выдавить из себя усмешку. – Игры… Это хорошо. А еще чего?» Слова какие-то жесткие, бездушные. Никакого участия. Просто показной интерес. «Ничего больше» – ответил Поспеев. «Чем же привлекла тебя «Звезда»? Так и хотелось крикнуть: «Да вы же меня позвали! Не я – к вам сам! А вы меня позвали!» – но ответил спокойно: «Игрой». Вдруг Савельев обнажил свои мысли: «У нас трудная команда. Ты же знаешь, наслышан наверно. Номер один у нас – Катков. Не тот, который тебя привез, а второй. Младший. Игра строится на него. Значит, надо… на поле, конечно, подчинять себя игре на него». «Постараюсь», – ответил Поспеев, не понимая, какого ответа ждал тренер. «Старания мало, надо научиться играть и на себя». Теперь понятно, чего от него, Васи Поспеева, хотят. Как отвечать? Вот и ответ: «Научусь. Для того в футбол и пошел». Савельев процедил: «Все зависит от тебя. Надежд на тебя много…»

Именно эта последняя фраза сверлит сознание сейчас. «Чьих надежд? Савельев надеется на меня, что я вытесню Свята? Смешно же. Святу цены нет, его не с кем и сравнить, если говорить всерьез. Да я ж мечтаю другом быть ему!»

– Так у меня вышло, – сказал Поспеев, взглянув на Сергея. – Но как я на поле? Такой я – нужен?

– Ты и такой, какой в жизни, тоже нужен.

Рука Сергея снова скользнула по голове Поспеева, по затылку, застыла на спине.

– Я не отвечаю за тебя, – сказал Сергей. – Потому что у меня на это и прав нет никаких. Но все равно: если ты сорвешься, я тебе первый спуску не дам.

«Когда я придумал себе, что одинок и прочее? Что все у меня случайное, что я сам – случайный? Зачем придумал? Прятался от себя? Вон сидит Минин. Бывший капитан… Он и в «Звезде» уже бывший. Не дли него ее климат. Вот он действительно одинок. Потому что со своей вершины не может – не умеет – спуститься вниз. А Сергей может, умеет. А я? Что – я? Играть надо получше – буду всем нужен…»

Противно заскрипела дверь. Потянувшись в постели, Поспеев открыл глаза.

– Хватит дрыхнуть. Ну?

Поспеев узнал голос Минина и увидел его, но, снова потягиваясь, спросил:

– Ты?

Он взглянул на окно, задернутое портьерой, закинул жилистые руки за голову. А Минин уже заговорил. Наверное, никогда в жизни не произносил он столько слов в один присест, болтал без умолку о погоде и красотах чужого города, о европейских турнирах и каких– то женщинах, которых и сам плохо помнил, вовсю расхваливал Доронина и – чего это? – снова болтал о погоде, снова о тех женщинах.

Однако Поспеев, не вылезая из-под одеяла, взглядом своим заставил Минина умолкнуть.

С поспеевского лица сползла девическая безмятежность. Завлекательная улыбочка, быстро менявшаяся на ухмылку, обычно тут же возвращалась назад. Но на этот раз она где-то застряла. В лукавых, невинных глазах блеснул жесткий и нетерпимый взгляд разгневанного мужчины, не только знающего себе цену, но и знающего, чего он хочет – и от себя, и от других людей.

– Зачем ты пришел? – спросил Поспеев. Он сел в постели, пальцы вцепились в поролоновый матрац.

– Ну, просто… – не нашелся Минин. – Нечего делать – вот и пришел.

– А ты не темни. Мне в темноте жить надоело. Поспеев сам и помог Минину, но тот не сообразил, что за помощью этой скрывалась хитрость.

– Доронин зовет тебя к себе.

– Меня? А тебя?

– Так я говорю о тебе.

– Понятно. Мне и в «Звезде» хорошо. Хорошо, где тебе «темной» грозят?

– Не допрешь ты.

– Это почему еще? Ты присмотрись – как они к тебе. Один Говоров чего стоит. Он же смеется над тобой. Вместе с сестрицей своей. Конечно, куда тебе с профессорской дочкой…

– При чем она? – Поспеев умел быть хладнокровным, но это хладнокровие стоило ему немало усилий. – «Звезда» – первая команда, в которой мне интересно играть. Я ведь не впервой в ней. Повидал и поиграл. Так «Звезда» – эго как раз то, что я искал. Если меня будут выгонять, стану на колени и просить буду, чтоб простили. Потому что такой команды, как «Звезда», больше нет.

– Я думал, в футболе дураки перевелись, – холодно бросил Минин, отступая к двери.

– А ты еще подумай, раз уж думал.

Конечно, Минин не верит, он ведь не понимает, что перед ним совсем не тот человек, которого он знал.

– Смотри, поздно будет, – процедил Минин.

– Ты смотри, – чтоб не сломаться сегодня же.

Он бил точно и не просто намекал на предстоящий вечером матч с доронинцами, он откровенно угрожал. И Минин должен был именно так понять его. Не иначе.

Поспеев откинул гибкое жилистое тело свое на постель, закрыл глаза, и постепенно лицо его вновь становилось лукавым и беззлобным. Это была маска – и жалеть приходилось лишь об одном, что первым о том узнал такой недостойный человек, как Минин.

Беглец. Не ужился. Не наступил на свое самолюбие. Или тщеславие?

«Захотел, чтоб мой уход тебя прикрыл? Не бывать. Для меня «Звезда» – все в жизни. Да что – в жизни? Моя жизнь просто – она, только и всего».

Он все еще лежал в постели, спрятавшись в подушки, натянув на голову одеяло. Но он слышал, что кто-то вошел в номер, остановился посреди комнаты.

– Слушай, красавчик, – узнал Поспеев голос Збарского, – тебя там внизу какие-то дамы спрашивают.

Собственный голос показался Поспееву тягучим и нудным:

– Много их?

– Две.

– Это еще ничего, – Поспеев высунул взлохмаченную голову. – Красивые?

– Они ждут, – напомнил Збарский.

– Как это в стихах? – Поспеев сел в постели. – Вас слава ждет – ему сказали… пусть подождет – ответил он... Пусть подождут и они, – Поспеев откинулся на постели, натянул на плечи одеяло. – Слава меня заждалась. Я лучше для нее посплю еще. В нашем деле она это любит. А те… Ты вниз пойдешь? Будь другом, скажи, что меня нет. Или что я сплю. Или что меня посалили на цепь. А? – он опять сел в постели. – Скажи, что меня посадили на цепь. Скажешь?

– Ладно, – согласился Збарский. – Только потому, что на цепь. Иначе бы не пошел.

Збарский ушел, а Поспеев даже не пытался представить что происходит внизу. Но и из постели не думал вылезать. Снова проскрипела дверь.

– Не спишь, красавчик?

– Какое-то среднее состояние.

– Твою просьбу я выполнил, – сообщил Збарский. – Они просили передать, что для человечества было бы просто великолепно, если бы тебя больше с цепи не спускали. Это что? Вчерашние?

– Какие вчерашние? Я вчера у одного знакомого был. Мы в армии служили вместе. Ну, и вместе играли. Ему потом ногу сломали… так уж вышло. Комиссовали. Не мог же я не навестить его. А эти? Наверное, прошлогодние. Перед финальной пулькой у нас тут сбор был. А ты? По магазинам болтался?

– Да вот, купил жене перстенек. Показать? Поспеев как-то сразу потускнел, и голос у него чуть

ли не дрожал от огорчения.

– У твоей жены есть сестра? Есть? Женил бы меня на ней, а?

– А как же сестричка Говорова?

– Понимаешь, если я завтра не женюсь, то пропаду. Честное слово. Я не знаю, почему. Что? Замужем? Вот всегда так. Не везет вообще. Только посмотришь на красивую девчонку, как выясняется, что она замужем, а рядом с тобой оказывается какая-нибудь полковая дама. И все опять по новой…

Что мог Збарский, хранивший со школьной скамьи, десять лет хранивший верность своей жене, ответить этому человеку, который и себе верности не хранил?

Но слова нашлись. Збарский понял, что именно сейчас в эту минуту он обязан их найти. Какие слова?

Позднее, как я ни упрашивал его, он не смог их повторить.

– Надоел он всем нам, – говорил Збарский. – Бубнил без конца: не могу то, не могу жениться, случайный, мол, человек в жизни этой. В смысле – в футбольной жизни. Вот меня и завело. Разозлился и выложил ему. Что человек сам себя делает – случайным или нет. Он-то ведь не случайным оказался, ты ж знаешь. Как он потом играл – мечта!

Да, я давно уже знал, что футбол не сам по себе.

Он – это судьбы. Не одни футбольные судьбы. Каждая футбольная судьба – лишь внешнее проявление, лишь слепок с человеческой судьбы…