Текст книги "Небо над полем"

Автор книги: Валерий Винокуров

Соавторы: Борис Шурделин
сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 8 страниц)

– Вы думаете, они меня ждали? Несмотря на все – ждали, простив или даже все забыв?

– Не знаю, – уклонился Веретеев.

– Все вы знаете. Вы же сами верили, что я вернусь.

– Наверное, так было. Ждал возвращения. Но я тебя к себе ждал. Еще осенью. Ждал, как ребенок ждет новогоднюю елку.

– Нет, этого не могло быть. Или – «Звезда», или – конец моему футболу.

– И это я тоже знал. Иди. Будь здоров, – помедлив, Веретеев добавил: – Удачи тебе во всем, что ты задумал.

По пути в раздевалку, у самой двери, Сергей обернулся: чей-то пристальный взгляд вынудил его замедлить шаг. В холле появилась Ирина в сопровождении молчаливого Збарского, за которым, что-то рассказывая, бодрячком шел Минин.

Она была в долгу перед Мининым. В долгу, который ничем не могла возместить.

Разрыв с Сергеем поразил ее прежде всего своей нелепостью. Нелепостью, которая не поддавалась никаким объяснениям. Казалось, что еще какой-то один день – и она сменит фамилию. Весь мир был шумным и сверкающим, все пылало вокруг солнцем. И вдруг весь этот мир в один миг рухнул.

Сперва – словно Минина и не существовало никогда – гнетущая пустота.

Ее брат был ни при чем. Его скрытая война с Катковым оставалась достоянием лишь двоих – брата и Сергея. Виноват был Святослав, мальчишка с пытливым и безжалостным взглядом, по-юношески колючий и наделенный удивительной, не по годам, твердостью характера.

Собственно, последнее объяснение было вовсе не с самим Сергеем, а с его братом. В присутствии упорно молчавшего Сергея.

Да и не объяснение вовсе.

Этот мальчишка приехал с какого-то юношеского турнира – его без конца включали во всякие юношеские сборные. Приехал и застал брата, прикованного жесточайшим гриппом к постели. Команда улетела на очередные игры без своего капитана, а Ирина и не шила о болезни Сергея, полагала, что он уехал добывать голы для «Звезды».

Ситуация оказалась нелепой: Ирина узнала о болезни Сергея буквально за полчаса до возвращения домой Свята

Сергей не винил ее в отсутствии внимания – он и не ждал объяснений. А мальчишка возмутился. Вскипел, когда Ирина, прибежавшая к Катковым, сказала, что посидит возле Сергея, пока Свят сбегает в магазин за продуктами. Вскипел, нисколько не утеряв внутренней твердости, о которой Ирина до той минуты не подозревала.

Она до сих пор слышит этот возмущенный возглас: «Почему – вы? Он три дня обходился и без меня и без вас, час еще потерпит!»

Вот и все объяснение. Она неотрывно смотрела в осунувшееся небритое лицо Сергея, измученного лихорадкой, но ничего в его лице не отвечало ей…

Оставалось уйти, и она ушла. Никто не задерживал ее.

Гнетущую пустоту заполнил Минин. Внимательный, добрый, но такой гордый и самолюбивый. Потому она и была в долгу перед ним.

Знакомая раздевалка встретила Сергея беспокойной тишиной – каждый был занят своим нехитрым делом. Знакомый запах заставил Сергея закрыть глаза и сжать губы. Что сегодня придумал массажист? Опять випратокс. Мог бы что-нибудь и поновее…

Сергей подумал о том, что преждевременным уходом вычеркнул из своей жизни самое главное. И еще одна мысль пришла тут же: возвращает ли он, вернувшись, то самое главное, без чего чувствовал себя одиноко и порой страдал?

– Сережа, вот твоя сумка, – прошептал брат, освобождая Сергею кресло.

В знак братской признательности Сергей лишь взъерошил тщательно уложенные волосы на голове Свята.

Матч был заурядным – и по качеству игры, и по отношению футболистов к борьбе. Да и от тренерских замыслов больше попахивало жонглированием случайностями, чем предвидением и тонким расчетом. Впрочем, если от Савельева нельзя было и ожидать блестящих идей, то игра веретеевской команды меня расстроила: не сразу я сообразил, что любой веретеевский план так или иначе подвергается начальственной редакции, – но когда я понял, что питомцы Веретеева больше думают о том, как бы понравиться начальству, прилетевшему на матч, чем выполняют установки тренера, интерес к команде гостей у меня пропал совершенно.

А ведь матч-то меня захватил еще до судейского свистка. Ну, представьте себе: вдруг на поле вышел Катков, и пока шла разминка, стадион гудел. Можно даже сказать – зрители не сводили с него глаз.

Все как будто при нем, только едва заметно тяжеловат в беге, зато во время игры ни одного лишнего движения, все экономно, быстро. В паузах мгновенно расслаблялся. Каждый пас – с умом. Даже чем-то напоминал Стрельцова, хотя между ними пролегла целая футбольная эпоха. Когда мяч попадал к Сергею, игра словно расцветала. С его паса и забил Минин в первом тайме гол – в общем-то, в голе том ничего запоминающегося не было, хотя я знаю: многие футболисты помнят все свои голы, даже самые заурядные и бестолковые.

Но в начале второго тайма случилось такое, чего я никогда в жизни не видел и не знаю, увижу ли когда-нибудь.

Минин спровоцировал пенальти. На скорости ворвался в штрафную, и не успел еще защитник вступить с ним в борьбу, зацепил одной своей ногой другую и картинно так рухнул будто подкошенный. Конечно, вовсе не был он оригинален: когда-то этот номер здорово проделывали и другие футболисты. Но судья попался на приманку и назначил пенальти. Поначалу хотел бить сам Минин, однако Катков – с явной грубостью, вообще-то ему не свойственной, – оттолкнул Минина от мяча.

Вот на что я обратил тогда внимание. Уже перед разбегом Сергей глянул в сторону. И не на скамейку своей команды, а на ту, где сидели запасные соперника. По-моему, он на Веретеева посмотрел. Повторяю: по-моему. Позднее я спрашивал Сергея об этом эпизоде, но он вяло пожал плечами: разве во время матча думают о постороннем?

Стадион тогда ахнул горестно, отчаянно, потом смолк и встревоженно загудел. До конца матча он гудел, больше ни на что не реагируя. Даже ответный гол – забитый на радость веретеевского начальства – не тронул стадион.

Мяч просто срезался с ноги? У Каткова? У Каткова, который забивал все пенальти в своей жизни, даже в тот год анекдотических послематчевых пенальти. Значит, он забил бы, если бы захотел? Значит, он намеренно не забил? Не захотел нечестного гола? А ведь забей – и соперник уже не отыгрался бы.

Едва прозвучал свисток, я помчался вниз. Я застал футболистов, уходящих с поля, как раз в душном туннеле.

Бетонные плиты под все еще напряженными ногами словно подрагивали. Святослав, шедший рядом с братом, спросил, и я отчетливо слышал все слова:

– Ты волновался?

– Да, – ответил Сергей.

– Я просил: выпустите меня – забью. Я забил бы.

– Конечно. Любой – забил бы.

Объяснялись между собой два других футболиста.

– Он всегда был таким – мы просто не замечали. Савельев ему не простит.

– Хорошо, что проучил этого пижона.

– Проучил? Он и не собирался. Не про него он думал, а про завтрашний день. Про будущее. Про чье? А ты не понял? Не про твое и не про мое. Своего брата.

– Только брата? Почему – только его?

Я поспешил в раздевалку вслед за всеми. Не знаю, остался ли доволен моим бесцеремонным вторжением Савельев, но мне он все-таки кивнул.

Едва Сергей опустился в кресло, вырос перед ним возбужденный Минин.

– Ну, что, доказал?

– Тебе я ничего не доказывал, – спокойно ответил Сергей. – Никогда. – Он и не смотрел вверх, в лицо разгоряченного Минина.

– Может, ты и победить не хотел?

В ответ Сергей вяло спросил:

– Разве нужна нам такая победа?

– Очков нет, а ты принципы свои! Может, вам с братцем и не надо такой победы, но «Звезде» сейчас нужна любая.

Сергей по-прежнему смотрел на свои вытянутые ноги.

– Как раз ей и не нужна, – сказал он.

– Ты-то откуда знаешь, что нам надо? – упирался Минин.

Вот теперь Сергей вскинул голову. Думаю, что ответ его слышали все.

– Я знаю. И ты тоже еще узнаешь. Да раньше я все подряд забивал Даже самые подлые вроде сегодняшнего пенальти. Потому что глупым был.

– За зиму без футбола – поумнел? – прокричал Минин.

– Жаль. Надо было врезать тебе там, на поле, чтоб все видели.

– Вот как ты заговорил? воспользовался завалом – верховодить пришел? Не пройдет, Серега!

Не причислял я «Звезду» к тем командам, которые были мне особенно симпатичны, – стабильный середняк только и всего. Драма, какую она переживала, не была необычной или выходящей из ряда драм, то и дело потрясающих футбольные клубы. Однако вот о чем следовало не забывать: каждая команда переживала свою, похожую на десятки других, драму по-своему, в каждом случае рождался свой выход, то есть вопрос сводился к тому, какой выход из кризиса найдет «Звезда». В этом, кстати, тоже проявляется уникальность футбола.

Как и в том, что падения футбольных икаров переживаются иначе, чем где-либо в другом мире. Даже если им самим и не больно падать, нам, зрителям, внимательно и придирчиво следящим за их судьбами, – больно, словно это наши души падают на колючие камни бесславия, в бездну крушения еще недавно окрылявших надежд.

Точно так же обстоит дело и с командами…

Вынужден был вмешаться тренер, но вмешательство его оказалось совсем не таким, какого от него ждали.

– Задержись на пять минут, – сказал Савельев Сергею.

– Хорошо, – быстро ответил тот, стягивая взмокшую футболку.

Младший брат неотрывно следил за ним, готовый немедленно вступиться, защитить, хотя наверняка знал, что его Сергей не нуждается в чьей-либо помощи, как и раньше никогда в ней не нуждался.

Савельев, расхаживая по комнате, вынужден был думать о своих заботах и спорить с сестрой. Поведение сестры встревожило его: эта женщина редко находит верные житейские решения.

– Ты их не знаешь, – говорила она. – Но ты сам отыскал возможность узнать их. Именно отыскал. И не иначе.

– Ну, разве я сам? Мне навязал директор, ему – болельщики, это стадо горлохватов, – возразил Савельев.

– Ты хочешь, чтобы вместе со всеми тебе поверила и я? Они – твое спасение сегодня. А завтра что?

– До завтра еще дожить надо. И мы доживем, в этом ты не ошибаешься.

– Но как ты простил ему пенальти? Проглотил оскорбление, нанесенное – при людях! – в первую очередь тебе?

– Прежде всего, не мне. Более того, в данном случае он еще и прав. Из Минина никудышный артист. Грубо сработано. Хоть раз надо было его проучить.

– Значит, если бы тонко, то ты…

– Ничего это не значит. Но ты тоже действовала не слишком тонко. По отношению к Минину. Надо уметь ценить искренность. Хотя, в общем, я понимаю: ты вдруг увидела Сергея таким, каким никогда не знала. Это открытие тебя поразило? Нет? А вот я увидел его таким, каким никогда не знал, и это поразило меня. Как что-то новое в старой музыке. И именно в ту секунду, когда я должен был возмутиться. И заменить его. И больше не возвращать.

Ирина не спеша подняла трубку, набрала номер. В телефонной трубке забулькал какой-то голос. Ирина чуть ли не виновато улыбнулась.

– Может, покатаемся по городу? – спросила она. Ответ насторожил ее. – Чем ты занят? – Быстро взглянула на брата, тут же отвела взгляд в сторону. – Нет, нет… Зачем же?

Словно испугавшись, она бросила трубку.

– Минин отводит душу в коньяке? – спросил Савельев, усмехаясь и презрительно, и тревожно. – Это за ним теперь водится. Иногда я покрываю его слабости. И, между прочим, из-за тебя покрываю.

Он хотел было полюбопытствовать, куда сестра собирается на ночь глядя, но, поскольку знал ответ, промолчал. Ирина накинула на плечи шерстяную кофту.

Вечерний туман вползал с улицы в подъезд, и подъезд был погружен в сумрак, в глухоту. По улице же плыл гонимый ветром сырой туман.

Ирина, сразу озябнув, поправила кофту на плечах.

Соседний подъезд – такой же сумрачный. Дверь на втором этаже ей открыл Минин.

Еще из прихожей Ирина увидела в комнате на журнальном столике начатую бутылку коньяка: красивая этикетка сверкала. Валялись, поблескивая, на том столике фотокарточки. Со стены на нее смотрела она сама.

– Зачем тебе это? – Ирина кивнула головой в сторону журнального столика.

Минин не ответил, опустился в кресло.

– Зачем это? – повторила Ирина.

Взгляд ее скользнул в сторону, туда, куда поглядывал Минин: со стены, с огромного фото смотрели на них бегущие, обнявшиеся после удачного завершения атаки, еще юный Минин и капитан «Звезды» Сергей Катков.

– Это? – насмешливо удивился Минин. – Мой первый гол в высшей лиге. Пас мне дал Серега. Что? Я сегодня повесил это фото. И никогда не сниму. Даже если потребуешь. Даже – если ты.

Словно прозрение – Ирина вдруг поняла, каково значение футбола в жизни этих людей: он сильнее всего и всех в их жизни, с ним бороться бессмысленно, эти люди ему не изменят, они могут изменять другим людям и даже себе, но футболу не изменят, они перенесут тяжкие муки и горькие унижения, но отдадут футболу все силы, лишь бы не расставаться с ним.

Открытие ошеломило ее, подчеркнув, что она лишняя среди этих людей, подчеркнув вздорность ее претензий, бесполезность переживаний за брата и за себя тоже.

Значит, дело вовсе не в братьях. Дело в том непостижимом, чем они живут, – и Сергей, и Савельев, и даже Минин. Но особенно – Сергей…

РАДОСТЬ ДЛЯ ВСЕХ

Болельщики хлынули навстречу выходившим из автобуса футболистам. Вовремя появились парни с красными повязками. Но куда скроешься от острого взгляда—болельщики все замечают и сразу делают выводы. Сегодня никто из почитателей «Звезды» не мог ошибиться: наконец-то в основном составе появится младший Катков.

Он вышел из автобуса одним из первых, и рядом, словно боясь отпустить хоть на шаг, друзья, с которыми он немало поиграл в юношеских командах. Алик Хитров успокаивал Свята, а сам был взбудоражен предстоящим дебютом друга:

– У меня тоже было – коленки дрожали. Ну, точно! Прошло, как только на поляну выскочил. Там некогда о себе думать. Нервы – в раздевалке, в сумке.

Он еще и встряхнул своей помятой, потертой сумкой.

Не умолкал и Витек Говоров, шедший за ними по пятам и каждую минуту поправлявший новый, с цветным портретом Круиффа галстук. Не в привычках Говорова молчать, когда можно заставить всех слушать именно его одного.

– Кто уверяет, что не волнуется – просто обманывает себя. Или рисуется перед публикой. Волнение – это нормально. Без него, Свят, нельзя.

– Нельзя, – согласился младший Катков.

Еще на базе, отдыхая в своей комнате, которую они занимали с прошлой осени, с того самого дня, как начали играть в «Звезде», Алик с Витьком больше говорили не о предстоящем матче – их занимал только Свят Катков.

До сих пор они не могли объяснить себе нелепого тренерского решения: в прошлом году, в середине второго круга их двоих пригласили в «Звезду» и направляясь на базу, оба рассчитывали встретить там Свята, но оказалось, что о нем тренер и речи не вел А ведь своей игрой в юношеской сборной на недавнем чемпионате Европы Свят не оставил сомнений ни у кого – он первым пробьется в основной состав, и не только «Звезды», а если захочет, то и любой другой команды высшей лиги. Однако в «Звезде» Свят появился лишь неделю назад.

Строгий распорядок футбольной жизни приучит мальчишек не обсуждать решения старших. Но тут был иной случай – они привыкли быть вместе, втроем, о них и в прессе писали только так, как пишут обычно о хоккейных тройках, и случай этот заставил их поглубже заглянуть в судьбу Свята.

Старший Катков, который закончил было играть прошлой осенью, но недавно, в трудный для «Звезды» час, вернулся в команду, вероятно, имел основания держать младшего брата подальше от «Звезды» или, точнее, от ее тренера Савельева. Но Хитрова с Говоровым меньше всего интересовали эти основания: кроме всего прочего, отсутствие Свята лишало их собственную игру того блеска, без которого она становилась заурядной.

Словом, теперь нужно всеми силами поддержать Свята. Старший брат, конечно, мощная опора, но они – разве они слабее? Однако как раз этому-то, умению поддержать, никто их еще не научил. Потому и выходило все нескладно…

А сам Свят был полон сил, уверен в победе – и своей, и команды. Победа же представлялась ему голом, который он забьет. Обязательно забьет. Должен забить. Его голы видели на многих стадионах в нашей стране, да и кое-где за рубежом. Но то было в юношеских командах, а сегодня он должен забить свой первый гол в высшей лиге, и его гол должен оказаться таким, о котором не забудут ни он сам, ни футбольные справочники А что забьет гол, Свят не сомневался Хотя бы один. Впрочем, брату – в порыве братской любви или в шутку – обещал три. Потому что старший брат в день своего дебюта забил именно три. Но как давно то было! Удивительно давно, а вот шестилетний тогда Свят запомнил те три гола так, что мог бы и сейчас, спустя двенадцать лет, без труда показать их, даже с закрытыми глазами. И брат знает об этом. Но и Свят знал, что брат помнил те голы все долгие годы, хотя сейчас счет голам Сергея перевалил за сотню – были и чемпионаты, и кубки, была и первая лига, и вот уже много лет высшая.

А гол Свята, который он обязан забить сегодня, Сергей запомнит непременно, сомнений нет – то будет самый дорогой для старшего Каткова гол…

– Свят, – Говоров схватил друга за рукав, – смотри – порядок! Видишь, телекамеры готовят? Знаешь, для чего? Чтоб футбольная история…

Его перебил Хитров:

– Свят, не слушай Витька! У него ж своя подготовка к игре – болтать и болтать. О чем угодно и с кем угодно. А нам с тобой рекомендуют сосредоточение.

Хитров толкнул массивную дверь, пропуская. Свята, но Говорова оставил за своей спиной.

С потолка по подтрибунному холлу разливался синеватый свет, делавший всех неестественными, какими-то игрушечными.

Вечером, уже после матча, возбужденный Говоров, забросив чистенькую новенькую сумку, крикнет в столовую:

– Опять без меня? В благородных домах все ужинают вместе. Это признак хорошего тона.

Сестра съязвит со своего места:

– Ах, простите! Гран пардон. Но в лучших домах моют руки прежде, чем садятся за стол.

– Ладно, вымою. Так и быть. Сегодня можно, – пробурчит Говоров. – Всегда так – лучший день испортят.

– У тебя в году лучших дней – сто, не меньше, – заметит мать, опуская украшенную желтыми вензелями салфетку на белоснежную скатерть.

– Нет, – поспешит возразить сын, – такого дня еще никогда не было.

– Между прочим, – вмешается отец, и скучный его голос проскрипит, – ты и в прошлый свой визит утверждал это же.

– О, какая свежая память у твоей ЭВМ! Вот только не дано знать профессорам по чугунному делу, что жизнь подчиняется законам диалектики. Движение, профессор, движение! Тезис – антитезис – синтез.

Говоров кивнет обиженному отцу и отправится мыть руки.

«Им – не понять. Не понять того, что произошло сегодня. Но надо же их заставить уважать мои чувства?

Они думают, что футбол мой – блажь. Не худшая. Потому что, и не понять им почему, полсвета сходит с ума по футболу. Но все-таки блажь. И не понять им почему сегодня такой фантастически радостный день. Снова нас – трое. И теперь уже на всю жизнь. Нас трое. Вы думаете этого мало? Да поймите же, это – целый мир!»

– А что же такое мирового значения стряслось? – опять подаст голос неуступчивая сестра.

Сколько ребят влюблены в нее, а она… нет, она была замечательной сестрой, пока не выиграла первенство страны по прыжкам в воду. Говорят, что не зазналась, но даже Алик Хитров не смеет и слова ей сказать – ни о чем. «Подожди, найдется парень и на твой характер – встревожит тебе душу… А ведь и Свят не встревожил…»

– Так вот, чемпионка, Свят забил три гола! Мы вообще-то забили четыре. Один – Алик. Но – Свят! Это надо было видеть. Называется «хет-трик».

– Это очень важно? – спросит мать.

– О, мама! Это важно, представь, не только для нас, победителей. Для тех, кто все видел, – это тоже сейчас самое важное на свете. Значит, важно в мировом масштабе. Как в чугунном деле – не знаю, а в футболе – важно.

– Опять ты все о футболе, – огорчится мать.

Что-то попытается вставить отец, но сестра вдруг поддержит брата:

– Я рада за Свята – можешь ему передать. А вообще-то, ты хоть знаешь, что когда вы вместе… все трое… то смотрят не на тебя… не на Алика, хотя он-то поинтереснее тебя, а на Свята?

Говоров нисколько не обидится:

– Представь себе – знаю!

– Куда ты спешишь? – возмутится мать, глядя, как сын глотает все подряд.

Ей не понять его, но он понимает ее прекрасно. Какой матери не хочется видеть сына хотя бы кандидатом наук? Он и школу-то закончил с золотой медалью не для себя, а для них – для отца с матерью. Футбол был запрещен. «Если не снимете запрет – школу брошу».

Бросил бы точно, характер есть. Сошлись на компромиссе: они ему – футбол, он им – четверки и пятерки, даже больше он сделал для них – золотую медаль. Матери и подарил ее. А они до сих пор в обиде…

– Он опять убегает из дому? – спросит отец, вскидывая густые черные брови, сверкавшие под седой шевелюрой. – Когда он в последний раз книгу брал в руки? ..

– На проспект, – отчеканит сын. – Меня там ждут. Кстати, отец, загляни в мою сумку – там такой роман! Но только на пару дней могу уступить.

– Тебе-то что на проспекте? – рассмеется сестра. – Ты-то голов не забивал!

– Я защитник – мое дело держать своего. А голы… Ах, какие это были голы! Вам никогда не понять. Не дано.

Он отодвинет тарелку. Звякнет стакан. И едва не прольется желтый апельсиновый сок.

Вечером, уже после матча, успокоившийся Хитров, забросив в угол тесной прихожей свою потрепанную адидасовскую сумку, тщательно вымыв руки и заглянув в зеркало, бесшумно пройдет на кухню и сядет к столу. Он знает, что отец непременно зайдет следом и сразу спросит: «Как играли?» – хотя сам не пропускает ни одного матча «Звезды» и не отрывает взгляда от ловкой фигурки сына, мелькающей на зелени поля.

– Хорошо, папа. Толково получилось. Я так переживал за Свята. Да мы все переживали. Если б не все – он бы и одного не забил. А так, сам же видел, три. Мне бы перекусить чего, мама. Немного, – предупредит Алик. – Матчем сыт, правда, ма…

«Какие они у меня славные…» Футбол – так футбол. Только будь человеком. Отец так и поставил: «Поймаю на нечестности, на корысти – живи сам, как хочешь, дорогу в родной дом позабудь. Одно условие – быть честным человеком. И в жизни и в работе своей. И в футболе – особенно. А славе твоей, сын, я только завидую. Мне кичиться нечем, моей заслуги в твоей славе нет. Но будь честным». Так отец требует. Мать – тоже…

– Да, Свят – молодчага, – скажет отец, присаживаясь к столу напротив сына. – Забить три в первом матче – не каждому дано. Так ведь?

– Папа, мы же все работали на него. Не потому, что он лучше всех играет, а потому, что – первый матч. Тут тонкость есть одна. Спасибо, ма. С ним «Звезда» может заиграть по-другому, современнее. Мы ведь играли в футбол вчерашнего дня. А можем – интереснее. Да, да.

– А ты? – вдруг подаст голос младшая сестренка. – Ты тоже забил?

– Ну, я-то случайно. Мог и не попасть – далековато было. А голы Свята готовили все. Потому что для всех важно, чтобы он поверил в себя. Хватило бы и одного для этого. Но хорошо, что три. Да нет, я не хочу больше, спасибо. Компот выпью.

– Куда ты на ночь глядя? – взмолится мать.

– Но еще только девять!

– Опять на проспект? – спросит отец.

– Конечно. Знаешь, как нас там ждут? Может, Сергей отпустит Свята. Грозился не пустить. Но он отходчивый. Он же понимает, как там Свята ждут.

– А тебя? – спросит братишка, прижавшись лбом к спине Алика.

– Да и меня тоже.

– Ты хоть знаешь, – смущаясь, будто сам в чем-то виноват, решится отец, – что болельщики после всех этих поражений говорили про вас? У нас, к примеру, в цехе вчера еще говорили.

– Не важно, папа, – поспешит успокоить сын. – Сегодня – уже не важно. Все заговорят по-другому. Вот увидишь. Точно. Обещаю тебе. И вашим горновым в цехе – тоже. Как тебе. Я ж представляю, каково: смотришь, как чугун идет, а думаешь, что сын у тебя… и друзья у него… что не совестно нам перед вами. Знаю, тебе стыдно во дворе появляться… Конечно, все вы переживали, что мы валились. Но вот увидишь: мы как попрем сейчас, все рты раскроют от удивления. Я пошел. Да я скоро. Ну, чего вы? Не волнуйтесь. Разве я маленький? Ну, ладно, маленький. Так я пошел?

– Иди, – устало скажет отец. – Тебя ж там ждут. Это хорошо, что ты без них жить не можешь. Витек-то когда заглянет? Да и Свят запропастился. Молодцы, что вы его… молодцы… Ну, иди, ладно…

Но прежде, чем Витек и Алик поспели домой к ужину, были еще полчаса после матча. Были и томительные минуты перед матчем. Ни Хитров, ни Говоров, ни любой другой из футболистов «Звезды» потом не вспомнят, как они готовились к матчу, кто и что говорил, кто и как разминался. Все было обычным и повторялось перед каждой игрой.

Сергей только запомнит, как готовился Свят, и будет думать что младший никого и ничего вокруг не замечал.

Но Свят – по прошествии многих лет – расскажет мне все до мельчайших подробностей: и о чем говорил тренер, и о чем болтали друзья.

Расскажет, что лампочка как раз над его креслом не горела – давно перегорела, потому и было свободным это кресло. Расскажет, что в душевой один кран был закрыт неплотно и все время журчала там вода. Звонок, который вызвал их из раздевалки на поле, почему-то прерывался, дребезжал, будто звал всех охрипшим голосом. И таким же охрипшим от волнения был Савельев, когда вносил поправки в план, узнав состав соперников…

После матча в переполненной и необычно притихшей раздевалке все поглядывали, не находя пока слов, на младшего Каткова.

Святослав не спешил сбросить с себя промокшую футболку. Искоса бросая взгляд на бесстрастного брата, он ждал какой-нибудь невинной шутки, которая не только разрядила бы напряжение, смущавшее его, свела бы все к обыденности, но и уравняла бы всех. Ведь он, Свят, не считал победу «Звезды» своей лишь победой – он трудился, как и все остальные, и, по его искреннему убеждению, победу честно заслужили все.

Брат понял его состояние, потому и пришел на выручку:

– Ну что ж премьер, собирайся – время позднее. Сегодня проспект обойдется без тебя. Ты же знаешь: футбольные премьеры режимят. Придется проспект потерпеть до завтра.

Для юношеской непосредственности Свята вполне хватило такой простенькой поддержки:

– А завтра ты скажешь, что после парной надо сидеть дома и готовиться к экзаменам в институт.

– Верно. А как же иначе?

Вдруг подошел Савельев. Холодная рука тренера скользнула по голове юноши. Все ждали и его слова, но Савельев, словно испугавшись своей же смелости, не только подавил в себе похвалу Святу, но и поспешно отдернул руку.

– Завтра утром, – объявил он, – всем в мединститут.

– Опять? – недовольно проворчал Говоров. – Так и не женишься никогда.

Савельев сделал вид, что не слышит Говорова:

– В кабинет функциональной диагностики. Быть всем. Никаких именин у тещи.

– А у кого тещи нет – так и не будет, – продолжал дурачиться Витек.

– Всем понятно?

Непробиваемость тренера заставила Говорова замолчать.

– Ладно, потерплю, – сказал Свят, и все снова повернулись к нему.

Не вышли со всеми на площадь только Катковы. Из опустевшей раздевалки они направились к тому выходу, который соединял холл с ложей прессы.

Перед ними лежал еще освещенный, но уже затихший стадион.

– Знаешь, почему ты забил три гола?– спросил Сергей.

Святослав встрепенулся, все воспоминания вмиг покинули его.

– Потому что, – спокойно продолжал Сергей, – первый гол с таким же успехом, если не красивее, мог забить Минин. Вспомни. Я мог ему отдать мяч, но отдал тебе. Кстати, вопреки закону нашей игры. Другой тренер, не Савельев, всыпал бы мне за такую вольность.

Святослав согласно кивнул головой.

– Третий гол – мог и я сам, – безжалостно продолжал Сергей. – Вспомни. Ворота уже пустые, а я отдал тебе. Между прочим, ты мог и промазать. Не попади мяч в перекладину и от нее… Не так разве?

– Ясно, – поспешил ответить Святослав. – Спасибо тебе. Все понял.

– Конечно, соперник был – вроде вчерашней «Звезды», но… А второй гол…

Один за другим гасли светильники, стадион – сектор за сектором – погружался в туманную темноту.

– Да, знаю. Второй я и по воротам не бил, хотел пас отдать, а мяч угодил в сетку. Так что гол этот из ничего возник. – И все же Святослав не был огорчен. – Ты знаешь, сколько лет я ждал этого дня. С того дня, Сережа, как ты впервые вышел на игру в основном составе «Звезды».

Освещенным остался лишь тот сектор, где маячили фигурки братьев Катковых. Но и его скоро поглотила темнота.

Утром я покидал этот город и потому не отказал себе в последнем удовольствии: я должен снова, пусть лишь в воображении, пережить все, раз все так верят в Свята, раз мне в этой командировке выпало редчайшее везение – видеть, как вспыхнула будущая «звезда». К тому же возбуждение – после того, как отчет о матче, сочиняя его на ходу, я в трубку буквально прокричал – пройдет не скоро. Да и спешить некуда: Савельев в гостиницу заглянет позднее.

Один за другим гасли прожекторы. Под ногой хрустнул стаканчик из-под мороженого. Ветерок перегонял обрывки газет.

И тут вдалеке, на площадке у выхода возникли две фигуры. Этих двоих стоило догнать.

– Поздравляю, – искренне приветствовал я братьев Катковых. – А тебе, Святослав, приветы из Москвы. Я уже передал отчет. Там его прочитали. Да еще заставили про твои голы рассказать подробнее.

Смущение Свята не ускользнуло от меня.

– Спасибо, – он взглянул на брата, может быть, виновато, хотя не могу ручаться, но продолжал он как ни в чем не бывало: – Значит, в Москве уже знают. Как быстро. А я будто и сам еще не знаю. Поверю, когда в газете прочту.

– Интересно, как с западной трибуны показались эти голы?– спросил старший Катков.

Я невольно взглянул на Свята и понял, что Сергей все ему уже объяснил. Пожалуй, он совершал ошибку, привлекая к обсуждению еще и меня.

– Голы как голы, – ответил я. – Хорошие. Мне особенно понравился гол Хитрова и его же удар в штангу. Хавбек с потрясающим диапазоном.

Лицо Свята все объяснило: он доволен, что я ушел от обсуждения его голов. Они ему дороги, даже если он знает истину. Но суть-то в том, что хоть Сергей и подготовил их, голы-то нужно еще забить, а для этого требовалось мастерство. Так что основания для самоуважения у Свята были.

– Когда вы уезжаете? – спросил он.

– Завтра, – охотно объяснил я. – Сегодня – последний разговор с вашим тренером, а завтра – домой

– Жаль, – пожав плечами, сказал Свят

В ответ на мой удивленный взгляд он одарил меня доброй улыбкой и раскрыл свой нехитрый замысел:

– Завтра бы на пляж. Вы на пляже были?

– Можно считать, что и не был.

– А я бы на вашем месте там и ночевал. Ничего не знаю лучше пляжа.

– А футбол? – невольно вырвалось у меня

– А вы знаете, какой у нас на пляже футбол? Почище Копакабаны.

– Свят, – остановил старший брат младшего – Ты ведь любишь пляж больше всего на свете потому что ты там – персона номер один. Когда ты в футболе станешь персоной номер один, ты будешь говорить, что любишь футбол больше всего на свете.