Текст книги "Ловец тени"
Автор книги: Валентин Тарасов
Жанр:
Историческая проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 19 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]
И Чеслав готов был поклясться, что был страх в тех словах ведуньи.
А старая знахарка, немного помолчав, заговорила снова:
– А еще... Не знаю уж, в самом ли деле так мне виделось или совсем все во сне спуталось, да только будто бы та тень порой одна, а то еще одна за ней проступает и тоже за тобой следует...
После этого Мара, пребывая в задумчивости, прошептала еще несколько слов, которые Чеслав не разобрал, поднесла руки к лицу и медленно, даже с каким-то усилием вытерла его, а также начавшие слезиться глаза, словно стараясь стереть остатки воспоминаний о своих беспокойных снах.
– Думаю, уж не потравитель ли да поджигатель той тенью за тобой следует? – Она посмотрела на парня теперь уже ясными глазами. – Ты за ним, а он за тобой...
– А больше, кажись, и некому, – задумчиво сказал Чеслав и почувствовал, что покривил душой.
Покривил, потому как упоминание знахарки о второй, скрытной тени, что, возможно, следовала за ним, беспокойной занозой засело в голове.
– Уж не знаю, в помощь ли тебе, Чеслав, мой сон аль в слова пустые, а все, что смогла, я сделала, – поднялась Мара с пня и взяла из рук юноши пустую миску, поскольку содержимое ее во время рассказа знахарки тонкой струйкой пролилось на землю.
Сам Чеслав и не заметил того – так жадно впитывал повествуемое.
– А теперь, коль надумал, скажи, что дальше делать собираешься, муж?
Мара решительно взяла его за подбородок пальцами и, приподняв голову, заглянула в глаза. А у самой взгляд стал колюч и взыскателен, будто ждала от него чего-то, да не говорила, чего именно.
– Смерти, что в округе нашей стались, с чужаками к нам пришли...– начал размышлять юноша. – И у нас же их самих и настигли. Ну, одного так уж точно.
– Так, может, за ними смерть и ходила? – непонятно к чему вела знахарка.
– Отчего же теперь за мной гоняется?
– Потому как знать про то хочешь, – жестко резанула Мара.
Чеслав рывком высвободился от ее руки.
– И не только знать, а и покарать нелюдя! – Кровь ударила ему в голову и разожгла дремавшую злость. – За родню Кудряша. За невинно погубленных. И чтобы в страхе не жить нам!
– Не отступишься? – спросила так, словно прикрикнула, Мара.
– Не пристало сыну Велимира и мужу нашего племени спускать обидчикам да погубителям крови нашей! – схватился с места Чеслав.
Он и сам не заметил, как руки сжались в кулаки.
Неожиданно Мара, только что жесткая и взыскательная, обмякла и удовлетворенно усмехнулась:
– То и хотела услышать от тебя, парень.
«Ох и хитра же старуха! Хитра! А скорее, мудра... Вон как злость во мне распалила! Да желание докопаться до истины раззадорила! Хоть и без того хотел...» – подумал Чеслав.
Вслух же заговорил решительно:
– Смерть за чужаками пришла, а про самих пришлых мы мало что знаем. А то и вовсе ничего. И потому прознать про них больше надо: что за люди и кому тропу неудачно перешли. Думаю, прознать можно там, откуда они к нам пришли. Старый Сокол, наставник мой, мудро учил начинать искать оттуда, откуда след пошел.
– Верно молвишь, охотник, – подхватила знахарка. – Потому как голос мне тоже сказал, что искать надо в той стороне, откуда чужаки пришли. Тебе не сказала сразу, потому как хотела, чтоб то твоя воля была, твой выбор, а не мной или бреднями моими сонливыми навязанный...
Подойдя, Мара потянулась к его вихрам и, потрепав их, с серьезным, сосредоточенным видом, что-то бормоча себе под нос, провела рукой по его лицу. Закончив, со слабой улыбкой оттолкнула молодца от себя.
– Как все, что скрыто ночью, днем становится явным, так и тень когда-нибудь распознается...
Чеслав уже выходил из жилища, когда его настигли напутственные слова старой знахарки:
– Не ходи прямыми тропами, парень. Да хранят тебя Великие!
Сказанное гулким эхом откликнулось под каменными сводами пещеры.
Чеслав и не думал, что пробудет в пещере старой Мары столько времени, что Даждьбог-батюшка уже успеет уйти на покой и на округу опустятся густые сумерки. Не предвидя того, что ночь так близка, он и не подумал прихватить с собой горящую головешку из очага старой Мары, чтобы легче было распознавать тропу. А возвращаться за ней счел излишним, потому как хорошо знал дорогу в родное городище и рассчитывал добраться до дома еще до наступления полной темноты.
Однако черноликая ночь оказалась более прыткой, чем проворные ноги молодца. Юноша едва успел миновать болото, как все вокруг стало малоразличимым.
Но что опытному охотнику глухая тьма? Ведь столько раз ему доводилось коротать ночную пору среди дикого леса. Чеслав стал лишь продвигаться не так торопливо, чтобы не потерять тропу.
Внезапно ночную тишину расколол резкий треск и что– то тяжелое с шумом рухнуло впереди него.
«Не ходи прямыми тропами, парень...» – искрой вспыхнуло в сознании предупреждение старой знахарки.
Чеслав в одно мгновение выхватил нож, выставил его перед собой, навстречу окружающей темноте, и принялся стремительно поворачиваться на каждый подозрительный звук, следя, чтобы к нему не подобрались сзади.
– Кто здесь? Выходи! Покажи свое обличье поганое! Я все одно тебя разыщу! Все одно распознаю лютого! – яростно выкрикивал он невидимому врагу.
Но время, пульсируя напряженной жилкой на виске Чеслава, стекало, а никто не выказывал своего присутствия рядом.
Немного успокоившись, молодой охотник подумал о том, что это могло рухнуть и трухлявое дерево, подточенное неумолимым временем, или сухая ветка надломиться под тяжестью зверя либо птицы. Хотя могла быть и подстроенная неизвестным, который в последнее время стал преследовать его, западня. Ведь нож и камень, брошенные в его сторону, не привиделись ему. Но если сейчас кто и был на тропе или рядом, то разве распознаешь в эдакой темени?
Чеслав сделал несколько осторожных шагов вперед, готовый в любую секунду отпрыгнуть в сторону. Но ничто, кроме упавшего дерева, через которое он с легкостью перебрался, больше не мешало продвижению.
И все же не надо забывать о предостережении мудрой Мары:
«Не ходи прямыми тропами, парень...» – вспомнил Чеслав.
Знахарка попусту слов на ветер не бросает.
Да только другой тропы от пещеры Мары не было.
Мелкий летний дождик тихо шелестел по лесу, осыпая кроны деревьев, листья кустов, стебли травы, лепестки цветов и все, что не могло от него укрыться, неисчислимым количеством прозрачных стрел-капель. Взял он в осаду и избушку волхва, что стояла неподалеку от капища, и, казалось, каждой своей частичкой старался проникнуть в ее деревянную утробу. Но только самым метким водяным горошинам удавалось проскочить через узкую оконницу и, ударившись о твердь бревна и разлетевшись на еще более мелкие части, опуститься водной пылью на одного из присутствующих там мужей. И кто после этого скажет, что настырник-дождь не достиг своей цели?
В тесном жилище у жарко пылающего, несмотря на летнюю пору, очага сидел волхв Колобор и два его гостя – Сбыслав и Чеслав.
Колобор, почти не мигая, слушал рассказ Чеслава о походе на хутор Молчана и о страшной находке, обнаруженной там, а также о мертвом чужаке, на которого они с Кудряшом случайно наткнулись в лесу. Внешне волхв казался совершенно спокойным и только вздрагивающие время от времени пальцы рук, что покоились на коленях, выдавали его встревоженность. Страшная смерть хуторян, а перед тем семьи Кудряша, мало кого могли оставить безучастным, вот и пришли глава городища Сбыслав с племянником Чеславом держать совет с волхвом Колобором о тех смертях внезапных, потому как народ в городище роптать стал, пребывая в неведении их причин.
Дослушав рассказ молодого охотника до конца, старый волхв закрыл глаза – то ли от усталости, то ли для того, чтобы скрыть тревогу, а может, обдумывая услышанное. Какое-то время он молчал, а после, так и не открыв очей, тихо промолвил:
– Чуяло сердце, что не к добру все то...
Сбыслав и Чеслав, не совсем понимая, к чему были сказаны слова те, переглянулись. Колобор же, резко открыв глаза, пояснил:
– Не приглянулись мне сразу чужаки те. Вроде и с миром, и с почтением пожаловали к нам... Однако помыслы их... скрытными мне показались. Речи медоточивы, сами учтивы, а глаза... Было в них что-то... Так старшие порой на дитятей неразумных смотрят...
На пороге незаметно, отчего Чеслав даже вздрогнул, появился помощник волхва Миролюб с деревянной миской в руках. Подойдя к жрецу, он протянул ему сосуд со словами:
– Испей, ведун, самое время.
Колобор поморщился, но все же взял миску и выпил содержимое большими глотками, скривившись еще больше.
– И что ты туда такое мешаешь? – пробурчал волхв скорее для оправдания своей слабости перед малоприятным напитком, чем от недовольства, а мужам пояснил: – Прихворнул малость... Вот Миролюб и пользует зельем. Да уж больно горьким... – Отдав миску помощнику, отер Колобор губы и усы.
Подкинув в очаг еще одно полено, Миролюб вышел незаметно, как и появился.
Колобор же, встав с ложа, на котором до того сидел, подошел к оконнице и подставил ладонь под летящие капли дождя. После, выждав немного, поднес руку к глазам и, сосредоточенно глядя, как бегают дождинки по ладони, задумчиво продолжил:
– Да... Уж не знаю, что занесло гостей чужинских к нам, а только вместе с ними и Зло черное пришло в городище наше, а теперь, видно, и в округу проникло. – Тень легла на лицо волхва. – Как бы не довелось нам сжечь городище наше, пращурами основанное, чтобы люд сохранить, да искать новое место для прожитья. Страшной пошестью одарили нас пришлые. Смерть посеяли...
– Да только то вовсе не пошесть была, а потрава, – неожиданно подал голос Чеслав.
Колобор остановился и, медленно повернувшись, впился в него глазами.
– Потрава? Откуда тебе про то ведать?
Чеслав закусил губу. Знал, что сказать правду – навлечь на себя и Мару гнев Колобора. Уж непонятно отчего, но сильно лютой была вражда волхва к отверженной знахарке. Запретным было ходить в пещеру к ней. И под запретом было даже имя ее.
– Знаю, что потрава то... – твердо сказал Чеслав.
– Ведать про то доподлинно только Великим под силу!
В негромком до того голосе волхва зазвучала резкость, смешанная с подозрением.
– Знаю... – стоял на своем Чеслав.
– С Марой водился, неслух! – взревел неожиданно волхв и махнул в его сторону раскрытой пятерней. – Запрет нарушал!
Никогда еще Чеслав не видел Колобора таким лютым. Губы старца дрожали, глаза потемнели, а пальцы сжались в кулаки и побелели. Да и Чеслав был не из робких. Впервые он посмел спорить со служителем Великих. И только потому, что считал себя правым.
– Не про то сейчас думать надо, Колобор. Не про распри... – вмешался в их противостояние Сбыслав. – И коль Чеслав подозревает, что хуторян пожгли живьем, то искать надо, кто сделал это. А если Горшиному семейству и чужакам потраву кто учинил, то и того нелюдя сыскать следует. А может, и нелюдей.
Слова Сбыслава подействовали на пылающего гневом волхва подобно холодной воде. Закрыв глаза и сделав глубокий вдох, кудесник провел рукой по своей длинной бороде, выдохнул и уже мирно прошептал:
– Да простят Великие гнев мой!
Колобор снова сел на свое ложе, стараясь не смотреть в сторону Чеслава: то ли сердясь на юношу, то ли испытывая неловкость за то, что дал волю гневу, а не мудрому слову.
– И за упрямство парня не кори. Чеслав, конечно, по молодости своей может ошибаться, и все беды наши таки от пошести... – Сбыслав заблаговременно положил руку на плечо парня, предупреждая вероятный протест. – Однако и то проверить надо. Коль чужаки пришли к нам в городище от соседского племени и родов, то, думаю, следует к ним в ответ пожаловать, да и прознать, не от них ли ту болячку пришлые нам занесли. И если то мор, так и у них смерть празднует. А если нет пошести, то все одно про чужаков больше узнать можно будет.
Дослушав главу рода, волхв согласно кивнул:
– Здраво ты, Сбыслав, молвишь. – Теперь старец, казалось, совсем успокоился. – Злодеев, порешивших жизни соплеменников наших, конечно же, сыскать надо. Если то и в самом деле были злодеи.
Жрец все же не утерпел и зыркнул в сторону Чеслава.
Однако парня это нисколько не смутило. Он был уже полноправным мужем своего племени, знал свое право на слово и никому уступать в том не собирался. Даже служителю Великих – волхву. Покориться он готов был лишь воле самих богов.
Дядька Сбыслав между тем продолжил развивать свою мысль:
– Да и про пропавших в нашей округе чужаков ответ перед соседями держать все одно придется. Не хватало нам еще дурной славы, что люд, пришедший с миром, жизни лишаем. Не ровен час, нас и други наши дичиться станут. Так что и в этом разобраться следует.
– С миром ли? – казалось, задал самому себе вопрос Колобор, но тут же согласился с Сбыславом: – Однако следует разобраться... – И озабоченно поинтересовался: – Кого к соседям послать думаешь?
У Сбыслава уже был ответ и на этот вопрос.
– Да вот хоть и Чеслава, – легонько хлопнул он племянника по спине. – Пусть докажет правоту свою. А сноровку в делах путаных он уже в разгадке смерти отца своего и брата показал. Авось и теперь не сплошает.
Ой как радостна была та похвала для Чеслава! Но он, как уже опытный охотник и следопыт, и вида в том не подал, лишь рассудительно добавил:
– Я с Кудряшом пойду. Ему прознать, отчего родня сгинула, не меньше моего жжет.
Ни Сбыслав, ни Колобор не стали возражать против того. Сбыслав же поспешил заручиться поддержкой кудесника в другом.
– Скажи, волхв, будут ли благосклонны Великие к походу тому? – И поскольку волхв не спешил с ответом, добавил уже настойчивее: – Что скажешь, Колобор?
Но и тогда Колобор заговорил лишь через время, да так, что и понять трудно было, одобряет ли он искренне тот поход:
– Пусть жертву Великим поднесут достойную и в путь выступают. А я за них слово перед богами держать буду...
Он положил руку на символ Даждьбога, что висел на груди.
Вдруг едва уловимый шорох заставил Чеслава отвлечься от разговора, что продолжался в хижине. Ему показалось, что за стеной, у самой оконницы, кто-то есть. Дарованное ему чутье зверя распознало среди шума дождя затаенное, едва различимое дыхание. И в том слабом, замедленном движении воздуха чувствовалась огромная жажда уловить каждый звук, каждое слово, произнесенное в хижине. Но было то сильное желание смешано и с неменьшим страхом быть обнаруженным.
Чеслав и сам когда-то именно так, у этой самой оконницы, подслушал важный для себя разговор.
«Но кто там сейчас? Кому есть дело до того, о чем здесь речь ведется? Может, это тот, кто тенью безликой во сне Мары являлся, а теперь за нами и сюда последовал? Или кто другой праздный интерес имеет? Или не праздный? Кто же? Неподалеку хижина, где обитают помощники Колобора. Может, кто из них любопытствует? Хотя к святилищу любой доступ имеет...»
Чеслав хотел было выбежать из хижины, чтобы застать подслушивающего, но сдержался, подумав, что если чутье его обманывает, тревога окажется ложной и под оконницей никого нет, то хорош же вид он будет иметь перед почтенными мужами, которые доверяют ему такую важную миссию. А если даже и справедливы его предчувствия, то успеет ли он застать неизвестного обладателя любопытных ушей или тот окажется более проворным? И тогда поднятая тревога опять же выставит его на посмешище.
Между тем Сбыслав засобирался уходить. Тронув Чеслава за плечо, он подтолкнул его к выходу.
– Парни, как соберутся в путь, придут Великим поклониться. А тебе желаю здравия и погибели хвори твоей, Колобор! – сказал Сбыслав и шагнул за порог.
Чеслав, шедший следом, успел услышать слова Колобора:
– И все же я думаю: пошесть то была. – А после еще более убедительно: – Да что я, смертный служитель? Великие мне про то поведали!
Выйдя за порог, Чеслав первым делом подошел к стене, где была расположена оконница. Сейчас там, конечно же, никого не было. Но кусты под прорезью были слегка примяты, а на земле виднелся едва различимый след...
Несколько крадущихся, почти бесшумных шагов по траве... Осторожная рука отвела ветку, заслонившую от его взора поляну, и пытливый глаз быстро оглядел открывшееся пространство... На той стороне, куда деревья отбрасывают густую тень, ни единого движения. По окраине у колючего кустарника – ничего приметного. Чуть подальше, где солнцу удалось прорваться сквозь кроны деревьев и светлыми пятнами покрыть траву, тоже никого нет. Только малоприметные прыгуны стрекочут, перекликаются, заявляя сородичам о своем присутствии в безмятежном травяном мирке.
И вот наконец-то!
У небольшого куста, щедро залитого солнечным светом, он увидел ту, которую выслеживал от самого ручья. Именно там он обнаружил ее первый след, четко отпечатавшийся на влажной земле. Видать, приходила утолить жажду.
Она была неспешна и так грациозна в движениях, что Чеслав невольно залюбовался лесной дикаркой. А та, словно желая, чтобы ее рассмотрели еще лучше, сама сделала несколько шагов в его сторону. Опасаясь спугнуть ее, а значит, и упустить, молодой охотник даже затаил дыхание, как будто она могла уловить его напряженный шум. И теперь ему казалось, что он слышит малейший шорох травы под ее осторожными ногами. Вот она замерла, словно раздумывая, шагнуть дальше или нет, вскинула голову, повернула ее в одну сторону, в другую... В какой-то момент ему показалось, что ее влажное, с поволокой черное око смотрит ему прямо в глаза. Но она, на его удачу, не видела тайного наблюдателя, укрытого зеленой гущей ветвистого куста.
Чеслав оглянулся через плечо, подал беззвучный знак, и осторожно, как и он до того, следом прокрался Кудряш. Он тоже с неменьшим вниманием уставился на лесную лань.
Этим утром с первым лучом новорожденного светила они вышли за порог дома, а далее за ворота селения и отправились во владения лесного духа – приветствовать его и задабривать. Готовясь к отбытию в продолжительный поход к соседнему племени, они не могли оставить Болеславу без пропитания и должны были запасти для нее как можно больше свежей дичи. О том и просили у духа, потому и отправились в такую рань на охоту.
Кивнув Кудряшу, чтобы действовать синхронно, Чеслав поднял свой лук, выбрал удобный просвет между густыми ветками и прицелился в ничего не подозревающего зверя. Неожиданно лань, словно все же учуяв опасность, напряглась, тревожно вскрикнула и рванулась прочь, но после первого же прыжка упала в траву как подкошенная. Молодой охотник обескураженно смотрел на бьющееся в судорогах животное, ведь он даже не успел спустить стрелу. Краем глаза он заметил, что и находящийся рядом Кудряш еще не спустил свою и с неменьшим недоумением смотрит то на Чеслава, то на сраженную лань. А из брюха поверженного животного торчала стрела!
Возможно, Чеславу это показалось, но внезапно он уловил тихое клокотание, похожее на птичье. Оно доносилось откуда-то со стороны, но с какой именно – было не совсем понятно. Юноша дал знак Кудряшу замереть и прислушался. То, что раньше показалось ему клокотанием, теперь было больше похоже на сдавленный смех. Ну конечно! Это был людской смех и доносился он с противоположной стороны поляны. Там явно кто-то скрывался, а Чеслав, увлеченный выслеживанием лани, и не заметил, что кто-то тоже приглядел себе эту дичь. Кудряш, очевидно, услышав звуки, доносящиеся из лесной чащи, и, раздосадованный утратой выслеженной ими добычи, придав голосу грозности, что было мочи закричал:
– Эй, что там за олух пустоголовый таится? Выйди да покажись! – А услышав новый, уже нескрываемый взрыв смеха, прокричал еще рьянее: – Кто там хохоталку свою удержать не в силах? Выходи, а не то сами выволочку устроим да бока-то пообдерем как следует!
Послышались шум и треск ломающихся кустов, и на поляну со смехом и перекликами высыпала ватага вооруженных луками парней и девок из их городища. Был среди них рыжий Борислав, здоровяк Добр, близнецы Мал и Бел да их старший брат Стоян, а также длинный Серьга да еще с тройку парней. Была с ними и Зоряна с подругами.
Увидев, что это не кто иные, как их соплеменники, из укрытия выбрались на поляну и Чеслав с Кудряшом. Наблюдая нахмуренные лица двух друзей, ватага разразилась еще большим весельем. Кудряш, не выдержав издевки, перекривил смеющихся:
– Гы-гы-гы! Ни дать ни взять – жеребцы да кобылы взбесившиеся!
Парни да девки на те слова его едва в пояс не гнулись от одолевавшего их смеха.
– Да вы, хлопцы, не серчайте, мы ведь не со зла... – отдышавшись немного, обратился к ним простодушный Добр. – Мы тоже на охоту выбрались, да узрев ненароком, как вы лань выслеживаете, позабавиться решили. Зоряна и подбила вашу дичь вперед вас сразить. Ну вот мы и...
Чеслав заметил, как от тех слов Зоряна резко обернулась в сторону Добра и резанула его взглядом своих красивых глаз так, что парень, не договорив, осекся на полуслове. Ей было явно не по душе то, что Добр выдал ее. Чеслав ждал, что она, бойкая от природы, тут же даст отпор или попытается поддеть незадачливых охотников, но девка и глаз на него поднять не захотела, не то что как-то объяснить свое желание подшутить над ними. Молча, словно и не о ней была речь, отошла в сторону.
– Да не одна Зоряна шутку ту затевала. Я тоже потехе той ой как рада была. Поделом вам! – выскочила вперед Малка, то ли прикрывая подругу, то ли и впрямь имея за что-то зуб на него или Кудряша.
«Да не на меня ли?» – подумал Чеслав, вспомнив, как в хороводе купальском Малка обхаживала его взглядами. А что, как затем и на берегу?
– Раз уж у вас сноровки взять дичь не хватило, так хоть мы сподобились, – с наглым прищуром вместо Зоряны подначил их Борислав, давний соперник Чеслава за первенство в ватаге
Кудряш, едва не задохнувшись от такого оскорбления, хватанул воздуха, отчего стал больше похож на тетерева на токовище, и горячо выпалил:
– Ас твоей сноровкой, Бориславка, даже дохлых блох не поймать! Потому как и там соображать надо! А тебе ведь нечем – гарбуз-то пустой!
Слово за слово, укор да похвальба, и парни едва не схлестнулись в драке, благо ватага растащила их в разные стороны, не дав пустить в дело кулаки. Но словесную перепалку задиры не оставили и все норовили сразить один другого словом побольнее.
– А твоя башка только для кучерей и пригодна, пустобрех!
– Пес рыжий!
– Говорят, вы к соседям, что вниз по реке обитают, собрались? – спросил Чеслава не участвующий в общей сваре и молчавший до того Стоян.
– Говорят... – проворчал Чеслав, недовольный тем, что об их походе известно уже всей округе.
– Откуда пошесть пришла к нам искать затеяли? – снова спросил Стоян, вроде как и без большого интереса, а так, между прочим, для поддержания разговора.
Чеславу не очень нравились те расспросы, и он хотел было промолчать, однако шустрый Кудряш, как раз прервав перепалку с Бориславом, ответил вместо него:
– Затеяли дознаться, кто смерть в округе сеет!
В его голосе трудно было не уловить явный вызов.
После тех слов его парни да девки из ватаги почему-то притихли и переглянулись между собой. А некоторые даже принялись качать головами, словно удивляясь намерению двух друзей.
Стоян же после недолгого молчания заговорил вновь:
– По городищу слухи бродят, что то кара нам от Великих, а с волей богов спорить себе во вред. И покарать могут. Не боитесь? – Он словно испытывал их.
– Это чем же кровь моя прогневила Великих, что сгинули все, от мала до велика? – вскипел от сказанного Кудряш.
– Только Великим ведомо то было... – пожал плечами Стоян.
– Да им Великие не указ! – заметил с издевкой Бориславка.
Чеслав даже не взглянул в сторону извечного соперника, выражая тем самым свое презрение, а Стояну и ждущей ответа ватаге сказал:
– Кары Великих не боимся, потому как верим в их справедливость. А познать причины тех смертей следует, чтобы избежать больших.
– Как знаете, ваше дело, – оглянувшись на остальных, заметил Стоян.
Когда ватага, прихватив убитую лань, подалась прочь, Чеслав, глядя вслед уходящим сородичам, задумчиво заметил:
– Видать, Кудряша, кому-то ой как не по нраву то, что мы хотим дойти до истины да причину смертей отыскать. Вон какими слухами народ потчуют! Страх нагоняют. Неспроста это, ой неспроста.
Кудряш на то лишь молча потер ладонью грудь. В душе он испытывал двойственные чувства: с одной стороны, как и каждый смертный, боялся кары Великих, а с другой – до боли хотел найти и покарать убийц своей семьи. И спрашивая себя, что для него сейчас гораздо важнее, несмотря на все страхи, понимал – месть. Тем более что в союзниках у него был Чеслав.
Из задумчивости Кудряша вывел легкий толчок в плечо. Без лишних слов друг направился в лесную чащу, и Кудряш, отбросив потайные умствования, поспешил за ним. Время шло, день добегал середины, а им еще предстояло выследить новую дичь.
Вернувшись с охоты, Чеслав решил навестить старого Сокола. Уже вторая новая луна народилась на ночном небосводе, как Сокол был ранен пришлым чужаком стрелой в спину, и до сих пор хворь не отпустила его окончательно. Так и сидел старик в своей хижине да топтался вокруг нее, не имея еще достаточно сил самостоятельно выйти в лес. Отчего сильно и тяготился.
В племени и городище Сокол был в особом почете, потому как обучал отроков охотничьему и ратному делу, тем и служил общине. Многому, чему научен был по выживанию в диком лесу, Чеслав обязан был старому охотнику.
Согнувшись едва ли не пополам, Чеслав вошел в хижину Сокола. Но и здесь распрямиться ему полностью не удалось: уж слишком низенькой была хатка у старого мужа. Сам хозяин, очевидно, дремал на лежаке в темном углу, на что указывало густое сопение, но заслышав, что в жилище кто-то вошел, сразу пробудился.
– Это кто здесь шастает непрошеный, леший тебя закусай? – грозно рыкнул старик из полумрака.
– Чур меня! Чур! Это я, Чеслав.
Юноша вышел в просвет, что шел от узкой оконницы, чтобы хозяин смог увидеть его.
– А-а, Чеславка... – распознав гостя, более миролюбиво заворчал Сокол. – Я уж думал, ты совсем забыл старика, что уму-разуму тебя учил... В городище, сказывала дочка, объявился, а ко мне так и глаз не показал. Дак конечно, кому теперь хворый нужен? Брось-ка щеп в очаг – хоть разгляжу тебя, непутя, толком.
Чеслав поспешил выполнить просьбу наставника. Слабо тлеющие в очаге угли, получив щедрую поживу, резво вспыхнули ярким огнем, отвоевав у сумрака значительное пространство, чтобы присутствующие в хижине мужи смогли увидеть друг друга.
Наверное, если бы кто незнающий вошел вместо Чеслава в хижину и узрел ее хозяина, то от увиденного мог и вздрогнуть. Из полумрака на него глядело лицо, сильно изуродованное на охоте зверем. Глубокая рана, пересекавшая лоб, глаз и щеку, придавала и без того суровому обличью старого охотника свирепый вид. А растрепанные усы, борода да густая косматая шевелюра довершали этот устрашающий образ.
– Зря серчаешь на меня, Сокол. Ведь как только мы с Кудряшом в городище воротились, на нас такие горькие вести да напасти посыпались, что только успевай уворачиваться. Сам, небось, знаешь, что в селении да в округе творится неладное. Смерти странные гуляют да празднуют вольно. А мне в тех смертях разобраться хочется... Так что не серчай на мой такой нескорый приход, Сокол. Вот принес тебе гостинец ушастый с охоты.
Чеслав поднес ближе к огню убитого зайца и положил его у очага.
Сокол посмотрел на подарок, отвел глаза и уставился в темный потолок:
– Э-хе-хе, леший всех задери! – тяжко вздохнул старик. – Когда-то сам лучшим охотником в округе был, не чета многим, а теперь с чужой подачи живу!
Но, несмотря на недовольное ворчание, в душе старого наставника потеплело от того, что один из его лучших учеников проявил такую заботу.
– Ты, Сокол, и теперь справный охотник. А то, что хворь после стрелы тебя одолела, так неужто ты ее, сопливую, не поборешь? – подзадорил старого охотника Чеслав.
– Леший ее... А уж и не знаю, кто кого – или я ее, или она, зараза, меня! Давеча вон до ворот городищенских дошкандыбал, а дальше зась. Силушки былой нет...
– Да то пока. Мара сказала, по лесу еще побегаешь... А Мара редко ошибается.
Чеславу было чудно, что он поучает наставника терпению, как сам Сокол когда-то учил его, мальца. Да, нелегко дается деятельному от природы Соколу вынужденное бездействие.
От порога послышался шум быстрых ног, и в хатку вбежала Руда —единственное дитя Сокола. Вбежала и застыла у входа, увидев в жилище гостя.
– Где пропадала? – строго спросил Сокол дочку.
– Отчего ж пропадала? Всего за крапивой и выбежала, – показала она отцу большой пучок крапивы, завернутый в лист лопуха. – Да по дороге девок повстречала, что с речки шли. Словом перекинулись...
– Гляди у меня! Узнаю, что с парнями лясы точишь да глазами стрелы в них пускаешь, лозиной отхожу! Не гляди, что хворый!
Руда решила не спорить с суровым отцом, да еще и при госте, лишь тяжко вздохнула. И было отчего. Девушка была очень схожа обличьем на отца и оттого красотой совсем не отличалась. Потому и парни на нее не засматривались, и на гульбищах не привечали, как ее подруг-однолеток. А при таком грозном родителе Руда могла остаться на всю жизнь в девках.
– Вот, Чеслав зайца нам принес, возьми да обдери, – уже совсем миролюбиво распорядился Сокол.
– Спасибо тебе, Чеслав, – боясь поднять на парня взгляд, чтобы ненароком не рассердить отца, тихо сказала Руда и, покорно взяв ушастого, вышла за порог.
Пристроившись недалеко у входа в хижину, девушка принялась обдирать зайца, умело орудуя ножом. Отсюда она хорошо слышала, как мужчины возобновили прерванный ее приходом разговор.
– А ведь у меня к тебе, Сокол, дело важное есть. Вот просить тебя пришел, – неспешно и с расстановкой перешел Чеслав к цели своего прихода.
– Меня? Какое такое дело важное? – заворочавшись на постели, оживился старик.
– Общине послужить.
Было слышно, как старик крякнул не то от боли, неловко повернувшись на лежаке, не то от удовольствия быть полезным и от того, что в нем нуждаются.
Чеслав же принялся пояснять:
– Мы с Кудряшом в дорогу к соседям нашим собираемся, разузнать хотим про пришлых чужаков, что гостили у нас, поподробнее. А тебя хочу попросить, пока мы в отлучке будем, чтобы ты, как только окрепнешь и силы в себе почувствуешь, походил по лесу, поглядел опытным глазом, а вдруг что странное в око бросится или кто...
Руда даже рассердилась на Чеслава за то, что он просит ее отца снова в лес отправиться. Ей гораздо спокойнее было, когда Сокол в городище возле нее находился, несмотря на его частое ворчание и суровость в отношении ее. Ведь один он у нее кровный остался. Да и годы уже у старика не те, чтобы лесом рыскать. А после того, как ранили отца и он едва выжил, думала, не станет больше в лесную глушь рваться. Да, видать, ошиблась.
Руда уже хотела было вбежать в дом и вмешаться, да испугалась гнева родительского. Знала, что не следует женщине в дела мужские соваться.