Текст книги "Третья мировая сетевая война"
Автор книги: Валерий Коровин
Жанры:
Публицистика
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 26 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]
Россия в том виде, в котором она сейчас существует, раздражает США, которые будут куда более удовлетворены, если Россия разделится на несколько независимых друг от друга, но зависимых от Запада стран. Так ею будет легче управлять. Но в чём смысл такой концепции, почему единая Россия так раздражает США, ведь у них достаточно много сфер влияния: и финансовых, и политических, с помощью которых они могут оказывать влияние на Россию другими способами?
С точки зрения геополитики в нынешнем состоянии Россия является геополитическим субъектом, то есть крупным геополитическим игроком, обладающим ядерным арсеналом, который может, при желании, сформировать глобальную повестку дня, альтернативную той, которая формируется сегодня Соединенными Штатами Америки. Россия хоть и скатилась в разряд региональных государств и в лучшем случае оказывает влияние лишь на региональную политику, тем не менее всё ещё остаётся в своём нынешнем состоянии крупной державой и обладает стратегическим потенциалом. А это задел для создания самостоятельного цивилизационного субъекта, крупного глобального актора, который будет формировать мировую повестку дня, диктовать свои условия или, как минимум, требовать считаться с её мнением в решении глобальных процессов, что постепенно как раз и происходит.
До последнего времени позиция России либо мягко игнорировалась, и всё равно те или иные события развивались вопреки нашим интересам, в обход мнения Москвы, либо мы должны были смириться с переходом в состояние конфронтации с Западом, что в итоге и наблюдается сегодня. Россия начинает настаивать на своих вариантах развития ключевых внешнеполитических процессов, примером чего является позиция России по Сирии, ведёт активную игру в Европе и на постсоветском пространстве. Как следствие – возникает эскалация напряжённости между Россией и США, да и с Западом в целом.
Статус крупного геополитического игрока обеспечивается Россией в том числе большим континентальным пространством, континентальной массой, включающей в себя несколько часовых поясов и несколько климатических зон. Это всё ещё крупный игрок, всё ещё, хотя и по остаточной инерции, оказывающий влияние на огромные территории, на постсоветское пространство, на арабский мир, имеющий возможности вести продуктивный диалог с такими крупными государственными образованиями, как Китай, Индия, Иран. То есть Россия всё ещё влиятельный игрок, который всё активнее начинает принимать участие в мировых процессах, пусть даже её участие сводится исключительно к экономическим или сырьевым сферам. Тем не менее это влияние оказывается и имеет политические последствия. Поэтому в нынешнем виде, как крупная держава, Россия является неудобным игроком, и влияние её будет тем меньше, чем на большее количество фрагментов она будет разделена, чем больше отдельных национальных государств – самостоятельных субъектов – будет создано на месте нынешней России.
В таком виде, конечно же, она перестанет оказывать влияние. И тот ядерный потенциал, который есть, также фрагментируется либо локализуется в одном остаточном образовании, и это остаточное образование легко будет подвергнуть геополитическому удушению в соответствии со стратегией «Анаконды»– окружения и последующего экономического и стратегического удушения того или иного пространства. То есть работать с небольшими фрагментами гораздо удобнее – переваривать их, включить в глобальные западные, американские проекты, нежели с таким неудобоваримым куском, каким является нынешний крупный, но всё же обрубок большой России. Поэтому естественно, что для американских стратегов фрагментация России является одной из основных задач.
Известный американский геополитик Збигнев Бжезинский в своей работе «Великая шахматная доска», в целом посвящённой обоснованию американской доминации, в самой последней главе на самой последней странице пишет о том, что США – единственная сверхдержава – шла к этому два столетия и должна сохранить за собой звание единственной гипердержавы. Судьба хартленда, по мнению Бжезинского, незавидна, он должен быть разделён как большое пространство на фрагменты. Это пространство должно перестать представлять опасность для Америки как геополитический субъект. И в самом конце он пишет о том, что для достижения этой цели необходимо использовать преимущества вновь созданной сети международных связей, которая развивается вне рамок традиционной системы государств. Здесь он как бы подспудно указывает на то, что сеть не привязана к границам классических государств-наций постъялтинского мира. Сети – это то, что преодолевает границы, действует за пределами американского континента. При этом границы классических традиционных национальных государств не являются для сети препятствием. «Это сеть, – пишет Бжезинский дальше, – сотканная многофункциональными корпорациями, неправительственными организациями и научными сообществами и получившая ещё большее развитие благодаря сетям Интернет».
Интернет, рожденный в Пентагоне и ставший глобальной мировой системой коммуникаций не случайно, является некой моделью той мировой сети, которая создана США за последние десятилетия во всем мире. Можно сказать, что это, в принципе, классическая модель сети. Сибровски считает, что эта сеть самим фактом своего существования уже создаёт неофициальную мировую систему единоличного контроля США над всем миром.
Почему сеть Интернет является решающим фактором, который дал возможность говорить о понятиях сети и развитии сетевых войн? Потому что Интернет преодолел границы национальных государств, стал подлинно интернациональным, чего не удалось, например, классу пролетариата в индустриальную эпоху. В эпоху индустриальных войн, для того чтобы передать, например, информацию в Вашингтон, нужно было передать шифровку по рации, потом эту шифровку кто-то вёз через границу, провозил в Европу, там кто-то выходил на связь с резидентом, перевозил шифровку через океан – это требовало огромных усилий и занимало немало времени. К тому моменту как информация доходила до Вашингтона, ситуация могла поменяться кардинальным образом, а информация потерять актуальность. И здесь Интернет, очевидно, предоставил преимущества скоростной передачи информации плюс доступ в любую точку мира, где он есть. Однако не стоит на Интернете фиксировать внимание как на главном элементе сетевой войны. Хотя он и является решающим компонентом, потому что с появлением Интернета и с наступлением глобальной интернетизации как раз возникла необходимость трансформирования военной стратегии США. Сибровски пишет о том, что поводом начать разработки в этом направлении послужила «всеобщая интернетизация».
Надо отметить, что Интернет изначально рассматривался Пентагоном как внутренняя сеть связи между компьютерами Пентагона и компьютерами военных соединений. Именно «Министерство обороны США „изобрело“ Интернет, и возможности использования его в военных целях не оставались без внимания с первых дней» [23]23
Кларк Р. Нейк Р.Третья мировая война. Какой она будет? – СПб.: Питер, 2011.
[Закрыть], – утверждают американские исследователи кибервойн Ричард Кларк и Роберт Нейк, оговариваясь при этом, что, конечно, Пентагон лишь профинансировал исследования и разработки. «Многие считают Интернет изобретением военных, на самом деле он детище хиппи из кампусов Массачусетского технологического института, Стэнфорда и Беркли. Их финансировало управление перспективного планирования оборонных научно-исследовательских работ», – поясняют Кларк и Нейк, не скрывая при этом, что данная сеть управления перспективных исследовательских программ была создана «для обеспечения коммуникаций Министерства обороны» [24]24
Там же. С. 106.
[Закрыть]. Почему Пентагон пошёл на рассекречивание этой технологии и на то, чтобы сделать её общедоступной? Потому что она делала общедоступной любую точку планеты, что стало решающим моментом в вопросе стратегического наступления на Евразийский континент со стороны США.
В процессе распространения сетей возникло такое понятие, как «сетевик», человек, который в эпоху модерна в классической науке считается дилетантом, а в контексте сетевых войн становится главным оператором. Сетевик – поверхностный специалист, но во многих областях, быстро осваивающий любую сферу деятельности, при этом не погружающийся детально в каждую из них. Это отличает его, например, от классического физика, который занимается физикой, изучает её глубоко, хорошо её знает, но химию уже знает не очень хорошо, а о социологических законах вообще не имеет представления. Сетевик – это талантливый человек, способный к обучению и быстрому переформатированию. И самое главное – сетевик обладает некой парадигмальной системой взглядов, это ключевой момент.
Можно сказать, что архетипом такого сетевика является журналист. Именно журналистское сообщество всегда выступало основным источником политических кадров в современном мире, в основной своей массе публичные политики выходят именно из журналистики. Журналист – это мобильный интеллектуал, который хорошо ориентируется во всех областях. Сегодня он может писать о вооружениях, завтра о социальных недовольствах, послезавтра может стать парламентским корреспондентом и писать о принятии законов, потом перейти в президентский пул, затем стать пресс-секретарём президента, а после, возможно, начать собственную политическую карьеру. Именно сетевик представляется носителем того, что в сетевых войнах называют сетевым кодом.
Сетевой код – это некая мировоззренческая парадигма, с помощью которой человек может фильтровать информацию, вычленяя из её нескончаемого потока нужный ему элемент, используя только то, что необходимо ему на данный момент для реализации той или иной операции, действия. Особенностью информационного общества, которое установилось в эпоху постмодерна, то есть в постиндустриальную эпоху, является то, что количество информации достигло такого объема, что ни один здоровый человек не способен не то что усваивать этот объём, а даже более-менее в нём ориентироваться.
Но именно этот не воспринимаемый человеческим сознанием объём информации даёт одно из главных преимуществ для сетевых войн. Да, такой поток производимой и передаваемой информации превращает информацию в мусор. Существует устоявшийся штамп эпохи модерна: «кто владеет информацией, тот управляет миром». Человек обычный воспринимает это буквально, думая: «Вот хорошо, сейчас я включу телевизор, радио, Интернет, получу много информации и буду править миром». И через десять минут его сознание переполняется таким объёмом информации, что его уже начинает от неё тошнить. Дальше этот человек всё выключает, уходит в тайгу и ведёт там отшельнический образ жизни. У него происходит информационное отравление.
Тем не менее информация продолжает производиться и распространяться. Что это значит? Это даёт преимущество для реализации сетевых стратегий тем, что ключевая информация, необходимая для ведения боевых действий в сетевой войне, передаётся по открытым каналам. Раньше, когда Штирлиц сидел в 4-м управлении РСХА, ему необходимо было информацию зашифровать и эту шифровку передать по секретному передатчику. Да ещё так, чтобы не поймали радиста и чтобы секретный агент её после доставил в Кремль, всё предельно осторожно, потому что эта информация перехватывалась прослушивающими устройствами и становилась достоянием противника, который её расшифровывал и знал, что происходит. Сейчас в ситуации огромных информационных потоков, которые невозможно переварить и осмыслить, секретная информация, как и любая информация, – передаётся прямо по открытым каналам. Для того чтобы понять, почему это делается, необходимо осветить кратко несколько основных понятий сетевой войны.
Исследуя сетевые войны, мы в первую очередь говорим об атлантистской сети, то есть об американской сети на Евразийском континенте, потому что на сегодняшний момент существует только такая сеть. Но не существует обратной сети. Не создано евразийской сети на Североамериканском континенте. Есть только атлантистская сеть в Евразии. И узлы этой сети представляют собой любые по размеру группы активных, пассионарных, интеллектуальных или не очень интеллектуальных людей с любыми, по сути, идеями. Узлом сети может являться группа начиная от двух-трёх человек: какой-то кружок либо какая-то структура по изучению чего угодно, традиционных фольклорных музыкальных инструментов, занимающаяся изданием какого-нибудь «фензина» [25]25
Самодельное печатное издание (преимущественно журнал), изготовленное кустарным образом ограниченным тиражом.
[Закрыть], изучением и коллекционированием марок, оказанием юридических услуг, это может быть редакция средства массовой информации или благотворительный фон. То есть, в принципе, любая социально активная группа сможет стать узлом, элементом сети, если она будет нужным образом ангажирована и правильно настроена.
В начале 1990-х атлантистская сеть создавалась путём использования такого элемента социальной интенсификации, как грант. К примеру, финансовый спекулянт Джордж Сорос, работающий на продвижение глобализационного проекта, раздавал гранты – небольшие суммы денег – социально активным группам. В среде пассивных масс, понимаемых как социологическая категория, время от времени возникают небольшие социально активные группы. Собираются они для разных целей и по разным причинам. Это могут быть неформальные группы, какие-то политические группы, группы по интересам. В любом случае такая группа объединяет в себе социально активных граждан. Она занимается тем, что ей интересно. Она вкладывает свою энергию в то, что ей интересно, это группа людей, объединившихся по интересам.
Если ей дадут денег, деятельность такой группы активизируется, при этом она будет очень благодарна своему грантодателю. Эти люди занимались чем-то и без денег, ради интереса, ради идеалистических целей, но тут появляется возможность развить масштабы своей деятельности. Особенно люди начинают чувствовать себя обязанными, если речь идёт о нашем, евразийском, пространстве в силу менталитета представителей сухопутной цивилизации, народов, населяющих наш континент, эти структуры становятся благодарны тому, кто так посодействовал им. Но после того, как эта группа получила грант, она тут же помещается в список включенных в американскую сеть. То есть если она получила деньги от Сороса, значит, по умолчанию она начинает работать на западный глобализационный проект. Она уже должна.
По количеству участников эти группы могут быть незначительными, но в сетевой войне численность теряет значение: численность партий сегодня не так принципиальна для достижения политических целей, как и численность армии. Но это множество узлов – сотни или даже тысячи групп, которые были скуплены на корню за совершенно небольшие деньги, – становится основой американской сети, покрывающей Евразийский континент.
В 1990-е на территории постсоветского пространства впервые возникает такое понятие, как НПО – неправительственная организация. В какой-то момент НПО начали создаваться именно под получение грантов. Стало известно, что американцы, Сорос и другие американские или европейские фонды, действующие под патронажем США, дают деньги. И для того чтобы получить эти деньги, надо собраться, зарегистрировать НПО и сделать что-нибудь. Лучше то, что говорят, тогда можно получить больше. Или просто заняться чем угодно, тогда, возможно, меньше. Хотя параметры получения гранта с высокой степенью вероятности были известны заранее – это антироссийская антигосударственная риторика, продвижение либеральных воззрений, борьба с силовыми структурами, отстаивание прав меньшинств, радикальный экологизм и т. д. Соблюдение подобных критериев становилось своеобразным фильтром для пассионариев, инструментом, с помощью которого все более-менее активные люди были локализованы в таких негосударственных комьюнити и скуплены на корню. Но истории известны факты прямой покупки не только негосударственных, но и государственных структур, что является признаком полного отсутствия суверенитета.
Получилось так, что к концу 1990-х всё пространство России, а также многих республиках СНГ было покрыто огромным количеством активных социальных групп, финансово ангажированных в атлантистском ключе. Часто, в независимости от реальных взглядов, элементом американской сети может стать даже внешне идеологически чуждый элемент, но предсказуемый, то есть понятный в плане своих действий и, таким образом, – подконтрольный. Если понятно, как он будет действовать в той или иной ситуации, значит, его можно использовать нужным образом в нужный момент.
Итак, в 1990-х в России были созданы именно атлантистские сети, то есть структуры, неправительственные организации и фонды, которые зачастую образовывались специально под получение грантов, в условиях либеральной доминации и либеральной власти в Кремле, под осуществление атлантистских задач и реализацию антироссийских стратегий. Всё это происходило при общем одобрении со стороны власти, так как во властных структурах тогда заправляли идейные атлантисты. Все помнят, как ельцинский министр Андрей Козырев, когда ему указывали на то, что он действуете в интересах атлантизма, игнорируя евразийские подходы в геополитике, отвечал: «По такой классификации я – атлантист. Ну и что? Я этим горжусь» [26]26
Дугин А. Г.Эволюция евразийства: от истоков до современности // Евразийская миссия Нурсултана Назарбаева. – М.: Евразия, 2004.
[Закрыть]. И этот человек управлял внешнеполитическим ведомством России. Идеология атлантизма была легальным курсом государства. На её основе совершенно открыто создавались центры атлантистского влияния, открыто финансируемые Западом с одобрения российской политической элиты. В результате территория России была заминирована узлами атлантистской сети. Ведущие экспертные сообщества и СМИ были полностью укомплектованы атлантистскими кадрами, вход туда был доступен только либералы. Если ты не исповедовал либеральную догму, ты не мог работать в СМИ, так как в этом случае ты автоматически – маргинал и место тебе в лучшем случае в патриотической газете, в подвале, на задворках. А если ты хочешь работать в серьёзном издании, то ты должен быть либералом. Доступ экспертов на каналы и в другие СМИ регламентировался жёстко в соответствии с тем же самым индексом, и обойти его было невозможно. В этом направлении либералами была проделана колоссальная работа.
В силу отравления марксистской идеологией, в результате омерзения, которое испытывали многие представители элиты к советской государственности, они довольно легко принимали все эти атлантистские идеологические модели, легко шли на контакт, действуя от обратного; это, в принципе, была прямая резидентура, но мягкая, soft-резидентура. От них особо ничего не требовалось, никаких секретных сведений, шпионского напряжения, диверсионной мобилизации. Они должны были заниматься тем, чем занимались, просто открыто исповедуя те взгляды, которые они приняли от западных либералов.
Принимая разрушительные для России мировоззренческие модели, агенты атлантизма тем не менее оставались неуязвимыми, в том числе и для российских спецслужб. И не только потому, что последние подчинялись политической воле высшего руководства, принявшего предательский курс нашего геополитического врага. Сетевая технология настолько гибка и изворотлива, что не требует наличия постоянного прямого контакта «центра» со своей «резидентурой». И не только потому, что сеть в принципе не оперирует такими устаревшими категориями, используя их лишь как аллегорию. Сам принцип сети исключает такую необходимость, заменяя и «центр», и «резидентуру» таким ключевым для сети понятием, как самосинхронизация.
Как-то участвуя на одном из телеканалов в дискуссии с автором этих строк, тогдашний шеф-редактор московского бюро газеты Financial Times, американец по происхождению Чарльз Кловер так обозначил суть сетевого подхода: «Сетевые технологии – это network, структура без „головы“, без руководителя. Не иерархическая, а горизонтальная, децентрированная структура. „Информационное пространство“ – это не иерархия. Да, я представляю газету, но никто не говорит мне, что печатать, реально нам никто не указывает, какие мнения излагать в наших статьях». Это очень показательное высказывание, ибо оно довольно точно передаёт сетевую атмосферу. Сетевик – включённый участник сети – сам принимает решения и сам ориентируется в том, как ему отреагировать на то или иное событие, ибо он ужезаранее предварительно сформирован таким образом, что его решение синхронизируется с общей настройкой сети. Именно поэтому шефом-редактором московского бюро влиятельнейшей британской Financial Times назначен американец, прошедший специальную подготовку и обучение (деканом Кловера был небезызвестный Пол Волфовиц), а не русский, не серб и даже не британец. Это показательный момент сетевого подхода – реальность сформирована, запрограммирована заранее. К примеру, вспоминая о событиях августа 2008 года в Южной Осетии, Кловер всё время повторял одно и то же: «Мне никто не говорит о том, что писать, как писать, никто не цензурирует мои статьи, никто не формирует контент, не вмешивается в то, что я пишу. Я действую на своё усмотрение, совершенно свободно. Когда начались события в Цхинвале, я сам, – мне никто не звонил из Вашингтона, – купил билет и поехал в Грузию. И там, на месте, в Тбилиси, получил нужные кассеты от грузинских властей. И никто мне ничего не указывал, я сам написал материал о том, что Россия разбомбила Грузию, напав на неё первой, и осуществила, таким образом, акт агрессии против небольшой демократичной страны, находящейся в стадии становления грузинской демократии. Потому что я так видел эту ситуацию из Тбилиси». Конечно, признаёт он, «я потом через месяц понял, что это не совсем так. И написал другую статью о том, что это не совсем так, в которой признал, что мы ошибались, что это не Россия, а Грузия напала. Мы серьёзная газета, поэтому потом, через месяц, мы написали опровержение, мы опровергли эту информацию».
Но суть в том, что через месяц это было уже никому не интересно. И здесь сетевая самосинхронизация пересекается с таким понятием, как тайминг. В сетевой войне решающее значение имеет оперативность принятия решения и его исполнения. Приказ к началу операции, если он не реализован через 5 минут, через 6 минут уже неактуален, исполнять его нельзя, ибо за это время ситуация стремительно поменялась и нужно исполнять другой приказ. Прежний потерял смысл, потому что то, что было актуально 5 минут назад, через 10 минут может полностью противоречить ситуации. Понятие «тайминг» было заимствовано в сетевые стратегии с фондовых рынков, у брокеров, у тех, кто занимается покупкой и продажей акций. Если акция за 10 минут выросла в цене, то через 12 минут она упала. И кто не успел продать её через 10 минут, через 12 минут продавать её уже не будет.
Таким образом, если Кловер дал оперативно, по горячим следам, в момент конфликта статью о том, что Россия напала на Грузию, то через месяц то, что он написал опровержение, уже было никому не интересно, так как к тому моменту все и так об этом знали. Формально он соблюдал все правила, сохранил лицо газеты и не потерял эффективности.
Да, он не лукавит, когда говорит, что никто не звонил ему из Вашингтона: «Чарльз, пиши про то, что Россия напала на Грузию». В тот момент он и сам это прекрасно понимал. Американец, прошедший обучение у Пола Волфовица и правильным образом сформированный, – это готовый продукт атлантистской стратегии: в любой ситуации, где бы он ни находился: в Цхинвале, в Казахстане, на Ближнем Востоке, в Китае, – он действует с позиции атлантистской информационной стратегии, потому что он так сформирован. Ему не нужно каждую минуту отдавать приказы или направлять его в ту или иную точку, говорить ему, что делать. Он сам знает и интуитивно чувствует, что нужно делать. Оказываясь на месте событий, даже если он получил два равноценных сообщения, противоречащих друг другу – и с российской стороны, и с грузинской, – он всё равно подспудно, в силу своего атлантистского настроя, выбирает сторону Грузии. Позже, чтобы сохранить непредвзятость, он пишет материал на основе противоположенной позиции – через какое-то время, когда это уже некритично. То есть он самосинхронизируется с необходимой стратегией. Почему шефом-редактором газеты Financial Times в Москве не может быть, например, индус? Потому что индус мыслит по-другому. И конечно, случись такая война при нём, он, во-первых, никуда не поедет. Во-вторых, даже если он, в конце концов, туда приедет, после того как ему неоднократно позвонит главный редактор, он будет там долго медитировать. В итоге он напишет о том, какие хорошие русские, какой это великий народ с великой традицией, а про конфликт и упоминать не станет.
А вот американец, окончивший американский университет и прошедший инструктаж ЦРУ, – журналист – оперативно реагирует, быстро выезжает, с ходу настраивается, включается в ситуацию сразу в нужном ключе. Преимущество заранее созданных узлов сети в том, что они включаются тогда, когда нужно. Они могут долгое время быть пассивными, они могут ничего не делать, заниматься собиранием марок и обменом ими. Но в нужный момент они активируются, самосинхронизируются и выполняют свою сетевую миссию.
Самосинхронизация, таким образом, – это состояние предварительной настройки, в результате которой в момент активации сетевой узел включается самостоятельно, без дополнительного импульса. Никто его пошагово не контролирует, не направляет, не лезет с приказами каждую минуту. Он сам знает, что и как ему делать. Он – правильно настроенный, качественный элемент атлантистской сети.
Яркий пример сетевой самосинхронизации – перманентно революционная ситуация на Украине. За два десятилетия там было создано и активировано огромное количество НПО, которые занимались отстаиванием права человека, учреждали СМИ, боролись за экологию, создавали исламистское подполье, культивировали национализм, развивали бандеровское движение. Но когда на Майдан стали выходить люди, был дан старт «оранжевому» перевороту и провозглашён третий тур – они активизировались. Они же кидали бутылки с зажигательной смесью в бойцов «Беркута» в феврале 2014-го. Когда-то они получили немного денег, прошли несложные обучающие курсы, они чувствовали себя обязанными американцам, Соросу, фонду «Новая Евразия», фонду Макартуров, западным экологам, левакам и многим другим американским и европейским фондам, перераспределяющим деньги американских налогоплательщиков в пользу небольших украинских НПО. В час X они были активизированы, самонастроились и выступили на нужной заказчикам начавшихся процессов стороне. Кто-то участвовал в кровавых событиях на Майдане за деньги, но большинство людей пришли потому, что они действительно так думали, ибо за прошедшие десятилетия Западом на Украине был сформирован соответствующий сетевой код.
Огромное количество узлов атлантистской сети нельзя настроить искусственно, принудительно, разом позвонив каждому из Вашингтона, проконтролировав и проинструктировав всех по отдельности. Потому что это просто физически настолько трудоёмко и дифференцированно, что практически просто невозможно. Они настраиваются сами, и сами принимают текущие решения, как им действовать, на чью сторону вставать: идти на Майдан или нет, написать такую статью или другую, в поддержку Януковича или в поддержку Ющенко, ходить или сидеть, приносить бутерброды или кока-колу.
Сеть – это огромное количество самонастраивающихся узлов, действующих на основе принципа самосинхронизации в соответствии с заранее сформированной мировоззренческой парадигмой.
Созданные в начале 1990-х годов атлантистские сети в России благополучно пересидели спокойные 2000-е и активизировались в начале 2010-х, в тот момент, когда власть решила, что полностью контролирует внутриполитическую ситуацию с помощью выстроенной «вертикали», и занялась возвращением России в глобальный внешнеполитический контекст. Процесс самосинхронизации созданных ранее атлантистских сетей запущен…
