Текст книги "Только вперед! (СИ)"

Автор книги: Валерий Гуров

Соавторы: Денис Старый
сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 15 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

– Теперь всё будет иначе. Я так виновата перед тобой… – причитала Анна. – Я так виновата перед Антоном. Он же не заслужил смерти. Он не виноват, что всё это с нами происходит. А теперь будет иначе. Я не праздна: теперь я могу не делить ложе со своим мужем. Но стану для него другом… А Ушакова мы ещё проучим… Никому больше не говори ничего!

– Да кому я могу сказать о таком? – удивилась Юлиана.

Анна отстранилась от подруги и с лукавой ухмылкой, но всё ещё со слезами на лице, стала её осматривать.

– А ты хороша! Я бы обменялась с тобой кавалерами. Забирай Антона, а мне отдашь Александра. Для того же ты и выходила за него замуж, – сказала Анна и засмеялась так, что Юлиана ужаснулась.

Столько эмоций, столько тревог было в этом смехе. Это не здоровая радость, это уже на грани сумасшествия.

– Я не отдам его даже тебе! – прошептала Юлиана.

Но Анна продолжала смеяться. Она не слышала того вызова, который только что бросила ей подруга. А и услышала бы, то не обратила бы внимания. Сейчас даже Александр Лукич Норов отошёл на второй план в её голове и сердце. Такой груз спал. А еще она беременна, не нужно, словно собаки какие, спать с мужем.

* * *

Перекоп

5 июля 1735 года

– Бах-бах! – прогремели выстрелы.

Пули ударились рядом с грузом, разбивая деревянные доски повозки. Щепка отлетела в сторону и рассекла бровь подпоручику Кашину. Глаз заслезился, кровь заструилась. Но не этого испугался офицер. Он боялся заразиться.

Иван Кашин спрятался за телегу. Он направил сразу два своих пистолета в сторону турецкого разъезда, на который они нарвались. Хотели нарваться, вот и получилось. Причем далеко не сразу.

– Бах-бах! – разрядил Кашин оба пистолета.

Тут же грянули выстрелы и других бойцов. У каждого было по два пистолета, а ещё пятеро были с мартирками.

– Гранатами бей! – прокричал Кашин.

– Пух! Пух! – послышались вылеты небольших гранат.

А следом раздались и взрывы. Этими гранатами массово поразить противника сложно. Но турки концентрировались для конной атаки, и гранаты ударили прямо в скопление людей и лошадей. Часть коней испугалась, другие получили осколки или ожоги и понесли всадников по разным сторонам. Были и те лошади, которые уже заваливались, издыхая.

– Отход! – кричал Кашин. – Первый плутон – прикрывать!

В это время часть гвардейцев спешно перезаряжала свои пистолеты. Не все успели, но, по крайней мере, по одному стволу зарядили. Если турки устремятся в погоню, будет чем их встретить.

– Бах-бах-бах! – залпом ударил Первый плутонг по вырвавшимся вперёд туркам.

Вдали стреляли пять штуцеров. Они заряжались новыми пулями, отчего и скорострельность, и точность стрельбы превосходили все разумные пределы.

Группа штуцерников располагалась в трехстах метрах, и они смогли бы продолжать стрельбу даже, когда началась бы погоня. Тем более, что имели позиции на взгорках, куда конные турки не доберутся.

Кашин посмотрел вслед своим бойцам, лихо скачущим прочь, но своего коня придержал. Он счёл необходимым не возглавлять бегство, а замыкать запланированный отход.

– Бах! – подпоручик разрядил единственный заряженный пистолет.

Попал. Нет, не во всадника – попасть в него сложно. Он стрелял в лошадь. Турецкий офицер, вырвавшись вперёд, картинно полетел с лошади, которая споткнулась и кубарем отправилась прямо под копыта своим же соратникам.

А вот и последний боец! Всё. Теперь оставалось только ускориться, и шансы на отход были более чем велики.

Турки должны были заподозрить неладное. Например, если обратят внимание на лошадей, на которых скакали русские. Это были лучшие кони, какие только можно было найти в русской армии. Из личной конюшни крымского хана. И догнать всадников на таких скакунах крайне сложно.

– Бах-бах-бах! – практически залпом разрядили свои штуцеры стрелки.

Эти выстрелы окончательно охладили пыл турецких воинов.

Да у них сейчас иные эмоции должны возобладать. Кто-то обязательно заглянет в ту телегу, которую русские сперва защищали, а потом вынуждены были оставить. Так и произошло. И последние полверсты русским диверсантам уже не надо было загонять своих лошадей. Турецкий разъезд отстал.

Операция готовилась более пяти дней. Причём в полной секретности. Даже командующий русской армии не знал о том, что задумали Норов и его бойцы.

Были догадки, что турки и сами придумали нечто похожее. Русские взяли то ли маркитантов, то ли ещё кого-то, но рвущихся в лагерь людей, которые оказались специально заражены чумой. Потом они признались: их семьи взяли в оборот, и бедолагам ничего не оставалось, как идти на смерть. Ведь и так заражены были, из Очаков прибыли. Они были сожжены русскими военными, конечно, после того, как расстреляны.

Но туркам в «подарок» шла не только чума, но ещё и оспа. Оспенные корки были и на серебряных монетах, и в одежде, оставленных в телеге. Бедного заражённого человека держали до последнего в изоляции, чтобы оспины оставались свежими. Донор умер.

Даже если турки не будут массово умирать или среди них окажется много переболевших оспой, определённую панику в войске болезнь обязательно создаст. Но и были надежды, что сработает закладка с чумой.

Скорее всего, турки поймут, что это русские подставили их. Ведь несколько нелогично выглядело, что русский разъезд под самое утро пробовал прорваться через один из флангов турецких войск.

Впрочем, и подобное находило объяснение. Русское командование осталось без связи с Россией: нельзя послать реляции, письма домой, нельзя вызвать подкрепления. Так что был выбран самый оптимальный путь, где можно было бы проскочить мимо турецкого войска. Вот только попытка «пробиться из окружения» была сделана ровно в тот момент, когда должен был проходить турецкий разъезд.

Война – грязное дело. Если нужно пойти даже на подлость, но при этом сохранить жизнь своих бойцов и саму возможность одержать победу… каждый принимает решение за себя.

Глава 6

Я исполнил свой долг и открыл, что Жизнь – Радость.

Пауло Коэльо

Петербург

5 июля 1735 года

Рассказчица эмоционально вела повествование, звучала очередная сказка, в этот раз из марийского фольклора. Но главный слушатель никак не могла сконцентрироваться и пропускала целые куски рассказа. И не только Анну Иоанновну отвлекал медикус, который заканчивал пускать кровь государыне. Нет, это вполне уже будничная процедура.

– Ты что на меня так глядишь? Покойницу увидел? – недовольно говорила императрица. – Андрей Иванович, меня беспокоит твой взгляд. Ты нешта сказать хочешь? Так скажи!

Андрей Иванович Ушаков спешно «спрятал в пол» глаза. Действительно, он рассматривал государыню, старался не отходить от неё ни на шаг, так и не замечая признаков того, что скоро Российская империя останется без императрицы.

– Прошу простить меня, ваше величество, – сказал Ушаков, кланяясь.

– Пошла прочь! После с начала расскажешь! – отмахнулась государыня, прогоняя рассказчицу.

Герцог Бирон подхватился, стал выталкивать не сразу сообразившую, что происходит, бабу. Она ждала рубль, а не дали и полтины. Так что Ушаков, обвиненный в недостаче, был награжден еще и взглядом пожилой бабы, мысленно проклинающей вельможу. Знала бы она, на кого так зыркает!

Увидел бы Ушаков такое пренебрежение в своей персоне! Но, нет. Государыня больше всего интересовала главу Тайной канцелярии розыскных дел. И опять он уставился на Анну Иоанновну.

– Нет, ну снова ты! Поведай лучше, что там Волынский? Али ты позабыл, Андрей Иванович, что я наказывала тебе доложить о следствии? – Анна Иоанновна почему-то раздражалась в присутствии Ушакова.

Он прибежал, нашел императрицу во второй ее спальне. Ушаков был нервозный. Смотрел постоянно, словно выискивал что-то в государыне. И пусть императрицу меньше, чем других женщин заботила собственная внешность, но и она стала посматривать на себя, а вдруг, платье где примялось или прыщ очередной выскочил. Но всё как обычно. И платье разглаженное, и все прыщи на месте… Всё так же плохо, как и всегда.

– Иди, медикус, будет тебе! Прознай, как там Аннушка, скоро приду к ней! – сказала государыня, подгоняя доктора, заканчивающего перевязку надреза.

Императрице утром действительно было нехорошо. И она даже пошатнулась, чуть не упала. Но государыня плохо спала этой ночью – живот болел. А под утро две назойливые мухи мешали уснуть. Потом же, когда слуги этих мух отловили и казнили, государыне уже было не до сна. Почувствовала ломоту во всем теле и крутило ноги, словно на погоду. Вот и кровь пустили, должно стать легче.

Идея фикс, которая довлела над императрицей последние месяцы, похоже, всё-таки реализовалась. Предполагаемая беременность Анны Леопольдовны словно камень скинула с толстой шеи русской государыни. Жаль, что болячки не все ушли. Но хотя бы голова теперь не болела.

– Доклад давай, Андрей Иванович! – громко сказала императрица.

По случайности в это время у дверей императорской опочивальни находился Андрей Иванович Остерман, со своим докладом по внешней политике. Так что статс-министр Остерман было дернулся к двери. Но камердинер, Федор Иванович Меменс, рассмеявшись, остановил одного Андрея Ивановича.

– Там находится иной Андрей Иванович, – сказал Маменс на шведском, своем родном языке, зная, что Остерман и этот язык освоил некогда.

– Каламбур выходит! – улыбнулся глава внешней политики Российской империи.

Между тем Андрею Ивановичу Ушакову пришлось оправдываться.

– Мне нужно подготовиться, ваше величество. Ничего нового Волынский не поведал. Виновен тать, как есть виновен, – поспешил сказать Ушаков.

И вновь непроизвольно Андрей Иванович посмотрел на государыню. Снова тем же изучающим взглядом.

– Пошёл прочь, негодник! Сколь можно пялиться на меня! – выкрикнула государыня.

А четыре гвардейца, дежурившие при ней, уже изучающе смотрели на Ушакова. И если он не уйдёт, то они готовы были провести до выхода главу тайной канцелярии розыскных дел.

Тяжело вдохнув и выдохнув, Ушаков поспешил всё-таки покинуть покои государыни. Он решил, что проще будет наблюдать за Антоном Ульрихом. Ведь он тоже отравлен. И тогда можно понять, чего ожидать и для императрицы. Антон к чёрту не пошлёт!

– По здорову ли, Андрей Иванович? – спросил у дверей своего тезку Остерман.

– По здорову, господин Остерман, – пробурчал Ушаков.

Остерман был уверен, что ответом будет игра слов на имени-отчестве. Но, видимо, настроение у главы Тайной канцелярии было не лучшем. Остерман решил после подумать над этим. Но пока он должен доложиться государыне. Есть что сказать.

– Ты на меня не смотри, Андрей Иванович! – встретила Остермана государыня.

Статс-министр ничего не понял, зачем прозвучала такая воля императрицы, но конечно же заверил:

– Ваше величество, ваша воля – суть есть закон!

– Ну давайте уже, господин Остерман, рассказывайте, с чем пожаловали! – сказала государыня.

– С чего позволите начать, ваше величество? С Персии, Римских кесарцев, али с Польши? – спросил Остерман.

– Начни со шведов! – потребовала императрица. – Разве же ничего там не происходит?

– Несомненно, в Швеции начались разговоры про войну с Россией. Удачное для них время, что большая часть нашей армии нынче в Крыму. Но… – Остерман усмехнулся. – Пока фельдмаршал Миних не проиграл войну, они не решаться.

– А ты не зубы мне показывай, Андрей Иванович, улыбается он… Чье имя в риксдаге они пользуют? – перебила государыня своего министра.

– Пустое. Они и ранее… Но политика иная. Если в Крыму будет победа, то войны со Шведами не случится, – сменив модель поведения на серьезный, говорил Остерман.

Да, в парламенте Швеции прозвучало имя, якобы истинной наследнице русского престола, Елизаветы Петровны. Но это пока можно считать блефом, блажью крайне малой группы депутатов. И Остерман прекрасно понимал, что если война с Османской империей будет затягиваться, то скорее всего шведы рискнут воевать. Но пока русская армия не потерпела ни одного крупного поражения, Швеция будет только прощупывать возможности.

– Отслеживайте, что там шведы говорить будут. А что мой венценосный брат, кесарь?

– Австрия готовит свои силы. Уверен, что они собирались посмотреть и только через год вступить в войну. Но сделают это уже скоро, если Миних отобьется от турецкого войска. О том всяческие намеки поступают из Вены, – Ушаков достал бумагу и показал ее государыне.

Анна Иоанновна отмахнулась, передавая документ Бирону.

– Хитрацы, – прокомментировал герцог, бегло прочитав текст на немецком языке.

– Хитрецы! – поправила своего фаворита государыня.

– Персы? – спросила императрица.

Остерман понял, что досужих разговоров не получится, как и обстоятельного доклада, так что стал говорить односложно. Персы? Да, начнут наступление на Эрзерум в ближайшее время. Но там немалые турецкие силы, так что результат не очевиден.

– Что Польша? – озвучила очередной односложный вопрос государыня, почти уже полностью потеряв интерес даже к внешней политике.

– По Данцингскому договору, выставляет двадцать пять тысяч войск. В основном это саксонцы. Просит серебра на прокорм армии, – отвечал Андрей Иванович Остерман.

– Всем серебра дай, никто не хочет воевать за свои! – посетовала государыня. – Хорошо, будет Августу серебро. Чтобы шведы увидели единения наше с поляками и не удумали воевать. А боле… Ступай, Андрей Иванович, и ты прочь. Расскажешь после герцогу, что и как.

Остерман поклонился, не стал спорить. Бирону рассказать? Ну, хорошо. Пусть министр и ненавидел фаворита, но никогда не покажет этого. Напротив, Остерман будет учтив и вежлив с Бироном. И с такой же учтивостью с удовольствием проводил бы герцога до палача.

В это время Ушаков, бегая по дворцу, словно какой приказчик, был в покоях принца Антона Ульриха. Не мог успокоится Андрей Иванович, пока не увидит, когда же начнет действовать яд.

– Я знаю, что вы угрожали моей жене! – ещё Ушаков не успел пройти в спальню к Антону Ульриху, как уже стал подвергаться нападкам принца.

Андрей Иванович опешил. Ну, никак не вязался тот образ Антона Ульриха, который уже выстроился в голове Ушакова, с тем, как вёл себя принц сейчас.

– Ваше высочество… – пробормотал Ушаков, с радостью для себя замечая в облике принца болезненность.

Радость была не оттого, что все-таки яд есть и что он начинает действовать. Андрей Иванович дал бы противоядие государыне, возможно и принцу, хотя последнему, мог и не дать. Рад был Ушаков, что хоть какая-то определенность появилась. И что он может действовать.

Тяжёлые мешки под глазами Антона Ульриха провисали так, что казалось, вот-вот сорвутся и с грохотом упадут на пол. Лицо было бледным, что краше в гроб ложатся. Глаза красные, выпученные еще больше, чем обычно.

Однако Ушаков ни разу ещё не видел принца поутру. А такое состояние и для Антона Ульриха вполне нормальные. Это потом он наносил где белила на лицо, где умывался молоком, отчего глаза приобретали чуть более бодрый взгляд. Но утром принц еще больше неприятен.

– Вы меня не услышали! – старался как можно более решительно сказать Антон, но голос его дал петуха.

– Как вы себя чувствуете? – не реагируя на слова Антона Ульриха, спросил Ушаков.

– Со мной всё хорошо. И я должен вам сообщить, что не боюсь вас. Отстаньте от моей жены! – подобравшись, сказал Антон Ульрих.

– Вы разобрались бы со своей женой. Словно и не знаете о её сердечных делах, – зло пробурчал Ушаков, покидая покои принца. – Честь имею!

Ещё больше пребывал в рассеянности Андрей Иванович. Вот только что обрадовался, и опять. Особых признаков, что яд действует, не было ни у государыни, ни у Антона Ульриха. Последний, правда, выглядел болезненно, но утверждал, что с ним всё хорошо.

Были яды, которые начинали действовать через некоторое время. Но Ушаков не знал такого зелья, что не проявляется в течении двенадцати часов. Тем более, что заявлялось, когда Юлиана рассказывала о яде, об одном дне – и всё, смерть. Долгодействующими ядами травить можно, но для этого необходимо неоднократно кормить отравой. А тут… Странно. Всё очень странно.

Ушаков поплелся прочь, в сад. Там недавно прошел дождь и можно было подышать свежестью. Может прогулка проветрит голову?

А в это время две подружки ликовали. Анна Леопольдовна только чуть пожурила Юлиану за то, что могло бы их рассорить в край. Но радость и от беременности, и от того, что разрешился вопрос с отравлением, перехлёстывала сейчас любые эмоции.

– Но сколь же умён наш Александр! – восхищалась Анна. – Предугадал и такое! Повелел своим людям присматривать за тобой. Каков кавалер!

«Наш Александр?» – подумала госпожа Норова.

Юлиана уже научилась сдерживаться от таких слов, не кривиться. Хотя она очень сильно сомневалась теперь, что сможет наблюдать, как её муж… Да хоть бы и с матерью наследника престола. Норова хотела под любым предлогом, как только муж вернется, отправиться в поместье, и там… Она… Покажет ему, что лучше и Елизаветы и Анны, всех лучше.

«Ничего, у меня есть почти год, чтобы Саша стал только моим!» – думала Юлиана, при этом подруге не перечила.

– Чем сегодня думаешь заняться? – спросила Юлиана подругу, чтобы как-то поддержать разговор, но только не об Александре.

– Буду лежать в кровати и никуда не ходить. Только поговорю с Антоном. Чувствую себя виноватой перед ним, – Анна лихо оттолкнулась от кровати и плюхнулась на спину, утопая в перинах. – Хорошо же как! Я не была так счастлива… никогда ранее. Даже с Морицем. С ним мне было даже больно… А тебе было больно в первый раз, как вел себя Александр был ли внимателен?

«Первый раз? У меня тоже был с Морицем» – подумала Юлиана.

– Нет, он был груб со мной, – ответила Норова, явно многого не договаривая.

– О! Варвар! Берет сам, как и положено мужчине! – восхищалась Анна.

А Юлиана уверилась, чтобы она не сказала, Александр все равно будет оставаться для Анны лучшим. Так что единственный выход – это всячески избегать тем, связанных с Норовым.

В дверь постучали. Подружки подобрались. Юлиана ринулась надевать платье. Поняла, что не успеет и сиганула в кровать, укрывшись одеялом. Ранее Анна настояла, чтобы подруга разделась для разговоров как раньше, когда обе были девочками и когда впервые увидели Морица Линара. Казалось, что когда девочки обнаженные, обнажены и их мысли, можно говорить откровенно.

Вот она судьба! Впервые обе девочки влюбились в одного мужчину. И вторая любовь, судя по всему, также адресована одному. Ревность, внезапно появившаяся в сердце Юлианы Норовой, ещё больше разжигала в ней страсть. Какая пошлость – к собственному мужу! Как это не по-европейски!

– Кто смеет меня… нас беспокоить? – выкрикнула Анна.

Юлиана уже заметила, что Анна Леопольдовна резко стала меняться. Появилось ещё больше властных ноток в голосе великой княжны. И, судя по всему, теперь Анна будет с лихвой пользоваться тем, что с неё пылинки сдувать станут.

– Ваше высочество, – послышался голос за дверью. – Её величество вас собираются навестить. Ваше самочувствие позволяет?

«Боится тётушка, что я заблюю её платье?» – подумала Анна.

Однако ума женщине хватило ответить иначе:

– Для тётушки, безусловно, я всегда свободна, – сказала Анна.

– Пойду я, Аннетта, – сказала Юлиана, выбираясь из постели.

Госпожа Норова встала, её ночная рубаха просветилась в солнечном свете. Анна Леопольдовна с подозрением посмотрела на подругу.

– Ты изменилась… налилась там, где жене положено, – выражение лица Анны стало предельно серьёзным. – Смотри, Юля, Александр мой. Помни это. И присмотрись к Антону. Ему нужна будет женщина. Почему не ты? И тогда всё будет справедливо.

Злость стала обуревать Юлиану. Но она сдержалась. Вера в то, что сможет завоевать Александра, позволила ей не спешить и не высказать всё, что хотелось в эмоциональном порыве.

Юлиана ушла, так и не одевшись, лишь прикрывшись платьем. Без помощи служанок сложно было барыне Норовой одеться. Впрочем, это не столько барские замашки. Дорогое современное платье – это сложная конструкция и, если раздеться самостоятельно ещё можно, тем более Анна помогла, то одеться никак.

Так что Юлиана ещё и стыд испытала, когда поспешила оставить Анну Леопольдовну одну. Выйдя из спальни великой княжны, Норова встретила на себе мужские взгляды. Тут были и гвардейцы, и медики, некоторые придворные. А ещё сразу четыре карлика.

Одна карлица с таким презрением посмотрела на Юлиану, что госпожа Норова поёжилась. Авдотья Буженинова давно невзлюбила Юлиану. А теперь, карлица считала, что жена Норова позорит своего мужа. Была бы Авдотья на пару аршин выше…

– Как ты, дитя? – спрашивала государыня, осторожно входя в покои Анны.

Такой тон тётушки говорил уже о многом. Анна Леопольдовна почувствовала даже что-то похожее на власть над всесильной императрицей. Ведь можно манипулировать своим состоянием. И эти эмоции ей очень понравились.

– Спасибо, ваше величество, всё хорошо. Дурно было поутру, но нынче сносно, – сказала Анна Леопольдовна.

– Коли чего захочется, то ты скажи камердинеру Федору Ивановичу Меменсу. Его я приставляю подле тебя. Всё исполнит, – сказала Анна Иоанновна, показывая пальцем на согнутого в поклоне мужчину.

– Благодарю, ваше величество! – сказала Анна Леопольдовна.

Императрица махнула своей пудовой рукой в сторону, выгоняя камердинера.

– А ты, Эрнест, чего остался? – государыня посмотрела на своего фаворита, единственного мужчину, оставшегося в комнате. – Ступай, охальник, токмо муж её, Антон, смотреть будет. Не видешь, что в рубахе одной жена? Да и поговорить нам потребно по-бабьи.

– Ну где ж ты баба, матушькья? Ты перкраса!

– Прекрасна! Неуч! – государыня рассмеялась. – Ступай, Эрнестушка, я следом, скоро.

Герцог ухмыльнулся, однако спешно, поклонившись государыне и… даже подарив поклон великой княжне, удалился. Анна Леопольдовна была рада такой смене отношения к фавориту императрицы. Раньше он чаще пренебрегал великой княжной, словно и не замечая ее. Чем сильно обижал. И в душе Анна Леопольдовна не любила Бирона.

Двери закрылись. Две женщины остались в комнате.

– Ну? Пережила позор? – спросила государыня, но племянница не спешила отвечать. – Да знаю я, что не сладко тебе было. Что? Не жена я разве? Но нынче береги дитя и себя. В ином разе всё повторится. Отечеству наследник нужен. А то к власти придут отпрыски прачки Катьки.

– Буду беречься, ваше величество, – полная уверенности сказала Анна Леопольдовна.

Ещё бы! Да чтобы больше не повторились те пытки, молодая женщина готова вовсе не вылезать из постели все девять месяцев.

– Ты всё ещё томишься по гвардейцу Норову? – государыня решила продолжить доверительную беседу.

– Да, тётушка, – нехотя призналась Анна Леопольдовна.

– Он геройский. В Крыму воюет, как сущий лев. Награжу его чином, деньгами, ещё чем, – государыня усмехнулась. – Токмо мне сообщают, что Алексашка Норов обчистил дворец ханский. Серебром его не удивить.

Анна Леопольдовна радовалась, словно её муж вызывает восхищение у государыни. Ещё больше она сама себе подкидывала дров в костёр любви. И впервые Анна Леопольдовна пожалела, что беременна. Ведь не сможет быть с Норовым как женщина. Но ведь потом… не упустит.

– Я сниму его с гвардии. Поставлю… я ещё подумаю, кем, чтобы было повышением, а не понижением в чине, – сказала государыня, поцеловала племянницу в лоб и вышла из комнаты.

– Но и ты веди себя благоразумно, – играла на чувствах племянницы государыня.

А где-то в парке при дворце, уже маясь головной болью, бродил от одного дерева к другому Ушаков. Впервые в жизни он был в такой растерянности.