Текст книги "Месть Проклятых"

Автор книги: Валерий Иващенко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 18 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

Валерий Иващенко
Месть проклятых

Вместо пролога.

– Проснитесь, ваше сиятельство, умоляю!

Пожилой дворянин с ворчанием перевернулся на своём ложе на другой бок. Однако капитан не унимался – Заник за свои заслуги и верность сюзерену пользовался у его сиятельства немалыми, но вполне заслуженными привилегиями. А потому спокойно проигнорировал пожелание провалиться к дьяволу, равно как и раздражённо брошенный в его сторону ночной колпак. И в конце концов граф оказался вынужден привстать и, превозмогая последствия вчерашней пирушки, открыть красные с недосыпа и вполне понятных причин глаза.

– Вот же ж старый хрен! Чего тебе?

Наклонившийся над ложем и трясший его Заник так откровенно обрадовался, что выпрямился и облегчённо расправил крытые потёртой кольчугой плечи.

– Ваше сиятельство, там у ворот вашего замка нечто такое, на что вам стоит посмотреть своими глазами, послушать – и со всей внимательностью. Кажись, сведения о вашем Альфреде появились...

В полутёмной опочивальне воздух на миг застыл. Замерли золотистые пылинки, пляшущие в лучике пробившегося меж портьер утреннего солнца. Казалось, весь замок остановился в ожидании чего-то недоброго. И это спокойствие внезапно взорвалось – рука графа Эверарда змеёй метнулась вперёд, ухватила капитана стражи за кольчужный ворот и притянула ближе. А длань у его сиятельства всё так же тяжела, как и в молодости – не приведи боги попасться под неё в горячую пору.

– Повтори! – в глазах старого графа полыхнул такой огонь, что Заник от испуга передёрнулся.

– Ваше сиятельство, – севшим голосом, почти шёпотом доложил тот. – К воротам пришла лесная дева с человеческим младенцем – и рассказывает очень, очень занятные вещи...

Скрежещущий вой снова разнёсся по лесу, порождая ощущение безграничной злобы, паники и близкой смерти. Отголоски его ещё долго блуждали меж деревьев, отчего по верхушкам сосен в испуге метались рыже-серые белки, да птицы на лету роняли перья вместе с капельками помёта.

Осторожно подкравшись с подветренной стороны к источнику столь неприятных шумов, Альфред теперь хмуро смотрел на поляну, раздвинув ветви кустарника. Вместе со звериной вонью немытых тел в ноздри лез едкий, неприятный запах. Плохо, очень плохо! Если орочий шаман успеет сделать своё дело, здесь воцарится очередная Пустошь – словно выжженная беззвучным взрывом огромная проплешина, лишь через много лет зарастающая упрямой сорной травой. Так были потеряны побережье и долины, пустота зияет страшными обломками на месте славного града Ривернолла. И вот теперь грозное шаманство орков добралось и до родного Семигорья.

Альфред по рождению, как бы это помягче сказать... а-а, да ладно, чего уж теперь? В общем, хоть и не любят люди эти слова и почитают бранными, а всё же быть бастардом, ублюдком – не самое худшее, что есть на свете. Внебрачный сын графа Эверарда, прижитый тем от голубоглазой красавицы Анны, дочери садовника, отличался той крепостью тела, что свойственна людям трудолюбивым – и той живостью да возвышенностью духа, что отличает благородное сословие. Папаша не то, чтобы признал мальца, но взял в свой замок и вырастил из незаконнорожденного отпрыска крепкого воина. Так что давно прошли те времена, когда кто-либо осмеливался в лицо или даже за глаза назвать Альфреда нелицеприятным словом: ловкий и сильный двадцатилетний молодец живо воспитал к своим кулакам и мечу должное почтение.

Так и сошлись на витиеватом прозвище "боковая ветвь". Или "яблоневый цвет" – за те едва прикрытые ресницами жаркие взгляды, что якобы ненароком бросали на статного и пригожего голубоглазого парня девицы, а иной раз даже и их молодые мамаши. Порода, что тут скажешь!

Особых обязанностей у Альфреда сегодня не было, вот и отправился он побродить по осеннему лесу, густо растущему во владениях его светлости графа. Последние погожие деньки, когда уже не жарко, но ещё и не пришли унылые дожди – отчего-то парень особенно любил эту пору.

Добродился, Падший это всё побери! И теперь, словно лазутчик во вражьем стане, он смотрел на творящееся посреди небольшой тенистой полянки действо.

А посмотреть было на что. Пятеро орков неимоверной даже для их крепкой расы комплекции – все в кожаных безрукавках с пришитыми поверх наподобие чешуи костяными пластинами и с воронёными ятаганами в мускулистых лапах. Их уродливые головы беспокойно и подозрительно вертелись, осматриваясь и прислушиваясь окрест. Но в центре, под их прикрытием, тощий и, судя по свалявшемуся и порыжевшему на загривке меху, пожилой шаман глухо бил в бубен. Извиваясь всем телом и напевая заунывный тоскливый напев, он уже готов был опустить в булькающий над огнём котелок маленькую, недавно добытую человеческую голову.

Приглядевшись, Альфред мысленно помянул нечистого. Так вот куда два дня тому запропастилась дочурка бондаря из Зеленушек! Единственная златоволосая девчонка на всё графство – тут не признать было бы мудрено. А ведь ей прочили быть первой в деревне красавицей. Возможно, кто-нибудь из сыновей графа даже соизволил бы обратить на простушку внимание и обрюхатить, обеспечив семье безбедное будущее.

Стиснув зубы, бастард еле удержал в себе глухой стон – он уже знал, что сейчас обнажит меч и выскочит на поляну в безнадёжной попытке прервать обряд. Против пятерых орков в одиночку шансов у него маловато. Но если наплевать на оборону и попытаться первым же ударом достать шамана – Семигорье удастся спасти. Но это же значит, что самому Альфреду жить остаётся совсем мало – уж как орки умеют орудовать своими ятаганами, он знал не понаслышке...

А в это время маленькая, бестелесная лесная дриада буквально тряслась от ужаса. С поляны, где расположились страшные пришлецы, тянуло таким зловещим ядом, что Весини не выдержала. Лес и вся горная долина обречены – это она уже знала точно. И всё же стремилась удрать, содрогаясь в слепом ужасе. Выскочив на берег ручья, она на миг замерла.

Крики и звон клинков донёсся со стороны поляны, и Весини удивлённо всплеснула полупрозрачными руками – этот одинокий воин всё-таки решился! Нет, какие же молодцы эти человеки, ведь один против шести это верная погибель... И всё же, прислушиваясь к доносящимся сюда шуму и лязгу битвы, она сама не зная зачем замерла. Трясясь от страха и омерзения, дриада ждала невесть чего, каждый миг готовая унестись прочь – подальше. Хотя от камланья орковских шептунов не удрать и не скрыться, тошнотворный ужас оказывался сильнее.

И в это время призрачный серый туман, наплывающий со стороны поляны, сгинул. Растаял, словно его никогда и не было. Не веря своим ощущениям, всё ещё дрожащая Весини сторожко присмотрелась и даже принюхалась, открыв для восприятия всё своё чуткое естество.

Удалось! Воину из рода человеков удалось!

Удары острой стали и крики прекратились. Дриада вновь насторожилась – со стороны поляны сюда кто-то шёл. И эти звуки ломающих ветки ног Весини очень не понравились, уж очень они были неправильными. Неуверенными, спотыкающимися, словно их обладатель напился перебродившей браги из ягод и плодов, которую зачем-то употребляют эти непонятные двуногие с горячей сущностью. Потому призрачная фигурка вновь заметалась и не нашла ничего лучшего, чем юркнуть и спрятаться в ствол старой, чуть покосившейся сосны, что нависала над ручьём.

Из подлеска, спотыкаясь о камни и ветки, вышел воин человеков – но Вечный Лес – в каком виде! Всё тело в дырах, заляпанный парящей алой водой, он еле волочил ноги. Опираясь на своё наводящее дрожь оружие, цепляясь за деревья, он кое-как, шатаясь, добрался к ручью. И на этом его силы, похоже, закончились – обняв старую сосну, парень слабо застонал и стал сползать наземь.

Дриада в своём убежище содрогалась и корчилась от боли. Ведь сам того не ведая, человек позвал её. И ещё она знала – орки и человеки умирают, когда из дыр в их телах вытекает слишком много алой жидкости, столь непохожей на хрустально-чистую воду ручья.

И когда объятия человека и дерева разорвались, он упал, последний раз скользнув рукой по шершавой коре. Неведомая сила выкинула Весини из ствола, и маленькая дриада храбро склонилась над умирающим. Не будучи ничем в силах помочь, она с болью и жалостью смотрела в эти пронзительно-голубые, словно горные озёра, глаза, гладила вспотевшее чело призрачной ладонью.

В тот миг, когда всю её сущность пронзила судорога боли от умирающего совсем рядом живого существа, Весини сама не зная зачем наклонилась – и приняла в себя последний вздох уходящего.

Жаркая волна прокатилась по призрачной дриаде, заставив её на миг вспыхнуть никогда не виданным ярким светом. Она кричала, содрогаясь в сладкой муке. О Вечный Лес – неужели это то самое чувство, о котором втихомолку шептались самки человеков, когда любопытная дриада подслушивала их болтовню? Как же она сейчас завидовала им, смертным женщинам...

– Тварь богомерзкая! Сейчас ты узнаешь на себе весь гнев Хранителя предержащего! – отец Марк от ярости был вне себя и брызгал слюной да пеной не хуже горного ручья. – Не удастся тебе обмануть и смутить души наши – так и знай!

Хмурый как туча граф взглянул в сияющее бездонной голубизной небо, какое бывает только в начале лета – когда оно ещё не выцветет до знойной блеклости, а затем снова перевёл взгляд на полупрозрачную, состоящую словно из невесомой текучей воды дриаду. Если бы этого младенца принесла обычная женщина, её приняли бы в замке с почётом и будущее её было бы обеспечено. Уж родимое пятно, серебристый дракончик на левом предплечье малыша – родовой знак Эверардов – неопровержимо свидетельствовал, что кто-то из сыновей или бастардов графа зачал крепкого воина или статную деваху, так сильно отличающихся от обычной крестьянской серости.

Но эта рассказанная лесной девой история о невесть как сгинувшем ещё осенью Альфреде заставила старого, умудрённого жизнью графа призадуматься и осмотреть младенца ещё раз. Нет, знак на месте и подделать его невозможно. Но в то же время ребёнок человека – и дриады? Нет, поверить в такое трудно.

И всё же граф смотрел и никак не мог оторваться от ясных синих глазёнок весело пускающего пузыри мальчишки.

"Анна, как же я тебя любил... если бы ты не ушла так рано – я бы наплевал на всё и сделал тебя графиней..."

– Когда пропал Альфред? – спросил он в сторону, и Заник, почесав в затылке, хмыкнул:

– А ведь, ваше сиятельство, аккурат десять месяцев тому или чуть больше.

Граф задумчиво коснулся младенца, провёл рукой по голове, неодобрительно нахмурился на еле заметно заострённые кверху ушки. Если не знать, то и не заметишь... А малыш, попав шалой ручонкой по ладони деда, тут же вцепился всей маленькой пятернёй в палец.

– Гу-у!

– Наша хватка, как раз по мечу, – одобрительно осклабился Заник, склоняясь над малышом и самым пристальным образом рассматривая отметину и глаза. – Да вроде тут без обмана, ваше сиятельство...

Взвыв так, что двое солдат у ворот испуганно отшатнулись, святой брат вновь стал настаивать на немедленном аутодафе лесной демоницы и гомункулюса – по всем канонам Святой матери-церкви.

– Так в чём дело? – полуобернувшись, через плечо рявкнул на него граф. – Возьмите пару солдат и готовьте, что там надо. Или что, я – должен – ждать? Я, повелитель Семигорья?

И этот рык Горного Дракона, задирать коего давно уже закаялись соседи и даже самые забубённые головушки, горной рекой раскатился по замковому двору. Отец Марк затрясся всем телом от переполняющей его злобы. Перекосившись лицом так, что Заник от всего сердца втихомолку пожелал ему, чтобы и впрямь с тем приключилась падучая, священник утёр слюнявые пухлые губы. И поддёрнув грубую серую рясу, припустил по каменным плитам двора.

– Эй, вы там! Столб, цепи, дрова – живо! Марта, принеси из кухонь масла, а я сбегаю за требником. Их сиятельство не потерпят заминки!

Отвернувшись, граф бросил взгляд на своего капитана. На миг он вздрогнул – такое неодобрение читалось во взгляде соратника многих битв. Так и виделось, что солдат едва сдерживается, чтобы не выхватить меч и не нашинковать своего господина тонкими ломтиками.

– Остынь, Заник, – процедил сквозь зубы граф и перевёл глаза на дриаду.

– Как тебя зовут?

Каким образом слова лесной девы проникали в голову, не знал, наверное, даже и многомудрый смотритель храмовой библиотеки в Тарнаке. Но не ушами воспринимались они – а всем сердцем. Ибо именно оно сладко трепыхнулось, едва до сознания мужчин дошёл ответ.

– Весини, дочь леса.

– Тогда, Весини, скажи мне – какое имя ты выбрала для моего внука?

От ответа дриады не лишённый всё же романтической жилки суровый граф удивился. С просветлевшим лицом он внимал – как счастливая и в то же время немного встревоженная мать слушала шёпот затаившегося под огромным пнём мудрого лесного духа. Как лукавые и неверные сильфиды воздуха слетались, чтобы полюбоваться на неслыханное диво, сопящее в своей колыбельке. Как медведица с подлунных гор и тигрица восточных чащоб схватились за право давать малышу своё молоко – но аппетит у мальчонки оказался на зависть, и обе счастливо порыкивающие мамаши остались довольны.

Невидимые человеческому глазу феи горных озёр водили вокруг младенца свой хоровод, и серебристый радостный смех булькающего от счастья малыша служил им наградой и утехой. И даже старый демон огня, дремавший дотоле в корнях гор, вылез наверх полюбопытствовать – и беззаботная детская ручонка не обожглась об ослепительно сияющего гостя.

И лишь в ту ясную полночь, когда красавица Селена явила миру идеально круглый облик, спустился из горних высей ветер. Сообщил он немало опечалившейся и задумавшейся матери, что надлежит мальчишке быть воспитанным в мире людей. А ещё принёс крылатый посланец богов имя. Выплелось оно шорохом ветра в кронах и шелестом дождевых капель о камни, разлетелось незримым эхом по всему миру – став явным лишь для умеющего видеть и слышать. И тайным для всех прочих.

– Но повелительница лесных воинов, нагнувшись над колыбелью, дала мальчику второе имя – дабы уберечь от губительных страстей и низменных чувств, неизменно преследующих род человеческий. Айлекс, что означает...

– Защитник, – вдруг пересохшим языком прошептал старый граф, не хуже иных мудрецов знающий древний язык.

И неизвестно, где бродили думы властелина Семигорья, но тут сбоку подскочил нетерпеливо облизывающий губы святой брат и бесцеремонно потеребил шитый серебряной нитью рукав камзола.

– Давайте же, давайте скорее жечь эти проклятые исчадия ада!

– Всё готово? – граф недобро ощерился.

И Заник поёжился невольно – такая ненависть сверкнула во взгляде старого вельможи. Как тогда, много лет назад, когда лорд из Вышеграда ненароком прошёлся острым словом по покойной ныне Анне, властительнице дум повелителя Семигорья. Останки того лорда потом сшивали по частям и хоронили тайно... А граф Эверард поднял глаза чуть выше – на солдат, смущённо переминающихся за спиной святого брата.

– Ну что ж, пусть сегодня огонь очищающий примет в свои жаркие объятия заблудшую душу! – голос вельможи весенним громом разлетелся по замковому двору, словно на миг к его хозяину вернулась молодость. – Возьмите этого жирного монаха – и на костёр!

"А ещё сообщаю вашему святейшеству, что бесы завладели душой преподобного брата Марка. Зимы у нас в Семигорье суровые, а нынешняя выдалась так просто на диво студёной. Только вином и спасались – спасибо всеблагим небесам, кто-то из стариков надоумил нашего светлого графа, и их сиятельство вдоволь загрузили бочонками подвал. Так вот, пристрастился брат Марк к зелью – с самого праздника середины зимы, почитай, и не просыхал.

И в начале лета таки одолели его демоны. В глазах огонь адский, изрыгать проклятия и богохульства начал. А изо рта пена, будто объелся корня мыльнянки. Уж на что я в кольчуге был, а и то забеспокоился – вдруг покусает? И дошёл до того покойный брат, что стал требовать, дабы граф живьём сжёг своих внуков.

Насилу его трое дюжих воинов скрутили – хотя брат Марк прежде ни силой чресел, ни шириной плеч не отличался. Знать, сильные бесы попались. А когда на костре очищаюшем горел, то читал я, ничтожный, над ним молитву – уж как бедолагу карёжило да плющило! От воя демонов камни со стен замка обваливались. Едва цепи медвежьи не порвал да столб не вывернул..."

Глава 1.

– Эй ты, хам – ну-ка, бегом ко мне! – от столь грозного и бесцеремонного голоса Айлекс даже обернулся.

На опушке леса, из которого выходил юноша, на белоснежном жеребце красовался закованный в блестящую броню всадник. В другое время одетый в простую походную одежду Айлекс не преминул бы указать грубияну на его ошибку, предъявив родовой знак на плече и назвав своё имя. А потом ещё и стребовать пригоршню монет в качестве компенсации – не убивать же дурака, в самом-то деле! Но на щите рыцаря красовался знак Святой церкви. Вертикальная полоса, символизирующая столб, у коего терпел свои муки Хранитель, и три косых черты, означающие стрелы мучителей.

В последние годы религия Единого сильно окрепла – настолько, что в открытую провозгласила себя превыше всех остальных. А паладины её, набираемые из самых крепких да преданных матери-церкви слуг, обучались в монастырях Заозёрья не только воинским наукам. Тайные обряды, умение читать в помыслах и сердцах людских – а пуще всего святые молитвы, имеющие столь необъяснимую власть над душами людей.

И всё же, в свои двадцать зим Айлекс уже давно заметил, что равнодушен к Белому Богу, как ещё называют Хранителя лесные духи. И что молитвы и проповеди не только не имеют над ним никакой власти, но вовсе даже и не трогают. Прошлым летом он специально спустился в низины, и в крупном портовом Тарнаке прошёлся по храмам всех богов и всех сил. Хоть и потела от страха спина, а всё же ни один небесный покровитель не отнёсся недоброжелательно к тайному сыну смертного и лесной девы (дед крепко-накрепко повелел о том молчать). Ни в одном храме не вспыхнул ослепительный огонь, изгоняющий или даже испепеляющий на месте нечестивцев и осквернителей.

Слушать тот бред, что несут святые братья с амвона в небольшой замковой церкви Эверардов, он ходил только "чтоб как все" – дед пару раз даже одобрительно ухмыльнулся в седые усы, заметив, что его набегавшийся по окрестным лесам и горам внук откровенно спит, спрятавшись за широкими кринолинами своей тётушки, леди Эвелин.

Вот и сейчас, вернувшись из покрывшегося нежной весенней зеленью леса, где он повидался с озорно смеющейся Весини, ради сына оставившей на время свой весенний хоровод вокруг Прадуба, и куда он собирался вечером вернуться на назначенное озёрной феей свидание, Айлекс находился в самом распрекрасном расположении духа. Лес и горы, глубины подземных пещер и ласковые воды ручьёв – вот где он чувствовал себя дома! В ушах ещё журчал радостным ручейком голос матери, на губах сладко горел всё-таки сорванный с губок очаровательной феи Делини поцелуй – в общем, жизнь прекрасна!

– Это вы мне? – небрежно поинтересовался Айлекс, уважительно смерив взглядом стать всадника и ширину его плеч. Здоров, зараза... где ж таких берут только... а меч-то в замке остался...

– Тебе, змеёныш, тебе, – в словах паладина слышалась то ли издёвка, то ли презрение. – Всё-таки я выследил тебя. Якшаешься с лесной нечистью – неужто отпираться станешь?

Вслух помянув Падшего недобрым словом, Айлекс затем в таких отборных выражениях прошёлся по ушлому фанатику и его наставникам, что одобрительно заржал бы старый матершинник боцман, с коим они так славно погуляли однажды... По мере слов юноши постная физиономия рыцаря вытягивалась, а в потемневших глазах разгоралось пламя.

И всё же, паладины крепко умели держать себя в руках и не давать волю гневу. Но если уж давали – то только держись! Лучших бойцов, защищённых к тому же святыми молитвами, сыскать в здешних краях трудновато.

– Значит, отрицаешь? – переспросил он.

Многое мог бы сказать ему Айлекс. Только знал он, что это бесполезно. Бесполезно толковать с теми, кто отрицает основы мирозданья, зная только свои раз и навсегда вызубренные святые писания.

– Если тут кто и есть нечисть, так это ты, – процедил юноша, храбро глядя снизу вверх.

Блеклые, словно выцветшие, брови всадника всё же поползли вверх. Хоть официально святая церковь, к её великому сожалению, и не получила полную власть в этих краях, её паладины уже почти в открытую провозгласили, что единственный для них закон – обет служения Хранителю. А уж здесь, вдали от людских глаз, он мог себе позволить всё, что угодно.

– Не очень-то приятно будет всем услышать, что внучок графа Эверарда на короткой ноге с лесными демонами... – процедил он.

Мощная длань возделась над землёй в направлении задумчиво переминающегося с ноги на ногу Айлекса, и тот услышал, как с уст рыцаря слетает одно из самых страшных проклятий. Однажды юноша видал после такого – в каком огне, в каких муках развоплощался адский демон, покусившийся на душу беспутной вдовы Селии, вместе с нею самой.

Но, как и ожидал юноша, у него самого даже и пониже спины не засвербело. Мало того – чуть помедлив, он демонстративно шагнул к ближнему дереву. Дёрнул, распуская, шнуровку на штанах – и вскоре по коре зажурчал ручеёк... понятно чего.

Паладин от неожиданности и такой наглости даже запнулся. Полуобернувшись к нему, Айлекс послал самую очаровательную улыбку и, справив нужду, принялся невозмутимо затягивать шнурок обратно.

– Ну что ж ты замолчал? ...и горше муки не будет во веки веков... Продолжай уже, раз начал.

Причиной веселья юноши оказывалось не только и не столько природная взбалмошность, сколько то, что его молочный брат Тим – сын той самой медведицы – оказался совсем рядом и уже прибыл на неслышный зов, бесшумно переваливаясь на сильных мягких лапах. И из кустов позади всадника уже высовывалась его любопытная и хитрая морда. Уж что-что, а Айлекс здраво оценивал свои силы.

Да, лучшего следопыта во всём Семигорье не сыскать, и старый граф не без основания гордился внуком. Да, дядюшка Роджер и старый Заник на совесть выучили молодого бастарда махать железом. Хоть он уже добыл уши почти полусотни орков и даже дважды участвовал в битве мечей, когда Эверарды повздорили с соседями, но пеший против конного – это, знаете ли, надо быть совсем уж лихой головушкой.

Вообще, последнее время Айлекс всё чаще стал побеждать в рукопашной борьбе изрядно постаревших молочных братьев – век медведей короче, нежели у нас, людей. Но готовый к бою паладин Церкви, это более чем серьёзно.

Он шагнул ближе. Насторожившийся всадник просто нюхом чуял опасность – одной рукой он тут же ухватился за поводья, а другой потянул из ножен притороченный к седлу длинный меч. Он ещё успел заметить, как сбоку мелькнула тень...

Правду, ох правду говорят, что медведь ударом лапы ломает хребет лошади. Правда, тут был боевой конь, но роли это не играет. Жалобно всхрапнув, белый жеребец с хряском сложился пополам. А паладин от почти мягкого тычка Тима кубарем вылетел из седла – медведь не такой глупый, чтобы со всей дури лупить по доспехам. Ведь в железе могут застрять когти!

Пока огорошенный и вмятый в землю уже не всадник, а так... промаргивался ошеломлённо и пытался встать, Тим приветливо махнул Айлексу лобастой башкой и, отчаянно косолапя, уковылял обратно в заросли – так что паладин даже не успел ничего понять.

А стоящий над ним юноша невнятно ругался. Он уже понял, что святого воина придётся отправлять к предмету почитания его матери-церкви. И стало быть, свидание с Делини будет изрядно омрачено.

Он вспомнил вначале робкие и холодные, а затем становящиеся нетерпеливо-тёплыми жадно раскрывающиеся навстречу девичьи губы красотки-феи, и даже тихонько застонал. Когда горная нимфа Айрин три зимы тому впервые распробовала танец любви с юношей, обладающим горячей кровью, очередь лесных и озёрных прелестниц к нему никогда не укорачивалась – а весной хоть вообще из замка не выходи, девицы сразу наваливаются весёлой и нетерпеливой гурьбой! Айлекс даже притащил в лес всех троих двоюродных братьев, и в объявленной священною роще, где упокоился его никогда не виданный отец, царила весьма буйная и непринуждённая атмосфера. Но в конце-то концов – вопреки утверждениям Церкви, нет ничего греховного в том, чтобы дарить женщине свою любовь. И даже ухмыляющийся в седые усы дед не ругался, когда узнал...

Всё-таки в паладины набирают крепких ребят – пошатываясь, тот как-то нашёл в себе силы встать. Покрутил очумело головой, отдышался.

И тут же стремительно, как ему казалось, атаковал. Коротким мечом или же длинным широким кинжалом – уж как вам тут будет угодно назвать клинок, выхваченный из припрятанных за вырезом наручей ножен. Только не обратил внимания рыцарь, что Айлекс стоял как-то чуть враскорячку, шире обычного расставив ноги и еле заметно присев. Наверное, в монастырях не уделяют должного внимания приёмам рукопашного рыцарского боя.

А зря. Хотя, в данном случае скорее к счастью. Юноша с непостижимым проворством выросшего на свежем воздухе человека подался в сторону, пропуская мимо себя высверк стали. И в тот миг, когда на бесцветном лице святого воина уже начало проявляться удивление пополам с досадой, просто взял вытянутую вдоль него руку на излом. Для особо непонятливых объясню – поймав за запястье и ударив снизу в локоть коленом, он с глухим хрустом согнул руку рыцаря в вовсе не предназначенную для этого сторону.

С трудом заглушив рвущийся из губ животный крик боли, паладин сумел постепенно свести его к глухому вою, а затем и вовсе замолчал. На бледном челе его выступили бисеринки пота. Бережно прижимая к себе искалеченную руку, он выпрямился, судорожно дыша сквозь стиснутые зубы.

Тим из кустов предупреждающе мотнул носом, но Айлекс и сам уже увидел – уж ему-то, привыкшему замечать каждый едва примятый листик или согнувшуюся не в ту сторону травинку, ошибиться было бы непростительно. И опасно, поскольку в наплечнике святого рыцаря щёлкнул хитро вмонтированный туда оружейниками маленький пружинный арбалет.

Как Айлекс сумел вывернуться, не осознал и он сам. Но чутьё, помноженное на невероятную гибкость юношеского тела и мастерство учителей, сделало всё раньше, чем осознала голова – и возле левой подмышки под рукой просвистел короткий болт, оставив после себя легчайший запах змеиного яда.

Глаза юноши чуть сузились, и он ответил. Таким ударом он разбивал небольшие, обкатанные речные валуны и оставлял неплохие вмятины на стволе Прадуба, благо тот прощал – уж великому дереву детские шалости вреда не причиняли. Даже наоборот, избавляли от вгрызшихся под кору древоточцев.

Святой рыцарь сложился вдвое вместе с вмятой кирасой. Хекнул кровью изо рта, отлетая на несколько шагов – и на ещё сырую по весне землю упал покойник. Уж последний вскрик отлетевшей души, ударивший по всем нервам и унаследованному от матери раскрытому перед природой естеству, не спутаешь ни с чем...

Из задумчивого оцепенения Айлекса вывел отирающийся рядом Тим. Медведь потёрся о бедро лобастой башкой, рыкнул неодобрительно что-то насчёт того, что коня они с братьями съедят, ещё и маменьке можно отнести ногу. Железо можно отдать духу огня, тот переплавит и запихнёт куда подальше в свои подземные кладовые. А вот такую дрянь, как труп святого воина, даже муравьи жрать отказываются.

– Может, волков из бурелома позвать?

Тим неодобрительно затряс загривком. Ещё чего – от этакой гадости у серых может изжога приключиться, а то и вовсе несварение желудка...

Подняв глаза, Айлекс приметил сидящую на ветке дерева дриаду. Что скажешь?

– Ну, матери твоей я расскажу – пусть порадуется, – Веллини скользнула вниз, пригляделась к телу, над которым уже поднимался жар шурующего огненного духа. Словно случайно или мимолётно, она легонько задела Айлекса бедром, хихикнула, оглянувшись.

– Что, если отнести к Прадубу – пусть корнями оплетёт и под землю утянет? Твоя мать Весини говорила как-то, он даже камни в пыль истирает. А уж какого-то святошу...

Кивнув и ласково взъерошив бестелесные для большинства прочих смертных шелковистые волосы, Айлекс прицепил к поясу трижды освящённый всенощными молитвами клинок, который по его просьбе оставил огненный дух. А затем с ворчанием взвалил на плечо уже освобождённое от железа тело.

– Веллини, пожалуйста, прибери тут. Чтоб ни крови, ни следов – до самой дороги.

– Не учи, гадкий мальчик, сама знаю, – с показушной сварливостью отозвалась та. Но во взгляде, коим дриада проводила потрусившего в лес юношу с ношей на плече, оказалась одна только нежность и восхищение...

Граф Эверард помолчал немного, собираясь с мыслями. Он провёл взглядом по тонким каменным колоннам, подпирающим крышу наружной галереи, куда слуги вынесли столик и несколько кресел для его сиятельства и гостей. Зацепил боковым зрением и буйно зеленеющие макушки гор, и поседевшую от старости полуденную башню, своим грузным телом накрывшую главные ворота замка. Не оставил вниманием и насторожившегося дозорного – тот, прикрыв глаза от солнца ладонью, всматривался куда-то. Но затем, явно успокоенный, распрямился и вновь принялся расхаживать по горже. Ну что ж...

– Я пригласил вас к себе, господа, не просто подышать чистым горным воздухом – и не просто отведать моего гостеприимства, – старый граф ничуть не переменился лицом, вернувшись взглядом и вниманием на галерею.

Притихшие гости слушали чрезвычайно внимательно. Повелитель Семигорья не та птица, к словам, а уж тем паче к недомолвкам коего можно отнестись легкомысленно. И такое мнение о себе седой граф снискал не только воинской доблестью своих дружин и даже не богатством земель. Разум графа оставался всё таким же острым – невзирая даже на то, что их сиятельство уже с трудом могли обнажить меч и не рисковали выделывать верхом те же фортели, что и в молодости. Так что, коль скоро гонец графа Эверарда принёс письмо, коим вельможа пригласил такого-то и такого-то нынче осчастливить своим присутствием его горную крепость, то отказываться не стоило. Чревато для здоровья, знаете ли...

Барон Таргот пошевелился. Кивнул, выудил из серебряной вазы яблоко и бесшумно принялся чистить его кинжалом.

– Уж не орки ли, почтенный граф? – голос барона ничуть не дрогнул. Крепкий вояка и не самый бедный вельможа в известных землях, он в своё время добился руки графской дочери – этим-то и объяснялось его чуть более свободное поведение. Да и граф жаловал своего зятя, ничуть не ошибясь в силе и порядочности тогда ещё молодого сынка прежнего барона.

– Много хуже, – граф Эверард с такой бесстрастностью произнёс эти грозные слова, что у некоторых из присутствующих несокрушимая крепость под ногами так ощутимо покачнулась, что они оказались вынуждены вцепиться в надёжные дубовые подлокотники. – Много хуже.