Текст книги "Химеры урочища Икс"

Автор книги: Валерий Кукушкин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 16 страниц)

Взялся мужик за ум, стал работать. А уж потом признался, как все это вышло. Дело, по его словам, было так. Пришли однажды к нему эти самые человечки – а ведь в деревне всякий знал, что они есть, – вот пришли они и говорят: "Несколько уже раз сажали мы здесь четыре липы, да никак не могут они вырасти – то с травой скосят, то скотина повредит; ты, – говорят, – посади вот эти деревца, мы их издалека привезли, да следи за ними, а мы тебе за это деньги дадим". Дали они ему денег и медного купоросу, чтоб за деревцами ухаживать, и объяснили, что у них здесь когда-то погибли четверо, и по обычаю за каждого необходимо посадить на месте гибели дерево – именно липу. А саженцы те они привезли то ли с Брянщины, то ли с Черниговщины – так вроде.

История эта, которую я слышал уже второй раз, была так же "невероятна", как и остальные. Я не брался судить, правда это или нет, но про себя отметил два момента: первый – оба раза Гусев рассказывал хоть и разными словами, но точно об одном и том же, и второй – спил упавшего на землю самого нижнего сука липы, сделанный нами в прошлом году, имел 58 годовых колец. Как сказали мне специалисты, возраст нижнего сука должен быть несколько меньше возраста ствола. Кроме того, сук этот, судя по всему, упал несколько лет тому назад, опершись ветвями на землю и продолжая оставаться связанным с самой липой, так что отдельные его ветви успели высохнуть, но другие еще имели листву в таком состоянии сук вряд ли мог наращивать годовые кольца. В итоге получалось, что липу действительно посадили в двадцатые годы. О возрасте этого сука я не говорил Гусеву ничего, так что он, ссылаясь на нэп, мог бы попасть впросак, если бы фантазировал. Но опять не попал.

Я знал также, что с этой липой была связана и еще одна история. Раньше недалеко от липы стоял дом знаменитого Гепеухи. Тот решил вырыть то ли картофельную яму, то ли подполье, то ли колодец. Стал копать – и нашел золотую монету в 3 рубля чеканки 1889 года. И в том же раскопе, на глубине примерно с метр от верха, видна была как бы ниша в сторону озера. В той нише лежал череп вроде человеческого, но не человеческий: зубы на челюстях расположены в виде буквы "П", черепная коробка узкая. Сам-то Гепеуха признавался потом, что в ГПУ семь лет работал могильщиком, хоронил расстрелянных – за каждое такое захоронение давали ему, да и другим, выпить. А копали-то часто по старым кладбищам, так что на черепа человеческие он насмотрелся. Нет, говорил Гепеуха, тот череп, что он в яме у липы вырыл, не человеческий был..

5

Клубы дыма валили из-под крыши избушки, из окон и изо всех щелей.

Ужинали мы на улице, сидя вокруг стола на скамье и ящиках для приборов, в надежде, что слабый ветерок сдует комариную напасть. Вероятно, отчасти идея оправдалась, так как многие комары, промахнувшись мимо жил, по которым струилась буйная кровь неутомимых исследователей, с отчаяния кончали жизнь самоубийством, бросаясь вниз головой в миски с супом.

Дверь избушки открылась, и оттуда с самодельной жаровней-дымовухой в руках вывалился Андрей Комаров. Тяжкий кашель сотрясал тело инженера, и в красных, воспаленных от дыма глазах тускло светился уголек надежды на успокоение от дневных трудов. Очумевшие от дыма комары, которых мы тщетно пытались выкурить из избушки, воспользовавшись случаем, тоже вылетали на улицу глотнуть свежего воздуха и возвращались к родным гнездам.

– Углей! – хрипло крикнул Андрей, размахивая дымовухой, как поп кадилом. Из костра в банку всыпали углей, сунув туда же пучок травы. Дым пошел гуще.

– Андрей, раскрой дверь пошире, пусть комары на улицу вылетают, – кричали одни, размахивая ложками.

– Андрей, закрой дверь, уже полная улица комаров! – кричали другие, вылавливая ложками комаров из супа.

Набрав в легкие воздуху, Андрей вновь скрылся в клубах дыма, захлопнув за собой дверь. Вскоре из-за нее раздался надрывный кашель, и что-то тяжко упало.

– Почил с комарами, – трагическим голосом произнес кто-то, трясясь от распиравшего смеха.

– Показал наконец-то свою комариную натуру, – добавил Семенов, намекая на фамилию Андрея, и компания слегла, будучи не в силах отбиваться от комаров.

Шутки шутками, но после предыдущей ночи комариных кошмаров и стрельбы ракетами по "кратеру" нужно было выспаться, тем более что предстояло вновь встать в час ночи для фотографирования "кратера", а затем подняться рано утром для отбора проб воздуха. Чертыхаясь и кашляя, мы ощупью устроились на ночлег. По распоряжению эпидемиолога загаженное мышами сено с кроватей мы сожгли, и спать теперь приходилось на голых досках. Какое-то время мы блаженствовали, наслаждаясь продуктами неполного сгорания и тишиной. Затем в воздухе раздался противный заунывный писк.

– А-а, гады! – рявкнул кто-то, нанося сокрушительный удар, но, кажется, мимо цели. Ответный удар был не менее сокрушительным. Ночь проходила в тяжелой борьбе за выживание. Я то задыхался под плащом, то осторожно, как подводная лодка – перископ, высовывал из-под него нос. Наконец, не выдержав, встал и, нащупав рюкзак, вывалил содержимое на пол. Забравшись ногами в рюкзак и кое-как запаковавшись, я уже стал проваливаться в сон, ощущая этот процесс почему-то грубо-физически, но вовремя спохватился, так как доски на кровати разошлись и я уже почти провалился между ними.

– ...Тридцать шесть децибел... – говорил кто-то, склоняясь при свете свечи над стоявшим на столе прибором. – Господи, да ведь это же предельно допустимый уровень шума в квартире ночного города...

– В чем дело? – спросил я, думая, что речь идет об очередном фокусе осарков.

– Проклятые твари пищат с силой тридцать шесть децибел, – проговорил Андрей.

– Сколько сейчас времени?

– Два часа ночи... К костру, что ль, пойти...

Лежа по стойке смирно, я вновь стал проваливаться.

– Медведь! Вон медведь идет, – говорили ребята, стоя на крыльце; сквозь открытую дверь был виден рассвет. – Хочешь медведя посмотреть?

Пробубнив под плащом что-то не совсем учтивое и убедившись в прочности досок, я вновь приступил к процессу проваливания. Было четыре часа утра...

6

– Ведь он же видел нас, но даже головы не повернул. Идет себе, как на прогулке... Под нижней челюстью – вроде бороды, да еще губу распустил. Рассказывающий стал "распускать губу", пытаясь изобразить медвежью морду. Глянув на его распухшую от комариных укусов физиономию, я достаточно ясно представил себе медведя...

– Я с пяти утра сижу у костра, – жаловался Гусев. – Заели проклятые – сил нет.

– Мы пошли на осарки закачивать воздух...

– Ребята, быстренько – чай, скоро придет машина...

– Так что, если этим летом начнете копать, то лучше начать с той кучи...

– Хорошо, Александр Петрович...

Мы двинулись на осарки.

– Странный старикан, – сказал Семенов, идя по тропинке. – Теорий очень уж много...

Да, с этим следовало согласиться. То ли успев за зиму "подбить теорию" под известные ему истории, то ли увидав множество приборов и испугавшись, что те все покажут "по нулям", Гусев изменил поведение, чем поставил себя и меня в неловкое положение: теперь, пересказав какую-нибудь историю, он пытался дать и объяснение ей в "научном" духе – это никуда не годилось! Хотя, вероятно, он искренне старался нам помочь.

– Теория теориями, но откуда здесь берутся поля, мне непонятно, – сказал Андрей.

– Поля, ртуть. Вы вот знаете, какая ситуация сложилась в Ярославле вокруг, скажем, нефтеперерабатывающего завода? – спросил Семенов. – Там один цех выпускает в атмосферу одно, другой – другое, и так далее. Специалисты точно знают, какой должна быть ПДК каждого вещества в воздухе. Нужно проверить чистоту атмосферного воздуха в районе НПЗ? Пожалуйста! Приезжаем, измеряем все в порядке каждое вещество в норме. Я вот уж сколько лет пытаюсь людям вбить в головы, что по отдельным веществам – да, все в норме, но человек-то вдыхает в себя все, что в воздухе есть. Понимаете, все! Весь этот бульон. И в результате-то получается, что дышим мы, простите, гадостью. А потом удивляемся, откуда берутся болезни. Вот мы здесь много чего намерили – и почти все в норме. А теперь представьте здесь чуть больше ртути, чуть завышена концентрация окиси углерода, раз кругом болота – чуть больше метана, может, и тот же циан есть, пусть в мизерных количествах, да еще ко всему этому – неизвестно откуда берущиеся поля, а в сумме-то что может получиться? Все эти "чуть-чуть" и здесь могли привести к болезням, а в результате – нет деревни.

Мы открыли скважину, опустили в нее шланг и стали закачивать в камеры воздух.

– А по полям, Андрей здесь вот что может быть – я решил высказать давно не дававшую мне покоя догадку – Сейчас хоть и рано гадать об истинных причинах – данные только лишь копятся, но, тем не менее. Место ведь это нехорошее. И сделали его таким люди, нагрузив землю чудовищной массой воды. То, что в самом водохранилище два с половиной миллиарда тонн воды – это не все: во много раз больше ее скопилось в виде грунтовых вод. Вся эта масса давит на нижележащие слои литосферы. А ведь известно, что при определенном составе этих слоев может возникнуть пьезоэлектрический эффект. Водохранилище "дышит", оно опорожняется и заполняется, оно постоянно тревожит землю. Поэтому, я думаю, на территории нескольких областей атмосфера может прорабатываться и стекающим из недр земли излучением.

– Да, излучение идет, судя по всему, снизу, я много размышлял над этим, сказал Андрей – Но получается, что нам теперь трудно разобраться, является ли эта радиоаномалия нынешней рукотворной или же она – "допотопная"? Как выйти на аномалии столетней давности? Водохранилище путает нам карты.

– Да. И причем оно может делать это очень утонченными способами. Помните, я рассказывал вам, как в прошлом году дважды подкинуло избушку? – Мои собеседники закивали – Так вот, гидрогеолог Малышев, работавший здесь в прошлом сезоне, считает, что водохранилище к этому могло иметь отношение. Он рассуждает так: уровень вод после затопления поднялся, местность усиленно заболачивается, из-за резкого роста уровня грунтовых вод в реакцию разложения сразу вступило большое количество органики, что привело к образованию больших объемов болотного газа, поскольку болота – вновь образованные, система сброса газа здесь еще не установилась, можно допустить, что на глубине, задавленный пластами органики, он скапливается под небольшим давлением, но в значительных количествах. Когда, наконец, все это, расширяясь, поднимается кверху, сотрясение воды и почвы может быть достаточно сильным.

– Вполне может быть, – заметил Сергей Семенов. – Не исключено, что именно такие прорывы газа, выносившие наверх и пласты органики, и принимали за всплывающий "корабль".

– Возможно. Но водохранилище – только одна из причин, затрудняющих разгадку всей этой истории и выход на "допотопные" аномалии.

– А что за причины здесь могут быть еще, если, конечно, не считать "чертовщины"? – спросил Андрей.

– Сама эта "чертовщина". Давайте все-таки допустим, что она здесь присутствует.

– То есть?

– То есть допустим, что данное место чем-то отличается от других. И попытаемся рассуждать по методу аналогий. В этом отношении ситуация полностью напоминает ту, что сложилась в физике при изучении элементарных частиц и ничтожных взаимодействий между ними. При наблюдении, как известно, от наблюдаемого объекта отбирается энергия, необходимая для его наблюдения. Образно говоря, получение новой информации приводит к охлаждению мира. Так вот, ученые имели более-менее верные представления о веществе лишь пока работали с крупными объектами. Но как только они приступили к изучению объектов, собственная энергия которых сопоставима с энергией, необходимой для их наблюдения, понять наблюдаемое в полной мере стало невозможно: оно изменялось сразу же, как только на него бросали взгляд. Истинная Вселенная существует только у нас за спиной и лишь тогда, когда мы не думаем о ней. Но какая она?

Когда принялись за изучение аномальных явлений, то и за рубежом и у нас быстро поняли, что это не тот материал, с каким мы имели дело раньше. Человек влиял на аномальное явление, а оно – на человека. Можно ли, находясь в такой ситуации приблизиться к пониманию сути АЯ? Представьте, что вы хотите изучить под микроскопом новый микроб, который, в свою очередь был бы не прочь изучить вас, вы крутите его и так, и этак, но он демонстрирует вам либо те качества, которые сам хочет показать либо те, которые вы хотите увидеть. Как изучить такой микроб?

Вот теперь мы находимся в аномальной зоне. Поля, ртуть давление на земную кору и прочее. Зона напряжена. Она – как заряженный конденсатор, в котором продолжает копиться энергия. Рано или поздно наступит "пробой" – произойдет какое-то сильное явление. Судя по всему, такие "пробои" здесь случаются, но их после того, как последние жители покинули деревню, некому наблюдать люди здесь бывают один месяц в году, да и то без приборов, и смотрят они преимущественно в землю.

Но вот появляются аномальщики. С приборами, фотовспышками, ракетами, магнием и термитом. Эти знают, куда смотреть и что нужно сделать, чтобы "расшатать" зону, вызвать "пробой". Мало того – они затаскивают сюда и людей с "аномальными" способностями. Я ведь вам рассказывал об Игоре Мельникове. Так вот, когда я в прошлом году возвратился в Ярославль, Татьяна Кузнецова высказала мысль, что домик подкидывал вверх именно Мельников. Не руками, конечно. Я проштудировал работы по полтергейсту Комитета по проблемам энергоинформационного обмена в природе и, действительно, нашел указания на то, что подобные явления могут быть вызваны к жизни людьми-экстрасенсами, причем преимущественно именно в полночь, и именно в момент засыпания, – так говорит статистика. Бог мой, какие силы он вызвал! Но ведь сам-то Мельников ни о чем таком не подозревал! Испугался и изумлялся вместе с нами. А мы, не знай этого, начали бы подсчитывать аномальные явления, "навешивая" на зону то, чем, собственно, она и не обладает. И мы бы ходили за АЯ, а те – за нами.

Мы рассмеялись.

– Поэтому совершенно справедливо считается, что в такие места нельзя ходить с агрессивными намерениями, со злыми умыслами, со страшными ожиданиями – это может сбыться. Но сюда нельзя идти и с огульным отрицанием всего неизвестного, с цинизмом, пошлостью, сальными анекдотами – зона уйдет в себя, спрячется в раковину. Изучать это можно только с чистым сердцем и добрыми помыслами.

– Как в "Пикнике на обочине"... Зона...

– ...и Золотой шар...

7

– Так я и знал! – Семенов с отчаянием махнул рукой – Нет, надо было с утра идти и никого не ждать!

Машины не было.

Мы опаздывали. Воздух в камерах, отобранный нами для лабораторного анализа, старился. Теперь пресловутые восемь километров нам нужно было промчаться на своих двоих вместе со всеми этими ящиками. Боже мой! Да как же это?! Быстрей! Хроматограф в лаборатории СЭС ждет нас.

О-ля-ля. Веселей, ребята! Ручная тележка с рюкзачищем и громоздким ящиком то и дело кувыркается на засохшей глине развороченной дороги.

Одиннадцать метров колен для бура, оставленных в прошлом году, украдены с чердака избушки. Кем? Черт его знает! Но железо теперь придется тащить обратно.

Я пру рюкзак, и на шее у меня висит прибор АГП-01 весом в восемнадцать килограммов, в руках – связка железяк и штанга датчика. Остальные загружены не меньше. Держись, Александр.

Петрович! Пот – градом. Комар-ры и слепни! Ходу! Эх, ноженьки мои, ноженьки...

Што ты исхилился, милай! Эк тебя скособочило... А ты воспрянь! Встрепенись, закуси удила. Да этак рылом по-над дорогой... Пошел-пошел!..

* * *

Чудо! Здесь не было комаров! Устроившись на сиденьях в транспорте и рассовав по углам приборы, мы все уснули.

Химеры выходят на связь

Он прошел мимо ковша, суеверно поднимая ноги повыше и следя, чтобы не наступить на черные кляксы, а потом, увязая в рыхлом грунте, потащился наискосок через весь карьер к пляшущему и подмигивающему шару. А. и Б. Стругацкие. "Пикник на обочине".

1

Заключение облСЭС было готово уже к 18 июня.

В "Выводах", в частности, говорилось: "1. Показатели содержания ртути в грунтовом воздухе в скважинах на объекте "Осарки" не превышают показателей в контрольной скважине... Вместе с тем, в ряде случаев эти концентрации превышают величину, рекомендуемую как фон для почвенного воздуха. (...) 3. Максимальное значение, полученное при исследовании воздуха на поверхности... выше максимально зарегистрированного содержания ртути в воздухе г.Ярославля... Учитывая, что данные показатели меньше начальных показателей прибора... их следует расценивать как ориентировочные. (...) 4. ...Опыт измерений ЭМП прибором НФМ-1 не позволяет определить природу полей, действовавших на него в данном эксперименте. В практике подобного не встречалось. (...) 5. Качество воздуха, отличное от контрольной скважины, отмечается в пробах из скважин... ямы № 1 (по окиси углерода) и в скважине на дне... ямы № 7 (по окиси углерода и предельным углеводородам С1 – С10). (...) 6. Проведенные замеры и исследования не выявили факторов, величина и интенсивность которых могла бы отрицательно сказаться на состоянии здоровья людей..."

Итак, в момент измерений обстановка на осарках, несмотря на некоторую ее необычность, в целом признавалась не опасной. Конечно, мы не могли знать, какой эта обстановка бывает там в другие моменты. Тем не менее работать, соблюдая правила осторожности, там было можно и без защитных средств.

Но к раскопкам, несмотря на наличие разрешений, приступать все еще было нельзя: мы не считали возможным нарушить рельеф осарков, предварительно его не зарегистрировав. Требовался последний подготовительный шаг тахеометрическая съемка территории осарков и урочища.

Экспедиция планировалась краткой и потому – легкой. Задачи были очень узкие: проведение тахеометрической съемки, начало съемок фильма, наблюдения за ЭМП и компасами, а также ночное фотографирование.

Андрей Комаров, побывав в зоне, прикипел к ней душой и согласился ехать сразу же. Виктор Малышев взялся обучить нас с Андреем работе на теодолите. Пока мы "стреляли" по "объектам" во дворе дома, все вроде было понятно. Сомнения имелись лишь насчет сноровки; по этой причине первейшей задачей было – завлечь в экспедицию Малышева, на что тот, несмотря на занятость, в конце концов согласился. Четвертым был Сергей Смирнов – его не требовалось агитировать. И, наконец, фотограф Александр Иванов и оператор Михаил Тропин, оба из киностудии "Чайка", ехали для съемки фильма. Была отослана также телеграмма Гусеву.

Поздним вечером 4 июля, засунув в рюкзак, кроме всего прочего, модели и документы, необходимые для съемки фильма, за неимением места навесив сапоги на рюкзак, связав вместе геодезическую рейку и незаменимый щуп и упаковав треногу теодолита, я понял, что легкой экспедиции не получится.

Утром, 5-го, вид остальной прибывшей к отправлению братии был не лучше. Но к тому времени этим вещам мы уже перестали удивляться. Теоретический интерес (без желания испытать все это на практике) для меня представлял лишь вопрос, как бы все это выглядело в случае "тяжелой" экспедиции...

2

Гусева мы встретили на вокзале. Оказалось – по чистой случайности. О начале экспедиции он не знал ничего, так как телеграмма была послана на адрес его матери, к которой он сейчас только еще ехал. Так что несколько часов нам предстояло пробыть вместе. Это было хорошим совпадением, и я тотчас же предложил Гусеву и Тропину начать съемки – что терять время! Однако... для преодоления скромности Александра Петровича емкости аккумуляторов "НИасЫ" едва ли хватило бы.

С этой чертой Гусева – скромностью и робостью перед техникой – приходилось считаться. Впервые я столкнулся с ней, предложив ему прошлым летом лететь в экспедицию на вертолете. Очень тактично и как-то незаметно он снял этот вопрос. Затем я попытался заинтересовать его возможностью побывать на научной конференции по проблеме АЯ, обсудить некоторые моменты нашей работы с видными учеными, но чувствовалось, что Гусева устраивают уже установившиеся формы общения, а к какой-либо известности он не стремился. Очень осторожно я предложил ему повторить свои рассказы под гипнозом. Как известно, подтверждение показаний свидетеля о событиях прошлого, полученное при введении его в гипнотическое состояние – так называемый регрессивный гипноз, – является важным аргументом в пользу правдивости говорящего. Но и это лежало слишком далеко от того, что Александр Петрович считал для себя возможным. Теперь же чувствовалось, что стеклянный глаз телекамеры был бы для него пыткой, возможно, большей, чем взгляд гипнотизера... Такой оборот дела мог быть губительным не только для задуманного фильма, но и для части работы, ведь рано или поздно кто-нибудь мог сказать: "'А почему это он не решается говорить под гипнозом?" Мы чаще стремимся предъявить претензии окружающим, чем понять их. Нельзя осуждать человека за то, что он предпочитает не летать по воздуху – это действительно опасно. Можно ли осудить человека за нежелание подвергнуться воздействию гипноза, если это не вполне безвредно для здоровья?

В дороге мы в течение полутора часов беседовали с Александром Петровичем, я записал некоторые его рассказы. Чувствовалось, что отправиться вместе с нами ему очень хотелось, но... Мы высадились, а Гусев, пожелав нам удачи, продолжил свой путь дальше.

3

Оказалось, что и по объему работ экспедиция под разряд "легкой" не подходила. Честно говоря, я засомневался, что тахеометрическую съемку мы успеем сделать полностью.

Малышев начал работать 6-го рано утром. С утра с проклятой рейкой таскались Андрей и Сергей. Рельеф был привязан по урезу воды в озере, а к вечеру – и к обнаруженному на поле реперному знаку. После обеда рейка досталась мне...

Комары зверствовали. Даже надев маскхалат, я не мог скрыться от них, и лишь спущенная на лицо зеленая сетка представляла кое-какую защиту.

Облепленный комарами Виктор тщательно "целится"... "Азимут... удаление... высота..." Облепленный комарами Андрей записывает цифры. "Азимут... удаление... высота..." Облепленное комарами существо в зеленом балахоне пытается держать рейку вертикально. "Азимут..." Рейка прислонена ко лбу, и существо, как пугало на огороде, машет просторными рукавами. "Удаление..." Существо хватает рейку верхними конечностями и, стоя на одной ноге, трет ее другой... "Высота... Рейка, кажется, наклонилась", – тактичный Малышев не говорит, что рейка наклонилась изрядно. "Так, туда, пожалуйста. – Я послушно лезу в крапиву. – Азимут... удаление..." Пытка... пытка! Андрей обмахивается листом с записями. Зеленое существо с треском ломится через малинник и рубит палкой крапиву. "Азимут..." Тысяча чертей! Комары пробрались под сетку, да и жарко, мать их растак-то... Что? Куда перейти? Не слышу... В ход идут переговорные устройства. Теперь вместе с длинной рейкой и короткой (для измерения диаметра ям) я таскаю и такое устройство, которое постоянно кувыркается антенной вниз и спутывает меня проводом микрофона. "Азимут, удаление, высота..." Бог мой, когда это кончится?.. Малышев неутомим. Это красиво, когда работают профессионалы.

Снова лезу на осарки. Омерзевшие комары усиливают атаки.

"Азимут.." Чем бы вас прибить? "...Удаление..." Как хорошо я жил без вас... "...Высота..." Уж проживу ли теперь? Или взять с собой одного комара в Ярославль? Что, перейти? Туда? Могу и туда... Одного взять или пару? Опять "азимут"? А потом будет "удаление". А за ним – "высота". Во сне будем видеть! Обойти с рейкой вокруг осарков? Могу. И вновь прусь по крапиве, а вдогонку летят "азимуты" и туча комаров.

Что? Что-о-о? Кончили?! Не может быть! Семь вечера. Одна программа сделана.

Да и другая идет нормально. Ни Тропин, ни Иванов лент не жалеют. С утра я протащил их по всем интересным местам, провез на лодке по озеру. Александр сполоснулся в заливчике, омолодился значит. Вновь лезем в царство комаров и продолжаем съемки на осарках.

Я даю интервью со дна заваленной хламом картофельной ямы и моей жестикуляции может позавидовать даже житель Южной Италии. Сколько экспрессии! Какая непосредственность чувств! Вечером одену маскхалат и тайно ото всех поползу омолаживаться. Слова льются рекой, они переполняют меня, чертову яму и так и готовы выплеснуться, выплеснуться. Бедный Михаил! Он прилип к своей камере, а комары к нему, а Александр, моложаво улыбаясь, взирает на всех нас.

Хоп! Камера остановилась, и я не успел договорить. Почему у Тропина озабоченное лицо?

– Что, сломалась камера?

– Кажется, да. Японская техника.

Только этого и не хватало! Электроника, говорят, в аномальных зонах отказывает, причем так, что отремонтировать ее часто не удается – ребят я предупредил об этом сразу. Но они все-таки решили снимать. Дороговато нам обойдется этот фильм.

– Миша, скорей уходим отсюда.

– Ничего не понимаю – Михаил был и расстроен, и ошарашен. – Представляешь, в тот момент, когда эти изверги допекли меня окончательно и я ждал удобный момент, чтобы закончить съемку, ты как раз стал очень хорошо "закругляться". И только я подумал, что камеру пора останавливать, как она ОСТАНОВИЛАСЬ САМА.

Мы подошли к избушке. Михаил дал на камеру напряжение и перевел на нас недоуменный взор.

– Камера полностью исправна. – Он что-то переключал и гонял аппарат на разных режимах: все было нормально.

Позднее на осарках это повторялось не раз: телекамеры отключались, на несколько секунд опережая действия оператора, "не желали" включаться или наоборот, не выключались.

4

Лучи фонарей скользили по тропинке, изредка ощупывая пространство вокруг шедшей в ночи группы.

– Э-э, у меня такие фокусы здесь постоянно бывают в избушке: проверяешь вспышку – все нормально. Идешь на осарки – и начинается. То одно, то другое. Возвращаешься в домик, снова все проверяешь – норма! Вот и сейчас – тьфу, тьфу, тьфу! – не накаркать бы. – Сергей поплевал через левое плечо.

– Камера – ладно, работает сейчас нормально, но получилось ли что на самой-то ленте? – сказал Михаил – Сейчас мы это пока проверить не можем, но запись на ленту производится теми же самыми полями, что здесь лезут из-под земли.

– Да я думаю, ничего страшного: мы в прошлый раз завезли сюда уйму приборов, устроенных тоньше, чем телекамера, но случаев порчи или отказа не было. Запись, мне кажется, пострадать тоже не должна – Андрей привел свои доводы Хотя, конечно, чем черт не шутит (как оказалось впоследствии видеозапись не пострадала).

Мы можем сказать, что на момент измерений напряженность поля здесь была не более четырех вольт на метр, но как знать, какова она бывает здесь вообще. На какой частоте идет излучение? Могло ведь получиться и так, что и люди и телекамера попали сегодня скажем, под десять вольт... – проговорил Виктор.

– Здесь нужно мерить и мерить, и чем больше, тем лучше, – сказал Андрей. Если бы здесь была электросеть, мы могли бы подсоединить к приборам самописцы и записывать характеристики излучений сутками.

– Как бы там ни было, – рассудительно заметил Сергей, – но здесь та техника лучше, что попроще, в этом мы на практике убедились. А потому, я думаю, фотовспышки – хорошо, но активировать "кратер" лучше всего магнием или термитом. Подойдет и простая русская бомба.

– Ну вот, договорились, – вставил наконец-то Александр. – Это называется "идти на ночное фотографирование с чистыми помыслами". Кстати, а зачем вообще этот "кратер" активировать?

Я раскрыл в темноте рот, но, едва не подавившись сонным комаром, вновь затворил его.

– Вот с ответа на этот вопрос мы и начнем съемки, – сказал Михаил.

Мы стояли перед "кратером", в котором вспыхивали светлячки. При свете фонарей ребята устанавливали треноги и аппаратуру – места были выбраны заранее. Я приготовился засекать время и записывать.

– Начали! – Михаил включил свою камеру, нацеленную на меня.

– Мы находимся в очень необычном и интересном месте, – своеобразном природном приемнике, тонко реагирующем на внешние воздействия. Механизм данного явления нам пока еще не понятен. Чтобы разобраться в этом, мы должны много раз пронаблюдать за работой этого "приемника", измерив изменения в окружающей среде. Но как это сделать? Можно надеяться на случайную удачу, но это отнимет много времени.

Во всем мире имеется большое количество так называемых аномальных зон, к числу которых, вероятно, относится и эта. Аномальщиками разработаны способы, с помощью которых активность таких зон провоцируется и регистрируется. Наиболее простой способ регистрации активности зоны – фотографирование. Мы сейчас тоже в отмеченных на карте местах установили два фотоаппарата: таким способом нам, в случае удачи, можно будет точно привязать энергоактивную точку к поверхности. Такие точки, а также то, что из них выделяется, иногда бывает видно и глазом. Фотоаппарат же зачастую видит лучше, чем глаз, он позволяет четче проследить явление в динамике, не говоря уже о том, что фотография – это документ.

Аномальные зоны часто сбрасывают скопившуюся в них энергию или принимают ее из внешней среды спонтанно – это своеобразный пробой. Но исследователям в таком случае долго пришлось бы дежурить в ожидании "пробоя" зоны. Чаще всего в таких случаях зоне "помогают", провоцируя ее к сбросу энергии. Обычно с этой целью в зону "накачивается" дополнительная энергия фотовспышек, но так как электрические системы в таких местах часто выходят из строя, мы предпочитаем использовать энергию термита или горящего магния. Сейчас в паре с фотоаппаратами будет работать и прибор НФМ для измерения напряженности электромагнитного поля с зондами "Е" и "Н", реагирующими на электрическую и магнитную составляющие поля. В настоящий момент показания прибора равны нулю.

Итак, приступаем к эксперименту. – Я посмотрел на часы. – Все готовы? Объективы – открыть. Время – 0 часов 2 минуты, 6 июля. На приборе – зонд "Н". Термит – в кратер!

Сергей с силой высек зеленое пламя и швырнул шашку на дно ямы. Свет стал красным, а затем медленно и с шумом усилился, раскалясь до белого. Стеклянный глаз телекамеры впился в освещенный изнутри "кратер".

– Толчок стрелки влево! – Андрей опустил прибор к угасающему свету. Луч фонарика высветил шкалу. Камера, повернув черную голову, как живая, вытягивала свой глаз.

– Еще один толчок!..

Конвульсивно дергаясь, как ожившие трупы, химеры выбирались из ям...

5

Тьфу-тьфу-тьфу! – все шло хорошо. Такого продуктивного сезона у нас еще не было. Результаты копились – на полке стояли уже четыре папки с материалами. Данные были разные: заключения, карты, фотографии, результаты измерений и анализов. В зоне были отмечены непонятные пока для нас неполадки и поломки аппаратуры, странные ощущения, были и новые наблюдения – старикан "кратер" откликался выбросами электромагнитного поля даже на постукивание топориком по дереву.