Текст книги "Канцлер. Книга третья (СИ)"

Автор книги: Валерий Шалдин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 5 страниц)

   – Мне стакан водки с мартини и оливкой, бросьте туда лёд. Всё это смешать, но не взбалтывать!

   Ну, конечно, слегка развеселился Николай, вот оно что, эти два чудака считают себя Джеймсами Бондами. Он начал выполнять заказ длинного.

   Пододвинув к клиентам их стаканы с напитками, бармен хотел назвать цену, но в голове у него слегка зашумело, и появилась навязчивая мысль сказать, что это за счёт заведения. Что Николай и сделал. Выдав клиентам сырную нарезку и орешки, Николай стал меланхолически тереть свои стаканы. А клиенты вели себя как лорды на рыбном рынке: они спесиво взяли свои бокалы и уселись за одинокий стол. В баре кроме них были ещё только два человека, по классификации Николая, местные пропойцы.

   Николай видел, как эти двое довольно быстро выпили свои напитки: видно было, что к спиртному они были привычные. Потребляя свои напитки, они между собой общались, но Николаю их слова казались пьяной ахинеей. Мелкий почему-то ростовчан называл грязнулями, и призывал на их голову каких-то дератизаторов. Длинный говорил, что он видит, что город погряз в грехах, самого разного толка, даже в смертных, но тоже соглашался, что да, прежде всего горожане грязнули. Затем они несколько раз повторяли свои заказы, и Николай наливал им напитки, всегда говоря, что это за счёт заведения. Прислушиваясь к их голосам, Николай совершенно ничего не понимал, эти два организма точно были психи, несли несусветный бред. Мелкий, так тот даже завёл разговоры про каких-то скорпионов, которых надо было бы подбросить ростовчанам, или даже зомбаков. Короче допились родимые, до скорпионов. Наверное, белочки сегодня отдыхают.

   Потом наступил неприятный момент: в бар принесла нелёгкая Сеню Козыря. Сеня был из блатных, тип наглый, физически очень крепкий, любящий побыковать и затеять драку. Обычно в баре он вёл себя более-менее сдержано, но сегодня его заело, что Николай наливает двум странным посетителям за счёт заведения. Почему то Сеню это оскорбило, и он полез к этим двум типам.

   – Эй, вы, двое, – начал наезд Сеня. – Кто такие? Чё это вам за счёт заведения. Чё за почести.

   Длинный никак не отреагировал, а мелкий вдруг взвился:

   – Ты на кого это морда небритая, «эй ты» говоришь! На самого Праведника? Захлопни свою пасть, выродок.

   Сеня не стерпел, по его понятиям теперь надо было с этих двоих спросить за некорректный ответ. Он пообещал мелкому, что сейчас с ним разберётся, на что получил ошеломительный словесный загиб от мелкого:

   – ПиПиПи ежа косматого, против шерсти волосатого! ПиПиПи ты козолуп, ПиПиПи свинарь, жопска злодиюка, ПиПиПи гадюка, тварь препоганая, ПиПиПи обуянный, царь кобыльего подхвостия, жеребячей ПиПиПи вседержец, свинопас ПиПиПи, ведьмина ПиПиПи, жопища ПиПиПи, чертова ПиПиПи, обоссаный евнух, ослиный ПиПиПи, бараний хвост! Голой жопой ежа вбить не можешь, ПиПиПи сатанилов, гнилая ПиПиПи матерная, ветродуй, чтоб твои ПиПиПи заросли рубцом, твой ПиПиПи свернулся кольцом, ПиПиПи себя в сраку, наевшись маку! Дамская подтирка, ПиПиПи затирка, непотребный ПиПиПи крещеный! Своим ПиПиПи ворота проткнул, да мудо в колодце утопил, ехидны выблядок, чертов дрист, ПиПиПи потаскуха, крокодилова жопа, ПиПиПи кобылы высрань, тараканьим ПиПиПи в блошиной ПиПиПи толченый, пердежом дьявола прославленный, свинячьим бздёхом обдутый, твой ПиПиПи отпетый, ПиПиПи на ПиПиПи вздетый, достославная ты собака, ПиПиПи твоя срака! Чёрт тебя ПиПиПи, мать твою ПиПиПи! Чтоб ты голой сракой ежа ПиПиПи, чтоб ты, ПиПиПи сын, черта высрал и ёжика родил! ПиПиПи внук, свинячья морда, кобыляча сака, злая ты собака, мать твою ПиПиПи, день будет ПиПиПи у тебя, поцелуй нас в сраку! Будь ты проклят на земле и под землею! Чтоб повылазили твои рачьи очи, чтоб отсохли твои ПиПиПи, а ПиПиПи твой лежал на блюде, ПиПиПи тебя в дышло, есть тебе миску до дна, полную говна! Вкурил ПиПиПи!

   Николай, Сеня и другие посетителя были несколько поражены таким матерным загибом. А Митрич только так и мог говорить. Классические загибы он знал досконально, сейчас употребил слова из старого казацкого загиба, ну, это учитывая специфику места, а то мог бы и Петровским загибом Сеню обложить. Николай аж заслушался. Такого специалиста по мату в его баре ещё никогда не было.

   По выражению лица Сени стало ясно, что такой обструкции он до сих пор не подвергался.

   Сеня, потеряв голову от гнева, с кулаками бросился на мелкого, но даже не смог дотронуться до того, так как вдруг ожил длинный, который своим бесцветным голосом посоветовал Сени убиться об стенку.

   Сеня изменил траекторию и подскочил к стене, в которую стал ритмично колотиться своей головой. Вечер в баре перестал быть томным и был безнадёжно испорчен. Высокий и мелкий вдруг взяли и ушли, придерживая друг друга, другие посетители тоже быстро дали дёру. Осталось Николаю разбираться с незадачливым Сеней, который продолжал колотить своей головой об стенку и явно не собирался останавливаться. Пришлось Николаю вызывать по телефону скорую. Скорая помощь приехала минут через сорок, когда Сеня уже не мог колотить своей головой об стену. Он лежал без сознания с вдрызг разбитой головой в луже крови, впрочем, кровь была и на стене в достаточном количестве. Ответ Николая фельдшера скорой помощи не удовлетворил, и тётка вызвала милицию. И началось. Куча вопросов от ментов, на которые Николай толком не мог ответить. Николай даже не мог описать свидетелей: только твердил, что один длинный, другой короткий, и что он первый раз их видел. Да и толку от тех свидетелей: они оба допились до изумления и куда-то побрели. Милиция не верила, что здоровый человек ни с того ни с сего вдруг начал колотить своей головой по стене. Но Николай утверждал, что в этом баре и не такое случалось. Каждый день что-нибудь отчебучат посетители, место такое заколдованное. Может работу поменять, подумал Николай. Может на завод пойти работать, чем каждый день смотреть на это человеческое непотребство. После врачей и милиции к Николаю явились друзья Сени: они тоже пытались выяснить подробности происшествия. Нет, решил Николай, точно надо идти на завод.

   В больнице Сене оказали кое-какую помощь, но оставили под наблюдением. На другой день попытались у него выведать подробности. Сеня был уже практически трезвый, и говорил что не пил много, но весь был какой-то не такой, а совсем не пойми какой: то ли слышит что-то, то ли видит кого-то. Зачем головой о стенку бился, внятно сказать не может: голос велел, вот и бился. Врачам стало понятно, что Сене надо лечить сотрясение мозга с привлечением специалистов по душевным болезням.

   А виновники происшествия дома приходили в себя и делали выводы. Вернее делал выводы лишь Лёня, не Митрич же, тот как телёнок: что нальют, то и выпьет. Митрич любит на грабли наступать, и вместо выводов способен только укрепить свой лоб. А вот Лёня распереживался. Получается Он, в своей милости доверил Лёне важную миссию, а Лёня взял и вместо миссии нажрался аки свинья. Лёня стал каяться. Результатом его покаяний стал его запрет на употребление спиртных напитков, даже пива, даже по праздникам, даже в виде исключения. Ещё Лёню вдруг осенило: а что это он один кается? Все кругом, окаянные, погрязли в грехах и мерзостях. А Лёня один за всех должен каяться. Был уже такой эпизод в истории, когда один человек решил за всех пострадать. И что? Лучше что ли стало. Народ как был обормотом, так и остался. Нетушки, теперь такой номер не прокатит. Каяться должны все, а в первую очередь греховодники с нечестивцами. Ростов город большой. Обормотов в нём много. Вот с него и начнём. Отделим, так сказать, козлят от козлищ.

   – Отец родной, а как мы узнаем, кто из них козлища, а кто просто козёл, то есть баран...тьфу....хороший человек? – начал интересоваться у Лёни Митрич.

   – Он всё знает, Он всё видит, Он даёт шанс нечестивцам....

   – Что за шанс?

   – Маленький, но шанс. Всем даётся шанс исправиться. Для этого Он требует покаяния и искреннего раскаяния. Но шанс мы дадим всем. Однозначно.

   – А кто не раскается? – уточнил Митрич.

   – Тех мы убьём, – спокойно сообщил Лёня. – Кара должна настигнуть всех, кто не раскаялся.

   – Всех....того, – Митрич схватился за голову. – Ой, мля!

   – Ага....всех...а что мелочиться, – уверенно ответил Лёня. – Город большой, всех и накроем. Помнишь тот анекдот про корабль, на который Бог целый год собирал проституток? Вот и здесь, мы всех нечестивцев одним махом, всех накроем медным тазом.

   Лёня сформулировал критерии раскаяния: это чтобы никто из нечестивцев не проскользнул сквозь обещанный медный таз. По мнению Праведника, выходило, что раскаяние должно быть искренним, а не «на отвали». Искренность наше всё. А для чистоты раскаяния назначим покаяние: пусть нечестивцы в назначенное время придут в установленное время на место покаяния. Обязательно кающийся должен будет повесить у себя на шее табличку: «Я – вор», «Я – убийца», «Я – насильник», «Я – шпион», «Я – взяточник», «Я – казнокрад», «Я – бандит». Все эти кающиеся должны будут встать на колени и шесть часов так простоять, прося прощения у всех мимо проходящих людей. Если большинству народа станет жалко кающегося, то того мы не будем карать смертью. Пусть живёт.

   – А если нечестивцы не придут? – уточнил Митрич.

   – Что ж, тогда они сдохнут без покаяния, – в этом Лёня был непреклонен.

   – Так это весь город должен будет встать на колени, – заявил Митрич. – Человеки все грешны, кроме младенцев.

   – Нет, Митрич, – усмехнулся Праведник. – Публичное покаяние пройдут только самые отпетые и упоротые, самые закоренелые грешники. А мелких греховников пусть совесть грызёт. Грех у закоренелых общий, но покаяние будет индивидуальное.

   – А как мы узнаем, кто отпетый негодяй, а кто не очень?

   – Вот этим мы прямо сейчас и займёмся. Сейчас Витя возьмёт несколько тетрадок и начнёт в них писать, то, что сообщает мне Он об извергах рода человеческого. В одной тетрадке будут у нас шпионы, в другой убийцы, потом содомиты, растлители, бандиты, распространители дури, казнокрады и прочие непотребные личности.

   Потом Лёня двое суток, с перерывами на обед, диктовал Вите список нечестивцев, которых провидение приговорило к покаянию. Витя, своим красивым почерком писал в тетрадке фамилию и имя нечестивца, год его рождения, дом, где он проживал, и основной грех (убийца, содомит, казнокрад и так далее). Все эти люди получали свой номер. Вскоре Витя занёс в тетрадки несколько тысяч номеров. Ничего себе, сколько у нас грязи накопилось, пришёл он в ужас. Кого только в этом списке не было: чиновники, бизнесмены, военные, милиционеры, сотрудники спецслужб, учителя, безработные. Но всех их объединяло то, что в своей жизни они совершили или совершают непростительные деяния. Витя очень боялся, что в этом проскрипционном списке окажется его отец, но пронесло, наверное, Высший разум решил, что его папка недостаточно нагрешил. Что радовало. Витя уже не сомневался, что эти демоны могут сделать всё, что им заблагорассудится.

   Потом Высший приказал Вите эти списки надиктовать на магнитофонные кассеты, из которых надо было сделать штук двадцать копий. В преамбуле Витя должен был сообщить, что все нечестивцы должны будут, через две недели, а именно 1 июля, прийти к театру им. Горького в девять часов, естественно с табличками на шее, и возле фонтана встать на колени, вымаливая прощение у прохожих.

   Так что нечестивцам давался шанс: две недели обдумать свою судьбу, потом шесть часов каяться. Шанс надо было дать обязательно. Остальных, кто не придёт стоять на коленях, Высший разум обещал просто уничтожить. И сдохнут они без покаяния.

   Вскоре, как были готовы двадцать копий магнитофонных кассет, друзья лично разнесли их по всем намеченным адресам: в милицию, в ФСК, в управление Губернатора, директорам крупных заводов, начальнику ЖД вокзала, директору рынка, в газеты, на телевидение и радио. Причём на радио Лёня вручал начальнику лично, тот после беседы с Лёней, с остекленевшими глазами велел своим сотрудникам дать эту информацию в эфир. В эфир эта информация попала только один раз, потом всполошившиеся сотрудники спецслужб изъяли плёнку с радио. Но дело было сделано, и копий с этой информацией стало намного больше. Сначала причастных к изучению списков было десятки человек, потом сотни, а потом и тысячи человек стали с недоумением изучать эту информацию, которая была совершенно из ряда вон.

   Сначала все воспринимали эти плёнки как чьи-то проделки. С усмешкой воспринимали. Но потом стало не до смеха. Оказалось, что смеяться надо только глядя в зеркало. Особенно стало грустно иностранным разведчикам и личностям, которые считали себя очень защищёнными от превратностей судьбы. Ведь никто не мог знать о роде их занятия, а тут на тебе, фамилия, адрес, и обвинение в распространении наркотиков. Сидит такой человек на хорошей должности в управлении Губернатора, всеми уважаемый, и вдруг ему говорят, что, оказывается, именно он руководитель наркотрафика. Вот и как на это реагировать. Получается, что сдал с потрохами кто-то свой.

   Через пять дней город начало лихорадить. Постарались СМИ. Не всем смогли заткнуть рот. Пошли слухи одни интереснее других. Через неделю большинство жителей, ознакомившихся со списками, начали приходить к выводу, что списки-то правильные. Начались скандалы в службе безопасности, милиции и военном ведомстве. Контрразведка военного ведомства сразу вцепилась в фигурантов дела. И обстоятельства стали вырисовываться катастрофические. К первому июлю обстановка начала резко накаляться. Резко увеличилось количество самоубийств. Всполошился и криминал. Из криминала никто, кто фигурировал в списках, не собирался стоять в такой позе. На сходке, правда, решили послать на стояние на коленях одного молодого накосячевшего братка. Так сказать в наказание, ну, и посмотреть, что будет. В ночь перед первым июлем город затих: все строили предположения, что же будет завтра. Предположений, высказанных по кухням, было несколько. Во-первых, это чья-то оригинальная и далеко зашедшая шутка. Во-вторых, это большая операция федеральных служб: дескать, в столице решили кое-где показать, кто в доме хозяин. В-третьих, это очередная бандитская разборка, передел сфер влияния, только под таким странным соусом. Ещё были совсем уж экзотические предположения, типа, появления инопланетян или Второго Пришествия. Насчёт Второго Пришествия церковь невразумительно объясняла, что ещё не все признаки налицо, и надо ещё помучиться. Но, православные, молиться надо больше, и жертвовать в церковь надо не забывать. Церковь никак не комментировала, что в списках есть и её представители.

   Некоторые, особо вдумчивые люди, предполагали даже, что, наконец, начало работать древнее талионное право. Типа око за око. Ибо действие в этом мире равно противодействию, и кто на народное добро покусился, или действует против народа, тому обломиться должно непременно, с процентами.

   Утром первого числа у фонтана, который был у театра, собралась небольшая толпа любопытствующих граждан и несколько газетчиков с фотоаппаратами. Все они пришли смотреть на кающихся, ежели таковые найдутся. Таковые нашлись, но было их очень даже немного. До смешного немного. Из миллионного города нашлось только три человека, считающих, что они мерзавцы. Как и было сказано ровно в девять часов на коленки встало всего три человека. Это, прежде всего, представитель братков, который сам бы до такого не додумался, а был послан сюда старшими. Теперь он стоял на коленях с вытаращенными глазами, хотя его фамилия даже в проскрипционных списках не значилась. На шее у него болталась табличка «Я – хулиган». Ему было неудобно стоять на твёрдом. А рядом стоял пожилой мужик с табличкой «Я – вор». Этот догадался просить под колени свой пиджак и теперь хмуро, но без агрессии смотрел на зевак. Этот старый и больной вор, с погонялом Волк, был, как следует, бит жизнью. Когда он узнал о странных списках, и что его фамилия там фигурирует, он очень сильно задумался. Его звериная чуйка прямо кричала ему «Это серьёзно». Несмотря на такие дурацкие условия покаяния, он решил, что лучше шесть часов позора, чем на два метра под землю. Третьим был тип средних лет. Это был преподаватель с табличкой «Я – взяточник». Этого человека так заела совесть, что он уже собирался наложить на себя руки, но тут вдруг появилось возможность публично покаяться. Теперь он стоял рядом с вором и братком и, заливаясь слезами, в подробностях рассказывал всем желающим послушать историю своего морального падения. Причём в списках на уничтожение он не значился. Народ ходил мимо кающихся, а некоторые зеваки даже спрашивали у бедолаг об их жизни. Очень подробно, со слезами и подвыванием каялся преподаватель. Вор отвечал односложно: «Да, я воровал, сидел, опять воровал, теперь вот каюсь». Менее всего информации народ получил от братка, который односложно тараторил: «Я хулиганил, в карты играл, водку пил». Некоторые люди фотографировались рядом с кающимися грешниками, им даже зачем-то бросали монеты. Особого ажиотажа не наблюдалось, даже милиция не мешала. В стороне на коленях профессионально стояла бабушка, но та не каялась, а просила подать Христа ради. В полдень, когда солнце переместилось в зенит, накатила сумасшедшая жара. Кающимся стало откровенно плохо. Браток уже было подумал, что надо смыться отсюда, но страх перед старшими удерживал его. Старому вору тоже было очень плохо: обострились на жаре старые болезни. Народ, жалея, приносил грешникам воду, те лили её себе на голову, охлаждаясь, и заливали её себе внутрь. Старый вор скрипел зубами, но терпел. А у преподавателя на душе стало легко, камень с души упал, самоубиваться теперь было не надо. Он стоял с глупой улыбкой, но довольный жизнью.

   В полдень к кающимся подходили и два каких-то типа в чёрных очках и костюмах, но в кроссовках. Возле грешников народу было очень мало из-за сильнейшей жары.

   Посмотрев на эту картину, Лёня велел Вите обвести карандашиком в списке фамилии страдальцев: потом их судьбу решим. Но обводить пришлось только одну фамилию, два грешника в списки не входили.

   – Ладно, – объявил Лёня. – Завтра с утра начинаем карательную операцию. Назначаю себя Бичом Божьим, а тебя Митрич помощником. Проникнись и гордись. Не благодари. Эх, нет с нами Танюхи Пыжик, боевая была девка. Героическая. Погибла в смертельном бою.

   – Может, помянём убиенную, – неуверенно предложил Митрич, которому вся это история с завтрашним геноцидом совершенно не нравилась.

   – Я тебе помяну, – разъярился Лёня. – Так помяну, что будешь у меня у фонтана на жаре стоять. Хочешь?

   Митрич на жаре стоять не захотел. Он понял, что спорить с Праведником, себе дороже.

   Друзья пошли по магазинам, традиционно купить там бесплатно чего-нибудь на ужин. Завтра предстоял тяжёлый день. Городу выпала плохая карта.

   А у фонтана события приняли трагический оборот. Из-за жары первым схватил тепловой удар старый вор, как он не крепился, но упал и потерял сознание. К приезду скорой спёкся и преподаватель, а браток, видя такое дело, сам грохнулся якобы в обморок. Так их и увезли на медицинских машинах в больницу. Определили их в одну палату. Что сказать, эта палата среди персонала и постояльцев больницы стала самой популярной. На этих троих организмов приходили смотреть со всех этажей, только что автографы не брали. Им приносили конфеты, воду, яблоки, бананы и апельсины. Все их жалели. Любят на Руси жалеть тех, кто кается. Наверное, и чиновника стырившего миллиард, но покаявшегося, простят.

   Пришёл новый день, и пришло время не собирать камни, а разбрасывать их. Наступил кровавый рассвет. Бич Божий посетил город Ростов.

   Лёня растолкал Митрича рано утром, часов в пять. Плотно позавтракали в молчании. Карательную акцию Лёня решил начать с символического места. Символическим местом он назначил собор Рождества Богородицы. Праведник наметил карательный маршрут сегодняшнего движения Бича Божьего по Ростову: начать решил с нижней части города. Сначала по улице Станиславского, по тротуару рядом с трамвайными путями до Кизлярской улицы, потом поднимаемся по Театральному проспекту до улицы Малюгиной, а по ней движемся до проспекта Ворошилова.

   – Отец родной, – взмолился Митрич. – Может, велосипеды купим? И на них поедем. Чего ноги бить по этому Ростову.

   – Митрич, – поставил помощника на место Лёня. – Где ты видел, чтобы Смерть ездила на велосипедах? Она приходит всегда пешком, как тать в ночи. Вот и мы будем так действовать. Всё, двинулись, а то нечестивцы разбегутся.

   И они пошли сеять смерть тем, кто значился в проскрипционных списках. Сила, данная Лёне свыше, действовала в радиусе пятидесяти метров. В этом радиусе Лёня чувствовал биение сердец всех живых организмов и мог на них воздействовать, как в позитивном, так и в негативном плане. Вот и сейчас он медленно шёл по улице и чувствовал всех живых существ. Как только в его радиус смерти попадал организм, занесённый в список, Лёня посылал ему команду прекратить своё существование. Затем он говорил своему помощнику, чтобы тот вычеркнул из списка номер 991-й, потом 1254-й, 234-й, 86-й и так далее. Эти люди благополучно внезапно отправлялись в мир иной. Скорее всего, некоторые уже пробовали ногой горячую смолу в аду. Изредка карателям по пути попадались граждане из списка, тогда эти граждане оканчивали свои дни прямо на мостовой. Бич Божий неотвратимо шествовал по своему маршруту. Через час Бич Божий повернул на Театральный проспект, здесь тоже смерть настигала ничего не подозревающих грешников. Что творилось позади движения, Бич Божий не знал, но когда он уже собирал кровавую жатву на улице Малюгиной, в городе началась лёгкая паника. По Станиславского сновали скорые и милицейские машины. Скоро им придётся сновать и по другим улицам города. Бич Божий продолжал свой кровавый путь. Список стал медленно сокращаться. На проспекте Ворошилова народ живёт более скучено, поэтому здесь смерть стала собирать более обильную жатву. Бич Божий по этому проспекту стал двигаться обратно к Дону. Митрич только и успевал вычёркивать в тетрадках номера бесславно почивших. А паника в городе набирала обороты. Наконец, некоторые граждане, значившиеся под определённым номером в списках на уничтожение, начали совмещать посыпавшиеся сообщения о массовых смертях со своей фамилией в списке. Но таких умных было крайне мало, кто сообразил, что надо бежать из этого города куда подальше. Остальные пока ещё не знали о массовой гибели людей по Станиславского, Театральному, Малюгиной и Ворошилова. В городе образовалось первое смертельное кольцо.

   Прошагав на солнце большое расстояние, Лёня и Митрич устали. Даже Бичу Божьему потребовался перерыв. Отдыхать решили в центре города, у бывшего обкома партии в парке. Накупили кучу мороженного и уселись на лавочку подкрепиться мороженным и перевести дух. Первое июля 1994 года была пятница. Последний рабочий день недели. Самый лучший день для трудящегося человека. Но для города это стала Чёрная Пятница.

   Лёня с Митричем (или Витя с Мишей) сидели на лавочке в тени и поедали мороженное. В радиус смерти попали два мужика, деловито куда-то идущих.

   – Митрич, – продолжая есть мороженное, обратился Лёня к коллеге. – Вычеркни номер 2456-й и 1952-й.

   – Отец родной, хоть на перерыве не работай, – ворчал помощник.

   – Смерть, Митрич, не отдыхает, она всегда работает без выходных и праздников, – наставительно ответствовал Бич Божий.

   В городе начало твориться что-то ненормальное. Умные люди в спецслужбах враз поняли ситуацию: оказывается, то, что неизвестные обещали в злосчастных плёнках, то и происходит. И что теперь делать? А что надо было делать неизвестно, а неизвестность пугает больше всего. Неужели те, кто наметил этот повальный мор, доведёт своё обещание до конца. А это почти три процента населения города. Конечно, худшей его части, но без всякого соблюдения законности, без суда и следствия, одним махом. А зачем тогда нужна будет милиция и спецслужбы, если преступников не будет? Хороший вопрос! А как жить чиновникам, если не реализовывать бюджет? Это что, им надо будет жить на одну зарплату? Как какому-нибудь работяге? Это что, у высшего Разума такое мнение о справедливости? Многим стало кисло от такой жизни. Пошло переформатирование основ. А сводки с новыми смертями всё поступали и поступали. Уже и с Большой Садовой начали собирать трупы. А это значит?! А это значит, что скоро трупы появятся в областном управлении МВД и ФСК, а там и в Администрации области. Рабочий день ведь ещё не закончен. И трупы не заставили себя ждать, таки появились в этих уважаемых ведомствах. Кто бы мог подумать, что такие заслуженные товарищи майоры, полковники и генералы оказались, по мнению неизвестной силы, совсем не товарищами, а преступниками. По Администрации также прокатился мор. Кто бы мог подумать, что сам министр того...окажется в этих списках, и уважаемый начальник управления. Разве можно было поверить, что это не уважаемый, а самый настоящий барыга, торговец наркотиками. Куда мир катится. А депутаты? Ведь их в этом списке половина!

   За первые сутки обещанной чистки погибло около 400 человек. Ещё 2600 человек ждали с ужасом своей участи. Бежать! Вот какая мысль посетила большинство граждан, находящихся в списке. А куда? Куда-куда, на вокзал и подальше от этого города. Но смерть и ночью хорошо прошлась по городу, а на вокзале за короткое время умерло человек двадцать пассажиров. Было замечено, что смерть косит в основном в центре города. Совершенно безопасно было пока на Западном и Северном районах, никто пока не умер и в районе аэропорта. Наивные люди, думали отсидеться в безопасности. Но ведь был же шанс, надо было воспользоваться.

   В дальние районы города Лёня решил не ходить, а подъезжать на такси, которые ещё работали. Пока транспортного коллапса в городе не произошло. Митрич был доволен, что уговорил Лёню пользоваться такси, а то пока дойдёшь, все ноги стопчешь, город-то огромный. Ещё Митричу не нравилось таскаться ночью по городу: по его мнению, ночью и смерть должна была отдыхать. Двужильная она, что ли, всё время косой махать. Но Лёня торопился: он сказал, что клиент начал разбегаться, как тараканы. А у нас ещё пол тетрадки с не вычеркнутыми номерами. Непорядок. Надо всё доводить до конца. Ночью очень много жизней потухло в Ростовском следственном изоляторе. Это заведение находится в центре города и Бич Божий таки набрёл на него. Ого, сказал Бич Божий, сколько нечестивцев собралось в одном месте. Государство не успело осудить этих людей. Судьи и адвокаты остались не у дел. За ночь в СИЗО резко снизилось количество сидельцев.

   Всё. На следующий день наступил коллапс всего и сразу. Подавляющее количество граждан категорически не верило, что это высшие силы уничтожают негодных людей. Люди были достаточно образованы и атеистичны. Какие высшие силы? Это самое настоящее поветрие. Прощёлкала санэпидстанция и чумной институт инфекцию. А какая инфекция убивает практически мгновенно? Это бактерия ерсения сепсис, то есть чума. Чума пришла в город, вот что такое у нас твориться. Такому объяснению происходящего большинство поверило. Все граждане начали изолироваться в своих квартирах. Город мгновенно опустел. На улицах практически никого. Но что делать с сотнями трупов? Ведь десятки людей были в контакте с покойными. Власти ввели карантин, хотя ещё не было лабораторного подтверждения вида инфекции.

   Морги и даже специальная военная лаборатория были завалены трупами, которые всё прибывали. Как всегда власть оказалась не готовой к такой катастрофе. Не было в достаточном количестве противочумных костюмов, да гробов и то не было. Выручали военные, которым пришлось срочно расконсервировать склады с ОЗК.

   Народ, который сначала спрятался по домам, вдруг обнаружил, что еды надолго не хватит. А это значит, что надо любыми путями её добыть. А добыть можно было только одним способом: взять силой, потому как магазины работать перестали.

   Власти, как всегда, толком не могли сказать, что происходит, поэтому, как это у народа принято, он начал сам всё домысливать. Начался сюр. Вдруг власти обнаружили, что на такую напасть не оказалось толковых инструкций. А самим думать чревато для карьеры. Гражданская оборона мгновенно сдулась: вдруг выяснилось, что ею руководили старенькие заслуженные дедушки, которые считали свою работу синекурой за прошлые заслуги. Оказалось, что даже старые бомбоубежища теперь были отданы под склады и не могли функционировать по назначению. Вся надежда была на военные власти. Но и возможности военных были очень ограничены. Оказалось, что абсолютно всё было в жестоком дефиците. Куда делись ещё советские запасы, никто не знал.

   В условиях дефицита информации и при наличии жутких слухов народ понял: надо выживать самостоятельно. И понеслось.

   Сначала, наспех организованные многочисленные банды, начали грабить магазины и склады. Хозяева, естественно, начали сопротивляться. Затем возникла бешеная конкуренция между бандами перешедшая, впрочем, быстро в конфронтацию. Сначала банды ограничивались словесной перепалкой, но это длилось не долго. Слово за слово, хреном по столу, и понеслось. Вскоре начались рукопашные схватки. Но этот период тоже был короткий. Наконец, начали звучать выстрелы. С упоением сражались все против всех. Милиция стреляла в мародёров, мародёры друг в друга, молоденькие солдатики, одетые в ОЗК – стреляли вообще, куда Бог пошлёт. На улицах валялись трупы и раненые, которым никто не спешил оказывать помощь. Раненые вопили благим матом, просили помощь, орала сигнализация машин, над городом раздавался колокольный звон. Подростковые банды решили, что теперь всё можно, и начали поджигать автомобили и магазины. В городе горело в сотне мест. Начались и большие пожары. Вначале пожарные ещё что-то пытались сделать, но количество пожаров зашкаливало, а пожарные машины почему-то подвергались обстрелу. Город накрыло сизой волной дыма. Да ещё жара.

   А информации не было. Власти вырубили междугороднюю телефонную связь, само собой остановилось движение поездов, были перекрыты автодороги. Из аэропорта успел взлететь последний самолёт, потом и в аэропорту начало что-то гореть.

   Контроль над ситуацией со стороны власти был полностью потерян. Работала только военная власть, но её возможности были ограничены. Военные успели только поставить блокпосты на основных въездах в город, и не пускали в зачумлённый город никого. Естественно, они и никого не выпускали, а многие граждане совершенно потеряли страх и пёрли напролом из города, думая, что так спасутся. На выездах появились огромные пробки. Разумеется, такая мощь смела воинские заслоны, несмотря на заполошную стрельбу солдатиков. Теперь на въездах горели десятки машин и армейские БТРы. Добавилось в копилку ещё несколько сотен трупов. Народ потерял голову: сидеть дома нельзя, ходить по городу – опасно, осталось только бежать. Самые умные выходили из города пешком, минуя армейские посты на основных дорогах. Когда люди отходили от города на достаточное расстояние и оборачивались, то вид города удручал: к небу поднимались десятки столбов дыма, среди которого заполошно летали чёрные грачи.