Текст книги "Покаяние разбившегося насмерть (СИ)"
Автор книги: Валентина Гутчина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 11 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]
Бедняга, и без того не слишком румяный, в одно мгновенье стал белее мела, а в его глазах заплясала откровенная паника.
– Труп? То есть...
Тут он совсем растерялся, уставившись на меня как на источник тревожных сведений. Я кивнул.
– Так точно: труп.
Он облизал пересохшие губы.
– И кто эта девушка?
Пора было успокоить страдальца – ведь парень наверняка уже представлял себе труп Селин у офиса "Садов", заранее содрогаясь от ужаса последующих полицейских допросов.
– Эта девушка – медсестра клиники реабилитационного центра... Но, собственно, я пришел к вам немного по другому поводу. Дело в том, что вчера я был на концерте хора в соборе святого Петра...
Как только прозвучало слово "хор", мертвенно-бледный Франсуа мгновенно побагровел, едва не задохнувшись от новой волны самых бурных эмоций. Ну а я продолжал, как ни в чем ни бывало.
– После концерта ко мне подошла симпатичная мадмуазель по имени Селин Бошоле, которая, представившись, попросила меня передать вам пару слов. Вот, собственно, почему я и решил вас навестить.
Сказать по правде, на беднягу Франсуа в те минуты невозможно было смотреть без христианского сочувствия: он шумно дышал, нервно сжимал кисти рук в кулаки и, старательно отводя от меня взгляд тревожных глаз, упорно смотрел куда-то в сторону выхода из кафе.
А я все так же мирно улыбался, словно совершенно не понимал причин для подобной паники и намеренно молчал, ожидая, когда мой собеседник сам поинтересуется, что же конкретно желала передать ему Селин. В конце концов он крепко сжал кулаки и произнес слабым голосом:
– Что она просила передать?
Его голос враз осип. Я беспечно кивнул.
– Постараюсь припомнить все дословно. Итак, она сказала: "Между прочим, мой парень работает у вас... Возможно, вы его знаете – Франсуа Шюни. Признаюсь, немного странно, что он не пришел на этот концерт, ведь я его лично приглашала. Вы не могли бы передать ему, что я обиделась? Скажите: Селин обиделась на тебя, дурачок. Хватит умирать от страха, все в порядке".
Глава 11. Покаяния грешного
Очевидно, наш пострел, который везде поспел, к этому моменту прошел все стадии – страх, паника, срам и стыд – потому мой рассказ мало что изменил в его внешнем виде: багровые пятна по всему лицу, бегающие глаза и шумное дыхание. В какой-то момент я даже немного испугался, что вот еще чуть-чуть, и милый наш бухгалтер лишится чувств. В конце концов, пришлось решительно хлопнуть мученика по плечу и произнести суровым голосом.
– Франсуа, возьмите себя в руки, хватит юлить. Постарайтесь сложить все вместе: ваша благополучная жена и Селин, смерть трех волхвов сразу после спектакля и то, что вы как нарочно зачем-то отпросились с работы на следующий день после официального допроса полиции...
Мой голос понемногу вернул парня в более-менее приличное состояние. Он почти молитвенно сцепил обе руки у груди и наклонился ко мне через столик, заговорив сбивающимся слабым голосом.
– Полагаю, вы понимаете, что я никого не убивал – просто не мог убить! Я не убийца, я мирный обыватель, который просто-напросто совершил глупость – изменил жене. Любимой жене! Лишь один-единственный раз, но... Но с этой чертовкой Селин, которая, судя по всему, просто самая настоящая интриганка! Неблагоразумно было с моей стороны поверить ей.
При воспоминании о своем единственном "неблагоразумном" поступке, он вновь разволновался.
– Поверьте, я просто даже подумать не мог, что за восторженной болтовней этой красотки последует адюльтер! Поначалу она была такой милой, такой невинной, рассказывала наивные истории...И вот, в конце концов, оказалась потрясающей обманщицей.
Само собой, меня не слишком волновали высоконравственные переживания Франсуа Шюни. В данный момент гораздо больший интерес представляли конкретные факты, потому я перебил плач грешника на середине.
– Зачем вы отпросились с работы?
Парень ответил быстро, не успев сообразить, что ему бы лучше промолчать.
– Чтобы попасть в комнату Нико.
Это было что-то! Я хмыкнул, а бедняга едва не залепил себе рот обеими руками, испуганно пискнув.
– То есть...Поймите меня правильно...
Разумеется, я вновь не стал слушать этот детский лепет.
– А что тут понимать? По каким-то совершенно непонятным причинам вы хотели попасть в комнату, где проживал один из убитых, хотя любому ясно, что к тому времени она была досконально обыскана и опечатана полицией. Полагаю, вы там хотели на цветы полить. Но к этому мы еще вернемся... Итак, как только я вас отпустил, вы сразу рванули на "дело"?
Он судорожно сглотнул.
– Понимаю, что все это изначально не имело никакого смысла. С утра нас всех допросили в офисе – так я, собственно, и узнал, что после премьеры спектакля произошло убийство. Я, конечно, понимал, что комната Нико должна быть опечатанной, и все-таки решил рискнуть. Но стоило мне увидеть полицейского около подъезда, я тут же испугался и поспешил уйти.
Я с любопытством разглядывал доселе серенького неприметного бухгалтера. Ясное дело: раз он решил "рискнуть" и попытаться заглянуть в опечатанную полицией комнату, значит, в том была крайняя необходимость.
– Ну и по какой такой причине вы вдруг решили проверить комнату малыша Нико? Советую рассказать мне все без утайки, Франсуа, иначе я немедленно направлюсь к комиссару Анжело и...
Он тут же замахал руками, словно умоляя никуда не направляться, но выслушать его повинную речь.
– Разумеется, я все вам сейчас расскажу! Ведь я ни в чем не виноват. Только перед Иветтой есть моя вина, но это не относится ко всем этим ужасным убийствам. Я очень надеюсь, что Иветта...
Пришлось вновь перебить парня – уж слишком он любил плакаться и жалеть самого себя.
– Франсуа, перед супругой будете каяться дома, а сейчас предлагаю рассказать то, что интересует меня. Итак, вы собирались проникнуть в комнату Нико. Стало быть, вы были с ним знакомы?
Он кивнул.
– Да, увы... Вернее, сначала я познакомился с Селин – мсье Муар отправил меня на генеральную репетицию спектакля. На этот "прогон" пригласили только руководство реабилитационного центра и мсье Муара как главного спонсора, но он сам был занят, поэтому решил отправить меня. "Вы только начали работать в "Садах", – сказал он мне, – а потому для вас будет полезно с первых же шагов лично познакомиться с теми, кому мы оказываем благотворительную поддержку". Я пошел. Спектакль мне понравился. Честно говоря, не ожидал ничего подобного от любительского театра с актерами из числа неблагополучных...
Франсуа по-стариковски покачал головой, тут же трагически вздохнув перед следующим этапом своего рассказа.
– И вот сразу после репетиции ко мне подскочила Селин, представилась и, очаровательно болтая, проводила меня практически до офиса "Садов". Честно говоря, я был немного сбит с толку – впервые со мной кокетничала настоящая красавица. Всю дорогу она рассказывала о театре, о своих "коллегах" – актерах, о занятиях в церковном хоре, а я смотрел на нее, открыв рот. Вы ведь видели Селин – согласитесь, она очень интересная девушка...
Я кинул, невольно улыбнувшись; да уж, хитрюга Селин действительно чрезвычайно интересная девушка!
Приободренный Франсуа продолжил свой рассказ.
– Все это было за неделю до премьеры. А примерно за два дня до нее Селин подкараулила меня в обед у офиса "Садов" и пригласила пообедать вместе – у нее дома. С самой очаровательной улыбкой она сообщила, что специально для меня приготовила чудесный рататуй и испекла эклеры к кофе. И я, глупец, согласился. Но она так соблазнительно выглядела!
Новая порция румянца; слава тебе, господи, на этот раз парень постарался быстро взять себя в руки.
– Ну, мы отправились к ней, и не только пообедали, но и... Короче, вы ведь понимаете, о чем я.
– Понимаю.
Он даже попытался усмехнуться с видом бывалого, но усмешка получилась довольно унылой.
– Этот небольшой дом, где живет Селин – общежитие все того же реабилитационного центра. Этажом ниже, прямо под комнатой Селин, жил малыш Нико, который, кстати сказать, просто потряс меня на прогоне исполнением своей роли. Тогда я понятия не имел, что это за парень. И вот мы с Селин встретили его, выходя из подъезда – парень одарил меня таким взглядом! Я не понял, в чем дело и просто постарался выкинуть из головы его злобное лицо.
Перед самой кульминационной частью своего повествования Франсуа вздохнул и крепко сжал ладони.
– Но тот его взгляд и лицо припомнились мне в день премьеры. Мсье Муар перед самым своим отъездом вызвал меня в кабинет и поручил лично присутствовать на премьере, с тем, чтобы перед началом спектакля подняться на сцену, поздравить всех и сообщить, что "Сады Семирамиды" перевели на счет реабилитационного центра кругленькую сумму. Но, ей-богу, я и думать забыл обо всем этом, потому что первый, кто встретил меня в холле реабилитационного центра, был малыш Нико! Воистину этот парень был настоящим исчадием ада, хоть и играл роль волхва. Он совершенно неожиданно подскочил ко мне, сунул в руку конверт и пропел нарочито гнусаво: "Глянь, какие тут веселые картинки!". Пока я соображал, что к чему, он громко расхохотался и исчез. А я достал из кармана эти самые "картинки"...
Очередной тяжкий вздох едва не перешел в стон. Я ободряюще улыбнулся, а Франсуа покаянно потупил глазки.
– Короче, он каким-то образом умудрился сфотографировать нас с Селин во время нашей м-м-м... Во время нашего свидания. Натуральная порнография, – его лицо перекривилось брезгливой гримасой. – Всего в том конверте было три снимка. На каждом с обратной стороны был "автограф" автора: "Из архива Николаса Пертю" и роспись. А на одном было накарябано карандашом, что я должен предоставить автору за снимки кругленькую сумму и номер телефона, по которому следовало созвониться с ним, чтобы договориться о конкретной дате встречи.
Франсуа, гордо вскинув голову, в очередной раз попытался усмехнуться, и в очередной раз усмешка получилась кислой.
– Неплохо, как вы думаете? Почему-то я стопроцентно уверен, что это был их совместный с Селин бизнес! Потому я и не собирался приходить на концерт хора, хотя она специально пришла к "Садам", чтобы лично меня пригласить. При этом нахалка вела себя так, словно ничего такого не произошло.
Тут было о чем подумать – во всем этом деле с убийствами был еще и шантаж. Я разглядывал румяное лицо рассказчика.
– Полагаю, вы рассказали Селин о шантаже? Что она сказала вам на счет тех снимков – каким образом малыш Нико сумел вас заснять?
Он вновь скроил брезгливую гримасу.
– Она даже не удивилась! А говорила то, что обычно говорят в подобных случаях профессиональные интриганки: честно округляла глаза, клялась, что понятия не имела, что нас кто-то снимает, что, возможно, она забыла запереть дверь, а негодник Нико этим воспользовался в своих корыстных целях и установил свою мини-камеру... И все в том же духе. Но я уверен...
Я вежливо улыбнулся.
– А вы уверены, что это не вы убили негодника Нико? Он начал шантаж, а всем известно: аппетит приходит во время еды, шантаж никогда не завершается. Согласитесь, в подобных обстоятельствах для вас наилучшим решением проблемы было попытаться избавиться от шантажиста.
Франсуа смотрел на меня ошарашенно, словно я обвинил его в ужасном убийстве без малейшего на то основания.
– Боже мой, как вы можете... Мсье Муар, клянусь, я никого не убивал! И потом, зачем бы я стал убивать остальных волхвов? Я ведь даже не знал никого из них, разве что видел на сцене.
Из розовощекого парень в одно мгновенье вновь отчаянно побледнел. Я усмехнулся и нарочито равнодушно пожал плечами: очень легко объяснить, как одно убийство перерастает в тройное.
– Вам не обязательно было их знать. Молчун Мишель запросто мог увидеть, как вы зарезали Нико в сквере; собственно, они могли работать на пару – Мишель подстраховывал приятеля, когда тот шел за выкупом... Вам пришлось срочно убить и Мишеля, устроив парней на одной скамейке... Но всему этому мог запросто стать невольным свидетелем и третий волхв – допустим, Пьеро вышел покурить в сквер и застал вас как раз за рассаживанием мертвецов на скамейке. Старик испугался, побежал. Пришлось вам побежать за ним, чтобы благополучно прикончить у входа в офис "Садов"....
Потрясенный моей стройной версией Франсуа попытался в свою очередь равнодушно усмехнуться, но вместо усмешки слезно всхлипнул.
– Вы только что говорили про четвертый труп, обнаруженный сегодня утром. Знать не знал ту самую медсестру – как ее там? И зачем, в таком случае, я убил совершенно неизвестную мне девушку?
Я пожал плечами.
– Вам также совершенно не обязательно было знать ту медсестру из клиники центра. Полагаю, она была среди зрителей на премьере спектакля в тот самый день. Все это похоже на жутковатую кровавую карусель: медсестра ведь тоже могла увидеть вас в роли убийцы и, если даже не хотела шантажировать, то просто пригрозила, что сообщит все в полицию ...
Франсуа попытался, собрав все свое мужество, восстановить статус-кво: он сжал кулаки и улыбнулся почти с достоинством.
– Повторяю, мсье Муар: я никого не убивал. Да, признаю: тому, кто совершил эти убийства и, в частности, убил мерзкого Нико, я благодарен – он избавил меня от шантажиста. Я просто не представляю, где и каким образом достал бы деньги, чтобы расплатиться с ним. К тому же, как вы только что отметили, Нико точно не остановился бы на единственном денежном "подарке", так что, в конце концов, мне пришлось бы признаться дорогой Иветте в том, что я ей по глупости изменил. Уверен, в итоге это привело бы нас к разводу.
Он нервно усмехнулся и шумно перевел дыхание, почти молитвенно сложив ладони у груди.
– Но подумайте сами: снимков я так и не получил, понятия не имею где, на каких флешках и компьютерах они хранятся. Так что опасность для меня все еще существует. К чему в таком случае, мне было убивать Нико? И вообще: спросите у отца моей жены – я не переношу даже вида крови! Не могу зарезать и курицы. Все семейство Иветты презирает меня за это ...
Произнеся этот взволнованный монолог, Франсуа стоически поджал губы, чтобы не разрыдаться, поднялся и, не попрощавшись, бросился вон из кафе. Сами понимаете, я не кинулся за ним вслед – от мсье Шюни я получил всю возможную на данный момент информацию.
Глава 12. Версии прессы
В этот день к обеду неожиданно распогодилось: серые тучи бесследно исчезли, как их и не было, а небо засияло яркой синевой с ослепительным подсолнухом солнца в центре. Я вышел из кафе и, прежде чем усесться за руль, пару минут постоял под солнечными лучами, наслаждаясь их мягким теплом. Настроение поднялось: елки-палки, как ни крути, а жизнь – прекрасна. Даже эти жутковатые убийства в чем-то подобны пазлу: нужно найти и точно соединить множество фактов, чтобы в конце концов все стало ясно, сложившись в общую логическую картинку.
Увы, мой старый приятель Андрей Бессонов в настоящий момент не имеет железного алиби: весь вечер он был на виду, но почти двадцать минут отсутствовал, и никто не может подтвердить, что он всего лишь пытался остановить кровотечение из носа в туалете центра. Еще хуже ситуация с нашим бухгалтером – наверняка скоро станет известно про его адюльтер с Селин и про шантаж малыша Нико, и вот тогда полиция вцепится в него мертвой хваткой. А это, как бы лично я ни относился к парню, крайне плохо для "Садов" – ведь он наш сотрудник.
Я сел за руль, первым делом направившись к ближайшему ресторану: у меня было время спокойно пообедать, заодно ознакомившись с последним выпуском прессы. Вполне возможно, ушлые журналюги откопали что-нибудь новое во всей этой истории убийств, теперь уже с четвертой, не слишком понятной, жертвой.
Не знаю для кого как, а для меня обед – серьезное мероприятие, когда я стараюсь не просто утолить голод, но получить максимум удовольствия. Именно потому я пообедал в тихом славном ресторанчике недалеко от места нашей встречи с Франсуа Шюни, на время «отключившись» от всех последних событий. Только покончив с дивным свиным стейком, под кофе с шоколадными хлебцами я взял из корзинки у соседнего столика несколько парижских газет, в которых уже на первых полосах бурно обсуждались таинственные и непонятные «Рождественские жертвоприношения» как окрестили их акулы пера.
На изучение прессы у меня ушло ровно полчаса. Взволнованные репортажи о последнем, четвертом, убийстве одинокой медсестры, с первых же строк сообщили мне два новых факта. Факт N 1 – у Андрея Бессонова появился неожиданный заступник, подтвердивший его алиби; факт N 2 – убитая Роза Брютель в день премьеры плохо себя чувствовала, а потому осталась дома; стало быть, на премьере ее не было и стать случайным свидетелем преступления она никак не могла.
"Андре Бессону пришлось бы нелегко, если бы психотерапевт центра Винсент Молю не дал показания в его пользу, – писала газета «Утро». – «Мне очень неловко, но в день премьеры у меня были проблемы с желудком, потому пришлось надолго занять кабину сортира, – сказал доктор Молю, повстречав нас на выходе из полицейского управления. – Я прекрасно слышал, как кто-то зашел и долгое время плескался с водой, после чего наконец-то вышел. Узнав, что это был Андре Бессон, в чьем алиби появилась серьезная прореха, я поспешил дать показания полиции в его пользу. Рад, что могу помочь – мсье Бессон всегда был мне очень симпатичен».
Мысленно поздравив Андрея, я продолжил чтение, в свою очередь, узнав нюанс с отсутствием Розы Брютель на премьере спектакля, что в какой-то мере делало ее убийство труднообъяснимым.
"Практически все коллеги Розы Брютель по клинике утверждают, что она еще с утра чувствовала себя неважно, а потому не пришла на премьеру, – продолжила тему газета "Утро". – Одна лишь санитарка Люси Прилье не очень уверенно сказала, что вроде бы видела Розу сразу после премьеры, когда все вывалили в холл – она как будто кого-то искала. "Вы сообщили это полиции?" – поинтересовались мы, на что санитарка кивнула: "Да. Хотя, если честно, я видела девушку, похожую на Розу только со спины, она почти тут же исчезла... И все-таки, мне кажется, это была она". Мы поинтересовались мнением по этому вопросу комиссара Анжело, на что он без особого энтузиазма отметил, что кроме Люси Прилье больше никто не видел в тот вечер Розу, а потому всерьез воспринимать ее показания не имеет смысла".
В итоге почти все журналисты вернулись к первоначальной версии: автор убийств – некий маньяк, неудавшийся режиссер, предложивший Парижу свою кровавую "постановку", причем, скорей всего, он работает в реабилитационном центре, потому ему и пришлось избавиться от Розы Брютель, которая каким-то образом узнала о его виновности в преступлении.
"На первый взгляд может показаться, что убийство медсестры никак не связано с убийством волхвов, – размышлял один из журналистов. – Она не присутствовала на премьере, стало быть, вряд ли могла оказаться свидетельницей тройного убийства. Но если убийца был ей знаком, она могла узнать о его виновности по каким-либо случайно прозвучавшим словам, фразам... Как бы там ни было, но согласно официальной версии все четыре убийства "кровно" связаны: патологоанатом полицейского управления Серж Пуассе убежден, что они совершены одним орудием – узким и острым ножом, одной рукой – сильной и хирургически точной. "Совершенно очевидно, что все четыре убийства совершены одним человеком, одним и тем же орудием", – заявил он".
Я с невольным облегчением перевел дух, убедившись, что на сегодняшний день ни один из журналистов еще не в курсе авантюр малыша Нико по части шантажа – все лишь повторяли то, что парень был, несомненно, талантлив и, стало быть, убийца мог убить его из своеобразного чувства мести за собственную бездарность.
"Представьте себе некого парня, мечтающего о лаврах великого режиссера или, к примеру, актера, но при том абсолютно не имеющего таланта, – размышлял автор газеты "Вечерний Париж". – Возможно, он принимал участие в каких-либо постановках или пытался снимать любительские фильмы – не то, ни другое не имело и минимального успеха. И тут открывается любительский театр при реабилитационном центре, и вчерашние неблагополучные граждане предлагают зрителям чудесную постановку – собственную версию истории трех волхвов. Успешная премьера, бурные аплодисменты зала – все это запросто могло привести нашего неудачника в состояние ярости. Вот он и пригласил несносного малыша Нико и его "коллег"-волхвов на фотосессию в сквер – фотосессию смерти..."
Статья так и называлась – "Фотосессия смерти", а ее автор озвучил самую популярную версию прессы, дав запал для бурных импровизаций всей пишущей братии. После пары-тройки рассказов о жутчайшем монстре, рассаживавшем трупы волхвов на скамье под звездами сквера, краткий отчет комиссара Анжело, опубликованный в одной из газет, смотрелся блекло и скучно.
"В настоящий момент мы тщательно проверяем всех причастных к этому делу, рассматриваем все версии. В первую очередь нас интересует круг общения первых трех жертв – Николаса Пертю, Мишеля Дювво и Пьера Солисю. В связи с этим призываем оказывать нам всяческое содействие: если вам известно что-то, связанное с убийствами и его жертвами, просим немедленно сообщить данную информацию в полицию. Заранее благодарю за активное сотрудничество".
Практически все газеты побывали после убийства медсестры в клинике реабилитационного центра, побеседовав с ее коллегами и составив в итоге портрет погибшей: добрейшая, милейшая и совершенно одинокая умница двадцати трех лет от роду. Все труженики клиники только потрясенно разводили руками – никому в голову не приходило, из-за чего могли убить такую девушку и почему подкинули тело к зданию офиса фирмы-благотворителя.
"Признаться, статьи про первое, тройное, убийство меня только раздражали – казалось глупо всерьез подозревать в убийстве некого таинственного монстра-маньяка, – говорил все тот же психотерапевт клиники Винсент Молю. – Но после убийства нашей Розы я готов согласиться с журналистами! Роза Брютель была чудесной девушкой, очень доброй и славной, коллеги подшучивали над ней, говорили: "Роза, ты – настоящая роза!". Все так и было, она была чудесным цветком! Убить такую мог только самый настоящий монстр, просто позавидовав ее красоте, свету ее души..."
Я заказал себе вторую порцию кофе, неспешно отложив в сторону прочитанные газеты. Как бы там ни было, то, что полиции и прессе до сих пор ничего не известно о том, что малыш Нико пытался шантажировать Франсуа Шюни, говорит о том, что по какой-то причине об этом молчит хитрюга Селин. Интересно, она знает, где конкретно малыш Нико хранил компрометирующие снимки? Потому как на настоящий момент имеется еще один любопытный факт: полиция, осмотрев комнату Нико, не обнаружила ничего подобного, иначе давно бы вцепилась мертвой хваткой в нашего Франсуа Шюни и в ту же самую Селин Бошоле. Стало быть, имеет смысл встретиться с девицей и душевно побеседовать с ней на эту тему.
Я улыбнулся, допил свой добавочный кофе и отправился "на разведку" в реабилитационный центр.
Глава 13. Тайное становится явным
На ловца и зверь бежит – эта пословица припомнилась мне, как только я вошел в тихий и практически пустой холл реабилитационного центра, где с самых первых шагов меня ожидала сенсационная новость.
Я сразу же наткнулся на мощную спину парня в форме охранника: он склонился над подоконником одного из окон и резко распрямился на гулкий звук моих шагов. При этом из-за неловкого движения его руки с подоконника на пол упали, веером рассыпавшись передо мной, цветные фотоснимки. Мне только и требовалось, что наклониться, под шумное сопение охранника поднять несколько из них, в то же мгновенье ощутив, как земля плавно уходит из-под ног. У меня в руках были фотографии, о которых еще сегодня утром говорил мне Франсуа Шюни – самая натуральная порнография с ним и Селин в главных ролях.
– Какой-то кошмар! – воскликнул, дабы замять неловкость, здоровяк-охранник, немедленно покрываясь стыдливым румянцем. – Вы согласны со мной? И кто бы мог подкинуть это сюда?
Он немного нервно огляделся, словно надеясь обнаружить кого-то кроме нас в тихом холле.
– Еще час назад ничего подобного на подоконнике не было; потом Жизель, вахтерша, договорилась со мной, что уйдет на полтора часа, чтобы встретиться с сестрой. Наверное, в эти последние полчаса кто-то успел подкинуть это – я был один в холле, вышел на несколько минут в туалет. И вот, вернулся – смотрю, что-то лежит на подоконнике. Подошел, а тут такое...
Разволновавшись, парень нервным жестом подергал свой собственный галстук, попытавшись ослабить узел, словно тот вдруг начал его душить. Почти тут же он поспешил протянуть мне руку для пожатия, заодно представившись: "Меня зовут Марко. Я тут работаю охранником..."
Пожав влажную ладонь, я наклонился и собрал в компании резво присоединившегося ко мне Марко оставшиеся снимки – всего их оказалось ровно тринадцать штук. На обратной стороне каждого, как и говорил Франсуа Шюни, немного детским подчерком с загогулинами было старательно выведено: "Из архива Николаса Пертю"; следом шел его размашистый автограф.
Внимательно рассмотрев каждый снимок, я сделал простой вывод: судя по качеству и ракурсу, все они были распечатаны с любительской видеозаписи; камера была установлена где-то наверху – видимо, на шкафу, который стоял по соседству с кроватью. У меня тут же мелькнула мысль: малыш Нико нигде официально не трудился. Откуда же, в таком случае, у парня в комплекте с дорогим айфоном и ноутбуком была еще и видеокамера? И в чьих же руках в настоящее время находится этот самый "архив Николаса Пертю"?..
Все эти факты пока что были неизвестны комиссару Анжело. Несколько минут – и ситуация изменится, потому как теперь, разумеется, следовало вызвать полицию и готовиться к неприятностям – как только отец узнает, что в уголовное дело с убийствами замешан сотрудник "Садов"...
– Что тут у вас происходит?..
Я еще размышлял о том, что следует предпринять, как за спиной раздались стук двери, шаги и этот вопрос. Мы с Марко, как пара заговорщиков, вздрогнув, одновременно развернулись. Перед нами стоял невысокий щуплый мужчина в просторной куртке; откинув капюшон с головы, он рукой поправил ежик светлых волос и дружелюбно улыбнулся.
– Бог мой! – приблизившись к нам, он замер, потрясенно уставившись на снимки в руках озадаченного Марко и, мгновенно покраснев не хуже охранника, осторожно взял их. – Да это настоящий скандал! Отвечайте же, Марко, откуда у вас это... Даже не знаю, как назвать.
Я молча наблюдал, как Марко, моментально встав навытяжку, как перед генералом, в очередной раз проговорил свой взволнованный монолог о неожиданной находке на подоконнике. Слушая его, мужчина взволнованно просмотрел снимки и, извинившись, попросил оставшиеся у меня. Сложив их все в стопку, он задумчиво перевел взгляд с меня на Марко.
– Понятия не имею, кто герой этих снимков, а вот героиня мне, увы, известна – эта наша Селин. Значит, кто-то подбросил скандальные снимки на подоконник... Интересно, кто? Ты все время был здесь, Марко?
Марко еще не успел ответить, как сам вопрошающий вдруг вновь бросил на меня встревоженный взгляд.
– Прошу прощения, а вы кто?
Я в свою очередь улыбнулся
– Я – представитель косметической фирмы "Сады Семирамиды", спонсора реабилитационного центра. А вы кто?
Мужчина рассмеялся с явным облегчением.
– Замечательно! Стало быть, вы в курсе, что тут у нас произошло? – он протянул мне руку для пожатия. – Меня зовут Винсент Молю, я работаю психотерапевтом реабилитационного центра.
У этого психотерапевта, чье имя было мне знакомо по сегодняшним статьям в прессе, были на редкость приятная улыбка и лицо – очень энергичное и светлое. Я с не меньшим удовольствием пожал его руку.
– Ален Муар-Петрухин, очень приятно.
Почти тут же Винсент Молю взглянул на часы на своем запястье, мимолетно нахмурившись.
– Через пятнадцать минут у меня начнутся занятия по йоге, которые я веду для пациентов нашего центра. Полагаю, вы не будете против, если я пока что припрячу эти отвратительные снимки к себе в карман – боже мой, как удачно, что никто из моих подопечных не успел их увидеть!..
Она развернулся к охраннику, строго взглянув на него.
– А тебя, Марко, я попрошу немедленно вызвать полицию. Мы передадим снимки им, пусть они разбираются, каким образом все это попало сюда, – очередная улыбка в мой адрес. – Полагаю, вы не против?..
Разумеется, я был обеими руками "за". Как бы мне ни хотелось, чтобы история адюльтера сотрудника "Садов" и попытка его шантажа со стороны убитого малыша Нико остались тайной для широкой общественности, но если уж некто подбросил снимки на подоконник центра, пытаться препятствовать тому, чтобы информация об этом дошла до полиции, совершенно бесполезно. Я бодро заверил мсье Молю, что он абсолютно прав и, пока Марко направился к столу вахтерши, чтобы звонить в полицию, завел с доктором светскую беседу.
– Между прочим, мне действительно очень приятно с вами познакомиться, – я учтиво склонил голову. – Во-первых, потому что благодаря вам восстановлено алиби моего друга Андре Бессона...
Я еще договаривал имя Андрея, а Винсент Молю немного смущенно рассмеялся, махнув рукой.
– Если честно, за это мне полагается памятник! Вы не представляете, как неловко было признаться в том, что большую часть времени я провел в туалете. Я молчал пока весь центр не заговорил о том, что режиссер театра не имеет твердого алиби. Между тем я мог легко его подтвердить, потому что слышал, как кто-то вошел, включил воду и долго не уходил, так что я почти панически боялся издать не слишком красивые звуки, вздохнув с облегчением, когда парень вышел... Пришлось набраться мужества и исполнить свой гражданский долг.
Я со смехом вторично пожал его руку, душевно поблагодарив за мужественно данные показания и вернувшись к главной теме.
– Должен отметить, журналисты пишут о вас с большой симпатией – наверное, потому что вы очень хорошо высказались по поводу всех этих убийств и, в частности, по убийству медсестры центра.
Только что жизнерадостное лицо доктора неожиданно словно потеряло все краски: улыбка исчезла, он выдохнул с еле слышным стоном и прикрыл ладонью мгновенно повлажневшие глаза.
– Пресса, газеты – да-да, я всего лишь ответил на все вопросы журналистов, а они сделали из этого целую речь, как будто я выступал на трибуне. Но я так устал в тот день, что едва мог сказать несколько слов...
Он взглянул на меня такими печальными глазами, что у меня что-то сжалось внутри. Я сочувственно кивнул.
– Понимаю. И все-таки в данном случае журналистов за их импровизацию можно только поблагодарить – в ваших словах столько искренней боли! Любое убийство достойно осуждения, но это...
