355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Валентина Осеева » Динка (ил. А.Ермолаева) » Текст книги (страница 11)
Динка (ил. А.Ермолаева)
  • Текст добавлен: 6 октября 2016, 20:49

Текст книги "Динка (ил. А.Ермолаева)"


Автор книги: Валентина Осеева


Жанр:

   

Детская проза


сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 47 страниц) [доступный отрывок для чтения: 17 страниц]

Глава двадцать шестая
УТЕС СТЕНЬКИ РАЗИНА

Ленька подходит к отвесной стене обрыва и, поплевав на ладони, быстро карабкается наверх, ловко перешагивая от одного корня к другому. Из-под ног его сыплются на голову Динки колючий песок и сухие комки глины, но она молча зажмуривается, стараясь не отстать от своего товарища. Оторванная оборка платья волочится за ней, цепляясь за корни и чахлые кусты.

Поднявшись наверх, Ленька присаживается на корточки и протягивает Динки руку:

– Ну, вылезай! Распустила павлиний хвост и ползешь – эдак и сковырнуться можно! Обвяжи его вокруг себя или за пояс заткни, – советует он.

Динка поспешно привязывает к поясу оборку. Она боится, что Ленька раздумает брать ее с собой, и, заглядывая ему в глаза, робко торопит:

– Пойдем, Лень?

Ленька молча встает и идет по краю обрыва. Чуть приметная тропка вьется между кустами; подмытая ливнями, она иногда обрывается, и вместо нее торчат из земли голые корни поваленных деревьев; иногда, отходя от края, тропка теряется в кустах колючего дерна с круглыми, как шарики, зелеными ягодами. Ленька раздвигает кусты, и, смыкаясь за его спиной, они больно хлещут Динку по лицу и по плечам, но она не жалуется и, крепко сжав губы, продирается за Ленькой, обрывая платье и царапая руки… Босые ноги ее исколоты, а тропка все бежит да бежит, то круто поднимаясь на гору, то падая вниз, а слева, освещенная ярким солнцем, блестит Волга, ослепляя глаза и с мягким шелестом накатывая на берег волны…

Динка спотыкается и на ходу вытаскивает из босых пяток колючки, но если нашелся человек, который может показать ей утес Стеньки Разина, то надо идти и молчать, хотя бы со всех сторон вонзались в нее колючки, думает усталая Динка.

А Ленька идет да идет, не оглядываясь и словно не замечая следующей за ним по пятам Динки.

Крутой обрывистый берег вдруг рассекается надвое, образуя между двумя половинами глубокую трещину. Ленька обходит опасное место и снова идет по краю обрыва. Берег поворачивается, пристань с баржами и пароходами уходит из глаз. Ленька останавливается, раздвигает кусты и оглядывается назад:

– Вот утес Стеньки Разина! Гляди!

Динка протискивается вперед и становится с ним рядом. Один только шаг отделяет их с Ленькой от глубокой пропасти. Земля в этом месте круто обрывается, и огромный, как остров, кусок обрыва стоит совсем отдельно, окруженный со всех сторон широкими провалами. В середине его – пожелтевший от – времени и поросший диким мхом утес. Рядом с ним лежит поваленное грозой дерево, голые ветки его простираются над берегом и тянутся к воде, словно черные, высохшие руки мертвеца. У Динки захватывает дух от любопытства и страха. Вцепившись в руку Леньки, она заглядывает в пропасть… Далеко-далеко виден каменистый берег, вода подходит почти к самому обрыву и, смывая с него желтую глину, с шумом отбегает назад…

– Вот это и есть утес Стеньки Разина, – тихо и убежденно говорит Ленька.

«…И стоит много лет, только мохом одет…» – припоминает очарованная Динка.

– Лень, Лень, а как же пройти туда, на этот камень? – спрашивает она с замиранием сердца.

Ленька усаживается на траву и задумчиво жует травинку.

– Я знаю как, только не скажу…

– Почему не скажешь? – шепотом спрашивает Динка.

– Потому не скажу, – медленно говорит Ленька, – что ты девчонка маленькая, сболтнешь кому-нибудь, похвалишься и выдашь это место.

– Не похвалюсь я, Лень! Не выдам я! – лихорадочно цепляясь за него, уверяет Динка. – Разве я сыщик какой-нибудь? Я не сыщик! Нет! – В голосе ее слышится обида и гнев. – Я не сыщик! – топая ногой, кричит она на Леньку.

– Хорош сыщик! – усмехается Ленька, забавляясь ее гневом. – Сыщик – это Нат Пипкертон, пять копеек за выпуск! А ты куда годишься с оборкой энтой?.. Ну, чего разобиделась?

Занозистая какая! Утес ей понадобился! Ну, прыгай головой вниз!

Динка тоскливо оглядывается на камень… Леньке становится жаль девочку.

– Ладно, – мрачно говорит он, – я поведу. Только слышь, Макака… Задумал я убечь от хозяина, а деться мне некуда, кроме этого места. Скажешь кому пропал я.

Динка отчаянно мотает головой.

– Ну, посиди тут.

Ленька раздвигает соседние кусты, расшвыривает кучу валежника, отодвигает в сторону тяжелые камни и вытаскивает из земли широкую крепкую доску. Подтащив ее к краю обрыва и перекинув через трещину, он долго пробует крепость доски ногой, потом смело шагает на середину и, схватившись за ветку сухого дерева, перепрыгивает на утес.

– Вот как я! – весело говорит он, глядя на оробевшую Динку. – Теперь можешь идти! Тут твоих три шага, не больше. Только вниз не гляди. Боишься?

– Боюсь, – сознается Динка.

– Ну, боишься, так посиди маленько; а обвыкнут у тебя глаза, тогда и перейдешь.

– Ладно, – соглашается Динка, усаживаясь на край доски. «Как же атаман переходил туда? Тоже по доске или просто прыгал? – думает она. – Наверное, просто разгонялся и прыгал – ноги у него большие, длинные. А у меня ноги маленькие и не очень длинные, мне не допрыгнуть, а надо по доске…»

Ленька дважды переходит на обрыв, потом обратно на утес – проверяет доску.

– Ну, обвыкли глаза? – спрашивает он.

– Нет еще, – вздыхает Динка. – Доска-то… она качается…

– Ну, а что ж такого? Это ведь не сходни. Ну, обвыкай еще, – соглашается Ленька и снова переходит на утес. Остановившись на самом краю его, он выжидательно смотрит на Динку и, вытянув почти до середины доски руку, ободряюще говорит: – Вот и рука моя. Шаг шагнешь и хватайся.

Динка крепко сжимает зубы и встает на доску, но взгляд ее падает вниз, и она снова усаживается на обрыв.

– Ну, что же ты? – разочарованно спрашивает Ленька, опуская руку.

– Вниз поглядела… – жалобно оправдывается Динка.

– Ну, вот какая! Я же сказал – не гляди! – с досадой говорит Ленька.

Динка снова встает на доску.

– Давай руку! – решительно говорит она. Ленька напряженно вытягивается вперед.

– Шагай – раз! Шагай – два! – считает он, подхватывая на середине доски Динкину руку и осторожно переводя ее на утес. – Вот и все!

– Все! – облегченно говорит Динка и громко смеется от радости.

– Ну, теперь не страшно! Обходи за мной камень, тут у меня скрытное жилье есть. Не жилье, а настоящая пещера Лихтвейса! – хвастливо говорит он.

Динка трогает поросший мхом и кое-где пожелтевший камень с дырочками на поверхности.

– Полезем на него! – просит она.

– Полезем! – соглашается Ленька. – Только с другой стороны, тут не влезть.

Они обходят камень и, карабкаясь по сухим веткам поваленного дерева, взбираются на самую верхушку.


– Здесь атаман Стенька Разин сидел? – шепотом спрашивает Динка, усаживаясь рядом с Ленькой на зеленый мох.

– А где же больше? Самое место ему тут! – говорит Ленька. – А посидевши, конечно, спать лег. И знаешь, где спал?

– Где?

– А в той пещере, что я сейчас говорил, – таинственно сообщает Ленька и стучит ногой по камню. – Вот под этим самым камнем…

– Под нами? Но ведь он не спал, он думал… – сомневается Динка.

– Когда думал, а когда и спал… – задумчиво отвечает Ленька.

Динка смотрит на Волгу, на бегущие по ней пароходы, на длинные плоты.

– «И утес-великан все, что думал Степан, все тому смельчаку перескажет…» – тихо говорит она и робко спрашивает: – Перескажет нам что-нибудь утес, Лень?

– Перескажет, – уверенно кивает головой Ленька. – Я и песни твоей еще не знал, а как приду, бывало, сюда, и чтой-то мне вроде кто нашептывает в уши: «Беги, Ленька, от хозяина али возьми камень и убей его! Не убьешь ты его, так он тебя убьет!»

– Убей ты! – хватая его за руку, просит Динка.

– Убить человека не просто. Сроду никого не убивал я… Лучше убечь… Это я так, к слову сказал вроде сила у меня тут такая является!

– И у меня сила является, – шепчет Динка, сжимая свои кулачки. – Это нам с тобой от Стеньки Разина, да?

– Может, от него, а может, от чего другого. Нет тут над человеком кулака, и расправляет он себя, как орел крылья! – Ленька встает и, упершись рукой в бок, гордо оглядывается. – Вот убегу я и, как орел, буду жить тут! Сам себе хозяин!

– Беги, Лень! Я тебе хлеб приносить буду! И денежек принесу! – горячо обещает Динка.

Ленька снова усаживается рядом с ней:

– Откуда ты денег возьмешь? Своих у тебя нет, а красть я тебе никогда не посоветую. Слышь, Макака? Сроду не кради ничего! Я воров много видал – руки у них скрючены, а глаза ровно волчьи, так и бегают, так и бегают! Сохнут они от воровства, жулики-то.

– А почему сохнут? – со страхом спрашивает Динка.

– А потому, что все ж они люди, а ни рукам, ни глазам покою нет и воровской хлеб на пользу не идет, вот и сохнут… Совесть как возьмется за человека, так она его всего искорежит, – с глубокой убежденностью говорит Ленька. – А ты и вовсе девчонка маленькая, мелкая сошка, пропадешь совсем, если красть будешь! – строго добавляет он.

– Я не буду красть, Лень…

Динка хотела б сказать, что она возьмет у мамы и хлеб и денежки, что мама у нее добрая-предобрая, что она сама пожалеет его, Леньку, и, может быть, даже насовсем возьмет его к себе… Но, вспомнив с горьким сожалением, что она в глазах Леньки сирота, несчастная, брошенная девочка, что именно поэтому он пожалел ее и побил ее врагов, Динка замолкает. Она боится сознаться, что у нее есть мама… Ленька может подумать, что она вообще лгунья, и пожалеть, что показал ей утес.

– Я деньги заработаю, буду с шарманщиком ходить, петь буду, – тихо говорит она.

– Я и сам себя прокормлю, – бодрится Ленька: – Возьму удочку у Федьки, рыбу буду продавать…

– А кто это Федька?

– А тот паренек, белобрысый такой, что вместе с Митричем из воды нас вытаскивал.

Динка ежится и опускает голову.

«Эх ты, паскуда!» – вспоминает она и торопливо начинает объяснять Леньке, как все это вышло, почему подумала тогда, что он вместе с Минькой и Трошкой хотел ее утопить.

Но Ленька не слушает объяснений, он по-своему понимает ее поступок.

– Что ж, ты сирота, – вздыхая, говорит он. – У тебя и сердце сторожкое, и ненависть к людям… Я не сержусь, я понимаю…

– А у тебя разве ненависть ко всем людям? – спрашивает Динка.

– Нет, был один редкий человек, – тихо говорит Ленька. – Сказывал мне есть хорошие люди. Только сам я их не видел. А тех, что видал… – Глаза его темнеют, грудь тяжело дышит. – Вон гляди! – срывая с себя рубаху, говорит он. – Кто это, как не люди?

Динка видит темные рубцы и вдавленные белые шрамы на его спине. Между острыми торчащими лопатками – свежая набухшая полоса.

– Кто это, как не люди? Хозяин тоже считается человеком, – надевая снова рубаху и усаживаясь рядом с Динкой, говорит Ленька.

Динка молчит, но губы у нее трясутся.

– Ты что? – спрашивает Ленька.

– Я сейчас возьму камень и убью его… – бормочет Динка.

– Кого убьешь? – с живым интересом спрашивает Ленька.

– Хозяина твоего, – задыхаясь от злобы, шепчет Динка. Ленька широко раскрывает глаза и, опрокидываясь навзничь, громко хохочет.

– Ты что, в уме? – спрашивает он и снова хохочет. – С первым человеком смеюсь, – говорит он, успокоившись и ласково глядя в злые, колючие глаза девочки. – Чудная ты, Макака… Ну, что смотришь? Ладно тебе…

– Сбеги тогда! – строго говорит Динка.

– А вот как погрузимся, так и сбегу. Мне бы только не забояться в последнюю минуту… – вздыхает Ленька.

– Не забойся! Не буду водиться с тобой, если забоишься! – сердито кричит Динка.

– Ишь ты! – говорит Ленька, но в глазах его загорается решимость. – Так сбечь? – спрашивает он вдруг, глядя в лицо Динки потемневшими от волнения глазами. – Велишь сбечь?

– Сбечь! – ударяя кулаком по камню, коротко отвечает Динка.

– Ладно. Пусть вместе со мной провалится в Волгу этот утес, пусть убьет меня на этом камне гроза, если я не сбегу! – торжественно клянется Ленька. Вот поклялся, теперь уже не отступлю, – серьезно говорит он. – И самая лютая смерть мне не страшна!

Динка молча прижимается щекой к его плечу. Спутанные волосы ее лезут Леньке в глаза.

– Погоди, – говорит он, осторожно отодвигая девочку, – весь свет ты мне своей гривой закрыла. На-ко вот гребень, расчешись!

Динка берет у него обломок гребешка и, морщась, старается расчесать густые пружинистые кольца своих волос.

– Э, нет! – отбирая у нее свой обломок и пряча его в карман, говорит Ленька. – Я тебе железный гребень куплю!

– Купи! А разве бывают железные? – удивляется она.

– Ну как же! Я на базаре видел. Может, они, конечно, для лошадей, но и тебе в самый раз! – серьезно говорит Ленька.

– Конечно! Они же не ломаются! А когда купишь?

– Вот заработаю и куплю… Ну, пойдем пещеру смотреть! – вспоминает он.

– Где атаман спал? Пойдем.

Ленька показывает подружке глубокую яму под камнем:

– Тут ни дождь, ни гроза не достанут! А сидеть и двоим можно!

– Это ты вырыл, Лень? – спрашивает Динка.

– Нет, она тут и была. Я только камни повыкидал. – Она тут и была? Значит, верно, что Стенька Разин здесь спал?

– Может, и верно.

– Конечно… Чего же ему? Подумал, подумал да и заснул… Но в песне про это ничего не поется, – задумчиво говорит Динка, заглядывая в «пещеру».

Ленька извлекает откуда-то помятую жестяную кружку:

– Вот для воды я себе припас. А теперь начну сухари здесь копить!

– А когда хозяин твой приедет? – беспокоится Динка.

– Не знаю. Сказал: еду на неделю. Может, обманул? – хмурится Ленька. Надо мне идти!

– Ну, пойдем! Мне тоже некогда.

Назад Динка идет по доске спокойнее. Ленька протягивает ей руку.

– Ну, вот и обвыкли твои глаза! – хвалит он девочку, засыпая землей и валежником доску.

– Камни положи, – напоминает Динка.

– Непременно, а то видна будет.

– Опять по краю пойдем? – морщится Динка.

– Можно прямо наверх подняться, к дачам. Тут близко. А ты где живешь? – спрашивает Ленька.

– Я… на дачах живу.

– Ну, так иди прямо. Там дорожка гладкая, без колючек.

Найдешь сама? – спрашивает Ленька.

Динка кивает головой и скрывается между деревьями. – Книжку поищи! – доносится до нее голос Леньки. – Эй, слышь, Макака?

Глава двадцать седьмая
ДЕДУШКА НИКИЧ В СВОЕЙ РОЛИ

Проплутав немного между деревьям и, Динка вдруг попала на хорошо утоптанную тропинку и, поднявшись выше, уткнулась прямо в свой забор.

«Вот так штука! – удивились он, – Мы так далеко шли с Ленькой по обрыву, а здесь, оказывается, сбежать – и все!» Значит, к утесу гораздо ближе от их дачи, чем к пристани. Вот хорошо! Динка подошла к забору и хотели уже пырнуть в лазейку, как вдруг около палатки Никича раздался голос Алины:

– Дедушка Никич! А Динки так и нет!

«Я здесь!» – хотела крикнуть Динка, но, вспомнив о своем платье, решила пройти через калитку. Если Алина у Никича, то Мышка тоже, наверное, там, а может быть, и Катя. Надо снять платье и пробежать в сад – там около крокетной площадки стоит кадушка с водой. Если немного обрызгаться и свернуть платье, как полотенце, то все подумают, что она купалась. А потом можно будет незаметно положить этот узелок в самый дальний угол шкафа.

Сняв платье и сунув его под мышку, она помчалась вдоль забора в одной рубашонке и, завернув за угол, остолбенела от испуга и неожиданности. Прямо навстречу ей из калитки вышла Катя.

– Ой! – шлепаясь с размаху в траву, прошептала Динка. Но Катя не видела ее, она смотрела прямо перед собой и шла медленно, как будто не хотела идти, но все-таки шла. Лицо Кати поразило Динку: оно было такое белое, как будто с него сошел весь загар, не оставив ни кровинки даже на щеках, а зеленые глаза Кати казались такими светлыми и грустными, что Динке вспомнилась сказка о немой русалочке. Она, наверное, была такая же, как сейчас Катя. Вот так же солнце просвечивало насквозь ее кудри, и крупные кольца их сверкали, как темное золото. Лежа в траве, Динка в молчаливом изумлении провожала взглядом свою молоденькую тетку. Ах, если бы у Кати был рыбий хвост и если бы она внезапно онемела, то ничего не могло бы быть лучше! Динка сама водила бы Катю на берег, и они вдвоем ждали бы там ее принца. Но у Кати нет рыбьего хвоста, и, наверное, она еще не совсем онемела – во всяком случае, она всегда сумеет сказать Динке что-нибудь неприятное… И куда она идет? Не искать ли «подлую девчонку», это «убоище», которое опять убежало из дому, надев самое лучшее платье? Но нет, в руках у Кати запечатаннок письмо, она, наверное, хочет отправить его на пристани.

Не смея верить удаче, Динка долго смотрит вслед своей тетке, и, когда фигура Кати скрывается за деревьями, она в один миг влетает в калитку и мчится но дорожке к дому. На террасе никого нет, в комнатах тоже пусто.

Динка открывает дверцу шкафа, засовывает в самый дальний угол свой узелок и, найдя вчерашнее платье, поспешно облачается в него. Теперь все! Можно спокойно подумать о чем-нибудь другом… Почему, например, Алина у дедушки Никича? Она так редко ходит к нему в палатку… Может, рано утром у них побывал Костя и теперь Алина выполняет уже его «тайное и важное поручение»? Но при чем тут дедушка Никич? И где Мышка?

– Мышка! Мышка! – выбегая на террасу, кричит Динка.

– Ау! Иди сюда! – раздается голос Мышки.

Динка бежит на ее голос и видит обеих сестер у палатки Никича. Ого! Да они работают! Алина выпиливает что-то из фанеры, а Мышка стругает дощечку. А сам дедушка Никич ходит между ними и все что-то объясняет, указывает… Дедушку Никича совсем нельзя узнать. Он такой торжественный, в начищенных ботинках и в синей рубашке с галстучком. И лицо у него светлое, доброе, совсем как на пасху, когда он приходит христосоваться. Динка подбегает к сестрам и подозрительно обходит вокруг Алины… Гм… фанерка… пилочка…

– Становись на работу! Почему опоздала? – кричит дедушка Никич, и голос у него такой зычный, требовательный, что Динка невольно робеет.

– На какую работу? Куда опоздала? – спрашивает она.

– Опоздала ко мне на урок, – сильно окая, говорит дедушка Никич. – Сейчас сестер отпущу, а ты останешься!

– Да она, дедушка Никич, не знала. Нам Катя только после чая сказала, что мы будем с вами заниматься, – объясняет Алина.

– Ну, не знала, так на первый раз прощаю… А то вон они, часы-то. И звонок я себе завел!

Старик показывает детям будильник и блестящий школьный звонок.

– Вот как зазвоню, чтобы мигом собирались! Ну, говори, Динка, что тебе по душе? Скамеечку ли будешь мастерить или рамочку выпиливать себе? Одним словом, ставь перед собой цель, а поставишь цель – добивайся. Не так, чтоб какое дело начать, а потом бросить и другое начать. Этого я не позволю. Ну, выбирай, что будешь мастерить? Девочка вспоминает Леньку.

– Я сундучок такой, легонький, с ручкой, чтобы взять и идти с ним куда глаза глядят!

– Ишь ты! Сундучок с ручечкой! – усмехается дедушка Никич, разглаживая свою бородку. – Немалая задача! Ну, между прочим, я помогу, конечно. Гм… да… А какой же размером ты хочешь?

Динка разводит руками:

– Ну, просто, не маленький и не большой, вот как моя спина… Померяй по моей спине, дедушка Никич! Динка поворачивается и подставляет спину.

– Зачем тебе? – удивляется Мышка. – У тебя целый ящик есть для игрушек.

– Ну, пускай, пускай делает! Вещь должна быть по душе! – добродушно говорит дедушка Никич и ведет Динку отбирать дощечки. – Погоди, не ворочай зря. Чего копаешься без толку? Какой толщины тебе нужна доска? Говоришь, чтоб был легонький, ну и бери потоньше. А теперь давай сантиметром смеряем длину и ширину твоего сундучка…

Девочки работают охотно. Алина старательно выпиливает по рисунку; Мышка, розовая от непривычных усилий, стругает вторую дощечку. Она хочет сделать скамеечку маме для ног. Никич обещал покрасить ее в зеленый цвет с нарядным ободочком. Динка тоже старается вовсю, но, чувствуя себя более умелой, чем сестры, вдруг вмешивается в их работу.

– Не так, не так стругаешь! – кричит она Мышке. – Дай я!

Мышка пищит и изо всех сил тянет к себе дощечку.

– Дети! Дети! – строго покрикивает Алина, не поднимая головы от своей фанерки.

– Прекратить возню! Стань на свое место! Не указывай! Я сам укажу, что надо! – стучит по верстаку Никич.

Динка принимается за свое дело, но, взглянув на Алину, шепчет:

– Алина, ты бы взяла пилочку потоньше… Дать тебе?

– Дина, не мешай… – рассеянно откликается Алина. Динка успокаивается, но ненадолго.

– Смотри, дедушка Никич, так я делаю? – поминутно дергает она старика.

– Ты смотри не торопись! Испортишь мне материал, другого не дам! – угрожает дедушка Никич. – Что ты рвешься, как щенок на привязи? Работать надо с толком, с терпением.

Конец урока дедушка Никич торжественно возвещает звонком.

– Складывайте работу, – довольно говорит он, – теперь до завтра!

Девочки складывают работу, каждая отдельно: Ннкич дли всех троих находит удобные местечки.

– Спасибо, дедушка Никич! – степенно говорит Алина.

– Спасибо… – тянется к старику Мышка и звонко чмокает его в морщинистую щеку.

– Спасибо, Никич! – шлепая ладошкой по ладони старика, дурачится Динка. Давай в окунька и рыбочку сыграем!

– Иди вон с Мышкой сыграй, а я тут маленько приготовлю кое-что к следующему уроку.

Лицо старика сияет. Ну вот, наконец уговорил он мамашеньку, и все пошло нормальным ходом. «Девочки ничего, послушные, задору, правда, в работе у них нет, от себя ничего не придумают, но старание есть. Обвыкнут помаленьку, смелей будут браться – может, и задор явится… А приедет Саша и скажет: «Я думал, белоручки у меня растут, ан нет! Видно, повернул их мой Никич на свою трудовую стезю…» – глядя вслед своим ученицам, радостно думает старик. Спасибо скажет Саша… скажет спасибо», – приговаривает он про себя, готовясь к завтрашнему уроку.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю