Текст книги "Третья мировая сетевая война"
Автор книги: Валерий Коровин
Жанры:
Публицистика
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 26 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]
Несмотря на некоторую внешнюю спонтанность и неуправляемость, в сетевой войне всегда есть заказчик происходящих процессов, исторический субъект, стратегический субъект – субъект, который заказывает социальные трансформации, в интересах которого происходят осуществляемые изменения. Есть активные акторы – те субъекты на мировой арене, которых основной заказчик – в данном случае США – активно использует для реализации своих задач в ведении сетевой войны. А есть пассивные участники, которых используют втёмную: их не оповещают не только о конечной цели, но даже о промежуточной. В основном эти «тёмные» участники действуют для достижения, как им кажется, каких-то своих, локальных, низкоуровневых интересов, питаясь токами малого геополитического напряжения. Именно они в основном непосредственно работают с массами, с толпой, с людьми, выполняя всю грязную работу, взваливая на себя рутину сетевой войны. Однако именно деятельность этих неосведомлённых участников зачастую является ключевой для достижения результата. Не будучи поставленными в известность о конечной цели, они могут думать в тот или иной момент, что они добились каких-то своих – краткосрочных и тактических – целей, реализуя какие-то свои локальные социальные или политические задачи, что, в принципе, их устраивает. Ибо подключение множества таких «тёмных» акторов происходит именно на основании того, что их мотивируют их же локальными интересами.
Существуют и более крупные акторы, допустим, Европейский союз или арабские государства – нефтяные королевства, которые соучаствуют в американских сетевых войнах не втёмную, а на правах младших партнёров. Или государства – члены НАТО, которые в ходе американских сетевых операций реализуют свои региональные, экономические или тактические интересы. Есть и регионально-стратегические партнёры, у которых цели более высокого уровня и которые могут подключиться к американской сетевой операции или её составной части, если это отвечает их интересам в регионе, но могут и отказаться. К числу таких относительно самостоятельных соучастников можно отнести Китай и в целом страны БРИКС. Но и они не являются финальными распорядителями исторических процессов. По сути, они также ставятся перед фактом и помещаются в те условия, которые предполагает глобальный заказчик. Единственное их преимущество перед другими соучастниками – возможность не участвовать.
Реализация сетевых процессов через таких крупных игроков, как Европейский союз или арабские страны, определяется таким понятием, как proxy-управление. В этом случае основной субъект истории – заказчик процессов – делегирует им часть полномочий, чтобы они, действуя от своего имени, добивались в конечном итоге интересов главного заказчика. Так множится количество IP-адресов, через которые происходит воздействие на тот или иной процесс или на ту или иную территорию, а в месте с этим происходит и разделение ответственности. В конечном итоге за финальную организацию проекта нельзя предъявить претензии одному лишь заказчику: например, нельзя напрямую обвинить США в том, что они – виновники многотысячных жертв так называемой «арабской весны». Потому как в реализации этой стратегии участвовали и страны Евросоюза, и некоторые страны региона, Турция, арабские государства: кто-то финансировал, кто-то помогал живой силой, кто-то осуществлял политическую поддержку, внешнеполитическое прикрытие, информационную поддержку и т. д. Когда функции разведены, активные акторы диверсифицированы, прямое действие осуществляется с их участием, а то и происходит непосредственно от них, – несмотря на то что главный заказчик потребляет результаты этого процесса, он остаётся в тени и напрямую предъявить ему претензии в происходящем невозможно, а если и возможно, то косвенно.
Учитывая возможности proxy-управления, распределения ответственности, непрямого действия и самосинхронизацию сетей, в сетевой войне невозможно определить прямого заказчика тех или иных событий. Как и достоверно определить, есть ли у происходящего вообще заказчик или всё это происходит в силу случайного стечения обстоятельств, ибо стихийные процессы и реальный неуправляемых хаос также никто не отменял. Выявление прямого заказчика ещё более усложняется, если учесть, что и прямое управление осуществляется зачастую на основе не прямых распоряжений, а посредством многослойно моделируемых факторов, с опорой на сформированный самим же заказчиком контекст.
В качестве примера, подтверждающего этот тезис, следует привести эпизод, пересказанный Чарльзом Кловером в уже упомянутой выше программе. После нападения Грузии на Южную Осетию 8 августа 2008 года тогда ещё президент Буш-младший, выступая на телевидении, заявил, что американские самолеты срочно вылетают с гуманитарным грузом в Грузию по приглашению грузинского правительства. «Он сказал, что причина этому – нападение русских войск на Тбилиси», – напомнил Кловер, тут же уточнив: «Если вы внимательно слушали эту передачу… Он не сказал, что у нас есть точная информация. Он сказал, что у нас есть сообщения, reports, что русские танки идут прямо в Тбилиси. Он сказал, что были [телевизионные] передачи [на эту тему] по CNN». Таким образом, мы видим, что поддержка со стороны США грузинских властей, решение об отправке самолётов и введении американских кораблей в Чёрное море было принято президентом США на основе… сюжетов CNN. «Основным моментом в войне в Грузии было то, что передал CNN, – подтверждает Кловер. – Я не против оказания помощи Грузии, я знаю, что существовали разногласия на этот счёт, но скажу, что в этом СМИ играли очень-очень важную роль. И поэтому это [network] – действительно постмодернистский феномен».
Всё это могло бы показаться абсурдом, если бы не являлось реальностью, свершившимся фактом. Однако, если подумать: СМИ в современном информационном обществе являются абсолютным авторитетом для большинства представителей атомизированных масс. На что должен был сослаться Буш, чтобы звучать убедительно для миллионов сидящих у телеэкранов потребителей глобального новостного продукта? На абстрактные разведданные, которые Буш заведомо не имеет права предъявить? На секретные донесения, которых никто не видел (а может, их и не было)? На основании чего он принял решение о поддержке Грузии? Что, как в истории с Ираком – «Бог сказал мне: ударь по Ираку»? И это стало поводом? Самым убедительным источником на тот момент для Буша стал именно сюжет CNN, который видели все, – это то, что действительно легитимно в сознании масс. Сославшись именно на этот сюжет, Буш принял решение, которое в тот момент было поддержано большинством западного сообщества. Позиция СМИ, не только CNN, но и BBC и многих других западных информагентств, оказалась решающей в глобальном информационном контексте.
Однако здесь встаёт резонный вопрос: а что на самом деле было первично – сообщение СМИ и затем принятое на его основе решение или же, напротив, сначала было решение, а потом сообщение СМИ, на основе которого уже и было как быпринято решение? Ссылка американского президента на сюжет CNN стала констатацией факта, но если переквалифицировать это в приём сетевой войны, то последовательность меняется: сначала заказывается сюжет, потом идёт отсылка к этому сюжету, что является поводом для того, чтобы обосновать принятие «нужного» решения и пустить в ход корабли, самолеты и политическую поддержку.
Понятие report, использованное Бушем, на русский язык переводится и как «доклад», и как «сообщение», и здесь таится принципиальная разница. Одно дело, когда военные, несущие персональную ответственность за информацию, готовят доклад для президента, головой отвечая за достоверность представленной информации не только перед ним, но и перед мировым истеблишментом, вовлечённым прямо или косвенно в те же процессы. И совсем другое дело, когда абсолютно безответственный фрагмент сетевого сообщества вбрасывает информацию, которая начинает циркулировать по сети, становясь поводом для принятия решения – абсолютно безболезненного в плане ответственности, но абсолютно реального по своим последствиям. Случайна ли такая «безответственность»? Ведь подобные решения могут стать поводом для глобального военного конфликта, в котором погибнут тысячи людей. Конечно, западные СМИ спустя несколько месяцев признали свою ошибку. И даже западное сообщество пересмотрело своё отношение к происшедшему в Южной Осетии. Однако факт грузинской агрессии и её американской поддержки уже свершился. Что было бы, если бы «блицкриг» Саакашвили удался?
Имея информацию как с грузинской, так и с российской стороны, западные СМИ, Чарльз Кловер и его коллеги сделали свой выбор. Да, никто не говорил им, что и как писать. Классическая сетевая структура, в которой отсутствует иерархия, это и не предусматривает. Но есть идеологический фильтр, который организует ячейки этой структуры. В сетецентричных войнахэто имеет свой аналог и характеризуется таким понятием, как намерение командира. Это означает, что командир не даёт прямого приказа. Командир излагает некое своё общее видение конечного результата, исходя из которого узлы сети переструктурируют своё поведение и начинают действовать тем, а не иным образом. Они самостоятельно домысливают технологию реализации того, что было высказано «командованием», что было считано ими из сообщений центра, формирующего повестку дня. Сеть сама распознаёт «намерение» и действует соразмерно, самонастраиваясь.
Таким образом, действительно существует некая взаимо связь между заранее заказанным сюжетом на CNN и заранее заготовленным выступлением Буша по его итогам. Естественно, что если бы большое количество представителей СМИ знало об этом заранее, то обязательно возникла бы преждевременная утечка – и эффект был бы не такой натуралистичный. Спонтанность была также заложена в ситуацию в качестве её необходимого составного компонента. Когда Чарльз Кловер формировал своё сообщение, он исходил из своего мировоззрения. Чарльз – американец, учился в США, и его сформировала среда, американский политический контекст. Естественно, что когда американец с таким смысловым бэкграундом имеет в руках информацию, которая оправдывает позицию США, которая подтверждается не фактами, а его культурными установками и стереотипами, то даже если он пытается следовать принципу непредвзятости, то всё равно вольно или невольно внутренне гораздо больше симпатизирует проамериканской позиции, нежели позиции, которая ей противоречит. В дальнейшем он, может быть, даст также и противоположную информацию, но сначала он даёт ту, что соответствует его представлениям. Такое понятие, как медийный бэкграунд, – неизбежное явление информационного общества, главным действующим лицом которого становится журналист, репортёр, оператор, фотограф или даже блогер.
Журналист должен действовать непредвзято, но он имеет право на интерпретацию– в словах, в используемых выражениях, в смысловых оттенках, эмоциях, красках текста, из которых специалисту видна подлинная позиция автора, но потребитель усваивает конечный продукт относительно некритично.
Коварство сетевой войны как раз и заключается в том, что участники ставятся в известность по мере возникновения событий, развивающихся стремительно, но тем не менее их контекст, или сетевой код, ужесформирован таким образом, что конечный результат предопределён. В этом и заключается эффективность сетевой технологии. Потом можно признать, что что-то было ошибочно, мол, мы поторопились, пошли на поводу у эмоций, как с химическим оружием в Ираке. Но конкретные действия уже совершены, корабли военно-морских сил США уже в Чёрном море, американское оружие в Грузии, а сами «эмоции», на поводу у которых можно пойти, – заранее сформированный и заложенный в ситуацию параметр. Если бы операция «Чистое поле», начатая Саакашвили в Южной Осетии, удалась, то исходя из принципа «победителей не судят» американцы, безусловно, признали бы факт свершившегося «блицкрига». Потом бы они признали, что опирались на ложную информацию, а принятые решения были не совсем верными и базировались на «неточных» сообщениях СМИ, но факт бы уже свершился. И кто после этого будет спрашивать со СМИ? Да, они иногда ошибаются…
Сетевая война – это эффективное средство воздействия, за которым следуют реальные геополитические изменения. А что будет потом, уже не так важно. Сетевой принцип не подразумевает прямого приказа, а значит, и прямой ответственности. Если бы каждому шефу-редактору каждого из западных СМИ поступил звонок, то рано или поздно кто-то из них бы об этом рассказал: «Мне позвонили из Вашингтона и сказали: „Напиши так“», – это было бы провалом, особенно если бы случилось «рано». Никто никого не направляет напрямую, но каждый участник на своём месте всегда знает, как он будет действовать. В этом смысл сети – она создаётся из таких структур, из таких людей и из таких узлов, реакция которых предсказуема, ибо она сформирована западным мировоззренческим кодом. При организационной автономности у них нет прямой увязки с центром принятия решений. Саакашвили тоже не получал непосредственного указания из Вашингтона, звонка от Джорджа Буша-младшего: «Давай, Мишико, мочи». Да, к нему приезжали западные представители и спрашивали: «Что вам нужно, чтобы решить свои проблемы?» – «Мне нужно много оружия». – «Вот вам оружие». Но они не поручали Саакашвили: «Используй это оружие против Южной Осетии», ведь это могло бы стать достоянием мировой общественности и повредить гуманитарному имиджу США. Само оружие всегда можно было объяснить как, например, элемент более эффективной дипломатии, используемый в качестве фактора морального давления для большей сговорчивости юго-осетинской стороны в переговорах. Или, может быть, Грузии действительно нужно было модернизировать армию для вступления в НАТО – всё это было возможными объяснениями американской стороны по поводу того, зачем они поставили столько оружия в Грузию. Но прямого указания использовать это оружие против Южной Осетии, очевидно, не было. Поэтому Саакашвили и не смог в итоге оправдаться, мол: «Извините, я не хотел, мне позвонили из Вашингтона и приказали. Буш сказал мне: „Ударь по Цхинвалу“». Не мог сказать. Потому что Буш ему такого не говорил. Это было «спонтанное» действие Саакашвили, заранее запрограммированное сетевой стратегией США на Кавказе. И никто никому сейчас не докажет, что он получил добро на агрессию из Белого дома, однако все были готовы к последствиям этой агрессии: сюжеты готовы, речи написаны, постановочные кадры сняты, реакция общественности, поведение СМИ, западных экспертов и политологов, а также самой американской администрации были просчитаны, а, скорее, сформированы наперёд. Именно по этой причине сетевая война столь эффективна – она не даёт возможности найти и покарать ответственных, установить прямую связь между источником принятия решения и исполнителем. Тем не менее она даёт широкие возможности для действий, даёт шанс осуществить что-то, а потом не понести за это ответственности.
Отсутствие ответственности, как водится, создаёт ощущение безнаказанности, в результате чего активность западных сетей и их координационных узлов на территории России переходит всякие границы. Представителей американских сетей на территории России принято называть пятой колонной, однако в отношении реальных сетей пятая колонна – это ещё мягко сказано. Понимая, что активность западных сетей никто не пресекает и даже не мониторит, они начинают действовать практически в открытую. Это иногда приводит к скандалам, подобным тому, что произошёл с английским консульством в Екатеринбурге. На базе этого консульства буквально открыто существовала английская сетевая резидентура, и его в итоге после многих лет работы закрыли. Данный прецедент заставил пересмотреть подходы к западным НПО в целом, а в России приняли такой закон, согласно которому НПО должно пройти такую перерегистрацию, которую пройти почти невозможно, либо вынуждено согласиться получать внутренний грант. По сути, это есть ликвидационный закон. Нечто подобное случилось в Академии наук на базе Института антропологии, возглавляемого академиком Валерием Тишковым, где была создана разветвленная сеть, которая 15 лет занималась сбором информации на юге России и на Кавказе, в частности, в пользу США. Номинально сеть собирала информацию для составления так называемого атласа конфликтогенности, описывая места, где существуют предпосылки для этнических столкновений. Однако эти данные имели двоякое назначение.
Сами тишковцы оправдывались тем, что они создали этот центр для того, чтобы предотвратить эти конфликты. Но у нас этим никто не занимался, а данные передавались всем желающим, в том числе уходили и на Запад. Формально эти данные направлялись в органы российской государственной власти – Правительство, Кремль, Думу, Совет Федерации, где получатели, не представляя, что с ними делать и как их использовать, засовывали полученную информацию под диван. Естественно, что и платить за такую никчёмную работу в России никто не собирался. А вот на Западе их внимательно изучали. Ещё бы, атлас конфликтогенности юга России – шутка ли?
Что можно сделать, имея такой атлас? Можно определить место, где наиболее вероятно возникновение межэтнического конфликта. Смотрим в атлас: где бы инициировать конфликт? Где соседствуют некомплиментарные этносы, скажем – карачаевцы и черкесы, на такой-то точке ситуация напряжена. Или ингуши и осетины – они находятся в некоторых точках Северного Кавказа на грани войны, где русские на Северном Кавказе загнаны в состояние безысходности «титульными» этносами: одна спичка – и ситуация там взорвется. Это очень удобный атлас, регулярно обновляемый, но удобный для чего? Для того, чтобы знать, куда спичку поднести. «Вот у нас есть спичка, – думают американские стратеги, – сейчас мы посмотрим на атлас, который создал Тишков…»
В России на протяжении последних двух десятилетий, конечно, было создано множество атлантистских сетей, но не всякую из них возглавляли академики Российской академии наук. Мало того что Тишков долгое время являлся членом Общественной палаты, так эта сеть ещё и существует до сих пор. Одно хорошо: в соответствии с новым законом они согласились поменять американские гранты на российские, получаемые от Кремля. После чего Тишков и стал членом Общественной палаты, согласившись за деньги не заниматься тем, чем он занимался 15 лет. Получив финансирование из Кремля – так и быть, – он согласился больше не обновлять атлас конфликтогенности юга России, а если и обновлять, то не посылать новые данные в западные организации, то есть в разведывательные центры, куда они в конечном итоге попадали. Но атлас уже создан, передан, а следовательно, делать этого уже больше и не нужно. Ждём результатов.
Это типичный пример лишь одного из подобных центров, созданных Западом с начала 90-х по всей России, а на юге их сотни. И наиболее распространённый, а по сути единственный, способ борьбы с ними на сегодня – просто перекупить. Конечно, это половинчатая мера, потому что не факт, что после этого они откажутся от своих взглядов. Но хоть что-то.
Деньги – лишь один из способов мотивации. Второй, а когда речь идёт о России, скорее основной фактор – это идея. И если человек верен идее, то готов действовать для её продвижения в условиях не то что финансовой ограниченности, но даже находясь под жёстким прессингом со стороны государства. Так складывались сети так называемых шестидесятников – идеологических противников советского режима, которые с распадом СССР трансформировались в правозащитные движения. Собственно, правозащитные и диссидентские сети, которые во многом и спровоцировали распад СССР, активно действуют в России по сей день. И именно правозащитные структуры и либералы, в силу своей онтологической неприязни к большой России, наиболее эффективно провоцируют молодежный экстремизм. Они идут от идеи и оперируют со смыслами, а значит, формируют реальность на более тонких планах, нежели государство.
Есть американские сети и внутри российских СМИ, которые были заминированы либеральной субкультурой начала 90-х. Эти сети активно используются для того, чтобы спровоцировать распад полиэтничного государства, в геополитических терминах – большого пространства, – которое представляет собой Россия. К числу искусственно привнесённых извне сетевых стратегий следует отнести и так называемый современный «русский национализм» – концепт, полностью заимствованный с Запада, где под национализмом подразумевается укрепление государственности, повышение роли государства-нациив жизни европейского общества.
В Европе национализм возник именно как ответ либерализму, который в какой-то момент поставил под вопрос само европейское национальное государство как явление, обвинив его в том, что оно в интересах общегопрепятствует стремлению частногок наживе. В Европе национализм – средство противостояния либерализму, поэтому там либералы так активно с ним борются, вешая ярлыки и обвиняя во всех смертных грехах.
Но что хорошо для Европы, то русскому – смерть. Россия – это не государство-нация, поэтому европейский национализм нам не подходит в принципе как система – не тот масштаб, не та этносоциальная картина. Государство-нация – это прежде всего нормативно однородное социальное пространство с гражданином в качестве главного субъекта. Это единый язык, культура и общественный договор на основе социального консенсуса. Это строгие административные границы локального пространства преимущественного городского типа. Но это совсем не то, что мы наблюдаем в России.
Россия – полиэтнична, многоконфессиональна, мультилингвистична. Это сотни этносов, десятки малых народов и один большой народ в качестве государствообразующего. Это множественность укладов и социальных моделей. Это огромная аграрная среда. Это бескрайние просторы и размытые, постоянно меняющиеся границы. Россия не может быть компактным гомогенным европейским национальным государством по определению. Россия никогда не была государством-нацией, а все попытки построить его оказались несостоятельными и долго не просуществовали. Опытным путём на основе множественных экспериментов над Россией доказано: национальное государство не может быть таким большим.
Но какой формат государства мы можем ассоциировать с понятием «государственность» в России? Ответ нам также даёт история – это Империя, рассмотренная в качестве технического термина, как один из видов государственности. Россия всегда была Империей и может быть только Империей. Для нас Империя является единственно возможным форматом государственности. Империя – как большое геополитическое пространство, как стратегическое единство многообразия. Поэтому «русский национализм» для нас – это национализм имперский, который ориентирован на сохранение этого большого пространства. Все формы ксенофобии и попытки разделить русских с более чем сотней народов и этносов, населяющих наше большое пространство, являются следствием сетевой стратегии, направленной на разрушение этого большого пространства нашими геополитическими противниками.
Мы видим, чем оборачивается стремление к суверенитету. И не только для России. Как только Европа начинает вести себя суверенно, тут же возникают беспорядки. Часто приходится слышать, что причина социальных волнений – экономическая отсталость и что для их предотвращения необходимо формирование некоего социально стабильного фона, повышение общественного благосостояния и т. д. Это всё, конечно, очень важные вещи, однако мы теперь знаем, что сетевые революции происходят в государствах с совершенно разным уровнем социального обеспечения. Кому щи жидкие, кому – жемчуг мелкий… Мы видим, как лихорадит Европу. Как по указке, по мановению волшебной палочки возникают социальные волнения в государствах, которые, конечно, в сравнении с арабским миром, где сегодня происходит волна революций, – просто сверхзажиточные, до неприличия богатые, обеспеченные, живущие в социальном довольствии страны. И тем не менее это их никак не может обезопасить от подобных явлений – столкновения в Греции, регулярные беспорядки во Франции, Восточной Европе, даже в Лондоне – этом центре временного содержания беглых российских миллиардеров. Всё это проявление той же самой стратегии сетевых войн, центр которой находится в Вашингтоне, направленной против Европы, которая сегодня начала поднимать голову в плане формирования своей суверенной самоидентификации, задумалась о существовании вне контроля со стороны США.
Европа устала быть постоянным вассалом Америки. Европа хочет самостоятельности, а континентальная Европа, в первую очередь Германия, – всё чаще задумывается о сближении с Россией. Сигналы об этом поступают уже на официальном уровне. Так, генеральный секретарь ОДКБ Николай Бордюжа на одном из экспертных совещаний прямо заявил, что вместо НАТО ОДКБ будет больше внимания уделять работе с Евросоюзом, а стратегические отношения с Европой отныне будут выстраиваться напрямую, без участия США. «Евросоюз готов по ряду направлений выходить на прямое сотрудничество», – признался Николай Бордюжа.
Как считает генеральный секретарь, ОДКБ пора перейти от тактики пассивного сдерживания внешних ударов со стороны НАТО и США к стратегии активного противодействия американской экспансии на постсоветском пространстве. Отказ от сотрудничества с НАТО Николай Бордюжа объяснил его нецелесообразностью: «Мы могли бы продолжать сотрудничество с НАТО, но, на мой взгляд, перспектив от сотрудничества с НАТО практически нет. НАТО сегодня политически выгодно работать с государствами индивидуально. Для чего? Я бы не хотел сейчас комментировать, думаю всем здесь это и так понятно» [27]27
Выступление генерального секретаря Организации договора о коллективной безопасности Николая Бордюжа на совещании экспертного совета ОДКБ в Москве 12 марта 2008 года. Тема совещания – развитие геополитической обстановки в мире, в зоне действия договора о коллективной безопасности и прилегающих регионах.
[Закрыть].
Инициируя беспорядки, Америка пытается дать понять, таким образом, кто в Европе хозяин, и поставить Европу на место. Теми же самыми способами, используя сетевые стратегии, американские политтехнологи действуют сегодня против России.
Безусловно, финансовый кризис, начавшийся в 2008-м, а также последующее его обострение будут использованы для того, чтобы сделать сетевые стратегии на территории России более эффективными. Мы знаем, что сетевая война ведётся как в ситуации мира, так и в ситуации кризиса и горячей войны. То есть кризис является питательной средой сетевой войны. Но главной её целью является разрушение большого пространства, его фрагментация и постановка под контроль. И чем ситуация более кризисная, тем проще реализовывать сетевые стратегии. Проще говоря, кризис сначала надо спровоцировать, ибо в состоянии внутрисоциального мира и стабильности сетевым агентам действовать сложнее всего. И здесь хотелось бы обратить внимание на то, что в Англию (откуда и пошло скинхед-движение) массовое переселение арабов началось вследствие постколониального периода, в результате распада этой морской империи. Морская империя с её метрополией и колониями – это антипод нашей сухопутной Империи, построенной по принципу «центр – периферия». Их колонии не имели с Британией общих границ, находясь «за океаном», далеко за пределами европейского ареала. Наши же «приезжие» принадлежат к одному с нами большому пространству, будь то Российская империя, Советский Союз или нынешний СНГ, и являются выходцами с нашей, имперской, периферии.
Попытка настроить внутреннюю культурную и социальную среду против людей, принадлежащих государствам, окружающим Россию, – это попытка отделить Россию от остального мира, отгородив её санитарным кордоном, выстроенным на наших окраинах. Эти территории вплотную прилегают к нам. Это не английские колонии, которые не имели с самой Англией общих границ. Это наша граница, это единое с нами цивилизационное пространство, которое в случае конфликтного развития отношений отрезает нас от юга, окончательно блокирует выход к тёплым морям. При этом речь не идёт и о том, чтобы открыть границы для бесконтрольного перемещения иммигрантов с постсоветского пространства в Россию, ибо это приведёт к размыванию русской культурно-цивилизационной идентичности.
Весь привнесённый с Запада так называемый национализм в его самых безобразных «скиновских» формах есть продолжение геополитической стратегии США по недопущению выхода России к тёплым морям. Этот европейский суррогат, который у нас подают под видом русского национализма, представляет собой западный экспортный продукт, занесённый в Россию вместе с «Макдоналдсом», который направлен на то, чтобы закрыть России возможность стратегического сближения с югом, изолировать её, а в идеале разделить на множество отдельных фрагментов. На «русскую республику» и «национальные республики». Этот европейский социальный гаджет стремится спровоцировать этнический национализм внутри России, который разорвёт её и тем самым покончит с Россией как с самостоятельным геополитическим субъектом. «Скинхед» – это западная эстетика, западные бренды, музыка, одежда, обувь, внешность, манеры, являющиеся производной чужеродной для нас культурной среды. Это тот, кто становится на сторону нашего геополитического врага. А сети «скинхедов» – это уже оружие сетевой войны против нас, ставящее под угрозу существование Большой России.
Панацеей от того, что сегодня называется «русским национализмом», представляющим собой кальку с крайних форм «национализмов» западных, является скорейшее восстановление русской идентичности. Идентичность в нашем случае – это православие, желательно в его изначальных, фундаментальных формах, – а «русские националисты» в большинстве своём не знают, что такое православие, даже если называют себя православными. «Русский националист» должен носить бороду, а большинство из них не имеет даже волос на голове. «Русский националист» должен знать свою культуру, хотя бы в самым популярных формах – читать Достоевского, Толстого и Пушкина – как минимальный набор первоклассника. Чтобы быть «русским националистом», совершенно необходимо постигать азы русской философии, изучая труды Ивана Ильина, Владимира Соловьёва, Василия Розанова, Льва Гумилёва, Александра Дугина, мысля о «возможности русской философии» [28]28
См.: Дугин А. Г.Мартин Хайдеггер. Возможность русской философии. – М.: Академический Проект, Гаудеамус, 2011.
[Закрыть]. Чуть поднабрав в интеллектуальном плане, «русскому националисту» не мешало бы ознакомиться с этносоциологией, культурой и традициями других народов, проживающих с нами на одном пространстве, хотя бы поверхностно изучить антропологию, чтобы уметь отличать армянина от еврея, основы евразийства, геополитики, чтобы представлять, где заканчивается западная цивилизация и начинается цивилизация Востока. В конце концов, осуществив такие трансформации, он станет носителем большого национализма, имперским русским – представителем единого культурно-цивилизационного субъекта – русского народа, создавшего континентальное русское государство и вошедшего в историю.