Текст книги "Химчистка для невидимок"

Автор книги: Валентина Андреева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 21 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

– Да вы проходите, не бойтесь. Меня Михаилом зовут. Собака не тронет.

– А она сама это точно знает? – засомневалась Наташка.

Тарзан, усевшись у входа в дом, умильно зевнул: «Ва-а у» и, склонив лохматую голову с высунутым на бок языком, равнодушно следил за нами.

Пес – ясновидящий, сразу видит, кто с чем пришел.

– А это ничего, что мы… без ничего пришли? Правда, у нас в машине пара бутербродов есть, – вспомнила Аленка.

– Тащи! – скомандовала Наташка, несмотря на уверения хозяина, что Тарзан во взятках не нуждается.

Услышав свое имя, пес встал, завилял хвостом. Пока Аленка носилась за бутербродами, он виновато поглядывал на хозяина и облизывался. Кот взирал на нас потемневшими за счет увеличившихся зрачков глазами, но попытки сбежать от греха подальше не проявлял. Я осторожно погладила его по лохматой спине и ощутила ладонью напружинившиеся мышцы. Котяра ясновидящим не был.

– Ну беги, Котофей, домой, – ласково сказал ему Михаил. Послушно спрыгнув, кот понесся к дому, по пути несколько раз остановился и нерешительно оглянулся.

– Наверное, удивляется, почему вы не рвете когти следом за ним, – засмеялась я.

– Да у него самого когти подрезаны, – засмеялся Михаил, откинув со лба тронутые сединой волосы. Лицо у него сразу помолодело. Едва ли он был старше нас. – Сосед недавно обкорнал. Повесил, понимаете, на чердак рыбешку вялить – штук пятнадцать, прямо у входа. Каждый день по три штуки исчезало, одни головы болтались. На третий день заметил у лестницы на чердак Котофея, тот как раз умывался. Ну, подманил, да когти-то и подстриг. А потом мне через забор об этом доложил. Весь день радостный ходил, а наутро опять трех штук как не бывало! На следующий день воришку обнаружил – ворона последнюю штуку с веревки срывала… Бутерброд сами Тарзану дайте, – посоветовал Михаил подскочившей Алене, – он аккуратно возьмет.

– Дай-ка я…

Наташка перехватила первый бутерброд и для начала сама от него откусила, затем протянула мне. Объедать собаку я отказалась, и та это оценила. Сначала лизнула мне руку, потом вежливо взяла его внушительными зубами и, положив на дорожку, первым делом проглотила кусок колбасы и только потом хлеб. Навязываться на дальнейшее угощение сочла неудобным и отошла.

В доме у Михаила было тепло, чисто и… одиноко. Особенно остро одиночество заявляло о себе со старенького комода, на котором стоял оглушительно тикающий будильник и в деревянной рамочке фотография женщины. Сразу чувствовалось, что фотограф застал ее врасплох. В слегка приподнятых бровях читалось изумление, в улыбке проглядывала некая растерянность и легкая укоризна. Правой рукой женщина пыталась стянуть с головы сбившуюся на сторону косынку. Не так давно мы видели эту даму – Лидию Петровну Максимову. Рядом с фотографией стояла маленькая вазочка с белой розой. Наверное, с розового куста, росшего сбоку от крыльца. Я за него зацепилась курткой. А все потому, что пропускала всех вперед. В том числе и Тарзана, хвост которого раскачивался не хуже детских качелей. Им меня, мягко говоря, и смело в сторону.

– Это ж Лидочка, – невольно вырвалось у Натальи. – А… что она тут делает?

– Цветочную клумбу рыхлит, – коротко пояснил Михаил. – А откуда вы ее знаете?

– Оттуда… – Наташка махнула рукой в мою сторону, я вышла вперед и уже без стеснения соврала, что Лидочка когда-то была моей сокурсницей. – А… вы ее откуда знаете? – в свою очередь живо поинтересовалась Наташка. – Впрочем, я сама догадалась – отсюда, – Наташкин жест в сторону веранды подразумевал направление на пепелище. – Извините, я просто хотела узнать, что Лидочкина фотография делает на вашем комоде… то есть, ну…. Впрочем, я опять догадалась сама – стоит.

– Вы пока раздевайтесь, а я чайку организую. Разносолов не обещаю, готовить не могу и не люблю, но яичницу да бутерброды осилю, – бодро заявил Михаил, развернулся, споткнулся о подвернувшегося под ноги Котофея и, чертыхнувшись, вылетел из комнаты.

– Странный какой-то… Я бы даже сказала: странноприимный. Без гостей одичал? И нечего на меня орать! – прошипела Наташка, опередив нас в выражении ей общественного порицания. – Про фотографию случайно вырвалось.

– Я этот дом чуть больше года назад купил! – донесся из соседней комнаты голос Михаила. С тех пор здесь и зимую. В родной город редко выбираюсь. Сейчас, правда, дела заставляют. Придется Котофея с Тарзаном с собой забирать. Ч-черт!.. Вы, если разделись, проходите сюда ко мне. В соседнюю комнату заглядывать не стоит. Тем более – заходить! Там не убрано. А, ч-черт! Каждый раз хватаю ручку сковороды голой рукой.

Именно благодаря запрету мы и сунулись в соседнюю комнату. Она носила скорее деловой характер. Диван, рабочий стол, компьютер и пара рабочих кресел. Ничего лишнего, кроме японской швейной машинки, печки СВЧ, тостера и нераспечатанной коробки с комбайном. Бытовым, естественно, и, в отличие от остальных предметов, новым. Вся техника была аккуратно накрыта клетчатым пледом, под который я не преминула заглянуть. Некую домашность общей обстановке придавал телевизор и фотографии на стене, с которых нам задорно улыбались мать и сын Максимовы.

– Я вам помогу, – громко крикнула я Михаилу и сквозь зубы процедила Наташке и Алене: – Расступись! У меня к этому господину конфиденциальный разговор.

– А что тебе мешает вести его в нашем присутствии? – Наташка хоть и говорила тихо, вовсе не думала выполнять мою просьбу. – Что-то наш хозяин слишком любезен. Хорошее отношение к нам прямо настораживает. Или это от голода? Как даст тебе конфиденциально по башке по результатам твоих конфиденциальных вопросов и скажет, что ты случайно головой раковину пробила. Может, сам и устроил поджог? Каюсь! – Наташка подняла глаза вверх, тут же сосредоточенно нахмурилась и добавила: – Впрочем, каяться мне не в чем. Пока я фотографии не увидела и не убедилась, что Максимовы не самозванцы, обоснованно ожидала подлога. Теперь понятно, она случайно не сгорела и удрала. Мало ли чего с соседом не поделили? Какие-нибудь водозаборные дела – общий колодец, например. Или еще что… Он озверел и в горячке Лидкин дом спалил. Не удивляюсь, что его при тушении пожара не было – алиби обеспечивал. А фотографии – для отвода глаз: «Я, мол, соседей любил, любовь еще, быть может, в душе моей угасла не совсем…»

– Ну, вы вообще! Голод стимулирует процесс мышления, а у вас… У вас он, очевидно, притупился.

– Кто, голод? – отвлеклась Наташка.

– И голод, и сам процесс… Повальный бум любовных романов обошел вас стороной. Меня тоже, но я по крайней мере от обостренного чувства голода хорошо соображаю. Нравится наша Лидия Петровна этому Михаилу, если не сказать больше…

– А что вы шепотом разговариваете?

Мы и не заметили, как он появился в дверях. Интересно, что успел услышать? В думах об этом я, единственная из нашей троицы, покраснела. У Наташки румянец на лице – хронически-застойное явление, а Алена – типичная Снегурочка. Надо было как-то вылезать из неудобного положения, и я преувеличенно громко спросила, где в этом прекрасном доме «удобства»? Ну не интересоваться же погодой! За истекшие пять минут ни зима, ни весна, ни лето не наступили, что подтверждал вид из окон. Получив краткий ответ: «Во дворе, направо за углом», я с места не сдвинулась, просто еще больше покраснела и попыталась спровадить туда свой коллектив, особо упирая на то, чтобы не застудились. Алена замаскировалась под глухонемую, Наташка недвусмысленно показала фигу. Я сделала вид, что обиделась – для кого старалась-то?

– Ты выразила желание помочь Михаилу, ну так и займись делом, – смерив меня беспокойным взглядом, сурово изрекла Наташка и, предложив самому хозяину не суетиться, быстро осуществила «смену состава» – втащила Михаила в комнату, а меня из нее соответственно выкинула.

– Без нас за стол не садись! – прозвучали напутственные слова.

Я и не садилась. Стоя выпила чашку растворимого кофе с бутербродом из яичницы и осталась довольна окружающей обстановкой. Помимо современной мебели, холодильника и электродуховки в этом райском кухонном уголке присутствовали пес Тарзан и кот Котофей. Сидя на небольшом диванчике в обнимку с котом и привалившимся на полу к моим ногам Тарзаном, я испытывала чувство благодарности к подруге. По большому счету, она спасла меня от позора. Щеки гореть перестали, я успела продумать необходимые вопросы и благополучно вздремнуть, пока оживленные голоса не нарушили мое одиночество.

– Лидочка была в прекрасных отношениях с Михаилом, – многозначительно пояснила Наташка так, как будто самого его и не было. – Он очень переживает ее гибель и казнит себя за то, что в момент пожара находился в Рязани. К сожалению, его не было и на похоронах, увы, ничего не знал. Он не любит говорить на эту тему. Слишком болезненна. Ленусик, твоя мама не совсем обнаглела, садись и лопай глазунью, я пока бутербродик пожую.

Стоя рядом с Наташкой со склоненной набок головой, Михаил прислушивался к ее словам как бы со стороны и одобрительно кивал.

– Разумеется, – светским тоном отозвалась я. – Мы не будем говорить на больную тему. Тем более что для нас и Михаила Максимовы по-прежнему живы…

Голова Михаила, не успев сделать очередной кивок согласия, резко выпрямилась. Холодные серые глаза в упор уставились на меня. Моя рука, поглаживающая кота, дрогнула, котяра извернулся и, оцарапав мне плохо подстриженным когтем большой палец, сиганул под стол. Тарзан вскочил, уставился на хозяина и негромко гавкнул. Я полезла за платком, решив больше не смотреть на Михаила.

– На памятнике старые случайные фотографии Лиды и Стаса. Вам не хотелось использовать те, что имеются у вас. Вполне разумно. Крайне неприятно было бы видеть лица живых людей на могильном памятнике. Да и примета плохая. По причине живучести мамы и сына Максимовых вы и на похороны не приехали.

Как же нехорошо все молчали. Нет, не совсем так. Наташка с Аленой, пожалуй, молчали лучше, поскольку в ускоренном темпе давились необыкновенно вкусным черным хлебом с колбасой. А вот Михаил скрипел зубами, желваки на скулах ходили ходуном. Мне пришла в голову мысль, что они с Тарзаном в процессе долгого совместного проживания иногда меняются имиджем. «Если полезет кусаться, Наташка успеет шваркнуть его сковородкой. Не зря так торопится ее вылизать. Кажется, надо поблагодарить за гостеприимство и откланяться…» Я пару раз хлопнула глазами и застыла, подумав, что предпочтительнее сделать это по ту сторону забора. Где-то там валяется оторванная мной штакетина.

Неожиданный в этой ситуации хохот Михаила испугал меня гораздо больше, чем зависшая в подсознании сцена, так сказать, «покусательства», им моей персоны. Только один раз нам с Наташкой довелось видеть истерику в исполнении лица мужского пола. Это что-то! Михаил взвизгивал, гоготал, всхлипывал, мекал, мукал и похрюкивал. Человек-оркестр! Хотя, честно говоря, этот сольный номер больше напоминал объединенный хор обитателей крестьянского скотного двора. Звуковой эффект усиливался попытками мужика сплясать некий безумный танец – помесь русского балета с джигой. Бедные домашние животные в страхе инстинктивно отыскали пятый угол, образованный вскочившими Натальей и Аленой, и парализовали их дальнейшие действия. Кот истошно взвыл. За ним взвыла Наташка, уронив чугунную сковороду на пол. Я немного отвлеклась, пожалела ошметок глазуньи, отлетевший прямо мне на ногу, неуверенно хихикнула и… тоже захохотала. Безудержно! Не зря говорят, что дурной пример заразителен. Глазунья, на сотрясаемой от смеха конечности, не удержалась, распалась на две части и одной из них шлепнулась на пол.

– Во, дают!

Это Наташкино замечание нас только подстегнуло. Показывая друг на друга пальцами, мы с Мишей сменили тональность и легко взяли самые верхние ноты октавы. Причем он явно наращивал свое мастерство, разнообразя истерический смех замысловатыми руладами. Мне до него было далеко – метра три, поэтому не повезло в первую очередь: холодная вода из крана резко оборвала мою «лебединую песню», превратив ее в жалкие судорожные всхлипывания. Михаил изгалялся на пару минут дольше – пока меня коллективно вытирали не очень чистым посудным полотенцем, после чего я заткнулась надолго, почти до подъезда родного дома.

– Заодно и пол протрем, – заявила Наташка, плеснув холодной водицей из алюминиевого ковшика на оштукатуренную стену. Михаил как раз очередной раз согнулся пополам. – Попадем – не попадем… – пробормотала она, предпринимая новую попытку полить ростки безумия на его взлохмаченной голове. Он пытался рвать на себе волосы. – Не попадем. Газовый баллончик бы… Сейчас разом улеглись бы все спокойненько на пол, кому где нравится, и отдохнули… Ап!!!

Основная часть жидкого содержимого взятой для верности трехлитровой кастрюли пришлась в область открытого рта Михаила. Он захлебнулся ничуть не хуже, чем в естественных условиях – на просторе речной волны. Откачивали его довольно долго. Без моего участия. У меня жутко разболелась голова. Хотелось только одного – забраться в машину и заснуть. А проснувшись, обнаружить, что все последние события не что иное, как дурной сон.

– У вас очень гостеприимный дурдом, – вежливо сообщила Алена бессильно сидевшему на полу весельчаку, вытирая ему физиономию все тем же не очень чистым посудным полотенцем. Верный пес по возможности помогал хозяину языком. Кот с подоконника с подозрением наблюдал за всеми сразу.

– Не переживай, моя дорогая, у нас по возвращении такой же откроется.

Наташка пыталась заставить меня проглотить таблетку. Сил на то, чтобы открыть рот, не хватало. В отличие от меня Михаил нашел в себе силы заговорить и первым делом извинился. До встречи со мной, мол, не подозревал, что такое с ним может случиться. Просто окончательно сдали нервы. Он посмотрел на меня с равнодушием. Я ответила тем же.

– Вы никогда не были Лидиной однокурсницей, – вяло проронил он.

Я нехотя пожала плечами – а пусть думает, что хочет. Если бы смогла сейчас выложить то, в чем уверена, он бы просто помер от смеха. Пусть живет.

– Вы случайно не знаете, к кому мог обратиться Стас, если бы ему довелось вернуться сюда?

Наталья вертела в руках мокрое полотенце, скручивая его в жгут. Михаил, не отрываясь, смотрел на недвусмысленный результат ее труда – петлю и общаться не желал.

– Учтите, если с парнем что-нибудь случится…

– Не надо, Наталья Николаевна. Он все равно ничего не скажет, – озвучила мои мысли Алена. – И не потому, что обхохотался. Просто никому не доверяет. Бросьте вы эту тряпку, поехали домой. Мамуль, будет речь на прощание?

Я кивнула, встала и, направляясь к выходу, очень тихо брякнула:

– Поджигатель!

Его реакция не волновала. Сумасшедшей меня не раз обзывали. Главное, что сама себя таковой не считаю.

Уходили мы не оглядываясь. Зачем? И так известно, что все трое – Михаил, кот и собака смотрят нам в след. И не из-за прилепившегося к моему сапогу ошметка глазуньи. Довольно трудно подозревать в Михаиле злоумышленника, мордой, так сказать, не вышел, но внешний вид не всегда соответствует внутреннему содержанию. Как конфеты в подарочной упаковке. Зачем он поместил фотографии Максимовых на видные места? Опрометчивость или тонкий расчет?

За размышлениями не заметила, как мы уселись в машину и тронулись с места.

– Мам, а почему ты обозвала этого непонятного типа «поджигателем»?

Вопрос дочери вызвал спазм челюстей, и я болезненно сморщилась.

– Наталья Николаевна, остановите, пожалуйста, мамулю заклинило! Она меня пугает. Может, челюсть вывихнула? Не похоже…

Наташка резко притормозила, чертыхнулась и обернулась назад.

– Это у нее на нервной почве. Доржалась за компанию! Теперь, как немая лошадь, всю жизнь безропотно пахать да молчать будет. Давай ее выгуляем немного, может, оклемается…

Мы стояли на замечательном месте – на самом верху пологого склона, «поросшего» маленькими домиками. Внизу у самой реки и до самого горизонта расстилались луга, кое-где сохранившие зеленое напоминание о лете. Ах, если бы были крылья!..

– Если отсюда скатиться вниз, никакого терема не надо. Пока долетишь, сто раз «заразишься». Надо же, какие «заразистые» места. Сплошные овраги. А речушка-то совсем узенькая. Прямо ручеек. И кому в голову пришло эту ленточку Осетром назвать? Настоящая килька в собственном соку.

У Наташки даже нос сморщился.

– Вы нашу речку в половодье не видели.

Рядом с нами остановилась молодая женщина с ребенком в коляске.

– Пару лет назад эта «ленточка» вздулась на шесть метров, снесла два моста, а третий, на всякий случай, просто затопила. Каждую весну берега подмывает и разоряет наш городской бюджет.

Женщина неспешно пошла дальше, а Наташка тут же засобиралась домой.

– Хватит глазеть по сторонам. До весеннего разлива далеко. Нет смысла ждать. Ир, ты действительно не можешь говорить или тебе просто лень?

Я с досадой махнула рукой, прося оставить меня в покое. Наташка фыркнула и заявила Алене, что у меня контузия. На оба полушария.

2

Обратная дорога показалась раз в пять короче – я ее проспала. И очень удивилась, увидев родной подъезд.

– Вылезай! – строго сказала Наташка. – Иначе замурую в ракушке.

Алена предусмотрительно распахнула передо мной дверцу. Вот в этот момент я и разговорилась.

– Этот Михаил сам поджег дом Максимовых! Намеренно!

Судя по реакции попутчиц, они услышали глас оракула. Печать ошеломленности на лицах оправдывала их «стойку». Но, как выяснилось, поразило их не мое высказывание, а сам факт того, что я заговорила.

– Ну-ка, скажи еще что-нибудь. Про дождь, например. Лена, садись с мамочкой рядом, послушаешь.

– Дождя нет. Алена, ты все равно садись.

– Правильно, – обрадовалась Наташка. – Угадала. Какое счастье! Теперь не придется врать Ефимову, что ты перегуляла. Тлетворное влияние свежего воздуха и осенней распутицы. Какую тебя взяли, такую ему и сдадим.

– Послушайте меня. Я всю дорогу молчала. Имею право… Михаил спалил дом Максимовых! Слышали, как он оправдывался, что не умеет готовить?

– Именно поэтому Лидка и не вышла за него замуж, – согласилась Наташка. – А он за это устроил ей пожар. Уж лучше бы ты молчала…

– Не перебивай! Ответь на вопрос, зачем мужику, не привыкшему стоять у плиты в качестве автора кулинарных произведений, пусть даже посредственных, держать под столом набор не новой бытовой техники плюс электрическую швейную машинку?

– Ею можно антрекоты сшивать… Под столом. Тайная страсть… – пробормотала Алена.

– Если техника не новая, она наверняка использовалась, – пояснила Наташка. – Только гораздо удобнее, пожалуй, делать это на кухне…

– Лидочка именно так и поступала!

В моем голосе звучало торжество.

Наташка недоверчиво ухмыльнулась.

– Хочешь сказать… Михаил той ночью проник в дом, немножко придушил Максимовых, выкрал всю бытовую технику – на долгую добрую память, а для уничтожения следов преступления организовал поджог? Знаешь, как-то не верится…

– Мне тоже. Скорее всего придушил он не Максимовых. Но перед тем как устроить большой костер, хладнокровно вытащил часть вещей и фотографии. Вот только не пойму, зачем он их вывесил на стене?

– Затем, чтобы его не обвинили в поджоге. Я, если ты помнишь, об этом первая догадалась.

– Подождите… Мам, я никак не пойму, какой смысл поджигателю спасать часть не нужных ему вещей?

– Прямой. Он спасал их вместе с Максимовыми и по их просьбе. Лидочке, в свое время, они не задаром достались. После поджога все соучастники скрылись. И правды Михаил нам не скажет. Во-первых, потому что в доме совершено еще одно преступление – убийство двух человек. Во-вторых, он знает, что случилось вчера и где находится Стас, иначе бы потребовал от нас немедленных разъяснений. Такое известие о близком человеке кого угодно с ног собьет. Но он слишком зациклился на том, чтобы у окружающих не возникло подозрений о его осведомленности. И тем не менее нервишки не выдержали…

– Ну да! Так заразительно гоготал с расстройства, что и ты «заразилась». Чуть не до смерти. Ох, уж этот Заразск! Может, это незапатентованный метод расправляться с подозрительными личностями? – предположила Наташка. – И тех покойных погорельцев наш ласковый Миша также уморил?

Алена тряхнула длинными волосами.

– Веселый способ расстаться с жизнью… Я вот тут о другом думаю. Если согласиться с тем, что Михаил в курсе последних событий, то сидеть сложа руки они не будут. Лидию Петровну надо спасать, и они знают от кого. Обращаться к кому-либо за помощью им нельзя – боятся рассекретить перед правоохранительными органами свои незаконные действия. Кроме того, боятся бандитов. Значит, начнут действовать в паре. Уверена, мы им не нужны. А раз так, следует забыть обо всем, что связано с Максимовыми.

– И о Лидочкиной сумке?

Наташка так и вскинулась за рулем, нечаянно нажав на сигнал. Машина слабо вякнула, как от неожиданности. Мы на пару секунд замолчали.

– Вам хорошо говорить, – внимательно наблюдая за подъездом, продолжила Наташка. – Как я могу забыть об этой проклятой сумке, если она, бесценная, у меня в шкафу спрятана?

– Но ведь это не скелет? Да и вы не англичанка.

– Вы с мамочкой тоже… не скелеты. Так что забыть не получится. Предлагаю устроить «перепрятушки».

– Да кто бы возражал! Рано или поздно к нам за этой ручной кладью обратятся, – обреченно промямлила я. – Хорошо, если сами Максимовы. А если бандиты? Мы ее, конечно, по глупости взяли.

– Что вы все о ФСБ, как о бандитах?! – вскинулась Наталья. – Надо эту сумку назад отнести. Положим на место. Прямо сейчас не получится. Вечером в порядке исключения сама пойду с Денькой гулять. Лучше попозже – на ночь глядя. Чтобы свидетелей не было. Вы со мной!

– Папик не пустит! – Алена в подтверждение безысходности развела руками.

– Значит, надо его устранить. Дождетесь, пока уснет, и перед выходом прогудите мне по мобильнику. Я его в руках держать буду на режиме вибровызова. Закинем сумку на место, накроем тазом и будем жить спокойно.

Мы еще немного помолчали, задумавшись каждая о своем. До тех пор, пока Наташка не известила, что спокойная жизнь кончилась:

– Инквизиция, блин! В тапочках.

В дверях подъезда торчал мой муж и призывно улыбался. Наталья рассудила, что не к добру: хорошо, если просто оголодал или элементарно проверяет на трезвость. Кто ж его знает, что у него на уме? В отличие от нас, вместе взятых, у него этого ума хватает хотя бы на то, чтобы вести спокойный, размеренный образ жизни.

– У нас она тоже размеренная, – косясь на родителя, возразила Алена. – Полной мерой отпущены только неприятности. Остальное временно недоступно. Быстренько выкатываемся. Папик долго улыбаться не будет.

– Чувствуется, что хорошо отдохнули! Даже домой не затащишь! – бодро прокричал от подъезда Димка и неожиданно резко умолк. В нескольких метрах от нашей машины на свободное место припарковалась Настина семья, с девишника на даче которой мы, надо полагать, и возвратились. На «Наташкиной машине» – так же, как и уехали. Из «Жигулей» вылезла Татьяна с Настей и, приветливо улыбаясь, направилась к нам. «Жигуленок» сразу отъехал. Правильно, до гаража далековато. Зачем зря время терять. У Насти в руках был большой букет разнотравья. Я ощутила непреодолимое желание зарыться в него целиком. И даже сделала шаг навстречу. Но меня опередила Наташка.

– Ну что, почувствовали разницу?! – завопила она так громко, что Татьяна шарахнулась в сторону. – Кто водит машину лучше?

– Конечно ты, – слишком поспешно ответила Татьяна. Судя по решительному виду Наташки, другой ответ ей бы очень не понравился.

– Надо было с нами ехать. Девишник есть девишник. Пускать на него всяких мужей, тем более без приглашения, не стоит! – наставительно заметила подруга. И с этим Татьяна бесспорно согласилась. – Мы здесь специально вас дожидались. Хотели убедиться, что нормально доехали. Ну пока!

– Пока… – покорно сказала Татьяна, а Настя, решив помахать нам на прощание, выронила букет. Он совсем не оживил грязный асфальт.

Выскочить из подъезда сразу Димке помешали тапочки. Пока он раздумывал о целесообразности этого поступка, Наталья легко разрушила его намерения. Причем со словами искренней зависти к «Ирине Александровне», муж которой готов босиком пробежаться по лужам, лишь бы не упустить драгоценные секунды, отпущенные на счастливую семейную жизнь с любимой женой.

– Лучше бы картошечки отварил, – охладила она Димку, мигом забывшего об истинной причине своего порыва. – А я вам маринованных огурчиков подкину.

– Премного благодарны. Свои некому скармливать.