Текст книги "Каторга (СИ)"

Автор книги: Валерий Марк

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 3 страниц)

Валерий Марк
Каторга

– Вот и новенький очухался. – Дед склонился над нарами. – Еще один несчастный пришел в наш мир. Добро пожаловать, туловище.

– Мне все-таки интересно, – отозвался Лысый, оглядывая как новенький садится на нарах, потирает глаза и растирает виски. – Может быть, хотя бы одному повезет, и он вспомнит, за что его так?

– Нет, Лысый, таких здесь не будет, – хмыкнул Дед. – Ну что? Ты как? Себя ощущаешь?

– Ощущаю… – пробормотал новенький, оглядываясь. – Это мы где?..

Лысый с Дедом переглянулись.

– О-о… Таких мы еще не видели, – хихикнул Лысый. – Обычно спрашивают «Где это я?».

Новенький продолжал оглядывать грязные нары, серые стены, узкие окна, низкий потолок.

– Не понимаешь? – хихикнул Лысый. – Добро пожаловать в зону. Теперь ты существуешь здесь. Все что с тобой раньше было, если оно вообще что-нибудь было, можешь забыть. Хотя ты и так ничего не помнишь. Без тебя постарались.

– Зона? – Взгляд новенького начинал приобретать осмысленное выражение. – Какая зона? За что? Почему зона? За что?

– Если бы мы знали. – Дед хмыкнул. – За что тут сидим.

Новенький закончил оглядываться и сидел теперь, хлопая глазами.

– Никто из нас не знает, за что его сюда замотали. Это первое, что определяет здесь нашу жизнь. – Дед снова хмыкнул. – С одной стороны, конечно, может быть, и хорошо. Никто из нас не помнит, какое преступление совершил, и не парится. С другой стороны… Не знаю, им, конечно, виднее, но они вытирают у тебя из мозгов вообще все. Что составляло тебя как индивида. С тобой остается только то, что составляет тебя как представителя вида. Как представитель вида, ты должен уметь двигаться, разговаривать, думать… Это они не трогают, но только теперь тебе нужно искать новое, чтобы о нем думать. Ну, усваивать пищу, выделять отходы, размножаться и так далее. Про все остальное забудь. Это было там, и этого больше никогда не будет. Теперь ты робот, машина, память у которой сбросили, но все нужные тебе программы оставили.

– Прими это как данность, – сказал Лысый серьезно. – Если ты попал сюда, значит, там ты совершил ужасное преступление, которое должен теперь искупить.

– И это второе, что определяет здесь нашу жизнь, – кивнул Дед.

Новенький помолчал.

– А вы… Вы здесь долго?

– Без понятия. – Дед усмехнулся. – Как ты понимаешь, здесь время идет своим чередом. Как его мерить мы не знаем, и знать не особо стремимся. Могу только сказать, что здесь тоже обязательно бывает зима, весна, лето и осень. Вот и все что тебе здесь действительно пригодится, из этой области знаний. Остальное выкинь из головы.

– Но я не понимаю… Как же так? Почему я не должен знать, за что буду отбывать наказание? Что за идиотизм? Что за издевательство?

– Еще раз тебе говорю, – сказал Дед спокойно. – Остальное выкинь из головы. Если имеет место такое положение дел, значит, такое положение дел имеет место. Почему оно имеет место, и почему имеет место оно, об этом тебе знать не нужно. Поверь мне, здесь это, в твоей новой жизни, совершенно не нужно. Поверь мне, я здесь уже очень долго.

– Поэтому его так и зовут, Дед. – Лысый хихикнул. – Меня зовут Лысый, потому что я лысый. – Он хихикнул еще раз, провел ладонью по блестящей лысине. – А тебя, я уверен, назовут Умник. Потому что ты задаешь вопросы, которые задавать не нужно.

– Умник! – расхохотался Дед. – С крестинами, туловище!

– Умник! – захихикал Лысый. – С крестинами, туловище. – Он дружески пихнул Умника в бок. – Хватит кукситься. Поднимайся, сейчас будет звонок на завтрак.

Умник поднял глаза.

– А бежать… Вы отсюда пробовали?

Лысый с Дедом снова переглянулись.

– О-о… Таких мы еще действительно не видели. – Лысый хихикнул. – Еще как следует не очухался, а уже «бежать».

– Мы на тебя не злимся только потому, что ты еще, образно говоря, сосунок, младенец, – сказал Дед вразумительно. – Интересное дело. – Он повернулся к Лысому. – Он, конечно, не вспомнит того, за что сюда влип, это понятно. Но мозги ему, как видно, прочистили плохо. Задает такие вопросы! Как бы с такими мозгами ему тут не пришлось кисло. – Он повернулся к Умнику. – Отсюда только две дороги. Или ты загибаешься в руднике… А здесь только так и бывает, и даже я когда-то загнусь… Или они забирают тебя обратно… Говорят, и такое случается.

– Некоторые, – покивал Лысый, – здесь исчезают весьма странным образом. Просто исчезают, и все. У кого ни спросишь, никто не знает. Каждый клянется, что не убивал. Осмотришь все шурфы, все стоки, все дыры… Нет как не было.

– Вот и говорят, что их забирают обратно, – сказал Дед спокойно. – За нами ведь наблюдают. Наблюдают все время, круглый год, круглые сутки. Я так понимаю, мысли у нас не сканируют… Думать ты можешь о чем угодно. Я так понимаю, о чем мы тут треплемся, это для них тоже не главное. Но всегда, всегда и везде имей в виду вот что. Все, все что ты делаешь, все это они видят, слышат, записывают, просчитывают, анализируют. Кушаешь, какаешь, подыхаешь в забое, гоняешь шкурку над унитазом, режешь кому-нибудь глотку. Без разницы, все.

– Так что, вполне может быть, это и правда, – осклабился Лысый. – Может быть, кто-нибудь им покажется что исправился, и они забирают его обратно.

– Но тебе нужно знать вот что. Из наших, – Дед обвел рукой пространство барака, – никто никогда никуда не исчезал. Все дохнут самым спокойным образом. Или в забое, или в сортире. Трупики мы спокойно находим, собираем, упаковываем и выбрасываем из зоны. Вопросы есть?

– Есть. – Умник пришел в себя полностью и теперь оглядывал Деда и Лысого настороженным взглядом. – Если здесь все так кисло, почему вы еще не сдохли?

Лысый с Дедом переглянулись в третий раз.

– Хм. – Дед посмотрел в стену. – Такого вопроса мне еще не задавали.

– Зачем вы тогда живете? Вообще? Если жить тут так… Грустно? – Умник посмотрел в глаза Лысому. – И если отсюда, как вы говорите, не забирают? Какой смысл тянуть эту лямку, если даже не знаешь, за что ее тянешь?

– Я теперь, можно сказать, уверен, – покивал Лысый Деду, – что он-то здесь долго не проживет. Хватит болтать, сейчас будет завтрак. Потом в забой, потом обед. Потом снова в забой, потом снова в барак. Потом ужин, потом три часа свободного времени, потом отбой. Потом подъем, потом завтрак, потом в забой, потом обед, потом снова в забой, потом снова в барак, потом ужин, потом три часа свободного времени, потом отбой. И так далее. Понял?

– Понял.

– Вопросы есть?

– Есть. А выходной когда?

Лысый с Дедом переглянулись в четвертый раз.

– Слушай, Дед. – Лысый почесал блестящий затылок. – Давай его прирежем, или придушим, прямо сейчас?

– Давай. Чтобы не мучился идиот. Вот ведь не повезло чудаку. – Дед покивал головой сочувственно. – У всех все нормально, а этому не повезло. На самом деле, жалко его. Что-то у них там сбилось. Такой бракованный он здесь не выживет.

– Сбои должны бывать. Не бывает технологий без сбоев. Должен быть кто-то, кому и не повезет.

Дед помолчал.

– Знаешь… Раз уж так получилось, то так получилось. Нужно будет за ним просто приглядывать. Раз уж так получилось, что он такой убогий, нужно будет за ним просто приглядывать. Нам, конечно, не повезло, да, просто не повезло, но что поделать, бывает.

– И никому ни слова. Рано или поздно он, конечно, загнется, но мы…

– Мы должны сделать все, что зависит от нас.

Прозвенел длинный тоскливый звонок.

Умник долго привыкал к тому, что дышать в забое было нечем. Когда они добрались до места, он шатался и падал. Адского грохота, грома и скрежета вокруг для него словно не было, и Лысый постоянно дергал его за плечо, показывая дорогу. Они пришли в свой тупик, и Умник, наконец, повалился.

– Привыкай, туловище, – заорал Лысый, дергая его за плечо. – Вот тебе твой инструмент, вставай и работай. Как можешь, но только работай.

Умник, цепляясь за камень стены, поднялся, взял свой отбойник, подступился к породе. Вскоре его уже нельзя было отличить от других – серая роба на фоне серого камня в тусклом свете редких огней. Умник работал как мог, но даже не смог дотянуть до обеда. Руки выронили отбойник, он покачнулся, повалился на стену и стек в крошево камня.

– Вставай! – заорал Лысый, утирая рукой мокрый лоб. – Вставай, а то хуже будет! – Он пнул Умника в бок несильно.

Но Умник не успел подняться – к ним уже подошла команда дежурных.

– Не понял? – заорал дежурный, пиная Умника в спину. – Что за курорт? Это кто отдыхает?

– Новенький, – заорал в ответ Лысый, махая рукой Деду, чтобы тот подошел. – Сегодня первый раз только.

– Он дебильный, – заорал подбежавший Дед. – Пока еще не ворвался, не гони так, научим.

Дежурный потыкал Умника носком сапога.

– Смотри, – заорал он Деду. – Еще раз увижу, замочу обоих, тебя первого.

– Ладно, вали… А ну вставай, туловище, быстро! – Дед подхватил Умника под мышки и привалил к стене. – Эй, ты жив хоть вообще? – Он отвесил ему затрещину, и Умник очнулся. – Отбойник в зубы и… Хотя бы делай вид, что работаешь, бедолага.

До обеда Умнику удалось прошататься у стенки не роняя отбойник. Когда дежурные объявили обед, Умник рухнул на осколки породы, и Лысому снова пришлось его пинать и дергать. Вдвоем с Дедом они привели Умника в чувство и сунули в руки миску с похлебкой. Умник принял похлебку и стал сидеть с миской, оглядываясь мутным взором.

– Жри давай, туловище, – сказал Дед со злостью. – Жри, идиот, а то сдохнешь до ужина. – Он посмотрел на Умника, плюнул, отвернулся и принялся за свою похлебку.

Умник вроде бы очнулся, зашевелился, закопошился и тоже застучал ложкой. Он съел полтарелки и вдруг задумался.

– Невкусно? – Лысый хихикнул. – Другого здесь нет, не было, и не будет.

– Да нет, – отозвался Умник вдруг тихим и ясным голосом. – Вообще здесь очень красиво вокруг. За зоной. Просто невероятно как. Я такого неба не видел нигде.

Лысый с Дедом вздрогнули и переглянулись.

– А какое такое небо ты еще видел? И где это, интересно?

– Не знаю. Но не видел. А горы! Абсолютная красота. К северу, там, на плато, такие интересные камни… И воздух, наверно, там тоже необыкновенный… За зоной, я имею в виду.

Лысый с Дедом молчали. Наконец Дед хмыкнул, качнув головой, и обратился к тарелке.

– И какие же это там интересные камни? – Лысый скривился в ухмылке. – И что же в камнях может быть интересного? – Он пнул обломок породы.

– Все каждый день ходят мимо, и всем хоть бы хны. – Умник опустил глаза в миску и стал доедать похлебку.

– Случай, конечно, тяжелый, – пробубнил Дед в тарелку, не поднимая глаз. – Но ничего, ничего… Скоро совсем полегчает. Еще постучит тут по камням, и совсем полегчает.

Обед закончился, и снова обрушился адский грохот, и едкая пыль столбами пошла по забою, и ничего не было видно, и только сыпалось крошево камня, и бился в руках отбойник, и руки уже омертвели, и сердце выскакивало из горла. Мимо несколько раз проходили дежурные, но Умник стоял и работал, и даже ни разу не уронил отбойник. И дежурные уходили снова, и потом возвращались, и снова смотрели, и уходили снова, и так продолжалось, и продолжалось, пока наконец звонок не сообщил, что на сегодня работе конец, и пора возвращаться в бараки.

И они вернулись наверх, и стояли под душем, сдирая с кожи каменную коросту, харкали, плевались, сморкались и матерились, и вот, наконец, вышли на улицу и зашагали к баракам вдоль электрического забора, за которым вдалеке высились угрюмые горы. Они дошли до бараков, и уже собирались войти, как вдруг из толпы к Умнику подбежал длинный жлоб с пятнистым лицом. За ним семенили шестерки и несмело хихикали.

– Вот этот? – прохрипел жлоб, схватив Умника за воротник так, что тот поперхнулся.

– Ага, Засранец, ага! Он самый, Засранец, как раз! Он, подлая жаба, он!

– Засранец, что за проблема? – Лысый выступил чуть вперед. – Оставь его. Новенький, еще не ворвался.

– Интересно, хи-хи, что ж тут врываться? Не вижу, Лысый, во что тут врываться? Гадить-то все умеют, засранцы, это нам из башки не стирают. – Засранец встряхнул Умника снова. – Чем же тебе, мой хороший, мы так не понравились? Что же ты вдруг не стал с нами гадить? Засранец ты долбаный?

– Я не стал гадить не с вами, а там, где вы гадите. – Умник сжал челюсти.

– И почему же так, мой хороший? Чем же тебе так не понравилось там, где мы гадим, все?

– Мне не понравилось, что вы, все, гадите прямо под окнами. Я не хочу срать там же, где сплю.

– Ага… – Засранец мерзко ухмыльнулся и сильнее стянул Умнику воротник. – Значит, мы все такие гадкие, такие сволочи, и ты один вдруг нашелся хороший и правильный? Такой, на тебе, чистенький?

– Я этого не говорил, – просипел Умник. – Просто я не хочу срать под своими же окнами. Все. Где срете вы, дело ваше. А я под своими же окнами срать не хочу. Мне не нравится.

– Засранец. – Дед осторожно тронул жлоба. – Оставь новенького в покое. Его только сегодня воткнули. Еще не ворвался.

– Ну вот и ворвется, гаденыш. Если вы объяснить еще не успели, я как раз объясню. А ну-ка, – Засранец снова встряхнул Умника, – снимай штаны, мой хороший. Снимай штаны и садись, засранец ты долбаный.

– В смысле? – просипел Умник.

– Садись и испражняйся! Прямо здесь, прямо под окнами! – Шестерки за спиной Засранца захихикали и закривлялись. – Где ваши окна, Лысый, вот эти? А ну-ка…

Засранец проволок Умника по дерьму и швырнул под окна барака. Умник упал лицом и руками в дрянь, испражнения, плевки и окурки, попытался подняться, но после ужасного дня в забое сил у него не осталось, и он повис на локтях.

– Устал, даже сесть не можешь? Давай я тебе помогу, бедненький. – Засранец вздернул Умника за воротник. – Сри, засранец ты долбаный!

– Отстань, – просипел Умник. – Я не буду гадить у себя под окнами.

– Значит, не будешь? – Издевательский тон Засранца вдруг стал зловещим. – Не будешь, значит, срать у себя под окнами? Засранец ты долбаный?

– Засранец, – произнес Дед спокойно, – он убогий, больной. Он бракованный, не трогай его. Ты знаешь, иногда это бывает.

– И что? – Жлоб обернулся к Деду, сощурившись. – Ты, значит, предлагаешь, чтобы среди нас заводилась всякая тля, да еще больная, как ты говоришь? А лечить его кто будет, ты? – Он обернулся к Умнику, который сидел на корточках и смотрел в сторону. – Спрашиваю в последний раз. Ты будешь здесь гадить?

– Нет.

Засранец выхватил из сапога железный стержень и с размаху ударил Умника в голову. Стержень звякнул над ухом, Умник опрокинулся вбок, ткнулся виском в землю, и кровь медленно потекла в месиво грязи и испражнений. Шестерки заверезжали от радости и восторга.

– Если очухается, будет гадить со всеми, – ухмыльнулся Засранец и потыкал Умника стержнем. – Смотри, какой умник нашелся… Не нравится ему где все гадят. Засранец долбаный.

Засранец ушел, шестерки уволоклись за ним. Подошел дежурный, двинул Умника сапогом, обронил Деду:

– Убери.

Лысый с Дедом, не говоря ни слова, подхватили Умника и, стараясь не очень заляпаться кровью, поволокли в барак к медикам.

– Вот вы достали уже. – Врач покосился на окровавленный череп. – А этого кто, интересно?

– Тебе-то какая разница. – Дед положил Умника на топчан. – Залепи дырку, залей там, что нужно, и если очухается, свистни. Он бракованный, так что если подохнет, ему же лучше и будет.

– Вот ведь неугомонный кретин. – Лысый хихикнул, оглядывая пустые нары. – Дыра в башке еще мокнет, а он уже отвалился куда-то.

– Жалко, что его не убили. – Дед покачал головой. – Но ничего, скоро убьют.

– Куда, интересно, он мог исчезнуть? – пробормотал Лысый, заворачиваясь в одеяло. – Искатель.

– Пошел гадить куда-нибудь, подальше от всех. – Дед хмыкнул.

Умник вернулся посреди ночи. Он долго и осторожно пробирался между нарами, добрался до своего места, сел на постель. В полумраке ночных фонарей замерцала повязка с черным пятном. Умник посидел так немного, улегся.

– Где был? – спросил Лысый, разлепив веки. – Завтра в забой, надо спать.

Умник не ответил. Позже, когда Лысый снова почти заснул, Умник пошевелился и тихо сказал:

– Лысый… Тебе не интересно, за что ты тут дохнешь?

– Умник, мы этот вопрос уже обсудили и закрыли. – Лысый помолчал немного. – Какой смысл мукалить? Все равно, я никогда не узнаю, за что я здесь. Если я здесь, значит, было за что.

– Лысый, ты не дурак, и не сволочь. Здесь все как один, за очень маленьким исключением, сволочи. Вы с Дедом не до конца такие, и вам-то должно быть интересно, за что вас сюда. Что вы такого сделали? За что вам такая каторга?

– Значит, было за что, – Лысый отвернулся. – Спи, говорят.

– Я, конечно, здесь не так долго… Как Дед, например. – Умник кивнул в сторону Деда, который спал, накрывшись с головой, чтобы отгородиться от смрада. – Но уже понимаю, что мне, может быть, на самом деле не повезло… В чем-то. Может быть, если бы Засранца не замочили, пока я валялся без памяти, он бы меня добил, и было бы хорошо. Сам-то я не смогу, есть во мне какой-то сволочной тормоз, который мешает. Я уже пробовал. Не получается.

– И когда же ты пробовал? – Лысый повернулся снова. – Интересно, когда ты все это успеваешь? Куда ты ходил, все-таки? И кто там дежурный, как тебя выпустили и впустили?

– Выпустили, и впустили. Лысый, я был там, у них.

Лысый привстал на локте и долго смотрел на Умника.

– Где?

– Лысый, я нашел терминал, где хранится вся информация. Чую нутром, терминал можно взломать… Нет, его не взломаешь, конечно, просто можно получить доступ, можно.

Лысый помолчал.

– И как, интересно, ты его разыскал? Как ты вышел из зоны?!

– Лысый! – Умник посмотрел на Лысого с укоризной. – Не притворяйся дураком, здесь все свои. Я не выходил ни из какой зоны. Все это барахло здесь, в зоне, можно сказать, перед носом.

– То есть? – Лысый сел. – Где это здесь, в зоне, можно сказать, перед носом?

– Ты видел в стене люк, у главных ворот? Видел ведь, сотни раз.

– И что?

– Ну видел?

– Ну видел, видел, и что?

– Ты никогда не думал, что это за люк такой?

– Нет, Умник. Зачем? Нахрен бы он мне сдался, люк там какой-то?

– Вот так вы все. А этот люк один из входов туда, откуда всем этим, – Умник покрутил рукой, – рулят.

– То есть?! – Лысый сидел в зловонном мраке, раскрыв глаза до предела. – Ты хочешь сказать, что туда можно войти и там нахозяйничать?

– Ну, особо ты там не нахозяйничаешь. Там все до предела просто устроено, и от этого только труднее додуматься, что и как. Для того чтобы разобраться с простым, нужно стать точно таким же. Простым. А опроститься для человека, как ты знаешь, самое главное западло. Так что я там пока еще не разобрался. Но разберусь, и хотя бы узнаю, за что я здесь мучаюсь.

– Да подожди ты со своей простотой, – отмахнулся Лысый нетерпеливо. – Ты что, хочешь сказать, что в самое тут, хм, «святая святых», можно вот так вот просто войти?.. И люк не заперт?..

– Подходи, открывай, заходи. А зачем его запирать? Ты там все равно ничего не сделаешь. Там все очень просто.

– Но я же сколько раз мимо-то проходил! Мы каждый день по нескольку раз мимо ходим! – Лысый ошарашенно посмотрел в пространство. – Протягивай руку и открывай? Так значит, если со всем этим барахлом разобраться, можно отсюда свалить?

– Да, но только куда? Что здесь есть, кроме нашей зоны?

– Должно быть, еще зоны, какие-нибудь другие. – Лысый посмотрел в стену.

– Так вот по то же и я. Куда-нибудь сваливать смысла нет. – Умник усмехнулся. – Я тебе говорю, мне интересно только одно. Если я сюда попал, за что я сюда попал. Где я был раньше, кто я был раньше, и что я такого наделал. За что я должен терпеть эту пытку. – Умник хмыкнул, потрогал повязку, оглядел кровь на пальцах.

Лысый долго не отвечал. Умник уже улегся и тоже завернулся в вонючее одеяло, когда Лысый, наконец, отозвался.

– Слушай, ты сам ничего не путаешь?.. Как же так? Мы тут топчемся, срем, подсираем, мочим и дрючим, и тут же вот на тебе… Ты уверен? Ты сам ничего не путаешь?

– Лысый. – Умник высунул из-под одеяла нос. – Я стараюсь тратить время немножко на другие вещи. Я поставил перед собой определенную цель, и ее добиваюсь. Никакой логической схемы у меня нет, и быть не может. Мы ведь как дети здесь, новорожденные, или хуже. Как какая-нибудь программа, которую написали, и она работает, и не знает, кто ее написал, и зачем. Работает, и все, ничего ей больше не надо, и знать она больше ничего не знает, а только тот алгоритм, по которому ее написали.

– Ха-ха, – осклабился Лысый. – Про программы это ты здорово… Не знаю насчет алгоритма, но тот кто писал, последний урод.

– Я тоже так думаю. Хотя хрен его знает, Лысый. Откуда нам знать, что ему надо, в действительности?

– Ага, ага, – хихикнул Лысый, заворачиваясь в одеяло. – И ты, как самый тут умный, решил до этого докопаться.

Умник чуть помолчал.

– Знаешь, вообще-то… Если так разобраться, то тот, кто нас написал, не такой уж и полный урод. Он нас наплодил, конечно, чересчур много, это явно, уродов и подлых сук. Может быть, ему нужно какое-нибудь конкретное, конечное количество? Чтобы в куче дерьма возникла жемчужина? Интересно, какой же тогда у него КПД? Вообще никакой. И вот что еще интересно, мы все настроены каким-то одинаковым образом, но эти настройки, как бы «по умолчанию». То есть, можно себя перенастроить, установить для общих свойств собственные значения, ну и так далее… Кое-что включить, кое-что, может быть, выключить… И из тупой стандартной машины сделать хорошую вещь.

Лысый долго молчал.

– Да… Не знаю, что и сказать. Мозги тебе, я это вижу совершенно ясно, промыли из рук вон как плохо. Откуда ты все это знаешь?

– Оттуда. Наверно. Откуда еще?

– Наверно… Наверно, тебе действительно интересно, откуда ты здесь взялся… Наверно, тебе действительно интересно, похоже, что так… Слушай. – Лысый снова уселся на нарах. – А может быть, ты и знаешь, как можно себя перенастроить? Чтобы все было, как ты говоришь, как надо?

– Я подумаю. Наверняка это несложно. Конечно это не сложно, это, наверно, просто до отвращения. Иначе это бы не работало. Ну что, идешь завтра со мной?

– Куда? – испугался Лысый.

– Как куда? В люк, разумеется.

– Эге… Не знаю… Хм… Там что… На самом деле нет никого?

– А кто там должен быть? В зоне, это я уже и сам точно знаю, кроме нас, каторжных, нет вообще никого и вообще ничего. Поэтому здесь, вообще-то, можно делать все, что хочешь…

– И получать в голову, хи-хи, – осклабился Лысый.

– Ну да. – Умник потрогал повязку. – Издержки, конечно, бывают. Но это тоже закон, и закон фундаментальный.

Лысый улегся, устроился в вонючей постели, долго молчал.

– Вот что бывает, когда технология дает сбой, – вздохнул наконец он. – Несчастное ты, Умник, туловище. Я уверен, ты не успеешь узнать даже откуда ты просто взялся. Твои издержки тебя угробят.

– Не угробят. Я докопаюсь до этого дурацкого закона, и буду действовать по нему. И не угробят.

– И как же ты до него докопаешься?

– Не знаю пока еще. Но докопаюсь.

– Знаешь, что? Мы с Дедом, странное дело, к тебе привязались, и хотим тебе только добра. Мы тебя убьем.

– Ладно. Только после того, как все разузнаю. Ну так ты идешь со мной завтра?

– Нет. Не знаю. Пошел вон, Умник! Спи, идиот. Завтра в забой.

Хотя Умник был только несколько дней на ногах, в забое держался более-менее бодро. Он не упал ни разу, и только пару раз уронил отбойник, и так, что дежурные ничего не заметили. Он точно так же как все покрылся серой коростой, и вдобавок старался держаться в тени, и определить его было трудно.

– Ты, Умник, просто красавец, – орал иногда Дед ему в ухо. – Как будто всю жизнь тут прогнулся.

– Так я и гнусь здесь всю жизнь, – отвечал Умник с усмешкой.

– Ладно, Умник, не умничай… Откуда у тебя силы берутся, мне интересно? Ведь на ногах еле стоишь.

– Мне тоже кое-что интересно, вот и берутся.

Дед ухмылялся и отходил. И так они стояли, во мраке, пыли и грохоте, и долбили скалу, и время само превратилось в каменное полотно, уходящее в тоскливую бесконечность тоннеля, и лампы качались над головой, и корявые тени ползали под ногами. И вот объявили обед, и грохот на время утих, и обед закончился, и все продолжалось как было. Ближе к концу работы на соседнем участке случился обвал, и маленького толстяка, который обычно садился за ужином рядом с Дедом, размазало по камням. Дед с Лысым, оглянувшись без интереса, продолжали работать, но Умник оставил отбойник, подошел к обвалу и заглянул под камни, в месиво кишок и костей. Потом оглядел камни, подпорки кровли, вернулся на свой участок, стал что-то подкручивать в оснастке подпорок. Лысый повернулся, посмотрел вопросительно.

– Тут нужно кое-что переделать, – прокричал Умник. – Иначе у нас тоже бахнется. Не знаю, кто тут все это делал, но руки ему поотбивать не мешало бы.

Пока Лысый стоял, смотрел и соображал, к Умнику подошел сосед, долговязый детина с участка, на котором завалило маленького толстяка.

– Что ты там у нас подсмотрел, гаденыш? – заорал долговязый, брызжа слюной. – Что это ты тут делаешь?

– Я не подсмотрел, а посмотрел, просто посмотрел. Что, уже и посмотреть нельзя? – Умник продолжал крутить железки, не оборачиваясь.

– Да нет, почему, посмотреть можно… Ты, гаденыш, у нас что-то увидел, и что? Что это ты тут делаешь?

– Поправляю подпорки. Кстати, и вам тоже советую. Если вы вот эти железки не перетянете, вас тоже может в лепешку, в любую минуту.

– Это как же это в лепешку? – Долговязый скривился в злобе. – И что это мы вдруг должны перетягивать? Жили себе, жили, и вдруг что-то там перетягивать?

– Я не говорю, что должны перетягивать. Я говорю, что кое-какие железки закручены у вас не так, как надо, и у вас может рухнуть вообще вся кровля.

– Закручены у нас не так как надо? И почему ты решил, что они закручены не так как надо?

– Потому что у вас упал кусок кровли.

– Потому что у нас упал кусок кровли? Ты что, тут самый умный нашелся? Мы, значит, жили себе жили, работали себе работали, тут что-то, как ты говоришь, упало, мы даже и не заметили, и вот вдруг теперь на тебе? Что-то у нас не так как надо закручено?

– Ладно, ладно, жили себе, и живите. Я у себя кручу, не у вас. Иди, работай. – Умник отвернулся к железкам.

– Нет, подожди. – Долговязый отбросил отбойник, дернул Умника за плечо и схватил за шиворот. – Мы, значит, все дураки, отстой, дерьмо, а он тут самый умный нашелся, что-то тут перетягивает?

– Отвали, Тормоз, – заорал Дед. Он подбежал к долговязому и стал отдирать его от Умника. – Не тронь убогого, идиот! Иди, работай, вон Сраный идет. Ну!

– Почему не работаем? – заорал подбежавший дежурный и взмахнул дубинкой. – А ну, сучата, работать! Самые умные тут, что ли, нашлись?

– Засохни, все в норме, – крикнул Дед. – Все, вали, куда шел.

Дежурный треснул дубинкой в стойку кровли и отошел. Умник постоял какое-то время с отбойником, работая как и все, затем снова бросил его, стал докручивать железяки. Он прошелся по каждой стойке и успел все сделать пока не вернулся дежурный. Когда дежурный прошел и Умник вернулся к работе, долговязый Тормоз подбежал к Умнику и, не говоря ни слова, ударил его ногой в бок. Умник согнулся и упал на камни, и Тормоз злобно и беспорядочно начал бить его сапогами. Лысый подбежал к Тормозу и сбил его с ног.

– Отвали, придурок! Не мешай работать! Сейчас Сволочи настучу!

Тормоз вскочил на ноги и набросился на Лысого. Напарники Тормоза бросились на подмогу. Здесь отшвырнул свой отбойник Дед, схватил здоровенный кусок породы и швырнул в Тормоза. Камень угодил Тормозу в ухо, и он, раскинув руки, влип в стену. Дед подхватил Умника, сунул в руки отбойник, пришлепнул к стене:

– Работай, кретин!

Дежурный, подбежав, с размаху влепил дубинкой Лысому в печень – тот только согнулся и упал на колени. Затем ударил Деда в спину ногой, развернулся и бросился избивать напарника Тормоза. Потом вздернул Тормоза и швырнул его на участок.

– Работать, суки, кто будет? Вы мне тут комедию не ломайте, сучата! А ну! Почему никто не убрал?! – заорал он дико, тыкая дубинкой в камни, из-под которых растекалась черная кровь. – Почему никто не убрал, суки?! Убрать и работать, работать! Работать вдвоем, до завтра вдвоем, завтра вам будет новый! Ну?! – Он с остервенением треснул дубинкой по стойке.

И Тормоз с напарником раскатали завал, соскребли месиво толстяка, покидали липкую кашу на ленту, вытащили запасные стойки, едва закрепили кровлю. Потом они раздробили упавшие камни, расчистили кое-как свой участок и, злобно оглядываясь на Лысого, Деда и Умника, опять стали долбить бесконечный камень.

Когда смена закончилась и все выходили из шахты, Тормоз, который подстерегал Умника неподалеку от выхода, снова набросился на него и стал избивать дубиной. Умник уворачивался как мог, и старался нырнуть в толпу. Серая масса, мерно двигаясь по дороге, не расступалась, и Тормоз продолжал его бить. Сквозь толпу протолкался Лысый и навалился на Тормоза сзади. Тормоз вывернулся, опрокинул Лысого в мерзкую дрянь и начал его душить.

– Что стоишь, идиот? – раздался над ухом Умника крик. – Ну? – Дед подхватил дубину и стал бить Тормоза по хребту, пока тот не отвалился и не затих.

Лысый встал, отряхиваясь, сплюнул кровь и залепил Умнику подзатыльник.

– Какого хрена стоишь, идиот? Дубину не видел, что ли? Ладно, пошли…

И они пошли дальше, толкаясь и выбирая в толпе дорогу. Умник молчал до тех пор, пока они не подошли к главным воротам.

– Лысый! – Умник остановился. – У нас ведь сейчас свободное время?

Лысый остановился за ним, Дед тоже. Умник прошел вдоль стены и тоже остановился, у большого ржавого люка. Лысый с Дедом переглянулись.

– Вот этот? – Дед подошел к люку и с кривой ухмылкой осмотрел ручку.

– Этот. Ну вы как? Он открыт, говорю вам.

– Хм. – Лысый чуть помолчал. – А может быть, сначала поужинаем?

– Можно и так. – Умник потрогал повязку, оглядел кровь на пальцах. – Оно отсюда никуда не денется. Давай сначала поужинаем.

– А ты уверен, что… – Дед посмотрел на Умника без выражения.

– Я же тебе говорю, я там был, уже был.

– Але, вы че тут стоите?

– Сволочь, не твое дело, – отмахнулся Дед. – Иди, куда шел.

– Опа! Это что еще тут за дверь? – Сволочь подошел к люку и ударил ногой.

– Она вроде бы как тут все время была? – Лысый обернулся к Умнику и хихикнул.

– Не знаю, как насчет «все время», – сказал Умник спокойно, – я тут недавно. Но когда я появился тут первый раз, я ее сразу заметил.

– Умный, что ли, тут самый? Ну заметил, и иди себе дальше? Нахрен она тебе сдалась?

– Ты, Сволочь, не удивляйся. – Лысый хлопнул того по плечу. – Он как пришел, тут такого уже начудил.

– Слышал, слышал, как же не слышать. – Сволочь раззявил рот в гоготе. – Мало ему в голову настучали, двери еще какие-то замечает. Ладно, сволочи, бегом хавать, пока еще что осталось.

– А что сегодня дают-то?

– Гы-гы-гы! А тебе-то какая разница? Что дают, то хавать и будем.