Текст книги "Только вперед! (СИ)"

Автор книги: Валерий Гуров

Соавторы: Денис Старый
сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 15 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

Аннушка растерялась. И не столько от прозвучавшего вопроса, сколько от всей обстановки, сложившейся по прибытии императрицы. Конечно же, Анна Леопольдовна верила, что Александр Лукич грудью встанет за неё. Что сразит всех врагов, как это делает сейчас в Крыму. Но зачем об этом говорить сейчас, когда хочется спать и есть?

– Господин Норов не оставит меня, – подобравшись, с уверенностью отвечала Анна Леопольдовна.

При упоминании имени своего возлюбленного великая княжна волшебным образом наполнилась уверенностью и теперь уже не выглядела боязливым, затравленным мышонком.

– Вижу! Чай, ещё не ослепла. Любишь его. Тому и быть! – императрица выпрямилась и вновь излучала величие. – За ради тебя ещё возвышу Норова. Ты же повинна ему сказать, что будет он в чинах, пока твоим охранителем останется. Твоим и герцога! Клянись на том, что Бирона во всём слушать и почитать станешь!

– Клянусь, ваше Императорское Величество! – не сразу ответила Анна Леопольдовна.

Императрица вмиг повеселела, будто бы только что завершила огромную работу и крайне удовлетворена результатом. Как может быть доволен корабел, который больше года строил лучший в мире линейный корабль и теперь наблюдал, как его детище рассекает волны под полными парусами.

– Вот и ладно… пойду я, постреляю, да прилягу! – сказала государыня усталым тоном.

* * *

Бахчисарай

10 июля 1735 года

Исмаил-бей сидел во главе большого стола и не менее, чем на голову, возвышался над всеми теми татарскими беями, которые собрались на меджлис. Недвусмысленно Исмаил показывал, кто должен быть первым среди равных. Хотя у него были амбиции стать еще более значимым человеком в Крыму.

Единственный, кто мог чувствовать себя таким же, если не большим, хозяином положения, был русский фельдмаршал Пётр Петрович Ласси. Он сидел в шикарном европейском кресле, в углу. Русский военачальник был словно декор, элемент мебели: сидел и, казалось, не проявлял никаких эмоций.

Однако, если пойдёт что-нибудь не так, если хоть какие-то договорённости, которые ранее были согласованы с Исмаилом-беем, будут нарушены, то «мебели» достаточно будет дать знак рукой – и русские гренадёры быстро наведут порядок на собрании татарских беев.

Рядом с русским фельдмаршалом находились сразу два переводчика, от чего он прекрасно знал, о чём идёт речь на собрании.

– Исмаил-бей, а ты понимаешь, что это конец ханству? Под русскими у нас будущего не будет, – высказывался Аслан-бей.

Этот уважаемый многими бей и раньше был в числе недругов Исмаила. И это несмотря на то, что Аслан во многом разделял позицию своего визави. Скорее, это было противостояние за лидерство в стане противников власти Гереев. Только еще и религиозные разногласия были. Оба были мусульмане, но относились к неверным по-разному. Аслан – только лишь, как к рабам.

Те беи, которые ранее являлись опорой для хана, по большей части уничтожены. Одни погибли во время сражений с русскими армиями. Других нашли и убили люди Исмаил-бея. И только небольшая горстка бывшей крымско-татарской аристократии начала вести партизанскую войну. Потому присутствовали одни из самых знатных людей ханства. И от них, действительно, что-то зависело.

– Не ты ли, достопочтенный Аслан, строил козни против хана Каплана Герая? – задал вопрос своему оппоненту Исмаил-бей. – Предлагал убить его.

– Так и было, достопочтенный Исмаил, но в своих планах я никогда не опирался на русских. Я даже не якшался с другими гяурами. Это у тебя что ни друг, так грек или армянин. В моём окружении только правоверные, – встав со своего места, грозно и решительно посмотрев на Исмаил-бея, говорил Аслан-бей. – Не бывать, чтобы мою землю топтали гяуры, чтобы они были господами. Мой род не подчинится власти рабов.

Аслан-бей входил в кураж. Он украдкой посмотрел на русского фельдмаршала, ожидая, что тот уже махнёт рукой – и крикуна тут же повяжут. Однако Пётр Петрович Ласси с интересом, будто бы в театре, взирал на всё происходящее. Игра актеров пока ему нравилась.

И нет, это не была слабость – ни русского фельдмаршала, ни Исмаил-бея, ни его оппонента Аслан-бея. Ласси понимал, что часть присутствующих здесь глав татарских родов прибыли на меджлис не для того, чтобы принять какое-то решение, а, чтобы сохранить пока свои жизни, найти соратников, чтобы продолжать борьбу против России.

И вот таких людей необходимо было срочно выявить. Сколько угодно могут беи разговаривать о своём будущем и крымских земель. Но всё уже решено. И от меджлиса необходимо лишь одно – заявление, что Крымское ханство добровольно входит в состав Российской империи.

– Лучше спасти хоть что-то и попросить у русской государыни сохранить меджлис и автономию Крыма, чем лишиться всего и сразу. Кто встанет на защиту наших детей, наших сёл? Где славные воины? Нет их. И в этом поколении не будет. Не будет и кому учить новых воинов, – Исмаил-бей уже почти кричал, явно провоцируя своего оппонента на резкие высказывания в сторону России.

– Мы можем быть дружны с русскими. Но жить по своим правилам и законам, самостоятельно управлять своей землёй, – прокричал Аслан-бей.

Ещё двое беев поднялись со своих мест, явно выражая исключительную поддержку своему лидеру. И лидер этот – никак не Исмаил.

Дед русского гвардейского офицера, Исмаил-бей, заставлял себя не смотреть в сторону русского фельдмаршала. Но именно сейчас был тот момент, когда всех потенциально бунташных беев нужно было схватить. И было видно, что Пётр Петрович Ласси уже проявлял острый интерес к происходящему.

– Я призываю всех обратиться к русской императрице, чтобы она заключила с нами, как с представителями Крымского ханства, мирный договор, – говорил Аслан-бей, буравя взглядом русского фельдмаршала. – Мы готовы на территориальные уступки, готовы признать часть Дикого Поля русским. Но в Крыму управляться будем так, как сами того пожелаем. Я считаю, что этот договор и так станет подарком для России. И все… пусть русские уходят!

И тут волевая рука русского фельдмаршала резко указала в сторону Аслан-бея. Сразу два десятка русских гренадёр рванули к взорвавшемуся бею.

Аслан и ещё двое его соратников обнажили кинжалы. Они не были готовы склониться перед Россией. Они считали, что Османская империя всё равно не оставит Крым без поддержки, и что можно будет лавировать между Россией и Портой, и тем самым заполучить такой суверенитет, о котором раньше стоило только мечтать.

Увы, но для этих людей мечты далеко не всегда воплощаются в жизнь.

– Бах! Бах! – прежде, чем русские гренадёры добрались до Аслан-бея и его соратников, люди Исмаил-бея стали расстреливать и резать своих оппонентов.

Через минуту в тронном зале ханского дворца Бахчисарая установилась мёртвая тишина. Старик Исмаил-бей сущим зверем смотрел на тех представителей татарской знати, в которых оставался не уверен, но которым хватило ума промолчать и не встать на сторону Аслана.

– Через покорность мы сможем добиться того, чтобы наши мечети не разрушались. Через соглашательство мы сможем добиться, чтобы наш народ не превратили в рабов. Но это всё будет, как и мясо на наших столах, если мы станем оплотом для России, докажем, что мы полезны, – грозно глядя на всех, говорил Исмаил-бей.

А в это время русский фельдмаршал уже дал приказ гренадёрам, чтобы те опять стали «предметом мебели» и не вмешивались в происходящее. Впрочем, своим присутствием на меджлисе командующий второй русской армией более, чем конкретно вмешивался в события.

А ещё через час подписали воззвание к русской императрице о желании крымско-татарского народа войти в состав империи, стать верноподданными русской короны. Крым уже скоро, как только решит русская государыня, станет частью Российской империи. Осталось только Миниху продержаться у Перекопа.

Глава 9

Нормальный человек должен жить один… На расстоянии и родственники хорошие, и жена хорошая и муж. Но если вместе в одну квартиру – дурдом.

Владимир Вольфович Жириновский

Дикое Поле

19 июля 1735 года

Турки не уходили. Мы, видимо, перестарались – теперь у них, просто, некому принимать решение. Ну, а пока информация о бедственном положении османской армии дойдет до Стамбула, пока там придумают, что делать… Времени пройти может изрядно: и месяц, и даже больше.

И да, время играло на нас. Эпидемиологическая ситуация в османском войске была катастрофичной. Приходили сведения и о том, что у них и чума и оспа, и кишечные заболевания. Господствовали антисанитария, недостаток провианта и фуража. Впрочем, фуража нужно все меньше, так как османы начали резать лошадей.

Поступали сведения и о массовом дезертирстве из турецкой армии. Бежали, прежде всего, племенные отряды. Те же татары Буждацкой Орды покинули османов. Под каким-то предлогом, но все же. Между тем, рано подкидывать шапки вверх и кричать о победе. Но все идет именно к этому.

Мне же вряд ли придется выпить на позициях русской Первой армии за победу в продолжительном «Перекопском сражении», или «стоянии».

– Да! Стояние! – сказал я вслух.

– Простите, господин секунд-майор, не понял! – сказал приставленный ко мне для согласования действий майор.

– Нет, ничего… Продолжайте! – сказал я, улыбнувшись.

Признаться, я уже и сам утомился от совещаний, советов. Мыслями я прогрессорствовал. Изобретал новое оружие, запускал массовое производство нарезных винтовок и конусных пуль к ним. Как там пушка с конусной каморой, та, что в иной реальности называлась «Единорог» и стала залогом превосходства русской артиллерии во многих конфликтов?

Чертежи орудия были переданы Нартову. Завод должен строится… Конечно, и здесь я не прохлаждаюсь. Но хочется… Да, нужно себе признаться, что и я могу уставать и хочу в Петербург к жене, к Анне, да и Елизавета в нынешнем моем состоянии явно бы пригодилась.

– Когда вы высадитесь на острове после первой ночи движения, со всех крепостных стен и по всей линии, мы начнем бить артиллерией. После пехотные полки станут выходить и выстраиваться в линии. Тем самым мы отвлечем неприятеля и… – продолжал говорить майор.

В целом и, в общем, он лишь резюмировал все то, о чем шла речь уже который день. Без помощи всей армии, которая должна отвлечь внимание противника, выбраться из ловушки моему полку будет сложно. И так, чтобы вырваться, да еще и со всем имуществом… Это вновь из разряда авантюр.

Легко сказать: иди, дескать, Норов прочь, да хоть и в Санкт-Петербург! А как это сделать? Нет, чтобы пройти даже с боем моему полку сил хватит. Вот оно – моему полку! Я, признаться, не совсем понимаю, что происходит. Тот полк стрелков, который приказал мне создать командующий, я забираю с собой. Правда, старейшина Алкалин отправляется домой.

И вот с полноценным полком мы бы пробились через турок. Но к ним сейчас подбираться опасно. Нет, не потому что могут навязать бой и разгромить нас. Там столько болезней, что нам не стоит контактировать ни с какими-либо турками. Более того, мы даже не перестали брать языков, чтобы не принести болезни.

Ну я был бы не я, если бы не придумал, как нам пробиться. Две недели мы готовились к выходу. Было сооружено множество больших плотов. На них предполагалось переправить коней с телегами. А вот бойцы пойдут раздетыми и рядом с плотами, подталкивая их.

Озеро Сиваш во многих местах было настолько мелким, что его глубина редко превышала два метра. А после тщательной разведки удалось проложить маршрут, где глубина и вовсе составляла чуть больше метра. Так что бойцы могут идти в полный рост, но все плоты необходимо скрепить верёвками.

– Вперед! – скомандовал я уже на следующий день после крайнего совещания.

Огромная масса людей, коней, привязанных на плотах и огороженных немудренными конструкциями, все ждали отмашки. Для этого больше тысячи человек работали, строгали, клепали, связывали. Веревок в Перекопе было вдоволь. Было… Нынче почти и не осталось – все выгребли мы своими плотами.

Но, как был расчет, все эти конструкции вернутся в Первую русскую армию. И, может быть, еще пригодятся. Если турки в ближайший месяц вовсе не станут смердеть одним массовым трупом, придется их бить. И самый неожиданный удар может оказаться по воде. Как в иной реальности Красная Армия взяла Крым у барона Врангеля, перебравшись через Сиваш в обход Перекопской линии.

И вот сейчас я, показываю пример своим бойцам, находясь по пояс в воде, и толкая передовой плот вперёд. Мог бы, конечно, хоть бы и трон себе соорудить на одном из плотов. И под навесом, возлегать, пока иные проталкивали плот вперед. Но… Зря так и не поступил. Вот сейчас жалею.

Звёзды и яркая луна помогали нам хоть как-то ориентироваться по направлению. Ну, да, ещё и компасы. Заблудиться не должны. А за ночь должны были пройти такое расстояние, чтобы не быть замеченными противником даже в подзорные трубы.

Так что, как только стемнело, огромный караван из плотов и лодок отправился петлять по извилистому озеру со множеством островков. Мы двигались всю ночь, чтобы с рассветом прибыть к одному из небольших островков. От ближайших позиций противника нас отделяло расстояние в не менее, чем двенадцать вёрст. Так что можно было быть практически уверенными, что враг нас не видит.

– Может, разведём костры? Продрогли жа многие – уже который раз задавали мне один тот же вопрос.

– Нет! – был я неизменно категоричен.

Понимаю, что простудных заболеваний будет немало. Вода хоть и теплая была, но не скажу, что ночи прям жаркие. И ветерок поднялся неприятный. Нет, он очень даже хорош был бы, если не вылезать из воды.

Успех всей этой операции зависел лишь от того, насколько мы можем скрытно выйти на берег. И, пусть у противника уже не так много кавалерии, да и в целом нет мобильных сил, чтобы можно было противопоставить моему большому отряду. Но лучше пройти в этот раз без особых приключений. На кону еще и немалое богатство – разграбленный ханский дворец. Эти средства нужно бы довезти.

Мокрые, злые, уставшие мы выбирались-таки на землю. Но я был доволен. Ведь наша операция войдет в эти… в анналы. В учебники по тактике и стратегии. И такой учебник я хотел бы создать. Правда, как же мало времени у меня. И насколько же тяжело писать перьями.

Нужен хотя бы карандаш. И он у меня есть, наихудшего качества. Совсем не то, что я ожидал увидеть, когда купил. Графит был с чем-то смешан, может с клеем. Но, ничего, прибуду в Петербург, сразу закажу доставку сотни пудов графита из Англии. Пока он явно еще дешевый [ графит резко подорожает после распространения карандашей к концу XVIII века].

– Вперед! – командовал своим воинам Алкалин.

Да… Башкиры нам были, как кость в горле. Из-за них пришлось делать просто очень много плотов, я и не знаю, сколько их было. На седьмом десятке перестал считать.

Башкиры были и впереди, и по сторонам также растекались. Пять тысяч степных союзных воинов пока что были с нами. И командовал ими, получается, что я. Так как старшина Алкалин признал мое первенство. Это башкиры после, как подойдем к Бахмуту, отправятся домой с богатой добычей. А пока еще Дикое Поле. И мало ли…

Теперь мы двигались, не скрываясь. Все тем же построением, где телеги внутри, а по бокам что-то вроде нестройного каре. Ну и дальняя разведка от башкир. Взять нас можно было, чай не бессмертные. Но вряд ли получилось бы силами сопоставимыми. Тут преимущество один к трем нужно.

Выбравшись на берег к обеду, мы до вечера преодолели чуть больше десяти верст. И это было очень даже неплохо. Да, не обошлось без столкновений. Башкиры разгромили несколько турецко-татарских разъездов. Ну, а больше проблем и не было.

Я не ожидал особых действий от турок и остатков татар в османском войске. Во-первых, сейчас их занимают театральным представлением, что как будто бы готовится вылазка. Громыхает русская артиллерия, выстраиваются для атаки, но не атакуют, русские линии.

Во-вторых, это еще собрать нужно большой отряд, чтобы отправиться за нами в погоню. Но нас-то больше шести тысяч с башкирами! Нет, не реально… Да и мы уже рядом с русскими землями.

– Александр Лукич, вы не таите обиды? – поравнявшись со мной, спрашивал капитан Саватеев.

– На вас? – спросил я, пытаясь припомнить, есть ли на что обижаться в отношении капитана.

– На командование. Виктория русского оружия неизбежна. А мы… Мы словно бежим, – сказал Саватеев.

Я посмотрел на своего заместителя, одного из заместителей. Такое ощущение, что он провокатор. Да, нет, вон какое серьезное лицо.

– А вы вспомните, ЧТО и СКОЛЬКО мы сделали. И подумайте, может ли кто подобным похвастать, – сказал я и ускорился, оставляя капитана с его мыслями.

Обидно? Да, мне обидно. Но не потому, что не увижу бегущих турок. А из-за того, что люди мало ценят вот такие операции, что мы прямо сейчас проводим. Ну, кто ж с плотами и с телегами на этих плотах еще сподобится уходить? Да это же полноценная десантная операция, которую можно было бы брать в пример. А потом еще снискали мы славу и в Бахчисарае, и в Гизляре. Да, мы таких дел наворотили!

Мы сделали так, что летняя компания этого года не провалилась, как в иной реальности. Напротив, русские войска взяли Крым. Ну не весь, еще оставались крепости поменьше и Керчь. И все же… Как государственного объединения, Крымского ханства нынче, считай, и нет.

Мы не проиграли, сохранили большую часть армии. Скорее всего, и османская армия разгромлена. Просто еще не понятно до конца, какая смертность у османов от болезней. Но и без того во время штурмов противник потерял немало.

И вот именно потому мне и нужно было начинать свою журналистскую и писательскую деятельность. Вернее, продолжить ее. Стихи, некоторые из тех, что я помнил, уже имеются. Не изданы – вот это большой минус. Но по приезду начну этим заниматься. Или…

Может Юля справится? Было бы неплохо. Написать стихи, вернее списать их со своей памяти – это не сложно. Думаю, что при нынешней журналистике, вернее, при ее отсутствии, Петербуржские ведомости могут в моем лице получить неплохой источник статей. Или свой журнал выпускать?

Вспомнил о жене, заволновался организм. И почему я не позволил себе близость? С той рабыней, которую дед мне подсунул, но на которой собирается жениться наш доктор Ганс Шульц? Были и другие возможности. Из ханского дворца с нами ушли некоторые девицы, которые могли бы скрасить боевые будни. Нет… Сдерживался, не отвлекался на такие дела.

А теперь, когда с каждой пройденной верстой все более спадает опасение, напряжение от ожидания атаки противника, приходят мысли и другой направленности. Например, прямо сейчас из всех своих женщин, я бы выбрал Елизавету. Вот, с кем можно относительно быстро и без проблем решить свои мужские нужды.

С Юлей? Там сложнее. И еще эти разборки: «ненавижу, варвар» и все такое. С Анной Леопольдовной? Так и тут странные отношения. Мы еще не были близки, но при этом я причисляю ее к своим женщинам.

– Отряд! Впереди отряд! – сообщил вестовой из авангарда.

– Бах-бах! – послышались издали выстрелы.

– Вперед! – скомандовал я и хлестнул коня.

Были предположения, что за выстрелы звучали. И я оказался прав.

– Прекратить огонь! – кричал я, устремляясь в сторону поваленных телег.

– А ты кто есть, мил человек? – прозвучал вопрос из-за укреплений.

– Свои… – сказал я.

– Свои сидят дома, цыцкой дите кормят! – сказал кто-то из казаков и все заржали.

– А ты бы и сам не прочь к цыцке присосаться? – отвечал я, вызывая еще больше смеха.

Да, казачки. Бахмут рядом, тут же и первые казачьи станицы. И они не могли не реагировать на войну. Вот только у меня еще раньше было немало вопросов, почему не особо активно используют казаков в Крымской компании. И вообще, словно несколько ими пренебрегают. А ведь, дай задание казакам, так они и Азов могли бы взять хотя бы в осаду.

Через час я уже бражничал с казацкими старшинами. Ну и не только я. И другие офицеры. И с каждой чаркой хлебного вина, я все больше понимал… Дома. Я дома!

* * *

Невьянск

20 июля 1735 года

– Ба-бах! – картечь с увеличенным зарядом пороха полетела в сторону мишени.

Не успел ещё Акинфий Никитич убрать ладони с ушей, как железные шарики размолотили щиты из не самых тонких досок. Мишень располагалась на расстоянии трехсот пятидесяти шагов. И было очевидно, что новая пушка может поражать ближней картечью неприятеля и на большем расстоянии.

– Господин Демидов, усиленного заряда пороха не нужно, – качая головой, сказал Иван Карлович Йонсон. – И без того бьет добро.

Акинфий Никитич посмотрел на одного из своих лучших мастеров по отливу пушек и с ухмылкой спросил:

– А что, Карлович, в Швеции таких пушек, поди, и нет?

Пожилой швед развёл руками. Обычно он говорил, что в Швеции всё есть, и лучше русского. Сейчас же оставалось только развести руками, признавая, что подобных орудий в Швеции не льют. Как не преувеличивай шведскую металлургию и пушкарское дело, но русские пушки нового образца – это новое слово в артиллерии.

Но Карлович не оставлял попытки идеализировать свою прошлую родину.

– Вот только, Акинфий Никитич, я столь давно не был в Швеции, что уже не могу с точностью сказать, что там льют, а чего не делают, – развёл руками русский швед.

Иван Карлович уже и сам не знал, кто он больше: швед или русский. Двадцать шесть лет назад он бы ответил однозначно, что швед. Но после того, как уже столько лет прожил на Урале, Йоханссон не знал, да уже и не хотел другой жизни для себя.

Здесь и семья. Вполне сытная, благополучная жизнь. А ещё интересная работа и уважение работников Уральских заводов. Демидов по-простецки разговаривает со своим мастером, не забывает баловать своего мастера. Но все то ладно: Акинфию Демидову на Урале позволено если не всё, то очень многое. Но хозяин позволяет и Йоханссону разговаривать с собой, не чинясь. И вот это, может и более остального, нравилось Карловичу.

– Так всё же задумка с той угловатой каморой в пушке добрая? – спросил Демидов, при этом уже прекрасно зная ответ.

– Зело добрая, – с некой завистью в голосе отвечал Иван Карлович. – Были бы такие пушки у нас под Полтавой…

– Ты говори, да не заговаривайся, черт ты шведский! – делано рассердился Акинфий Никитич. – С пушками, али без них, но царь Петр Аляксеевич гнал бы вас.

– Может оно и так, – поняв, что сказал лишку, согласился Карлович.

– Вот, Йоханссон, знай наших! – сказал довольный Демидов, поднимая наставительно указательный палец кверху.

– А разве не вы говорили, что у того, кто предложил подобную конструкцию, корни шведские? У Норова? – с лукавством, отмечая отличное настроение своего работодателя, спросил Йоханссон.

– Тебя послушать, так Швеция – первейшая держава во всём свете, – усмехнулся Демидов.

– Смотрю я на эту пушку, вспоминаю те машины, что на Озёрном заводе нынче собирают… – с сожалением говорил Йоханссон. – И вижу, что коли всем этим распорядиться по уму, так не токмо лучше шведского будет. Тут и голланды умоются, французы заплачут.

Демидов серьёзным взглядом посмотрел на своего мастера. Знал, что тот врать или преувеличивать не станет. И пусть у Ивана Карловича уже давно прошла шведская спесь, когда он только лишь критиковал всё русское, Демидов знал, что мастеру всё равно не так легко признавать превосходство русского оружия.

Когда-то Ивана Карловича среди немалого количества шведских пленных ещё отобрал ныне покойный отец Акинфия Никитича. И так же, как и сейчас продолжатель династии Демидовых, Никита Демидов немало доверял пленному шведу, нынче ставшему русским человеком.

Иван Карлович и православие принял, и женился на русской девице. Сыновей-подростков имеет, которые также прилежно перенимают науку отца. Школу при заводе закончили. А говорит на русском языке Иван Карлович так лихо, что иные русские не умеют.

– Готово! – сообщили пушкари. – Батюшка Акинфий Никитич, зарядили, да щиты выставили

– Бей! – махнул рукой Демидов.

В этот раз вновь была заряжена ближняя картечь. Но мишени были выставлены уже на четыреста шагов. И пороху чуть меньше положили.

– Ба-бах!

– Да-а, – протяжно сказал Демидов, почесывая свой бритый подбородок. – Сие превеликое преимущество.

Вновь разворотило мишени. И стало понятно, что можно эти щиты отодвинуть ещё дальше. Иные пушки с такого расстояния редко пробьют щит.

За счёт лучшей обтюрации в конусной каморе заряды новой пушки конструкции Норова летели и дальше, и точнее. И не только это было новаторским в новом орудии. Усовершенствованный лафет сделал пушку более манёвренной, поистине незаменимым полевым орудием. Четыре лошади, пускай и далеко не самые худые, могли орудие перевозить достаточно быстро.

Когда там, в Петербурге, Демидов общался с Норовым, Нартовым, с Шуваловым, Акинфий Никитич всё больше склонялся к тому, что это прожектёры. То есть такие, что будут много говорить, но, между тем, мало делать. За свою жизнь Демидов встречал таких фантазёров огромное множество.

Оказалось же, что пушка, с которой не сводил глаз Акинфий Демидов, – доказательство тому, что собрались не сочинители сказок. Как бы не вышло так, что эта группа людей сможет сделать очень многое.

– Прокопий! – кликнул Демидов одного из своих приказчиков.

Относительно молодой, но не уступающий умом и разумом старикам приказчик-распорядитель тут же оказался рядом со своим хозяином. Мало того, с дощечкой на руке, с листом бумаге на ней и готовый записывать хоть бы и на весу.

– Чего изволите? – спросил Прокопий Макарович.

– Экий ты ловки! Вот пошлю тебя в Европы в университету научаться, – сказал Демидов, смотря, как Прокопий макнул перо в чернила.

– За что, батюшка? Не гневись. Куда мне такое наказание? В Европы те ехать? – взмолился приказчик.

– Об том после еще поговорим. А ты отошли в Петербург, на нынче строящийся Ахтынский завод, ещё две тысячи рублей, – повелел Демидов.

– Завтра же поутру и отправлюсь. Али прикажете кого иного отправить? – спрашивал распорядитель.

– Нет, сам и поезжай. Да всё посмотри там. Прознай где нынче Александр Лукич Норов. Я ему письма напишу. Да возьми с собой кого, кабы послать мне весточки, – приказывал Демидов.

Акинфий Никитич подумал, что имеет возможность большими средствами вложиться в новое производство. Он уже знал, что пушки, как и сверлильные станки, и станки для нарезов ружей – это далеко не всё, что может и будет изготавливаться на новом заводе в Петербурге.

Создав пушку нового образца, уже оценив её преимущество над всеми остальными полевыми орудиями, Демидов посчитал необходимым не просто увеличить свою долю в новом заводе. Он решил и вовсе прибрать его к рукам.

Нет, душить инициативу Норова или Нартова, других изобретателей, которые собраны под этим проектом, Демидов не хотел ни в коем разе. Но он желал быть над всеми ими. Словно бы отец над своими чадами. Такой отец, у которого много денег, и по этому показателю с ним конкурировать никто не сможет из числа всех соучредителей завода.

А что касается Норова, так тут ещё открылась и другая история с этим человеком. Оказывается, Александр Лукич Норов умудрился начать чуть ли не войну с Василием Татищевым. С тем человеком, с которым уже давно враждует и сам Демидов.

И что было удивительно для Акинфия Никитича, Норов не то что не проиграл Татищеву, а как бы и не выиграл. И сейчас Татищев находится под следствием.

– А ты ещё, Прокопий, три новых пушки возьми с собой. Позволяю добрых лошадей прихватить, кабы пушки не сильно отягощали в дороге, – подумав, Демидов уточнял свой приказ.

Кроме всего прочего, Демидов чувствовал, что Норов может сыграть определённую роль даже в делах государственных. Акинфий Никитич, несмотря на то, что находится далеко от Петербурга, за столичными новостями следил с особым прилежанием.

Были у него свои прикормленные люди во дворце, регулярно сообщающие расклады. Ну, насколько это было возможно, учитывая большое расстояние до Невьянска. И в последнее время фамилия Норова стала звучать всё чаще. И это несмотря на то, что вроде бы как Александр Лукич всё больше воюет, чем занимается придворными интригами.

Так что Демидов, имея собственные разумения, решил Норова купить. Если не прямо сейчас, то, пока гвардеец стоит ещё не настолько дорого, как это может стать со временем.

* * *

Поместье под Каширой

7 августа 1735 года

Я – злостный преступник. Использовал собственные полномочия для того, чтобы решить личные вопросы. Понимаю, что это не совсем правильно. И даже нельзя прикрыться тем, что подобным образом ведут себя абсолютное большинство.

Выбирая дорогу, по которой мой полк должен был прийти в Петербург, я решил всенепременно пройти по землям своего поместья. Несколько опрометчиво я решил так поступить. Наличие огромного количества военных, как и сотен повозок обоза, можно было бы сравнить с Батыевым нашествием.

Пришлось даже в какой-то за свой счёт три дня покормить целый полк. Это было проявлением некоторого гостеприимства. Тем более, что и огурчики подоспели, и бычки со свиньями были готовы, чтобы стать сытным яством. А ещё, как мне кажется, я только укрепил веру своих солдат в то, что ими управляет щедрый и заботливый командир.

У простого солдата, из крестьян, наверное уже в код ДНК записано особое отношение к барину-помещику. И если барин, то есть я, так привечает, балует, то и хороший. И уезжали мои офицеры с уверенностью, что я правильно делаю. Им так же перепало.

Тем более, что была договоренность о складировании части богатств в моем поместье. Не нужно мозолить глаза в Москве и Петербурге своей прибылью от войны в Крыму. Люди завистливые, да на язык многие лихие. Ну и чтобы распорядиться, складировать все, нужно время.

И вот я отдыхаю. В своём поместье, с таким обслуживанием, что куда там даже самым дорогим отелям из будущего. И водички подадут, и штаны натянуть помогут. Хотя этой услугой я не пользуюсь. Кормят, словно полноценный шведский стол организовывается только лишь для меня.

– Управляющего! – потребовал я, когда проснулся на третий день пребывания в поместье.

Уже ушёл полк в Москву, уже я выспался и объелся, отмылся и спокойно поработал за письменным столом. Так что пора заканчивать затворничество. Рассчитывал, что жена приедет… Жаль, что нет. А по времени могла бы.

– Нынче же позову, барин! – отвечала румяная девица.

У меня и вовсе складывалось впечатление, если судить по соотношению мужчин и женщин в усадьбе, что идёт великая война. Иначе, почему так получается, что мне в основном попадаются на глаза только женщины, даже девицы? А вот мужиков в усадьбе – раз, два и обчёлся.

Ясно, конечно же, я понял, что меня так или иначе пытаются «умаслить». Кормят, будто бы на убой, девицы сплошь румяные и ладные попадаются. Но, несмотря на то, что я действительно соскучился по женским ласкам, подобные виды решения сексуальных проблем я отвергаю.