355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Валерий Демин » Тайны Вселенной » Текст книги (страница 8)
Тайны Вселенной
  • Текст добавлен: 26 сентября 2016, 02:09

Текст книги "Тайны Вселенной"


Автор книги: Валерий Демин


Жанры:

   

Физика

,

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 34 страниц)

Современные разработчики машин времени опираются на новейшие теории единой картины мира. Собственно, новейшими их можно назвать с поправкой на добрый десяток лет. Ибо возможность победы над временем путем преодоления так называемых «кротовых нор» пространства обсуждалась в серьезной научной литературе и раньше. Образ «кротовой норы» особенно прижился и представляется достаточно удачным, хотя Стивен Хокинг пытался привести его в соответствие с действительным содержанием теории. Из нее следовало, что пространство пробуравлено не объемными норами, а микроскопической сеткой червоточин. Отсюда другое название теории «кротовых нор» – теория «червячных ходов». Считается вероятной и математически (!) обоснованной возможность физически преодолеть временную субстанцию, при помощи полых «отверстий» передвигаясь по ним, подобно червяку в яблоке, в направлении прошлого и будущего.

Известный российский космолог И. Д. Новиков следующим образом описывает путешествие во времени с помощью «кротовых нор». Сначала необходимо создать «сложную топологию трехмерного пространства». В этой конструкции есть два отверстия в пространстве, созданных сильнейшим полем тяготения коллапсирующего вещества; отверстия соединены искривленным «тоннелем» – другим проходом из одного отверстия к другому, помимо обычного пути во внешнем пространстве (рис. 55).

«Тоннель» можно сделать очень коротким по сравнению с расстоянием между отверстиями во внешнем пространстве. (Все это нелегко вообразить, так как мы не привыкли наглядно представлять искривленное трехмерное пространство.) Чтобы превратить эту конструкцию в «машину времени», надо заставить одно из отверстий быстро двигаться по отношению к другому, например, в предложенном варианте отверстие В быстро вращать относительно А. Тогда, с точки зрения путешественника во внешнем пространстве, как следует из специальной теории относительности, часы в В отстанут от часов в А; скажем, по часам А пройдет 5 лет, а по часам В – всего 5 дней. Но если смотреть из отверстия В на отверстие А через короткий «тоннель», то, поскольку часы А будут находиться все время рядом с В, их показания почти не будут отличаться. Пусть теперь путешественник движется от А к В во внешнем пространстве. Он быстро достигнет В (часы там показывают в этот момент 5 дней); заглянув в это отверстие, он видит часы А, которые тоже показывают 5 дней (ведь это «тоннель»). Путешественник быстро перемещается по короткому «тоннелю» и выходит из отверстия А практически в тот же момент времени, т. е. когда часы А показывают 5 дней. Теперь вспомним, что стартовал он, когда на часах А было 5 лет, а вернулся, когда они показывают 5 дней, т. е. попал в прошлое. Обратный переход приведет его в будущее.

Чтобы воочию попытаться представить действие ожидаемых обращенных временных эффектов, предлагаем читателю мысленно представить себя на месте путешественника во времени. Герои романов Уэллса и Сагана чуть ли не в мгновение ока оказывались в ином временном (а у Сагана – еще и в пространственном) измерении. Попробуем проанализировать такой прыжок с научной точки зрения. Что должно претерпеть изменение при таком скачке в будущее? «Странный вопрос, – скажет читатель. – Конечно, время!» Но какое время? Времени – мы это уже хорошо уяснили – как особой субстанции, отдельной от длительности материальных вещей и процессов, не существует. Нет времени, отдельного от материи, куда бы, как в безбрежный океан, на свой страх и риск мог бы устремиться пытливый исследователь.

Течение времени – это реальные природные и социальные процессы, действительно поддающиеся изменению. Так, вполне возможно увеличить скорость механического перемещения или производительность труда. В названных и аналогичных случаях изменяются временные пропорции, соотношения, в которых находятся реальные временные длительности реальных вещей и явлений. Время существования электрической лампочки как продукта, произведенного людьми, исчисляется с момента ее изготовления до того, как она разбилась или перегорела (в пределах указанного интервала временем можно управлять: сокращать временные затраты в процессе производства, бороться за удлинение срока службы лампочки и т. п.). Но и после того, как перегоревшая лампочка выброшена на свалку, временное бытие материала, из которого она была сделана, не заканчивается.

Молекулы разбитого стекла, атомы вольфрамовой нити никуда не исчезают. Следовательно, никуда не исчезает и их временное и пространственное бытие. Общее время материального мира складывается из таких вот временных «молекул» и «атомов». Никакого единого потока времени, обязательного для всего живого и неживого, не существует.

Упорядочение временных отрезков совершается с помощью социально-производственного опыта на основе устойчивых, повторяющихся природных явлений: вращения Земли вокруг оси (длина дня и ночи), ее оборота вокруг Солнца (смена времен года), качание маятника, период излучения атома и т. д. Хотя на сегодня нет завершенной теории, соединяющей разнообразные и во многом гипотетические закономерности субатомного уровня движения материи (вакуумно-флуктуационного и др.), лежащие в основе более сложных физических, химических и биологических структур.

Но что-то же должно измениться в движении известных материальных форм, если бы время «потекло вспять»? Попробуем представить. Предположим: все атомы, входящие в состав нашего тела, изменили обычный ход движения на обратный. Трудно вообразить, что произойдет в данном случае с самим человеком, но одно можно утверждать совершенно определенно: время в результате такого поворачивания движения назад не потечет. Со временем – мерой всякого движения – в случае атомного или субатомного «переворота» произойдет то же самое, что происходит со стрелками обычных часов, когда их переводят назад: время вспять не течет.

Другой пример: на кинопленке путем замедленной или покадровой съемки воссоздается зримый рост растения, распускание цветка, созревание плода, рождение организма, а затем фильм воспроизводится на экране в обратном направлении. В результате, к примеру, зритель увидит, как плод превращается в цветок, цветок – в бутон, бутон исчезает в стебле, а стебель превращается в семечко. Означает ли увиденное, что реальное время пошло вспять? Ничуть! Реальное время соответствует реальному же движению (в данном случае – киноленты), а не зрительному ряду. Время идет только вперед. Правда, путешествие в прошлое, как оно изображается в большинстве научно-фантастических произведений, предполагает, что человек остается таким, как и был, а вспять движутся окружающие события (или путешественник во времени свободно перемещается мимо них).

Не касаясь исторических и социологических закономерностей (а описанное выше путешествие во времени предполагает, что история пойдет вспять), взглянем мельком лишь на биологический аспект проблемы.

Писатели-фантасты (а вслед за ними и ученые), отправляя своих героев в прошлое (или будущее), обычно не заостряют внимания на достаточно неприятном вопросе: что же реально произойдет с окружающей действительностью (герой, как правило, погружается в темноту и спустя непродолжительное время оказывается в нужной ему эпохе). А в действительности произошло бы следующее. Все люди, кроме путешественника во времени, должны не только совершить возрастную метаморфозу от старости к детству и т. д., но и в предельно сжатом виде (естественно, в обратном порядке) проделать все действия и движения, продумать все мысли и пережить все чувства. (Между прочим, нечто подобное описывал еще Платон в диалоге «Политик», рассказывая, как Вселенная начала вращаться в обратном направлении и время потекло вспять.) Самое любопытное, однако, в другом: даже если бы биологические процессы вдруг потекли в обратном направлении (а необратимость развития и эволюция этого не допускают), то время как мера такого гипотетического «обращенного» движения все равно бы не отнимало от себя часы и века, а напротив, по-прежнему прибавляло одно число к другому, бесстрастно фиксируя накопление временных величин.

Видимо, понимая не просто парадоксальность, но полную абсурдность получающейся картины, фантасты не рискуют вдаваться в подробности выдвигаемых «проектов». Вместо этого предполагаются еще более невероятные гипотезы, вроде «коридоров времени» (роман Айзека Азимова «Конец вечности»), то есть таких участков материи, где время начисто отсутствует и можно беспрепятственно путешествовать в прошлое и будущее. Но материя без времени (и пространства) столь же немыслима, как и пространство-время без материи.

КАК ОБЪЯТЬ НЕОБЪЯТНОЕ?

Итак, любая из известных космологических моделей, любые из лежащих в их основе геометрий или используемые в них понятий и формул описывают не целостный материальный мир, а лишь определенные системы присущих ему объективных отношений. Поэтому каждая такая модель адекватно отражает систему связей и отношений объективного мира, но ни одна из этих моделей не может исчерпывать богатства вечной и бесконечной Вселенной. Главный же аргумент: почему ни одна из космологических моделей не устанавливает границ для бесконечного материального мира – заключается в следующем. Каждая такая модель отображает и фиксирует определенные пространственные (и временные) отношения, а отношения в принципе не могут выступать в виде материальных границ. Такие границы присущи не отношениям, а находящимся в них материальным элементам, для которых пространственно-временная конечность (ограниченность) является выражением самого их существования.

Космическое всеединство мира неотвратимо предполагает бесконечность Вселенной. По-прежнему остаются актуальными слова Циолковского:

«Некоторые вообще отрицают бесконечность. Но ведь одно из двух: конечность или бесконечность. Среднего мнения быть не может. Ограниченность никакой величины допустить нельзя. Значит, остается признать только одно – бесконечность».[23]23
  Циолковский К. Э. Монизм Вселенной // Очерки о Вселенной. М., 1992. с. 146.


[Закрыть]

Рассогласованность взглядов на бесконечность между философией и естественно-математическими науками началась давно. Еще Г. Кантор совершенно справедливо отмечал:

«Я считаю, что метафизика и математика по праву должны находится во взаимосвязи и что в периоды их решающих успехов они находятся в братском единении. Затем, как показывала история до сих пор, к несчастью, между ними, обычно очень скоро, начинается ссора, которая длится в течение ряда поколений и которая может разрастись до того, что враждующие братия уже не знают да и не хотят знать, что они всем обязаны друг другу».[24]24
  Кантор Г. Труды по теории множеств. М., 1985. с. 246.


[Закрыть]

Критерии, отличающие научно-космистский подход к пониманию бесконечности от естественно-математического, очень просты. Во-первых, научный космизм рассматривает действительную бесконечность действительного материального мира, а в современных естественно-математических науках конструируются различные абстрактные модели. Во-вторых, теоретическая и прикладная математика (включая и приложение математики к физике и космологии) анализирует бесконечность как отношение (численное, множественное, пространственное); космическая философия же рассматривает бесконечность с точки зрения единственности, уникальности Вселенной: за ее пределами не существует никакой иной, нематериальной среды, а поэтому и не существует никакого предела, она бесконечна.

Так как отношения – и внешние, и внутренние – по природе своей не могут быть бесконечными, их неисчерпаемое многообразие проявляется в форме неограниченности, которая и лежит в основе математических понятий безграничности. Парадоксальность математической бесконечности заключается в том, что она, по словам Ф. Энгельса, «заражена конечностью». «Дурная бесконечность», – назвал ее Гегель.

«Ты нашел не беспредельность, но расширенный предел», – писал о подобной бесконечности К. С. Аксаков, как и все славянофилы, испытавший влияние Гегеля и Шеллинга. «Расширенный предел» – вот истинный смысл почти всех математических бесконечностей. Именно такими оконеченными бесконечностями являются натуральный ряд чисел от нуля до плюс-минус бесконечности, бесконечно большая и бесконечно малая величины, бесконечности, возникшие в результате математических преобразований, и т. д. Несколько в ином смысле понимается бесконечность в теории множеств: элементы множества находятся во внутренних отношениях друг к другу, зато допускается неограниченное количество самых бесконечных множеств.

Действительная же бесконечность материального мира одна, ибо единственна Вселенная (двух бесконечных Вселенных быть не может).

Гносеологический анализ показывает: объективным аналогом математических понятий бесконечного являются те непрерывные процессы, совершающиеся в действительности, у которых отсутствует не конец как таковой, а завершенность, законченность, последняя точка. При этом в понятиях математической бесконечности находит отражение как возможность (осуществимость) постоянного и непрерывного отодвигания границы, предела, конца – так и невозможность (неосуществимость) наступления такого момента, когда бы завершился процесс счета, измерения, преобразования. Первый акцент сделан, к примеру, в понятиях актуального бесконечного множества или потенциальной осуществимости при анализе бесконечно малых величин. Примером второго акцента может служить понятие неограниченности в геометрии Б. Римана, оказавшего влияние на развитие современной космологии.

Отсюда понятно то место, которое занимает неограниченность в различных, почти взаимоисключающих друг друга моделях Вселенной. Но отсюда же становится совершенно ясным, что такая неограниченность не имеет ничего общего с действительной космической бесконечностью, за исключением того, что отображает ее строго определенные аспекты. Проецировать же заведомо оконеченную, «зараженную конечностью» математическую модель на целостную Вселенную если и допустимо, то лишь при четком осознании частичности охватываемого ею Космоса или отдельных его фрагментов. Зато уж совсем недопустимо подгонять природу как целое под какую угодно сверхоригинальную математическую модель.

С точки зрения космистского подхода не подлежит сомнению, что:

• икакая модель Вселенной не в состоянии отобразить всего неисчерпаемого богатства и многообразия Макрокосмоса в его движении и развитии;

• математика как сугубо абстрактная и односторонняя наука (односторонняя, поскольку она описывает исключительно количественные, включая и пространственные, отношения, абстрагируясь от качественности и материальности) не может предписывать материальному миру, каким он должен быть;

• никакие частно-научные теории не могут «запретить» существование Большого Космоса, его материальное единство и развитие, бесконечность и бытийность в пространстве и во времени.

Сила математики и других частных наук не в противостоянии выработанному на протяжении тысячелетий космически-целостному видению мира, а в единении с ним. Уже упоминавшийся известный американский математик М. Клайн отмечает, что математики с досадой и огорчением обнаружили, что несколько различных геометрий одинаково хорошо согласуются с наблюдательными данными о структуре пространства. Но эти геометрии противоречили одна другой – следовательно, все они не могли быть одновременно истинными. Между тем «математики настолько уверовали в бесспорность своих результатов, что в погоне за иллюзорными истинами стали поступаться строгостью рассуждений.

Но когда математика перестала быть сводом незыблемых истин, это поколебало уверенность математиков в безукоризненности их теории. Тогда им пришлось взяться за пересмотр своих достижений, и тут они, к своему ужасу, обнаружили, что логика в математике совсем не так уж тверда, как думали их предшественники».

Отдавая предпочтение русскому космизму, вовсе не следует односторонне противопоставлять его натурфилософским течениям западной мысли. Просто на данном этапе развития науки отсутствие апробированной методологии и выверенности мировоззрения привело многие фундаментальные направления естествознания, в частности космологию, к тупиковой ситуации. Вместе с тем именно в русском космизме, изначально основывавшемся на фундаментальных выводах тысячелетней науки и философии, сформировался и окреп, неоднократно подтвердив свою жизнеспособность на практике, научный подход, опирающийся на систему теоретических и эмпирических методов, а также на творческую интуицию. Он действительно позволяет преодолеть образовавшиеся естественно-научные заторы и достичь новых рубежей.

Концепция монистического Всеединства, включающая и пространственно-временное единство бытия, дает практическую возможность правильно истолковать наиболее трудные вопросы науки и определить нетривиальные пути ее дальнейшего развития. Если широкое обобщение всей совокупности научных и практических данных позволило космистской философии прийти к выводу о единственности и бесконечности Вселенной, то исследование самого познания по мере развития и обогащения философской теории давало возможность определить, с какой глубиной понятие о бесконечном отражает объективно-реальную бесконечность.

В литературе иногда высказываются сомнения относительно правомочности собственно философского аспекта в познании бесконечности. Существует, к примеру, мнение, что философия, дескать, призвана изучать не реальную бесконечность материи, а лишь процесс исследования ее другими науками. Согласно этой точке зрения, только частные науки – математика, физика, космология – компетентны в исследовании проблемы бесконечности, а дело философии анализировать развитие понятий, выработанных в рамках физико-математических наук; философская категория бесконечности вообще является якобы абстракцией от абстракций математических бесконечностей. Между тем в понимании бесконечности имеется совершенно определенный космистско-философский подход, отличающийся от подходов математического, физического, космологического и т. п. и вытекающий из принципа монистического Всеединства.

В развитии учения о бесконечности философский космизм всегда исходил из реальной бесконечности, присущей объективному миру. В противоположность этому в физико-математических науках в большинстве случаев сначала разрабатывалась теория, а затем давалась ее интерпретация применительно к материальной действительности. В результате некоторых интерпретаций получалось, что не понятие выводилось из действительности, а напротив, действительность подводилась под сконструированное понятие бесконечности.

Как бы ни продвигалась исследовательская мысль – от материи к теоретическим обобщениям или же от абстрактных моделей к их космистской интерпретации – объективная реальность остается альфой и омегой научного познания, устремленного в неизведанные глубины Космоса.

ТАЙНА БОЛЬШОГО В МАЛОМ (МАКРОКОСМ И МИКРОКОСМ)

Представление о неразрывном единстве Макро– и Микрокосма – Вселенной и Человека – сформировалось на самых ранних этапах развития дофилософского и философского мировоззрения, будучи достоянием как западной, так и предшествовавшей ей восточной философии. Данная идея вошла в плоть и кровь отечественной духовной жизни, проникнув туда через донаучный взгляд на Мир.

Поэтому с точки зрения многих представителей русского космизма, во взаимодействии Макро– и Микрокосма примат принадлежит последнему. Кроме того, П. А. Флоренский считал, что ничто не мешает объявить в обратном порядке: Человека – Макрокосмом, а Природу – Микрокосмом. И вот почему: раз и он и она бесконечны, то Человек как часть Природы в соответствии с математической теорией множеств равномощен со своим целым. То же относится и к Природе как части Человека. Следовательно, Человек и Природа могут быть частями друг друга, более того, частями самих себя (причем части равномощны между собой и целым). Человек – в Мире, но Человек также сложен, как и Мир. Мир – в Человеке, но Мир так же сложен, как Человек. Космос – продолжение Человека, и, хотя Человек есть сумма Мира, сокращенный конспект его, – по такому конспекту проще и доступнее осуществлять любые познавательные акты, осмысливая историю Вселенной и ее законы. Данный философский вывод имеет важное методологическое значение для решения такой актуальной научной проблемы, как постижение законов, общих для целостного Мира, сквозь призму человеческого «Я» в контексте его физических, химических, биотических, психических и социальных особенностей.

Специфика софийного космизма Флоренского – в углубленно-проникновенном понимании Всеединства как целокупного единства физического Космоса и его смыслового содержания, составляющих единый символ. Онтологическая формула о. Павла: всякое бытие есть Космос и символ. По существу, человек как одухотворенно-чувствующее существо имеет дело только с одной реальностью – Символом, через который проявляется и софийный Космос, и Целокупное Бытие. Такой подход позволяет Флоренскому строить и разворачивать перед читателем совершенно невероятный мир, во всяком случае не вмещающийся в обыденное сознание. Согласно Флоренскому, любая мнимость и иллюзорность так же реальна, как реален физическо-чувственный мир. Мир мнимостей имеет свою нишу в объективной Вселенной, откуда он может непосредственно воздействовать на человека. Такова геоцентрическая система с центром – Землей, покоящейся в пространстве. Данная теоретическая схема во всех подробностях воссоздана в знаменитом трактате «Мнимости в геометрии» (1922), за который автор пострадал жесточайшим образом. В другом не менее знаменитом трактате «Обратная перспектива», написанном ранее, но изданном только спустя сорок пять лет после смерти автора, обосновывается концепция воздействия на человека смыслосодержащего начала, заложенного во Вселенной. В наибольшей степени силой такого воздействия обладают русские иконы.

Космизм Флоренского – это и глубокие теоретические обобщения, и интимно-прочувствованные выводы. В своем «Завещании», обращаясь прежде всего к детям, он написал:

«…Почаще смотрите на звезды. Когда будет на душе плохо, смотрите на звезды или на лазурь днем. Когда грустно, когда вас обидят, когда что не будет удаваться, когда прийдет на вас душевная буря – выйдите на воздух и останьтесь наедине с небом. Тогда душа успокоится».

С этими словами-напутствиями перекликается четверостишие замечательного современного философа и поэта-космиста Арсения Чанышева, написанное чеканным классическим слогом:

 
Чаще на небо гляди темной безоблачной ночью!
Звездною пылью тогда густо покрыт небосвод.
В каждой пылинке громадный мир заключен. Бесконечность
Стала наглядной… Как жалок день, что прошел в суете!
 

С. Н. Булгаков вслед за другими представителями отечественной философии и в соответствии с общей направленностью русского космизма также на передний план выдвигал человека во всех проявлениях его жизнедеятельности, включая речь, слово, имя. По Булгакову, словотворчество есть чисто космический процесс, ибо слова по природе и сущности своей содержат в себе энергию Мира: реальное светило – Солнце составляет истинную душу слова «солнце», в прямом смысле присутствуя в нем своей идеальной энергией. «Когда человек говорит, то слово принадлежит ему как Микрокосму и как человеку, интегральной части этого мира. Через Микрокосм говорит Космос… Слово так, как оно существует, есть удивительное соединение космического слова самих вещей и человеческого о них слова, притом так, что то и другое соединены в нераздельное сращение».

Космический характер носит и сам акт наименования. Булгаков поясняет это на примере естественно-математических наук. Химические названия и алгебраические обозначения не явились неизвестно откуда, а порождены актом наименования: в них алгебраизируется и химизируется Космос, потому-то возникает алгебра и химия, а не наоборот.

Идею о примате Микрокосма над Макрокосмом отстаивал и Л. П. Карсавин, он постоянно подчеркивал невозможность изолированного постижения Макрокосма без одновременного познания Микрокосма – другой неотъемлемой части онтологического Всеединства. И наоборот. Особое значение для современной философской антропологии представляют выводы Карсавина о проявлении софийно понимаемого всеединства во всевременности Природы и Человека.

Наиболее ценными и перспективными в плане современного космологического осмысления объективных законов и включения в арсенал позитивного знания являются выводы Карсавина о соотношении времени и вечности, согласно которым в космически обусловленном социуме временная последовательность «прошлое – настоящее – будущее» – всего лишь частный случай целостной всеобщности – вечности. Подобным подходом к пониманию пространственности и временности насыщена вся космистская онтология Карсавина, включая его концепцию «симфонической личности», постигающей «свое собственное единство во всеединстве». Социальное бытие людей обычно выступает как Хаос, превращающийся в Космос. Однако эволюционизирующий базис социального бытия может привести и к обратному процессу: социальный Космос распадается, вновь становясь Хаосом, – и всемирная история дает тому немало примеров.

Подытоживая свое антропокосмическое учение, Карсавин особенно подчеркивал невозможность изолированного постижения Макрокосма без одновременного познания Микрокосма – другой неотъемлемой части объективного Всеединства – и наоборот:

«Мир становится мною, поскольку я становлюсь им… Мы одна из индивидуализаций Земли, Солнца и его системы, …сего мира, который называется человеком (Адамом Каббалы, Пурушею, Парджапати индусов и т. д.)».

Последняя фраза особенно знаменательна: русская космистская мысль в середине ХХ века вернулась к своим истокам – народному космизму в духе Голубиной книги и древнеарийских представлений о Вселенском человеке, неотделимом от самой Вселенной и непрерывно реализующемся в мириадах конкретных личностей.

Философам вторили поэты-космисты. В проникновенном космическом сонете Вячеслав Иванов развивает мысль, общую для всего мирового космизма:

 
Разверзнет Ночь горящий Макрокосм, —
И явственны небес иерархии.
Чу, Дух поет, и хоровод стихии
Ведут, сплетясь змеями звездных косм.
 
 
И Микрокосм в ночи глухой нам внятен:
Мы слышим гул кружащих в нас стихий, —
И лицезрим свой сонм иерархий
От близких солнц до тусклооких пятен.
Есть Млечный Путь в душе и в небесах,
Есть множество в обеих сих вселенных.
Один глагол двух книг запечатленных.
И вес один на двойственных весах.
Есть некий Он в огнях глубин явленных;
Есть некий Я в глубинных чудесах.
 

Эту тему продолжает Андрей Белый:

«Появление макрокосма в развеянном микрокосмическом мире есть знак;… макрокосм, к нам спустившийся, не обычная эмпирия, он есть эмпирей, или страна существа, обитающего под коростом понятийной мысли, где нет ни материи, ни мысли, ни мира в ветшающем смысле… Макрокосм проступает во всем; передвигаются всюду пороги сознания к истокам познаний, где древним хаосом запевают в нас „физики“: Анаксимандр, Гераклит…»

Древний как сама философия вопрос: что первично – Микрокосм или Макрокосм? – неизбежно обнаруживает каверзную подоплеку: не получается ли в таком случае, что сначала возник Человек, а только затем, вслед за ним Мир? Ничуть! Проблема вовсе не является столь утрированной. Говоря о единстве Макро– и Микрокосма, мы имеем в виду, что одна из этих сторон выступает в качестве ведущей именно в рамках данного единства, а не за пределами его существования. Предположить, что одна из сторон существовала раньше, до их единства, – значит, отбрасывать и единство как таковое. Отсюда вытекает, что именно единство (Единое, как учили классики) первично по отношению к любым составляющим его элементам, а вовсе не какая-то отдельная его сторона.

Далее из сказанного следует:

• Человеческо-разумное (а не человеческие существа, населившие планету Земля на конкретном этапе ее эволюции) существовало во Вселенной всегда, на всех стадиях ее развития и в различных областях бесконечного Космоса.

• Оно в достаточной полноте и с наибольшей отчетливостью заключает в себе фундаментальные закономерности самой Вселенной, что позволяет правильно познавать ее законы, в том числе и путем самопознания.

• Даже если гипотетически допустить, что человечество со временем погибнет (например, в результате космической катастрофы или самоуничтожения в пучине термоядерной войны), то вселенская очеловеченность, оразумленность и одухотворенность Космоса при этом сохранится.

В общем виде сказанное сопряжено с идеями панпсихизма, как их понимали Циолковский и Вернадский, а также с содержанием антропного космологического принципа, – но только не в его упрощенно-экстремистских формулировках, из которых неизбежно вытекает и примитизированная интерпретация самой проблемы.

Согласно антропному принципу, Вселенная полностью сопряжена с существованием человека. Она и эволюционировала в направлении появления человека, и устроена так, чтобы максимально удовлетворять его потребности. Некоторые ученые идут еще дальше и ставят Вселенную в зависимость не только от человечества вообще, но и от отдельного индивида, преимущественно наблюдателя-теоретика.

Вот типичные философско-естественно-научные рассуждения известного американского физика Джона Уилера:

«Порождая на некотором ограниченном этапе своего существования наблюдателей-участников, не приобретает ли, в свою очередь, Вселенная посредством их наблюдений ту осязаемость, которую мы называем реальностью? Не есть ли это механизм существования?.. Не порождают ли каким-то образом миллиарды наблюдений, как попало собранных вместе, гигантскую Вселенную со всеми ее величественными закономерностями?.. <…> Изучающего современную физику или химию не должно беспокоить, если окажется, что сущность всего, чем он занимается, происходит в конечном счете из хаоса бесчисленных элементарных актов наблюдателей-участников».

Как видим, Уилер ставит существование Вселенной и всего материального мира в зависимость от того, наблюдаются они или нет и каким именно способом наблюдаются. Одним словом: есть наблюдатель – есть и Вселенная, нет наблюдателя – ничего нет вообще. Ошибка, совершаемая Уилером, вовсе не его личное заблуждение как ученого. Американский физик, помимо антропного принципа, во многом исходит из концепции, утвердившейся достаточно широко и прочно, согласно которой описание законов природы ведется с точки зрения систем координат, приведенных к условно неподвижной или условно перемещающейся системам. Покоится такая система с размещенным в ней наблюдателем – одна картина (пространственная протяженность, временная длительность, масса и т. п.); перемещается – совсем другая картина. А если к двум обычно используемым в физике системам прибавить еще десяток, или сотню, или тысячу – то получится столько систем, сколько и разных картин. Собственно, так оно в современной науке и есть.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю