Текст книги "Великие открытия. Колумб. Васко да Гама. Магеллан."

Автор книги: Валерий Субботин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 19 страниц)

Не исключено, что Мануэл знал о планах Магеллана отправиться к Серрану. Дважды отказав в увеличении мурадии, король проявил недоброжелательство в отношении Магеллана и всех его планов. Точно так же португальские власти относились к Серрану. Друг Магеллана уплыл из Малакки с экспедицией, в которой был одним из капитанов. До Молуккских островов экспедиция не добралась, но Серран, потеряв свой корабль, попал туда с помощью индонезийцев. Он поселился на Молукках и не торопился возвращаться. В Лиссабоне должны были знать о его тесных отношениях с местными султанами, которым он помогал укрепить их дружины, т. е. вел себя, с точки зрения португальских властей, как «ренегат». Выступая просителем за Серрана, Магеллан усугублял недоброжелательство к себе самому. Позднее, конечно, Мануэлу пришлось пожалеть, что он оттолкнул Магеллана и не отправил достаточно быстро новую экспедицию на Молукки. Тем самым он не перехватил у испанцев инициативу, позволившую им с помощью Магеллана претендовать на часть островов Юго-Восточной Азии, включая Молукки и Филиппины.

Вторичный отказ в увеличении мурадии – всего на полдуката в месяц – Магеллан получил на аудиенции у короля. Были затронуты несколько вопросов. Возможно, речь шла, помимо мурадии, о Серране и об экспедиции на Молукки в обход Южной Америки. Ходатайства Магеллана были отклонены. Перед тем, как уйти, он спросил Мануэла, может ли попытаться подыскать иную службу. Король ответил, что он может делать, что угодно, после чего Магеллан собрался, согласно придворному этикету, поцеловать руку Мануэла, но тот ему этого не позволил. В дальнейшем португальские историки писали, что Магеллан официально отрекся от подданства своей страны. Документов о таком отречении нет; есть лишь сведения об упомянутой аудиенции, закончившейся недоброжелательным разрешением делать, что угодно. Разрешение можно было толковать, как согласие на перемену подданства. Но, попав в Испанию, Магеллан не принял нового подданства по той причине, что в это время местные кортесы договорились с королем, что он вообще не станет никому предоставлять испанское подданство.

Магеллан просил разрешения служить не при лиссабонском дворе, и, таким образом, он считал себя связанным с Мануэлом обязательствами дворянской чести. Но это не значило, что его эмиграцию в Испанию можно было рассматривать как предусмотренный старинными правилами отъезд вассала к другому сюзерену. Эти полузабытые правила обычно касались высшего дворянства, а не таких людей, как Магеллан.[103]103
  Quintana M.J. Vidas de espanoles celebres. Madrid, 1807. T. 1. P. 54–56.


[Закрыть] Для Мануэла он был не рыцарем былых времен, а воином, служившим за жалование и мурадию. Законы и мораль не могли осудить Магеллана, который не скрывал своих намерений. Эмиграция в Испанию выглядела как естественный поступок свободного человека нового времени, желающего самому выбрать, где ему жить.

* * *

Переезд был шагом, который Магеллан сделал не сразу. Надо было отправиться в путь не с пустыми руками, и тут пригодились карты, скопированные в лиссабонском картографическом хранилище. Через границу перебиралась группа моряков, с которыми, возможно, пришлось согласовать время отъезда. Имела значение поступавшая в Лиссабон информация об обстановке вокруг иностранцев в Испании.

В начале 1516 г. умер Фердинанд, король Арагона и одновременно правитель Кастилии, где формально царствовала его дочь, Иоанна Безумная. Корона Арагона и правление Кастилией были возложены на 16-летнего внука Фердинанда по женской линии, Карла I, который по мужской линии приходился внуком Максимилиану I Габсбургу, германскому императору. Через три года, после смерти Максимилиана, Карл I был избран подкупленными курфюрстами и стал германским императором Карлом V, объединившим владения Габсбургов в Испании, Италии, Нидерландах и т. д. Выросший в Бургундии и получивший французское образование, Карл не сразу поехал в Испанию. Он там появился в сентябре 1517 г. (за месяц до того, как туда отправился Магеллан) в окружении советников-фламандцев. Смена правителей могла быть на руку португальским эмигрантам. Во главе Испании теперь был король, непосредственно не связанный с местным дворянством, способный доброжелательнее отнестись к иностранцам.

Подобно другим португальским эмигрантам, Магеллан поселился в Севилье. В то время это был небольшой старинный город, в котором испанцы правили уже почти три века. Мусульмане отсюда были изгнаны, мечети разрушены, но от крупнейшей из них сохранился минарет, с квадратным сечением, высотой 94 м (выше Пизанской башни и Ивана Великого). Его переделали, как и во многих других городах Южной Испании, в башню католического собора. С XVI в. город успешно развивал заморскую торговлю с помощью Каса де контратасьон (Палаты контрактов), как назвали ведомство, которому были поручены организация экспедиций, надзор за торговлей с колониями и т. д. Речной порт на Гвадалквивире, Севилья принимала морские корабли и ремонтировала их. В городе селились помимо португальцев итальянцы, а также принявшие христианство мавры и евреи, цыгане.

Комендантом севильского арсенала испанцы назначили одного из знатных португальских эмигрантов. В его отсутствие за арсеналом присматривал другой португалец, Диогу Барбоза, приходившийся родственником мореплавателю. На дочери Барбозы, Беатриче, Магеллан женился в конце 1517 или начале 1518 г. В семье, с которой его связал брак, знали морскую службу. Глава семьи одно время служил в Индии, как и его племянник Дуарте, возможно, знакомый Магеллану по колониям, а теперь готовый принять участие в новой экспедиции к Молуккам. Дж. Рамузио, итальянский собиратель повествований о путешествиях, издал через 45 лет в переводе с португальского описание стран Южной и Юго-Восточной Азии с введением от автора – Дуарте Барбозы. Но в архивах сохранились другие экземпляры этого описания, на испанском, с именем Магеллана как автора. Каких-либо новых документов, касающихся этих текстов, не найдено. Известно, что Магеллан и Дуарте Барбоза были в добрых отношениях. Поэтому высказывалось предположение, что книга была написана Барбозой по-португальски, затем переведена на испанский и представлена Карлу I как сочинение Магеллана, чтобы укрепить его авторитет. Были и другие предположения. Английский переводчик многих документов о Магеллане, лорд Г.Э.Дж. Стэнли-оф-Олдерли, писал в 1874 г., что изначальный португальский текст принадлежал двум авторам, Магеллану и Барбозе, а в 1524 г., т. е. после гибели их обоих, появился испанский перевод.[104]104
   Koelliker O. Die erste Umseglung der Erde durch Fernando de Magallanes und Juan Sebastian del Cano. 1519–1522. Miinchen—Leipzig. 1908. S. 48; Bldzguez A. Prologo. – Publicaci6nes de la Real Sociedad geografica. Madrid, 1-920. P. 7; Stanley of Alderley, Lord. The First Voyage Round the World, by Magellan (Works Issued by the Hakluyt Society. 1st ser. № 52). London, 1874. P. XLIV.


[Закрыть]

Планируемая экспедиция к Молуккам, неизбежно длительная, могла идти разными маршрутами, и Магеллан не связывал себя какими-либо окончательными решениями. Иначе и не могло быть, поскольку он, подобно Колумбу и Васко да Гаме, отправлялся в неведомые воды. Он собирался обогнуть Южную Америку, найти путь к Молуккам из Атлантики через юго-западный проход, который, по Утверждению А. Веспуччи, лежал на 50–52° ю.ш. В случае, если бы проход не был найден, мореплаватель был намерен повернуть на восток и достичь Молуккских островов, следуя традиционным путем через Индийский океан. Позднее он говорил своим спутникам, что готов искать юго-западный проход до 75°. Скорее всего он называл 75-ю параллель не случайно, предполагая, что на такой широте, по аналогии с северным полушарием, возможно судоходство. Шпицберген лежит между 77 и 80° с.ш., и было известно, что туда все время ходили норвежцы и русские поморы.

При этом Магеллан не собирался нарушать права Португалии на ее владения в восточном полушарии. В конце концов ни в каких договорах не было запрета плыть в открытом море, будь то в Атлантике или в Индийском океане, который сам по себе не был заповедной зоной Португалии.

О трудностях предстоящей экспедиции говорило многое. Веспуччи (и, конечно, не только он) не мог указать, где находится юго-западный проход. Он лишь выдвигал гипотезу, возникшую у него после путешествия по Атлантике на одном из португальских кораблей. Земля, лежащая далеко на юге, между 50 и 52° ю.ш., куда его занесло бурей в апреле 1502 г., была, по его мнению, продолжением Азии, а следовательно, между ней и Америкой находилось какое-то водное пространство. Португальцы, продвинувшись на других кораблях вдоль американского берега до 40° ю.ш., никакого прохода на запад не нашли. Испанский капитан Х.Д. де Солис, обследовавший в 1515 г. залив Ла-Плата, был съеден дикарями. И все же на юге мог быть выход в то море или в тот океан, который увидел в сентябре 1513 г. В.Н. де Бальбоа, когда он пересек Панамский перешеек. Никто не ведал ширину водных просторов, открывшихся перед Бальбоа. Он назвал их Южным морем. Название сохранилось до XX в., правда, не в единственном числе и не на географических картах. Например, в сборнике Джека Лондона «Рассказы южных морей». Исходя из утверждений древних авторов, преуменьшавших размеры земного шара, можно было предположить, что Индия, Китай и Молукки лежат недалеко, за испанскими владениями в Вест-Индии. А если они почти примыкали к Вест-Индии, их следовало включить в испанскую зону влияния, установленную по соглашению с Португалией.

Лиссабон в свою очередь желал овладеть Молукками и считал их своего рода дополнением португальской Индии. При этом оснований для своих притязаний у него было не больше, чем у испанцев. По договору 7 августа 1494 г. в Тордесильясе была проведена демаркационная линия, от полюса до полюса, на расстоянии 370 лиг от о-вов Зеленого Мыса. Эта линия между владениями двух стран в Атлантике и за ее пределами отсекала от испанских владении часть современной Бразилии, делила уже открытые земли и то, что предстояло открыть на западе и востоке.

Теоретически линию можно было продолжить через оба полюса и провести по бассейну Тихого океана. Молукки попали бы в португальскую зону влияния, если бы была точно установлена градусная сетка, хотя бы только вблизи 130° в.д., проходящего у этих островов. Но договор в Тордесильясе такого не предусматривал, да и не мог предусмотреть, так как серьезных измерений местной долготы никто не производил. К тому же продолжать демаркационную линию по обе стороны полюсов значило признать шарообразность Земли, т. е. признать истину, осужденную церковью, пойти против блаженного Августина, который повелел предавать анафеме всех, кто допускал существование антиподов. Вот почему договор в Тордесильясе ограничивал раздел сфер влияния Атлантикой и примыкающими с севера и юга районами, не касаясь Тихого океана.

В севильской Каса де контратасьон Магеллан не получил поддержки. Каса не желала рисковать, и ему было сказано, что, хотя испанцы считают Молукки своими, пути туда отрезаны демаркационной линией. Возможно, у Магеллана опустились бы руки, если бы не помощь X. де Аранды, одного из руководителей Касы. Он не стал спорить со своими коллегами, но дал понять мореплавателю, что разговор не окончен.

Коммерсант и царедворец, Аранда разглядел в Магеллане человека, способного осуществить задуманное плавание, сулившее немалые выгоды. Доходы португальцев от торговли с Молукками были достаточно велики, чтобы подтолкнуть Аранду помочь экспедиции, исходя из собственных интересов. Суть того, что он предложил мореплавателю, сводилась к следующему. Чтобы получить в Испании средства на экспедицию, Аранда был готов использовать свое влияние в придворных кругах за плату в виде части будущих прибылей Магеллана. Предложение Аранды можно было рассматривать, как вымогательство. Но что мог поделать Магеллан, эмигрант, которому, не будь Аранды, пришлось бы дневать и ночевать в приемных знатных особ, далеко не всегда расположенных к рискованным проектам. Скорее всего ему был известен пример долготерпения Колумба. В свое время в Лиссабоне сам Магеллан насмотрелся на придворные порядки, особенно когда выступал в роли просителя, добиваясь увеличения мурадии. Он ничего не получил, а рядом с ним преуспевали пронырливые придворные, не имевшие ни военных, ни гражданских заслуг.

В январе 1518 г. Магеллан по совету Аранды отправился в Вальядолид, где временно располагался королевский двор. Чтобы произвести там необходимое впечатление, он забрал в дорогу раба и рабыню, купленных во время путешествий в Юго-Восточной Азии, способных служить переводчиками. Его также сопровождал другой португальский эмигрант, астроном Р. Фалеру, которого он собирался взять в компаньоны по плаванию. При дворе Фалеру был способен продемонстрировать новейшие познания в точных науках, необходимые для далеких путешествий; он также мог помочь экспедиции, передав ей свои навигационные инструменты. В дальнейшем выяснилось, что Фалеру, которого многие считали не совсем в своем уме, никуда не поедет, так как, по его словам, расположение небесных светил было лично для него неблагоприятным. Но в 1518 г. он оказался полезен своим присутствием при дворе. Кроме того, он заставил Аранду, не без скандала, несколько умерить требования в отношении будущих доходов. По настоянию Фалеру Аранда согласился на 1/8 часть этих доходов, хотя вначале говорил об 1/5. Соответствующее соглашение, упоминавшее помощь Аранды, как некое представительство, было заверено у нотариуса.

Посещение Вальядолида было успешным. Магеллана представили епископу Х.Р. де Фонсеке (готовившему экспедиции, как при Колумбе), канцлеру Ж. Соважу, кардиналу Адриану Утрехтскому (бывшему опекуну Карла) и самому королю. Проект экспедиции был одобрен, а вскоре появились документы о ее составе, о правилах поведения в будущих колониях, о правах Магеллана и т. д. Среди этих документов были однотипные контракты и инструкции, которые получали все капитаны испанских кораблей, отправлявшихся в далекие края. Различия могли быть, главным образом, в том, какую долю предполагаемых доходов от экспедиций получали их участники.

Один из документов, датированный 22 марта 1518 г., был оформлен как королевская капитуляция (пожалование) и асьенто (контракт) с Магелланом и Фалеру. Согласно документу, руководители экспедиции получали на 10 лет исключительное право искать к западу от Вест-Индии новые земли «в границах нашей демаркации» (зоны).[105]105
  Medina J.T. Coleccion de documentos ineditos para la historia de Chile. 1-a serie. T. I. Santiago de Chile, 1888. P. 9.


[Закрыть] Подразумевалось, что зона очерчена договором с Португалией в Тордесильясе, поскольку иных международных соглашений такого рода Испания не заключала. Далее устанавливались льготы и доля доходов от экспедиции (1/5 от продажи товаров. 1/10 от местных поступлений и т. д.), на которые получали право Магеллан и Фалеру. Не были забыты и их наследники. Король обещал передать им после смерти мореплавателей управление двумя островами и часть доходов от этих островов.

Для поощрения офицеров Карл, по просьбе Магеллана, обещал им после возвращения домой дворянские титулы. Магеллан и Фалеру назначались капитан-генералами с последующим присвоением званий адмиралов. В июле 1518 г. на королевском совете Карл посвятил их в командоры ордена Сантъягу (по-испански Сантьяго). Орден имел двух магистров, испанского и португальского, а потому производство в рыцари и командоры одного и того же ордена могло состояться в обеих странах Пиренейского полуострова.

Экспедицию несколько раз откладывали из-за затянувшегося ремонта кораблей, недобора моряков и т. п. Фактически всему была одна причина: нехватка денег. В общей сложности было потрачено 8,75 млн мараведи, т. е. около 22 тыс. дукатов (в дукате обычно выло 3,49 г золота высокой пробы). Карл дал трижды по 5 и более тысяч, используя, прежде всего, вест-индские доходы. Через 25 лет знаменитые аугсбургские банкиры и коммерсанты Фуггеры попытались взыскать с испанской казны 5,5 тыс. дукатов, переданных, по их утверждению, Карлу на экспедицию Магеллана. Испанский суд отверг иск, основываясь на протесте представителей Совета по делам Индии, в том числе Фонсеки, который все еще был жив. Совет, по-видимому, имел основания для протеста, а Фуггеры просто желали вернуть деньги, ссуженные Карлу и его двору без определенного назначения.[106]106
  Habler K. Die Geschichte der Fugger'schen Handlund in Spanien. Weimar, 1897. S. 42–71.


[Закрыть] Одно дело было тратиться на Магеллана, который приобрел для Испании новые владения, другое – покрывать расходы Карла, добивавшегося германской имперской короны, подкупая курфюрстов на деньги Фуггеров.

Экспедиция Магеллана в какой-то мере финансировалась из частных источников, но вряд ли это были деньги Фуггеров. Финансовую помощь Карлу оказал антверпенский дом де Аро. Созданный выходцами из Испании, этот дом имел филиал в Лиссабоне, где неплохо заработал на пряностях. Однако торговля с Индией, куда Аро слали свои корабли, обернулась убытками, когда португальские пираты потопили семь их кораблей из 16. Лиссабон отвечал по контрактам за гибель кораблей, но Аро тщетно взывали то к португальской юстиции, то к совести Мануэла. В 1518 г. Кристо-баль де Аро, представитель дома в Лиссабоне, был приглашен для консультаций к испанскому двору. Там ему дали понять, что вряд ли стоит искать недоступную правду у Мануэла, когда Испания отправляет на Молукки Магеллана. Будущие доходы от молуккских пряностей могли с лихвой окупить потопленные корабли, стоило Аро войти в дело и помочь финансированию Магеллана.

В середине 1518 г. слухи о том, что Аро помогают экспедиции на Молукки, достигли Лиссабона. К этому времени Мануэл понял, куда его завел конфликт со своим бывшим придворным из-за полдуката месячной мурадии. Гнев короля обрушился на Аро, имевших имущество в Лиссабоне. Скорее всего Мануэлу, конфисковавшему это имущество, досталось немногое в сравнении со средствами, вложенными торговым домом в Испании. Аро сделали ставку на поиски путей к Молуккам в западном направлении и стали финансировать, помимо Магеллана, еще одну испанскую экспедицию: через Панамский перешеек в Тихий океан.

По сведениям историков XVI в., Мануэл обсудил на королевском совете линию поведения в отношении Магеллана. Члены совета сошлись на том, что экспедиции следовало чинить препятствия. Но как? Было отвергнуто предложение переманить капитан-генерала в Лиссабон, пообещав ему пенсию. Это было опасно, так как подрывался престиж Португалии и возникал повод для других участников войн в Индии добиваться привилегий. Не получило поддержки предложение убить Магеллана, способное бросить тень на Португалию. К тому же Испания могла отправить экспедицию на Молукки и без Магеллана. Оставалось прибегнуть к интригам, чтобы очернить мореплавателя и, может быть, заставить его самого отказаться от своего проекта.

Сохранилось письмо, адресованное Мануэлу португальским послом в Испании, о мерах, которые он принимал, чтобы помешать экспедиции на Молукки. Посол постоянно находился при дворе Карла, поскольку готовилась свадьба Мануэла (после смерти двух первых жен) на сестре испанского короля. В беседе с Карлом, как доносил посол в сентябре 1518 г., он сказал, что в Кастилии хватает своих людей для заморских путешествий, а потому незачем брать на службу вассалов другого короля, своего друга. Карл рекомендовал послу побеседовать с кардиналом Утрехтским; эта беседа состоялась, но ничего не дала. Послу было сказано, что, во-первых, Магеллан намерен отправиться за пределы португальской зоны влияния, и, во-вторых, на испанскую службу переходили всего двое бывших вассалов Мануэла (Магеллан и Фалеру), тогда как сама Португалия набирала на свой флот немало кастильцев.

В октябре 1518 г. произошло столкновение между Магелланом и его моряками, с одной стороны, и праздной толпой севильцев, наблюдавших за ремонтными работами на одном из кораблей экспедиции, с другой стороны. Поводом к столкновению стало водружение на корабле личного флага капитан-генерала, флага, принятого севильцами за государственный португальский. Его появление они расценили как оскорбление испанцев и вызвали полицию, которая их поддержала. Столкновение привело к тому, что один из маэстрес был ранен, а рабочие, нанятые капитан-генералом, разбежались. Инцидент, оставшийся без последствий, показал, в какой обстановке готовилась экспедиция. Севильцы видели в португальских моряках конкурентов, нанимавшихся на флот по низким ставкам, а потому сбивавших заработки. Магеллан в докладе королю писал, что рассматривал поведение толпы и полиции как оскорбление, нанесенное самому Карлу, принявшему португальцев на службу, флаг не был спущен, писал капитан-генерал, в частности, потому что все происходило на глазах одного португальского дворянина, прибывшего для переговоров о возвращении его, Магеллана, в Лиссабон. Если бы флаг спустили, это было бы ударом для капитан-генерала, свидетельством приниженного положения португальцев в Севилье. Те, кто допустил столкновение, заканчивал доклад Магеллан, были верны Испании на словах. Ему, эмигранту, надо было служить Испании своими делами, несмотря на предложения о возвращении в Лиссабон.[107]107
  Medina J.T. Op. cit. P. 18.


[Закрыть]

Эти предложения, скорее всего, представляли собой попытки выманить капитан-генерала в Лиссабон, не связывая Мануэла формальным обязательством. На уговоры капитан-генерал не поддался. Об этом, в частности, свидетельствовал еще один опубликованный документ – донесение С. Алвариша, представителя Мануэла в Севилье. Донесение было отправлено в Лиссабон 18 июля 1519 г., т. е. за два месяца до выхода экспедиции в плавание, когда приготовления близились к концу. Алвариш сообщал о встрече с Магелланом и о попытках уговорить его вернуться в Лиссабон, но на прямой вопрос капитан-генерала, действует ли его собеседник по поручению короля, был дан отрицательный ответ.

В своем донесении Алвариш давал оценку готовности испанской экспедиции к плаванию. По его словам, он видел старые, не раз чинившиеся корабли, которые были вытащены на берег для нового ремонта. Починка длилась 11 месяцев, а затем суда, спущенные на воду, конопатили и смолили. Алвариш поднимался на палубы, и, по его словам, он вряд ли согласился бы плыть к Канарским островам на этих кораблях с гнилыми креплениями для шпангоутов.

Возможно, корабли Магеллана были не самыми лучшими, но они через полтора года пересекли Тихий океан, а один из них смог совершить кругосветное путешествие, длившееся три года. Конечно, в пути Магеллан, как и другие мореплаватели, ходившие в Америку и страны Востока, вел ремонтные работы. И все же, надо думать, за два месяца до отплытия, когда на кораблях побывал Алвариш, готовность экспедиции была довольно высокой, и гнилые детали, если они были, оказались вовремя замененными. Не исключено, что Алвариш брался судить о предмете, в котором не разбирался, или выдавал желаемое за действительное. Впрочем, возможно и то, и другое. Экспедиция была рискованной, а потому Алвариш с некоторой долей вероятности мог предположить, что она не достигнет цели, тогда как он сумеет снискать благосклонность Мануэла, предрекая провал Магеллана. Когда выяснилось, что корабли Магеллана, пусть без капитан-генерала, вышли к Молуккам, такой человек, как Алвариш, скорее всего, предпочел оказаться в тени, чтобы лишний раз не напоминать о своих ядовитых нашептываниях.

В плавание шли пять кораблей. Их водоизмещение измерялось в тонелес де порте – фрахтовых бочках. Крупнейший из кораблей, «Св. Антоний», имел 120 тонелес, что, по мнению Э.А. д'Альбертиса, итальянского исследователя XIX в., соответствовало 143 «современным тоннам». Но исследователи XX в. считают, что тонелес равнялись 2,43 куб. м каждая. При таком значении тонелес окажется, что «Св. Антоний» имел 290 т водоизмещения. Прочие корабли должны были иметь 266 т («Тринидад»), 218 т («Консепсьон»), 206 т («Виктория»), 182 т («Св. Яков»).[108]108
  Albertis E.A.d'. Le costruzioni navali e l'arte della navigazione al tempo di Cristoforo Colombo. – Raccolta di documenti e studi pubblicati dalla R[eale] Commissione Colombiana. Roma, 1893. Pt. IV. Vol. I. P. 82; Velho A. Roteiro da primeira viagem de Vasco da Gama. Anexo II. Lisboa, 1960. P. 162–163; Navar-rete M.F.de. Coleccion de los viages у discubrimientos. Buenos Aires, 1946. T. IV. P. 111.


[Закрыть]

Это были двух– и трехмачтовые парусники типа нао. Судя по обводам, принятым в те времена, они имели в длину 20–30 м, в ширину – 7—10 м. На каждом из них было по две башни, на баке и корме. На мачтах крепились в один—два яруса паруса, обычно прямые. Когда на Молукках меняли паруса, А. Пигафетта, оставивший наиболее полные записи о путешествии, отметил, что на новых полотнищах был изображен крест св. Якова (апостола, по преданию крестившего Испанию). Крест сопровождала надпись: «Се знамение нашего успеха». Корабли на наиболее длинном участке пути, при переходе через Тихий океан, шли, используя сравнительно благоприятные ветры, со средней скоростью 3,7 узла в час. «Виктория», завершая кругосветное путешествие, прошла Индийский океан медленнее, делая по 3 узла.

На вооружении кораблей были в общей сложности семь десятков бомбард разного типа, десяток фальконетов (бивших свинцовыми ядрами), полсотни аркебуз, латы на сотню солдат, луки и стрелы, ракеты, зажигательные снаряды. Каждый капитан был снабжен пергаментными картами, парой компасов с запасными иглами, астролябией, несколькими квадрантами, песочными часами. Помимо всевозможных припасов были взяты товары для обмена в заморских странах: носильное платье, металлические изделия, женские украшения, колокольчики (их в Юго-Восточной Азии считали стимулом в любовных наслаждениях), ртуть для лечения сифилиса.

Корабли снаряжались под контролем Каса де контратасьон. Были установлены штаты: 235 человек, хотя фактически в экспедицию ушли не менее 280. Магеллан и его спутники получали из казны жалование. Капитан-генералу причиталось ежегодно 50 тыс. мараведи и ежемесячно – по 8 тыс. в течение плавания. Главным интендантом флотилии стал один из капитанов, X. де Картахена; после отказа Фалеру от участия в экспедиции Картахена стал «конхунта персона», т. е. лицом, руководящим флотилией совместно с Магелланом. Матросы получали невысокую плату (по 1200 мараведи в месяц), маэстрес – в 2,5 раза больше. Недостаток жалования в какой-то мере возмещало разрешение привезти из плавания беспошлинно колониальные товары; их вес устанавливался для матросов в несколько десятков фунтов, для капитанов – в тысячи фунтов.

Позднее, перед отъездом, капитан-генерал получил стандартные инструкции по судоходству, дополненные своего рода моральным кодексом моряков. Инструкции включали правила сигнализации, загрузки кораблей, смены вахт и т. п. Вряд ли они обсуждались моряками с таким же интересом, как нормы поведения, которых надлежало придерживаться. Капитанам вменялось в обязанность следить за всем, и на суше, и на море. В дальних странах на стоянках следовало обратить внимание на поддержание добрых отношений с туземными властями, на то, чтобы моряки не оскорбляли женщин, и тем более не чинили над ними насилия. На море надо было обращаться с моряками с мягкостью («аморосаменте»), не допускать притеснений, в частности со стороны врачей, склонных вымогать взятки за лечение. Матросам возбранялось сквернословить и, конечно, играть в азартные игры, «из-за которых все чаще случаются неприятности, происходят скандалы, наносятся оскорбления». В своих письмах они могли жаловаться на что угодно, и капитанам нельзя было этому мешать. К врагам христианства снисхождения не допускалось. Встретив на море мусульман, следовало отнять у них все, что можно, а на суше – продать их всех в рабство.[109]109
  Navarrete M.F.de. Op. cit. P. 128 etc.


[Закрыть]

Набор офицеров и матросов в экспедицию затягивался, найти опытных людей было нелегко. Объяснялось это невысоким жалованием, нежеланием многих моряков отправляться в неведомые края, за пределы Вест-Индии, туда, где была угроза столкновений и с коренным населением, и с португальцами, обосновавшимися на подступах к Молуккам. Часть маэстрес была зачислена в штат лишь после того, как король предложил Каса де контратасьон оказать на них давление, напомнить, что их карьера зависела от государства.

Давали о себе знать антипортугальские настроения, особенно среди офицеров. В упомянутом донесении Алвариша говорилось, что у Магеллана возникли острые разногласия с Картахеной и К. Де Аро. Магеллан не желал медлить с комплектованием экспедиции, но он был связан по рукам и ногам низкими ставками жалования, не устраивавшими испанских моряков. Картахене и Аро, в свою очередь, хотелось набрать побольше испанцев, людей, на которых именно они могли бы положиться. К тому же подчинение иностранцу, Магеллану, было для Картахены препятствием в собственной карьере. Среди офицеров шли разговоры о том, что капитан-генерал, в отличие от руководителей других экспедиций, им не доверяет, скрывает точный маршрут, по которому пойдут корабли. Открой Магеллан этот маршрут, он сыграл бы на руку таким людям, как Алвариш, умевшим добывать информацию (в своем донесении Алвариш писал, что имел двух осведомителей, в доме Аро и в самой экспедиции). Намного вырос бы риск встретить на пути к Молуккам португальские эскадры, готовые помериться силами с испанцами.

Противостояние испанских офицеров Магеллану принимало характер вражды, которую Картахена, по-видимому, не очень скрывал. На совещании с капитан-генералом он и Аро набрались, мягко говоря, смелости заявить португальцу Магеллану, что не станут платить португальским морякам жалование, поскольку их «так много». Всего, по сведениям Алвариша, к тому времени было набрано 15 португальцев, не считая слуг. Был послан запрос королю, который ответил, что хватит и пяти португальцев.

Магеллан был готов к уступкам, во всяком случае на словах. Он объявлял о наборе моряков через глашатаев по городам Андалусии, но безрезультатно. Стало ясно, что недобор моряков будет слишком велик, если исключить иностранцев. С согласия (по-видимому, молчаливого) испанских властей в экспедицию включили около 40 португальцев. Кроме них с Магелланом отправились пять фламандцев, 19 французов, 27 итальянцев. Среди последних был Пигафетта, числившийся внештатным моряком.

О матросах, участниках экспедиции, известно лишь, что это были, прежде всего, уроженцы Южной Испании, выходцы из крестьян и городской бедноты. Даже покинув Европу, экспедиция испытывала нехватку в моряках, о чем говорило продолжение вербовки на Канарских островах. На кораблях были и неевропейцы: несколько африканцев – белых и черных, рабыни (скорее всего, индианки), вывезенные ранее в Испанию. В экспедицию они попали нелегально, вопреки официальному запрету брать женщин. Руководители флотилии, в том числе Магеллан, не могли этого не знать, но, судя по всему, делали вид, что запрет относится лишь к женщинам европейского происхождения.

10 августа 1519 г. экспедиция покинула Севилью и спустилась к устью Гвадалквивира, в атлантический порт Санлукар-де-Баррамеда. Это было сделано по рекомендации Каса де контратасьон, которая желала показать, что завершила в Севилье все приготовления. Фактически погрузка припасов и набор моряков продолжались, как продолжались споры Магеллана с его испанскими офицерами. Детали споров не известны, но в архивах сохранились сведения, что двух португальцев отстранили от плавания, а одному из испанских капитанов, Л. де Мендосе, было передано распоряжение короля, чтобы он прекратил препирательства и подчинился капитан-генералу. Надо думать, у Магеллана было нелегко на сердце, когда 20 сентября 1519 г. экспедиция, наконец, подняла якоря и вышла в Атлантический океан.