Текст книги "История человечества. Запад"

Автор книги: Валентина Скляренко

Соавторы: Мария Згурская,Наталья Лавриненко,Анна Ермановская,Артем Корсун,Мария Панкова,Владислав Карнацевич,В. Булавина,Сергей Лунин,Мария Лидис,Илья Вагман
сообщить о нарушении

Текущая страница: 36 (всего у книги 103 страниц) [доступный отрывок для чтения: 37 страниц]

Микеланджело разрабатывал сюжет для картины «Битва при Кашине». И, несмотря на то что художники работали в разных мастерских, между ними существовало негласное соперничество. Рисуя лошадей, Леонардо делал то, что, по общему мнению, он умел делать лучше всех. Микеланджело, со своей стороны, при работе над «Битвой при Кашине» старался продемонстрировать свое непревзойденное искусство изображения обнаженного мужского тела. В течение нескольких лет оба картона стояли в Большом зале и были, по выражению Бенвенуто Челлини, «всеобщей школой».

Судьба самих картин сложилась неудачно: Микеланджело даже не начал рисовать картину, ограничившись лишь картоном. Картина же Леонардо погибла – экспериментируя с закрепителями красок, художник не нашел правильного решения. Краски медленно таяли в течение приблизительно шестидесяти лет, пока не осыпались вовсе. Однако перед тем как объявить картину погибшей, с нее сняли несколько копий и переписали заново; это сделал Вазари – биограф Леонардо.

Одновременно с работой над картоном для «Битвы при Ангиари» Леонардо начал работать над той картиной, которая стала, пожалуй, известнейшим полотном в истории человечества, – над «Моной Лизой». Эта картина заставляла автора отдавать ей все силы, и потому художник потерял интерес к «Битве при Ангиари». Положение усугублялось тем, что, как мы писали выше, Леонардо продолжал экспериментировать с красками. По словам Вазари, «задумав писать маслом по стене, он для подготовки стены составил такую грубую смесь, что она, по мере того как он продолжал роспись этого зала, стала стекать, и он бросил работу, видя, как она портится». Картина была так серьезно повреждена, что нужно было начинать все сначала, к чему у Леонардо не было ни малейшей охоты. Однако это был дорогостоящий заказ, и флорентийский Совет десяти придерживался того мнения, что художник должен либо привести картину в порядок, либо нарисовать другую, либо вернуть назад полученные деньги. Казалось, положение безвыходное. Но Леонардо сумел выкрутиться из сложившейся ситуации при помощи Шарля д’Амбуаза, который управлял Миланом от лица Людовика XII Французского. Д’Амбуаз восхищался Леонардо. Возможно, подражая своему королю Людовику XII, который тоже был потрясен талантом Леонардо. Согласно некоторым источникам, когда король увидел «Тайную вечерю», он спросил у своих инженеров, нельзя ли как-нибудь снять ее со стены и перевезти во Францию, даже если для этого потребуется разрушить монастырь. Людовик был очарован и другими работами Леонардо, находившимися в Милане.

Флорентийцы, желавшие получить от Леонардо деньги или картину, вместо этого получили письмо от Шарля д’Амбуаза, в котором тот просил отправить художника в Милан для выполнения некоторых работ. Конечно, Совет десяти, несмотря на «героическую» победу над миланцами в битве шестидесятилетней давности при Ангиари, не собирался вступать в конфликт с французами и согласился отпустить Леонардо. При этом было поставлено условие: Леонардо должен был вернуться через три месяца. Однако события развивались так, что это оказались очень долгие три месяца.

Срочная работа для французского короля была не более чем хитрым маневром, предпринятым для выхода из щекотливой ситуации. Когда в 1506 году 4-летний Леонардо приехал в Милан, французы относились к нему с большим почтением и не вспоминали о какой-то работе. Возможно, они просто считали, что его присутствие украсит миланский двор. Вскоре истек трехмесячный срок, и Совет десяти потребовал возвращения Леонардо. На сей раз Совету ответил сам король Людовик XII, который готовился к новому набегу на Италию. Он вызвал к себе флорентийского посла и сказал: «Напиши Совету, что я желаю извлечь пользу из службы маэстро Леонардо здесь… так как хочу иметь несколько его работ, и проследи, чтобы Совет дозволил ему приступить к выполнению немедленно и повелел оставаться в Милане до тех пор, пока я туда не приеду. Напиши, чтобы это произвело впечатление, сделай это как можно скорее и дай мне взглянуть на письмо». Посол поступил, как ему было приказано, после чего Леонардо был освобожден от обязательств перед Флоренцией и позднее смог даже посетить ее безо всяких препятствий со стороны Совета.

Французы предоставили Леонардо полную свободу действий. Платили ему хорошо и, очевидно, не предъявляли слишком больших требований. Не считая нескольких случайных поездок, он провел шесть лет в Милане, все больше погружаясь в свои научные исследования. Французский король говорил, что ему хотелось бы иметь от Леонардо «несколько маленьких изображений Богоматери, а также другие работы, по моему настроению, и, наверное, я прикажу ему написать мой портрет». Но если даже Леонардо и выполнил какие-то королевские заказы, то от них не осталось и следа. Однажды он предпринял путешествие на север, в Альпы, взобрался на Монте-Роза, где сделал записи о свете среди снежных полей и ледников. Временами он работал над прокладкой каналов в Ломбардской долине – некоторые из его великолепных рисунков шлюзов и плотин, схемы течений датируются как раз этим периодом. Временами Леонардо брался за кисть, хотя все чаще перекладывал работу на учеников, создав в 1506–1508 годах лишь одну работу – второй вариант картины «Мадонна в скалах».

К 1508 году карьера Леонардо как художника, по сути, закончилась, хотя ему оставалось прожить еще более десяти лет. В последние годы жизни он много болел и смог создать только два живописных полотна. Его подстерегал еще один удар судьбы: в 1512 году объединенные швейцарские, испанские, венецианские и папские силы прогнали французов из Милана, что обернулось для Леонардо настоящей катастрофой. В шестьдесят лет он внезапно оказался без всякого покровительства и средств к существованию. Его слава померкла, и с ним остались лишь Салаи и молодой ученик Франческо Мельци.

Новые правители Милана не испытывали неприязни к Леонардо – они его просто не замечали. И потому он снова отправился в путь. Его целью стал Рим, где папой в то время был Лев X – Джованни Mедичи, сын Лоренцо Великолепного. Поскольку за Медичи закрепилась слава меценатов, Леонардо ожидал помощи от понтифика. В Риме его приняли хорошо, предоставили комнаты в ватиканском дворце Бельведер, но определили очень небольшое жалованье – 33 дуката в месяц. И забыли. Леонардо и в Вечном городе остался наедине с собой. Он разбирал свои рукописи, продолжал работу на трактатами и вел весьма скромную жизнь. Великий художник заболел, и нам неизвестно, что это была за болезнь, но, вероятно, именно она привела к параличу правой руки и позже к смерти. К этому времени относится единственный автопортрет, выполнен ный им красным мелком (сангиной). В Риме же была написана и последняя картина Леонардо – «Святой Иоанн Креститель».

Казалось, все, что можно – сделано, и сам Леонардо считал, что впереди – лишь смерть и забвение. Но смерть все не приходила. Быть может, потому что негоже гению встречать смерть в безвестности. Вновь помогли французы. Людовик XII умер, но произведениями гения восторгался и его преемник – Франциск I. Молодой король предложил Леонардо перебраться во Францию, в усадьбу недалеко от королевского замка в Амбуазе. При этом Франциск поставил единственное условие – не лишать его удовольствия беседовать с Леонардо. Последний отправился на север, в чужую страну, захватив с собой драгоценный груз: свои записки и рисунки, «Святого Иоанна Крестителя», «Святую Анну с Марией и младенцем Христом» и еще одну картину – «Портрет некоей флорентийской дамы», которой, вероятнее всего, была знаменитая «Джоконда».

По приезде во Францию, в 1516 году, Леонардо окружили заботами и присвоили почетный титул «Первый художник, инженер и архитектор короля». Король Франциск отвел ему апартаменты в уютной усадьбе Клу, находившейся менее чем в километре от дворца, и часто навещал его там. В своих «Воспоминаниях» Бенвенуто Челлини писал, что «король Франциск столь глубоко любил его (Леонардо) великие таланты и испытывал столь великое удовольствие, слушая его речи, что в году было очень мало дней, которые бы он провел без бесед с ним… Он говорил, что не верит, что на земле когда-либо жил человек столь обширных знаний, как Леонардо, причем в области не только скульптуры, живописи и архитектуры, но и философии, потому что он был великим философом». В Клу Леонардо навестил и кардинал Луи Арагонский, который считал его «самым превосходным художником нашего времени». Несмотря на донимавшие его болезни и паралич руки, Леонардо продолжал работать. Его интересовала прокладка каналов в долине Луары и ее притоков (сохранилось два гидрографических рисунка Леонардо с названиями французских рек). Возможно, он рисовал планы, а может быть, даже руководил закладкой фундамента огромной крепости, которую Франциск задумал построить в Роморантене. Также не исключено, что Леонардо принимал участие и в подготовке придворных празднеств. По крайней мере, на это намекает описание одной из мистерий, поставленной в находившемся недалеко от Амбуаза замке Блуа – там был представлен механический лев, который вполне мог придумать и сконструировать именно Леонардо.

На склоне лет Леонардо занимали размышления о смерти, которые он выразил в поэтических образах:

«Смотри: некто надеется и жаждет вернуться к своим истокам, на свою родину – он, как мотылек, который летит на свет. Человек всегда испытывает влечение с веселым любопытством встретить новую весну, новое лето и вообще много новых месяцев и годов – но даже если время, по которому он так тоскует, когда-нибудь наступит, ему всегда будет казаться, что уже слишком поздно: он и не заметил, что его влечение содержит внутри себя зародыш его собственной смерти. Однако это влечение – квинтэссенция, дух всех элементов, который через душу проникает в человеческое тело и постоянно жаждет вернуться к своим истокам. Ты должен знать, что эта самая тоска – квинтэссенция жизни, служанка Природы и что Человек – это слепок мира».

Леонардо покинул этот мир 2 мая 1519 года, оставив свое имущество ученикам и сводным братьям. Таинственный гений не открыл и перед смертью многих своих секретов…

Вазари, подводя итог жизни Леонардо, писал: «Утрата Леонардо сверх меры опечалила всех, кто его знавал, ибо не было никогда человека, который принес бы столько чести искусству живописи. Блеском своей наружности, являвшей высшую красоту, он прояснял каждую омраченную душу, а словами своими мог склонить к «да» или «нет» самое закоренелое предубеждение. Силой своей он способен был укротить любую неистовую ярость… В своем великодушии он готов был приютить и накормить любого друга, будь он беден или богат, лишь бы только он обладал талантом и доблестью. Одним своим прикосновением он придавал красоту и достоинство любому самому убогому и недостойному помещению. Потому-то рождение Леонардо поистине и было величайшим даром для Флоренции, а смерть его – более чем непоправимой утратой. В искусстве живописи он обогатил приемы масляного письма некоей темнотой, позволившей современным живописцам придавать своим фигурам большую силу и рельефность. В искусстве скульптуры он показал себя в трех бронзовых фигурах, стоящих над северными вратами церкви Сан-Джованни и выполненных Джованни Франческо Рустичи, но скомпонованных по советам Леонардо, и фигуры эти по рисунку и по совершенству – лучшее литье, какое только было видно по сей день. От Леонардо мы имеем анатомию лошадей и еще более совершенную анатомию человека».

Таким образом, достижения да Винчи никогда не дадут угаснуть ни имени его, ни славе. Недаром Джованни Баттиста Строцци почтил его следующими словами:

 
Так сам-один сей может побеждать
Всех прочих – Фидия и Апеллеса
И им вослед явившуюся рать.
 

Загадки личности Леонардо

Знания, не рожденные опытом, матерью всякой достоверности, бесплодны и полны ошибок.

Леонардо да Винчи

Казалось, мы довольно подробно знаем биографию Леонардо, сохранились его рисунки, наброски, картины и заметки. Он остался в воспоминаниях современников и в легендах. Но почему же тогда образ гения теряется в дымке, почему мы не в силах понять да Винчи? Почему нас снова и снова будоражат тайны Леонардо?

Самой любопытной остается тайна его личности. Оставив 18 томов записей, посвященных всем возможным наукам, Леонардо, тем не менее, не доверял бумаге сокровенных размышлений. Лишь единственный вопрос, обращенный к себе, многократно повторяется в его записях: «Скажи мне, сделано ли тобою что-нибудь хоть когда-нибудь?.. Сделано ли что-нибудь?.. Скажи мне, сделано ли?..»

Тайна Леонардо да Винчи – это тайна универсальности, идеала, потерянного в Новое время, утраченного в погоне за деталями, уточнениями, за которыми не видна стройная картина мироздания. Леонардо является доказательством того, что универсальное возможно.

Наша культура, разорванная между научной, религиозной и художественной концепциями виденья мира, может быть понята как единое целое. И именно в творчестве и личности Леонардо, возможно, и следует искать символ этого единства.

Леонардо уникален. Это было признано благодаря Вазари, который через много лет после смерти гения представил его потомкам так: «Величайшие достоинства, которыми когда-либо обладал человек, как ниспосланные свыше, так и врожденные, – или нет, все же сверхъестественные, чудесным образом соединившиеся в одном человеке: красота, грация, талант были таковы, что, к чему бы этот человек, столь счастливо одаренный, ни обращался, любое его действие было божественно; он всегда оставлял всех других людей позади, и это воочию доказывало, что он ведом рукой самого Господа». Итак, Вазари «обожествил» Леонардо, и даже рассказ о его кончине соответствовал этому «божественному образу»: «Тогда с ним случился припадок, предвестник смерти. Король встал и приподнял его голову, чтобы помочь ему; он делал все возможное, чтобы облегчить ему боль. Леонардо, поняв, что никогда не сможет удостоиться большей чести, отдал Богу душу на руках короля. Его божественный дух его покинул». На самом же деле король Франциск в день смерти Леонардо был очень далеко от его дома, в резиденции

Сен-Жермен-ан-Лейе под Парижем, но разве это важно, когда речь идет о таком человеке, как Леонардо да Винчи? Вазари рисует идеальную картину, чтобы подчеркнуть величие гениального человека, сама цель помещения в биографии легендарного эпизода важнее, чем историческая достоверность.

Леонардо был признан «гением от Бога», и потому все то, к чему прикасалась его рука, оказывалось бесценно и достойно восхищения. Появилась целая армия подражателей Леонардо, умножавших число копий его работ. Исследователи второй половины XVI, затем XVII и XVIII веков восхваляют каждый предмет, который хотя бы косвенно связан с именем Мастера.

Но XIX век принес с собой развенчание идеалов – новые направления художественного творчества порвали со «скучным академизмом» и классикой, технический прогресс вознес человека над «темным средневековьем» и эпохой Возрождения. И вот Джон Рескин, блестящий английский эссеист XIX века, профессор изящных искусств, заявил, что Леонардо, в конце концов, был всего лишь человеком и что его картины написаны всего лишь красками, наложенными на загрунтованную поверхность. Сам Леонардо оказался лишь «рабом архаической улыбки». В своих атаках на ценности прошлого еще более резок был французский импрессионист Пьер-Огюст Ренуар: «Леонардо да Винчи мне надоел. Ему бы следовало заниматься своими летательными машинами. Его Христос и апостолы насквозь сентиментальны. Я абсолютно уверен, что эти еврейские рыбаки готовы были пожертвовать своей шкурой за веру, не испытывая необходимости выглядеть как умирающие утки во время грозы».

Едва ли не самыми сокрушительными оказались нападки со стороны Зигмунда Фрейда – человека, который открыл «бессознательное» и снял табу с проблемы взаимоотношения полов и сексуальности. Работая с тем материалом, который он принимал за исторические факты, Фрейд в 1910 году написал эссе «Леонардо да Bинчи. Воспоминания детства», где высказал догадку, что художник, в первые годы своей жизни остро переживавший отсутствие отца, оказался в эротических отношениях со своей матерью, крестьянкой Катериной, а позже, когда был взят в дом Пьеро да Винчи, сделался объектом чрезвычайной привязанности своей бездетной приемной матери. Фрейд придал очень большое значение детскому сну или фантазии, пересказанной самим художником, в которой говорилось об эротической встрече с огромной птицей, опустившейся на колыбель ребенка. Сопоставив эту фантазию Леонардо со следующей его записью: «Акт воспроизводства (и все, что имеет к нему отношение) столь отвратителен, что человеческие существа очень скоро бы вымерли, если бы не обладали при этом приятными лицами и расположенностью к чувственности», – Фрейд пришел к заключению, что, по всей вероятности, Леонардо был скрытым гомосексуалистом, который сублимировал свои наклонности в преувеличенном желании получить новые знания.

В своих рассуждениях отец психоанализа совершил ошибку, удивительную для ученого: он черпал данные из широко известного художественного произведения Д. Мережковского «Леонардо да Винчи». К тому же Фрейд пользовался неточным переводом записок Леонардо, в котором птица из его детской фантазии называлась ястребом. Опираясь на неправильный перевод, австрийский ученый пустился в продолжительные сложные рассуждения о древнеегипетских сексуально-религиозных обычаях, связанных с ястребами. После замечания о том, что египтяне поклонялись ястребиноголовой богине-матери по имени Мут, Фрейд торжественно восклицал: «Мы можем спросить, является ли такая звуковая близость к нашему слову «мать» (Mutter) просто случайной?» Но правильный перевод названия птицы не «ястреб», а «коршун», и это нарушает выстроенную Фрейдом цепочку размышлений.

Однако несмотря на множество неточностей в работе (о которых говорил и сам Фрейд), он побудил других взглянуть на таинственного «гения» как на живого человека, совершающего ошибки и подверженного комплексам в той же мере, как и все прочие люди. Был разрушен идеализированный, неземной образ Леонардо, и многим захотелось внимательнее исследовать его жизнь и творчество. Каково, например, было его отношение к вере, и был ли он, собственно, верующим? Насколько ценны изобретения гения для науки? Можно ли повторить опыты Леонардо? Каково было отношение Леонардо к женщинам? Насколько уверенно мы можем говорить о гомосексуальности Леонардо? Все эти, как и множество других, вопросы были поставлены исследователями. И некоторые из этих вопросов имеют вполне определенный ответ.

Например, был ли Леонардо верующим? О нем определенно нельзя говорить как об атеисте, но он был склонен скорее размышлять о религии, нежели принимать все на веру – без доказательств. Тем не менее, сам Леонардо просил похоронить его по христианскому обычаю и троекратно прочитать мессу – на это свое желание он четко указал в завещании.

Историография предлагает нам уже сформированные «образы Леонардо». Например, образ гениального художника, или образ ученого, или образ «безумного изобретателя». Но ведь сам Леонардо полагал, что живопись выражает ту же истину, что и подлинная наука. И поэтому мы не можем «разорвать» искусство и науку, ведь все тексты Леонардо – это своеобразный подстрочник к его искусству, а в науке можно искать разгадку его живописи – именно ее научность и делает ее загадкой.

Что же оставила нам история для изучения? Немногочисленные картины, которые разбросаны по музеям всего мира, около 7 тысяч недатированных и неупорядоченных заметок и рисунков, которые сшиты в «кодексы» и своим соседством обязаны не пожеланиям Леонардо, а лишь принадлежностью тому или иному владельцу. Наконец, более поздние биографии и легенды, которые нуждаются в «демистификации». Можем ли мы разгадать тайны Леонардо? По плечу ли нам такая задача? Свидетельства современников показывают, что Леонардо искусственно создавал свою загадку, рассчитывая на внешний эффект. Его записные книжки «зашифрованы» – прочесть их можно только с помощью зеркала, да и то не всегда, а в его конструкторских чертежах скрыты (намеренные?) ошибки.

Наиболее популярный образ Леонардо представлен нами в первой части очерка. Внебрачный сын потомственного нотариуса и безвестной крестьянки из Винчи, умерший «другом и отцом» французского короля. Исключительно одаренный от природы, он обладал стремительностью ума, всегда готового к импровизациям, острым глазом, красотой облика и впечатляющей физической силой. Эти качества он дополнял королевской осанкой, изысканностью манер, находчивостью в словесных придворных турнирах, вызывающим покроем яркой одежды, ловкостью в атлетических упражнениях, длинными, как у восточных магов, волосами и закрывающей всю грудь «прекрасной вьющейся бородой», а также странными развлечениями – страстью к конструированию невиданных химер и чудищ. Он одинаково легко сходился с простолюдинами, герцогами и королями. Он имел все, чтобы блистать при дворах, владеть умами и волновать сердца современников. Даже глубоким старцем он задает моду при французском дворе, сам король подражает ему в одежде, прическе, манерах. Франциск I говорил: «Не думаю, чтобы был когда-либо человек, знавший столько, сколько Леонардо… Это величайший философ».

Однако безукоризненность этого светлого образа нарушает тень – контраст между универсальностью и продуктивностью гения. Вазари полагал, что причина его малой плодовитости в растрачивании драгоценного времени на научно-технические затеи, «над которыми никогда не уставал работать его мозг». Так биограф сформировал негативное отношение к универсально сти Леонардо. Его интерес к науке – живую увлеченность научными и техническими исследованиями – многие расценивали как измену «чистому искусству». Леонардо начали обвинять в увлечении анатомией и особенно математикой. цуккари замечает: «Леонардо был очень достойным человеком своей профессии, но слишком мудрившим в отношении применения чисто математических правил при изображении движений и извивов фигур с помощью наугольника, линейки и циркуля».

Тем временем Леонардо да Винчи перестал быть «своим» и для ученых. Его рукописи разошлись по всей Европе, оседая частью в коллекциях любителей редкостей, а частью на чердаках. Ученый Д. Кардано, расхваливая Леонардо как живописца, но замечая при этом, что его попытка изобрести летательный аппарат «кончилась прескверно», отказывает ему в звании философа и прямо противопоставляет его такому «испытателю природы», как анатом Везалий. Галилей связывает с именем Леонардо только искусство живописи. Так был сформирован самый устойчивый образ Леонардо как автора картин, которые могут быть образцом для подражания, но не более того. Но в этом случае становилось не вполне верным и отношение к живописи да Винчи.

Но со временем ситуация изменилась. Исследование постепенно «всплывавших» рукописей Леонардо создало более полное и правильное представление о научных изысканиях да Винчи. В конечном итоге оказалось, что гений Леонардо сравним с выдающимися мыслителями античности – ведь да Винчи в своих открытиях «предвосхитил» едва ли не все завоевания научной революции XVII века и промышленной революции века следующего.

Первый доклад о Леонардо-ученом был сделан в самом конце XVIII века в Париже. Это было сообщение Д. Вентури о физико-математическом содержании 13 рукописей, прихваченных консулом Бонапартом из Милана в качестве военного трофея. После систематического изучения научных трудов Леонардо к концу XIX века обнаружилось, что художник Леонардо является одним из величайших ученых всех времен. «В сравнении с ним Микеланджело кажется лишь простодушным создателем героических гигантов, а Рафаэль – наивным портретистом мадонн, не проснувшихся к жизни», – писал один из исследователей его наследия. В «Обществе Леонардо да Винчи» во Флоренции о художнике часто говорят как об Учителе, не называя по имени.

Но период безудержно восторженного отношения к Леонардо-ученому тоже миновал, и в 1910—1920-е годы ученые решились уточнить роль Леонардо в формировании новоевропейской науки. Проблемой занимались крупнейшие историки науки: Дюгем, Торндайк, Ольшки. И что же? В итоге гениальность Леонардо вновь оказалась под вопросом, а Ольшки даже высказал сожаление о времени, затраченном великим художником на свои научные причуды! Да и не ученый он вовсе. Талантливый дилетант – и не более. Образу Леонардо как ученому не хватает глубины, уединенности в тиши кабинета, страсти к знанию ради знания. Гений надумал нажить состояние на своих открытиях…

Исследователи торжествовали: неудивительно, что из проектов обогатиться за счет научных прозрений ничего не вышло, – просто Леонардо «не дорос» до науки. Многие историки убеждены, что успехам Леонардо на научном поприще мешал его неуемный темперамент художника. Искусствоведы, напротив, сожалеют о его научных пристрастиях: Леонардо, заключал Бернсон, повредил интеллектуализм. Сходные оценки когда-то давали и русскому композитору и химику Бородину, дескать, его увлечение музыкой вредило занятиям наукой, а занятия наукой вредили его таланту композитора.

Однако развенчание гениальности происходит и по другим причинам. «Божественный» Леонардо, по мнению некоторых его биографов, на поверку оказался «мелкой душонкой» – ожесточенным, озлобленным пессимистом, по сравнению с воззрениями которого унылая философия Шопенгауэра звучит более чем жизнеутверждающе. По характеристике Эфроса «Басни» Леонардо – «самый мрачный из басенных сборников мировой литературы». По свидетельствам

В. Лазарева, «он не идет дальше прописных, всем известных истин, находящихся на языке у любого мещанина». Не делает ему и чести тот факт, что он по своей воле оказался на службе у вероломного Борджиа и даже, похоже, дружил с этим «моральным изгоем» Макиавелли. Характеристики для гения не самые лестные. Оказалось, что в истории Леонардо есть неприятное противоречие – он запечатлел удивительные образы, которые вовсе не совпадали с его «истинной сутью». Так что некоторые искусствоведы хотели бы, чтобы чудесные мадонны принадлежали кисти более достойного человека. Да и иные ученые полагают, что лучше бы его открытия совершил более моральный и последовательный человек.

Однако все-таки наиболее распространено восторженное отношение к Леонардо: в искусстве он считается основателем классической формы европейской живописи, в науке – одним из ее основателей с солидным послужным списком, а в технике сохраняет за собой место непревзойденного изобретателя.

Безусловно, он был человеком, имеющим свои сильные и слабые стороны, как любой человек. Но в то же время он феномен. Даже во времена торжествующего энциклопедизма Леонардо стоял особняком, возвышаясь среди титанов.