Текст книги "Опасное пари"
Автор книги: Валери Кинг
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 22 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]
4
Джордж окинул бальный зал своими внимательными карими глазами, поднес к ноздрям щепотку тонкого испанского табака и глубоко вдохнул. Нос его непроизвольно сморщился, и Джордж чихнул.
«Нет, напрасно я добавил в эту смесь лаванду», – подумал он. Подумал – и тут же забыл и о лаванде, и о табаке, потому что в эту самую минуту увидел входящую в зал кузину.
Элли, казалось, летела, едва касаясь ногами сверкающего дубового паркета. На ней было платье нежного желтого цвета, и Джордж готов был поклясться, что с ее приходом в зале стало светлей. Он невольно улыбнулся.
Действительно, Элли выглядела сегодня просто великолепно. А точнее – великолепно, как никогда. Ее просто уложенные волосы были перехвачены желтой лентой, подчеркивавшей их красоту. Платье – тоже простое, украшенное лишь тремя полосками брюссельского кружева, – очень ей шло. Без сомнения, сегодняшний наряд Элли был подобран с помощью Фанни. Во всяком случае, ее точный глаз чувствовался при первом взгляде на платье Элли.
Джордж захлопнул крышечку табакерки, и тут ему в голову пришла неожиданная мысль. Он подумал, как славно было бы действительно жениться на Элли. Дело в том, что сама по себе идея брака никогда не привлекала Джорджа, но в данном случае… Он знал, что ни одна женщина не подошла бы ему лучше Элли. Они с детства были похожи – одинаково неудержимые в шутках и азартные в игре.
Он посмотрел, как Элли шествует по залу – гордо подняв голову, изредка кивая на ходу знакомым. Она шла под восхищенными и внимательными взглядами – шурша атласом платья, оставляя за собой тонкую струйку аромата фиалок, своих любимых цветов.
Джордж вернул табакерку на место – в карман сюртука – и подумал, как, должно быть, непросто Элли идти под этими придирчивыми взглядами. Однако нужно отдать должное кузине: если ей и было не по себе, она хорошо сумела это скрыть. Во всяком случае, лицо Элли было спокойным и непроницаемым.
В зале послышались смешки, прокатился гул голосов, похожий на низкое, басовитое гудение растревоженного улья. Толпа гостей зашевелилась и начала стягиваться поближе к тому месту, где лицом к лицу сошлись Элли и Равенворт.
Джордж остался на месте, предпочитая забавляться происходящим на расстоянии. Внезапно он почувствовал легкое прикосновение к рукаву своего сюртука, обернулся и увидел перед собою улыбающееся лицо лорда Крессинга.
Черные как смоль волосы лорда выглядели ненатурально, словно парик. «А может быть, это и в самом деле просто парик, блестящий от макассарского масла? – подумал Джордж. – И вообще, эта прическа в стиле древнеримских императоров в сочетании с пронзительными черными глазами делает лорда каким-то загадочным и даже зловещим».
– Похоже, мисс Дирборн решила начать атаку и взять крепость штурмом, а, Фентон? – негромко заметил лорд Крессинг, не переставая при этом рассматривать в лорнет стоящую в противоположном конце зала Элли.
Джордж, которому было неприятно это пристальное разглядывание, пожал плечами:
– По-моему, это не штурм, а жест отчаяния.
– Ну, свет вряд ли разбирается в таких тонкостях, как я полагаю. А что, Равенворт имеет на нее влияние?
– Не думаю.
Лорд Крессинг снова притронулся к рукаву Джорджа и наклонился к самому его лицу.
– Кстати, по поводу вашей просьбы. Я сделал все, что мог, но кредиторы, как один, отказываются ждать. К тому же вы обещали…
– Мне жаль, что я заставил вас хлопотать. Пожалуй, попробую обратиться за помощью к Бинфилду.
– Попробуйте. – Лорд Крессинг похлопал Джорджа по плечу. – Попробовать-то можно. А вот получить там что-нибудь – нет.
Джордж нахмурился и принялся задумчиво рассматривать сверкающие носки своих лакированных туфель. Крессинг терпеливо молчал.
– Мы… Мы достигли некоторого взаимопонимания с Элли… С мисс Дирборн, – промямлил наконец Джордж.
Подняв глаза, он наткнулся на такой холодный взгляд Крессинга, что поспешно снова опустил их.
– Не может быть! Ушам своим не верю! – воскликнул Крессинг довольно ехидно. – Она что, на самом деле согласилась стать вашей женой?
Смущенный таким прямым, но очень непростым вопросом, Джордж растерянно провел рукой по волосам и осторожно ответил:
– Н-ну… Мы с нею заключили нечто вроде договора. А о нашей помолвке мы объявим, очевидно, в начале мая.
– Туманно, туманно, Фентон, – насмешливо прищелкнул языком лорд Крессинг.
Джорджа больно задела его насмешка.
– Если вы мне не верите, Крессинг…
– Ну что вы, мой мальчик, ну что вы! – смягчил тон лорд Крессинг. – Разумеется, я вам верю.
Вообще-то, Джорджу нравился Крессинг, хотя порою и выводил из себя. Решив, что настало время задать самый важный сейчас вопрос, Джордж с нарочитой небрежностью заметил:
– Так по поводу Бинфилда… Как вы думаете, дадут мне в его конторе сорок тысяч? Месяца так на три?
Крессинг огорченно покачал головой:
– Ни-ни. Не дадут, это точно. – Он сочувственно прикоснулся к руке Джорджа. – Но не переживайте. Я же с вами! И я не только сам верю в то, что у вас вскоре наступит полоса везения, но и других готов в этом убеждать. Если желаете, я поговорю с кем нужно.
В ответном взгляде Джорджа были и признательность, и облегчение, и отчаяние.
– Благодарю вас. Просто не представляю, что бы я делал в такой ситуации без вас! Если бы не вы… То есть, если бы не я…
Крессинг ободряюще похлопал Джорджа по плечу:
– Не волнуйтесь. Все будет хорошо. Я верю в это.
Лорд Крессинг достал из кармана табакерку, и у Джорджа перехватило дыхание: он вспомнил об их с Элли пари.
– Хочу кое о чем попросить вас…
Джордж на секунду замешкался, отчетливо представив себе глубину пропасти, в которую он по собственной воле все глубже проваливался за последние два месяца. Он сознавал, что поступает бесчестно, но выхода не было.
Он указал на табакерку, блестевшую в длинных тонких пальцах Крессинга, и произнес, отрезая себе пути к отступлению:
– Если моя кузина будет выпрашивать у вас табакерку – не давайте ей!
Лорд Крессинг изумленно уставился на Джорджа. Его рука с понюшкой табаку замерла в воздухе. Помолчав немного, он донес все-таки руку до ноздрей, вдохнул табачную пыль и сморщился, сразу став похожим на старого ястреба. Потом достал носовой платок, деликатно прочистил ноздри, спрятал его в карман, отправил туда же табакерку и только после этого сказал:
– Все, что вы попросите, мой мальчик. Табакерка – так табакерка. Буду раз услужить вам.
Больше ни единого слова не было сказано между ними. Секундой позже лорнет Крессинга выхватил из общего движения пару стройных женских лодыжек, и лорд поспешил раскланяться с Джорджем, оставив его наедине со своими мыслями.
Джордж смотрел в спину удаляющегося лорда со смешанными чувствами. С одной стороны, он гордился тем, что у него есть такой верный и влиятельный друг, как Крессинг. Друг, готовый встать на защиту и помочь в любых, даже самых сложных, обстоятельствах. Но, с другой стороны… Разве не лорд Крессинг приучил приехавшего в Аондон Джорджа к карточной игре? Разве не он ввел его в те места, которые леди Вудкотт зовет «притонами»? А ведь именно в этих «притонах» Джордж и спустил те тридцать тысяч, что не так давно брал в долг в конторе Бинфилда.
Стоило Джорджу подумать об игре, эта мысль – привычная и пьянящая – мгновенно подчинила его себе. Он тут же повернулся спиной к танцующим, мигом позабыв и о своих финансовых проблемах, и даже о противостоянии Элли и Равенворта. Все, все было забыто. Джордж быстрым шагом направился в комнату для игры в карты, чтобы просадить там за столиком последние оставшиеся у него три сотни.
Элли наклонила букетик фиалок и с наслаждением вдохнула нежный аромат. Затем отпустила тонкие стебельки, и они вновь выпрямились в хрустальной вазе. Она обожала балы за их шум и веселье, но больше всего, пожалуй, именно за то, что на балах всегда было множество цветов, благоухающих в расставленных тут и там вазах. Их аромат, смешанный с ароматом тонких духов, был запахом бала – точно так же, как цветом бала был для Элли отблеск свечного пламени на гранях бриллиантов, украшавших обнаженные женские плечи.
Вежливо поклонившись лорду Равенворту, Элли элегантно приподняла подол своего платья, открывая носки туфель, невинно взглянула в его удивленные глаза и мелодичным голосом произнесла:
– Я пришла заплатить свой долг, сэр.
– Об этом нетрудно догадаться.
Слова Равенворта должны были бы рассердить Элли, но в его голосе прозвучало столько искреннего дружеского участия, что она не обиделась. Элли еще никогда не видела у Равенворта такого мягкого выражения лица. А слова… Ну что ж, наверное, именно такими и должны быть слова человека, привыкшего считать себя законодателем мод.
Равенворт скользнул взглядом по светло-каштановым локонам Элли, с удовлетворением отметив отсутствие на них чудовищного, нелепого тюрбана. Грудь девушки украшала единственная строгая нитка жемчуга.
От его взгляда Элли почувствовала себя неуютно: она не любила, когда ее рассматривали так придирчиво и пристально. Прищурившись, она через головы стоявших рядом зевак уставилась куда-то в дальний угол бального зала. Все, что угодно, только бы не встречаться с парой серых глаз, внимательно изучающих каждую складку ее платья! При этом она невольно подумала о том, как красив Равенворт, каким мужественным выглядит его орлиный профиль. И еще подумала о том, что этот Законодатель Мод начинает, кажется, вытеснять в ее мыслях светлый образ майора Стоунсфилда… Вот чудеса-то!
Толпа, собравшаяся вокруг Элли и Равенворта, застыла в почтительном молчании. Вся сцена заняла лишь несколько секунд, но эти мгновения показались Элли вечностью. Она не удержалась от улыбки, заметив, как сидевший в оркестре скрипач, пользуясь паузой, быстро вытащил из кармана фляжку, глотнул из нее и так же быстро спрятал обратно.
– Прелестно.
Это единственное слово, произнесенное негромко и ласково, заставило Элли перевести удивленный взгляд на Равенворта. И тут же тишина растаяла, уступив место шелесту голосов, смеху и негромким возгласам:
– Прелестно! Прелестно!
Не в состоянии отделаться от мысли о том, насколько же все это глупо, Элли пристально смотрела в точеное лицо Равенворта.
А он внезапно наклонился к самому ее уху и негромко прошептал:
– Да, я согласен. Все это ужасно глупо.
Элли даже вздрогнула от неожиданности. Он что, еще и мысли умеет читать? А Равенворт тем временем громко сказал, обращаясь к собравшимся:
– Мои поздравления Азартному Игроку!
И учтиво поклонился Элли.
Она смутилась. Возможно ли, чтобы виконт, всегда и во всем привыкший быть победителем, так легко был готов смириться со своим поражением?
Элли изумленно округлила глаза, затем вспомнила про свои туфли и улыбнулась. Соблазн подразнить его был слишком велик! Она медленно подняла юбки и выставила ногу, обутую в расшитую туфельку, на всеобщее обозрение.
– Вы на самом деле считаете, что мы с вами квиты, милорд?
Увидев ее туфельку целиком – а не только носок, – Равенворт не мог удержаться от недовольной гримасы. Да, на Элли действительно не было вчерашних чудовищных туфель цвета спелого гороха. Но разве лучше была эта туфелька – из кричаще-красного атласа, расшитая безобразными желтыми и голубыми бабочками?
Элли выбирала бальные туфли долго, тщательно и считала эту пару верхом элегантности. Что касается Равенворта, то в глубине души она подозревала, что эти туфли не понравятся ему – хотя бы потому, что нравятся ей самой. Господи, как же она была права!
– У меня есть предчувствие, что вскоре вы захотите отыграться. Оно не обманывает меня, мисс Дирборн? – Он опустил свой лорнет, улыбнулся и мягко добавил: – Ваш долг уплачен.
И тут, к великому удивлению Элли, он не проводил ее к стулу, не сказал ни слова по поводу бабочек на ее туфлях, но подал руку и пригласил на вальс! Раздались громкие аплодисменты, и Элли с Равенвортом присоединились к танцующим парам.
Взмахнули в воздухе смычки, и вальс – эликсир Для романтической души Элли – волной захлестнул бальный зал. Равенворт вел Элли грациозно, но вместе с тем очень уверенно. Крепко прижав ладонь к ее спине, он помогал девушке взмывать в воздух при каждом шаге, при каждом повороте. Танцевать с ним оказалось легко и приятно. Вообще, все было слишком хорошо, так что Элли не удержалась и заметила, бросив на партнера вызывающий взгляд:
– Что-то я не припоминаю, чтобы вы оставляли за собой этот танец, лорд Равенворт.
– У вас отличная память, – усмехнулся Равенворт. – Да, вы правы, этого танца я за собой не оставлял.
Его ответ пришелся Элли по душе, и она продолжила пикировку:
– В таком случае вы заслуживаете того, чтобы быть оставленным посреди танца в полном одиночестве. Ваша дерзость не знает границ!
– Как и ваше ехидство, – без малейшего замешательства парировал он.
Элли рассмеялась, наслаждаясь музыкой, движением, прикосновением сильной руки к ее руке, обтянутой тонкой перчаткой. Какое счастье танцевать с таким искусным партнером! Никогда еще она не испытывала такого наслаждения от вальса. Они прошли поворот, оказались лицом друг к другу, и в этот момент Элли заметила:
– Должна признать, что танцор вы просто бесподобный!
Он ответил ей таким удивленным и растерянным взглядом, что Элли невольно рассмеялась. Равенворт поначалу растерялся еще больше, но тут же присоединился к смеху Элли.
Именно в эту секунду он внезапно перестал быть для Элли надутым чучелом. Ей показалось, что она сумела на мгновение заглянуть в его душу и что-то понять в этом человеке. Человеке, который мог быть холодным и высокомерным, но умел при этом так искренне смеяться. И, что самое ценное, – не только над другими, но и над самим собой.
Несколько минут они танцевали в молчании, плавно кружась на блестящем гладком паркете. От удовольствия щеки Элли слегка раскраснелись. Сейчас для нее на всем свете существовали только эта волшебная музыка, шорох атласа и тонкий аромат фиалок, плывущий в ярком свете свечей.
«Хорошо, если бы оказалось, что Джордж умеет танцевать вальс так же искусно», – мелькнула в голове Элли случайная мысль, и эта мысль невольно вернула девушку к пари, заключенному с кузеном. Сразу забыв о партнере, она поморщилась. Увы, для нее сегодняшний бал не только развлечение, но и начало работы. Пора добывать табакерки!
– Что с вами, Азартный Игрок? Я наступил вам на ногу?
– Ах, нет! – воскликнула Элли. – Просто я… я вспомнила еще об одной своей глупости. – Решив сменить тему разговора, чтобы не обременять Равенворта своими проблемами, она широко улыбнулась и спросила: – А вы знакомы с Бруммелем? Полагаю, что да, ведь вы оба ревнители высокой моды.
К удивлению Элли, Равенворт ответил не сразу.
– Интересно, что вы там скрываете от меня? – заметил он, не отвечая на вопрос, но, увидев краску на ее щеках, заговорил совершенно иным тоном: – Ну, хорошо, хорошо, не стану смущать вас. К сожалению, я незнаком с Бруммелем. Не скрою, что желал бы этого знакомства, но пока что наши с ним пути ни разу не пересекались. Так случилось, что в те годы, когда Бруммель очаровывал своим искусством Лондон, я был вдали от Англии. Мне довелось провести четыре года в армии Веллингтона – в Португалии и Испании. А затем, разумеется, при Ватерлоо.
На лице Элли отразилось изумление. Она сбилась с ритма, остановилась и удивленно воскликнула:
– Вы?!
Равенворт снова закружил Элли в танце и сконфуженно улыбнулся, поняв, насколько нелестным было ее мнение о его особе. Элли осознала свою бестактность и смущенно подняла на него глаза.
– Ради бога, простите меня. То, что вы сказали, оказалось такой неожиданностью… Я просто поражена…
– Я бы сказал, что вы скорее удивлены, мадемуазель. Не самый лестный для меня комплимент.
– Но вы же… денди, модник! – воскликнула Элли в свое оправдание. Ей и в самом деле было неприятно, что она невольно обидела его.
Равенворт невесело усмехнулся. «Никогда еще меня не сажали в лужу так простодушно и непринужденно», – подумал он, а вслух сказал:
– Странно. А я-то привык считать себя джентльменом.
Элли покраснела пуще прежнего, но сидевший в ней бес противоречия не сдавался, и она выпалила неожиданно для самой себя:
– Очевидно, вы служили при штабе?
Все очарование этих нескольких прекрасных минут мгновенно исчезло. Лицо Равенворта изменилось – оно вновь стало замкнутым и холодным. Виконт вспомнил походы, в которых он принимал участие. Вспомнил грязь и кровь, болотную лихорадку и свист пуль, косивших солдатский строй. Вспомнил и самое страшное – то равнодушие к войне, которое царило среди людей света и которое он с ужасом обнаружил, когда вернулся в Англию.
Высокомерно взглянув на Элли, Равенворт сказал ледяным тоном:
– Разумеется. Неужели вы могли подумать, что я стал бы месить грязь начищенными сапогами, словно какой-нибудь простой солдат?
Он замолчал, замкнулся, глаза его потемнели, стали из серых почти черными. Подавленная этим угрюмым молчанием, Элли принялась подыскивать слова, которые могли бы смягчить нанесенную ею обиду. Она очень хотела найти их, эти слова, но в то же время боялась, что услышит в ответ лишь какую-нибудь язвительную реплику. И тогда Элли принялась болтать о всякой ерунде. Она говорила и говорила, громоздя одну глупость на другую, а он слушал ее с видом человека, приговоренного к казни.
Наконец закончился этот бесконечный, так печально завершившийся вальс, и Равенворт отвел Элли к ее стулу – рядом с леди Вудкотт. Та осыпала подошедшего виконта улыбками и комплиментами:
– Вы с Элинор были просто чудесной парой! Я глаз не могла отвести от вас обоих. Скажите, лорд Равенворт, как вам удается делать такие ровные шаги?
Законодатель Мод с усилием растянул в улыбке свои застывшие губы, поклонился и тут же отошел, не ответив на вопрос леди Вудкотт.
Как только его фигура скрылась за спинами гостей, леди Вудкотт, уверенная в том, что причиной холодности виконта является ее драгоценная племянница, схватила Элли за рукав и злобно зашептала:
– Ну, что ты натворила на этот раз? Назвала его Павлином? Или еще чем-нибудь похлеще? Все, Элинор Дирборн! Мое терпение лопнуло! Я больше не желаю с тобой разговаривать!
Элли молча откинулась на спинку стула. Ей трудно было сказать, кто раздражал ее в эту минуту больше – тетушка или виконт. И еще ее мучила мысль о том, что, если дело и дальше пойдет так же, ей никогда не удастся заполучить табакерку Равенворта.
Элли принялась тщательно разглаживать складки на своем платье, и шорох желтого атласа несколько успокоил ее. Продолжая размышлять о пари, заключенном с Джорджем, она рассеянно осматривала пары, танцующие в ярком свете свечей, и молчала. Это молчание начало выводить из себя леди Вудкотт. Она завозилась на своем стуле, несколько раз нетерпеливо притопнула ногой и наконец воскликнула:
– Ради всего святого, Элли, ну что ты меня томишь? Рассказывай! Слышишь? Я хочу знать все! Что он тебе сказал? Что ты сказала ему?
Элли собралась было ответить тетушке, но в эту самую минуту заметила лорда Крессинга, который медленно приближался к ним. Внезапно ее охватило озорное возбуждение. Она немного подождала и, когда барон приблизился настолько, чтобы слышать их разговор, обернулась к леди Вудкотт. Зная, что сейчас спровоцирует свою тетушку, Элли заговорила, отчетливо произнося каждое слово:
– Но вы же сами сказали, что не желаете впредь говорить со мною! Я хотела поберечь ваши чувства…
На щеках леди Вудкотт появились крупные красные пятна.
– С раннего детства, – начала она, – ты была ужасным созданием. Испорченная, невоспитанная девчонка…
В этот момент она услышала совсем рядом деликатное покашливание, обернулась и увидела устремленные на нее черные удивленные мужские глаза. Оборвав себя на полуслове, прижав платок к груди, леди Вудкотт безо всякого перехода воскликнула:
– Ах, лорд Крессинг! Как приятно! Надеюсь, вы в добром здравии?
Лорд Крессинг поклонился леди Вудкотт, взял ее пухлую руку и слегка развязным жестом прижал к губам.
– Я хотел бы заступиться за мисс Дирборн. У вас очаровательная племянница. Вы можете гордиться ею!
Лицо леди Вудкотт побагровело, но она все-таки сумела ответить, судорожно глотнув воздух:
– О! Благодарю вас…
Исчерпав запас своего красноречия, она принялась внимательно изучать пальцы, которые только что поцеловал лорд Крессинг, и оживилась, лишь когда услышала, как тот приглашает Элли на танец.
– Ах, как вы любезны! – воскликнула она, широко взмахнув руками. – Конечно, потанцуйте с нею!
Отвращение, которое испытывала к барону Элли, боролось в ее душе с чувством долга: мысль о табакерке не давала ей покоя. Наконец она вздохнула и протянула лорду Крессингу свою руку. Барон был как минимум вдвое старше Элли, и, очевидно, именно это обстоятельство заставляло леди Вудкотт испытывать нервное возбуждение всякий раз, когда его сиятельство оказывался рядом с нею.
Они встали среди пар, приготовившихся танцевать кадриль. Элли улыбнулась, окинула взглядом зал и с надеждой подумала, что в такой толкучке барону не удастся завязать с нею флирт.
Ей очень не нравился лорд Крессинг. Да, он был интересным, отчасти даже загадочным мужчиной, принятым в лучших домах Лондона, но… Но за два коротких месяца, проведенных здесь, Элли успела наслушаться о любовных похождениях барона. Его имя связывали с именами по меньшей мере пяти замужних респектабельных леди, чаще всего – с именем привлекательной, недавно овдовевшей миссис Мерривил. Даже у Равенворта при всей его распущенности не было такой скандальной славы.
Впрочем, Элли должна была признать, что за все это время Крессинг ни разу не попытался ухаживать за ней – бог знает почему. Их общение сводилось к пустой болтовне, лишь изредка барон позволял себе рассказать какой-нибудь вполне приличный анекдот. Элли надеялась, что лорд Крессинг достаточно умудрен, чтобы рассмотреть за ее веселым нравом скрытую, но неприступную добродетель.
Однако сегодня во время кадрили лорд Крессинг как-то уж слишком щедро осыпал Элли комплиментами. Ей вовсе не хотелось принимать предложение барона пройти в соседний зал, чтобы немного подкрепиться, но мысль о табакерке ни на секунду не покидала ее. Они направились к столам, на которых стояли в серебряных ведерках запотевшие бутылки шампанского, и Элли была вознаграждена: она увидела, как лорд Крессинг вынимает на ходу из своего кармана золотую, украшенную эмалью табакерку. Он с гордостью посмотрел на нее, а затем протянул Элли.
– Взгляните, здесь два отделения, – сказал он, открывая крышечку. – Любопытно, верно?
От близости удачи Элли зажмурилась и почувствовала, как по спине побежал холодок. Она взяла табакерку слегка дрожащими пальцами, открыла оба отделения, и над ними поднялись крошечные облачка табачной пыли.
– Отец подарил ее мне, когда я поступил в Оксфорд, – сказал Крессинг, доверительно понизив голос.
Элли заглянула ему в лицо и ощутила неожиданную слабость. Как попросить у мужчины такое сокровище – пусть даже и на время?
– Я полагаю… эта вещь очень дорога вам?
– Да, – просто ответил барон. – Мой отец так много сделал для меня. Когда он умер – несколько лет тому назад, – я поклялся, что никогда не расстанусь с его подарком и буду всегда носить эту табакерку при себе.
Глаза барона увлажнились, а у Элли перехватило дыхание. Она никак не ожидала встретить такие чувства в таком человеке. Но нужно что-то предпринимать, если она не хочет проиграть пари. Элли протянула табакерку лорду Крессингу и словно невзначай спросила:
– У вас, очевидно, много табакерок?
«Ну пусть он скажет „да“! Господи, пусть скажет „да“! Ведь Джордж не уточнял, какую именно табакерку я должна раздобыть у каждого из троих джентльменов!» – подумала Элли.
Но лорд Крессинг смерил ее каким-то отсутствующим взглядом и равнодушно ответил:
– Нет. Эта единственная.
Сердце Элли похолодело, но отступать было нельзя.
– Я понимаю, что вы вряд ли согласитесь, милорд, – неуверенно, запинаясь начала она, – но дело в том, что… я хотела сказать, что…
Ей самой было стыдно за себя, но она продолжала Мямлить, покуда лорд Крессинг не перебил ее, воскликнув:
– Святые небеса! А который теперь час?
Он бережно опустил табакерку в карман своего сюртука и посмотрел на часы – прекрасные часы из севрского фарфора, – стоящие на столике рядом с камином. Большая стрелка едва перевалила за одиннадцать.
– Надеюсь, вы простите меня, мисс Дирборн. – Он подхватил Элли под локоть и поспешно повел назад, в бальный зал. – Но я вспомнил о чрезвычайно важном свидании, которое назначил еще несколько недель назад. Не могу понять, как только это могло вылететь у меня из головы! Согласитесь, если джентльмен пообещал где-то быть, он просто обязан там быть.
Возвращаясь к своему стулу, Элли не различала лиц – одни цветные пятна. Она оцепенело смотрела, как учтиво раскланивается и исчезает из поля зрения лорд Крессинг. Одна лишь мысль билась сейчас в ее голове – мысль о пятом мая, которое оказалось так близко. Да, раздобыть табакерки у Равенворта и Крессинга – подвиг, достойный Геракла…
Уже в ту секунду, когда Крессинг сказал, что эта табакерка у него единственная, Элли поняла, что пари она скорее всего проиграет. И зачем только она ввязалась в эту игру?! Но когда Джордж объявил ей условия пари, все казалось таким простым… Разве ей могло тогда прийти в голову, что какая-то пустяковая вещица может так много значить в жизни мужчины!
Элли скользнула взглядом по бальному залу. Вот Равенворт оживленно болтает о чем-то с мисс Саттон, которая держит его под руку и заглядывает в лицо с нескрываемым обожанием. Вот лорд Крессинг в дверях прощается с Джорджем… Увидев их, Элли нахмурилась, веер замер в ее руке. Она вспомнила, что лорд Крессинг и Джордж – друзья, и в голове ее промелькнула тревожная мысль, не мог ли Джордж рассказать Крессингу об их пари.
– О нет! Это невозможно! – воскликнула Элли.
Леди Вудкотт тут же вскинула голову:
– Что-что, дорогая? Что ты сказала?
– Ничего, тетушка. Так, подумала кое о чем…
– Элли, это неприлично, когда леди разговаривает вслух сама с собой. Ах, как приятно! Лорд Барроу!
Элли обернулась – из дальнего угла зала, где скрипачи вразнобой пилили воздух своими смычками, к ним направлялся барон.
«Ах, если бы я могла принять его предложение!» – с грустью подумала Элли. Лорд Барроу был приятным человеком – простым и спокойным. Он никогда не суетился, никогда не раздражался и не задавал лишних вопросов. Элли была уверена, что ей достаточно просто подойти, протянуть руку, сказать: «Табакерка!» – и он не моргнув глазом отдаст ее.
Элли вздохнула. Да, лорд Барроу был сговорчивым и покладистым человеком. Таким покладистым, что она, без сомнения, захлебнулась бы в собственных слезах, если бы вышла за него замуж…
Барон подошел, поклонился, и Элли рассеянно кивнула в ответ, не сводя глаз с кармана его черного сюртука. Он предложил ей пройтись вместе с ним по залу, и она медленно встала, размышляя о том, с какого конца подъехать к разговору о его табакерке. В конце концов, одна табакерка – это все-таки лучше, чем ни одной…
Когда они отошли, провожаемые поклонами и радостными улыбками леди Вудкотт, Элли раскрыла было рот, собираясь начать разговор, но лорд Барроу опередил ее, заметив:
– Я видел, как вы танцевали вальс с Равенвортом.
Элли совершенно не хотелось говорить о виконте. Во всяком случае – сейчас.
– Вот как? – рассеянно откликнулась она и раскрыла свой веер.
Лорд Барроу откашлялся и повел Элли дальше, ежесекундно раскланиваясь и улыбаясь знакомым. Чувствовалось, что ему нелегко продолжать этот разговор.
– Поймите правильно: я вовсе не хочу вас ни о чем расспрашивать. Не в моих привычках совать нос в чужие дела. Только… – Он сильнее сжал локоть Элли и отвел ее в сторону, пропуская пару молодых людей, явно перебравших шампанского. – Возможно, вам доводилось слышать много нелестного о Джеффри. То есть о Равенворте. Но это все ложь, поверьте мне!
Элли нахмурилась и прямо взглянула в глаза барона.
– Уверяю вас, никто не говорил мне гадостей о вашем друге, лорд Барроу. Вы непременно хотите и дальше продолжать разговор о нем?
Губы лорда Барроу сжались в твердую линию.
– Если вам это неприятно, простите меня, но я чувствую себя обязанным поговорить с вами о Равенворте. Вы оба мои друзья, и ваша вражда разбивает мне сердце.
– Ну, что ж. Если вам угодно знать, свое мнение о Равенворте я составила сама, без чьей-либо помощи. Оно сложилось под влиянием моих собственных впечатлений от его поступков. – Элли чувствовала, что ее все сильнее охватывает раздражение. – Хотите услышать подробности?
Барроу посмотрел в дальний угол зала – туда, где сидел Равенворт, окруженный стайкой своих обожателей, затем повернулся к Элли и молча кивнул.
Элли натянуто улыбнулась:
– Будь по-вашему, милорд. Надеюсь, у вас хватит сил, чтобы выслушать все до конца.
Оркестр заиграл вальс, оживленные пары заполнили пространство бального зала, поплыли перед глазами Элли разноцветными пятнами. Рассеянно следя за их движением, она продолжила:
– Итак, я считаю, что лорд Равенворт заносчив и высокомерен. Его самомнение не знает границ. У него нет ни капельки сочувствия к людям. В его груди – там, под прекрасно сшитым сюртуком, – не сердце, а камень. И еще… – Она нахмурилась, отвернулась от лорда Барроу и нервно взмахнула веером. – Еще Равенворт презирает женщин. Очевидно, что ни одна из них не достойна такого человека, как он. Одним словом, в Равенворте сконцентрировались все самые худшие черты нашего жестокого века. Он ярчайший образчик человека, для которого покрой его сюртука важнее, чем доброта и отзывчивость!
Всегда бледные щеки лорда Барроу вспыхнули, и он ошеломленно спросил:
– Это вы о Равенворте? Не может быть! Да, он не прочь пошутить иногда, но то, что вы сказали… Неужели это все о нем?
– О нем, и вы прекрасно это знаете! Так же, как и то, что для таких слов у меня достаточно оснований. Разве вы не слышали, как он всегда говорит со мной? Словно делает мне одолжение: с издевкой, с усмешкой… Знаю, вам будет неприятно услышать то, что я сейчас скажу, и все же… Я терпеть его не могу!
– Это какая-то ошибка, – твердо заявил лорд Барроу, и на лбу у него обозначилась жесткая складка. – Равенворт совсем не такой. Он лучший среди нас. Да если сложить вместе всех мужчин, которые сейчас здесь присутствуют, вы не получите одного Равенворта!
Элли никогда еще не видела лорда Барроу таким возбужденным.
– Я вовсе не хотела обидеть вас, – мягко сказала она. – Но согласитесь, одно дело то впечатление, которое производит мужчина на мужчину, и совсем другое – то, какое впечатление он производит на женщину. Вы согласны?
Барон ответил не сразу. Он помолчал, словно борясь со своими чувствами, затем откашлялся и наконец произнес, стараясь не смотреть на Элли:
