Текст книги "Цветы на асфальте"

Автор книги: Валерий Меньшиков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 14 страниц)

Цветы на асфальте

Повесть в остросюжетной форме рассказывает о нелегкой повседневной работе сотрудников милиции. Герои ее стоят на разных нравственных позициях, потому так непримирима борьба между ними.

РАННИЙ ЗВОНОК

Тихо прошелестел звонок телефонного аппарата, но Коротков сразу открыл глаза, словно ожидал его в эту раннюю пору.

– Слушаю, – негромко выдохнул он, уловив на том конце провода встревоженный голос дежурного по райотделу.

– ЧП, Алексей Леонидович! Вооруженное нападение в управлении «Колхозспецстрой». Связали сторожа, взломали сейф.

– Оперативная группа в сборе?

– Уже выехала на место происшествия. За вами тоже послал машину.

– Хорошо...

Желтый милицейский «газик» урчал у подъезда. Водитель был предупрежден о маршруте и поэтому без слов сразу же за домом свернул в сторону Первомайского поселка.

Коротков не мог заглушить в себе тревожно прозвучавшие слова; «вооруженное нападение». Такого в городе на его памяти не было. И потому сразу подумалось: преступление совершили залетные гости.

«Стоп, не торопись, – остудил он себя, – можешь ухватиться за неверный ход, растратить усилия многих людей на отработку ложной версии. А малейшее промедление на руку преступнику. Готовясь к совершению преступления, он прежде всего надеется на скрытный характер своих действий, на безнаказанность. Иначе...»

На зеленой и по-сельски уютной улочке он увидел черную «Волгу», «газик» и машину «скорой помощи». В «газике», высунув красный язык, учащенно дышала в стекло овчарка.

Алексей пересек тротуар. Около невысокого крыльца стоял лейтенант Сушко. В предрассветных сумерках он казался намного выше своего роста.

– Товарищ капитан...

Алексей молча протянул руку, прерывая этим необходимые в таких случаях пояснения. Спросил сам:

– Кто из управления?

– Ответственный дежурный майор Цыплаков.

– Эксперт прибыл?

– Да, с Цыплаковым.

– Как обнаружили?

– В три часа утра оператор вневедомственной охраны дал контрольный телефонный звонок – ответа не было. Тогда на место для проверки выехала дежурная машина. Дверь в помещении оказалась раскрытой, сторожа нашли связанным.

Коротков поднялся на крыльцо, мельком взглянул на дверь и не увидел на ней следов взлома. Как же им удалось обмануть сторожа и проникнуть в здание? Через окно? Крышу? «Сторожа нашли связанным...» А может, сговор? Вот и родилась уже одна версия: проверить сторожа, выявить его связи. А для какой надобности здесь «скорая помощь?»

Алексей зашел в просторный холл. Влево и вправо от него ответвлялись широкие коридоры. Там, видимо, были рабочие кабинеты. Впереди, меж двух белых колонн, амфитеатром поднимались вверх каменные ступени на второй этаж. Рядом, около двери, за небольшим столом, на котором одиноко стоял телефонный аппарат, сидел пожилой мужчина, вернее, даже старик, в простенькой полосатой рубашке и черной суконной паре. Он, казалось, был безучастен ко всему, что здесь происходило. Землистое лицо с проступившей седой щетиной было неподвижным, как бы уже не жило. Глаза старика излучали такой мороз, столько скопилось в них неприкрытой боли, что Короткову на миг стало не по себе.

– Сторож Панкратьев, – из-за плеча негромко сказал Сушко.

Алексей остановился, намереваясь заговорить с Панкратьевым. Надо было «расшевелить» этого человека, вернуть к жизни. И если поведение сторожа не является искусным притворством, то в данный момент его память, его рассказ о происшедшем очень необходимы для ведения розыска. Позднее все увиденное может затушеваться, исчезнут несущественные (на взгляд потерпевшего) и столь нужные дознанию детали.

Но вид сторожа невольно заставил Алексея отказаться от своего намерения. Он решил сначала осмотреть кабинет кассира. С Панкратьевым надо говорить обстоятельно, без спешки, без этой вот многолюдности. Пускай оттает немного.

Пока с Сушко поднимались на второй этаж и шли длинным коридором, Алексей узнал, что со сторожем была внучка, сейчас в одной из комнат ей оказывают помощь («видимых телесных повреждений нет, наверное, нервный шок»), что за кассиром уже послали, а собака так и не взяла след: пол густо усыпан какой-то едучей смесью («может, табак с перцем») – и что ребята обследуют здание и улицу, но начинать подворный обход рановато: неудобно будить людей.

Где-то в середине коридора Коротков увидел квадратное оконце в стене, а рядом распахнутую дверь. В небольшой прихожей была еще одна – обитая листовым алюминием, пониже и пошире первой. В ее проеме показалось красное, будто распаренное в бане, лицо эксперта ЭКО[1] 1
  ЭКО – экспертно-криминалистический отдел.


[Закрыть] Степанчука, а потом и весь он, плотный, широкий в плечах и талии, одетый в довольно поношенный милицейский костюм. Степанчук добродушно произнес:

– Славно кто-то сработал, очень славно.

Навстречу вышел майор Цыплаков, в контраст полному Степанчуку, стройный, в приталенном по фигуре кителе. Он молча развел руками: вот, мол, какие неприглядные дела совершаются на вашей территории, а ему через несколько часов самому генералу докладывать оперативную обстановку.

Комната кассира оказалась довольно просторной. У оконца стоял однотумбовый стол, а слева от него весь угол занимал массивный сейф. Бронированная дверка была открыта.

Сейчас за столом сидела следователь Александра Степановна Фирсова, в гражданском костюме, светлом плаще нараспашку и голубом берете. Не оборачиваясь, она приподняла руку, поздоровавшись так с Коротковым, и снова углубилась в бумаги.

– Да, работенка классная, – снова подал голос Степанчук. – В сейфе хоть шаром покати, коробка вот оставлена с медяками, как в насмешку. Слепки отличные. Будем идентифицировать. А на глаз могу сказать, что преступник использовал дрель, бородок, зубило, а значит, и молоток, кое-какие отжимные устройства. Все просто и до мелочей рассчитано точно. Никаких лишних операций. Поверь, Алексей, моему слову: ас работал. Как будто не вслепую демонтировал запорный механизм, начиненный секретами, а видел его в разрезе. Так что думай, начальник УР, по твоей это части, а ко мне подошли завтра человека: анализы будут готовы – поможет проверить по ним архивы. Сдается мне, не из наших ли кто бывших «медвежатников» руку приложил? Идет?

– Будет тебе человек, Юрий Николаевич, а ты уж постарайся, не тяни со своей химией.

– С моей стороны задержки не будет, не тот момент...

Сушко следовал за Коротковым тенью, ждал указаний. Дышалось ему легче. Все ж таки начальник рядом.

– Александра Степановна, – обратился Коротков к Фирсовой, – вы обождите здесь кассира, оформите все как надо, сумму похищенного выясните, если была таковая, да по-своему, помягче. Хорошо, коли денег было немного. Начальника данного управления в известность поставьте. Ребята подворным обходом займутся. А я сторожа прихвачу и – в райотдел.

– Согласна. Там и увидимся...

ПОБЕГ

Запаленным зверем бежал по тайге Леха Крест. Судорожно ловил раскрытым ртом воздух. Соленый пот заливал сузившиеся щелки глаз, едко струился по щекам, взмокшей шее. И сердце колотилось где-то у самого горла, хоть придерживай его ладонью, иначе вырвется, прорвет резким ударом задубевшую кожу. Сейчас бы прилечь, «поймать» дыхание, добавить силы разгоряченному телу. Но нельзя Лехе остановиться, спешить надо.

Уходил Крест чащобой, завалами, но путь держал прямой, будто по компасу. Солнце изредка пробивало густую игольчатую зелень, ложилось бликами на поваленные ветрами и старостью поседевшие кедры, опавшие на землю сучья. Порой Кресту казалось, что ему не вырваться из этого нагромождения стоящих и палых деревьев. Он скачками преодолевал обомшелый валежник, не оберегал исцарапанного в кровь лица от хлестких хвойных лап. Лишь бы уйти.

Где-то впереди таилась суровая таежная речка. Там его спасенье...

Глухо прозвучал вдали выстрел. Замер Крест. Повернул в ту сторону искаженное бегом лицо, будто принюхивался. Ждал этой минуты, и все-таки эхо выстрела было для него неожиданным. Зло подумал: «Перевел, гад, свой ППШ на стрельбу одиночными, не растерялся».

Значит, там спокойны и погоня начнется по давно отработанной инструкции. Планомерно, с выдрессированными собаками, с вертолетными десантами наперехват, с засадами, возможно, с огневыми палами на бросовых камышовых болотах. И все с одной целью: выжить его, Леху, из пахучих багульничьих падей на чистоту затравеневших еланей, под черные зрачки автоматов. А потом вскинутые вверх руки, обратная дорога в жилую зону. И если его глазам суждено вновь увидеть проволочные опояски колонии, кончится все довольно просто: карцером, тюремной отсидкой, добавочным сроком. Знать будешь, арестантик, как ударяться в бега.

Нет, умрет Леха, утонет в стылой воде ревущей где-то впереди реки или споткнется под нежданную автоматную очередь, но не поднимет руки. Не за тем в побег шел. И нет ему возврата на долгосрочную отсидку. Так он решил, решил твердо...

Еще два выстрела, прокатившиеся над тайгой отдаленно и слитно, придержали Лехин бег. Будто хрустнула под ногой обессоченная сухая ветка. Это уже сигнал тревоги. Сейчас осужденные сгуртуются на пнистой середине деляны. И автоматы стволами упрутся в сторону взбудораженной темно-серой толпы. И пойдет пересчет. Конвою важно подтвердить догадку о побеге, узнать, сколько человек исчезло. Номера, фамилии, клички сбежавших будут известны позднее. Пока интерес не в этом.

Леха представил, как плотно сбитую из пятерок колонну ходко конвоируют с лесоповала к дороге, а оставшиеся на просеках стрелки с тревогой вглядываются в рабочую зону. Дождутся подмоги, начнут дотошный прочес лесосеки. Не притаился ли кто под торфянистым выворотнем или смолистым лапником свежих куч. Ищите, это его; Креста, минутки. Считанные, да его. Пока не убедятся, что лесосека пуста, на след не встанут. И лишь тогда по рации затиль-тилиликает в жилую зону сигнал и радист, вольный Петька Сверчков (сегодня он в дежурке), ржавыми от табака пальцами будет рвать-ломать сургучные нашлепки с пакета, чтобы узнать, что надо ему делать (Крест будто наяву увидел выщербленное оспинками лицо Петьки) при побеге номерного зэка, то есть его, Креста.

А пока ему отпущено время, чтобы добраться до реки. По рассказам «старожилов» колонии по прямой до нее выходило не больше пятнадцати километров. Но это, если бежать ниточкой-просекой, а не петлять около завалов и павших деревьев. Важно не сбиться, не свалить с маршрута в сторону. Тогда натасканные собаки по горячему следу достанут его.

Боялся Леха не пули, ее всегда можно подловить в побеге. Страшился хриплого пенистого лая, острых, как ножовка, зубов злобных псов...

Не расступалась глухомань, не прояснялось впереди желанного просвета. Метровое, будто свитое цепкими тенетами, сибирское разнотравье путало ноги. В таком вовремя не углядишь лес-повальник, не заметишь острых, как копья, сучьев.

Запыхавшись от бега, не сразу уловил рокот вертолета. И лишь когда гигантская стрекоза прошла почти над самыми вершинами деревьев, упал в траву, вжался в прошлогоднюю хвойную осыпь. Чудилось Лехе, что заприметили его с высоты. Пальцы машинально разгребали прель, рвали траву, но земля не студила разгоревшееся лицо. Осторожно поднялся, когда затих вверху рокот. Пока пронесло. И снова непроизвольно зачастили ноги – рысцой, рысцой...

Ископыченная торфянистая тропка подвернулась под ноги совсем нежданно. Леха приостановился в третий раз за эти полтора часа одуряющей гонки. «Зверье набило тропу, не иначе, как к водопою», – сообразил он. Значит, впереди вода, спасительная влага, которая не оставляет следов.

Не таясь, не обращая внимание на раздирающее грудь жжение, рванулся он звериным скрадком. Последние минуты свободы отпускает ему судьба, и не использовать их нельзя. Затем надо затихнуть, уйти под воду, под землю, исчезнуть. Раствориться в этом зеленом безбрежье. Сейчас он мечется в таежном массиве, вокруг которого удавкой стягивается кольцо оцепления. Конечно, всей тайги им не обшарить, но возможные пути его побега они перекроют.

Сочнела трава, густые метелки били по лицу, а тропа все не кончалась, тянулась бесконечной лентой. Казалось, не час и не два продирается Крест тайгой. И уже тает надежда на встречу с рекой, уходят силы. И тут лес, будто сжалившись, расступился перед ним.

Он стоял на крутогорье, густо заросшем травой и молодым подлеском. Внизу по склизким каменьям и почерневшим стволам упавших деревьев с шумом ярился широкий поток, в водяной пыли искрилась яркой расцветки радуга. Не оберегаясь, Крест скатился с откоса, подминая прибрежную траву-резучку, выбрался на песчаный нанос, на четвереньках зачастил к воде.

В далекой сини таяла белесая дымка, изредка на небольшой высоте комками взбитой мыльной пены скользили облака. Стоял лес, тихий, прогретый, играя всеми оттенками красок. И лишь Лехе все казалось в каком-то неестественно пепельном свете.

Парило. Терпко пахло усохшим багульником. И нестерпимо нудел гнус.

«Дождя бы, – подумал Крест, – стереть все запахи, залить водой его таежные метки. И тогда бы остался один враг – тайга. Но здесь уж, как повезет...»

Первое напряжение спало: не взяли в начале побега. Сейчас он легко не дастся. Хотелось есть, и Крест пожалел, что не рискнул взять с собой припасенную буханку хлеба, убоялся проверки на выходе с жилой зоны. Окунув лицо в воду, он медленно цедил ее сквозь зубы, пока их не заломило. Потом перевернулся на спину, лежал на влажной песчаной подушке, копил силы. Прошло минут десять, может, чуть больше, но эта короткая передышка вернула бодрость, остудила от жара тело. Крест рывком поднялся, и только тут увидел, что по соседству река кажется намного шире, чем с крутояра.

Он посмотрел в низовье, куда уносила она свои воды, будто надеялся увидеть лодку или вязку-плотик. Но вряд ли река была проходимой даже для легкой лодчонки – везде виднелись завалы. Он решил перебраться на другой берег.

Две огромные лиственницы почти рядом зависали над нею. Их гладкие сизоватые стволы мокрели от брызг ревущей рядом воды. Крест осторожно ступил ботинком на струпчатый комель, поставил чуть дальше вторую ногу и, балансируя руками и приказывая себе не глядеть вниз, пошел по скользкому стволу. Впереди желто-зеленой стеной темнел лес.

Клокотала внизу вода, пенилась у отшлифованных валунов. И вдруг резко покачнулся частокол недалекого уже леса. Не сразу понял Крест, что сорвалась под каблуками напревшая кора, лишила опоры. Потеряв равновесие, он ударился боком о пружинящий ствол, обдирая ладони, полетел вниз, в бурлящий водоворот реки.

«ЗЕЛЕНЫЙ ПРОКУРОР»

Ранним утром их колонну из ста двадцати человек быстрым ходом приконвоировали к каменистому руслу когда-то говорливой речушки. Сейчас меж обомшелых камней слезился лишь небольшой ручей.

– Привал! – подал голос начальник конвоя, подвижный уже немолодой лейтенант, которого можно было видеть то в голове, то в хвосте колонны.

По его команде осужденные сели прямо в истолченную пыль слегка влажной с утра дороги. Кое-кто потянулся в свои потайки за табаком. Вдохнуть бодрящего дымка, продрать после сна самосадом горло. И Леха Крест коснулся ладонью пазушки, где, нагретый его теплом, слегка бугрился тугой кисет с табачным крошевом. И тут же отдернул руку: как бы не подловил кто его мысли. Табак для дела, для отвады собачек. Три пайки хлеба Леха умял утром, а буханку ржанины отдал дружку Петьке Сороке. Если затея сорвется, то не пропадать же хлебу. И целую буханку не вынесешь из зоны. При проверке обнаружат, сразу решат: много жратвы, в побег собрался. Вот и не рискнул.

Конвой поредел. Часть стрелков скучилась, потом пошла по бревенчатому накату над ручьем на тот берег, к недалекой дымчатой кромке леса.

«Минут тридцать можно и покимарить», – подумал Крест. Сейчас охрана разбредется по просекам, займет места на угловых вышках, и в небе вспыхнет зеленая звездочка сигнальной ракеты. Лишь после этого их приведут к деляне, ограниченной прямыми в ниточку просеками.

Поймал липкий взгляд Петьки Сороки, едва приметно прикрыл веки. Сорока сегодня в его деле не последняя скрипка. Будет отвлекать малиновые околыши. Мужик надежный, не раз проверенный. Знает, что не миновать ему дотошных допросов. В вину положат то, что способствовал побегу. А это тоже добавка к сроку.

Был Леха Крест во власти своих черных дум, не примечал окружающей его красоты. А высоко в небе розовели облака-перышки: где-то не видимое за тайгой всплывало солнце. Наконец над зубчатой кромкой позолотела узкая полоска, и сразу радостнее загомонили по кустам птицы. Вот оно, цветущее летнее раздолье, пахучий таежный разлив, «зеленый прокурор» на языке осужденных, которого с нетерпением ожидают те из них, что вынашивают под говор зимних вьюг мечту о побеге. Ждал этого времени и Леха Крест.

Будто хлопнули невдалеке в ладошки, а затем беззвучно прочертила в небе дугу зеленая звездочка. И еще не успели загаснуть последние искры, как раздался тот же энергичный голос:

– Подъем!

Живо построились пятерками. Сами равняли строй, шикали на нерасторопных. Большинству хотелось быстрее попасть в лесосеку, уйти от соседства конвоя. А там одну часть времени на труднорму, другую – на себя. Будто у вольного. В том и радость рабочей зоны...

С края деляны штабелями лежал лес. Отдельно крепь для шахт, отдельно шпальник и хлыстовик под распиловку. Закончат эту деляну, перекочуют на новую, и тогда вольные шоферы из леспромхоза повезут смолевое богатство к соседней станции.

Креста бригадир Никита Емельченко назначил костровым. По их же вчерашнему уговору. Работка нехлопотливая. Собирай в кучи сучковатую обрезь, поддерживай огонь в бригадном костре. И берегись, чтобы не накрыло тебя разлапистой вершиной падающего дерева. А для Лехи в сегодняшней работе свой интерес, свой умысел.

Во-первых, работа не в паре, как, скажем, за ручной пилой, а одиночно, и потому есть возможность в любую минуту устроить себе перекур. Во-вторых, мельтешится костровой по всей деляне на глазах у охраны, порой и словом перебросится, а то и картошку печеную катанет. И косятся на него поменьше, и окрик тоном пониже. Старается человек, на всю бригаду работает. Опять же и собачка не так свирепо смотрит, настроение хозяина чувствует. И с этой стороны повольготнее.

Работает Крест в охотку, а вернее, напоказ. Пускай думают: старается для ударной пайки. Гул да грохот не смолкают в километровом квадрате деляны, визжат-вжикают на разные голоса стальные полосы пил, охают раздираемые в паденье деревья...

Наливалось синевой небо, выше поднимался каленый солнечный диск. Гулко ухали оземь, заглушая все звуки, в не один обхват вековые пихты, ели, кедры, лиственницы. Много леса-строевика нужно стране. А для их бригады перевыполнение плана – усиленный паек, еще один сытный день. И тут уж не спрячешься от работы, всей бригадой досмотр за нерадивым. Не поведут к начальнику, сами разберутся. Пайка-то для всей бригады.

А время уже к обеду. Некоторые давно на бригадира посматривают, ждут, когда он желанное для всех словцо «шабаш» объявит. К костру норовят поближе. И стрелки не так прытко меж пней вышагивают, подхарчевались, конечно, томит многих сытая истома, межит веки. Подбросил Крест лапника посырей, повалил от огневищ черный едучий дым, затмил на миг солнце. Подмигнул дружкам, Петьке Сороке особо: пора, мол. А сам бочком, бочком, поближе к просеке, за темную гриву дыма. Сейчас у костра, поближе к угловой вышке, дружки устроят свару, чтобы отвлечь охрану, а тут уж лови, Крест, за хвост свою жар-птицу или получай пулю в спину.

Наконец, услышал Леха истеричный пронзительный крик. Вот оно, началось. Сейчас у его жизни идет отсчет на секунды. Тихо потянул из пазушки кисет с пыльцой-самосадом.

А шум голосов нарастал, на высокой ноте раскатился над лесом вопль. Успел заметить, что в ближней патрульной паре долговязый сержант передал автомат напарнику и решительно пошел в сторону дерущихся. Слился с хвойной кучей, ужом скользнул к недалекому просвету Крест. Стелилась над ним рваная дымная завеса, слабо укрывала от глаз тех, кто находился на вышках. Проползти бы под землей червем, пролететь мухой, а не извиваться вот так, живой мишенью. Боялся оторвать от земли глаза: казалось, и шум утих на деляне, и все, в том числе охрана, наблюдают за ним. Не сразу понял, что миновал просеку. Просто под тенью деревьев чуточку прохладнее был хвойный настил. А на вырубке все еще стоял гомон, долетал чей-то властный голос. Боясь оглянуться (вдруг второй охранник с собакой и впрямь стоит сзади), Крест приподнялся на локти, затем привстал и, низко пригибаясь к земле, побежал в глубь леса.