Текст книги "Тюрьма особого назначения"

Автор книги: Валерий Горшков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 23 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

Глава 4

И вот однажды в храм вошел пожилой человек в длинном кожаном плаще. На улице уже вторые сутки, не переставая, шел дождь, и с плаща его на пол храма стекали ручейки воды. Он снял шляпу с полями, стряхнул ее, купил свечку и, тихо кашлянув, направился к иконе Казанской Божьей Матери. Бледный свет, едва пробивавшийся сквозь стекла храма, не позволял мне разглядеть его лица. Но я почувствовал, как в груди вдруг шевельнулось что-то давно забытое, казалось, уже почти не существующее. Мне почему-то захотелось вытянуться, расправив грудь, и отдать честь. Поставив свечу, мужчина отошел на шаг, перекрестился, а потом, постояв пару секунд, так хорошо знакомой мне уверенной походкой направился прямо ко мне. Еще не слишком осознавая происшедшее, я машинально шагнул ему навстречу.

– Здравствуй, Владислав! – Мгновение спустя я убедился, что за прошедшие со дня нашей последней встречи несколько лет у полковника Корнача не изменилась ни походка, ни голос. Как всегда, он был глубоким, с едва заметной хрипотцой. Таким, от которого у новичков отряда по спине пробегали мурашки. – Давненько не виделись…

– Да, давненько, – с неприятной сухостью в горле ответил я, кивком головы предлагая своему бывшему командиру пройти в дальний угол храма. Я уже понял, что наша сегодняшняя встреча с командиром спецподразделения ВДВ «Белый барс» не случайна, а значит, разговор предстоит долгий. Я слишком хорошо знал Корнача, чтобы поверить в непреднамеренность столь неожиданного посещения. И то, что в глазах полковника я не прочел удивления при встрече с бывшим капитаном спецназа, в настоящий момент носящим рясу священника, еще раз служило тому доказательством.

Мы обогнули алтарь, я отодвинул в сторону тяжелую, вышитую золотом штору и пропустил полковника в маленькую комнатку. Потом зашел следом и снова задернул ткань. Мы были одни.

– Присаживайтесь.

Я показал на два стула, обитых потертым бархатом, и подождал, пока Корнач сядет. После чего опустился рядом.

– Ну, как у вас дела… отец Павел?

В голосе Корнача не было никакой иронии относительно моего нынешнего статуса. Я ответил ему так же спокойно, как он спросил.

– Служу Господу нашему по мере сил своих. Была жена, мог бы быть ребенок, но теперь их нет. Я один… – Не возникало сомнений, что относительно постигшей меня пять лет назад утраты Корнач был осведомлен, поэтому я не стал играть с ним втемную. – А вы, товарищ полковник, каким ветром занесло вас в храм Божий?

– Попутным, Владислав Александрович, попутным, – едва заметно кивнул Корнач. – Если гора не идет к Магомету… – Видимо, заметив мой настороженный взгляд, гость поспешил успокоить: – Нет, я не для того пришел, чтобы просить тебя изменить сделанному ранее выбору, отказаться от духовного сана и вернуться в войска. Понимаю, что это невозможно… Ну а насчет «товарища полковника», – Корнач несколько оживился, – вы, отец Павел, ошибаетесь. Перед вами – генерал-майор Федеральной службы безопасности! Вот такие дела… Не удивлены?!

– На все воля Божья. – Я поднял руку и медленно перекрестился. – И как служба?

– Нормально, – усмехнулся генерал. – Могло бы быть еще лучше, но это только в том случае, если кое-кто из моих хороших знакомых согласится оказать нам посильную помощь.

– Я больше в эти игры не играю, генерал… – Я поднялся, подошел к шторе, отделяющей комнату от основного церковного помещения, и остановился, не сводя с Корнача глаз. – Так что если ваша переименованная организация хочет пойти по стопам предшественницы и создает сеть «своих» священников в молитвенных домах, то вы пришли не по адресу. В нашем храме служат Господу, а не государству и его спецслужбам.

– Подожди, Владислав, сядь! – В голосе генерала прозвучала досада. – Я же тебе русским языком объяснил – в этом смысле ты мне не нужен, понимаешь? Здесь совсем другое дело. Выслушай меня – и увидишь, что я говорю правду. Да сядь ты, в конце концов! И извини, что говорю с тобой в таком тоне. Просто иначе у меня не получается. Курить здесь можно? Нет? Ну и черт с ним! Ладно, прости, вырвалось случайно. – Корнач спрятал вынутые было сигареты обратно в карман плаща, взглядом «усадил» меня напротив и продолжил: – Послушай меня и, пожалуйста, вникни в суть того, о чем я сейчас расскажу. Готов?

– В шесть часов вечера у меня служба, – сообщил я, посмотрев на висящие на стене старинные часы.

– Уложимся, – сухо отрезал генерал и приступил к изложению дела, ради которого он встретился со мной после шестилетнего перерыва. – Для начала немного о законах… Не знаю, известно тебе или нет, но после вступления в Совет Европы наше государство обязалось в ближайшем будущем отменить смертную казнь как высшую меру наказания за особо тяжкие преступления. Она будет заменена на пожизненное тюремное заключение. Фактически же у нас не расстреливают уже с прошлого года. Большинство судов вообще стараются не давать подследственным «вышку»!.. Ну да ладно, это уже не наше дело… Суть в другом. Сейчас уже существует тюрьма, где сидят те, кого ранее приговорили к смерти, но потом приказом президента помиловали. Она находится в самом глухом месте Вологодской области, на острове посреди лесного озера. До революции там находился мужской монастырь. При советской власти монастырь разогнали, а в его стенах оборудовали тюрьму. Пока это была просто тюрьма – ее охраняли солдаты из внутренних войск. Сейчас – специальное подразделение «Кедр». Слышал о нем?

– Про монастырь – да. Про тюрьму и «спецов» – нет.

– В общем, этот остров и раньше-то был неприступной крепостью, а сейчас и подавно. Для сотни убийц эти стены теперь стали последним пристанищем. Представляешь, какие мысли посещают преступников, особенно тех, которым сейчас двадцать пять или тридцать?!

– Да уж…

– Так вот, некоторые заключенные, осознавшие, что в этой жизни ничего хорошего им больше не светит, все чаще стали обращаться к Богу. В принципе это можно понять, – усмехнулся Корнач. – Должны же даже последние сволочи хоть когда-нибудь раскаяться за содеянное! Конечно, там отнюдь не все такие… Есть и настоящие звери! Но с ними разговор особый. Мы же с тобой сейчас ведем речь о тех, остальных… В общем, они начинают просить, чтобы в тюрьму прислали священника. Мы, ну, я имею в виду нашу организацию, в принципе не против этого. Лучше Богу молиться, чем перекусывать себе вены или кидаться на охранников. Начальник тюрьмы тоже не против. Так что осталось дело за малым… – Генерал посмотрел мне прямо в глаза и вдруг резко и как-то неожиданно прямолинейно спросил: – Ты поедешь на Каменный, отец Павел?!

Как только Корнач начал разговор о тюрьме, я сразу же подумал о чем-то подобном. Однако столь конкретное предложение моего бывшего командира застало меня врасплох. Я растерялся.

– Почему именно я? Неужели не нашлось более опытного и подготовленного в духовном плане священника…

– Не в этом дело, Влад, – почти деликатно перебил генерал меня. – Да и насчет опыта ты сам на себя наговариваешь. Я наслышан, что во многом благодаря тебе в этот храм ходит так много народу. Значит, есть в отце Павле что-то такое, что после общения с ним оставляет в сердцах людей радость и надежду. Так что в духовном плане, как мне кажется, проблемы не существует… И если уж разговор у нас с тобой пошел честный и откровенный, то скажу прямо – как только я узнал, что принято решение направить на Каменный священника, я сразу же подумал о тебе. И вот почему. – Повинуясь привычке, Корнач снова достал из кармана плаща пачку сигарет, но, спохватившись, немедленно убрал ее назад, тяжело вздохнув. – Во-первых, ты, Владислав, мой старый боевой товарищ и я хорошо тебя знаю, – принялся загибать пальцы генерал, глядя мне в глаза. – Во-вторых, ты действительно хороший священник, именно такой, который сможет работать с… гм… весьма специфическим контингентом монастырской тюрьмы. Ну и в-третьих, и это плавно вытекает из предыдущего пункта – ты как-никак все-таки бывший офицер спецназа ВДВ, прошедший специальную подготовку, и, случись что, сможешь за себя постоять… И пожалуйста, не надо мне доказывать, что это не имеет к данному делу никакого отношения! На Каменном сидят не люди – звери! Ведь если кто-то, а таких, как я понимаю, будет немало, захочет тебе исповедаться, то ведь не станет он этого делать в присутствии охранников! Вы останетесь с ним в камере один на один. А что, если для этого зверя исповедь – только предлог, чтобы, уже имея пожизненное заключение, удовлетворить свою звериную жажду крови и доставить себе удовольствие свернуть шею доверчивому попу?! Или ты считаешь такие меры предосторожности напрасными?

– Возможно, вы и правы, генерал, – я не нашел против слов Корнача весомых контраргументов, – но мне как-то с трудом верится, чтобы все, о чем вы сейчас говорили, было единственной причиной, по которой вы остановили свой выбор именно на мне. Ведь правда, товарищ генерал? Есть еще что-то, что я должен буду делать для вас и вашей организации?

– Узнаю капитана Аверина, – чуть улыбнувшись, покачал головой Корнач. – Да, есть еще кое-что, но чисто символически… Понимаешь, Влад, любая тюрьма – это отдельный, замкнутый мир, в котором царят свои законы не только среди заключенных, но и среди охраны и ее руководства. На зоне, огороженной колючей проволокой и наблюдательными вышками, хозяевами жизни являются двое: начальник лагеря и – «пахан». Эти люди поодиночке или, что случается довольно часто, по взаимной договоренности вершат там свое личное правосудие над охранниками и зэками. Одного их слова достаточно, чтобы огромного здоровяка сделать «петухом», а всем известного «стукача» оградить от нависшего над ним призрака расправы… – Корнач мельком взглянул на часы. До шести оставалось еще двадцать минут. – На Каменном же все совсем иначе. Там иные условия, иные порядки, иные секреты. И хозяин только один – полковник Карпов. Еще кое-какие вопросы зависят от командира охранного подразделения «Кедр» майора Сименко. И в отличие от остальных, так сказать «обычных», мест лишения свободы, отслеживать обстановку в монастыре достаточно сложно. Вот почему я бы очень хотел, чтобы среди тех, кто постоянно находится на острове, был человек, которому можно верить на слово, зная, что он никогда в жизни тебя не обманет… Он не должен быть соглядатаем, не должен писать отчетов, ему не нужно регулярно сообщать о всякой ерунде или небольшом превышении власти со стороны охраны, без чего, как ты сам понимаешь, не обходится ни одна тюрьма. Тем более если «твой» контингент на сто процентов состоит из убийц, на совести которых подчас десятки человеческих жизней. В этом случае перегибы идут даже на пользу. И, что самое главное, совершенно ни к чему рассказывать мне о тайнах, которыми поделились на исповеди некоторые заключенные… Просто я хотел, чтобы кто-то приглядывал за обстановкой. Так, на всякий случай. В случае чего, сам разберешься, как себя вести. Все, что я сказал, можно считать напутствием или пожеланием, не более того. Я достаточно точно изъясняюсь, отец Павел?

– Вполне.

– И какое будет решение? – глухо, понизив голос, спросил Корнач. Я заметил, как напряглись его скулы.

– Мне нужно время, чтобы все обдумать. А сейчас, извините, я должен переодеться для службы. Уже без четверти шесть.

– Ладно, ухожу. – Корнач встал со стула и подошел к висящей на входе тяжелой шторе. – У меня есть телефон вашего храма. Завтра, в десять ноль-ноль, я позвоню тебе. К тому времени ответ должен быть готов. И… вот еще что, отец Павел. Я пойму и не обижусь, если… вы откажетесь от моего предложения. Всего доброго!

– Храни вас Господь, – перекрестил я уходящего генерала и, как только он вышел, стал переодеваться. Но мысли мои еще долго находились где-то далеко от предстоящей службы. И лишь когда тишину храма нарушили голоса церковного хора, я снова вернулся в действительность.

На следующее утро, после бессонной ночи, я дал Корначу согласие стать настоятелем церкви на острове Каменном. Потом сообщил о своем решении отцу Сергию и был немало удивлен тем спокойствием, с которым пожилой священник воспринял это известие. Возможно, здесь не обошлось без «помощи» генерала ФСБ Корнача. Впрочем, я предпочел не уточнять. Корнач, как оказалось, уже заранее подготовил все необходимые документы, видимо, ни капли не сомневаясь, что я соглашусь на сделанное им предложение о «перемене места работы». Проблем бумажного плана не возникло. Единственное, что мне пришлось сделать самостоятельно, – это сфотографироваться и передать генералу четыре цветные фотокарточки формата три на четыре. Вскоре он сам заехал ко мне домой с папкой, содержимое которой выложил на стол, и принялся объяснять назначение того или иного документа. Большинство из них касалось всевозможного «неразглашения», «допуска» и прочих неизбежных при переводе в режимное заведение формальностей.

– А это на десерт. – Генерал положил передо мной билет на самолет до Москвы и на поезд – от Москвы до Вологды. Поймав мой недоуменный взгляд, Корнач коротко добавил: – Так надо. Дело в том, что вас, отец Павел, пригласили для беседы в Патриархию. Думаю, для вас это будет интересно и полезно. Послезавтра в восемь тридцать утра будьте добры прибыть на регистрацию в аэропорт «Пулково». А на всякий случай рекомендую запомнить номер телефона в Санкт-Петербурге. – И генерал продиктовал семизначную комбинацию, состоящую исключительно из единиц и пятерок. Такие номера запоминаются сразу.

– В Москве вас встретит человек из Патриархии, а в Вологде – парни из «Кедра», – сообщил в заключение Корнач. – И помните, отец Павел, все, что я говорил раньше, – только просьба, и ничего, кроме просьбы! В общем, сами сориентируетесь.

В назначенный час я прошел регистрацию, сел в самолет и спустя полтора часа уже был в Москве. А еще через несколько часов в главной резиденции Русской православной церкви со мной беседовал митрополит Константин.

Вечером того же дня я сел в вагон СВ скорого поезда Москва – Вологда, где познакомился с веселым толстяком, представившимся мне начальником строительства. Я даже не подозревал тогда, что мой попутчик специально откомандирован генералом Корначем для сопровождения «объекта». У ФСБ, как известно, свои правила и привычки…

Глава 5

Микроавтобус, обогнув холм, так же как и все вокруг, поросший высокими корабельными соснами, выехал на короткую прямую дорогу – окончание длинной и томительной грунтовки. За ней серым стальным зеркалом сверкнула гладь лесного озера. Проехав еще сто метров, мы остановились перед длинным бревенчатым мостом, отделяющим расположенный в центре озера остров от окружающего его со всех сторон леса. Я внимательно огляделся по сторонам. И озеро, по форме своей напоминающее каплю, и мрачные грязно-белые стены монастыря навевали какую-то щемящую грусть. Создавалось впечатление, что здесь остановилось время.

– Приехали, – буркнул майор Сименко, смерив меня недоверчиво-снисходительным взглядом. – Как спалось, батюшка? Не трясло?

– Спасибо. Все в порядке, – сухо ответил я.

– А вы, отец Павел, между прочим, прибыли как раз вовремя! Сегодня утром один маньяк уже в который раз пытался перегрызть себе вены. Сначала, как только его к нам привезли, он все время выл, ползал по полу на коленях, бился головой о стену, отказывался есть и постоянно просил, чтобы его пристрелили. А сейчас вот уже пятый месяц после каждой попытки самоубийства хочет излить душу попу. Ну, священнику то есть, – поправился Сименко. – Бедняга доктор, этот мерзавец его совсем доканал! Так что вам уже сегодня придется навестить выродка и отпустить ему все его грехи. – Сименко усмехнулся. – Не возражаете? Это пожелание начальника тюрьмы.

– Успокаивать страждущих – моя святая обязанность, – как можно спокойнее произнес я, глядя в глаза майору. – А насчет грехов мы поговорим с их хозяином…

– Вот и замечательно! – ответил Сименко и повернулся к водителю. – Давай, Дима, жми на гашетку!

Наш автобус заполз на деревянный мост, отделяющий берег от больших металлических ворот тюрьмы. Я смотрел на неприступные монастырские стены и думал о том, что, когда монахи закладывали в этих непролазных чащобах, вдали от людских поселений, монастырь, они вряд ли предполагали, что когда-нибудь мир встанет с ног на голову и в бывших монашеских кельях будут доживать в неволе свой век самые страшные преступники.

Подъехав к воротам, автобус остановился у нанесенной на мосту красной линии с огромной надписью «стоп». Спустя несколько секунд массивные стальные ворота плавно поползли вверх, открывая моему взору ярко освещенное лампами дневного света помещение тюремного «шлюза». Такие каменные мешки существуют только при въезде на территорию строго охраняемых секретных объектов. Подождав, пока ворота не остановятся в верхнем положении, сидящий за рулем охранник плавно загнал автобус внутрь «шлюза», после чего заглушил двигатель. Все, в том числе и сам начальник охраны, оставались сидеть на своих местах. Я бросил взгляд по сторонам и сразу же заметил два красных «глазка» работающих видеокамер. Когда стальные ворота за нами снова опустились, открылась одна из двух металлических дверей, находящихся в стенах каменного мешка. Из нее вышли шестеро высоких крепких парней, удивительно похожих друг на друга. В руках каждого из них был короткоствольный автомат, а на поясе – баллон с нервно-паралитическим газом. Одеты они были в черные униформы без погон, очень напоминающие форму морской пехоты. Лица их, как того и требовала инструкция, закрывали черные спецназовские маски. Они встали вокруг автобуса, подняв автоматы и направив их на нас. Один из парней заглянул в салон. Все охранники «Кедра» знали, что в автобусе нет посторонних, однако инструкция неумолимо требовала соблюдения строжайших правил проверки всех въезжающих на территорию спецобъекта лиц и транспортных средств.

– Все в порядке, Стас, – махнул рукой в мою сторону майор. Своих подчиненных он, видимо, узнавал даже в масках. – Здесь только мы и отец Павел.

Сименко взял документы, переданные мной ему раньше, и протянул их охраннику. Тот мельком пролистал несколько бумажек, сравнил мое лицо с наклеенной на них фотографией, кивнул: «все в порядке», и дал знак кому-то, кто наблюдал за происходящим по видеомонитору, чтобы открыли вторые ворота. Плоская громада внутренних ворот медленно поползла вверх. Охранники, опустив автоматы, приняли расслабленные позы. Четверо из них вернулись обратно в ту же дверь, из которой вышли, а двое других направились вслед за тронувшимся с места микроавтобусом.

Покинув «шлюз», мы выехали на просторный внутренний двор тюрьмы и остановились возле двухэтажного кирпичного здания, примыкающего к монастырской стене. И почти сразу же нам навстречу вышел из крашенной бежевой краской двери невысокий коренастый мужчина лет пятидесяти в зеленой форме. На плечах его были погоны с тремя большими желтоватыми звездами. Как я догадался, это и был начальник «спецобъекта» полковник Карпов.

– Приветствую, отец Павел, – сухо поздоровался начальник тюрьмы, недоверчиво взглянув мне в глаза. – Моя фамилия Карпов. Олег Николаевич Карпов. Майор уже сообщил вам о заключенном номер сто двадцать один?

– Да, я готов встретиться с ним прямо сейчас.

– Тогда отдайте чемодан водителю, а сами следуйте за мной, – кивнул полковник, открывая передо мной дверь. «Отдайте водителю», видимо, следовало понимать как «оставьте в автобусе». Я именно так и сделал. А потом в сопровождении одного из встречавших нас вооруженных парней направился вслед за Карповым.

Мы поднялись на два пролета по узкой каменной лестнице и вышли в длинный коридор, ярко освещенный лампами дневного света. Свет, яркий, режущий глаза, был повсюду, в отличие от обычных тюрем, в коридорах которых, насколько я был осведомлен, царил неизменный полумрак. Я догадался, почему дело на Каменном обстояло именно так. Видеокамеры – ими было напичкано все!

– Это больничный блок, – показывая рукой на три металлические двери, мимо которых мы проходили, ровным голосом сообщил Карпов. – Когда кто-то из заключенных заболевает, мы помещаем его сюда. Позже я познакомлю вас с нашим доктором… – Полковник достал из кармана маленький пластмассовый пульт и, направив его на преграждавшую коридор железную решетку, нажал на одну из кнопок. Щелчок открываемого электрического замка в окружающей нас тишине прозвучал неожиданно громко. Охранник прошмыгнул вперед и распахнул тяжелую решетчатую дверь.

– А если болезнь серьезная, что тогда? – спросил я, проходя сквозь «клетку».

– Тогда… – Карпов на секунду замялся, – тогда мы отправляем заключенного в областную тюремную больницу. Но до сих пор такое случалось лишь однажды. Как ни крути, там нет такой охраны, как здесь. Достаточно выглянуть сквозь зарешеченное окно в палате, чтобы увидеть на горизонте жилые дома. Для пожизненника это более чем шок. Так что со всеми болезнями наших заключенных, кроме некоторых инфекционных, мы предпочитаем справляться на месте. Благо доктор у нас опытный… – Карпов усмехнулся. – Нам направо. Как доехали, отец Павел? – неожиданно переменил он тему. – Как Москва?

– Нормально. А что вы можете мне сказать про заключенного номер сто двадцать один? Майор мне сообщил, что у него это не впервые…

– А что рассказывать? – пожал плечами Карпов. – Убийца, сексуальный маньяк, за плечами у него семь зверски убитых женщин. Такие, как он, подонки, попадая в камеру смертников, сразу же начинают размазывать слюни и выть, что ни в чем не виноваты! У них даже не хватает духа смириться со своей участью…

– А что, есть смирившиеся?

– Есть. Вы еще успеете с ними познакомиться, – снова усмехнулся начальник тюрьмы, нажимая на кнопку пульта и открывая металлическую решетку.

– Скажите, полковник, а почему здесь не видно охраны? Мы прошли уже два коридора.

– Нашим ребятам незачем слоняться взад-вперед, как надзирателям-прапорщикам из СИЗО. Везде установлены видеокамеры. К тому же здесь заключенных нет. В этой части находятся больница, кухня, имущественный и продовольственный склады, библиотека. Монастырь слишком большой, отец Павел, а в настоящий момент у нас чуть больше сотни «клиентов» и около тридцати человек охраны. Правда, в скором времени, думаю, ожидается увеличение числа «клиентов» и соответственно охраны. Все западное крыло до сих пор пустует.

– Эти… люди, что находятся здесь, они работают?

– Конечно. Некоторые, правда, отказываются это делать. Но на сей счет у нас есть утвержденная департаментом мест заключения инструкция, которая разрешает использовать особые методы убеждения.

– Какие же? Избиение? Принудительная голодовка? Или, может быть, карцер с водой?

– Всякие, отец Павел, всякие! – хмыкнул Карпов. – Все зависит от конкретного случая. Разные люди, разные методы. Главное, чтобы результат был…

– И в чем заключается работа, выполняемая заключенными?

– Вот мы и пришли, – проигнорировав мой последний вопрос, произнес полковник.

Мы приблизились к концу коридора. За очередной железной решеткой находилась выкрашенная в зеленый цвет дверь, с большим «глазком» посередине.

– Здесь начинается тюремный блок, – сообщил, нажимая на кнопку пульта, полковник. – Всего их два. Второй находится этажом выше. Там сидят наиболее смирные. А те, что здесь, – от них можно в любой момент ждать сюрпризов!

Мы прошли решетку. Тут же щелкнул замок в зеленой двери, и она распахнулась. В проеме стоял здоровенный охранник.

– Как сто двадцать первый, Дима? – поинтересовался, не глядя на охранника, Карпов.

– Доктор все еще у него, товарищ полковник, – сообщил парень, захлопнув за мной дверь.

Охранник присоединился к нам, разглядывая меня с неприкрытым любопытством. Не каждый день на Каменном появляется человек в рясе священника. Несколько впереди, возле одной из железных дверей, стоял еще один кедровец, высокий светловолосый громила с лицом профессионального киллера. Он тоже посмотрел на меня с удивлением. Полковник остановился и сразу же посмотрел на меня.

– Честно сказать, отец Павел, я не знаю, как должна проходить встреча сексуального маньяка со священником. Здесь ваша вотчина. И хотя в отличие от многих других заключенных этот – совершенно безобидный в плане возможной агрессии, но я все-таки рекомендовал бы вам взять одного из ребят. Так, на всякий случай.

– Спасибо, полковник, но в таком случае встреча становится бесполезной. Что же касается агрессивности, то можете за меня не беспокоиться. Господь не допустит, чтобы кто-либо из этих людей поднял руку на священника. – Я перекрестился. – Но, конечно, пусть кто-нибудь из охраны будет неподалеку.

– Дело ваше, отец Павел, – пожал плечами Карпов. – Формально я не несу за вас ответственности. У нас, как известно, церковь от государства отделена. Поступайте, как считаете нужным. Охрана будет рядом. Там, в камере, возле двери, есть звонок. Нажмите его, в случае чего. Саша, открывай! – Полковник кивнул парню, и тот, шагнув к стальной двери, повернул ручку двери один раз вправо, один влево и еще дважды вправо. Дверь камеры номер сто двадцать один медленно открылась, и я вошел внутрь.

Прислонившись спиной к стене, на стоящей в углу камеры кровати полусидел-полулежал необычайно худой человек. Он был одет в серо-черную полосатую робу. Его волосы были похожи на паклю, лицо выглядело совершенно безжизненным из-за кожи цвета пергамента. Глаза, отрешенно смотрящие куда-то перед собой, в одну точку, были почти бесцветными. Плотно сжатые, прокусанные до крови синюшные губы медленно подрагивали. Заключенный сидел на съехавшем набок матраце, обнажавшем металлический лежак кровати, и тихо поскуливал. Левый рукав его полосатой робы был закатан, а на его желтоватой руке белым пятном выделялась только что наложенная тугая повязка. На каменном полу лежали стянутые с постели одеяло и подушка, перепачканные кровью.

Рядом с кроватью, спиной ко мне, стоял невысокий коренастый человек и укладывал в чемоданчик медицинский жгут и пузырьки. Он был одет в короткий белый халат явно не первой свежести. Услышав щелчок открывшегося замка, человек обернулся и посмотрел на стоящих по ту сторону дверного проема людей. Движением указательного пальца он сдвинул на кончик носа очки и обратился к полковнику Карпову, все еще стоящему в дверях камеры.

– С ним все в порядке, – мгновенно переведя взгляд на меня и как-то довольно хамовато улыбнувшись, доктор пробормотал, не переставая ковыряться в чемоданчике: – А вы и есть тот самый священник, которого прислали для наших изуверов и потрошителей? Ну что ж, добро пожаловать на Каменный. Здесь весьма веселенькое местечко, уверяю вас… Кстати, меня зовут Семен Аронович.

– Отец Павел. – Я подошел ближе к кровати. – Что с ним?

Глаза заключенного пришли в движение и замерли, остановившись на висящем у меня на груди серебряном кресте. Лицо его неожиданно приобрело осмысленное выражение, он даже попытался приподняться на локтях, но, видимо, был настолько слаб, что в конце концов остался лежать в прежней позе, прислонившись плечами к холодной каменной стене.

– Пятая попытка самоубийства за год, – спокойно, словно речь шла о погоде, сообщил доктор, ростом не достигающий мне и плеча. – И зачем только его помиловали, а? Уж лучше бы расстреляли или отправили на урановые рудники… – Закрыв чемоданчик, доктор встретился со мной взглядом и усмехнулся. – Может, вам повезет, и этот маньяк наконец-то перестанет меня дергать в самые неподходящие моменты.

Подмигнув мне на прощание, маленький доктор взял свой чемоданчик и направился к двери, оставляя меня один на один с полуживым человеком в полосатой робе, который все еще продолжал, не мигая, смотреть на мой крест.

– Вы запомнили, отец Павел? – донесся до меня голос полковника Карпова. – Если что – нажмите на кнопку. Когда закончите, Саша проводит вас в мой кабинет.

В дверном проеме снова появилась физиономия невозмутимого охранника, вслед за чем тяжелая стальная дверь захлопнулась.