Текст книги "Ворота времени (Повесть и рассказы)"

Автор книги: Валентина Мишанина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 6 страниц)

– Мам, а кто в этом доме жил?

– Как кто. Дедушка с бабушкой, я здесь выросла.

– А-а. А я где был?

– Тогда тебя не было, не родился еще.

– А-а. Мы скоро отсюда уедем?

– Уедем? А почему бы нам тут не остаться? Мы здесь начнем новую жизнь.

– Какую новую жизнь? А старую куда денем?

– Забудем.

– А-а. Как то страшное лицо из вагона?

– Вот-вот, так.

– Мам, а когда ты была маленькой, боялась темноты?

– Боялась, только когда совсем одна оставалась в доме.

– Ты чего боялась, шайтанов?

– Шайтанов нет. Бояться нечего. Бояться не надо.

– Мам, а в городе наша квартира так и будет пустовать?

– Нет, другие будут жить.

– Другие? Почему? Квартира-то наша...

– Государственная.

– Госуда-а-арственная! А если этот домик развалится, тогда куда денемся? Дверь вон какая скрипучая, крыльцо в землю провалилось...

– Не развалится. Где надо, подправим.

– Дом старый, а мы в нем новую жизнь, да? А папа не будет ругаться?

– Нет. Он не будет больше нас ругать. Он раньше нас начал новую жизнь. Он и так долго с нами играл в кошки-мышки.

– Это вы, когда маленькими были, играли?

– Нет, взрослыми.

– Почему же я ни разу не видел, как вы играли? Папа и дома редко бывал...

– ...

– Мам, стучится кто-то! Зажги лампу.

– Это ветер. Не бойся.

– Мам, давай сейчас начнем новую жизнь: зажги лампу, затопим печку, потом побелим избу. Все равно спать не хочется.

– Да уж, перед новым днем сердце волнуется.

– А каким будет завтра? Мы сами те же, а завтра новое?

– Завтра сам увидишь. Солнце взойдет, и увидишь.

НА ТЕПЛОЙ ПЕЧКЕ

Серега простудился, кашлем мается. Второй день велят сидеть ему на печке – лечат. На печке хорошо, только скучно. С печки не слезать, на улицу не выходить – нельзя!

– Сергей, ты чего там притих, что делаешь? – спрашивает бабушка из кухни.

– Думаю, – тихо отвечает Серега и продолжает грызть кончик карандаша.

Бабушка очень любит Серегу, поэтому оберегает его ото всего.

– А ты много не думай, думы до греха доводят.

Она деловито гремит посудой.

– Баб, а что такое грех?

– Грех, грех, – бормочет бабушка, – это то, чего не надо делать.

– А чего не надо делать? Если брошусь с печки головой вниз – это грешно или нет?

– Дурачок! – рассердилась бабушка.

Поговорили, называется, с бабушкой. Старая, шуток не понимает.

Немного погодя, Серега примирительно обращается к бабушке:

– Бабусь, а что ты сегодня во сне видела? – Он знает, как задобрить бабушку. Она очень любит рассказывать свои сны.

И вправду, бабушка подобрела. Длинно растягивая слова, начала:

– Не то к добру, не то к Худу видела этот сон. Будто родители мои сшили мне шубу о семи клиньях. А потом зачем-то я принялась ходить на четвереньках по полу...

– И хвост отрастал? – захихикал Серега.

– Ну тебя, бестолковый, – отмахнулась бабушка.

– Да это же во сне! У меня во сне, бывало, и рога вырастали, – солгал Серега, чтобы успокоить бабушку.

Но бабушка не стала с ним разговаривать.

Серега тоже притих. Опять задумался. Представлял себе, как бы получше изобразить отца на бумаге.

Утром мать и отец что-то громко выясняли между собой.

Серега проснулся, смотрит, а лицо отца темнее тучи. Ни на кого не глядя, он собирался на работу, а лоб нахмурен, как мехи гармошки.

На столе дымилась паром миска щей. Но отец ничего не замечал. "Поссорились, – мелькнуло в голове Сереги. – Уйдет, не позавтракав, и обеда с собой не возьмет".

Серега видит, как отец сам взялся пришивать пуговицу на рубашке и как-то по-детски чудно сунул палец в рот, когда укололся иголкой.

Сергей в это время тихонько слез с печки, юркнул на кухню и, схватив большой ломоть хлеба, кинулся к вешалке, где висел отцовский плащ.

– Ты чего тут босиком шастаешь? – услышал он недовольный голос отца.

Серега нехотя забрался на печку.

Отец, захватив плащ, ушел. Этот старый плащ он надевал в плохую погоду прямо на фуфайку.

Серега доволен, что спас отца от голода. Голодный не поработаешь, он по себе это знает.

Бабушка куда-то ушла. В доме тишина. Серега достает фанеру, которая ему служит вместо стола, кладет на нее тетрадь и начинает рисовать. Удачнее всех у него получается отец. Пожалуй, потому, что у него густые широченные брови и нос с горбинкой. На бумаге оживает отец. В руках Сереги карандаш послушно выводит грустного человека. Вот он опускает уголки его губ, суживает глаза и удлиняет и без того длинный нос отца. Второй рисунок: отец с набитым ртом в поле у стога сена, в руках держит кусок хлеба.

Наконец наступил вечер. Серега и кашлять перестал, а бабушка все равно дает ему кружку кипяченого молока с медом и силком заставляет его пить. Открывается дверь, и входит отец. Его ресницы белые от инея.

– Как, Серега, выздоравливаешь? – бодро спрашивает он, а сам почему-то прячет глаза.

– Ага. – Серега обрадовался приходу отца. Он слезает с печки и обувает валенки, пусть бабушка видит, как он бережет свое здоровье.

Вскоре с фермы вернулась мама, ее ресницы тоже покрылись инеем.

Серега соскучился и по ней. Отец сделался добрым и каким-то чересчур суетливым, будто сразу всем хотел сделать хорошее. Он то и дело брался помогать маме, даже сам пошел поить корову. А мать хоть и старалась показать, что ей все это ни к чему, но Серега видел, как на ее лице мелькнула еле заметная улыбка. "И они соскучились друг по другу", подумал мальчик. Он сел к столу и открыл тетрадь – совсем забыл про ямочку на подбородке отца и теперь стал старательно выводить ее карандашом.

Отец вернулся в избу, поставил ведро в угол и подошел к Сереге.

– А ну, покажи, что там намалевал?

Серега аккуратно вырвал из тетради два листочка и подал отцу.

– Это тебе, насовсем. – Он лукаво посмотрел на отца.

Тот стал рассматривать первый рисунок. От удивления его широченные брови поднялись на лоб. А когда увидел второй рисунок, вроде даже покраснел немного:

– Ну, чертенок, сообразил! Будто следил за мной...

"Чертенок" – прозвучало ласково, и Серега во весь рот заулыбался.

Потом отец по-мужски кладет руку на его плечо и просит:

– Ты уж никому не говори.

Серега понимающе кивает головой.

Бабушка в это время накрывала стол, а сама говорила сыну:

– Ты, Миша, береги себя на работе, как бы чего не вышло. А то в обед соснула на часок, и сон недобрый приснился...

Серега с отцом переглянулись и заулыбались, словно заранее знали, что у бабушки смешной сон.

ПЯТНИСТЫЙ КОТЕНОК

Виктор Офтин принес в класс котенка. Книги из портфеля выложил в парту и сунул в него котенка.

Шел урок истории. Неожиданно рассказ о римлянах был остановлен мяуканьем. Ученики рассмеялись, а Нина Петровна так рассердилась, что ее рука затряслась и выронила указку.

Виктор просунул руку в портфель, пытался зажать рот котенку, чтобы не дать мяукать. Но тот так впился когтями в его руку, что Виктор громко ойкнул и выдернул руку обратно. На коже от когтей котенка остались кровавые следы.

Нина Петровна подошла к парте Офтина и велела встать с места. Она отстранила Виктора и сама достала портфель.

Котенок замяукал еще жалобней.

– Ну-ка, пошли со мной, Офтин, – сказала учительница голосом, не предвещающим ничего доброго.

Когда они завернули за угол, Виктор понял, куда они идут. Раз до "кабинета" дошло дело, не миновать ему беды. Директор был очень строгим, и его боялись все ученики.

Нина Петровна приоткрыла дверь.

Виталий Яковлевич сидел за столом и что-то писал.

– Р-разрешите? – спрашивает учительница.

Директор кивнул головой и продолжал писать, но вскоре рука его замерла, он прислушался и удивленно вскинул брови.

Это снова замяукал котенок.

– Что такое? – сердито спросил он, его густые белые брови сомкнулись, из-под них выглянули строгие глаза.

Нина Петровна хотела было поставить портфель с котенком на директорский стол, но на ходу раздумала и поставила его на пол.

– Вот, поглядите сами, вместо книг принес в школу котенка. – Тонкий голос Нины Петровны напоминал мяуканье.

– Книги в парте, – пробормотал Виктор, но сразу понял: заговорил зря, все равно не спасти себя. Он опустил глаза, ему стало тоскливо. Представил, как сейчас учительница уйдет, а Виталий Яковлевич каким-нибудь образом накажет его, обязательно накажет. Но, услышав голос директора, Виктор вздрогнул. "Позвать родителей, – сказал тот и, видимо, вспомнив, чьих он родителей, добавил: – Мать".

– Зачем маму? – задрожал голос Виктора. – Она сама дала мне котенка...

– Вот и спросим ее, зачем она сунула котенка в твой портфель, выходя, как показалось Виктору, злорадно улыбнулась Нина Петровна.

В кабинете стало тихо-тихо. Витя ждал, что вот-вот строгий голос директора нарушит тишину, ибо сейчас в его положении молчать никак нельзя. Но котенок опередил директора и нарушил тишину первый. Он замяукал и стал царапать стенку портфеля. Портфель свалился набок, из его угла высунулась голова котенка, затем, усиленно работая лапками, он выбрался сам. Оказавшись на воле, котенок принялся удивленно разглядывать своими ярко-зелеными глазами присутствующих. Сам он был весь в черно-белых пятнах, даже на белой мордочке красовались два черных пятнышка.

Директор с интересом смотрел на малыша. Брови его разомкнулись, лицо ожило.

– Ты откуда взял такого смешного котенка?

Виктор не ответил; что теперь говорить, когда вот-вот откроется дверь и войдет мать.

Котенок подбежал к ногам большого человека и стал головой тереться об его ботинки, словно этим хотел растопить директорское сердце. Виталию Яковлевичу, казалось, неловко было от такой ласки, и он переставил ноги на другое место. Но котенок последовал за ними и опять начал ластиться.

"Вот, глупенький, нашел чьи ботинки чистить". – Витя готов был прогнать котенка, но что-то удерживало его.

– Ваша, что ль, кошка окотилась? – снова спросил директор, словно и не заметил, что на его первый вопрос не ответили.

– Наша, – нехотя ответил Виктор.

– И тебе не жалко его мучить?

Виктор молчал.

– Ну, скажи, кого ты этим хотел рассмешить? – повысил голос директор.

Открылась дверь, и Виктор увидел взволнованное лицо своей мамы. Вместо приветствия она выпалила:

– Что натворил? Избил кого-нибудь?

– Нет, никого не избил. Котенка принес в портфеле в класс.

– Вай, господи, – развела руками мама и облегченно вздохнула. – Да этого котенка я сама дала ему... выбросить... в крапиву, что за канавой. И повернулась отчитывать Виктора: – Ты что, пустоголовый, а? Как ты сообразил в школу его принести, а если все будут сюда разную заразу притаскивать, что тогда? Да первоклашка этого не сделает, а ты в пятом! Подумать только!..

Глаза Виталия Яковлевича потеплели, он сочувственно смотрел на Виктора Офтина, понял, почему тот не выбросил котенка в крапиву. Да разве сможет человек с душой бросить на гибель такое красивое животное.

Мать Виктора продолжала:

– ...окотилась, троих принесла. Двоих сразу забрали, а этого за пятнистую шерсть никто не берет. Старые люди говорят, такая масть в дом добра не принесет...

Котенок перебрался к ногам Виктора и играл шнурками.

– Что ж, все ясно, – улыбнулся директор. – Не будем выбрасывать котенка. Я не суеверный, возьму его к себе. Виктор, во время перемены отнесешь котенка ко мне домой.

– Не отдам... Не отнесу, – исподлобья зло блеснули глаза мальчика.

– Куда же ты его денешь? – растерянно пожал плечами директор.

– Ты что? Аль совсем мозги твои выветрились! Виталий Яковлевич к тебе с душой, а ты...

– Не надо мне вашей души.

Мать стала жаловаться директору, как трудно ей одной воспитывать сына.

Виктор тоскливо смотрел в окно.

– Знаете что, Наталья Семеновна, – неожиданно перебил ее директор. Виктору самому очень нравится котенок, пусть держит у себя. А захочется ему подарить кому-то, я рад буду, если подарит мне.

"Вообще-то неплохой человек этот Виталий Яковлевич, – подумал Виктор. – Может, и в самом деле подарить ему котенка?"

НА ВЕТЛЕ

Скворец со Скворчихой летели на родину. Как только пролетели гору, показалась ветла, на которой был их домик.

Радостное волнение охватило скворцов. Сколько уже лет улетают они отсюда, но каждый раз, когда возвращаются назад в родные края, при виде старой раскидистой ветлы сердце их опять наполняется несказанной радостью. Во многих странах они были, каких только деревьев не видели, а красивее этой ветлы нигде не встречали. И не случайно именно с этой ветлы они возвещают о приходе весны.

Скворцы спешили и тревожились – не занял бы их домик кто-нибудь непрошеный.

Рядом с ветлой стояло жилье Человека. Когда Скворец был маленьким, он боялся людей. Ох и глупеньким же он был тогда, не знал даже, кто смастерил и прикрепил к дереву такой удивительно красивый домик, без единой щели и трещины. А Человек, бородатый, с невеселыми глазами мужчина, из года в год старательно чинил его. И ранней весной выходил по утрам слушать песни птиц.

"Если бы у него были крылья, какими бы друзьями мы стали", – думал Скворец про Человека. Потом он понял, что вовсе не обязательно быть Человеку птицей, они и так друзья.

"Смотри-ка, смотри-ка, – радостно прощебетала Скворчиха, – это жилье нашего Человека виднеется! У меня даже усталость прошла. Однажды я слышала от людей, будто мы на крыльях приносим сюда весну. Как ты думаешь, правду они говорят?"

Скворец не слушал ее. Когда в нем просыпается сильное чувство, он забывает обо всем на свете.

Птицы пролетели над полем, потом над улицей. И вот самая ликующая минута их долгого, трудного путешествия – они опускаются на ветку родной ветлы и, кажется, никак не могут нарадоваться. Они торопливо порхают с ветки на ветку, озорно покачиваются на тонких прутиках и снова вспархивают. Долго птицы кружились вокруг домика. Наконец Скворец заглянул вовнутрь. Внутри никого не было, он осторожно влез в свое жилище. То, что он увидел, озадачило его. Прошлогоднее гнездо начало гнить, стенки скворечника почернели, а в верхнем углу зияла небольшая щелка. "Наверное, в этом году Человек забыл починить дом", – подумал Скворец.

"Ну что там?" – нетерпеливо спросила Скворчиха.

"Что? Поработать надо. А то мы совсем избаловались, привыкли жить на готовеньком".

Они почистились немного, отдохнули. Затем попробовали голоса ничего, получается. Сейчас они запоют свою весеннюю песню, порадуют своего старого друга – Человека. Он ведь каждый раз выбегал из дому на их голоса в галошах на босу ногу, без шапки, слушал и ласково улыбался:

– Прилетели, милые!

И вот они завели свою первую весеннюю песню. Пусть услышат все люди пришла весна! Проснись, Человек! Послушай звон земли...

Но Человек, наверное, не слышал пения Скворцов и почему-то не откликнулся на зов весны. Они кончили петь и стали ждать, когда появится Человек. Не дождавшись, запели новую – самую громкую, с веселой трелью. Эту песню Человек услышит наверняка. Однако навстречу и этой песне Человек не вышел. Скворчиха завела было третью, на этот раз грустную, но Скворец остановил ее:

"Что затянула такую! Нам еду еще надо поискать да и в доме прибраться".

Они, как говорится, слегка заморив червячка, занялись устройством своего жилья. Уже было выброшено из скворечника старое гнездо, когда из дома Человека вышел мальчик с лохматой головой. Он шел за водой, позвякивая пустым ведром, мимо ветлы. Раньше они этого мальчика в доме Человека не видели. Скворчиха спустилась на нижние ветки и звонко запела. Мальчик остановился, поставил ведро на землю и с раскрытым ртом долго разглядывал скворцов. Наконец он понял, что за птицы перед ним, и радостно ударил в ладоши:

– Ура, скворцы прилетели!

Скворцу очень хотелось спросить у мальчика про Человека, но жаль, не может по-человечески говорить. Однако у каждого свои заботы. Нужно было вить новое гнездо, и скворцы усердно принялись за дело. К вечеру они изрядно устали, зато свили удобное гнездо. А Человек так и не показывался.

"А люди ходят в теплые края? Может, Человек еще не вернулся?" спрашивает Скворчиха.

Скворец не ответил, потому что не знал, ходят люди в теплые края или нет.

На второй день косматый мальчик с утра стал вертеться вокруг ветлы. Все пытался вскарабкаться на нее. Один раз это удалось ему, но ствол у ветлы был без сучьев, он сорвался и шлепнулся на землю.

Скворцы настороженно следили за мальчиком, пытаясь понять, зачем он хочет залезть на дерево. Вскоре тот принес лестницу, приставил к ветле и поднялся по ней до развилки ветвей. Потом он достал из-за пазухи фанерку, прикрепил на ветке и насыпал на нее зерен, а сам спустился на землю. Как только мальчик скрылся из виду, скворцы подлетели к фанерке. На ней были прикреплены какие-то волосяные петли. Скворец не обратил на них внимания, приблизился к зернам и клюнул раз, другой. Но что такое? Скворец хочет поднять голову и никак не может ее поднять, мешает какая-то петля. На помощь поспешила Скворчиха, тянет она клювом волос, но петля только туже затягивается. В это время послышался радостный крик косматого мальчишки он бежал к ветле. Вот он взбирается по лестнице. Скворчиха взмывает вверх. А Скворец в отчаянии бьет крыльями, еще пытается вырваться. Ах, какой он глупый, ведь считал себя мудрым, и на тебе, какой-то сопливый мальчишка обманул его. Мальчик уже возле него, протягивает руки... Какие они огромные и страшные!

Опомнился Скворец в потных руках мальчишки. Куда-то он его несет. И первый раз в своей жизни Скворец почувствовал себя крохотным и беспомощным. Мальчик зашел во двор, навстречу им из-под крыльца выбежала рыжая кошка с зелеными огненными глазами. Она вставала на задние лапы и цеплялась за штанишки мальчика. Скворец сжался в комок и замер. Эта зверюга давно следила за ними и на ветлу частенько залезала.

Немного погодя Скворец почувствовал, что потные руки раскрылись. Какая радость, он на свободе! Пленник быстро взмахнул крыльями и полетел, вот он уже выше крыши, а вот и ветла... Но что это? Какая-то непонятная сила тянет его вниз. Ах, негодный мальчишка, он привязал его за ногу ниткой и теперь тянет назад. "Какой же он злой, этот маленький человечек! Ведь мне так больно..."

И Скворца снова зажали потные руки и куда-то понесли. Теперь он сидел смирно с закрытыми глазами, а когда открыл, то увидел перед собой большого Человека, того самого старого друга, бородатого и с невеселыми глазами. Он лежал на спине и смотрел в потолок. Мальчик что-то сказал ему, и он с трудом поднял голову, глаза его ожили, удивленно округлились:

– Скворцы прилетели! – радостно выговорил он. – Значит, живем! – Но брови его тут же сердито сомкнулись: – А ну-ка, сейчас же отпусти птицу!

Мальчик вынес Скворца на улицу и подбросил его вверх. Он раскрыл крылья и – о радость! – теперь его ничто не удерживает, он летит куда захочет. Скворец понесся к ветле успокоить свою подругу.

Обрадованная Скворчиха сразу предложила ему:

"Давай искать другое место для жилья. Наверное, есть и другие ветлы".

"Давай поищем", – согласился было Скворец.

Но в это время на крыльце Человеческого жилья появился их старый добрый друг и негромко проговорил:

– Вы уж не обижайтесь. Он еще совсем мал и обидел вас по своей глупости.

КОГДА ПРИХОДИТ СЧАСТЬЕ

Ему не хотелось учить уроки. Не хотелось, и все тут. Но ведь его все равно заставят. Ну вот и отец возвращается с работы. Сейчас он спросит, какие полезные ископаемые найдены в Закавказье.

Ваня захлопывает учебник географии.

– Привет ученику, – кивает ему отец. Он проходит в комнату и начинает переодеваться.

Ваня отодвигает от себя учебник и говорит унылым голосом:

– Скорей бы вырасти, что ли, все интереснее стало бы жить.

Отец мельком взглянул на него.

– Ты что, от скуки разболтался? Погоди, придет время, станешь большим, а если хочешь, и толстым. А я вот уже никогда не буду, как ты. Вздохнув, он покачал головой.

– Зачем тебе быть, как я? Взрослые вон какие счастливые. Полная свобода действий, – изрекает он.

– Ну, друг мой, насчет свободы действий еще многое надо уточнить. А мне вот кажется, что у тебя сейчас самая счастливая пора в жизни. Вырастешь, будешь вспоминать, как я теперь.

– И какое же у тебя было счастье в мою пору? – с усмешкой спрашивает Ваня.

– Красивое, понял? – серьезно смотрит на него отец.

– Нет, не понял. – С Ваниного лица исчезает усмешка. – Ты расскажи, может, пойму.

– Вот этого я и не знаю, поймешь ли? Да и рассказать, пожалуй, не смогу. К примеру, как рассказать о том, как однажды поел конфет и был счастлив.

– У тебя, наверное, зубки побаливали, и сладкое не разрешали есть, а ты раз оказался в доме один и наелся досыта, – тотчас высказал свое предположение Ваня.

– Нет, не совсем так, – проговорил отец, и какая-то грусть послышалась в его голосе. – Тогда в шкафах редко водились конфеты, да и в магазине их не много было. Годы-то были послевоенные. Я в детстве часто болел. Мать рассказывала, что ноги у меня были, как спички. Поэтому она меня и жалела больше всех. И подкармливала потихоньку: то сметаны нальет стаканчик, то кусочек сахара подсунет. А однажды она мне дала сырое яйцо. Я не любил глотать сырые яйца. Думаю, пойду за овраг, там и сварю. Насыпал в бумажку соли и вышел на улицу. Гляжу, мимо нашего дома шагает Вера Карьхциган. Вера – моя одноклассница. Она сидела в классе впереди меня. Частенько я ее до слез доводил: и дразнил, и за косички дергал, да что там – какие только пакости я ей ни делал. Раз даже чернилами облил и потом прикинулся, что не нарочно это сделал. И сейчас сразу в голове промелькнуло: погоню по улице. Кину в нее камнем и по прозвищу обзову. И тут я увидел у нее в руках пустую бутылку. Спрашиваю я ее ехидненько: "Вера, не за самогоночкой тебя послали?" А голос у меня такой вежливый.

Она удивленно поглядела на меня, мой притворный голос приняла за искренний. Остановилась напротив и улыбнулась так весело, что ее веснушчатый нос кверху поднялся. "Нет, не за самогоночкой. В магазин конфеты-подушечки привезли, бутылку сдам и на эти деньги конфет куплю".

И столько радости в ее голосе, что я позавидовал ей. И тоже решил похвалиться: "А у меня яйцо есть", – и достал его из кармана.

Увидев яйцо, Вера еще больше обрадовалась: "Давай вместе купим конфет – на бутылку и на яйцо".

А сельские магазины всегда покупают яйца у населения.

Я обрадовался и сразу согласился.

Пошли мы с ней в магазин, она впереди, я плетусь сзади.

Видите ли, не мог идти рядом с ней, ребята увидят, дразнить начнут.

Оттуда возвращаемся вместе, я не отстаю от нее, общее добро связывало нас. Конфетки решили съесть в конопле, за огородами, там никто не помешает нам.

Положили маленький кулечек на землю и сели, как добрые люди садятся за праздничный стол. Она смотрит на меня, я на нее – кто первым начнет? И одновременно протягиваем руки. Откусываем от подушечек по маленькому кусочку, чтобы подольше продлить удовольствие. И все же не заметили, как на бумажке осталась одна подушечка. Растерянно поглядели друг на друга. И эта Вера, которую я так часто обижал, говорит мне: "Съешь, Коля, ты. Ты вон какой худой. Авось и болеть не будешь".

"Нет, – говорю, – съешь ты. Ты сама, как костяная телега".

Спорили, спорили, кому съесть, да и съели пополам. После этого я и вправду болеть перестал...

Отец улыбнулся, провел ладонью по лицу.

– Ничего вроде такого и не было, только после этого дня во мне словно другой человек проснулся... Я считаю, этот день был для меня счастливым.

Отец поймал взгляд сына и увидел, что сын понял его.

ЦВЕТЫ ЛУГОВЫЕ

Лена то и дело поглядывала на небо. Мама возвращается с покоса после захода солнца. А солнце сегодня, как непоседливый ребенок, не хочет спать. Лена пригрозила ему кулаком, но солнце от этого еще ярче заулыбалось. Тогда Лена зашла в избу, плотно закрыла за собой дверь и занавесила окна. В избе она уже прибралась и сейчас не знала, что делать. Ей так надо поскорей увидеть маму, так надо.

Мама приносит с луга дикую клубнику прямо со стебельками. Нет, сегодня пусть не собирает клубнику, а домой идет, ведь Лена так ее ждет.

Она подходит к портрету мамы, висящему над ее кроватью. На портрете живая мама, улыбается. И Лене кажется, что она засмеется вслух. Эта такая улыбка, которая переходит в смех. Но смеха нет. И Лена не хочет его. Смех всегда кончается быстро, и выражение лица меняется. А эта улыбка бесконечная.

Это старый мамин портрет. Но Лена знает, что мама и сейчас может быть такой, если захочет.

– Ма-ма, – шепчет девочка.

Мама смотрит на грустную Лену и продолжает улыбаться.

– Мам, я серьезно, – просит Лена.

Но маме весело, и на нее нельзя обижаться в этот момент.

С улицы послышалось блеяние овец. Лена кинулась во двор. Открыла калитку, пересчитала вернувшихся овец. Обрадовалась: даже непослушный баран, который так любит проходить мимо дома, сегодня пришел вместе со всеми.

За овцами показалось стадо коров. Вот повернула к дому милая Буренушка. Лена пропускает ее во двор, а сама шмыгает за калитку. Она любит Буренушку, но боится ее огромных выгнутых в обе стороны рогов.

Теперь вот-вот должна прийти мама.

За поднятой стадами серой пылью показались косари. Они идут по улице по три, по четыре, с перекинутыми через плечо косами.

Лена сломя голову бежит навстречу матери.

Мама, увидев девочку, радостно улыбается. Она как бы извиняется перед ней: нет, не несет сегодня клубнику – косили на другом месте, не растет там она. Зато мама протягивает ей большой букет луговых цветов.

Лена берет цветы и просит, чтобы мама дала ей понести косу. Мама качает головой и вместо косы дает ей мешочек с остатками обеда.

Лена нюхает разноцветные цветы, и нос у нее становится желтым от их пыльцы. Ей хочется побежать вперед, открыть маме калитку, потом дверь. Но что-то удерживает ее, и она степенно шагает рядом с мамой. Они входят в дом. Мама замечает чистоту в избе, благодарно смотрит на дочь.

Лена поместила цветы в банке с водой и поставила их на стол.

Мама умылась холодной водой, облегченно вздохнув, села на лавку.

– Мама, я ждала тебя...

Тяжелой от усталости рукой мать гладит ее волосы, ласково, одними глазами говорит: вот, дескать, я пришла и все будет хорошо.

– Ты устала, мама. Хочешь, я буду носить твою косу на луг? Я смогу... – Она не договоривает, к горлу подступает какой-то твердый комок, голос срывается, глаза начинают часто мигать.

– М-ма-ма, я весь день ждала, мама...

– Ты что, моя девочка? Я ведь пришла, никуда не делась, правда? – В ее глазах появляется беспокойство.

– Я, я убила курицу тети Кули! – вырывается у Лены, и она плачет навзрыд.

Некоторое время мама молчит, потом она начинает утешать дочь:

Не плачь, Лена. Не надо. Что поделаешь, ты ведь нечаянно? Мы отдадим ей свою курицу. Не плачь.

Нечаянно, я не хотела... Ты велела смотреть за огородом, я смотрела. Ее куры через изгородь – к грядкам. Я бросила камешком и... Тетя Куля обиделась, ругалась...

– Не плачь, дочурка, мы вернем ей курицу.

– Нет-нет. Я весь день ждала тебя, мама... Ты... где меня нашла? Тетя Куля кричала, что ты меня в крапиве нашла.

Лена с широко раскрытыми глазами смотрит на маму.

На темном от загара лице матери появляется грустная улыбка, в глубоких синих глазах загорается и гаснет тревожная искорка.

– Нет, неправда это, Лена.

Мама берет Лену за худенькие плечи и заглядывает ей в лицо.

– У тебя есть мама, а у меня есть моя дочь, только моя. – Она притягивает Лену к себе и крепко прижимает.

В доме стоит аромат луговых цветов. Лена вздыхает, впивая их нежный запах. Мамин голос звучит тихо-тихо, и Лене кажется, что она не слышит его, а чувствует, как этот запах луга.

– Я дала тебе жизнь. Ты родилась совсем маленькой и умела лишь плакать. Я кормила тебя своим молоком. И ты вот выросла. А я радуюсь, глядя на тебя. Тебе ведь тоже хорошо, что у тебя есть мама?

Лена притихла, из глаз ее текут не вылившиеся вначале слезы. Но это уже другие слезы, слезы радости. Мама дала ей жизнь, кормила своим молоком, радуется, глядя на нее. И ей тоже хорошо, что у нее есть мама. А разве можно быть без мамы?

Теперь Лена понимает, что целый день она мучилась напрасно. Все оказалось просто. Будь мама рядом, она сразу разъяснила бы все. Но мама работает. И завтра она снова уйдет на целый день.

– Мама, а ты не ходи завтра на работу, тетя Куля ведь никогда не ходит.

Мать задумчиво качает головой:

– Работать надо, Лена, надо. А как же иначе? Кто будет хлеб растить? Кто Буренке сено приготовит? А как же иначе. – Она гладит девочку своей теплой шершавой ладонью.

"Надо" – какое важное слово. Значит, иначе нельзя", – думает Лена.

А на столе стоят луговые цветы и щедро дарят свой аромат дому.