Текст книги "Ворота времени (Повесть и рассказы)"
Автор книги: Валентина Мишанина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 6 страниц)
Мишанина Валентина Ивановна
Ворота времени (Повесть и рассказы)
Валентина Ивановна МИШАНИНА
Ворота времени
Повесть и рассказы
Перевод с мордовского-мокша автора
Лирическая повесть и рассказы молодой писательницы рисуют взаимоотношения детей и взрослых – в трудные послевоенные годы и а наши дни.
________________________________________________________________
СОДЕРЖАНИЕ:
ВОРОТА ВРЕМЕНИ. Повесть
Нежданная гостья
Ворота времени
Калиновые сережки
Друг мой Тихоня
В жатву
Лестница
В школу
Дорога к синему небу
Друга познают в беде
Взрослый ли человек Вася
Как сватали мою мать
Зимушка-зима
Коричневые листочки
Ради чего живешь на земле
Колхозное собрание
Звезда счастья
Запах весны
СЕРЕБРЯНАЯ РАКУШКА. Легенда
РАССКАЗЫ
Друзья
Митина бабушка
Наказание
В старом доме
На теплой печке
Пятнистый котенок
На ветле
Когда приходит счастье
Цветы луговые
________________________________________________________________
ВОРОТА ВРЕМЕНИ
Повесть
НЕЖДАННАЯ ГОСТЬЯ
Ночью мне приснился странный сон. Будто я вдруг превратилась в падающую звезду. Мне жарко, потому что я горю; мне страшно, потому что я падаю. Я думаю, что если упаду на землю, то, наверное, разобьюсь. И вот я уже на земле, и мне совсем не больно, наоборот, легко и радостно, что наконец долетела. Осматриваюсь. Вокруг меня трава будто синяя-синяя... Но это уже не из моего сна. Похожие сны виделись моему другу детства, светловолосому мальчику с синими глазами – Димке Тиянову, или Тихоне, как называла его детвора нашей улицы. Попозже я расскажу о нем. А сейчас я проснулась. И мне хорошо оттого, что я больше уже не горю и не падаю. В моей комнате светло. В окно безмолвно заглядывает удивленная луна. Ночью, когда луна смотрит на меня, почему-то мне снятся странные сны.
Я лежу с открытыми глазами и думаю о падающих звездах. Когда-то давно я мечтала поймать такую звезду своими руками. Надо же, мечтала поймать настоящую звезду...
Глаза мои снова смежает сон, и я опять куда-то лечу... Потом слышу, как с тихим скрипом открывается дверь. Приподнимаю голову и вижу, что в мою комнату вошел кто-то одетый во все черное. Черное привидение! От страха я вся сжалась так, что тело онемело.
– Кто это? – едва слышно прошептала я.
– Напугала? А я думала, крепко спишь, – заговорило привидение знакомым мне голосом.
Да ведь это моя бабушка! Я вскочила с постели.
– Узнала? А я думала, и не вспомнишь. Давно оперилась, давно покинула нас. И тебе поди уж годиков двадцать – тридцать. – У бабушки тихий со скрипом голос, сменяющийся то вздохом, то стоном. Так обычно скрипит старое дерево в ветреную погоду. Она медленно развязывает платок. Вот так всегда делала, бывало, зайдет к нам в избу и неторопливо начнет раздеваться.
– Бабушка! Бабка Мария! – бормочу я и хочу помочь ей раздеться.
Но она отводит мои руки и говорит:
– Я уж сама не помню, сколько лет я бабка Мария. – Кладет платок на спинку стула, потом садится спиной к окну, лицо ее остается в тени.
– Сейчас я чай приготовлю, – и протягиваю руку, чтобы включить свет. Она останавливает меня.
– Погоди, погоди. Дай продохнуть немного, свет больно уж глаза режет. Давай так посидим маленько...
Лунный свет истаял в комнате. Время уже за полночь. Бабушка, и вправду похожая на черное привидение, сидит подле меня. И тут у меня промелькнуло в голове: как она смогла попасть в комнату? Ведь входная дверь заперта на замок. Может, это в самом деле и не бабушка? То есть опять мне все это снится?
– Бабушка, – осторожно спрашиваю я, – а как ты смогла войти в квартиру, заперто же?
– Сквозь стену, кха-кха, – смеется она. – Ты что забыла, в прошлом году сама нам с матерью ключик оставила, мол, на случай, ежели приедем, а тебя не окажется дома.
Все верно.
– Надо было вам с мамой вместе приехать. Как она там? – Мне хочется спросить обо всем сразу.
– Мать? Ничего. Вся в заботах. А найдется свободная минутка, любит, чтоб я поискала у нее да сказ рассказала, а как положит голову на колени, тут же и уснет.
Мне смешно, эту слабость матери я знаю давно. В детстве она и меня просила поискать ей в голове. Но я только почувствую, что она засыпает, тут же, как бы ненароком, выдергиваю волосинку, и она вздрагивает.
– У самой-то, как дела, бабушка?
– Дела, Татушка, что камень обкатанный, бросишь на гору, а он обратно на тебя катится. Жизнь вот прожила, тропку затоптала, а оглянулась, увидела: которые за мной плелись, в другую сторону свернули.
– Куда свернули? – не понимаю я.
– На кудыкину гору, а за той горой сад растет, вот и свернули за яблоками.
Такими иносказаниями она меня и в детстве сбивала с толку. Я молча улыбаюсь.
– Гляди-кось, совсем уже взрослой стала, – как ни в чем не бывало продолжала бабушка. – Который десяток-то тебе?
В последнее время она считала года только десятками. И сама не дала ответить:
– Да и не годами умные люди мерят жизнь человеческую. – В такт своим словам она покачала головой.
– Бабуня, как хорошо, что ты приехала, – радуюсь я. – Помнишь, как ты меня за руку водила. А как я ревновала тебя к остальным внукам. Зацеплюсь за твой подол – и ничего мне не страшно. И все мне тогда было ясно, все понятно. Что не понимала, вы объясняли, ты или мама...
– Детский ум – недозрелый ядрышек ореха, а коль созреет – сам орех. Помнишь, ты дитем заблудилась в Шайтановом овраге?
– Как же не помнить! Мы с тобой ходили за калиной. Я спустилась в овраг и заблудилась. Металась вокруг Шайтанова клада и не могла нужную тропинку выбрать. Звала тебя, плакала от страха. Потом ты меня окликнула. Глянула вверх, а ты сидишь на краешке оврага, веники вяжешь да посмеиваешься. И тогда ты мне про Ворота Времени рассказала...
– Это сказ про Гароя и Сиям, что ли? Было такое, было. Что говорить, и взрослые могут заблудиться. А дети в таких случаях быстрее учатся находить верную дорогу, – немного помолчав, она таинственно добавляет: Хочешь, мы и сейчас отправимся к Шайтанову оврагу. Войдем в Ворота Времени, заглянем в прошлое. Будем вязать веники и сказ про Гароя и Сиям сказывать. Кажись, это было в тысяча девятьсот пятьдесят... в каком же году? Тебе тогда был неполный десяток. Так ведь? Так. И отца твоего уже забрала черная земля. Ну, отправились, что ли?
Я киваю головой.
Бабушка берет меня за руку своими цепкими пальцами и уводит к Шайтанову оврагу... Через Ворота Времени – в прошлое, в мое детство.
...Мы с бабушкой набрали два полных мешочка калины. Очень красивой калины, очень горькой ягоды. Вдобавок бабушка решила наломать еще дубовых веников для бани. В конце лета веники не ломают, но бабушка выбирала только молодые побеги. Мне показалось, что внизу больше молодых дубков и я смогу наломать там много веток. По извилистой тропинке я спустилась вниз, не обращая внимания на то, что тропинка все время разветвляется на множество других едва заметных тропок. Спустилась на самое дно оврага и тут оказалось, что я потеряла из виду бабушку. Я побежала обратно. Неслась и не чувствовала, как ветки до крови царапают мои колени, руки, лицо. Я стала звать бабушку, но она не отзывалась. Как же так, ведь не успела я уйти далеко? Я выдохлась, бежать уже не могла. Тогда остановилась и закричала не своим голосом. Бабушка ответила мне. Я подняла голову и увидела ее. От радости у меня и голос пропал. Вот она, родная, сидит на краю оврага, вяжет веники и улыбается мне. Я поднимаюсь по извилистой тропке наверх, пот и слезы катятся по моему лицу горошинами. Вдруг у меня мелькнуло в голове: почему же она так долго не отзывалась мне? И сразу догадалась: да ведь она сверху все это время наблюдала за мной! И конечно, посмеивалась. В душе у меня закипела обида. Тропка привела меня назад к бабушке. Я села на готовый веник, а на бабушку даже не посмотрела.
– Ну что, набегалась? – заулыбалась она.
Я молчала.
– Ну полно тебе. Чего обижаться. Я только хотела поглядеть – умеешь ли ты по солнцу находить дорогу? Куда там! Даже головы не подняла, как слепой жеребенок, мечешься по кругу и ржешь от страха.
Я опускаю голову, у меня снова вот-вот брызнут слезы.
Некоторое время мы сидим молча. Но я чувствую, что бабушка про себя все улыбается. Искоса поглядываю на нее, она крепкими зубами отдирает с веточки лыко. Я тоже взяла веточку и принялась готовить завязки для веников.
– Ты только один раз обошла Шайтанов клад, а люди вон в полночь обходили по сорок раз и доходили до Ворот Времени... – У бабушки лицо серьезное.
– До каких таких ворот? – равнодушно спрашиваю я, скрывая свое любопытство.
– А до Ворот Времени. Хочешь в прошлое – на, пожалуйста, пройди туда; желаешь в будущее – поспешай в будущее.
– Не знаю я никакого прошлого и будущего, – бормочу я.
– Откуда тебе знать, – насмешливо говорит бабушка, – если сама от горшка два вершка.
Мне обидно слышать такое. В это время бабушка обнимает меня рукой и притягивает к себе. У нее теплая ласковая рука. И обида моя сразу растаяла.
– Я сейчас, Татуня, расскажу тебе сказ про Гароя и Сиям. И ты уразумеешь тогда, что такое будущее и что такое прошлое...
ВОРОТА ВРЕМЕНИ
Про это старый дуб сказывал моему прапрадеду. А тот дуб все сам видел. Деревья, они ведь тоже живые, и у них тоже есть душа и глаза. Они все видят и все понимают и долго-долго хранят в памяти то, что увидели однажды.
У большого леса стояла гора. Большая ли, небольшая, только поднимешься на нее – и семь потов сойдет с тебя. Но и на гору не сразу ступишь. Ее кольцом обступал глубокий овраг. Один склон был крутой и покрыт лесом, а вторым склоном была сама гора.
Овраг сильно зарос кустарником и колючей травой. Сюда никогда не заглядывал ветер, и было жарко от солнца, поэтому тут кишели змеи, прятались редкие птицы, которые боялись человеческого глаза. А гору народ прозвал Шайтановым кладом. Когда-то на ней стоял домик. Семь ветров обдували домик со всех сторон. Летние дожди так обмывали гору, что каждый камешек искрился на солнце, словно драгоценный.
Жил в том домике мужик по прозванию Равжаля*. Да не один жил, а с дочерью единственной. Нелюдим был Равжаля, редко когда заглядывал в село. А дочь свою прямо-таки взаперти держал, никому не показывал. Люди про меж собой говорили, будто бы он продал свою дочь за три сундука золота шайтану, и как только Равжаля покинет белый свет, уйдет в прошлое, рогатый заберет его дочь к себе. Таков, дескать, между ними уговор. Пока же Равжаля закопал сундуки с золотом глубоко в гору, да на них еще домик поставил, чтобы никто их не украл.
_______________
* Р а в ж а л я – черный человек.
Звали его дочь Сиям. Никто ее не видел, а слухи о ней ходили разные. Одни говорили: она безобразна, нельзя ее показывать людям, другие, наоборот, сказывали, что если увидит ее красоту молодец – умом тронется и ослепнет. Поэтому молодые парни хоть и чесали про нее языки, а на Сиям взглянуть никто не отваживался – свихнуться да ослепнуть никому не хотелось.
Услышал о Сиям такие речи Гарой и начал про нее свою думу думать. И стала она приходить к нему во сне. Хороший был парень этот Гарой, и на ноги скор, и на глаза востер, и сердцем добр. Да был у него один изъян нет на языке слова. И слышать слышит, и понимать понимает, а говорить не может. Когда он был еще малым дитем, его медведь напугал, с тех пор и молчит.
Однажды и собрался Тарой глянуть на дочь Равжали. Знать, смелый был парень, если не побоялся ничего. Дошел до леса, спустился по тропке и остановился на склоне оврага: оттуда домик виден как на ладони. Стоит домик, как и нежилой, вокруг ни души. Сидел-сидел парень на краешке оврага и собрался было уходить. И тут распахнулось окошко и зазвучала удивительная песня. Голос нежный, ласкающий слух. Слова легкокрылой птицей пролетали над оврагом, уносились далеко в лес и там эхом отзывались из лесной чащи.
Птицы – сестры мои,
Друзья мои – звери.
Только все покинули меня.
Сестры поднялись в небо,
Не взяли меня с собою,
Говорят-курлычат мне с неба:
"Нет у тебя, сестра, крыльев,
Нет у тебя, сестра, крыльев,
Есть у тебя, сестра, руки,
Есть у тебя, сестра, ноги.
Встречай-ка ты нас на земле".
Разошлись друзья мои,
Друзья мои – звери,
Не взяли меня с собою.
Сказали мне на прощанье:
"Нет у тебя, Сиям, острых когтей,
Нет у тебя, Сиям, острых клыков.
Ожидай-ка ты нас на поляне,
Встречай-ка ты нас на поляне..."
Ноги сами повели Гароя к домику. Поднялся он на гору, но тут и затихла песня, что так влекла его. В окно высунулась девичья голова. И в тот же миг Тарой и умом тронулся и ослеп от красоты девичьей. Да только постоял так долго ли, коротко ли и опять пришел в себя: и ум возвратился, и глаза видят. Во сне Гарой уже видел эту девушку, да там она лица не показывала, все пряталась от него. А сейчас он при ясном солнце видит красоту Сиям: волосы ее словно ржаной сноп на голове, глаза – два березовых листочка с блестящими росинками.
Увидела Сиям Гароя, руками всплеснула от удивления, замигала глазами – чуть росинки не выпали.
– Чего ты ходишь тут, добрый молодец?
Смотрит девушка на него, ждет ответа. И не дождалась.
– Почему молчишь, молодец, аль языка нет? – лукаво спросила она парня, и росинки в глазах озорно заплясали.
Гарой виновато развел руками, кивнул головой, дескать, твоя правда, девица, не могу говорить.
Нехорошо стало Сиям, не хотела она обидеть человека. И тогда она ласково поглядела на него, про себя попросила у него прощения, а вслух сказала:
– Пусть тебя это не тревожит, молодец. Был бы в голове ум, да в груди сердце доброе. А что хочешь сказать людям – скажут твои дела...
Гарой благодарно поклонился девушке. Рад он, девушка оказалась не только красивой, но и умной.
– Не обижайся, добрый молодец, что не приглашаю тебя в дом как гостя. Не велено мне этого делать. Пошел бы ты поскорей отсюда. Не дай бог, отец увидит, не сдобровать нам с тобой. Не любит он, когда к нам люди заглядывают.
Не хотелось Гарою покидать Сиям, ох, как не хотелось. Но раз девушка просит, значит, надо уходить. Спросил бы он, почему она так боится отца родного, да не может. Поклонился Гарой девушке, повернулся и пошел под гору. Да вдруг окликнула его Сиям, и сердце его радостно замерло.
– Ой, молодец, я и не спросила, как тебя зовут, – сказала она, но вспомнила, что парень-то нем, и огнем запылало ее лицо.
Гарой одними губами прошептал свое имя. И Сиям повторила за ним вслух:
– Га-рой! – Она засмеялась, лицо ее засветилось радостью, две ямочки заиграли на ее щеках. Засмеялся и Гарой. И повеселела земля, потому что человеческая радость прорастает на ней цветами.
И кажется, не спускался. Гарой под гору, а летел на крыльях. Крылья эти дали ему глаза Сиям, ведь она провожала его взглядом. Поднялся он на крутой склон оврага, а уходить не стал, спрятался за дерево. Он надеялся еще раз увидеть Сиям хоть издали.
Только Сиям тут же затворила окошко и больше не выглядывала. Сразу омрачилось все вокруг. Тревожно зашептались листья деревьев, будто передавали друг другу какую-то недобрую весть. И вот наконец Гарой увидел, как по склону поднимался к своей избе Равжаля. Захлопнулась за ним дверь, и опять наступила тишина.
Зарябило в глазах Гароя от темноты, исчезла изба с его глаз.
Возвращается парень домой, нет на языке его слова, зато в груди его рождается песня, рвется на волю. Вдруг ему показалось, что какая-то сила разорвала его грудь, и радостный крик раздался по лесу. Гарой почувствовал сладкую муку, будто рождался заново. Боль и радость разливались по его телу. Невидимые нити из его тела уходят в землю, руки его тянутся к небу, звезды притягивали его к себе. Он шел и радостно вторили его голосу листья деревьев, даже ночные птицы запели свое восхваление солнцу.
Долго Гарой ходил по лесу. Не скоро заметил парень, что кружит он по одному и тому же месту, ходит вокруг горы по Шайтанову оврагу. И вот пришла к нему усталость, будто кто тяжелые бревна подвесил к его ногам. Глянул парень налево, глянул направо – кругом темный лес. Глянул вверх там звезды весело подмигнули ему: дескать, что ты, парень, оплошал, мы ведь указываем дорогу тебе. Догадался Гарой, что кружит по Шайтанову оврагу. Давно ему пора быть дома, а он ходит тут, как слепой. Больше не даст себя обманывать тропкам, что кольцами обвивают овраг. Вот тонкими жилками разбегается тропинка на множество тропок, а ему надо держаться всегда левой стороны. Да что стоит ему пройти Шайтанов овраг! И Гарой прибавил шагу. Только не тут-то было, видать, опять свернул не туда, не выходит он из леса. И он заспешил еще больше. Взмок весь, хоть рубашку выжимай, а сердце бьется так, словно за ним стая волков гонится. "Неужто рогатые меня водят?" – подумал Гарой и стал ругать шайтанов. Ему даже показалось, что кто-то за его спиной хихикнул. Он не остановился, а то черти подумают, что он устал, и еще пуще будут смеяться над ним. Но усталость одолевала его, тяжесть разливалась по всему его телу. Гарой готов был уже опуститься на землю, и тут увидел перед собой огромные ворота. У ворот стояли две девушки, каждая из них держала в руках светящуюся звезду, сами они были одеты во все белое. Обе отступили немного от ворот, и одна из них обратилась к Гарою:
– Входи, парень. Ты обошел Шайтанов овраг сорок раз и дошел до Ворот Времени. Коль в прошлое хочешь – пройди налево, коль в будущее – пройди направо.
Гарой стоял растерянный, он никуда не хотел. И тогда заговорила вторая девушка:
– Что раздумываешь, молодец? Жалеешь с сегодняшним днем расстаться? Не жалей. Счастье у людей всегда в прошлом или в будущем. В настоящем они не могут ни ощутить вкус своего счастья, ни оценить его.
Нет у него в прошлом Сиям, а до будущего они доживут вместе.
Подумал-подумал Гарой и пошел прочь от Ворот Времени.
После того как пропели третьи петухи, он вышел к наезженной дороге.
Не пропало желание парня снова увидеть Сиям. Пусть плутал он всю ночь, зато узнал, что есть Ворота Времени.
Вот уже заря возвестила о рождении нового дня. Пастухи сыграли на рожках свою хвалебную песню утреннему солнцу.
Первый солнечный луч коснулся лица Гароя, и он встал на ноги, будто и не он ходил всю ночь по лесу. Светлый день принес ему светлые надежды. Он снова отправился к Сиям.
Остановился Гарой на склоне оврага, прислушался. Из открытого окна домика уже лилась песня:
...Выросла я, девица, в лесу,
Далеко от людских глаз.
Хотели меня вырастить
Не знающей радости,
Не ведающей горя.
Никто не слышит,
Никто не ведает,
Как я горюю, чему радуюсь.
Выросла сама я,
Взросла и печаль моя,
Зачем мне глаза – цветы весны?
Зачем мне волосы...
Сиям увидела парня в окошко и умолкла. Подошел Гарой ближе и видит: глаза у девушки грустные-грустные.
– Эх, Гарой, Гарой, не надо было приходить тебе сюда, – говорит Сиям. – Вчера вернулся отец злой-презлой. Вроде и не видел тебя здесь, а про все знает. Он и по лицу угадывает, поглядит на тебя и скажет, какая дума у тебя в голове. Так и пригрозил мне: "Если еще раз увижу здесь Безъязыкого, не сносить ему головы". А я во сне тебя видела, будто слово появилось у тебя. И ты обо всем мне сказал... Я руками трогала твои волосы... Утром отец поглядел на меня и потемнел в лице, угадал, что у меня на уме. Я как раз о своем сне думала. Отец сказал, что у меня нет стыда. Он правду сказал. Я не знаю стыда. Люди, наверное, стыдятся друг друга. Я же не вижу людей, и мне некого стыдиться. Теперь тебя узнала, отец и тебя гонит. Опять я останусь одна, совсем одна. Я тебя никогда не стала бы гнать...
Рад Гарой ее признанию. Он хочет вымолвить ей: все будет хорошо, он не боится ее отца, скоро заберет ее в село, пусть напрасно не печалится.
Сиям смотрит на Гароя и понимает его; что не вымолвили уста его, высказал глазами. Она забывает про отца, и доброй улыбкой засветилось лицо ее. В этот день опять множество цветов появилось на земле.
И не заметили они, как пролетело время. Солнце повисло над лесом, уходит спать. Сиям проводила Гароя:
– Поспеши, Гарой, лес тебе надобно пройти засветло.
Да только не послушался Гарой Сиям, лег под дерево и поглядывает на окошко домика: не покажется ли девушка. И несказанно рад был, когда Сиям выглядывала в окошко.
Вот спустилась темнота на землю, как будто множество черных пылинок зарябило в воздухе. И тогда парень пошел домой.
Идет Гарой по лесу и думает свою думу. До сегодняшнего дня он жаловался Мастораве*: почему она лишила его слова. До сегодняшнего дня он считал себя горе-человеком. А сегодня, казалось, счастливее его нет никого на свете. "Сиям, Сиям..." – звучало в его груди. И деревья шелестом своих листьев повторяли за ним имя его любимой. И добрый ветер мчит над лесом имя: С-си-и-и-я-ам!..
_______________
* М а с т о р а в а – богиня земли.
Не скоро догадался Гарой, что и сегодня кружит он по Шайтанову оврагу. Черти опять вздумали водить его за нос. Нет уж, сегодня он не даст себя обманывать нечистым. До третьих петухов поспит он под деревом, а там, как истает шайтанова сила, выйдет из леса. Лег Гарой под ветвистым дубом и стал ждать, когда придет к нему сон. А сон все не шел к нему, видать, потому, что сначала надобно было с кем-нибудь поделиться своей радостью. Увидел парень под листком папоротника светлячка, положил его к себе на ладонь и принялся шепотом рассказывать о своем счастье. Говорил он и про то, что неправду сказывали девушки у Ворот Времени, будто в настоящем никто не может ощутить вкус истинного счастья.
И вот сонной тяжестью наливается тело парня, глаза слипаются, еще чуть-чуть – и уйдет он в царство сна. Но вдруг он слышит над собой голос: "Гарой, не туда ты тропку торишь. Забудь сюда дорогу, иначе не сносить тебе своей бедовой головушки!" Открыл Гарой глаза, огляделся вокруг никого не видно. Не испугался он, а на душе у него тревожно стало. "Кто же так пугает меня? Может, приснилось?" – подумал он.
До третьих петухов не смыкал он больше глаз, а пропели те – пошел домой. Вскоре и забыл про слова, что послышались ему ночью.
Не отпускала его мать из дома на третий день. Брала она сына за руку и уговаривала его не ходить в лес, сон ей приснился худой.
Тогда Гарой взял в руки лопату и отправился в поле. Только не стал он работать там, воткнул лопату поглубже в землю, сам же помчался в лес. Со склона оврага он увидел у открытого окошка Сиям, и сердце его так забилось от радости, словно хотело вырваться из тесной груди и влететь к ней в окно.
Красное зарево показалось над лесом, вот-вот выглянет солнце.
По знакомой тропке Гарой спустился в овраг и стал подниматься на гору к дому Равжали. Сегодня он дождется хозяина, растолкует ему, что любит Сиям, и, когда поспеет новый урожай, они сыграют свадьбу.
Идет Гарой, поспешает. И не видит он, как катится на него с горы огромный камень. А когда он вскинул голову, успел лишь увидеть дольку солнца, и тут хрустнули под камнем его кости. Взорвалась долька солнца и запылало перед его глазами все небо.
Потемнел от горя лес, заплакал ветер, словно стая волков завыла. Забили тревогу птицы: закричали, захлопали крыльями. Великое божество Солнце загорелось красным пламенем, словно брызнула на него кровь Гароя, и, не в силах помочь парню, закрылося оно тучкой.
Услышала Сиям вой ветра, тревожный крик птиц и вдруг будто молния полоснула ее в самое сердце. Она выбежала на гору и видит, как воровато бежит ее отец в лес. Понеслась Сиям под гору, нашла она Гароя под камнем, и сердце ее словно разорвалось надвое. Тонки ее девичьи руки, но откуда в них взялась сила: она богатырским махом столкнула камень и тот покатился дальше.
Не вздохнуть Гарою – грудь раздавлена, не поднять головы – голова разбита. Но открылись глаза его, и он увидел над собой Сиям. Раскрылись уста его, и от радости великой, что видит в этот час Сиям, появилось на его языке слово.
– Сиям, вынь мое сердце, пока не остыла грудь. В полночь с моим сердцем сорок раз обойдешь Шайтанов овраг и дойдешь до Ворот Времени. Там, за Воротами, мы всегда будем вместе.
Так и поступила Сиям. С живым сердцем Гароя в полночь она отправилась к Воротам Времени. Всякие козни на их пути устраивали лесные демоны. Но даже они не в силах были сбить ее с пути. Сиям всегда выручало сердце Гароя. Задумают рогатые свалить на них большое дерево, а сердце Гароя все заранее чует и предупреждает девушку: "Обойди, родная, это дерево, шайтаны видят под ним нашу смерть". Или закроются от усталости глаза Сиям, а сердце говорит: "Не засыпай, родная, недалече осталось".
Дошли они до Ворот Времени. Встретили их там те же девушки. И пропустили их в ворота по одному. Сначала Сиям отправила душу Гароя. И душа пошла в прошлое. Сиям забыла спросить Гароя, в какую сторону он пошел. А сама Сиям прошла в будущее.
Ищет Гарой в прошлом Сиям и никак не находит. А Сиям ищет Гароя в будущем и тоже не находит.
Так до сих пор и ищут две души друг друга и не находят. Потому что владыка Время не пускает их друг к другу...
Из лесу мы возвращались молча.
– Бабусь, о чем это ты задумалась? – спросила я.
– Да о том, Татуша, почему мы сами идем по дороге, а не дорога несет нас.
– А я думаю о душе Гароя. Ты говорила, что сначала его душа вошла в Ворота, потом Сиям. Как же душа пошла, если ее до сих пор несли? – все недоумевала я.
– Хорошо, что думаешь о душе. А душа человеческая все может: и ходить, и летать, и горевать...
КАЛИНОВЫЕ СЕРЕЖКИ
Потихоньку мы добрались до села. Бабушка несла оба мешочка с калиной, привязала их друг к другу и перекинула через плечо. А мне она дала нести три пары веников, также разделенные на две вязанки.
К нашему дому мы прошли огородами. На крыльце бабушка отвязала мешочки, забрала одну вязанку веников и пошла. Заходить к нам не стала, говорит, если сейчас сяду, то сегодня больше не встану. Она живет через несколько домов от нас со своей младшей дочерью, с тетей Лизой.
Я открываю дверь, с мешочком и с вениками вваливаюсь в избу. Мама и Ольга, увидев меня, ахнули. Они обе бросаются ко мне. Ольга забирает мою ношу, а мама обнимает меня и называет маленькой старушечкой. От такой радостной встречи я и про усталость забываю.
Ольга брала в ладони калину, рассматривала ярко-малиновые грозди, подносила к губам, а пробовать не стала, видно, она уже знала их на вкус. Потом она взяла иголку с ниткой и принялась нанизывать ягодку за ягодкой. Вскоре получились отличные бусы. Она повесила их Мне на шею. Мама сидела на лавке и с улыбкой следила за нами. По ее лицу видно, что она сильно устала. Она работает на ферме овчаром. Больных овец и у которых были маленькие ягнята в стадо не гоняли. Их овчары пасли по очереди.
Я рассказываю, как хорошо было в лесу, но ни слова о том, как я плутала в Шайтановом овраге.
Ольга взяла горсть калины и пошла к подруге Ленке Егоркиной. Мы остались с мамой вдвоем. Она принесла из сеней деревянное корытце, в котором заводила тесто для хлеба, и высыпала в него калину. Получилось целое корыто красной калины! Я довольная кручусь возле мамы, хотела даже разыграть ее:
– Мам, попробуй-ка, ох и вкусные!
Лукаво улыбнувшись, она взяла несколько ягод и положила в рот. Разжевала и даже глазом не моргнула. А в конце причмокнула от удовольствия губами, словно ела не горькие-прегорькие ягоды, а медово-сладкие.
– Вот так, Татуня, в жизни горше бывает, и то ничего, – говорит, а сама берет две ягодки прямо со стебельками и приставляет их к ушам.
– Ну как?
– Хорошо, как настоящие, – восторженно воскликнула я.
Мама засмеялась и подошла к зеркалу.
– Конечно же, самые настоящие. – Она немного постояла перед зеркалом и вернулась ко мне, но уже с грустным лицом.
– Татуня, – прошептала она, – хочешь, я тебе про любовь расскажу?
Я киваю.
– Ты знаешь, у меня в девушках были такие сережки. Меня ведь в отцовском доме называли Чивгоня*, потому что мои щеки были, как эта калина, а чуть что – и совсем запылают огнем. Вот и прозвали меня мать с отцом так. Как-то отец, твой дедушка, отправился на базар. Жду я его и никак не могу дождаться, то в окно погляжу, то во двор выйду, а за околицу бежать стыдно – не маленькая уж, а девка! Наконец дождалась. Выбежала ему навстречу, отворила ворота, завела во двор лошадь. Отец поглядывает на меня, а сам улыбку прячет. Значит, думаю, удался ему нынешний базар. Поманил он меня пальцем к себе и говорит: "Ну, угадай, что я тебе купил? Угадаешь – в следующий базар опять подарок куплю, а нет – не обессудь".
_______________
* Ч и в г о н я – калинка.
Он вытянул вперед руку и держит. А у меня сердце упало. Думаю, разве хороший подарок поместится в ладони. Тут я ему и говорю: "Кузнечик! По пути с луга поймал". Засмеялся отец, разжал кулак, и засветились на солнышке две калинки. Обрадовалась я, поцеловала отца в щеку, сама побежала в горницу примерять.
На троицу вышла на улицу в новых сережках. Пошли с подружками на луг цветы собирать да венки плести. – Мама вздохнула, а глаза ее будто посветлели. – Какое золотое времечко было, а какие забавы у молодых! Тут тебе и песни, и игры разные. За нами пришли парни и отобрали у нас венки. А мы новые сплели себе. Потом отправились с песнями на речку. Обычай таков – в Троицын день венки кидать в речку. У кого потонет венок – тому жить осталось недолго. Наполнилась речка цветами, плывут по течению наши венки, радуемся – долго нам жить. А у кого потонет, и тот долго не печалится, разве молодость боится смерти!
Вечером собрались у Симакиного сруба. Светло на улице от лунного света, хоть вышивай. Твой отец отзывает меня в сторону и шепчет: "Люба ты мне, Аннушка..." А сам до уха моего дотронулся. Вернулась я домой и только тогда заметила, что одной сережки у меня не хватает. Отец твой вернул мне ее после того, как уж поженились с ним. Сам ту сережку и в ухо вдел...
Мама умолкла и больше ничего не рассказывала. А я все ждала. Мне казалось, что самого главного она мне так и не сказала. Бабушка вон какой красивый сказ рассказала про Гароя и Сиям. А мама про какие-то калиновые сережки. Ведь собиралась про любовь рассказать.
Не дождавшись ужина, я уснула. Будили меня или нет, не знаю. Только на второй день я проснулась рано, наверное, от голода. Глаз еще не открыла, но уже слышала, что в избе пахнет чем-то очень вкусным. По голосам поняла, что все на ногах. Открыла глаза и увидела Ольгу. Она весело над чем-то смеялась. Если уж сама Ольга с утра весела, тут что-то не так. Я поднялась и долго не могла найти свое платье. Все уже начали смеяться надо мной, когда я заметила, что спала-то я в платье. Даже калиновые бусы были на мне. Ягодки помялись, завяли, вчерашней прелести в них уже не было, и я их сняла.
Мама стала торопить всех садиться за стол. Я подошла к лавке и примерилась, где бы мне сесть удобнее: рядом со старшим братом Васей или же втиснуться между Ольгой и Федей.
