Текст книги "Страна кленового листа - начало истории"
Автор книги: Валерий Тишков
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 11 страниц)
Монопольные действия Компании поселенцев, которая только одна имела право продавать в колонии товары и скупать меха, вызвали недовольство мелких торговцев. Иезуитские хроникеры сообщали даже о существовании «измены» и о том. что один из торговцев был арестован, а его собственность была конфискована. Погоня за пушниной, спаивание индейцев, приводившее к их физическому истреблению, не устраивали дворян-землевладельцев и духовенство. Первые были прежде всего заинтересованы в заселении своих сеньорий и феодальной эксплуатации крестьян. Вторые стремились к увеличению паствы за счет обращения индейцев в христианство для того, чтобы собирать с них «дары» в пользу церкви, а свои миссии сделать церковным вариантом феодального поместья.
Инициатором новой реформы колониального устройства Новой Франции стало духовенство. Прибывший в 1659 г. в Квебек глава католической церкви епископ Лаваль вступил в конфликт с местной колониальной администрацией и иезуитами, действовавшими заодно с заправилами Компании поселенцев. Бесконечные внутренние распри, постоянные жалобы в Париж, общее неудовлетворительное состояние дел в колонии вынудили молодого французского короля Людовика XIV и его министра Кольбера произвести коренную реорганизацию.
Компания Новой Франции передала все свои сеньориальные права на Канаду королю, и Новая Франция была объявлена королевской провинцией. Население колонии к этому времени составляло около 3 тыс. человек.
Королевская администрация Людовика XIV
С того момента, как в мае 1663 г. Канада стала королевской провинцией, ее судьба перешла в руки министра финансов Кольбера – настойчивого поборника возрождения величия Франции на основе экономического могущества и развития торговли. В его политике колониальным владениям отводилась важная роль – приносить доходы и потреблять производимые в метрополии продукты. В сентябре 1663 г. в Квебек приехали новый губернатор и 159 законтрактованных работников (60 умерли во время плавания через океан).
В новый Королевский совет вошли несколько человек из числа приближенных к епископу Лавалю наиболее состоятельных и знатных лендлордов. Один из первых же эдиктов администрации запретил продажу спиртных напитков. Спаивание индейцев к тому времени распространилось уже повсеместно. Некоторые индейцы за бутылку бренди готовы были отдать все свои меха, чем бесстыдно пользовались скупщики пушнины, наживая огромные барыши. Церковь решительно противилась этому: индейцы считали, что под влиянием алкоголя они переносятся в свой собственный божественный мир, и утрачивали над собой контроль. Еще в 1660 г. епископ пригрозил отлучением от церкви тем, кто будет продавать индейцам спиртное. Однако его угрозы возымели малое действие.
Пользуясь своим влиянием, епископ поспешил учредить в Квебеке семинарию для подготовки священников из среды местных жителей и наложил на поселенцев церковную десятину в размере тринадцатой части урожая. Установила администрация также налог на все ввозимые товары (он шел на нужды колониальной администрации). И хотя некоторые канадские историки считают, что жителям колонии нечего было жаловаться на налоги, поскольку их соотечественники на родине находились в худшем положении, – все же при скудных доходах и тяжелых условиях жизни колонистов поборы и налоги являлись для них довольно тяжелым бременем. Для законтрактованных работников были установлены размеры заработной платы, а после трех лет наемного труда им разрешалось осесть на земле. Вскоре реформаторская деятельность властей прекратилась из-за распрей между церковью и королевской администрацией: та и другая претендовали на верховенство. Епископ оказался сильнее губернатора, и последний был отозван Парижем. Он не успел отслужить своего трехлетнего срока.
В 1665 г. в Квебек приехал королевский управляющий – интендант Жан Талон. Этот выученик иезуитов стал одним из наиболее способных администраторов в истории Новой Франции. Одновременно в колонию король прислал тысячу солдат и офицеров, 400 законтрактованных работников, группу молодых женщин и несколько лошадей, которых местные индейцы, увидев впервые, прозвали «французскими лосями»{26}.
Солдаты сразу же приступили к строительству укрепленных фортов вдоль границ поселений и особенно вдоль реки Ришельё. Отсюда было удобнее всего вести военные кампании против ирокезов. Эти же укрепления служили для отражения попыток голландцев и англичан занять французские колониальные владения. Когда обнаружилось, что среди солдат и офицеров есть несколько протестантов – гугенотов, церковь и гражданские власти сделали все возможное для обращения их в католичество. Дело в том, что гугенотам еще со времен кардинала Ришельё запрещалось селиться в Канаде. Власти опасались, что гугеноты, не раз бывшие на стороне Англии в ходе религиозных войн в Европе, и здесь, в Северной Америке, могут оказаться в союзе с более сильным соседом – английскими колонизаторами. Однако, закрыв для французских протестантов путь в Канаду, колония лишилась в лице их деловых и предприимчивых представителей недостающих ей людских ресурсов, а также капиталов.
Получив военные подкрепления, французы решили начать военную кампанию против индейцев. Первой жертвой они выбрали могауков. В январе 1666 г. 600 солдат и несколько десятков поселенцев из Монреаля двинулись к деревням могауков. Заплутавшись в лесах, армия вернулась через некоторое время в Квебек, потеряв 60 человек, замерзших и умерших от болезней и голода, и несколько человек, убитых индейскими стрелами в стычке с группой охотившихся индейцев.
Следующий поход французы предприняли против ирокезов, несмотря на то, что от ирокезов поступило предложение о перемирии. Разрушив несколько деревень и объявив земли индейцев королевскими владениями, колонизаторы заставили Союз пяти ирокезских племен согласиться с теми условиями мира, которые выдвинули они.
Не рассчитывая на длительное мирное сосуществование с коренными жителями, колонизаторы всячески старались разжигать вражду между племенами и держать их в состоянии страха. Так, в 1670 г. губернатор Новой Франции Курсель на вооруженном судне проплыл по озеру Онтарио, желая показать ирокезам, что залпы французских пушек и ружей могут достичь и этих далеких мест.
Во времена Талона в Новой Франции сложилась та социально-экономическая и политическая структура, которая просуществовала с некоторыми изменениями до конца французского господства в Канаде.
Верховная власть в колонии принадлежала королю. Все важнейшие решения относительно судеб колониального владения принимались в Париже. Однако при огромных расстояниях (обмен посланиями занимал почти год) и оторванности Канады от метрополии местные власти оказывались фактически бесконтрольными и полновластными.
Важнейший пост в колониальной администрации занимал губернатор. Это был всегда дворянин и военный. Он представлял короля, и его действия не подлежали обсуждению. Он мог в любой момент отменить решения, принятые интендантом, судебными властями и прочими чиновниками, касающиеся внутренних вопросов. Главной заботой губернатора являлись оборона колонии и налаживание отношений с индейцами.
Второй по значению была в колонии должность интенданта, ответственного за гражданскую администрацию колонии, отправление правосудия и финансы, а также за хозяйственные дела. Интенданту предписывалось поощрять деятельность поселенцев по расчистке новых земель, разведению скота, освоению новых культур. В королевских инструкциях Жана Талона говорилось, что он обязан всеми способами «содействовать поселенцам в их занятиях торговлей и коммерцией, ибо только они могут принести достаток в колонии и способствовать семейному процветанию»{27}.
Королевский совет, куда входила верхушка колониальной администрации, епископ и пять назначаемых членов, превратился по сути дела в совещательный орган при губернаторе и исполнял функции высшего судебного органа.
На территории колонии действовало французское феодальное право. Правосудие на местах отправлялось судьями, прокурорами и приставами. Приговоры нередко выносились очень суровые, вплоть до четвертования и смертной казни.
В 1669 г. была создана ополченческая милиционная служба для всех физически здоровых мужчин. В каждом округе (дистрикте) главой местного ополчения являлся капитан милиции, который, наряду с сеньором, нередко единственный представлял колониальную власть на местах. Он следил за соблюдением законов и указов, выполнением различных повинностей, как, например, работ по строительству и ремонту дорог и мостов.
Подавляющая масса населения не пользовалась никакими политическими правами. Постепенно были уничтожены даже выборные должности синдиков. В 1673 г. Кольбер сообщил губернатору Фронтенаку, что, «как только колония станет сильнее, чем в настоящее время, необходимо будет потихоньку упразднить синдиков, которые представляют запросы от имени всех абитанов (крестьян. – В. Т.). Лучше, если каждый человек будет говорить за себя, чем один будет говорить за всех»{28}.
Основные усилия метрополия сосредоточила на хозяйственном развитии Новой Франции. Кольберу хотелось сделать колонию менее зависимой (вернее, менее обременительной для метрополии) в военном и экономическом отношении. В инструкциях Талона говорилось, что одной из настоятельнейших потребностей Канады является установление там мануфактур и привлечение ремесленников, которые бы производили предметы повседневной необходимости. Не в меньшей море беспокоился Кольбер и о том, чтобы колония служила рынком для производимых в метрополии промышленных товаров, а также поставляла во Францию, кроме мехов, продукты рыболовства, лесодобычи, уголь с Кейп-Бретона и т. д.
Для осуществления этих планов требовались прежде всего капитал и рабочая сила. Королевские власти поощряли эмиграцию в Канаду людей, которые могли бы работать по найму или же нести там военную службу. Они посылали туда партии молодых девушек, которых прозвали «королевскими невестами». Между прочим, местным холостякам запрещалось охотиться, ловить рыбу или заниматься скупкой пушнины до тех пор, пока они не женятся. Власти и церковь всячески поощряли ранние браки и многодетные семьи. В результате население колонии стало расти довольно быстро. В 1676 г. в Канаде проживало около 10 тыс. человек.
Королевский двор в меру своих возможностей пытался способствовать развитию таких отраслей колониальной экономики, как, например, рыболовство, судостроение (в 1672 г. в Квебеке началось строительство первого военного судна), рудное дело, добыча древесины, кожевенно-обувное, шляпное и портновское производство и т. п. В первые годы после установления своего господства французская корона вложила около 1 млн. ливров в колониальную промышленность и торговлю. Но успехи оказались менее чем скромными. Как отметил канадский историк У. Эклис, «Кольбер стремился заставить колониальную экономику бегать, прежде чем она научилась ходить, да и сам характер французского общества не был приспособлен для достижения этих целей»{29}.
Препятствием на пути экономического развития колонии являлась прежде всего экономическая отсталость сапой метрополии ввиду существования в ней феодально-абсолютистского строя. Экономические ресурсы феодальной Франции были ограниченны, а ценностные приоритеты господствующего класса – дворянства не были ориентированы на деловую деятельность. Честолюбивым мечтам двора о процветающей экономике в колонии не дано было осуществиться. Основным занятием колонистов стали сельское хозяйство и пушная торговля. Это и определило характер развития колонии на многие годы.
Сеньориальный строй и пушная торговля
Во второй половине XVII в. почти вся земля по обе стороны реки Св. Лаврентия от Квебека до Монреаля была расчищена и заселена. Осваивалась также и долина реки Ришельё. Река Св. Лаврентия являлась главной жизненной артерией колонии. Естественно, что земельные пожалования делались так, чтобы участки выходили к воде. По мере роста населения и увеличения числа наделов эти участки все чаще принимали форму длинных полосок, идущих от реки в глубь леса. Дома поселенцев стояли ближе к реке, берега которой стали напоминать деревенскую улицу, протянувшуюся на десятки и даже сотни километров.
Окончательно сложившийся во второй половине XVII в. в Канаде сеньориальный строй существовал почти 200 лет без особых изменений и составлял основу общественных отношений колониального общества времен французского господства. Верховным собственником всех земель считалась французская корона. От имени короля в колонии производились пожалования поместий сеньорам, которые, в свою очередь, селили на этих землях на принципе феодальной зависимости крестьян-цензитарисв (абитанов). Обязанности сеньора по отношению к королю заключались главным образом в принесении присяги на верность.
Размеры феодальных владений были огромными: по нескольку тысяч и даже десятков тысяч арпанов земли (арпан равен около 0,5 га). Лишь после 1667 г. власти старались не жаловать слишком крупных поместий, дабы не допустить чрезмерного усиления отдельных лендлордов. Помещичьи запашки были очень небольшими, а иногда вообще отсутствовали, поскольку некоторые лендлорды проживали не в колонии, а в метрополии. Средний размер участков абитанов был небольшим и по мере роста населения постоянно уменьшался.
Социальный статус сеньора был чрезвычайно высок. Сеньор принадлежал к элите колониального общества, хотя некоторые канадские историки с умилением пишут, что сеньорам наравне с абитанами приходилось выполнять такие повинности, как корве (принудительные работы), и что те и другие имели «свои права и свои обязанности»{30}. На самом деле между сеньорами и крестьянами существовала глубокая социальная пропасть, хотя, может быть, канадские сеньоры, не будучи наследственными аристократами, не жили в такой роскоши и довольстве, как их собратья по классу в метрополии.
Каждый год 1 мая абитаны приносили к порогу дома сеньора оброк – обычно разную живность и какие-нибудь продукты. Кроме этого, существовало множество других крупных и мелких феодальных платежей и повинностей. За владение землей платилась рента, обычно по ливру за каждый арпан, выходящий к воде. Любая покупка земли сопровождалась уплатой сеньору одной двенадцатой ее стоимости. Каждый сеньор мог устанавливать свой корве. Однако масштабы его, учитывая отсутствие крупных помещичьих запашек, были сравнительно небольшими, как правило, абитан бесплатно работал на лендлорда по нескольку дней в году. Крестьяне платили за право пользования помещичьей мельницей, отдавали десятую часть пойманной рыбы.
Этот далеко не полный перечень феодальных повинностей говорит о том, что они представляли собой нелегкое бремя. Их сравнительно меньшая тяжесть, чем в метрополии, объяснялась не каким-то особым гуманным и пасторальным характером сеньориального строя в колонии, а местными специфическими условиями. Крестьянин мог в любой момент бросить землю и своего сеньора и поселиться в другом месте. Феодалу приходилось считаться и с тем, что вооруженный крестьянин мог защитить его от нападения индейцев. Кроме того, на всю систему феодальных отношений в Канаде оказывала влияние мехоторговля – основа колониальной экономики. Скупка пушнины являлась более прибыльным делом, чем обработка земли. По этой причине крестьяне часто забрасывали свои участки и становились охотниками.
Таким образом, хотя общественные отношения в Канаде и выглядели как бы упрощенно-уменьшенным слепком аналогичных отношений в метрополии, феодализм здесь не был точной копией французского абсолютизма, поскольку вся феодальная система складывалась в соответствии с интересами торговли. Сам факт возникновения колонии – это результат торговой экспансии Франции. Торговля сохранила свое первостепенное значение и на протяжении всего периода французского господства на Американском континенте, поскольку метрополия не имела возможности создать за океаном какую-либо другую более прочную экономическую базу.
Пушному бизнесу в Канаде благоприятствовали и некоторые внешние факторы. В канадских лесах проживали многочисленные охотничьи племена индейцев – главных поставщиков «мягкого золота». Река Св. Лаврентия представляла собой идеальную торговую магистраль в глубь Североамериканского континента. Немалую роль играл и тот факт, что аристократическая Франция всегда была, благодатным рынком для ценной канадской пушнины. Все это привело к тому, что попытка Франции создать разноотраслевую колониальную экономику, придать ей более самостоятельный характер, не забывая об интересах метрополии, закончилась ничем. Шкурка бобра победила королевских кардиналов, губернаторов и интендантов.
С пушной торговлей в Канаде в тех условиях не могли соперничать никакие другие формы деловой активности. Выяснилось, что строительство судов в Квебеке – дорогостоящее занятие, поскольку, помимо леса, требовалось еще ввозить из-за океана металл или же налаживать его производство на месте. Веревки, свитые из конопли, выращенной абитанами, обходились не дешевле голландских. Для выловленной у канадских берегов рыбы нужна была недешевая по тем временам соль, да и доставка рыбы на далекий европейский рынок делала рыболовство неприбыльным. Для пушной же торговли хватало берестяного каноэ, чтобы погрузить товары, а затем меха, набора нехитрых предметов: ружей, ножей, топориков, горшков, чайников, одеял, яркой материи, побрякушек в виде стеклянных бус и, наконец, но далеко не в последнюю очередь, бренди. К тому же на пушной промысел по затрачивался такой тяжелый труд, как, например, на расчистку лесов для сельскохозяйственных угодий (чтобы расчистить арпан земли, человеку приходилось работать почти год). Немного смелости, знание местности, а самое главное – бесцеремонность в обращении с туземцами обеспечивали успех.
В первые годы индейцы вообще сами доставляли меха в Монреаль. На обменные торги, которые устраивались там ежегодно ранней весной, прибывало по 400–600 индейских каноэ с ценным грузом. Возможностью обменять за бесценок меха у индейцев и получить легкую прибыль не гнушался никто из жителей колонии. На торгах, которые открывал губернатор, обращаясь к индейцам как отец к своим детям и лицемерно напоминая о привалившем им счастье иметь дело с подданными короля Франции, присутствовали не только купцы, мелкие торговцы и абитаны. Немалое количество товаров попадало в руки сеньоров, колониальных чиновников и служителей церкви.
Оптовые торговцы скупали пушнину на месте и отправляли большими партиями за океан, получая за это свою долю прибыли. Стоимость награбленной пушнины постоянно росла, независимо от рыночных колебаний цеп на меха и причуд европейской моды. В 1667 г. из Канады было вывезено во Францию мехов на 550 тыс. ливров.
Канада, таким образом, превращалась в торгово-посредническую колонию. Причем и на месте за посреднические функции разгоралась борьба. Конкурируя между собой в погоне за пушниной, французы сами двинулись в леса, сооружая рядом с иезуитскими миссиями торговые фактории (иногда это было одно и то же) и выменивая меха на месте.
Ежегодно по канадским рекам и охотничьим тропам отправлялись сотни, а нередко и тысячи мелких скупщиков пушнины. Это было далеко не мирное наступление. «Лесные бродяги» подчас оказывались вовлеченными в ими же разжигаемые конфликты между племенами и становились неплохими мастерами по части снятия скальпов. Один из колониальных чиновников сокрушенно писал по этому поводу министру Кольберу: «Эти своевольные люди – просто неженатые бродяги, не желающие работать на расчистке земли, что должно быть главной задачей добропорядочного колониста. Из-за своего безнравственного и беспутного образа жизни они учиняют бесчисленные беспорядки. Живя подобно индейцам, они уходят за 12–15 сотен миль от Квебека скупать меха, которые индейцы сами бы доставили к нашим поселениям. Их распущенность и желание получить для себя любыми путями прибыль ведут к подлостям и оскорблениям, которые разрушают среди индейцев добрые представления о нашей нации»{31}.
Как мы помним, колониальные власти в интересах сеньоров и церкви пытались неоднократно наложить запреты на занятия скупкой пушнины простых поселенцев – абитанов. Многочисленные эдикты, аресты «лесных бродяг» и конфискация контрабандных товаров не могли, однако, исправить положение. Дело тут было не столько в бессилии властей, сколько в их нежелании ограничить мехоторговлю. Ведь колониальные власти сами оказались причастными к доходному бизнесу и не желали отдавать его на откуп частному торговому капиталу. Губернатор Фронтенак приступил к сооружению системы укрепленных фортов в районе Великих озер, где промыслом ценных зверьков занимались непокорные ирокезы, только потому, что обмен товарами в этих местах сулил принести доход в 1 млн. ливров и сразу же окупить расходы короны на содержание колонии.
Деспотичный Фронтенак и его окружение прибрали пушной бизнес к своим рукам, использовав в этих целях армию и власть над поселенцами. В 1673 г. губернатор отдал приказ жителям Монреаля и его окрестностей поставить по корве 120 каноэ и 400 абитанов для сооружения торговой фактории на озере Онтарио. Это вызвало недовольство не только рядовых поселенцев, но и крупных монреальских мехоторговцев. Приход людей губернатора в район Онтарио грозил подорвать их дела на территории к западу от Монреаля. Губернатор Монреаля Перро, который сам беззастенчиво использовал свое положение для личного обогащения и в свое время получил в феодальное владение целый остров под торговую факторию, возглавил оппозицию генерал-губернатору. В колонии разгорелась острая политическая борьба среди двух группировок колониальной верхушки. С одной стороны выступали богатейшие купцы Монреаля, с другой – группа крупного буржуа из Руана, пожалованного в дворянство, де Ла Саля, за спиной которого стоял сам генерал-губернатор.
В этой конкурентной борьбе больше шансов на успех было у тех, кто сумел подальше продвинуть свои торговые посты и захватить важнейшие пути, по которым поступала пушнина. По этой простой причине колониальные власти добились санкции Парижа на организацию новых экспедиций по освоению континента. Метрополию прельщала возможность тем самым расширить свои колониальные владения. К тому же существовала реальная опасность, что в погоне за новыми землями и богатствами Францию на континенте могут опередить англичане и испанцы.
К 80-м годам XVII в. маршруты «лесных бродяг» проходили уже к западу от озера Верхнее вплоть до озера Виннипег, где жили индейские племена ассинибойя. Но больше всего колонизаторов манил еще неизведанный район к югу от Великих озер. Здесь, но рассказам индейцев, текла «прекрасная река к громадному озеру». Речь шла об «отце вод» – реке Миссисипи.
Первым среди французов в верховьях Миссисипи побывал в 1639 г. Жан Николе – торговый агент, проживший в лесах среди индейцев около 20 лет. Достоверно известно, что он от озера Мичиган поднялся по реке Фокс, волоком перебрался через ее верховья и вышел на реку Висконсин. Это был путь, ведший к Мисспсипи. В 1669 г. маршрут Николе повторил видный иезуит отец Аллуэ, в записях которого мы впервые встречаем название «Мессипи». В 1672 г. Фронтенак направляет «на поиски южного моря» и исследование «великой реки Миссисипи, которая, как полагают, вливается в Калифорнийское море», отряд во главе с выучеником иезуитов и заправским «лесным бродягой» Луи Жолье. По заведенному у французов обычаю в экспедиции принял участие иезуитский миссионер – отец Жан Маркетт, оставивший записки об этом походе. Жолье и Маркетт достигли Миссисипи в июне 1673 г. и проплыли от Висконсина до Арканзаса.
Наиболее крупные успехи Франции в приобретение новых территорий и расширении географии пушной торговли в Канаде связаны с именем Робера Кавелье де Ла Саля. Об этой личности, как, кстати, и о многих других «лесных бродягах» и миссионерах-путешественниках, написано много приукрашенно-романтических увлекательных историй{32}. К сожалению, мало написано о том, какие мотивы управляли действиями этих людей, кто стоял за их спиной, сколько бед они принесли подлинным хозяевам континента, его коренным жителям – индейцам!
По прибытии в Канаду Ла Саль получил от губернатора на правах сеньориального владения форт Фронтенак на озере Онтарио и окружающие его земли. Однако Ла Саль не собирался расчищать землю и селить на ней абитанов, как того требовали условия феодального пожалования. Его интересовала только скупка мехов у индейцев. И тут Ла Саля поддержал губернатор колонии, который ежегодно стал направлять во Фронтенак дюжины каноэ, груженные товарами для торговли с ирокезами.
Фронтенак, Ла Саль и их помощники захватили теперь монополию на пушную торговлю в районе озера Онтарио, построив без ведома метрополии еще один форт на реке Ниагара. Под их контролем в результате оказались не только ирокезы, по и племена, обитавшие к западу и северу, которые до этого поставляли меха монреальским торговцам. Чтобы не выпустить из рук всю западную мехоторговлю, монреальские торговцы создали в той местности, где проживали племена оттава, постоянную базу Мичилимакинака, которая подчиняла себе все северо-западные торговые пути.
В 1678 г. Ла Саль добился в Париже официальной санкции на освоение долины реки Миссисипи и строительство в новых землях фортов на тех же правах феодального держания, на которых он получил форт Фронтенак. Фактически он приобрел монополию на скупку пушнины в области к юго-западу от Великих озер. Как справедливо отмечает канадский историк У. Эклис, «для Ла Саля и Фронтенака открытие устья реки Миссисипи было не целью, а средством распространить мехоторговлю на половину континента»{33}.
Ла Саль со своими помощниками, наемными мелкими «лесными бродягами» и солдатами, построил ряд фортов в верхнем и среднем течении Миссисипи вплоть до слияния ее с рекой Огайо. Его заветным желанием было проложить торговый путь из устья Миссисипи через Карибское море во Францию и создать тем самым независимую меховую империю в глубине континента. С разрешения Фронтенака Ла Саль запретил кому-либо торговать в контролируемых им районах. У тех из «лесных бродяг», кто появлялся южнее Великих озер, товары конфисковывались.
В 1682 г. Ла Саль основал на реке Миссисипи форт Сан-Луи, а в 1684 г. стал создавать опорные пункты в устье Миссисипи. Однако осуществить все замыслы предприимчивому колонизатору не удалось. В 1687 г. он был убит своими спутниками по экспедиции во время путешествия в районе Техаса.
Увеличение масштабов пушного бизнеса за счет включения в сферу торговли новых областей, удлинение торговых путей и необходимость содержания и охраны торговых постов и фортов требовали больших затрат, которые были теперь под силу лишь самым крупным буржуа или компаниям. Одиночки – «лесные бродяги» не могли уже больше выдерживать конкуренции и оказались выброшенными из сферы пушной торговли. Им теперь отводилась роль наемной рабочей силы – они перевозили партии мехов, принадлежавших толстосумам. Время легких удач кончилось. К тому же власти метрополии издали в 1681 г. указ о введении в колонии системы лицензий на право скупки пушнины. Таких лицензий губернатор с интендантом могли выдавать в год не более 25. Фактически же вся меховая торговля колонии сосредоточилась в руках трех-четырех влиятельных семей.
Монополизация основной отрасли колониальной экономики была выгодна не только господствующему классу метрополии, но и всему государству в целом. Во второй половине XVII в. мехоторговля в Канаде стала приносить Франции ощутимые прибыли. Например, только за предоставление монополии на скупку бобровых шкурок к северу от реки Св. Лаврентия корона с 1685 г. ежегодно получала 500 млн. ливров, что с лихвой покрывало все ее расходы на содержание в колонии администрации и войска. Не меньшие капиталы наживали и крупные торговцы, оптом скупавшие пушнину в колонии и сбывавшие ее на европейском рынке. Главными объектами колониальной эксплуатации были безжалостно ограбляемые индейцы и угнетаемая масса простых поселенцев-колонистов.
К концу XVII в. из Канады вывозилось мехов уже в 2 раза больше, чем мог потребить рынок Франции. Канадские бобровые шкурки заполнили пушные рынки других европейских стран. Этот напор особенно остро ощущали англичане, не менее планомерно осуществлявшие наступление на Североамериканский континент. Предвестником будущей беспощадной борьбы великих держав за Канаду стал вызов, брошенный французской колониальной империи английской Компанией Гудзонова залива.
Возникла эта старейшая компания (она существует и поныне) в 1668 г., когда группа лондонских купцов снарядила экспедицию в район Гудзонова залива, открытый англичанином Генри Гудзоном еще в 1610 г., для того, чтобы найти путь в Индию и Китай. Патроном экспедиции был брат короля Карла II принц Руперт, проводниками ее стали перешедшие к англичанам известные скупщики пушнины французы Радиссон и Гроссейер. После зимовки путешественники вернулись в Лондон на корабле, груженном доверху пушниной, и про первоначальные цели было забыто.
В 1670 г. Карл II пожаловал группе купцов хартию на учреждение Компании авантюристов Англии (слово «авантюрист» в то время означало «первооткрыватель»), торгующих в Гудзоновом заливе. Компания получила право на изыскание прохода в «южные моря» и на торговлю пушниной, минералами и другими товарами, а также право выпускать денежные знаки, собирать налоги, чинить суд, вести войны. Под ее контроль попала и обширная территория на севере континента, которую Франция считала своей.
Первая же посланная французами миссия в район залива, призванная не допустить там утверждения Англии и понудить индейцев торговать только с французами, не добилась успеха, а миссионер отец Элбанел был арестован и выслан в Англию. Так началась в Канаде длительная борьба английских торговцев Гудзонова залива и французских торговцев долины реки Св. Лаврентия, которая закончилась лишь в XIX в.
Глава 4
БОРЬБА ЗА КОНТИНЕНТ
Очередной раунд
англо-французского соперничества
«Имею честь сообщить Вам, что Канада столь велика, что я не знаю ее границ на севере – так они отдалены от нас. На юге ничто не может помешать нам водрузить знамя Его величества во Флориде, Новой Швеции, Новой Голландии и Новой Англии, а через первую из них проникнуть в Мексику»{34}, – самонадеянно писал интендант Талон министру Кольберу в 1665 г. В те годы французским колонизаторам мерещилось, что весь континент, «во всю его длину и ширину», станет владением Франции.
