Текст книги "Тридцать дней войны"

Автор книги: Валериан Скворцов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 12 страниц)

Ранним утром 2 марта вьетнамские курсанты вышли на зарядку. При первом же их движении на горном гребне появились китайские горные стрелки – их провели сюда по потаенным тропкам бывшие хуацяо. Вскоре бой шел на всех улочках Шапа. Прорыв стрелков позволил пройти по дороге и танкам.

Захват китайскими частями Шапа осуществлялся по старому плану и намечался еще на 22–25 февраля, неделей раньше. Если посмотреть на карту северных вьетнамских провинций, то видно, как дорога из Шапа по тылам обороняющихся у границы вьетнамских частей устремляется через Биньлы к городу Лайтяу, административному центру одноименной провипции. Если бы пал Лангшон, китайцы захватили бы перевал Тайхосин южнее Каобанга и надежно закрепились в Фонгхае, Фолу и Шапа южнее Лаокая, а затем взяли бы Лайтяу, добившись победы, к которой стремились в Пекине на первом этапе наступления. Захватчики сразу получили бы в этом случае в свое распоряжение полосу территории с важными рокадными дорогами – плацдарм для дальнейшего наступления. У вьетнамцев же оказались бы обрубленными главные линии связи центра с фронтами – шоссе номер 1, 3, 2 и 7, расходящиеся веером от столицы в северном направлении.

Вот почему, забыв про усталость, артиллеристы полка «Красная река», валившиеся от утомления с ног, третий час подряд вели интенсивный огонь по Фонгхаю. Обливаясь потом, подтаскивали снаряды. Ждали подкреплений.

Сверив предстоявший маршрут с картой капитана До Сона, мы отправились в сторону городка Фолу. Садясь в машину, с удивлением отметил, что впервые за последние дни водитель Нюан оставил ее в укрытии, повернув капотом в направлении фронта. После внезапной встречи с танками под Лангшоном он никогда больше так не ставил автомобиль. УАЗ на стоянках во фронтовой полосе смотрел капотом только в тыл, готовый в любую минуту уйти от опасности. Что ж, видно, появилась крепкая уверенность в том, что теперь «только вперед!».

Прогибавшийся две недели на юг под напором атакующего врага фронт остановился 2 марта у 44-го километра, продержался там до 6 марта, выдержав последний, отчаянный натиск агрессора, а затем начал перемещаться на север, в сторону границы. Давно миновали мы и 40-й километр, где еще стояла гарь над взорванным мостом, перекинутым через ручей, а войска передовых линий нам не встречались. Даже тяжелую технику, ушедшую вперед, мы не могли догнать.

На опаленной непрерывным боем высоте, где размещался один из наблюдательных пунктов наступавших войск, майор Чан Нгуен, переговорив по рации с передовыми подразделениями, разрешает нам следовать дальше.

– Но не напрямик, – предупреждает он, заметив, что мы собираемся идти по корявой тропе через лесистый склон. – Держитесь шоссе. Оно в той стороне… Если попадете под обстрел, ложитесь на дорогу, а не рядом с ней. Перед нами обширные минные поля, в населенных пунктах расставлены многочисленные мины-ловушки, по кюветам вдоль дорог тоже…

На шоссе мы наконец попали в поток войск. Колоннами шли пехотинцы, ополченцы. Под шлемами у многих зеленые солдатские полотенца. Громыхала боевая техника на прицепах. Вдоль обочин валялись разбитые автомашины. Интенданты прямо с грузовиков раздавали солдатам пайки. Во всем чувствовалась устремленность вперед.

11 тысяч убитыми и ранеными, 50 танков, 7 артиллерийских батарей, сотни единиц транспортных средств потерял враг в горах и ущельях Хоангльеншона, прежде чем начал отход.

Еще до прибытия в боевые порядки вьетнамских войте в офицерской гостинице города Йенбай, практически пустовавшей, – в дни войны приезжие тут не задерживались – я услышал 5 марта по ханойскому радио сообщение:

– Проявляя добрую волю и традиционный для нашего народа гуманизм, министерство иностранных дел СРВ заявляет: если Китай, как он объявил, действительно выводит свои войска с вьетнамской территории за линию исторической границы, договоренность о соблюдении которой имеется, вьетнамская сторона может приступить к переговорам с китайской стороной относительно восстановления нормальных отношений между двумя странами…

Теперь, два дня спустя, следуя вместе с вьетнамскими передовыми частями, я убеждался, что противник вовсе не собирался отходить без сопротивления. К исходу дня 8 марта поступило донесение, что китайские части, оставившие Шапа и Банфьет, перегруппировавшись, возобновили атаки. Один за другим возвращались и дозоры той части, с которой мы продвигались вперед. Они сообщали: агрессор создал укрепленный район, седлающий шоссе номер 7, и намерен его удерживать.

В штабе региональных войск полковник Хоанг Мак сообщил:

– Действия противника мало походят на отвод войск. Это скорее перегруппировка сил. Имеются сведения, что из внутренних районов Китая к ним подходят подкрепления. Продолжается грабеж населения на занятой агрессором вьетнамской территории. В населенных пунктах китайцы расставляют мины. Госпиталь освобожденного городка Фолу переполнен трупами скончавшихся там без присмотра больных, персонал расстрелян. Мы готовимся к отражению возможных новых атак агрессора…

– Как вы оцениваете сейчас вашего противника? – спросил я.

– Он поставлен перед риском увязнуть в изматывающих его боях, – был ответ. – Временный успех враг имел только в силу огромного численного превосходства. Проявилась крайняя слабость систем связи и тылового обеспечения. У китайцев не хватает быстрых транспортных средств для оперативной переброски как подкреплений или резервов, так и боеприпасов. Авиацию они также не решились ввести в дело, понимая, что нашу систему противовоздушной обороны, выдержавшую американский натиск, им не преодолеть. Китайские танки, в основном устаревшего типа, плохо вооружены и используются неправильно. Однако мы далеки от недооценки противника. Перед нами – коварный враг…

Почти в полночь мы вернулись в Йенбай. На реке Красной, переливавшейся голубыми отсветами под яркой луной, на плотах горели костры.

На ночлег нас устроили в бараке народного комитета провинции Хоангльеншон, временно перебравшегося сюда из оккупированного Лаокая. В моей комнате в корзине для бумаг валялись обрывки писем, написанных по-русски. Здесь ночевали 17 февраля наши специалисты и их семьи, вывезенные буквально из-под носа ворвавшихся на лаокайские улицы китайских солдат.

Редактор хоангльеншонской газеты By Ван Тху принес мне свежий номер журнала «Конгшан».

– Здесь в редакционной статье выражено четко и ясно то, что хотел бы высказать наш народ соседу, китайскому народу, – сказал он.

Статья анализировала причины бандитского нападения Китая на Вьетнам. Для экспансионизма и гегемонизма пекинского руководства, отмечалось в ней, независимая внешняя и внутренняя политика СРВ стала главным препятствием в Юго-Восточной Азии. В течение трех лет реакционная клика в китайском руководстве осуществляла подрывные действия против вьетнамской революции.

Люди, стоящие у власти в Пекине, говорилось в статье, сорвали с себя маску, представ перед всем миром как предатели марксизма-ленинизма, противники социализма и национально-освободительного движения, как саботажники дела мира и стабильности в Юго-Восточной Азии и во всем мире. Перед лицом китайской агрессии народ Вьетнама вынужден использовать свое законное право на защиту и нанести решительные ответные удары.

Мы проводим четкое различие, подчеркивалось в журнале, между китайским народом и реакционной кликой, стоящей у власти в Пекине. Рабочий класс и другие слои трудящихся этой страны, имеющие славные революционные традиции, в прошлом выступали на стороне вьетнамского парода в общей борьбе против империализма и реакционных сил. Вьетнамский народ уверен в дружбе китайского народа, солидаризируется с ним в борьбе против общего врага – сговорившихся с американским империализмом реакционеров, находящихся в Китае у власти. Борьба вьетнамского народа в защиту социалистического отечества, против китайских реакционеров, заключала статья, увенчается успехом.

«Автоматы» Мао

1

Ветер разогнал тучи над Тхайн-гуеном, дождь попритих, но в продувавшихся насквозь улицах города по-преягаему было сыро. В гимнастерках и сандалиях из автопокрышек на босу ногу бойцы взвода охраны при штабе первого военного округа сгрудились с наветренной стороны грузовика, который привез пленных. Коренастый конвойный с автоматом, стоя в кузове, по одному высаживал одетых в серые с оранжевыми полосами пижамы китайцев. Второй автоматчик выстраивал пленных в шеренгу.

– Направо! – скомандовал он им по-китайски. – В помещение шагом марш!

Вслед за первым, с номером 616 на груди, пленные затопали в комнаты для допросов.

Майор Зыонг Куок Чинь из разведотдела – , штаба, пробежав глазами список доставленных, протянул его мне:

– Выбирайте любых…

616-й номер – командир первой роты первого батальона 448-го полка 50-го армейского корпуса НОАК Ли Хэпин. Воинского звания своего он назвать не смог: их, как и знаки отличия, введенные в 1955 году, отменили в 1965-м в порядке «революционизации» НОАК. Ли Хэпин стоял у раскладного стула перед письменным столом, внимательно нас разглядывая. Волевое, отнюдь не испуганное лицо. Плотно сложен, ростом выше находившихся в комнате вьетнамцев. Аккуратно, фасонно подстрижен. Судя по документам, ему только что исполнилось тридцать лет, тринадцать из которых отданы армии. В семнадцать лет – новобранец, в девятнадцать – командир отделения, в двадцать – взвода, в двадцать шесть – роты.

Если учесть, что широкая «революционизация» НОАК переживала апогей именно в 1965-м, то наш будущий собеседник представлял собой «классический продукт» маоистского армейского строительства.

Рядовой состав китайских вооруженных сил формируется на основе закона о всеобщей воинской повинности. Поскольку в перенаселенной стране молодежи призывного возраста всегда больше, чем может принять НОАК, в армию призывают выборочно. И основной критерий отбора новобранцев – преданность «идеям» Мао Цзэдуна. Каждый четвертый в китайской армии – сверхсрочник, военная форма в Китае означает принадлежность носящего ее к элите.

Задаем первый вопрос:

– Как вы попали в плен?

– 6 марта я получил приказ пересечь вьетнамскую границу в составе подкреплений сражающимся частям. 14 марта, находясь неподалеку от Каобанга, попал в окружение вместе с сотней бойцов и других командиров. Оказался в плену.

– Вам, конечно, известно, что правительство КНР 5 марта объявило о выводе всех своих войск с вьетнамской территории, – говорит майор Чинь. – Как вы объяснили подчиненным полученный приказ?

Глаза Ли Хэпина словно перестают пас видеть. Резким, будто подавая команды, голосом он отвечает:

– Наши действия полностью основывались на политике нашего правительства. Я воспитывал своих бойцов в духе заявления правительства моей родины от 17 февраля. Мы защищали свои границы, мы вели оборонительную войну против Вьетнама!

– Но вас взяли в плен на вьетнамской, а не на китайской территории, вы находились в составе сил вторжения…

– Нет! Мы вели боевые действия на своей территории и на законных основаниях!

Допрос пленных в любой армии – не дискуссия. Но Ли Хэпин получил полную возможность высказаться, его не перебивали. Освоившись, он начинает жестикулировать, хлопает ладонями по коленям, повышает голос. И постепенно как бы приоткрывается во всей ужасающей пустоте душа человека, воспитанного с юношеских лет в мутном, жестоком и примитивном духе «культурной революции…»

Рассказывает Ли Хэпин несколько хвастливо и о себе. Родом он из провинции Сычуань. Закончил два класса начальной школы. Вместе со сверстниками громил партийные и народные комитеты, «чистил» ячейки коммунистов и комсомольцев. На основании наветов на мужественных и честных людей выявлял «правых уклонистов» и предавал их суду. Его восхищала самоуверенность и всемогущество солдат, расстреливавших «контрреволюционеров». Он охотно взимал по приказу уездного военкома с семей казненных стоимость затраченных патронов. «Это было совершенно справедливо, это был их прямой гражданский долг – возместить государству затраченные народные деньги», – заявил пленный.

Сориентировавшись, откуда дует ветер, Ли вступил в армию. В девятнадцать лет его приняли в КПК, «.очищенную» от подлинных революционеров и ставшую слепым орудием осуществления авантюристических планов Пекина во внутренней и внешней политике.

«Борец за идеи Мао», разоткровенничавшись, вскоре смекнул, что, возможно, наговорил слишком много. Нет, он не слышал, чтобы старшие командиры внушали им или приказывали внушать другим, что Советский Союз – враг номер один, социал-империалистическая держава, гегемонист, препятствующий выдвижению Китая «в первые ряды стран мира». Он слышал о миролюбии Советского Союза, его народа, уверен в мирном разрешении всех спорных вопросов между КНР и Вьетнамом, только…

– Что только?

Несколько мгновений Ли колеблется, но потом, видимо, затверженные истины снова приходят ему на память. И в том, как он говорит, преодолевая страх, проявляется воспитанное смолоду презрение к неполноценным, «варварским» народам, не имеющим якобы столь дровней культуры, традиций и цивилизации, как Китай, «срединное государство Поднебесной».

Трудно сказать, где бывший крестьянин с двумя классами начальной школы набирался исторических знаний (может, лгал насчет двух классов?), но услышали мы от него и своеобразную концепцию взаимоотношений Китая с остальным миром. Европа, вообще Запад, в том числе Россия, – не более чем части одного полуострова, принадлежащего Азии. Китайцы в этом полуострове никогда не нуждались, хотя знали о существовании европейских государств. Иной раз включали их в свои владения, как это случилось при Чингисхане.

– Вы, советские люди, как и вьетнамцы, – Ли Хэшга погрозил мне пальцем, – встали с 1960 года на путь ревизионизма. Ясно: ни о каких дружеских отношениях с вами не могло ¹быть и речи…

Приходится ли удивляться, что солдаты из роты Ли Хэпина, действовавшей в провинции Каобанг, забили прикладами насмерть работниц, в том числе и беременных, на животноводческой ферме Хунгдао? Преступно ли, с точки зрения китайского офицера, забрасывать гранатами спрятавшихся в щели детей «неполноценного народца»? О какой агрессии может идти речь, по мнению таких, как Ли Хэпин, если его солдаты, куда бы они ни пришли, – у себя дома?

Характерно, что Ли Хэпин ничего толком не знал о жизни за пределами своей страны. Конечно, он видел, как его солдаты грабили все подряд в захваченных населенных пунктах. Знал он и о мародерах-китайцах, на которых, когда их взяли в плен, обнаружили по нескольку брюк. Мне приходилось самому наблюдать, как вьетнамские ополченцы, преисполненные справедливым гневом, тем не менее не могли сдержать улыбок при виде этих горе-вояк. Во Вьетнаме брюки носят и женщины, они входят в их современный национальный костюм, и теперь «герои Дэна» напяливали их па себя. Но Ли, как и ему подобным, в голову не приходило, что китаец в женских брюках не может не вызывать насмешки. Китаец, если он следует линии Мао и его преемников, всегда и всюду прав…

Майор Чинь положил на стол кожаную офицерскую сумку. В ней нашли пачку солдатских анкет и биографий. Удивляло обилие вопросов о каждом подчиненном, на которые начальник в китайской армии должен отвечать: кто родители, братья и сестры, их жены и мужья, дедушка и бабушка, то же*– по линии жены, чем они занимались до революции, кто братья и сестры отца и матери, дедушки и бабушки.

– Для чего нужны все эти сведения о трех поколениях, в том числе и боковых ответвлениях, простого солдата?

– Таков порядок, – ответил Ли. – Он определен вышестоящими органами.

– Его как-нибудь объясняли?

– Я лично не задумывался над этим. Возможно, давая сведения о трех поколениях родственников, боец глубже проникается любовью к родной земле.

Чем на самом деле проникается китайский солдат, давая детальные показания о близких, стало ясно на допросах рядовых и младших командиров. Имеющий звание «отличный боец» за участие в воспитательной работе полкового культурного центра, мрачноватый 30-летний здоровяк, неожиданно подмигнув, сказал:

– Знаете, как ругаются наши начальники? Чуть что, орут: «Черепашье яйцо! Выступаешь против правильной линии? Изничтожить три поколения предателей!..» Вы знаете мое имя. Я говорю с – вами с глазу на глаз и никогда не подтвержу сказанное при своих. Я ведь тоже, как и остальные, заполнял анкету. Мы шли во Вьетнам против воли… Откажись подчиниться, выполнить приказ, накажут родных. На станции в Куньмине из роты дезертировали трое. Они, по данным анкеты, были круглыми сиротами… Те, кто ответил на все вопросы анкеты, попусту не захотят «хлопать тигра по заднему месту»…

«Хлопать тигра по заднему месту» на современном газетном языке Китая означает критику вышестоящих.

Подавляющее большинство пленных – рядовых солдат, получив положенное довольствие, ставило против своей фамилии крест.

В бой шли неграмотные или полуграмотные люди. Было много суеверных – с амулетами, ладанками, кожаными мешочками с заклятьями.

Вьетнамские офицеры из разведотдела первого военного округа рассказывали, насколько разные люди попадали в плен. Послушно идущие в атаку волнами «человеческого моря», ведущие себя, как звери, на оккупированной территории, проявляющие порой даже в лагере вызывающее высокомерие, при индивидуальных допросах многие китайские солдаты становились откровеннее.

– Многие Ли из вас видели Пекин? – спросил однажды пленных офицер разведотдела. С ними проводились беседы с целью снабдить перед возвращением домой хотя бы элементарными сведениями о реальном положении в современном мире.

– Вы смеялись над нами, начальник? – спросил позже один из солдат, оставшись с вьетнамским офицером наедине. – Не будь похода в вашу страну, мы бы просидели в гарнизоне, так ничего и не увидев вообще, даже у себя дома.

– Что мы читали о Советском Союзе? – переспросил солдат Ли Ванся, в прошлом, до армии, работник архива из Шанхая. – Пишут о технических достижениях, которые ставятся на службу социал-империализму. В январе, например, нам читали статью, в которой говорилось, что в Советском Союзе приготовлено огромное количество контейнеров с микробами бубонной чумы. Их сбросят над Китаем, едва начнутся боевые действия… Командиры прочли статью по всем ротам.

– А лично вы верите этому? Он отвел глаза в сторону.

– Народ привык бояться бубонной чумы…

Нельзя сказать, что все пленные, с которыми мне довелось говорить, были по своим убеждениям полными копиями Ли Хэпина. 23-летний танкист Лю Фи, старый «знакомый» по встрече в пещере под Каобангом, когда его только взяли, имел достаточно времени поразмыслить над происшедшим. Он всего лишь водитель-механик танка, но пограмотней многих командиров: закончил восемь классов средней школы. Лю больше молчит, покусывает губы. Видимо, начиналась в нем какая-то внутренняя, напряженная работа, он уже не так безапелляционен.

– Приходится сожалеть, что мы напали на Вьетнам, что враждебно относимся к Советскому Союзу, – тихо говорит он.

Передо мною в тот день проходили изломанные маоизмом и маоистами человеческие судьбы. Офицеры вьетнамского штаба, занимавшиеся пленными, справедливо говорили, что, беседуя с солдатами и командирами НОАК, наблюдая за ними, они остро ощущают, как упорно вдалбливаются в сознание китайского народа идеи войны, экспансионизма, великодержавного шовинизма, национальной исключительности. Ведется ловкая, массированная спекуляция на его в общем-то естественном стремлении видеть родину могучей и процветающей, идущей по социалистическому пути. Развитая в китайцах, особенно молодых, одетых в военную форму, националистические настроения, правители КНР отравляют их души и разум ядом вражды и ненависти к другим странам и народам, и прежде всего социалистическим.

– По существу, Пекин формирует армию бездумных, готовых на все автоматов, способных по указке начальников служить какой угодно политике, в том числе и империализму, с которым Пекин вступает в сговор, – говорил майор Зыонг Куок Чинь. – Известно ведь, что китайские офицеры помогают бандам наемников не только в Азии, как это было в Кампучии, но и в Африке и Латинской Америке…

Шестеро пленных возвращались после допроса в лагерь. Шеренга во главе с бывшим командиром первой роты первого батальона 448-го полка 50-го армейского корпуса НОАК, теперь военнопленным номер 616, Ли Хэпином направлялась к грузовику, который должен был увезти китайских вояк. Шли они, опустив глаза, мерно печатая шаг. Действительно, как автоматы.

2

Между тем тяжелые кровопролитные бои и после официального объявления китайским правительством о выводе своих войск с вьетнамской территории продолжались во всех шести пограничных провинциях и в начале марта. В ходе боевых операций, пресекая мародерство и грабежи, вьетнамцы вывели из строя множество солдат и офицеров армии Китая. Наибольшие потери агрессор нес в Каобанге, где были наголову разгромлены две крупные колонны в секторах Тайхосин и Набо. Продолжались артиллерийские дуэли и боевые действия пехоты в Лангшоне, Хатуене, Хоангльеншоне и Лайтяу. В Куангиине, близ городка Монгкаи и у побережья, шли стычки патрулей.

Из вьетнамских передовых частей, вступивших в освобожденные уезды, поступали донесения о том, что китайцы сформировали специальные подразделения для вывоза с территории СРВ, временно попавшей в оккупацию, государственного, кооперативного и личного имущества. Они угоняли скот, отправляли в Китай сельскохозяйственную технику и механизированные транспортные средства, оборудование предприятий и продовольствие, уничтожали жилой фонд в приграничных районах. Только из одного уезда провинции Лайтяу эти подразделения вывезли сотни тонн семенного зерна, угнали тысячи буйволов – пока еще главную тягловую силу вьетнамского пахаря, сожгли 53 деревни. На улице Батсат, выходящей из города Лаокая в направлении одноименного местечка, мародеры учинили зверскую расправу над учениками начальной школы, не успевшими эвакуироваться. Свидетель – раненый боец ополчения Чан Хуан, скрывавшийся в развалинах, видел, как все они вместе с преподавателями были умерщвлены только потому, что их новая форма приглянулась грабителям.

Газета «Нян зан» писала в те дни: «Совершая агрессию против нашей страны, китайские реакционеры продемонстрировали свою фашистскую сущность. Всюду, где они прошли, они занимались грабежами, уничтожали посевы, разрушали города и деревни».

Гневные, обличительные статьи писал в те дни известный в СРВ публицист и литератор Тин Иен. Разносторонне образованный, свободно говорящий на французском и английском, человек своеобразного, самобытного мышления, он неизменно говорил, что такая армия, какой стала НОАК по характеру действий, составу и морали бойцов, неизбежно будет «замечена» Западом.

– Лучшей орды наемников, – рассуждал он, – теперь не найти. Вооружите ее ракетами, электроникой, замените устаревшие Т-59 современными танками, подбросьте побольше технических средств связи и поднатаскайте приемам организованного убийства современными средствами уничтожения – и страшная угроза для Азии, да и не только для Азии, готова. Двигай бронированную орду под «ядерным зонтом» в любом направлении… Чем расплачивается за партнерство с милитаристами США, да и другими «горячими головами» из НАТО Дэн Сяопин? Исключительно антивьетнамской и антисоветской политикой. Как ни посмотри, а роль так называемой «великой державы» Китай в современном мире играет только благодаря анти-вьетнамским и антисоветским ставкам. Больше ему предложить нечего…

Спустя полгода после пекинской агрессии против СРВ я прочитал в органе ЦК КПК журнале «Хунци»: «Наша военная мысль должна меняться в соответствии с изменением условий. Если в современной войне мы будем командовать так, как командовали в 30-е и 40-е годы, мы обречем себя на поражение. Атомная энергия, космонавтика, электроника, лазеры и технология инфракрасных лучей – вот те области, в которых Китаю необходимо повысить свой уровень». Примерно тогда же, на плацу Фучжоуского пехотного училища, где выстроились 1600 курсантов-первокурсников, из которых 1100 были «ветеранами» боев во Вьетнаме, председатель комитета КПК провинции Цзянси генерал Цзян Вэйцин заявил: «Хотя армия, против которой вы сражались, не была высокомодернизированной, эта война была ближе к современной войне, чем все наши прошлые войны. Этот опыт очень ценен».

В китайском генштабе и Военном совете ЦК КПК, планируя войну против Вьетнама, отдавали, очевидно, себе отчет во многих слабых сторонах китайских вооруженных сил: оснащенность отнюдь не лучшим в мире оружием и техникой, слабость тактической подготовки, устарелость и негибкость организационной структуры, неумение строить боевые порядки и координировать действия различных родов войск. По мнению военных специалистов, тактика «человеческого моря», стремление прорваться, что называется, «за счет мяса», то есть заранее планировавшиеся огромные потери, – все то, что полностью выявилось за тридцать дней войны, было обдуманной стратегией, основывавшейся на реальной оценке возможностей собственной армии. Морально ее подготовили для убийств. Материально – еще недостаточно. И для оснащения своих вооруженных сил современными средствами ведения захватнической войны, в поисках консультаций по ведению такого рода боевых действий Пекин кинулся на Запад еще задолго до декларации в «Хунци». Агрессия же против соседнего социалистического государства должна была послужить вполне солидной гарантией того, что в лице пекинских правителей империализм имеет вполне надежных партнеров…

«Автоматы» Мао – Ли Хэпин и ему подобные, разумеется, с удовлетворением читали в так называемых «конфиденциальных вестниках», рассылаемых из Пекина в административные учреждения, сообщения о готовящихся закупках боевой техники в США и других странах НАТО. Лето 1977 года: министр иностранных дел КНР Хуан Хуа заявил, что его правительство заинтересовано в знакомстве с американским оружием и что он ждет от США данных о нейтронном оружии; тогданший главнокомандующий объединенными силами НАТО в Европе, ныне государственный секретарь США, генерал Хейг назвал Китай «шестнадцатым членом» Атлантического союза. 1978 год: китайские специалисты знакомятся на учебных полигонах бундесвера ФРГ с танком «Леопард»; КНР получает у стран «Общего рынка» статус наибольшего благоприятствования, что открывает Пекину возможности закупать оружие, имеющееся в арсеналах НАТО; Англия объявляет о готовности продать Китаю 80 новейших боевых самолетов «Харриер». 1979 год: британская компания «Виккерс» получает заказ на разработку нового танка для НОАК. Выходящий в Гонконге журнал «Фар истерн экономик ревью» 9 ноября того же года писал: «После вторжения во Вьетнам, предпринятого в феврале… было подтверждено намерение генерального штаба НОАК закупить современное оружие в западных странах, а упор на политику и мотивировку при обучении солдат сменился упором на изучение техники, военного дела и тактики. Здесь по-прежнему считают наиболее вероятным противником китайской армии Советский Союз, однако не исключают возможности новой войны с Вьетнамом».

После поездки бывшего министра обороны США Гарольда Брауна в начале 1980 года в Пекин примерно десять ведущих американских компаний по производству вооружений получили от правительства разрешение продавать КНР продукцию, на вывоз которой за границу требуется специальная санкция Управления по контролю за военным имуществом. «Товар», подлежащий возможной поставке, в частности фирмой «Локхид», – это транспортные самолеты «С-130», ранее уже широко использовавшиеся Пентагоном в Индокитае. При этом данные о самолете дирекция «Логусид» предоставила Пекину гораздо раньше. Ее представители передали Китаю в разгар агрессии против Вьетнама информацию о реактивных и транспортных самолетах «L-1011 Трайстар», «Джетстар».

Представитель другого американского концерна – «Боинг-Вертол» – на одной из пресс-конференций сообщил журналистам, что в письме государственного департамента США, полученном администрацией, выражается согласие на продажу Китаю вертолетов «СН-47 Чинук» в транспортном варианте.

Кроме самолетов и вертолетов список стратегических товаров, одобренных к предложению Пекину, включает тактические радиолокационные установки противовоздушной обороны, преобразователи давления, применяемые при испытаниях реактивных двигателей, гусеничные тракторы, оборудование радиолокационной системы раннего предупреждения и радиосвязи.

Здесь приведено лишь несколько примеров того, как страны НАТО вооружают Китай. Перечень их можно было бы значительно продолжить.

Выходящий в США журнал «Авиэйшн энд спейс текнолоджи», чья редакция имеет постоянные, отлаженные связи с Пентагоном и государственным департаментом, в июньском номере за 1980 год писал: «Китай делает упор на так называемый «международный антигегемонистский (то есть антисоветский. – В.С.)фронт», в состав которого, как считают в Пекине, должен войти сам Китай, Соединенные Штаты, страны НАТО, Япония и другие государства, в том числе «третьего мира». Это значит, объяснил один эксперт по Китаю, «что активное бремя ляжет на Соединенные Штаты… Китайцы заявляют, что они выполняют свой долг во Вьетнаме, продолжая нажим». Как бы в подтверждение этой позиции появились сообщения о том, что Китай увеличил военные расходы примерно на 20 процентов «в рамках единовременной программы восполнения потерь, понесенных во время вторжения во Вьетнам в начале 1979 года».

Газета «Жэньминь жибао» назвала «человеческие автоматы» типа тех, с которыми сражались в феврале – марте 1979 года вьетнамские бойцы, «духовной атомной бомбой, страшной для современного ревизионизма и империализма». Видимо, империалисты отлично понимают, в какую сторону готов направить Пекин свои «духовные атомные бомбы», и – более того – начинают постепенно начинять их вполне материальной взрывчаткой.

…С фасада исторического музея на главной пекинской площади Тяньаньмынь 1 августа 1980 года, то есть в официальный День армии, сняли висевший долгие годы огромный плакат с надписью «Без народной армии у народа не может быть ничего». Эта цитата из «творческого наследия» Мао после вьетнамской авантюры постепенно исчезла и из речей политических комиссаров в войсках. Времена меняются. Раньше считалось, что задачи НОАК – «поддерживать промышленность», «поддерживать сельское хозяйство», «поддерживать широкие левые массы», повышать политическую активность бойцов и командиров, совершенствовать их боевое мастерство. Судя по всему, Дэн Сяопин, сосредоточивший в своих руках реальную власть, намерен заставить армию заниматься только последним. «Духовная атомная бомба» должна овладеть боевым мастерством, чтобы, исходя из маоистских утверждений о неизбежности новой мировой войны, оказаться состоятельной в будущих глобальных сражениях.