Текст книги "В час по Гринвичу"
Автор книги: Валерий Денисов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 8 страниц)
Битый час рыскали, как ищейки, – контрабанду выискивали. Знаешь, Семен, высмотрел я на катере знакомую рожу. Только где ее видел – ума не приложу. Ну да бог-с ней! Любопытно другое. Одновременно с катером к противоположному нашему борту причалили "юли-юли", такие маленькие одновесельные шаланды. С них корейцы продавали апельсины, груши, яблоки (и это когда в Питере зима лютует!). Смешно обмен производился. Пассажиры на веревке спускали в шаланду корзину, в ней деньги. Корейцы забирали монету, грузили фрукты. Ну, теперь тяни не зевай! Ползет корзина, как ведро из колодца. Интересно!
И вот еще о чем хочу рассказать. Ты же в порту работаешь. Послушай как специалист. Смотрели мы на стоящий под разгрузкой корабль. Удивились костюмам грузчиков: одеты во все белое, на голове вязаная шапка, как у наших лыжников. Поверх платья надета накидка синего цвета, расписанная иероглифами на спине. На руках грузчиков перчатки, ноги в резиновых полуботинках. Одним словом, цивилизация! Однако изысканные костюмы не мешали докерам быстро справляться с работой. Захватывая железными крючками с деревянной ручкой тюки, они ловко перебрасывали их в сетку подъемника. Вроде бы все здорово: и одеты гладко, и орудуют ловко, но с грустью трудятся. Как рабы. Все время покачиваются в такт и напевают: "Ара-цини, цини ара-цини, ара-цини, цини" и т. д.
Мы долго вслушивались в однообразный мотив, в странное сочетание унылых, цокающих звуков. И нам тоже становилось грустно. А ведь Новый год! Праздник как-никак! Илюха – это один из наших – сбегал за бутылкой сельтерской. Хватили по стаканчику. Какой-то он будет для нас этот год? Как бы там ни было, вернусь со славой.
С физкультприветом. Твой друг Жора.
P. S. В китайском Циндао у причала заметил того, что был в японском катере. Узнал. Помнишь, я рассказывал о бежавшем из-под конвоя белогвардейце? Он. И чего это шмыгает под ногами?
ЧУЖИЕ В ТОЛПЕ
Илья достал из сумки напильник и направился к трапу.
– Ты куда? – спросил Саша.
– За Бромберга ответил Жорж:
– Так сказать, спешит очередную зарубку сделать на раме велосипеда. По числу дней. Летописец! Только вот последние насечки нужно исполнять в виде якоря, чтобы отличить морские дни от обычных. А их одиннадцать набежало.
– Вот именно – одиннадцать, – подтвердил Илья. Он поднял над головой напильник и застучал рваными ботинками по железным ступенькам.
Вернулся Бромберг неожиданно быстро. Сунул в кубрик свою зеленую от морской болезни физиономию и закричал:
– Свистать всех наверх! Незабываемый момент, не виданное зрелище: флагман Дальневосточного флота входит в устье реки Янцзы. Прибываем в порт назначения!
Ребята сорвались с места. Обгоняя друг друга, кинулись к трапу. Все живое, что ютилось на "Ноевом ковчеге", как в шутку окрестили судно студенты, выползло в эти минуты на палубу. Пароходишко робко, словно опасаясь своей дерзости, направился навстречу водам великой китайской реки. Ему было отчего робеть: рядом тем же фарватером двигались огромные пассажирские лайнеры, не корабли, а плавучие города; сзади и спереди нещадно дымили мощные транспорты, беспрерывно гудели работяги буксиры.
А по всей акватории реки, пересекая курс морских колоссов, нахально шмыгали под самым их носом стаи джонок – маленьких, проворных, похожих на ершей. Тьма-тьмущая этих подвижных, невесомых лодочек! Чем ближе к городу, тем их все больше и больше.
– Ну прямо сплав леса на реке Каме, – произнес стоящий рядом с велосипедистами коренастый техник из Доброфлота, с которым наши герои успели подружиться. – С той лишь разницей, – продолжал он, – что там под киль или винт бревно, бывает, попадет, а тут людей утопить можно...
Пароходы то и дело вязли в косяках лодок, стопорили машины, и тогда, как рев раздраженного слона, раздавался над водой могучий трубный гул.
В густом темном тумане приближался Шанхай. Пока маневрировали среди джонок, стало темнеть. Но в заходящих лучах солнца еще более величественными казались громадные дома, парадом выстроившиеся по набережным.
– Скорей бы на берег, – с какой-то удивительной тоской произнес Жорж.
– А куда мы подадимся на ночь-то глядя? – уныло перебил его Илья.
– Это никого не интересует, – вмешался в разговор техник. – Здесь порядок строгий: прибыли к месту назначения – и будьте любезны, с приветом.
Заскрипели якорные цепи. Над палубой разнесся хриплый голос боцмана:
– А ну, пошевеливайся!
Ребята сбегали за своим нехитрым скарбом, расцеловались с матросами, освободили от веревок велосипеды и приткнулись в хвост очереди, выстроившейся у сходен.
Над кофейными водами реки грохотали лебедки, лязгали краны, стучали машины, но все это покрывалось жуткими хриплыми стонами: "Ой-хе, хей-хо..." Это кули в заплатанных отрепьях сгибались под тяжестью ящиков.
Жорж толкнул Сашу в бок:
– Это тебе не цивилизованные докеры в Корее...
– М-да... – неопределенно промычал Королев.
Не люди стояли внизу на причале, а живые скелеты. Ввалившиеся щеки, четко обозначенные скулы, провалившиеся глаза... Вот трое грузчиков впряглись в огромную телегу, напоминающую платформу, и потянули груз весом по крайней мере в тонну.
Ошеломленный Александр остановился посредине трапа. Но резкий толчок в спину заставил его вспомнить, что он загораживает проход. Это торопил Илья. "Иначе потеряем техника, а он обещал помочь с ночлегом". Но доброфлотовца они так и не догнали.
Едва студенты ступили на причал, как плотным кольцом их окружили рикши. Они были такой же неотъемлемой частью этого колонизированного города, как и кули. Каждый день у трапов для пассажиров кают высшего класса выстраивались "рысаки". Люди с высокими, крепкими фигурами, с железными мускулами ног и с прекрасными лакированными колясками на мягких шинах.
Для пассажиров поскромнее существовали "тяжеловесы" – так иронически называли стариков с распухшими от ревматизма ногами. Ревматизм – удел рикш: разгоряченные после езды, они часами просиживают на холодном ветру, а это даром не проходит.
"Тяжеловозы" не стоят, горделиво поигрывая мускулами. Они набрасываются на вас, как рой пчел на сладкое. Они готовы за гроши везти вас хоть на край света. Ребята видели, какими умоляющими, глазами смотрели рикши на пассажиров и просили о величайшем унижении человеческого достоинства, как о высочайшей милости.
– Пойдемте скорей отсюда, – предложил Королев. От первых портовых впечатлений его уже мутило.
В Шанхае тех лет причудливо смешался Старый и Новый Свет и Дальний Восток. На берегах Янцзы, по сути дела, выросло несколько городов, самостоятельных и обособленных: международный сеттльмент, старый китайский город, французская концессия и фабричный район. Каждый жил по своим законам, каждый управлялся своим муниципалитетом.
Путь наших героев лежал в сеттльмент – район архитектурной мешанины, сутолоки, крикливой рекламы. Здесь царствовала роскошь: превосходные набережные, банки-дворцы, величественные полицейские-индусы в красных чалмах, оживление на главной улице Нанкин-Род, фешенебельные отели, небоскребы университетов, подстриженные деревья и гладко "выбритые" газоны английских парков, куда запрещали вход китайцам и собакам.
После погруженной в таежный мрак Сибири Шанхай казался студентам царством света. Все кругом искрилось, сверкало, источало необыкновенное свечение. Самые фантастические краски языками пламени плясали на стенах домов, сплетались в кольца, спирали и уносились к небу феерическим огненным столбом. А у его подножия бесновались, клокотали уличные потоки. Гудели авто, ревели мотоциклы, звонили велосипеды.
Перейти на другую сторону улицы представлялось путешественникам величайшим подвигом. Они долго выбирали момент, чтобы броситься в эту лавину себе подобных и машин. И когда такой момент представился, они, уцепившись за велосипеды, гуськом торопливо перебежали улицу. А стоило ли, собственно говоря, перебегать ее? Эта разумная мысль первому пришла Илье. Он оттащил друзей к какому-то зданию, под покров темного подъезда, и здесь, впервые отдышавшись, произнес:
– Может быть, нам следует все-таки расспросить кого-нибудь, как пройти, пардон, как проехать к консульству?
– Попробуй, – хмыкнул Плющ. – Хотел бы я видеть, кто это поймет тебя в этом вавилоне.
– Попытка не пытка, – отпарировал Илья и тут же уцепился за рукав прилично одетого китайца. – Послушайте, любезный, вы, вероятно, знаете, как...
Не дав Бромбергу договорить, китаец, заслышав русскую речь, выдернул руку и презрительно фыркнул. Не удалась попытка Ильи переговорить и с каким-то европейцем: едва узнав, что имеет дело с советским, тот бросился прочь. Выручил какой-то чумазый кули, случайно остановившийся возле друзей. С грехом пополам он объяснил жестами, в какую сторону им двигаться. Из всего сказанного китайцем ребята уяснили одно: консульство расположено недалеко от отеля "Астор-Хауз", а тот в Шанхае знают все. Так и пустились они в путь по городским лабиринтам, воспользовавшись, как сказочным клубком, названием фешенебельной гостиницы. А ведь выручил этот клубочек, довел-таки до цели! И потребовалось на это не так уж много времени, что-то около часа.
Правда, за этот час произошли события, изрядно испортившие настроение велосипедистам. На одной из улиц они остановились, чтобы пропустить странную процессию, вышедшую из ворот дома. Впереди шли музыканты в белых балахонах, с белыми султанами на головах. Звенели литавры, пищали флейты, гремел барабан. В такт музыке над процессией неуклюже покачивались какие-то куклы и страшные маски в обрамлении пестрых венков из бумажных цветов. За всем этим медленно двигалась большая повозка с продолговатым ящиком.
Ребята заинтересовались, что бы это могло быть, остановились и в тот же миг отчетливо услышали:
– Видите, как знатных китайцев провожают на тот свет? Ну, а вас скоро без музыки хоронить будут, как собак.
Проговоривший это на чистом русском языке человек быстро шмыгнул в толпу. Не успели пройти и сотню шагов – новое происшествие. На них чуть было не наскочил высокий, мускулистый рикша. Не рассчитав разбега, он неожиданно осадил коляску так, что при этом седок наверняка почувствовал легкий толчок. И ведь почувствовал, подлец. Европеец медленно сошел с коляски и, ни слова не говоря, хладнокровно стал избивать китайца тростью. Отбросив велосипед, Королев поспешил было на помощь рикше. Но Илья остановил его – не нужно осложнений, терпи, дружок, ты не в Москве. Вон, кстати, и полицейский спешит, разберется.
Тот действительно "помог": добавил пару увесистых тумаков бедняге. А затем содрал номер с коляски и подобострастно уставился на господина, вымаливая подачку.
– Не слишком ли много на один вечер сильных ощущений? – пробубнил Жорж.
– Много, – согласился Илья, – но мы, кажется, до консульства добрались...
Но рано ребята решили перевернуть первую страницу своей шанхайской эпопеи. Сутки для них определенно растягивались. У входа сияющего чистотой здания с красным флагом путешественников встретил страж порядка – огромный индус в декоративной чалме. Он стоял как изваяние. Он был великолепен. Этакий цирковой факир с черной завитой бородой, с такими же черными зрачками на фоне неестественной синевы белков. Он был необычайно суров и величествен. Ни слова в ответ на расспросы, лишь легкие кивки в сторону часов и девять поднятых вверх пальцев. Показал, скрестил руки на груди и окаменел.
Ребята поняли: консульство откроется лишь завтра в девять. И никто-то их здесь не ждет. Но ведь должно же произойти что-нибудь хорошее в этом городе, не одни же неудачи будут их преследовать! Конечно, нет. Вот вышел из переулка маленький крепкий веселый человек. Он увидел их, сиротливо стоящих у парадного подъезда, и спешит к ним.
– Ну, горе-путешественники, что носы повесили? Бодрее смотрите на жизнь, все в этом мире не так уж и плохо!
Обрадовались ребята встрече несказанно: техник из Доброфлота. Вот кстати!
– Вело ваши мы пристроим в нашей конторе. Развяжете, так сказать, руки. Ну, а ночевать негде. Не взыщите: сам устраиваюсь у знакомого. Да, собственно, зачем вам спать? Шанхай и ночью бодрствует. Смотрите, ходите, впитывайте впечатления...
Без машин шагать стало легче. Можно сходить на набережную Банд. Столько о ней говорили моряки!
Находились, намаялись. Уже и фонари гаснуть стали. Город осматривать, безусловно, интересно, но усталость берет свое. Самое время прикорнуть где-нибудь. Остановились возле городского сада, взглянули на ворота и поняли друг друга без слов. Бегом по усыпанной песком дорожке, вглубь, в свежую зелень кустов. Вот и тенистая беседка. Пуста, лампочка тусклая под самой крышей. Обрадовались ребята, бухнулись на скамейки. Но недолго длилось их блаженство. Чуть задремали – у беседки шаги. Секундой позже в беседку просунулась голова в чалме. Полицейский вежливо, но непреклонно попросил удалиться. Прощайте мечты о крепкой сне на свежем воздухе! Но не в характере путешественников пасовать перед неудачами. Нужен обходный маневр. Страж порядка щелкнул ключом на замке входных ворот и, заложив руки за спину, пошел своим маршрутом. А москвичи, подобрав полы своих рваных плащей, стремглав побежали в противоположную сторону. Обогнули сад, перелезли через, забор и снова к беседке. Вот они, заветные скамейки! Тепленькие еще... Спать, спать, спать...
Но... Вновь в тусклом свете лампочки появилась голова полицейского. Все повторилось, как и раньше. Подчеркнутая вежливость и непоколебимость, унылый марш к входным воротам, демонстративный поворот ключа.
– Комедия окончена, – произнес Королев. – Думается, нет смысла вступать в конфликт с местными властями. Кто против?
Таких не было. Вобрав голову в плечи и сунув руки в карманы, трое отправились бродить по городу. До утра.
КРЫША НАД ГОЛОВОЙ
А в мире за прошедшие сутки ничего особенного не случилось. Появление трех чужестранцев в многомиллионном Шанхае никак не сказалось на четком ритме городской жизни. Все здесь шло по раз заведенным добротным часам. Едва погас вечер, как пришло утро. Появилось оно вместе с первыми нищими, родилось под дрожащие звуки бубнов – неизменных спутников этих китайских отверженных. Заковыляли нищие к излюбленным перекресткам, на свои откупленные у полиции места. Резкими, бьющими по нервам звуками возвестили о наступлении трудового дня и веселые "инструментальщики"– так звали в те времена местных ремесленников. Зазывали мастера. Били методично в дырявые тазы, звенели звонками, громыхали погремушками, под деревянный треск которых вышли на сонные тротуары "живые кухни"– небрежно одетые парни в широкополых соломенных шляпах. Идут вприпрыжку с коромыслом на плечах. Один его конец оттягивает жаровня, на другом – вареный рис, лепешки на бобовом масле пища! Появились "живые кухни" – жди рабочих, для них – копеечные завтраки.
Рабочий люд проходит по улицам быстро, не задерживаясь. Только что по тротуарам дробно стучали миллионы ног, и вот нет никого. Рассосал город серую молчаливую массу и тут же выплеснул на улицы смердящие бензином и газами потоки. Ожили автомобили, побежали трамваи. Заспешили в конторы чиновники в строгих английских костюмах и цветастых рубашках нараспашку.
Сергей Нилыч избегал городской транспорт: берег одежду, да и о здоровье заботился. Лучше всякой физзарядки, считал он, часовая ходьба от дома к месту службы. Когда еще в сутолоке Дня удастся вырваться на улицу... Никитин, плотно зажав под мышкой объемистую папку, приближался к зданию консульства.
На часах, как всегда, без четверти девять. Точность, по мнению Нилыча, главное достоинство делового человека. Поворот головы налево, на площадь приехал ли автомобиль консула. Нет. Значит, все в порядке. Поворот направо не обгоняет ли кто из сослуживцев. Тоже никого. Хорошо. И вдруг взгляд специалиста по торговым делам споткнулся о фигуры, скорчившиеся на тротуаре. В черных, омытых росой плащах, нахохлившиеся, они казались мрачными грифами из какой-то африканской киноленты. Догадка моментально пронзила мозг: "Наши путешественники". И тут же злорадная мысль: "Проворонил все-таки, бюрократ проклятый, не встретил. Ну быть сегодня буре..."
Никитин поспешил к сидящим. Дотронулся до плеча одного из них. Человек вздрогнул, вскинул заспанные глава с припухшими веками.
– А-а...
– Да вы не пугайтесь. Разрешите представиться. Никитин, работник Советского консульства.
– Наконец-то! – радостно произнес человек.
* * *
Консул слушал внимательно, не перебивая, чем сразу же завоевал симпатии спортсменов. Он лишь пристально смотрел на ребят, будто пытался проникнуть в самую глубь их истощенной, плоти. Взгляд его серых глаз был открытый, цепкий. В нем чувствовались сила и доброта одновременно. Лишь однажды полномочный представитель Советской власти в Шанхае позволил себе реплику. Это когда Королев вспомнил о неприятном инциденте на городской улице. Консул вдруг помрачнел и произнес тихо:
– Это еще цветочки. Вы скоро поймете, что в наше время ездить вокруг света – значит не только педали крутить. На ваших плечах огромная ответственность...
Затем все дружно смеялись над похождениями ребят в парке. Впрочем, как опять-таки заметил в заключение беседы консул, веселого тут мало. Он, погасив улыбку, строго посмотрел на секретаря:
– Как же так получилось, Петр Лукич? Почему гостей не встретили и не разместили где следует? Вы же не новичок в здешних местах, знаете, чем все это могло кончиться.
– Иван Степанович, я ведь и швейцара и полицейского предупреждал, пытался оправдаться секретарь.
– Никитин проверял. Ни швейцар, ни полицейский ничего не знали о возможном приезде путешественников. Как это понимать? – в спокойном голосе появлялась медь.
"Опять этот чистоплюй встрял", – зло подумал Лукич, но вслух произнес виновато:
– Запамятовал, видать, за делами.
– Это ни в коей мере не оправдывает вас. Что вы намерены сейчас предпринять? Как думаете исправить свою ошибку?
Никитин понял, что пришел его черед. Он неожиданно для всех встал с кресла и решительно шагнул к столу консула.
– А, собственно, исправлять ничего не надо, Иван Степанович. Я тут уже кое с кем созвонился и комнатенку заказал. В одном приличном доме. Думаю, гости останутся довольны.
Консул повернулся к секретарю:
– Учитесь, милейший, как надо работать.
А Никитин продолжал:
– Надеюсь, товарищам хватит дня для отдыха. Послезавтра же соберем деловых людей. Расскажете им о результатах пробега по Сибири, покажете наши замечательные машины. Правда... – Сергей Нилыч замялся.
– Ну, ну, смелее, – подбодрил его Иван Степанович.
– Приодеться не мешало бы героям. Сибирские рукавицы и эти... плащи вряд ли произведут нужное впечатление.
– Ну в этом мы помочь можем, а вот на большее, ребятки, не рассчитывайте: тощ наш консульский кошелек...
Королев постарался успокоить консула:
– Да мы вовсе и не думаем задерживаться в Шанхае. Так, недельку, пока деньги из Москвы не придут. А на семь дней двадцать золотых рублей, надеемся, хватит.
Иван Степанович опять обратился к Никитину:
– Сергей Нилыч, помогите им обменять деньги в Дальбанке...
– Обязательно помогу. И еще я хочу испросить вашего разрешения, чтобы поставить велосипеды гостей в одной из комнат консульства. Знаете ли, всякое бывает...
"Ну и хваткий человек, все предусмотрел", – подумал консул и дал свое "добро".
* * *
Никитин вручил спортсменам ключ и распрощался. Комната, вопреки его обещаниям, была далеко не роскошной: удивительно холодная, грязная и почти пустая – три железные кровати, стол да пара венских стульев. Но в тот момент на все это ребята не обратили никакого внимания: свой угол после стольких месяцев скитаний казался им верхом блаженства. Они бросились на кровати и заснули как убитые...
Илья открыл глаза, но так и не понял, проснулся ли. Все вокруг было погружено в чернильную темноту. "Вот это вздремнули! День-то прошел уже..." – подумал Бромберг.
До его ушей донесся слабый скрип дверных петель. Робкий лучик света прошмыгнул в комнату и родил чью-то тень.
– Кто там? – раздалось откуда-то справа. Илья узнал голос Саши и понял, что проснулся не он один. Из коридора хрипло по-русски ответили:
– Разрешите?
– Входите!
По тому, как незнакомец быстро отыскал выключатель, ребята предположили, что он не чужой здесь человек. Так и вышло.
– Митрофан Селезнев, сосед ваш.
Рослый рыжебородый мужик в засаленной косоворотке бесцеремонно пододвинул к себе стул, неуклюже сел на него и, не дав ребятам сказать даже слова, своим прокуренным голосом продолжил:
– Ну и орлы, ну и герои! На железных, фиговинах да через всю Россию-матушку. Вот ведь до чего додумались, светлые головушки!
"Откуда он все знает о нас?" – тревожно подумал Королев, но тут же успокоился: в газетах, наверное, вычитал.
А рыжий все больше распалялся:
– Видно, не сладко живется в Совдепии, коли на своих двоих решили оттедова драпануть. Ножки небось умаялись. Ну ничего, отойдут. Наших тута много собралось, подсобим. Жалеть не будете...
– Э, дядя, – Королев поднялся с кровати, – ты говори, говори, да не заговаривайся...
– А что ты с ним церемонишься? – Это Жорж подошел к Саше. – За рыжую бороду да в дверь...
– Потише, потише, милейшие! – мужик испуганно вскочил со стула. Маленькие глазки его забегали. – Я чего? Я ничего. Думаю, не от хорошей жизни тысячи верст на лесопедах люди, отмахали. Может, что не так сказал, так зачем же драться?..
– Давай, давай, двигай! – Плющ вытолкнул рыжебородого из комнаты и плотно закрыл дверь. Однако она тут же отворилась. Жорж поднял кулак, намереваясь проучить нахального Селезнева, но так и замер. В проеме стоял в покорной позе щуплый, низкорослый китаец.
– Тебе что? – удивленно спросил Плющ. Неожиданный пришелец ничего не ответил, лишь склонился в поклоне.
– Наверное, не понимаешь по-нашему, – догадался Плющ, – так ты жестами объясни.
Китаец что-то сказал по-своему. Минуты две они говорили, каждый на родном языке, и улыбались. Так всегда улыбаются люди, когда не понимают друг друга, и улыбка вместо слов означает доброжелательность.
Наконец Жора показал гостю рукой, – дескать, заходи, не стесняйся. Тот вошел и так же рукой повел кругом, указал на нехитрые предметы обстановки.
– О чем это он? – обратился Плющ за помощью к друзьям.
– Наверное, убирать у нас будет, – смекнул Илья. А китаец тем временем вытащил кошель, высыпал на стол деньги, отсчитал 80 сентов и показал на камин.
– Эх, головы дурные, – засмеялся Королев, – Так ведь он нам печь затопить предлагает! Валяй. Отсчитай, Илюша, ему сколько просит.
Через несколько минут в комнате уже весело трещал огонь. Но китаец на этом не успокоился. Вскоре он еще больше удивил наших друзей, принеся большой поднос с едой. Скинул салфетку и... глаза у ребят полезли на лоб: в огромной миске аппетитно поблескивал золотистым жирком самый настоящий русский борщ, пахнущий перцем и степными травами. Тут же в глиняных горшочках – духовое мясо. Хлеб ржаной, тонкими ломтиками.
– Вот это фокусник! Ай да китаец! – восхищенно воскликнул Жорж. – Но откуда российская снедь в Шанхае?
Чудеса объяснились несколько позже, этим же вечером. Едва путешественники отложили в стороны ложки, раздался стук в дверь, такой робкий, просительный.
– Войдите! – весело пригласили ребята хором.
В комнату шмыгнул высокий худощавый человек с продолговатым лицом, изрезанным глубокими морщинами.
– Залесский, Кузьма Тимофеевич...
– Опять русский, – не скрывая удивления, громко произнес Александр.
– Точно так-с. И удивляться тут нечему. Поселились вы, господа, незнакомец запнулся, – или вас, простите, товарищами звать надо? Но это и неважно. Одним словом, поселились вы в русском квартале. Тут русский дух, тут Русью пахнет! Так, кажется, у поэта. Так вот, заметил я недавно, как заходил сюда некто Селезнев, и счел своим долгом предупредить соотечественников: берегитесь этого человека.
– Да вы садитесь, – Илья любезно подставил гостю стул.
– Покорнейше благодарю. Только я на минуточку. Люди вы молодые, как бы в беду не попали.
– Не беспокойтесь, папаша, мы сразу раскусили, что за птица такая Селезнев, – сказал Плющ.
– И слава богу, коли заметили. Небось сулил горы золотые на земле китайской.
– До этого не дошло...
– Ну так еще услышите песни соловьиные. He верьте! Ни единому слову не верьте! Живем мы тут хуже собак, в фанзах. Столуемся в харчевнях за несколько коперов. Есть тут поблизости французский монастырь. Так подойдите к нему утром пораньше и увидите длинную очередь людей с жестянками из-под консервов. Все это наши, русские. – Голос Залесского задрожал. – Да что там очередь, жестянки! Жены бывших офицеров по вечерам открыто торгуют собой на набережной. И все чего-то копошатся, кулаками машут, грозят, родному отечеству. Надоело все, господа хорошие, до чертиков.
Эмигрант тяжело вздохнул, обвел ребят грустным взглядом.
– Вот Селезнев меня все время тянет в какие-то союзы. Спасения... Сохранения и еще бог знает какие... Суть их всех едина – воевать с Советами. А я устал от крови во как. Кровь-то, она никогда человека чище не делала. Будь то красная, будь то голубая. Раньше, может быть, и пошел в какой союз, с испуга. Теперь же стар становлюсь: смертью не испугаешь... А вы остерегайтесь Селезнева.
НАСТУПИТЬ БЕДЕ НА ГОРЛО
Слова Залесского оказались пророческими: рыжебородый не простил обиды. Утром, едва Жорж открыл дверь, чтобы сбегать умыться, к его ногам упал большой серый конверт.
– Вот те раз, уже нам почта, – удивился Плющ.
– Из Москвы, наверное? – спросил подошедший Королев.
– И может быть, там деньги? – высказал предположение Илья.
Пока Королев с Бромбергом строили догадки, Жорж вскрыл пакет и вынул из него маленький клочок бумаги. На нем печатными буквами жирным карандашом было выведено:
"Красной сволочи! Предлагаем вам в недельный срок выехать из Китая, иначе поплатитесь жизнью".
Подписи, естественно, не имелось.
– М-да... – только и протянул Плющ.
– Веселенькая история, – хмуро проговорил Королев. И лишь Илью не покинул обычный оптимизм.
– Недельный срок – так это же вечность! Мы столько ни за что не проживем в этом городе. Подумаешь, Одесса какая! Сходим на почту, возьмем деньги и до свидания, мальчишки...
– Илюха прав. – Королев взял из рук Плюща записку. – Порвем к черту эту бумажонку и пойдем скорее по делам. Из Шанхая выезжать надо. – Тут Саша вдруг спохватился, испугался, как бы эту последнюю фразу ребята не приняли за проявление трусости, и быстро добавил: – Не потому, что угрозы Селезнева или там еще кого страшны. Просто здорово мы вышли из графина. Жора! – В голосе Королева уже звучала привычная твердость и деловитость. – Отыщи сегодня какой-нибудь рабочий спортивный союз, сделай отметку и договорись о выступлении. Илья, твое дело – финансы. На почте должны быть переводы. Ну, а мой путь – в Американское консульство за визами.
* * *
Вежливый клерк с похожим на сабельный шрам пробором черных блестящих волос предложил сигарету.
– Спасибо, не курим.
– О! – Клерк кивнул понимающе. – Спортсмен! Хорошо!
Он долго сверлил прозрачными глазами бумаги, поданные Королевым. Но Саша мог побиться об заклад, что чиновник не читал ни строчки. Уже по первым фразам разговора он понял, что здесь, в консульстве, о них знают все. "И чего комедию ломает?.. Может, так принято у дипломатов? Ну что же, торопиться некуда, подождем". Стрелки часов бежали, а клерк все "изучал" документы. Королев заерзал на стуле. Резко зазвонил телефон. Чиновник быстро, словно ждал этого, схватил трубку.
– Ну вот, все ясно, господин Королеф... Саша перебил американца:
– Так, значит, можно ехать?
– Куда хотите, что больше по вкусу, только не в штаты; в визах вам отказано. Приятного вояжа.
Клерк так и застыл с обворожительной, актерской улыбкой, обнажившей два ряда декоративно-белых зубов...
Был четверг – не пятница, было десятое число – не тринадцатое. Черных кошек в квартале не сыщешь. И все-таки это был чертовски несчастливый день! Только Саша переступил порог квартиры, как столкнулся с Ильей.
– Понимаешь ли, Королев, – вот ведь как официально начал, – десять тысяч верст – не фунт изюма. И связь после войны, наверное, никак не раскачается.
Александр не выдержал:
– Не трави душу, Илья, обойдемся сегодня без дипломатии.
– А кто сказал, что это дипломатия? Просто я хочу сообщить: переводов на наше имя не поступало. Ты почему трясешься, у тебя жар? Нет? Ну и хорошо. Да бог с ними, с переводами! Голова на плечах, руки, ноги целы подзаработаем. Главное, визы у нас в порядке. Так я говорю?
– Все так, Илюша. Только визы нам не дали.
– Хорошее дело. Как же так? Мы такие шикарные планы нарисовали...
– На планах, видимо, придется поставить крест. Связали нам руки американцы, – Саша устало опустился на кровать.
– Это очень скверно, Саша. Что же скажем вашим в институте? Они так верили в нас...
– Что скажем, что скажем... Не мы визами занимаемся. Пусть у Наркоминдела спрашивают....
– Что за крики я слышу? – на пороге стоял Жорж. – Кричать – значит расходовать много энергии. А силы нам нужно беречь. Лишь на них надежда. Помощи от рабочих союзов ждать не приходится. По очень простой причине: нет таковых в благословенном Шанхае. Рикшам и кули, говорят, не до спорта. Так-то, орлы боевые.
Илья и Саша молча смотрели на товарища – вот и еще одна неудача.
Однако молчание длилось недолго. Королев понял, что необходимо подбодрить друзей.
– Союзов нет, говоришь? – он встал во весь рост. – А разве мы не ячейка союза советских студентов, вчерашних рабочих? Вот и будем на эту ячейку полагаться. В Америку не пускают? Да разве вокруг света только через нее можно ехать? Так ведь, Илья?
– Ты прав, как никогда, Саша. Я хочу еще добавить насчет финансов. Деньги за труд платятся, а кто сказал, что мы лентяи? Так что все проблемы разрешимы, командор.
– Вот именно. А сейчас пора в консульство. Никитин назначил на завтра встречу с буржуями местными, с газетчиками. Не мешает обговорить кое-что.
Последняя неудача поджидала ребят в консульстве. Никитин растерянно разводил руками:
– Ума не приложу, убейте меня, не пойму, в чем дело. Отказались господа коммерсанты от встречи! А ведь и час был точно обусловлен – в десять ноль-ноль по Гринвичу. И газеты прислали своих представителей на пресс-конференцию.
Оказавшийся рядом Петр Лукич пробубнил сердито:
– А что тут понимать? Бойкот. Не желают, значит, дело иметь с нами.
– Но ведь они же торгуют с Россией! Нет, тут что-то не так...
– Велосипедисты смотрели на Нилыча, слушали его и, право же, совсем не огорчались: интуитивно они чувствовали, что так и должно было случиться. Беда не приходит одна. Нужно лишь наступить беде на горло.