Текст книги "Сумочка"
Автор книги: Валери Макгэрри
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 7 страниц)
Композиция № 2
В смертельной битве не сдавайся.
Сунь– Цзы
Я много плакала. Мой нос стал красным, как у печального клоуна Ван Донгена, которому не удается соблазнить танцовщицу. Ненужные слезы неудовлетворенности, бессилия, злости. К счастью, Марка не было, и он это не видел. Оставаясь на опасной грани, мое положение в будущем могло лишь ухудшиться. А потом я сказала себе: «Ты же так просто не сдашься из– за этого глупого происшествия? Муж дарит тебе подарок, точно такой же, как и некой… о– со– бе, и не должна ли ты воспринимать это как смешную нелепость? Да, и тысячу раз да. Потому что ты любишь Марка. Он – твое второе «я», твой двойник, твое все. И речи быть не может о том, чтобы отдать территорию противнику. Невозможно представить Марка в компании с другой – это сведет тебя с ума. Куда больше сама мысль о том, что они могли бы делать вместе, об их зарождающейся симпатии, чем собственно о сексе. Задница – это пошло, все твари способны предаваться плотским утехам. Но боль причиняет все, что их окружает. А также средства для их достижения».
Под огнями галогеновых ламп, которые зажжены на полную катушку, как для вернисажей, я вновь обретаю власть над своим пространством. Глубоко дышу, до головокружения, заставляющего меня сесть на край диванчика. Чувствую, как воздух циркулирует внутри моего тела, зрительно представляю, как кровь обогащается кислородом, насыщает сердце и поднимается к мозгу. И почти клиническая констатация того факта, что я действительно реальная, живая, несмотря ни на что, дает мне новую энергию. В сущности, жизнь неплохо устроена: каковы бы ни были облака, где– то всегда есть ветерок, чтобы их разогнать.
– Но что же будешь делать? – немногим позже спрашивает меня Майя за вкусным салатом. Положив ладони на стол, пытаюсь объяснить:
– Я все обдумала: поговорю с ним, скажу, что я знаю, испытываю страшную боль, и что…
Пощипывание в глазах. Только бы побороть слезы, они не входят в мои планы. Майя берет меня за руку.
– Не сдерживайся, поплачь хорошенько. Никто на нас не смотрит.
Достаю из сумочки бумажные платочки, сморкаюсь и ценой сверхчеловеческих усилий улыбаюсь.
– Нет. С меланхолией покончено. Теперь, чтобы его удержать, я должна управлять ситуацией… как взрослая девочка.
Восхищение в глазах моей подруги убеждает меня в правильности моего решения.
– Но… зачем вновь поднимать эту тему сейчас? Если ты решила забыть…
– Нет. Я примирюсь с этим, но не забуду. Никогда. Теперь – это часть нашей истории.
– О'кей. Но сей факт дела не меняет. Решила примириться, как ты говоришь? Тогда зачем опять обсуждать? Привыкни жить с этим… И не возвращайся к этой истории. – Она изучает меню на черной вывеске перед нами. – Хочешь десерт?
– Шоколадное пирожное. Понимаешь, нужно, чтобы все вышло. Марк должен узнать. Мне необходимо, чтобы он знал, это – единственный шанс его остановить. Если я буду молчать, он подумает, что я ничего не замечала, потому что глупа или слишком равнодушна… Две отличные причины, чтобы продолжить.
Словно по волшебству, в ее пальцах появляется сигарета. Я думала, что она бросила курить.
– Откуда ты ее взяла?
– Что?
– Сигарету. У тебя ведь нет пачки?
– Из рукава. С тех пор как я бросила курить, я действительно больше не таскаю пачек, но всегда припрятываю парочку сигарет для подходящего случая.
Сейчас я ее удивлю!
– И это еще не все. Я хочу знать, что она за женщина.
Майя подпрыгивает на стуле, обжегшись пеплом.
– Что? Совсем с катушек слетела, моя козочка? Ты не только по полной переживаешь домашнюю мегадраму, но вдобавок дополняешь ее сеансом самобичевания… сравнивая свой зад с задом какой– то потаскушки!
– Вот именно! И ты можешь помочь мне идентифицировать ее! У нее имеется кошка – я обнаружила шерсть на куртках Марка. Белую, как у персов.
Сидящая передо мной Майя начинает смеяться:
– Ха! Час от часу не легче! Конечно, из всех ветеринаров Парижа она выберет именно меня! Обязательно!
Она права. Я заблуждаюсь.
– Послушай, Клео. Вернись на землю, поговори с Марком, если считаешь нужным, но… забудь про остальное! Это попахивает дешевой театральщиной.
Когда мы расстаемся у дверей ресторана, Майя держит меня в объятиях немного дольше обычного.
Ее сандаловый запах, прикосновение рыжих кудрей обволакивают меня успокаивающей теплотой.
– Ну, давай, цыпленок мой! Удачи! Не знаю, смогла бы я быть такой сильной и держаться, как ты. И купи себе пару дюжин тарелок в Икее, мало ли…
Смотрю на нее, не понимая.
– …вдруг тебе захочется что– нибудь разбить.
Какие лучше купить – синие или желтые? Или с золотой каемочкой? Плоские, глубокие? Плоские, несомненно, полетят лучше. В течение десяти минут исследую отдел посуды в магазине, не придя к окончательному решению. Каким тарелкам уготована участь разбиться о прекрасную физиономию моего мужа– изменника? А главное: смогу ли я запустить ими в него? Я не агрессивна. Но сама идея меня привлекает. Скажу больше – забавляет! Устроить настоящую супружескую битву со всеми ее атрибутами, дабы донести до него с юмором и грохотом информацию, которую сложно обсуждать спокойно. Да, но это может причинить боль. Может, взять картонные? Нет, они слишком мягкие, и потом – все эти цветочки… Со своей сумочкой Марк явно хватил через край. В конце концов решаю взять сервиз жьенского фаянса. Довольно нелепый, даже уцененный, но… если уж драться, так драться!
– Для подарка? – спрашивает продавщица, упаковывая товар.
Сцена «дарения» заставляет меня улыбнуться.
– Нет, это для дома.
Выйдя из магазина, захожу в аптеку купить успокоительное.
Я выбрала место битвы. Галерея. Стратеги солидарны со мной в том, что лучше вести войну на своей территории. Выбрала одежду. Джинсы, белая рубашка Марка, из– под которой виден мой кружевной сиреневый бюстгальтер. Так я напомню ему о пути, который мы проделали вместе: мол, я имею право носить его шмотки, а он может смотреть на мою грудь. Некоторые сочтут это манипуляцией. Но данное мнение неверно: тут скорее подойдет определение «психологическое оружие». Посыл подсознательной информации. «Ты принадлежишь мне…» А для придания смелости, чтобы в любой момент напоминать себе, что этот маскарад имеет смысл, я поставила сумочку на виду, на пьедестал, в центр комнаты. Я даже название ей дала: «Разбить пару». Клео Л. Тессанжэ. Лето 2001 года.
Лишь в одном пункте я не могу прийти к окончательному решению: должна ли я сразу раскрыть карты, или сначала позволить Марку попасться на крючок? Есть искушение немного его пощекотать, понаблюдать, как он краснеет, пытается сообразить и, конечно, так явно врет, что это само по себе уже будет признанием… Смешно. Подло. Опасно.
– Послушай, это моя рубашка!
Я не заметила, как он вернулся. Он стоит за моей спиной, его руки обвиваются вокруг моих плеч, губы касаются моей шеи. Покрываюсь мурашками, когда он шепчет:
– Как дела, детка?
– Хорошо.
Улыбаюсь. Отодвигаю рукой конверт с чеком, лежащий под кипой каталогов. Марк целует меня. Окидывает взглядом зал.
– Ты теперь выставляешь предметы?
– Что?
– Груда тарелок там, в углу, – это инсталляция?
Тарелки! Я совсем про них забыла. Распакованные, сложенные в кучу, заброшенные. Действительно выглядят как инсталляция, я могла бы назвать их: «Семейная сцена 1». Конечно, была бы еще «Семейная сцена 2» – груда разбитого фаянса. И «Семейная сцена 3» – раздавленный флакончик с успокоительным.
– Это? Я еще не знаю, пока только этюд. – Затем, сделав глубокий вдох: – Что ты думаешь о сумочке?
– Совсем как твоя!
Нагибается посмотреть этикетку.
– Ты сделала орфографическую ошибку.
Хмурю брови.
– В названии. Ты ошиблась: написала «п» в слове «тара»… вместо «т». И потом, что за глупое название. Оно ничего не значит!
– А ты подумай…
Неподвижная, стараюсь уловить его реакцию. Поворачивает голову.
– Я не понимаю…
Еще один не обремененный чувством вины…
– Хорошенько подумай, Марк. Только ты можешь увидеть в этом смысл…
Такой забавный. Чешет голову, вертится вокруг «экспоната» как волчок, потом наконец падает на диван, смеясь:
– Я не могу догадаться, Клео! Я сдаюсь! Иди, сядь рядом… – Хлопает по дивану. – И расскажи. Идея представлять предметы в другом свете, конечно, хороша, но… название, действительно…
– Это – ТВОЯ идея!
Понеслось!
– ТЕБЕ пришла в голову идея подарить этой… этой… этой шлюхе такую же сумочку!
Он подпрыгнул от удивления. Подался назад. Встал. Повернулся. Откашлялся. Руки двинулись вокруг головы, словно одурманенные наркотиком стрекозы. Я дышу. Животом. Чтобы не заплакать. Жду.
– Отвечай, Марк…
Мой голос остается спокойным. Слишком спокойным. На удивление. Но это именно то, что нужно. Только бы остаться на высоте. Быть спокойной. Внешне. Внутри бушует буря – хорошо, что я выпила прозак. Положить пальцы на колени. Контролировать голос.
– Ну что?
Размышляет. Трудно. Зажмуривает глаза, на лбу появляются морщинки. Очень трудно. Не перестает ходить туда– сюда.
– Какая сумочка?
Ну это уж слишком!
– Что за наглость!
Разъяренная, встаю. У него еще хватает хамства мне врать! Одним прыжком оказываюсь у письменного стола, потом опять рядом с ним, с конвертом в руке.
– А это что?
– М– м… Это конверт.
– Естественно, конверт! А в нем…
У него на лбу выступает пот. Интересно, догадывается ли он?
– Чек. На две сумочки: серую, мою, и цвета баклажана. И знаешь, что меня бесит?
Ошарашенный, неожиданно вовлеченный в водоворот страстей из– за женщины, Марк застывает на диванчике.
– Что ты даже не мог выбрать мне нормальный цвет! Я предпочитаю цвет баклажана и ненавижу серый!
Для подтверждения своего бешенства я изо всей силы ударяю ногой по груде тарелок.
– Ай!
Большой палец. Начинаю ковылять по галерее, вся в слезах. Марк идет за мной и пытается обнять, но как только он прикасается ко мне, я удаляюсь, наконец он настигает меня у туалета. Сидя передо мной на корточках, он бормочет скороговоркой, будто сообщает что– то срочное:
– Клянусь, ничего не было… Клянусь, ничего не было… – Затем неожиданно спохватывается, его тон становится агрессивным. – И вообще, ты осточертела мне со своими вопросами… Что хочу – то и делаю!
Встает и идет к письменному столу, оставляя меня в недоумении, полной растерянности. Слышу звон дверного колокольчика. Знакомый голос спрашивает:
– What is this?[22]22
Что это? (англ.)
[Закрыть] Это кусочек дома Рэйно?
– Нет, старик, это семейная ссора. Приходите завтра, мы закрыты!
Через несколько минут:
– Эй! Клео! Ты долго собираешься дуться в своем туалете?
Не отвечаю.
– Пойдем, я веду тебя обедать!
Он уже стоит перед дверью с моим пальто в руках. Просто невероятно, эта мужская способность делать вид, будто ничего не произошло.
Он поклялся мне, что ничего не было. Но ведь я даже не упомянула ни о чем конкретном. Он сам все сообразил и связал подарок с интрижкой. Таким образом он доказал, что нет дыма без огня. Или он не знал, о чем я думаю, и хотел сразу положить конец моим предположениям. Но откуда эта внезапная агрессия? Зачем нападать, когда можно сосредоточиться на более убедительной обороне? Он мог быть понежнее… Почему предпочел держать дистанцию?
Я ставлю себя на место Соперницы: хорошо сохранившийся мужчина, даже соблазнительный, дарит мне во время романтического ужина роскошный подарок. И использует весь свой шарм, на который способен, а, как известно, Марк может быть весьма обаятельным. Я представляю, что в голове у него далеко не невинные мысли. Это очевидно. В противном случае почему он так старается? Таким образом, она думает, что ее хотят соблазнить. А так как она приняла подарок и ужинает с ним, можно предположить, что с таким же энтузиазмом она согласится и на остальное. Вывод: тут все шито белыми нитками, а я хочу знать правду.
* * *
Улика № 1. Распечатка остатка на счете на кредитной карточке. Улика № 2. Чек.
Примечание: смешанная реакция на разговор на эту тему – между обороной и нападением. Явное неудобство. Капельки пота. Краснота. Отделывается уверткой.
Помещаю улики в моем новом портфолио.
Марка нет дома, воспользуюсь его отсутствием, чтобы продолжить расследование. Непременно должны быть какие– нибудь следы его отношений с Соперницей. Выворачиваю карманы его костюмов. Ничего. Роюсь в шкафах. Снова ничего. Заглядываю в сложенные рубашки… Ничего подозрительного. Я, конечно, не рассчитывала найти следы губной помады на воротничках, но все– таки. Я почти разочарована. А также встревожена. Возможно ли, что мой муж настолько подкован в искусстве маскировки? Я нюхаю его куртки и чувствую лишь запах осенней листвы, смешанной с цитрусовыми. Ах! Может быть, эта… Я сую свой нос глубже в ткань – красивую, превосходного качества, на сто процентов итальянскую – и пытаюсь отделить нотки, кажущиеся мне женскими. Белый мускус… Сухие духи… С колотящимся сердцем закрываю глаза. Этот аромат что– то напоминает. Я знаю кого– то, кто так пахнет. Но кто? Майя? Нет, она предпочитает пачули и сандал. Белый мускус… Довольно приятный. Теперь запах присутствует везде, я его ощущаю в носу. Даже чувствую его в нашей ванной. В нашей ванной? Он имел наглость привести свою… Соперницу к нам домой? Раздраженная, я открываю все окна и начинаю тщательный осмотр мягкой мебели. Нахожу лишь одну фисташку. И несколько волосков Марка. Ничего. Возвращаюсь в ванную. Запах мускуса бьет мне в нос. Наши кимоно. У нас два юката, которые мы надеваем по утрам, для завтрака. Мой – красный, у Марка – синий. Охваченная внезапным порывом, я раскладываю их на кровати, на ярком свету. И вот между переплетениями листьев и бамбука я обнаруживаю на одеянии моего мужа… превосходный светлый волосок.
Первый рефлекс – кинуться к зеркалу и убедиться, что цвет моих волос не изменился: кто знает, последнее время было такое яркое солнце. Но нет, конечно же, нет. Я остаюсь брюнеткой с несколькими рыжеватыми прядями, если хорошо поискать. Каштановые волосы, как говорила мама. Но уж никак не блондинка.
Хочется пить. Перед тем как направиться на кухню, удостоверяюсь, что мерзкий волосок все еще на месте. Вооружившись пинцетом, аккуратно беру его с ткани, к которой он накрепко прилип из– за статического электричества. Он к тому же упрямый! Наконец кладу его на бумажную салфетку. На белом фоне еще хуже: это золотистый волос! Нувориш. Уношу его с собой, кладу на стол рядом с чайником. Он меня доводит до бешенства. Резким жестом стряхиваю его в прозрачный пакетик и опускаю в сумочку. Чай вдруг кажется горьким.
– Эй, детка! Что это за беспорядок?
Марк. Я опять не слышала, как он пришел. Смотрю на часы. Рано.
– Ты ушел с работы?
– Хотел сделать тебе сюрприз, вернувшись пораньше. Мы сможем вместе провести вечер, только вдвоем… Звонил в галерею, но там не отвечали… теперь понимаю почему.
Улыбаясь, он вешает пиджак на стул и развязывает галстук. Принес цветы.
– Чем ты занималась? Грабила собственную квартиру?
Быстро. Думай. Отвечай…
– Нет…
Его глаза не удовлетворяются ответом. Объяснение, срочно!
– Я решила немного прибраться. В шкафах такой бардак! Мне вдруг захотелось…
Наливает себе чаю и берет меня за руки. Не знаю, верит ли мне.
– Руки мокрые.
– Что?
– Я говорю о твоих руках. Они влажные…
Глаза в глаза. Как такой открытый взгляд может прятать столь двуличную душу?
– Ты уверена, что все в порядке?
У него мягкий, глубокий, нежный голос. По виду кажется, будто он действительно обеспокоен моим состоянием. Когда он обнимает меня, я даю себе слово, что не скажу ему о моих находках.
– Сходи прими ванну, это тебя успокоит. А я тем временем приготовлю ужин.
Вливая ароматические масла в ванную, я понимаю свою ошибку. Белый мускус. Это мой запах! Вспыхивает надежда. Голая, я бегу к Марку на кухню.
– Марк, посмотри на меня повнимательнее! Тебе не кажется, что у меня отросли белые пряди?
Смеется.
– Блондинка? Но ты черненькая, детка моя. И я люблю тебя именно такой.
Смачно шлепает меня пониже спины.
– Давай скорее! А то все будет пережаренным!
Перед тем как залезть обратно в ванную, я вытаскиваю волосок и вновь убираю, он по– прежнему будет храниться в моем портфолио.
Улика № 3. Светлый волос. Примечание: реакция нулевая. Я пока не упомянула о нем.
С тех пор как Марк обзавелся ноутбуком и последней моделью телефона «Нокиа», который, помимо звонков, еще и находит адреса, отправляет факсы, е– мейлы и планирует рабочий день, у него больше нет ассистентки. Зато он нанял целую банду девушек– стажеров с кукольными личиками, втиснутых в черные костюмчики. Чем они только не занимаются в офисе: кофе, ксерокопии, бронирование билетов, реклама, публикации… и, по неизменно циничному мнению Майи, далее по списку. Раньше мне казалось забавным представлять, как эти «барби» рискуют своими прическами и макияжем ради всяких выкрутасов – такие картины заставляли меня стонать от хохота. Теперь я больше не нахожу это смешным. Потому что, как сказала бы упомянутая Майя, я не могу не думать: «А что, если это правда? Какую из этих блондиночек мой муж брал с собой в Лондон?» Единственный способ узнать – спросить у них. Они так ненавидят друг друга, что если одна приобрела какие– нибудь привилегии, подружки не преминут подложить ей свинью.
– Издательство «Лафлер», добрый день!
Узнаю голос Виржини, она у них постарше, довольно милая девушка. Всегда готова оказать услугу и достаточно сообразительна, чтобы не задавать много вопросов. Повезло.
– Виржини! Здравствуй, это Клео. Скажи… ты не знаешь, с кем Марк был в Лондоне последний раз?
– Подожди, пойду поищу его органайзер.
Шорох бумаги и неопределенный звук. Виржини из тех девушек, которым нужно послюнявить палец, чтобы перевернуть страницу.
– Никого! Все присутствовали в офисе, нужно было закончить каталог. Нет, судя по всему, он ездил один.
– Вот как? А… Ты, случайно, не знаешь, с кем он мог там ужинать?
– Никто не записан. Посмотрю примечание…
Может, цель уже близка… Чувствую жар, волнение. Безмолвная, я даю ей возможность подумать.
– Он был там по поводу Клазена. Логично предположить, что он ужинал с агентом.
– Ты его знаешь?
Чересчур быстро. Не смогла удержаться, вопрос вырвался из моего рта с обескураживающей поспешностью. Если Виржини и удивилась, то виду не подала.
– Я много раз говорила с ней по телефону, но… Нет, я ее не знаю.
ЕЕ?! Мои сомнения, мои страхи – все разом возродилось к жизни. Неужели я с первого раза попала в десятку? Неуверенным голосом, больше похожим на карканье, чем на мое обычное сопрано, задаю ЭТОТ вопрос, который уже заключает в себе ответ.
– Этот агент – женского пола?
Я не решилась сказать «женщина», это слишком болезненно. «Девица» – совсем неподобающе. Хотя говорят же: «девица легкого поведения»… Пф– ф… Устарело. «Баба» не входит в мой лексикон, а «шлюха» – слишком лично. Виржини бы не поняла. «Женского пола» – то, что надо. Это придает небольшой физиологический оттенок, внушающий доверие. Тут хотя бы нет намека на любовные отношения.
– Да. Ее зовут… погоди, дай подумать… – Слышу, как она кого– то спрашивает: – Мелани, как зовут ту мымру– климактеричку, что работает с Сержем? Ну, у нее еще фамилия как название пива…
– Стефани! Стефани Фостер. И она не мымра, а амеба!
– Да, спасибо! Клео, ты слушаешь? Это Стефани. Стефани Фостер!
– Да, слышала!
– О черт!
Бедняжка Виржини! Она, должно быть, испугалась, что я скажу Марку о ее неподобающем поведении. Если бы она знала, как я с ней солидарна!
– Ничего страшного. Я никому не скажу.
– Спасибо! Ты великодушна, Клео. Знаешь, Марк не переносит такие выражения!
– Знаю. И ты помалкивай, о'кей? Муж ненавидит, когда я задаю вопросы о том, как он проводит свое рабочее время!
Небольшой смешок. Она меня понимает. Женская солидарность.
– Обещаю! И еще, Клео, не найдется ли у тебя в галерее какая– нибудь работа для меня?
Вот уж удивила так удивила. Что я найду для стажера? Хотя… Виржини умна, расторопна… Она могла бы мне помогать устраивать проекты. Я никогда об этом не задумывалась, но, в сущности, почему бы нет?
– Послушай… У меня есть кое– что в голове, нечто очень личное… Если тебя устроит над этим поработать…
В моей голове действительно зарождается план.
– А что конкретно?
Я готовлю выставку с инсталляциями. Сумочка. Тарелки.
– Инсталляции, выражающие разные чувства, например, ревность… Скорее концептуально, понимаешь… только инсталляции…
– Ух ты… Это круто! Хоть что– то новое, неординарное.
Да нет же! Это, напротив, так банально!
– Вообще– то обычные предметы, передающие сомнение, боль, гнев.
Я уже вижу мою выставку. Чувствую ее. Это будет убийственно! Она произведет настоящий фурор. Нечто грандиозное. Я непроизвольно сжимаю кулаки и начинаю колотить по полу каблуком.
– Гениально! А кто автор?
– Я!
– О!
Неуверенность, которую я почувствовала в голосе Виржини, спускает меня с небес на землю. Художником внезапно не становятся. Уж кому, как не мне, это знать. Папа делал превосходные фотографии, у меня же никогда ничего не получалось. Мой конек – тонкое чутье, но отнюдь не творчество.
– Удачно придумано… С твоим опытом… твой отец, галерея… ты известна в этих кругах… может выйти…
Она подала мне идею.
– Если найдешь опытного помощника…
Конечно. Мне нужен агент.
– Послушай, Клео. Меня цепляет твоя затея. Между нами, мне уже порядком надоело играть девчонку на ресепшн для твоего мужа. Если согласишься, я готова попытать удачу вместе с тобой. Надо только найти хорошего агента…
– Амебу?
– А! Фостер! Неплохо! Очень даже неплохо. Такая стерва способна луну с неба достать!
Решено.
– Вот, записывай ее номер. Когда мне можно приступить к работе?
– Дай мне неделю – время на то, чтобы с ней связаться. А пока… Ни слова Марку, ладно?
– Обещаю. Ни единого словечка!
Повесив трубку, я осознаю, что мне необходимы еще пять минут глубокого дыхания, чтобы вернуться к нормальному сердечному ритму. Затем кладу в свой портфолио тетрадный лист, на котором я нацарапала: «"Ловушка для однолюбов". Стефани Фостер». И номер телефона.
Чувствую, что я в отличной форме.
Броситься в пучину. Нажать на эти чертовы телефонные клавиши, набрать десять цифр, отделяющих меня от правды. Это, по сути, оказалось так просто – найти ее. Если бы она была из совсем других кругов, тогда не знаю, но в моем случае… Эта Стефани Фостер на самом виду, как чучело посреди поля. Стоит протянуть руку, и попадешь в ее когтистые объятия проголодавшейся фурии. Близость. Несомненно, именно по этой причине я какое– то время и не подозревала о происходящем. Какая дура!
Ноль – один… У нее волосы на голове встанут дыбом, когда я скажу, кто я. А вообще нет. Ничего ей не скажу. Так будет забавнее. Сорок восемь… В любом случае она должна догадываться, что Марк женат… В его– то возрасте… пятьдесят один… Правда, он не носит кольцо, говорит, что у него артрит… Ну да! Так легче клеить других девиц. Двадцать два… Впрочем, большинство подобных женщин предпочитают женатых. От колец они просто тают… Как снежинки… Пятьдесят пять… Без риска, без привязанности… Пару раз, и разбежались…
– Слушаю?
Вот и она. Жуткий голос курильщицы. И это «Слушаю»… Вульгарно. Не могла, что ли, сказать «Алло», как все нормальные люди? Любезнейшим тоном приветствую:
– Здравствуйте! Это Клео Тессанже…
Представляюсь под девичьей фамилией. Таково и название моей галереи.
– Клео! Дорогая, я так рада вас слышать!
Дорогая? Что это на нее нашло? Как она смеет претендовать на знакомство со мной? По принципу передачи права на собственность?
– Я с вами не знакома…
– Зато я с вами знакома! Вас знают все, дорогая моя! Ведь ваш отец был так известен!
Пусть прекратит называть меня «дорогой»! Она все– таки любовница моего мужа. И потом, я сыта по горло постоянными упоминаниями папочки. А я– то считала себя вполне самостоятельной единицей. Видимо, зря.
– Насчет отца вы правы. Но я звоню вам по другому поводу…
Сгораю от желания посмотреть, что ты собой представляешь. Почему Марк выбрал именно тебя? Что в тебе такого, чего нет во мне? Я должна узнать…
– Я звоню вам, чтобы…
…где ты живешь, прийти и набить тебе морду. И обязательно сфотографировать, хотя я и полный профан в этом деле. Сделать серию фотографий на холсте, как Энди, и продавать их на моей выставке. И стать благодаря тебе очень богатой. Сука.
– Мне необходимо…
– Вы звоните потому, что хотите пойти по следам папы и заняться фотографией? И вам нужно, чтобы вами занялись?
Да, мне нужно, чтобы мной занялись. Мне нужно, чтобы мой МУЖ занялся мной, а не проводил время, наше время, с какой– то… Ай! Сломала ноготь.
– Почти так.
Как школьница сосу сломанный ноготь, немного успокаиваюсь. Потом продолжаю:
– Я собираюсь сделать выставку. Инсталляции.
– Кто автор?
– Я.
Тишина.
– Удивительно…
– Что?
Не дать Стефани ускользнуть. Непременно ее привлечь.
– Владелица галереи решила заняться творчеством? Странно. Словно издатель, пишущий книгу.
– Может, мне повезет. В любом случае я это сделаю. В галерее. Но… мне нужен агент. Я возьму фамилию мужа…
Какая неосторожность! Не стоит трясти перед ее носом красной тряпкой для быка. Наивернейший способ заставить ее отказаться.
– Нет– нет! Тессанже – это отлично подойдет. В начале творческой карьеры родственные связи, преемственность особенно важны.
Ненавижу ее.
– Но знаете, дорогая… Я дорого беру за услуги!
Разумеется. Судя по стоимости сумочки!
– Я не знаю, есть ли смысл. Ведь вы занимаетесь данным проектом скорее для удовольствия…
Нет уж, смысл есть. А по поводу удовольствия…
– Ну так что, Стефани?
Губам больно. Кажется, что я выплевываю шипы.
– Согласны? Мы можем встретиться?
Щелчок. Кашель. Должно быть, она зажгла новую сигарету.
– Ладно. О'кей.
И тут я быстро выпаливаю, чтобы не оставить ни малейшей возможности для отступления:
– Завтра в одиннадцать в галерее?
– Хорошо.
– Вы знаете, где она находится?
– Ну конечно, дорогая! До завтра! Ба– ай!
Я готовилась повесить трубку, как вдруг слышу:
– Кстати, Клео. Удовлетворите мое любопытство. Как вы меня нашли?
Неувязочка. Я должна была об этом подумать.
– Но полноте, Стефани, ведь вас все знают!
Выкрутилась. Телефон замолк. В ушах остается ее довольное мурлыканье.
Поистине жуткий голос. Но нужно отдать должное ее деловой хватке. И скорости принятия решений. Должна признать, у Стефани есть достоинства. Даже если меня это не радует.
* * *
Майя потрясена. Оглушена. Шагает взад и вперед по галерее с самым несчастным видом. Впервые она не знает, что посоветовать. И все же делает попытку:
– Ну тут уж, киса моя, я тебя не понимаю! Еще вчера ты была нормальная, с нормальной наследственностью… нормально выполняла свою работу. А сегодня ты витаешь в облаках, воображаешь себя художницей, да к тому же собираешься сотрудничать с этой…
– Любовницей.
Майя отмахивается:
– Ты ничего не знаешь наверняка!
Энтузиазм, с которым она ставит под сомнение виновность Марка, меня поражает. Как будто не мне, а ей это причиняет боль. При других обстоятельствах такое участие меня бы тронуло. Но в данном случае все слишком очевидно.
– В подобных ситуациях лучше всего полагаться на интуицию.
Но не забывать об уликах. И не отрицать очевидного, даже если это причиняет боль, вызывает постоянное желание реветь белугой. Лучше тайно зализывать раны и, главное, извлекать уроки из происходящего. Это может показаться странным, но, испив горькую чашу до дна – и какую горькую! – освободившись от сомнений, я почувствовала себя невероятно сильной. Очень странно. Откуда только взялось это непреодолимое желание действовать, пробовать что– то новое, стать совсем другим человеком, как будто я тоже устала от той, прежней, Клео? Может, именно этот процесс внезапного моего обновления и пугает мою подругу?
Я подхожу к ней. Слегка касаюсь ее плеча, она вся дрожит.
– Майя, помни, что бы со мной ни происходило, я всегда останусь твоей подругой.
– Почему ты это говоришь? – Ее глаза исполнены удивления, но в них мелькает радость.
– Я говорю это, потому что так думаю. И мне кажется, ты волнуешься попусту.
Ее равнодушное пожимание плечами опровергается улыбкой. Я знаю ее как свои пять пальцев: сейчас чувство противоречия возьмет верх.
– Перестань болтать глупости! Ты идиотка, черт бы тебя побрал!
По щеке Майи ползет слеза, оставляя черный след от туши. Вот почему я никогда не крашу нижние ресницы. Слово, действие, сцена… что угодно может заставить меня заплакать. Гораздо легче это скрыть, если слезы прозрачны.
– Как она выглядит?
– Кто?
– Эта девица…
Внезапно возникает образ. Женщина из сна. Блондинка. Большой рот, тонкогубый и очень яркий, – рот до ушей, которому даже трубка не подойдет. Отнюдь не огненный рот, нет. Холодный: не рот – Северный полюс. Отвратительный, как канализационный люк.
– Понятия не имею. Я увижу ее завтра.
– М– м… Знаешь что? Готова поспорить, что вдобавок ко всему она уродина!
– Добрый день…
Знакомый голос. Увлеченная устройством моей выставки, я захвачена врасплох его появлением. Он приближается ко мне чуть более допустимого и шепчет:
– Пришел взглянуть на ангелочков.
Говорит вполголоса. Восхитительно. Спокойный, манящий, проникновенный голос. Не в состоянии больше не замечать его присутствия – он зарядил окружающее пространство почти осязаемым электричеством, – я оглядываюсь. Поднимаю на него глаза, немного смущенная его близостью.
– Hi.[23]23
Привет! (англ.)
[Закрыть] Я не слышала, как вы вошли!
– Я видел… Вы рисовали.
Берет в руки лист. Его палец задерживается на моем на секунду. Ожог. Так некстати выступает испарина под мышками и под грудью. Хочется вытереться, мне щекотно. Но я не осмеливаюсь пошевелиться. А что, если он почувствует запах?
– Not bad…[24]24
Неплохо… (англ.)
[Закрыть] Что это?
– Ничего. Пока только набросок.
– Вот как!
Смотрит вокруг, похоже, думает. Потом вдруг:
– Вы одна?
По– идиотски оглядываю зал, ничего не отвечая. Он прекрасно видит, что одна. Вернее, мы с ним вдвоем… одни.
Молчу. Поправляю рукой волосы. Всегда так делаю, когда не знаю, что сказать.
– I mean…[25]25
Я имею в виду… (англ.)
[Закрыть] Вы одиноки? Я только что наблюдал за вами. От вас исходит энергия брошенной женщины.
Его проницательность повергает меня в шок. Если он будет продолжать в том же духе, я расплачусь. Меня вдруг охватывает желание оказаться в его объятиях. Неожиданно возникшая потребность в нежности, теплоте, защите. Сложно все время бороться со своими эмоциями.
– Меня никто не бросил, просто вышла ссора с мужем.
С какой стати я буду рассказывать ему о своей жизни? Я его едва знаю. Он быстро обнимает меня и целует в лоб.
– Знаю. Я недавно здесь был… – Колеблется. Но продолжает: – Проходил мимо и увидел тарелки… и вашего мужа.
Потихоньку по моим щекам начинают течь слезы. Он отводит взгляд, лезет в карман и вытаскивает конверт.
– Не плачьте, Клео. Вы ведь не против, если я буду называть вас Клео?
Киваю.
– Я вам кое– что принес… – Протягивает два билета на «Дон Жуана». – Мне будет очень приятно, если вы придете.
