Текст книги "Летние Приключения"

Автор книги: Валерий Тимофеев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 5 страниц) [доступный отрывок для чтения: 2 страниц]

– Много чего вижу, – растерялся Коська. – Ты скажи, что тебе надо?

– Самое главное!

– Нет, самого главного не вижу, – сознался Коська. – Если бы видел, оно бы сразу на язык просилось. Это надо тебе у Вадика спрашивать.

– "Красные" выставили дозор с одной стороны, – подсказал Юра.

– Правильно сделали. Я бы тоже с одной сторо-ны выставил.

– А почему?

– С тыла скала. Зачем ее охранять? Мы с Вади-ком там один раз забирались, я чуть не сорвался. Все ногти пообломал.

– Но так и не забрался, – закончил за Коську Юра.

– Вот еще! – обиделся Коська. – Конечно за-брался!

– Вот видишь! Значит, скалу охранять надо?

– А-а! Теперь я понял самое главное!

– Тихо ты! – Потрепал мальчика по волосам Юра. – Растрещался как сорока. Поползли к ребя-там.

Юра недооценил «красных».

У подножия скал разведчики натолкнулись на их скрытый дозор.

Ромка и Антон склонились над муравейником. Они наблюдали, как муравьи расправляются с гу-сеницей-мохнаткой. Это Ромка нашел ее на бере-зовом листе. Толстая, темно-коричневая, в мягких густых иголках. Гусеница извивается, сбрасывает мурашей, но тех все больше и больше наползает. А Ромка прутиком ворошит муравейник, вызывает на сражение новых. Муравьи кусают гусеницу, цепляются за живот, спину, голову, вырывают ост-рыми челюстями пучки волос и, отбросив их, сно-ва устремляются в атаку.

– Вот где настоящая "Зарница"! – смеется Ан-тон.

– Не на жизнь, а на смерть, – добавляет Ромка.

– Она такая зеленая стала, – намекает на про-тивника Антон, – от страха!

– А мураши – это наши! Такие прекрасненькие "красненькие"! – захлебывается от восторга Ромка.

– Смотри, поволокли!

– Давай, тяни! Вон, вон тягач главный! Чур, я за него болею. Он у них за командира!

– Капитан!

– Нет, выше бери, – просит за своего Ромка.

– Полковник! – берет выше Антон. Ему тоже хочется болеть за этого активного муравья.

– Полковник сгодится, – соглашается Ромка. – В полку солдат как муравьев в муравейнике.

Они так увлеклись, совсем не ждут нападения – за четыре часа мимо никто не прошел, одуреть с тоски можно. И когда за их спиной раздался гром-кий приказ: – "Руки вверх!", оба отмахнулись:

– Отстань! Не видишь заняты?!

А потом как по команде враз выпрямились, ог-лянулись и... оказались без погон.

– Все, вояки, отвоевались! – обрадовал их Ва-дик.

– Доверяй таким на войне, – добавил соли на свежую рану Коська.

– Ну ты, мелюзга!.. – начал было Ромка. Но Юра остановил его.

– Убитые не разговаривают.

– Пусть разговаривают, – разрешил Вадик. – Мы все равно их язык не понимаем.

Этих слов хватило. Ромка и Антон враз успо-коились и замолчали.

Коське и еще двум разведчикам поручили от-конвоировать "убитых" в лагерь.

Ромка с Антоном старше разведчиков. Могли бы запросто свалить и связать этих малышей, а потом перед всем лагерем выставят – позора не оберешься. Игра есть игра. Правила для всех оди-наковые – проиграл, терпи.

– Эх, – вздыхал Ромка, – самое обидное – малы-шам покорились. Ребята узнают, обхохочутся. Ну я их...

Антон не дал ему договорить, толкнул в бок, подмигнул заговорчески:

– Мы еще повоюем.

– Как?

– Есть идея!

ГЛАВА 3
ЗНАМЯ

Антон закрыл дверь палаты на стул.

– Ты чего? – Ромка находился под властью обе-щания, данному ему.

– Чтобы никто не помешал, – коротко сообщил Антон.

– Кто помешает? В лагере шаром покати. Спе-циально искать будешь, никого кроме поваров да техничек не найдешь. – Ромка почему-то начал слегка волноваться.

– А они, по-твоему, не могут помешать?

– Чего им в нашей палате делать?

– Береженного бог бережет. Знаешь такую при-сказку? – Антон зачем-то приставил палец к губам.

– Иди ты со своими присказками, – отмахнулся Ромка. Но голос его не был сердитым.

Антон тем временем задернул шторы и делови-то заглядывал под кровати. Он и сам отлично по-нимал – никого нет. Но делал свое дело старатель-но, и более для того, чтобы напустить важности. Пусть Ромка сразу проникнется. Чем должен про-никнутся Ромка, он и не знал. Но в одной книжке про шпионов ему попалось это слово, понрави-лось, и теперь Антон готов был выставлять его и к месту и не к месту.

Он порылся в тумбочках, нашел чистую тет-радь и карандаши. Уселся за стол и, вынув из се-редины тетради сдвоенный лист, разложил его пе-ред собой.

– Готово, – сказал многозначительно. – Если хо-чешь сохранить задуманное втайне, опасайся вто-рого листа. Даже мягкий карандаш оставляет след. По вмятинам можно восстановить полный текст. А нам с тобой с тобой засвечиваться ни к чему.

– Скажи хоть, что задумал, – попросил Ромка. – Вертишься, вертишься перед глазами как жаба на игле, а я сижу перед тобой лопух лопухом.

– Не терпится?

– А чего мне должно терпеться? На душе кошки скребут, в животе мыши пешком бегают. А тут еще ты привязался со своими извилинами.

– Вмятинами, – поправил Антон.

– Это у тебя вмятины! – взорвался Ромка. – А я жрать хочу!

– Я что ли тебе не даю?

– Ты!

– Как это, скажи, я тебе могу не давать?

– Треплешься много, вот как!

– Я треплюсь!

– Как пить дать треплешься!

– А что ты на это скажешь? – И Антон выудил из тумбочки полиэтиленовый мешочек, под завяз-ку набитый печеньем, конфетами и яблоками.

Ромка и рот разинул.

– Ну ты даешь! Фокусник!

– Отъедайся, – разрешил Антон. – и помни мою доброту.

Мешок упал на кровать рядом с Ромкой.

Ромка отодвинулся.

– Чего испугался? Бери!

– Не наше, – прошептал Ромка, сглатывая слю-ну.

– Наше, не наше! Какая тебе разница? На войне, если хочешь знать, не бывает нашего-не нашего. На войне все общее.

– Мы не на войне.

– Зато мы убитые, – нашелся Антон. – С убитых какой спрос? Ну скажи, какой спрос с убитых? О них только хорошее говорят. Понял?

– Мы же не взаправду убитые, – не хотел сда-ваться Ромка. – Мы же потом опять живыми бу-дем, когда игра эта чертова кончится. Вот и спро-сят. Что скажем? Не ели, мол?

Антону не потребовалось даже минуты на об-думывание. Казалось, он заранее знал все вопросы Ромки.

– Зачем не ели? Ели! Мертвые были, что делали – не помним. Ребята еще и посмеются с нами вме-сте. Так что бери, не стесняйся! – Антон даже не поленился – развязал для друга мешок.

Ромка отвернулся от соблазна. Он уже почти уговорился, но дурацкая гордость выползла и зу-дит. Хоть бы Антон не отступился, хоть бы еще чуть-чуть поуговаривал.

– Чудак ты, Ромка, – сделал вывод Антон. – Если бы мы взаправду были убитые, разве ты бы сейчас был голодным? А? Ну чего набычился?

– Не был, – чистосердечно признался Ромка.

– Нас убили. Пусть понарошку. И в лагерь сбро-сили. А "сухой паек" наш где? – Антон неожидан-но соскочил с кровати, забегал по узкому проходу. – Да, скажи на милость, где наш законный "сухой паек"?

– В штабе остался.

– У них остался! – показал Антон на пустые кровати. – Ты здесь рассусоливаешься – можно-не можно, а они в это время твои кровные тушенку и сгущенку с хлебом и печеньем доедают! Нас, можно сказать, игры лишили, жизни лишили. Ма-ло им! Еще и на произвол судьбы бросили, голо-дом уморить решили!

Антон прямо сиял от вескости собственных до-казательств. Как ловко он обосновал! Теперь и са-мому есть из мешка не страшно. Осталось поста-вить последнюю точку в его бурной речи.

– Они нам еще спасибо сказать должны.

– Нам? Спасибо?

– А ты как думал?! За то, что мы догадались съесть их печенье с яблоками, не умереть по-настоящему и тем самым спасли их от тюрьмы и позора! Вот! – И Антон, достав яблоко, с чувством честно заработавшего человека, откусил большой кусок.

– Ловко! – похвалил Ромка. Ему не требовалось более никаких аргументов.

– Со мной не пропадешь, – снисходительно ска-зал Антон. – Набирайся сил. Мы им сейчас такую бомбочку подкинем, все лето вспоминать будут.

– Подкинем, – согласился Ромка. И кошки на душе, и мыши в животе перестали его волновать. Настроение поднималось с каждой съеденной пе-ченинкой. – Давай, выкладывай, что там у тебя?

Антон нарисовал на листе большой огурец. Под ним провел извилистую линию. На голове огурца изобразил острые собачьи уши. Критически оце-нил свое творение и внес в рисунок коррективы. Огурец заполнил четырьмя неровными квадрата-ми и небольшим яйцом.

– Теперь похоже, – сказал сам себе.

Но Ромка был противоположного мнения. Он так и не смог угадать, что нарисовал Антон. При-шлось спрашивать.

– Это наш лагерь, – пояснил Антон.

– Это? – Ромка не хотел верить своим ушам.

– Что же это по-твоему? – начал раздражаться Антон.

– Мазня на постном масле!

– Сам ты – мазня! Не понимаешь ничего, так молчи!

– А ты не спрашивай!

– И не буду!

– И не надо! Мазила. Рисовать сначала научись! – Ромку как художника злило такое отношение к творчеству.

– Чего мне учиться? Я что, картину рисую? Я карту рисую! А на карты учиться не надо. Захотел – нарисовал. И никому это не запрещается, между прочим! – Ромка упорно молчал. – Ну чего тебе не нравится? Это, – он ткнул пальцем в извилистую линию под огурцом, – речка Кизилка.

– Так и пиши! На картах все подписывают, что-бы мазню с речкой не перепутать.

– Подпиши сам, – попросил Антон. – У тебя по-черк красивее.

– Давай, – согласился Ромка. – Собачьи уши – это что у тебя?

– Горы.

– Огурец?

– Забор лагеря.

– Дыры в огурце?

– Столовая, качели, начальник лагеря, линейка.

– Яйцо?

– Тут еще флаг надо подрисовать, но я не умею, – сознался Антон. – Это пионерская комната и зна-мя лагеря.

Ромка несколькими штрихами, проведенными рукой мастера, сделал из мазни красивую карту.

– Ловко! – теперь уже восторгался Антон. Они сравнялись и заговорили как и прежде – на рав-ных.

– Пока все сражаются за отрядные флажки, мы с тобой знамя лагеря стыбрим и спрячем!

– Вот еще! Зачем оно нам?

– А пусть поищут!

– Они его и искать не будут. Вызовут нас к Владимиру Петровичу с вещами и... прощай, ла-герь! Вот тебе и все поиски.

– Кто узнает?!

– У тебя шапка-невидимка есть?

– Нет.

– Там дневальный стоит!

– Ну и пусть себе стоит!

– Он нас выдаст.

– Если увидит!

– Он не слепой.

– А мы его отвлекем.

– Как?

– Голова есть – придумаем, – пообещал Антон. – А ребята нам еще и спасибо скажут.

– Одни тебе за слопанное печенье спасибо ска-жут, другие – за сворованное знамя. Не много ли? Спина не заболит?

– Посмотришь, – уверенно сказал Антон. – Ты из игры вылетел, потому и злишься. А, думаешь, они наигрались? Кончится "Зарница", пройдет немно-го времени и все еще захотят играть. А тут им – нате, получите! Знамя лагеря кто-то стыбрил. Вме-сто знамени записочку оставил: – "Ищите у синей качели". Они туда рванули, а там новая записочка.

– Не нравится мне такая игра. – Ромке совсем не светило вылететь из лагеря.

– Не дрейфь, я все придумал! Нас никто и не заподозрит! Мы раскладываем в лагере пять запи-сок – здесь, вот здесь две и здесь. Пока они от за-писки к записке носятся – мы далеко уйдем.

– Сначала со знаменем по лагерю из конца в конец мотаться, а потом еще в горы идти? Да нас в один момент засекут!

– Нет, ты сегодня определенно не хочешь ду-мать. Мы, может, это знамя и воровать-то не бу-дем!

– А карта, а записки зачем?

– Для игры, – сказал Антон. В голову ему со-всем неожиданно пришла сногсшибательная идея. – Мы знамя там же, в пионерской комнате спря-чем. Под матрасом у старшей вожатой. А запис-ками на ложный след наведем. Все будут думать, что знамя по-настоящему украли. Мы записки разнесем и в лагерь вернемся. А потом скажем – убитые были, скучали, загорать ходили, ничего не слышали, ничего не знаем. Ну как? Согласен на такое?

– Надо было так сразу и говорить, что знамя во-ровать не будем, – воспрял духом Ромка. – Раз ни-чего не воровали, то и выгонять не за что.

– Конечно не за что, – поддакнул Антон. – За шутки кто же выгоняет?

– Если за каждую шутку выгонять, в лагере ни-кого не останется, – убеждал себя Ромка.

– Даже сам Владимир Петрович иногда шутит.

– Ага! Мы в тот раз уголь в котельной таскали, кочегару Колбаскину помогали, идем потом на речку, а начальник и спрашивает: "Откуда, – гово-рит, – у меня в лагере негритята появились? Вроде не принимал. Надо проверить, в каком они отря-де." Я говорю ему: "Мы не негритята." А он. "Нет, братцы, шутите. По-моему, вы – самые настоящие негритята. Потому как на свиней вы еще меньше походите." Вот какой он шутильник.

– И никто его не выгоняет, – поддакнул Антон. – Можешь быть спокойным, он шутки понимает. Давай записки писать. Только печатными буквами старайся.

– Чтобы почерк не узнали, – догадался Ромка.

– И чтобы таинственней было. Так всегда в приключенческих фильмах герои делают.

– Герои! Скажешь тоже, – недоверчиво посмот-рел Ромка. – Послушаешь тебя, так и мы с тобой герои.

– Еще какие! – пророчески сказал Антон.

ГЛАВА 4
СТАРАЯ ЗНАКОМАЯ

«Герои» Лежали в кустах и оценивали обста-новку.

Пионерская комната располагалась в одном из самых старых корпусов лагеря, построенных в конце пятидесятых годов. Тогда при строительст-ве еще не научились скупиться. Корпус был щедро украшен двумя колоннами, лестницей не из бето-на, а из самых настоящих гранитных плит. По кар-низу лепные украшения причудливых форм, а сле-ва и справа от входа, на глухой беленой стене – барельефы традиционно ко всему готовых пионе-ра и пионерки. Под ногами у пионеров разбиты клумбы, выложенные по периметру кирпичом "на-уголок". Завершает клумбу сильно вытянутый прямоугольник из кустарника дикой вишни. А к кустам прижимается пионерская скамейка. Напро-тив, через асфальтовую дорогу, еще четыре ска-мейки в ряд. За ними такие же кустики обрамляют линейку – большое поле с деревьями, клумбами, со сходящимися к центральной площадке дорожка-ми, с флагштоком и флагом на самой верхушке.

Ромка и Антон залегли не на линейке. От угла линейки начинается ряд детских дач. Вот в кустах возле первой из них, на самом удобном для обзора месте, и притаились ребята.

Колонны, охраняя вход в корпус, оттеняют на террасе две небольших площадки. На каждую из них выходят по два окна. Одно из коридора, дру-гое... Да, это оно и есть! Левое окно с чуть приот-крытой форточкой. В темном его прямоугольнике за старой-престарой деревянной рамой спокойно стоит в углу у стены знамя лагеря и не подозрева-ет, какие страсти вот-вот разгорятся вокруг его. Больше тридцати л е т оно стояло в этой комнате, покидая его в торжественные минуты под звуки горна и барабана при встрече и проводах каждой пионерской смены. Тридцать з и м зачехленное, лежало оно на складе, придавленное этими же са-мыми горнами и барабанами. И вот теперь, впер-вые за свою немолодую жизнь, судьба в лице двух непоседливых мальчишек готовит ему необычное приключение.

То ли ветер заглянул в приоткрытую форточку, то ли само знамя томилось предчувствием, но... Полотнище качнулось, расправило складки и по-тянулось к свету, а бахрома и кисти затрепетали от нетерпения. Волнение их какими-то невидимыми путями перелетело по воздуху и опустилось на ребят, не сводящих глаз со старого окна.

– Сколько можно ждать? – спросил Ромка.

– Пока не надоест, – отмахнулся Антон.

– Во! Мне уже надоело, – неизвестно чему об-радовался Ромка.

– Тихо ты! – осадил друга Антон. Надоело! Как будто он один такой. Антону, может, еще больше надоело, только он терпит. С бухты-барахты ниче-го не делается. А если и делается, то и получаются или бухты, или барахты. – Куда ты смотришь?

– Туда же, куда и ты.

– Не на окно смотри, на дневального смотри.

– Чего на него смотреть? Сидит как бревно на скамейке, только бестолковый туда-сюда вертит.

– А ты все равно смотри! – шипит Антон.

– Да что он – красная девица?

– Вдруг уйдет, а мы не заметим?

– Он нагой шевельнет, я на него и смотреть не буду, а все равно увижу.

– Как это ты увидишь?

– А так, боковым зрением! У меня оно сильно развито.

– Что-то я ничего про твое боковое зрение не слышал.

– Вот ты на окно смотришь?

– На окно, – сказал Антон.

– И что видишь? – пытал Ромка.

– Окно и вижу.

– А еще что видишь? Нет, головой не верти, так и смотри в одну точку!

– В одну точку смотрю, еще меньше вижу. Не все окно, а только кусочек.

– Ага, у тебя боковое зрение отсутствует. Дело обычное. Тренировки нет. А вот меня спрашивай, что я вижу?

– Что ты видишь? – попугаем повторил Антон.

– Вижу окно. Его описывать не буду. Это ря-дом. Дальше. Колонну вижу. На ней пятно – след от грязного футбольного мяча. Ты не за мной, за взглядом следи! Крыльцо. На нем фантик от кон-фетки скомканный, красно-синий. У пионера нос со щербинкой. И мизинец тоже. А на другой руке большой палец отбит. На крыше голубь сидит, от-дыхает. Глаза закрыты...

Антон стрелял глазами – следил за Ромкой – не вертит ли он головой? И проверял – правильно ли видит боковое зрение?

– ...Дневальный сидит сгорбленный, пилотку между коленей почти до земли опустил, рот раззя-вил, перед собой смотрит. На куст. Нет, не на куст. Антон! Гляди, гляди! – Ромка тряс Антона за рукав. – Узнаешь?

– Не-е, – проблеял Антон.

– Да ты внимательнее смотри! Ну? Узнал?

Антон стукнул себя по лбу.

– Старая знакомая! Как она здесь оказалась?

– В гости к кому-то приехала, – усмехнулся Ромка.

– Надо ее поприветствовать.

Антон повернулся набок, потянул из кармана рогатку.

Дневальный устал от безделья. Это солдату в армии просто стоять на посту – он присягу прини-мал, долг выполняет. А когда тебе двенадцать лет, когда лето в самом разгаре, когда все заняты инте-реснейшим делом – бегают по лесу, сражаются, побеждают или проигрывают, – охранять неиз-вестно от кого не нужное никому знамя? Да это просто издевательство над человеком. Пионерская комната закрыта на ключ, в лагере почти никого нет, «убитые» выстроились вдоль забора и ждут – кто победит. Им хорошо, им хоть поговорить ме-жду собой можно. Он три часа на посту и за три часа ни одного слова, ни одной живой души. Сам с собой разговаривал – надоело. Заранее знаешь, что спросишь, и что тебе ответят. Песни по нескольку раз все пропел. Думал – много знает. Но оказалось – совсем мало. Вот капитально не повезло! В дру-гие дни вокруг дневального бесконечный хоровод. Возле корпуса народу – отгонять приходится. Тут в шахматы играют, там в шашки, в «морской бой» или в крестики-нолики. Нет, сегодня быть дне-вальным определенно наказание. На футбольном поле пусто. В игровом городке пусто. На качелях тоже пусто. И книгу не взял с собой. Думал, как всегда, не до чтения, не до скуки. Может сбегать? Одна нога здесь, другая там. А? И никто не узнает, что с поста уходил... А вдруг увидят? Я только убегу, а тут начальник лагеря с проверкой. Или вожатая. «Макаров! Почему не на посту? Мака-ров! Вы же будущий солдат, а поступаете как...» Эх мучение мое...

О-о, кошка! Хоть какое развлечение. Кис-кис! Иди ко мне. Иди, иди, не бойся! Какие у нее не кошачьи глаза. Посмотрела странно, как-то подоз-рительно, нет – презрительно. Ну вот, и кошка уш-ла. И кошка со мной знаться не хочет. Эх, была не была, схожу за книгой. Вот сосчитаю до ста. Если никто не появится, убегу. Пусть ругают.

Тринадцатый день блуждала Гу по горам и ле-сам. Переходила из лагеря в лагерь. Каких только не насмотрелась за эти дни: и большие и малень-кие, и детсадиковские и взрослые, и с капиталь-ными каменными палатами с паровым отоплени-ем, и временные, сооруженные на скорую руку, спортивные, с брезентовыми палатками и полевой солдатской кухней под тесовым навесом.

И везде одно и то же: кто-то приласкает, на-кормит, а кто-то обязательно хвост накрутит, кам-нем запустит или пнет по ребрам.

А следа нет и нет.

В этот вот забрела, да знать припоздала – детей и не видно. Разъехались. Кабы сюда на денек раньше попасть. Или мне уже блазнится, или на самом деле доискалась, но, кажется, тепло. От ключика тяну ниточку. Тоненькую-тоненькую. Тоньше паутинки. Всю в обрывах – узелок на узел-ке. Да вот до конца-края никак добраться не могу. А есть ли он, конец-край-то? Или опять пустышка по лбу шишка? Надо же, как землю истоптали! Не иначе специально туда-сюда носились, мою след-паутинку затаптывали. "Кис-кис!" Кто зовет меня? У, сонная тетеря! Разморило тебя? "Иди ко мне!" А что мне у тебя делать? Пендалей получать? Я по ним не соскучилась. У меня и от старых бока еще не отошли. Сидишь? Не подходишь? Ну и сиди. Мне спокойней, убегать не придется. У меня своя дорога, от твоей дороги в другую сторону идет. И мне по ней долгонько еще гулять. Пока не отыщу и прощенье свое не завоюю.

Ну-ка, ну-ка! Знакомый запах. Не тот, не сле-довой, но знакомый. Откуда он? А, из тех кустов! Кто там прячется? Ветка качнулась. Вижу. Глаза! Еще одни. Ой, что-то не нравится мне в них. Сразу в животе тошно стало. Предчувствие?

– Мав-у!

– Снаряд есть? – спросил Антон.

– Есть! – весело прошептал Ромка. – Крашен-ный, честь по чести!

Антон зарядил рогатку шишкой.

– Ветку оттяни. Только осторожнее, чтоб не учуяла. Да не эту, рядом. Сейчас я с ней поздоро-ваюсь, с голубушкой! Замри! Сюда смотрит. П-ли!

Шишка, сбив по пути несколько случайных ли-стьев, ударило облезлую кошку по лбу. Щелчок получился отменный. Вскрикнув, Гу подлетела на полметра над землей, перевернулась в воздухе и бросилась наутек. Мимо отдающей ей честь пио-нерки, вокруг колонны, кувырком по гранитным ступеням, через клумбу, кусты вишни, под ска-мейку. Нырнула между ног дневального, запута-лась в его пилотке. От обуявшего страха рвану-лась, вырвала пилотку и, слепая, убежала в ней через лужайку к дачам.

– Стой! Пилотку, пилотку отдай! – спохватился дневальный. Сон его пропал и он напрямки, по газонам побежал догонять пилотку.

Топот его подстегивал кошку. Не прошло и ми-нуты, как они исчезли из вида.

– Сила, – сказал Антон, поднимаясь. – Лучше не придумаешь.

– Как в сказке, – подпел Ромка.

– Я на стреме, ты в форточку. Запою – замри. Знамя с древка сними и аккуратненько под матрас. И не дрейфь, – похлопал друга по плечу. – Я же сказал, со мной не пропадешь!