Текст книги "Страна кленового листа - начало истории"
Автор книги: Валерий Тишков
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 11 страниц)
Однако помощи не получили. Тогда сторонники революции в Новой Шотландии стали вести борьбу собственными силами. Радикально-демократические элементы в мае 1776 г. подняли восстание в долине реки Сент-Джон. Повстанцы, имевшие лишь небольшое количество оружия, смогли продержаться почти год. Летом 1777 г., прислав военный корабль, метрополия восстановила свою власть в этом районе.
Еще более крупное выступление произошло на полуострове Шигнокто. В ответ на оккупацию английскими войсками форта Камберленд местные патриоты сформировали отряд добровольцев и создали революционный комитет. Осенью 1776 г. местные жители – выходцы из Новой Англии, а также акадийцы и индейцы, – совершили несколько рейдов в заливе Фанди и захватили ряд населенных пунктов. 12 ноября повстанцы предприняли попытку взять штурмом Камберленд. Необученные и плохо вооруженные патриоты несколько недель держали в осаде хорошо укрепленный форт. Лишь высланный на помощь из Галифакса отряд моряков и пехоты заставил повстанцев отступить.
В течение всего последующего времени вооруженная борьба в Новой Шотландии сводилась в основном к мелким схваткам за форты и населенные пункты на побережье и военным действиям английских военно-морских сил против американских каперов в заливе Фанди. Население приморских поселков охотно предоставляло убежище и поддержку участникам вооруженных рейдов из Соединенных Штатов. Летом 1777 г. в залив Фанди были введены морские силы метрополии. Это затруднило операции каперов, но рейды к берегам Новой Шотландии они продолжали предпринимать вплоть до конца войны за независимость.
Версальский мир оставил Новую Шотландию в руках Великобритании. Пламя революции, многократно лизавшее берега этой приморской колонии, так и не охватило ее. В отличие от 13 других английских колоний в Северной Америке Новая Шотландия к началу революции еще не достигла той степени экономической и политической зрелости, которая позволила бы ей рассчитывать на самостоятельное существование. Основа хозяйства колонии – торговля находилась всецело в руках Великобритании. Колониальная верхушка, прежде всего купечество Галифакса, была накрепко привязана к метрополии материальными интересами. Торговцы Галифакса наживали на войне неплохие барыши, а отделение колоний сулило еще большие прибыли, ибо Новая Шотландия могла занять монопольное положение в колониальной торговле с Вест-Индией.
В силу недостаточной развитости колониального общества в Новой Шотландии отсутствовали среди населения более или менее многочисленные демократические слои, готовые к активным политическим действиям. Именно поэтому, не поддержав колониальный режим, большинство населения Новой Шотландии осталось инертным и к происходящим революционным событиям, стремясь сохранить позицию нейтралитета, чем заслужило у современников курьезное прозвище «янки Его величества», а в исторической литературе название «янки-нейтралы».
Чрезвычайно важную роль сыграл и тот факт, что в ходе войны за независимость, используя почти островное положение Новой Шотландии, Великобритания превратила этот район в форпост и военный плацдарм в борьбе с американской революцией.
Вторая Британская империя
На заключительном этапе войны метрополии было уже ясно, что независимость 13 колоний стала реальностью. В ходе мирных переговоров перед Англией стояла лишь задача сделать минимум уступок победившей стороне и по возможности затруднить будущее независимое существование Соединенных Штатов, одновременно укрепив собственные пошатнувшиеся позиции в Северной Америке. В решении последней задачи особая роль отводилась оставшимся на континенте колониальным провинциям – Квебеку и Новой Шотландии{56}, которые могли занять во внутриимперских торговых связях то место, которое до этого занимали 13 освободившихся колоний, особенно в обеспечении жизненно важных поставок в английскую Вест-Индию. Канада могла также послужить оплотом Британии в Северной Америке и форпостом для дальнейшей экспансии на север и запад, где оставались обширные неколонизованиые территории.
Большое влияние на политику Англии в Канаде и внутреннее развитие последней оказал переезд в колонию многочисленных врагов американской революции – лоялистов.
Эмиграция лоялистов из 13 североамериканских колоний началась еще в первые годы войны за независимость. Основной же поток лоялистской эмиграции пришелся на конец войны и первые послевоенные годы. Заботу о беженцах взяла на себя Великобритания. Она разрешила пожалование земель на правах феодального держания тем британским подданным бывших 13 колоний, которые сохранили свою преданность империи и пожелали жить на ее территории. В их число вошли и подлежавшие демобилизации офицеры и солдаты английских колониальных войск. В течение нескольких лет колониальные власти обязались снабжать лоялистов провиантом, одеждой, строительными материалами, а также освобождать их от уплаты земельной ренты. Всего в послереволюционные годы метрополия оказала лоялистам помощь в разной форме на огромную сумму – свыше 2 млн. ф. ст.!
Щедрость колониальных властей не была бескорыстной. Как писал губернатор Квебека в Лондон, «поселенные вместе в большом количестве лоялисты создадут общество преданных интересам Великобритании порядочных людей, которые будут полезны во многих отношениях…»{57}
В основном в Квебек и Новую Шотландию прибыли представители средних слоев – торговцы, ремесленники, фермеры, однако не только они, но и значительная часть богатых джентри – выходцев из Новой Англии. Некоторые лоялисты привезли с собой даже негров-рабов.
Самым желанным местом для лоялистов являлась Новая Шотландия, где власти уже в 1775 г. объявили о своей готовности предоставить убежище противникам отделения от метрополии. После эвакуации английских войск из Бостона в марте 1776 г. в Галифакс бежало свыше тысячи чиновников и лиц, сотрудничавших с англичанами. К концу 1783 г. в Новую Шотландию переехало около 20 тыс. человек. Кроме Галифакса, лоялисты оседали в прибрежных поселках или же основывали новые города, как, например, Шелберн в бухте Роузвэй, где к осени 1783 г. насчитывалось уже около 10 тыс. жителей.
Первые эмигранты, в основном состоятельные лоялисты, сразу же захватили лучшие земли, и размеры их владений значительно превысили установленные. Те, кто приехал позже, как правило, демобилизованные солдаты, столкнулись уже с земельной спекуляцией и стремлением отдельных лиц занять привилегированное положение в новой лоялистской общине. Идеального сообщества единомышленников, пострадавших за верность английской короне, не получилось. Уже в первый год в Шелберне вспыхнули социальные и расовые конфликты.
В долине реки Сент-Джон и на северном побережье залива Фанди лучшие земли также захватили наиболее состоятельные лоялисты, что сразу привело к социальному размежеванию между аристократическими и демократическими элементами. Не желая подчиняться властям Галифакса и местной ассамблее, не способной, по их мнению, противостоять революционной заразе, лоялистские лидеры потребовали отделения от Галифакса и разрешения образовать самостоятельную колонию. В основе их замыслов лежало стремление установить монополию на эксплуатацию природных богатств долины реки Сент-Джон и торговлю с Вест-Индией.
Интересы лоялистов района реки Сент-Джон совпали с интересами метрополии. В августе 1784 г. Лондон разрешил им выделиться из Новой Шотландии. Так возникла самостоятельная колониальная провинция Нью-Брансуик. Следуя классическому принципу «разделяй и властвуй», Британия установила в новом колониальном образовании авторитарное правление во главе с губернатором и Законодательным советом, в состав которого вошли наиболее богатые лица. Население Нью-Брансуика составляло 11–14 тыс. человек.
В Квебек лоялистская эмиграция началась после Саратоги. В основном туда перебирались фермеры пограничных районов Нью-Йорка, Пенсильвании, Вермонта в надежде получить землю. Селились эмигранты лишь на западе провинции, на землях, которые власти скупили для них у индейцев в районе Ниагары, Онтарио и верховьев реки Св. Лаврентия.
Предоставляя лоялистам территории на западе Квебека, метрополия преследовала две цели. С одной стороны, вокруг франкоканадцев складывалось бы английское окружение – залог ассимиляции их с этой общностью. С другой стороны, поселения лоялистов вдоль границы с США создавали бы надежную защиту от возможной экспансии американских соседей с юга, играли бы роль гаранта претензий Англии на земли к северу от Великих озер, служили бы форпостом на торговых путях, важность которых возросла с утратой долины реки Огайо после революции. Не в меньшей степени поддержка лоялистской эмиграции в пограничные районы Квебека объяснялась политическими мотивами: метрополия рассчитывала в лице лоялистов воздвигнуть «барьер против распространения республиканизма с юга»{58}.
Расселяя эмигрантов из США, колониальные власти намеренно старались сохранить сугубо иерархическую, полувоенную структуру лоялистских общин. Размеры земельных участков очень сильно разнились в зависимости от воинских званий и рангов, а во внутренней жизни правительство Квебека рекомендовало лоялистам придерживаться военных порядков. Это, естественно, привело к возникновению новых социальных и политических проблем, далеко не способствовавших укреплению колониальных устоев. Несмотря на свою консервативность, лоялисты не хотели примириться с навязываемыми им феодальными принципами. Желающих стать избранными сеньорами оказалось вполне достаточно, охотников превратиться в феодально зависимых держателей найти было не так просто.
С первых же дней существования новых поселений в колонии началось движение за введение свободной системы землепользования, вспыхнули беспорядки, порожденные недовольством привилегированной лоялистской верхушкой, офицерами, узурпировавшими власть в округах – тауншипах, отсутствием представительных выборных органов. Все это в конечном итоге вылилось в движение за отмену Квебекского акта 1774 г.
Во главе движения встали канадские торговцы, чьи интересы вошли в противоречие с действиями колониальных властей. Колониальный режим в Квебеке в годы революции и после ее окончания становился все более жестоким и тираническим. Правившие колонией губернаторы, военные, чиновники и лендлорды с подозрением относились к коммерческой деятельности купцов и торговцев, особенно в новых пограничных районах. Колониальное правительство продолжало сохранять введенные во время войны запреты на частное судоходство по реке Св. Лаврентия и Великим озерам, что наносило большой ущерб торговле мехами с индейцами. В 1785 и 1786 гг. метрополия наложила запрет на всякую торговлю на море и суше с Соединенными Штатами.
Все это заставляло местных торговцев и предпринимателей добиваться свободы торговли внутри колонии и охраны их торгового капитала от внешней конкуренции. Уже с весны 1783 г. в городах Квебек и Монреаль начали действовать комитеты по составлению петиций с требованием отмены Квебекского акта и выработке плана создания в Канаде выборной ассамблеи. Соответствующая петиция была составлена и отправлена в сентябре 1783 г. английскому парламенту, а 24 ноября 1784 г. – парламенту и королю.
В движении за реформы активное участие принимало и франкоканадское население: прежде всего представители нарождающейся местной буржуазии – франкоканадские торговцы, средние слои – ремесленники и городские жители. В петициях нашли отражение и интересы гораздо менее активного в политическом отношении франкоканадского крестьянства – там фигурировало требование отмены корве.
Колониальная верхушка всячески противилась каким-либо радикальным переменам и прежде всего заботилась об укреплении существующего колониального строя. Губернатор Хэлдимен и его окружение попытались нормализовать положение отдельными уступками. В 1784 г. губернатор ввел в Квебеке «хабеас корпус акт» (хартию вольностей). В 1785 г. сменивший Хэлдимена после его отъезда в Англию губернатор Гамильтон реформировал судебную систему в духе английского права, создав суд присяжных для разбирательства дел, связанных с коммерцией. Это были прежде всего уступки торговцам колонии. Но большего правящая верхушка не могла позволить даже губернатору.
В последние годы существования провинции Квебек движение за реформы приобрело еще больший размах. В 1787 г. в связи с новой волной по сбору подписей под петициями в адрес короля и парламента в колонии возник настоящий политический кризис. Колониальный режим оказался, по сути дела, парализованным, ибо губернатор и Законодательный совет не могли осуществлять даже свою самую непосредственную функцию – собирать налоги и пошлины.
Недовольство существующим положением дел в Канаде, изменение ситуации во всей британской колониальной империи после войны за независимость требовали внесения срочных и необходимых корректив в политику Лондона.
В Англии понимали, что назревшие перемены должны быть осуществлены, конечно, сверху. На этот счет достаточно откровенно высказался назначенный генерал-губернатором Канады в 1786 г. Г. Карлтон, получивший титул лорда Дорчестерского. Приступая к привычным для себя обязанностям, он так сформулировал свое кредо: «Чтобы предоставление последним (имеется в виду колониям. – В. Т.) каких-либо уступок имело должный эффект, их следует даровать… дабы казалось, что они результат доброй воли самого правительства. Было бы неразумным позволить лидерам антиправительственной агитации добиться этих уступок бунтами и восстанием и узурпировать у правительства благодарность и доверие народа»{59}.
В феврале 1791 г. английский парламент одобрил проект закона о Канаде, который получил название Конституционного акта 1791 г. Этим актом бывшая колония Квебек делилась на две провинции – Верхнюю (английскую) и Нижнюю (французскую) Канаду, граница между ними устанавливалась по реке Оттаве. Каждая провинция имела свое колониальное правительство во глазе с губернатором, обладавшим высшей законодательной, судебной и военной властью, колониальный парламент, состоявший из верхней палаты – Законодательного совета и нижней – ассамблеи. Членов Законодательного совета губернатор назначал пожизненно и с наследственным правом, ассамблея избиралась населением на основе имущественного ценза. Все старые законы оставались в силе, так же как и все колониальные ограничения на торговлю и т. д. На территории Нижней Канады сохранялись феодальные порядки, а на территории Верхней Канады земля должна была отныне жаловаться на основе английского свободного держания (фригольда). В Нижней Канаде этот принцип не носил обязательного характера. Римско-католическая церковь по-прежнему имела право на сбор десятины с католиков, но все прочие привилегии получала англиканская церковь.
По сравнению с колониальным устройством предшествующего периода новое в определенном смысле означало уступку со стороны метрополии. Население Канады в отличие от населения других английских колоний в Северной Америке впервые получило право выбирать представительный орган – ассамблею. Как показал последующий ход событий, колониальные ассамблеи сыграли важную роль в растущем освободительном движении и в завоевании независимости, а установленный, хотя и на незначительной территории, принцип свободного, буржуазного владения землей явился одной из основ развития капиталистических отношений в стране.
Американская революция и последовавшие за ней события в колониальном Квебеке несколько изменили существо франкоканадского национального вопроса. Лоялистская иммиграция повысила удельный вес английского населения в Канаде с 4 до 14 %, но общее соотношение между двумя основными группами оставалось прежним: франкоканадцы составляли подавляющее большинство. Однако в хозяйственной и политической жизни колонии они играли ничтожную роль. Торговля и другие сферы деятельности были уделом английского меньшинства. В колониальном правительстве Квебека англоканадцы занимали ведущее положение.
Приток новых поселенцев-лоялистов и упрочившиеся позиции английских торговцев в провинции усилили шовинистические настроения среди английского меньшинства. Лоялисты и монреальские торговцы, ратовавшие за перемены в колониальном режиме, зачастую мыслили процесс демократизации колониальных порядков односторонне и отождествляли его с процессом превращения колонии в чисто английскую провинцию, избавленную от всего французского.
Парламентский акт 1791 г., пожалуй, только в одном сделал уступку франкоканадскому населению – предоставил право выбирать своих представителей в провинциальную ассамблею. Но предоставленное право было химерой, ибо не давало никакой реальной власти. Над ассамблеей стояли такие правительственные органы, которые ей никак не подчинялись и диктовали свою волю. Большинство в этих высших неизбираемых органах и верхушку колониальной администрации составляли лица английского происхождения.
Казалось бы, уступкой франкоканадскому большинству явилось и разделение Квебека на две провинции – старания англоканадских шовинистов не допустить раздела Лондон не поддержал. Но это вовсе не означало отказа метрополии от политики «расфранцуживания» Канады, а лишь свидетельствовало о намерении проводить се более гибкими методами. Раздел Канады приносил метрополии двойную выгоду: с одной стороны, путем создания отдельной провинции консолидировалась консервативная сила в лице лоялистов; с другой стороны, обеспечивалась постоянная изоляция французской части Канады в общей системе Британской Северной Америки.
Сохранив формально французское право и законы, Конституционный акт 1791 г. не дал никаких гарантий их соблюдения. Что касается судопроизводства и управления колонией, то здесь использовался только английский язык.
Будучи по своему духу и содержанию мерой противоречивой, паллиативной, акт 1791 г. отражал достаточно последовательно один из принципов английской колониальной политики в Канаде – интегрирование крупной переселенческой колониальной общности европейского происхождения в британскую колониальную систему. В целях обеспечения лояльности подданных метрополия в зависимости от обстоятельств пыталась соединить политику уступок франкоканадскому населению с политикой сто «обангличанивания».
Глава 6
ПРЕДПОСЫЛКИ РЕВОЛЮЦИИ
Развитие капитализма
После Семилетней войны и американской революции Канада стала для Англии единственным оплотом в борьбе против США на Североамериканском континенте. В связи с этим метрополия стремилась как можно быстрее колонизировать ее территорию.
Население Канады в период английского господства росло очень быстро. В 1836 г. в Британской Северной Америке – Нижней и Верхней Канаде, Новой Шотландии и Нью-Брансуике – проживало уже свыше 1 млн. человек. Важнейшим источником роста населения колонии явилась интенсивная эмиграция с Британских островов, которая с 20-х годов XIX в. приняла особенно широкий размах. В те годы после семи – девяти недель трудного пути в Канаду прибывали тысячи обездоленных, жаждавших обрести землю, работу и начать новую жизнь. Однако возможность получения участка за небольшую плату или бесплатно, да еще в удобном месте – недалеко от города или рынка, была для простого иммигранта практически исключена, хотя, как мы помним, Конституционный акт 1791 г. установил систему так называемого свободного держания, или фригольда. Английское правительство и губернаторы провинций бесплатно давали землю лишь тем, кому хотели. Например, в тот период, когда Канаду захлестнула волна лоялистской эмиграции, только в Верхней Канаде перебежчики получили 3,2 млн. акров земли. Львиная доля земли вообще превратилась в собственность лиц, принадлежавших к правительственным кругам, т. е. тем, кто заправлял всей внутренней жизнью колонии. Бесплатные дарения представителям местной правящей верхушки составляли в среднем от 5 до 20 тыс. акров.
В результате в Канаде процветали коррупция и злоупотребления властью, ибо сама система позволяла колониальным властям распоряжаться землей по своей прихоти, в своих политических интересах и в интересах своего кармана. Этот «фаворитизм» в распределении фонда земель был, по справедливому мнению канадского историка Н. Макдональда, главным пороком земельной политики, «самой гадкой и самой скандальной страницей ранней колониальной истории и основным препятствием прогрессу, вызывающим горькое разочарование, подозрительность и недовольство»{60}.
К 30-м годам XIX в. общее количество земли, державшейся на феодальном праве крупными лендлордами-латифундистами, как «старыми» сеньорами долины реки Св. Лаврентия, так и «новыми», появившимися после английского завоевания, было весьма значительным: в Нижней Канаде, например, около 10 млн. акров. Большая часть этой земли не обрабатывалась.
Немало земель резервировалось в пользу церкви. При размежевании седьмая часть всех участков в каждом тауншипе сразу же отдавалась англиканскому духовенству. Столько же отходило церкви и от частных пожалований. Хотя пустующие земли не приносили доходов, церковники не стремились их заселять и обрабатывать: земельные отрезки являлись выгодным объектом для спекулятивной продажи в условиях, когда цена на землю постоянно повышалась.
Седьмую часть всех пожалованных земель получала и корона. Доход от них поступал в королевскую казну. С 30-х годах XIX в. коронные земли и церковный фонд составляли внушительную цифру – около 5 млн. акров только в Верхней Канаде!
Стихийным проявлением борьбы колонистов против попыток английских властей насадить в колонии крупное землевладение явилось скваттерство. Скваттеры занимали участки земли и нередко без всяких помех пользовались ею десяток лет и более.
План типичного тауншипа с участками земли,
зарезервированными в пользу короны и церкви
Место для дорог
Коронные резервы
Церковные резервы
Аграрная политика метрополии и местной олигархии привела к подрыву хозяйства колонии, к бедственному положению народных масс и к росту недовольства среди населения. Вокруг вопроса о земле сложился целый комплекс противоречий, важнейшим из которых было противоречие между колониальной политикой Великобритании, направленной на сохранение в колонии феодальных институтов и крупного землевладения, с одной стороны, и стремлением канадских поселенцев добиться владения землей на принципе свободной буржуазной собственности – с другой. Это противоречие явилось одной из главных предпосылок для антиколониальной буржуазной революции в Канаде.
Аграрная экономика колониальной Канады имела многоукладный характер. В деревне уживались и полунатуральные хозяйства: феодально зависимых абитанов и фермеров-пионеров на передовой черте поселения; мелкотоварные хозяйства: свободных фермеров – производителей зерна; крупные хозяйства капиталистического типа.
Сельское хозяйство Нижней Канады еще на заре XIX в. начало переживать упадок. Кривая экспорта хлеба из провинции в течение всей первой трети XIX в. падала вниз. В 30-е годы неурожаи в долине реки Св. Лаврентия следовали один за другим. Они сопровождались опустошительными налетами саранчи, уничтожавшей и без того скудные посевы.
Столь бедственное положение рождало естественное недовольство в среде крестьян. Английский лорд Дарэм в докладе о состоянии дел в Британской Северной Америке подчеркивал, что французская система держания земли была непопулярна среди абитанов, и они стремились всячески избавиться от нее. «Причиной страдания масс французского населения были злоупотребления сеньориальной системой. Есть все основания полагать, что большинство крестьян, сражавшихся у Сен-Дени и Сен-Шарля (места вооруженных сражений повстанцев с королевскими войсками в Нижней Канаде в 1837 г. – В. Т.), надеялись, что в случае победы ее главным результатом будет уничтожение церковных податей и других форм феодального бремени»{61}.
В Верхней Канаде, где крупная буржуазная собственность утверждалась на новых землях, хозяйство сразу же стало строиться на капиталистической основе. Подобно новым дворянам в Англии эпохи буржуазной революции XVII в., «новые» сеньоры сдавали свою землю отдельными участками в аренду, за плату, которая обычно составляла половину урожая. Многие поселенцы, не имевшие достаточно денег для покупки собственной фермы, арендовали эти участки.
Основной хозяйственной ячейкой в канадской деревне в период английского господства все чаще становятся хозяйства свободных мелких фермеров – производителей зерна. В первой трети XIX в. число свободных фермеров в Канаде заметно растет. Обширные районы Верхней Канады к северу от озера Онтарио быстро осваиваются многочисленными иммигрантами. Широкие плечи и жилистые руки поселенцев-пионеров превращают канадские дебри в плодородные поля, приносящие богатые урожаи хлеба.
Главным рынком сбыта колониального зерна является метрополия. Но с 1815 г. в Великобритании принимается ряд «хлебных законов», от которых канадские фермеры несут большие убытки. В 1831 г. Актом о колониальной торговле английский парламент в интересах английских купцов и судовладельцев, наживавшихся на транзитной торговле между Канадой и США по реке Св. Лаврентия, отменяет все пошлины на сельскохозяйственные продукты, ввозимые в Британскую Северную Америку. Американская пшеница получает свободный доступ в Канаду. Это немедленно сказывается на ценах и сильно ударяет по канадским фермерам. Противоречия между интересами канадских фермеров и колониальным режимом все более обостряются.
В первой трети XIX в. прежняя основа канадской экономики – добыча меха и пушная торговля – утратили свое первостепенное значение. Ведущими ее отраслями стали лесная промышленность и судостроение. Лесоразработки велись в основном в долине реки Св. Лаврентия и в низовьях реки Оттава. В разных местах на территории Канады возводилось большое количество новых лесопильных заводов. В 1831 г. в Нижней Канаде насчитывалось 737 лесопилен, в Верхней Канаде – 680. Важным продуктом лесной промышленности был поташ, который вывозился в Англию для нужд текстильного и химического производства и составлял одну из доходных статей канадского экспорта. Только в Нижней Канаде в 1831 г. существовало 489 поташных заводов. Что касается судостроения, то лишь в 1825 г. в Нижней Канаде сошло со стапелей 61 судно общим водоизмещением 22 636 т, а всего в канадских провинциях – 422 судна. В крупный центр судостроения превратился Квебек. В Монреале и Торонто на литейных мануфактурах наряду с металлическими плугами и другими изделиями уже делали пароходные двигатели. Первый деревянный пароход в Канаде был спущен на воду в 1809 г. Пароходы имели водоизмещение от 50 до 500 т, и в 1819 г. их насчитывалось в Канаде уже свыше десяти.
Но успешное развитие лесной промышленности и судостроения продолжалось недолго. С переходом в 30-х годах XIX в. от деревянного к металлическому судостроению и от парусных судов к пароходам эти две ведущие отрасли вступили в период глубокого кризиса.
В Канаде, хотя и медленно, продолжала набирать силу металлургическая промышленность. На железоделательном заводе в Сен-Морисе, построенном еще в середине XVIII в., в 30-х годах XIX в. трудилось уже около 300 рабочих: в большинстве своем франкоканадцы, надсмотрщиками выступали англичане. В Нижней Канаде действовали три бумажные мельницы (самая крупная из них выпускала 600 т бумаги в год), в Верхней Канаде – пять-шесть фабрик, в Сент-Джонсе – фабрика по производству стекла.
Начинает зарождаться в Канаде и собственная хлопчатобумажная промышленность. В Шербруке и Шамбли функционировали фабрики по производству полотна, в Монреале – три специальных завода по производству канатов и веревки из конопли. Правда, предприятия эти мелкие, с ограниченным использованием наемного труда.
О развитии капиталистических производственных отношений свидетельствует увеличение городского населения, рост старых и возникновение новых городов. Крупными промышленными и торговыми центрами становятся Монреаль и Квебек в Нижней Канаде, Галифакс в Новой Шотландии, Торонто в Верхней Канаде. Вот что писал о Торонто Чарлз Диккенс, посетивший Канаду в конце 30-х годов: «Город лежит на совершенно плоской равнине, а потому его окрестности ничуть не живописны, зато сам он полон жизни и движения, суматохи, деятельности и стремления к усовершенствованию. Улицы прилично вымощены и освещаются газовыми фонарями; дома большие и хорошие; магазины превосходные. Витрины многих из них могли бы потягаться с витринами в главном городе какого-нибудь процветающего графства Англии, а иные не посрамили бы и столицы»{62}.
В этот период промышленность и внутренний рынок Канады все более требовали активных капиталовложений. Первый банк в Британской Северной Америке возник в 1817 г. в Монреале. К 1837 г. в канадских провинциях было 18 банков. Крупные банки представляли собой привилегированные корпорации, тесно связанные с правительственными кругами.
Положение местной канадской буржуазии в период английского господства вряд ли можно назвать процветающим. В основном она занималась мелкой торговлей и мелким бизнесом. Вся крупная торговля колонии, экспорт и импорт, сосредоточивались в руках торговых компаний и различных акционерных обществ, финансируемых из-за границы.
Объем внешней торговли Канады постоянно возрастал. «Корабли, построенные в сих колониях (в Канаде. – В. Т.), нагружаются ежегодно 30 тыс. тонн по 7 ф. ст. за тонну, а количество грузов на кораблях, принадлежащих собственно колониям, простирается до 350 тыс. т», – сообщала своим читателям в 1837 г. русская газета «Московские ведомости»{63}. Англия импортировала в Канаду прежде всего промышленные изделия, спиртные напитки, чай, специи, табак, кофе. Основу канадского экспорта в метрополию составлял лес. Кроме этого, Канада вывозила свинину, рыбу, поташ, меха, соль и другие товары. Как поставщик хлеба колония утвердилась еще в самом начале XIX в. Однако на протяжении десяти лет, с 1827 по 1836 г., объем канадского экспорта увеличился совсем незначительно, в то время как ввоз товаров из Англии – почти в три раза. Общий пассив торгового баланса составил в 1836 г. более 2 млн. ф. ст. Английские промышленные товары продавались в Канаде на 50–75 % дороже, чем в Англии. Это был колоссальный косвенный налог для населения колоний и значительный источник доходов для правящих классов Англии. Торговля метрополии с колонией служила одним из основных методов колониальной эксплуатации населения Канады Великобританией.
