Текст книги "Профессия: иностранец"

Автор книги: Валерий Аграновский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 13 страниц)

Конон Трофимович:

Провал

В тюрьме мне казалось, что тюрьма ненастоящая, просто кошмарный сон, и мне нужно как можно быстрее проснуться. У каждого разведчика, живущего за границей долго, позвольте заметить, должна быть отдушина, какое-то увлечение: теннис, рисование, шахматы, коммерция, – чтобы не думать постоянно о том, что ждет впереди. Как солдат, сидя в окопе, привыкает к мысли о возможной гибели, так и разведчик всегда сознает опасность, но если солдат и разведчик – разумные люди, они не позволят этому сознанию овладеть ими, в противном случае нервы, не выдерживая напряжения, начинают преувеличивать опасность. Страх? Нет, я не о нем, поскольку существует, мне кажется, такой парадокс: настоящая опасность парализует страх! Страшно "до" и "после", но в самый момент – никогда. Я эту мысль не буду расшифровывать, в нее надо просто вдуматься. И еще: хладнокровных людей, наверное, вообще не бывает, а если они и есть, то – роботы, ремесленники. А разведчик – личность творческая, ему все интересно: и поиск, и даже провал. Азарт! – как у физика, работающего над открытием, как у шахматиста, который рассчитывает комбинацию, как у охотника, идущего по следу зверя, и даже как у жертвы, уходящей от охотника... Великие Мата Хари и Блейк были больше игроками, исследователями, чем шпионами, уныло и механически исполняющими свои обязанности.

Работа

Как проникнуть на военный объект, где двенадцать тысяч работающих и где режим повышенной секретности? А как, подумал я, "проникают" туда они сами, причем трудясь в одну смену? Как успевают за десять минут пройти через проходную? Неужели документы проверяют у каждого и фото каждого сверяют с оригиналом? Стал изучать вопрос (сколько же вахтеров нужно на эти тысячи людей!) и понял, что все элементарно просто: форма и цвет кокарды на берете рабочего! Мне тут же изготовили подобие, и я дважды в течение дня не только сам прошел беспрепятственно на секретнейший объект (в 8 утра и в ленч), но и провел коллегу, приехавшего из Вашингтона в Лондон с "интересом" к данному объекту. Прошли в общем потоке, через проходную.

Качества

По отношению к нейтральным знакомствам и связям разведчик должен быть нормальным человеком. Я им был: бизнесмен, который почти не интересуется политикой и делает деньги, – ни коммунизм, ни фашизм мне "ни к чему". В итоге: говорить "против" у меня никогда нужды не было, и тостов с бокалом в руке, как Кадочников в "Подвиге разведчика", за нашу победу я тоже публично не произносил. Потому, повторяю, что у меня было амплуа нормального человека.

Однажды

По делам фирмы мне выпала поездка на трое суток в Ленинград. Получив санкцию "Первого", мои коллеги преподнесли мне царский подарок: привезли из Москвы жену. Кстати, ни мать, ни отец, ни Галя не знали, где я работаю и кем. По легенде, которая была "для дома, для семьи", я в качестве научного сотрудника находился на Востоке, мои письма домой шли через Китай, а если соседи или дальние родственники спрашивали Галю "с подозрением", почему это я так долго в командировке без жены и детей, Галя, умница, отвечала, что из-за аллергии: климат для нее в Китае неподходящий. Представьте, верили! И вот мы с Галей в Ленинграде. Встречу нам устроили "как в кино" – в кафе на Невском, в котором танцуют. Стало быть, с музыкой. Я пришел. Они уже сидят. Подхожу к моему коллеге, который сопровождает Галину в качестве ее "партнера", пожираю жену глазами и с трепещущим сердцем прошу, как и положено, у него разрешения потанцевать с "вашей дамой". И он, бандит, мне отказал! Как я удержался и не врезал ему бутылкой по башке, не знаю (хороши "шуточки"). Потом мы сделали с Галей два полных круга, она спросила про погоду в Китае, я, как идиот, почему-то поблагодарил: спасибо, хорошая, – и только потом, через много лет, когда я, обмененный, вернулся домой, мы с ней сообразили, что играли в том кафе не вальс, а танго "Брызги шампанского". Она впервые серьезно заподозрила тогда, что я вовсе не на Востоке и не научный сотрудник, но промолчала, как умеют молчать жены разведчиков, я бы сказал, подправляя мысль: настоящие жены разведчиков.

Взгляд

В Англии готовят невкусно. Главная еда англичан – завтрак: "Снимайте номер в отеле с завтраком!", не с ужином, который они и вправду "отдают врагу". В каждом отеле есть специальная комната для завтраков (не ресторан, не кафе, а типа наших гостиничных буфетов со столиками), куда приходишь, подсаживаешься к кому-нибудь, чего не можешь себе позволить в ресторане, кладешь на столик ключи от номера с большим набалдашником и просишь на выбор: чай, молоко или кофе. В Англии, к слову сказать, три школы: одна приучена начинать день с чая, вторая с молока, и недавно появилась третья "кофепийцы". Между прочим, кельнеры называют чай "русским", а растворимый кофе "мгновенным", он дешев и плох. После заказа ждешь минуту-две, и тебе приносят с чаем, уже "без выбора", тосты – жареный хлеб, но жаренный не на сковородке, а на огне, причем нарезан он квадратиками или треугольниками; кусочек масла на блюдечке; джем, который называют мармеладом, но он совершенно не похож на мармелад, к которому мы привыкли в России, поскольку представляет собой бесформенную массу, прозрачную на вид и с прожилками; наконец, овсяную кашу и приготовленный на пару чернослив (две штучки со сливками – для пищеварения; у всех англичан, извините, запоры, так как они с малолетства не едят грубой пищи, зато слабительное поглощают в огромных количествах, из-за чего и атрофируются стенки желудка, что еще более усугубляет положение: получается как бы перпетуум мобиле, но не в смысле действия, а, наоборот, бездействия). После каши и чернослива берешь крохотную таблетку, бросаешь в стакан с водой, начинается "шип", и ты пьешь. Завтрак окончен. Правда, вместо каши иногда предлагают корнфлекс с бананом, нарезанным колбаской. И чуть не забыл: одно яйцо! – в виде омлета, глазуньи или просто варенное всмятку, и есть его надо, не расколупывая пальцами, а ножичком срезая верхушку с тупого конца, где полая часть с воздухом, чтобы не пропадала хотя бы ничтожная доля продукта.

Портрет

Теперь, когда я стал более или менее доступен штатским людям, меня, словно кинозвезду, просят "чего-нибудь" рассказать: вызываю, понимаете ли, интерес! Обычно я говорю: такой кнопки, чтобы нажать, и поехало, у меня, извините, нету, а мне, уважаемые товарищи, необходимо вдохновение, автоматом не получается. Но скажу вам откровенно: разведчик не может работать, если не владеет искусством рассказа, я бы даже сказал – искусством руководить беседой. Я по натуре человек общительный, потому что из простой, хоть и интеллигентной семьи. Без комплексов. Ни врагов, ни неприятелей мне, как разведчику, иметь не положено, и я их не имею! По крайней мере откровенных. Уживчивость – главная черта моего характера. Там. Иначе какой получился бы из меня работник? Хочу не хочу, а "дружу" со многими. Но здесь – другое дело, и здесь я другой.

Взгляд

Еще про еду, если не надоело. С 12 до 14 часов, хоть война, хоть землетрясение, – ленч: обед! Томатный суп, в который натирается картошка, или мясной суп из воловьего хвоста, меня всегда интересовало, куда у них деваются волы от этих хвостов, но на мой невинный "детский" вопрос я ни от кого так и не получил вразумительного ответа. Суп жидкий, "но наш!" – говорят англичане. Они вообще-то экономят на еде, не делают из нее культа и шутят: "Должно быть видно, что на мне, а не что во мне!" На второе – отличная отбивная (больше фунта!), гарнир отдельно. На масле нигде не готовят, ни дома, ни в ресторанах нашего русского масла вообще не держат. Готовят на жирах, которые исчезают, как только испаряется вода, и даже мясо не жарят, а делают, как у нас шашлыки. Наиболее употребим в Англии маргарин, его мажут на хлеб: бутерброд с маргарином не отличишь от бутерброда с маслом, зато нет холестерина! В ходу и постное масло, растительное или овощное. Белый хлеб только со вторым.

Англичанин не встанет из-за стола, пока не съест на десерт пудинг, который делают из старого хлеба с подливой. Пирожных в Англии нет. (Есть во Франции!) Конфеты, шоколад с мятной (ужасной!) начинкой, по форме – вам и не снилось, причем шоколад дешевый, не роскошь. И колбас не видел. Зато есть сыры – сто пятьдесят сортов в любом магазине: королевская пища!

В обед служащие идут в кафе или в рестораны – можно национальные: китайская кухня, индийская, русская с неизменным борщом и блинами "а ля рюсс", мексиканская, где устраивают соревнования по еде зеленого перца (я видел победителя, который без передышки смолотил двадцать штук в то время, как нормальный англичанин сходил с ума только при мысли об одной штуке), с супом "по-мексикански", который на глазах посетителей вынимают из "мартена". В кафетериях – самообслуживание, в ресторанах – подают мгновенно, особенно в часы пик, зато в прочее время – тянут, чтобы залы, которые, кстати, крохотные (не то что у нас, как вокзалы), не казались пустыми, иначе публика туда совсем не пойдет. В городе на каждом шагу магазинчики, в которых продают, кажется, все, что душе угодно, даже "засоленные" в сахаре огурцы! А вот спиртное дороговато: тридцать граммов виски стоят три с половиной шиллинга, это стоимость поллитровой банки пива.

Портрет

Был я восемнадцатилетним, казался сам себе очень взрослым, теперь моей дочери восемнадцать, и она для меня совершеннейший ребенок, – я в этом смысле от других отцов мало чем отличаюсь.

Провал

Такая вот "мелочь": англичане пьют пиво, как у нас пьют квас. Я лично пиво не терплю, но отказаться от него никак невозможно: если у нас в Союзе кто-то упорно отказывается от кваса, можете не сомневаться: шпион! В компании, во время ленча, выпить пива, поиграть в кегли или в "перышки" не считается грехом; я тоже играл и тоже пил – а что делать? Причем пил по классическому "английскому" образцу, мешая сорта пива, чаще всего черное со светлым. И, представьте, привык. У меня теперь довольно много чужих привычек. Например, здороваясь, я, как и все англичане, слова приветствия произношу, но руки не протягиваю и не жму протянутую мне: кто в Англии протянул, тот чужой! А если приходится считать на пальцах, то не загибаю их, как дома, а, наоборот, разгибаю, как делают во всей Европе.

Быт

Правление моей фирмы было в центре города. Я ездил на работу не на машине, которую там негде приткнуть, а "как все", на метро, иногда на автобусе. А мои шикарные лимузины стояли либо в гараже, либо просто на улице возле дома: по четным дням на одной стороне, по нечетным – на другой, чтобы улицы можно было беспрепятственно чистить.

Провал

Подходит, представьте, человек к бару, заказывает двойной виски и вдруг "ахает" одним глотком – что дальше? Может "гасить свечи", потому что все, в том числе, конечно, бармен, молча на него уставятся: он же русский! Казалось бы, мелочь...

Автор:

Эпизод (из беседы с полковником А.)

На мое восклицание: "Вы совершенно не похожи на разведчика!" – А. удовлетворенно сказал: "И слава богу. Был бы похож, меня на эту работу не пригласили, потому что т а м прихлопнули бы на вторые сутки. И что интересно: все мы не только на шпионов не похожие, но при этом еще очень разные, в противном случае нас, как селедку, ловили бы сетями". Я знал, что полковника А. провалил его первый помощник X. прочитал об этом в книге Д. Донована, крупного американского юриста и общественного деятеля, который был адвокатом А. на суде.

Качества

Когда резиденту присылают помощника, который оказывается слабым работником, или пьяницей, или просто дураком, резидент не может какое-то время возразить против него, так как перечисленные качества столь маловероятны для разведчика, что резидент скорее подумает, будто они часть легенды и помощник так ведет себя, чтобы сбить с толку противника.

Помощник у А. (кстати, его воинское звание – подполковник) был именно таким человеком. В книге "Люди на мосту", опубликованной в США уже после процесса над А. и его обмена, Д. Донован написал о подполковнике X.: "Если X. был шпионом, то он, безусловно, войдет в историю как самый ленивый, неудачливый и неэффективный шпион, когда-либо направлявшийся для выполнения задания". Я, конечно, спросил у Ведущего, почему вдруг Центр, известный своей "привередливостью", прислал А. такой подарок. Ведущий в ответ пожал плечами: мол, и на старушку бывает прорушка, не ошибаются только полные бездельники...

Провал

Когда X. влюбился в американку (Центр употребляет в таких случаях иную терминологию: "спутался"), стал тратить на нее большие деньги, предназначенные на совершенно другие цели, а в довершение к этому несколько раз пропадал из поля зрения резидента на два-три дня, что категорически Центром запрещено, А. наконец сделал запрос: почему его не предупредили заранее, что помощник будет с такой странной легендой? Надо сказать, А. был человеком терпеливым и глубоко порядочным: он плохо думал о людях только тогда, когда думать иначе уже было невозможно. Центр, всполошившись, немедленно отозвал Х., но в спешке сделал это грубо, не прикрыв вызов каким-нибудь "совещанием". Заподозрив неладное, X. все же вылетел в Москву. Перед отлетом он занес резиденту коротковолновый приемник, причем А. сам разрешил ему принести чемоданчик в номер гостиницы "Латам", 4-я Ист, 28-я улица Манхэттена, Нью-Йорк, где жил в ту пору. Вообще-то адрес резидента никому из помощников неизвестен, не знал его и X., но А., к сожалению, закон нарушил. Почему? "Вероятно, по тому подлому правилу, – ответил А., – по которому одна ошибка влечет за собой другую..." В Берлине, пересаживаясь с самолета "Люфтганзы" на машину Аэрофлота, X. принял решение: он уехал с аэродрома прямо в американское посольство, сдался и заплатил за свою жизнь резидентом А., которого через два часа арестовали в злополучном номере "Латама".

Качества

Полковник А. был человеком многогранного таланта: в совершенстве владел шестью языками и специальностью инженера-электронщика, был хорошо знаком с ядерной физикой, химией, математикой; много лет прожив в США, имел в качестве "крыши" фирму, весьма процветающую на приеме заказов на изобретения, причем был и техническим, и научным "мозгом" фирмы. Кроме того, А. замечательно рисовал, что позволило ему открыть в Нью-Йорке художественный салон, был музыкантом и отменным шифровальщиком. "Я хотел бы, – сказал после процесса над А. руководитель ЦРУ Аллен Даллес, – чтобы мы имели в Москве сегодня хотя бы трех-четырех таких агентов, как полковник А., тогда мы взяли бы Россию за сутки и без единого выстрела". В книге "Как работает американская секретная служба..." И. Енсен писал, что процесс против А. интересен и с той точки зрения, что общественное мнение было почти единодушно на стороне А., хотя вина его установлена вне всякого сомнения, а психоз шпионажа был на грани истерии. Вся жизнь А. и все его существование зиждились на твердом фундаменте самодисциплины и самоотречения. Про А. говорили: он работает так, что первая его ошибка, как у минера, могла стать единственной и последней, что, собственно, и случилось.

Портрет

Человек с внешностью А. мог быть по профессии бухгалтером, стоматологом, литератором (причем не поэтом, а именно прозаиком), дамским портным, смотрителем в музее, но никогда – разведчиком! Представьте: венчик седых волос вокруг большой и умной лысины, густые черные (крашеные?) брови, на плечах много перхоти, уныло зависший над губами нос, кожаные налокотники, подчеркивающие "мирный" характер его профессии, глаза как бы задернуты старческой мутной пленочкой-занавеской. И ничего "выдающегося", никаких особых примет. Классический вариант шпиона, незаметного в толпе, если, конечно, подобное тотальное отсутствие примет уже не есть "особая примета"! Но иногда, что-то рассказывая, полковник легким движением руки отодвигал в сторону занавеску, и в его глазах мгновенно появлялась жизнь, а с нею и мысль – яркая, острая, озорная. Глядя на А., я терялся в предположениях: кто он по национальности? Ломать голову не имело смысла, потому что А. мог быть кем угодно, от датчанина до испанца. Не удержавшись, я задал ему вопрос о его национальности. Он улыбнулся одними уголками рта: "Мой адвокат считал меня немцем". И поставил очень большую точку, тут же задернув на глазах занавесочку и тем самым лишив меня возможности переспрашивать и уточнять: мол, Донован считал немцем, а вы можете думать, как вам угодно, мне это не интересно. Я прикинул, и у меня получилось, что полковника следует относить к числу иудеев: чернота бровей – раз (если они, конечно, не подкрашены), загнутый книзу нос два, а главное – манера упоминать евреев, если по ходу рассказа появляется надобность перечислить несколько национальностей, что характерно, мне кажется, как раз для комплексующих иудеев (или истинных интернационалистов?). Например: "В ресторане "Ланди" на Шипсхед-бейе в Нью-Йорке, где можно получить ведерко моллюсков, приготовленных на пару, и вареного омара, кого только не увидишь в уик-энд: и армян, и французов, и русских, англичан, итальянцев, евреев!" Или: "На "Куин Мэри" был у меня в попутчиках целый "интернационал": испанцы, турки, шведы, англичане, евреи, один белорус, нигериец, японец и представители еще десятка каких-то национальностей!"

Джеймс Донован:

Приложение № 5 (из книги «Люди на мосту»)

Полковник А. так верил в разведывательную службу своей страны, что не допускал даже мысли о возможной присылке ему столь ненадежного и некомпетентного помощника, как X. Вот факторы, приведшие X. к измене: пьянство, блондинка, беззаботное отношение к деньгам, склонность влезать в долги. Известно, что агент, перешедший на сторону противника, может представлять для него гораздо большую ценность, чем агент собственный.

Наблюдение за номером отеля, в котором жил А., велось из окна дома напротив (№ 252 по Фултон-стрит), с пятого этажа, при помощи бинокля (10/50, дает десятикратное увеличение и имеет линзы диаметром пятьдесят миллиметров).

Номер 839 отеля "Латам", в котором арестовали полковника, был грязным и почему-то имел странную форму: стены его сходились не под прямым углом. Номер имел следующую обстановку: двуспальная кровать, низкий комод, небольшой письменный стол, складная подставка для чемоданов, стенной шкаф для платья, дверца которого выдавалась в комнату. Размер номера примерно десять футов в ширину и тридцать в длину. Тут же маленькая ванная комната. Это восьмой этаж, цена 29 долларов в неделю.

Как-то полковник сказал: "Меня нельзя считать картежником, ибо все мои познания в этой области начинаются и заканчиваются несколькими вариантами пасьянса". Я представил себе последние перед арестом часы полковника А.: сидя в дешевом номере отеля "Латам", одинокий, несмотря на то, что его окружают в том же отеле две тысячи шестьсот человек, шпион раскладывает пасьянс...

При аресте А. в номере были обнаружены следующие вещи, позволяющие оценить "двойную жизнь" шпиона: электрический генератор мощностью в треть лошадиной силы, коротковолновый радиоприемник "Холликрафтер" с наушниками (в чемодане), фотокамера "Спидграфик" с набором фотооборудования, многочисленными кассетами и оберткой от фотопленки, полые болты, запонки и зажимы для галстуков с высверленными в них отверстиями, служившие "контейнерами", блокнот с кодами, зашифрованные тексты, оборудование для изготовления микрофотографий, напечатанные на машинке заметки на тему: "Нельзя смешивать искусство и политику", географическая карта США с отмеченными на ней кружочками основных районов обороны страны, карта парка Бэр-Маунтин-Гарриман, планы расположения улиц Куинса, Бруклина, Патанама, планы улиц городов Чикаго, Балтимора и т. д., расписание прибытия и отправления международной почты, блокнот с записями математических формул, ноты, магнитофон с пленками, альбом с эскизами рисунков, научные журналы и брошюры, банковская книжка, гитара, картины, написанные маслом, 20 тысяч долларов, находящиеся по частям в разных местах, в том числе четыре тысячи в папке с застежкой "молния", и т. д.

Весьма остроумно были высверлены внутри винты. Снаружи они выглядели старыми и ржавыми. Поворачивая их, вы лицезрели настоящее чудо: новенькая модная нарезка находилась полностью в рабочем состоянии, и простой и невинный на вид шуруп являл собой водонепроницаемый "контейнер" для микропленки. У полковника было много инструментов, которыми он пользовался при изготовлении "контейнеров". Была целая фотографическая лаборатория с химикалиями и дорогостоящей аппаратурой. Сам А. был настолько искусным фотомастером, что мог уменьшить формат письма до размеров булавочной головки. Такие "микроточки" фактически не поддаются визуальному обнаружению (они были изобретены немецкой разведкой в период первой мировой войны).

На выставке доказательств по делу полковника А., организованной ФБР, в длинной хорошо освещенной комнате на двадцати пяти столах были разложены различные предметы, словно гигантский набор закусок, причем некоторые были завернуты в целлофан.

Как профессиональный боец, А. ожидал, что с ним после ареста будут обращаться по-настоящему грубо. Но сотрудники ФБР сразу предложили ему свободу и работу в контрразведке США "с окладом в десять тысяч долларов, с хорошей едой, напитками, с отдельным кабинетом, оборудованным кондиционером" и были уверены, что устоять против такого соблазна трудно. Мне тоже казалось, что полковник А. мог быть ФБР "получен". "Они считают всех нас продажными тварями, которых можно купить", – сказал мне А. Позже он заявил, что ни при каких обстоятельствах не пойдет на сотрудничество с правительством США и не сделает для спасения своей жизни ничего такого, что может нанести ущерб его стране.

А. – культурный человек, великолепно подготовленный как для той работы, которой он занимался, так и для любой другой. Он был на редкость своеобразной личностью. Его снедала постоянная потребность в духовной пище, естественная для каждого образованного человека. Он жаждал общения с людьми и обмена мыслями. Находясь в федеральной тюрьме Нью-Йорка, он даже стал учить французскому языку своего соседа по камере, полуграмотного бандита... Как человека, полковника А. просто нельзя не любить.

При расшифровке текста, обнаруженного в блокноте арестованного, получилось следующее: "Поздравляем прибытием. Подтверждаем получение вашего письма по адресу "У", повторяем "У" и прочтение вашего письма Первым. Слишком рано посылать вам гаммы. По вашей просьбе передадим способ приготовления мягкой пленки и отдельно новости вместе с письмом вашей жены". И еще: "Короткие послания зашифровывайте, а длинные делайте со вставками. Вставки передавайте отдельно. Посылка вручена вашей жене. У вас дома все в порядке. Желаем успеха. Поздравления от товарищей. Третий".

Отрывки из писем жены полковника А.: "Мы получили посылку в мае и очень благодарны тебе за нее. Твои подарки нам очень понравились. Мы высадили уцелевшие гиацинты, и три цветка уже дали ростки". Из другого письма: "Я смотрю на цветы и все жду, жду, жду и верю, что мы будем скоро вместе и что ты больше никогда не захочешь покинуть нас. Мы с дочерью имеем все, кроме тебя. Попытайся сделать так, чтобы не отсрочить нашей встречи. Годы и возраст не ждут". И еще отрывок: "Наша жизнь – постоянное ожидание. Мы отметили день твоего рождения, я испекла пирог с черной смородиной и кремом, который ты любишь..." Еще: "В отношении квартиры еще не ясно. Хотелось бы трехкомнатную, но, говорят, больше чем на две рассчитывать нельзя". Последнее письмо жены: "Если бы сказали кому-нибудь постороннему, что муж и жена могут жить не вместе так долго, так много лет и все же любить друг друга и ждать встречи, он не поверил бы, такое можно встретить только в романах". Письма жены шли длинным путем. Их переснимали на микропленку, и, прежде чем они попадали в тайник на Проспект-парке, проходили недели и даже месяцы. Последнее письмо жены нашло адресата уже в тюрьме.

Знаменитый Натан Хейль был казнен в Англии за шпионаж в пользу США, но и англичане уважали его, и американцы до сих пор чтут его память, поставив Хейлю по всей стране множество памятников.