Текст книги "Возмужание"

Автор книги: Валентин Гнатюк

Соавторы: Юлия Гнатюк
сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 25 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]

Накануне кудесник с отроком поработали на славу: вымыли и выскребли всё дочиста, а Святослав даже убрал вокруг баньки старую траву и сухой камыш.

Войдя в предбанник, остановились. Здесь царил терпкий хвойный и берёзовый дух: Святослав с утра настелил на пол свежих веток, и они пушистым зелёным ковром упруго ходили под ногами. Через открытую входную дверь и ничем не забранное узкое оконце лучи предзакатного Хорса мягко освещали бревенчатые стены, а из нутра бани дышало горячим сухим теплом.

– Добре! – не удержался старик. – Истинно, сынок, трудом своим и тщанием ты воздал богу Купале честь в день его праздника, молодец!

Святослав был доволен похвалой волхва, однако, как и подобает мужчине, чувств своих не высказал, только шумно вздохнул и начал стаскивать рубаху.

Раздевшись, вошли в баню, где воздух был так разогрет, что даже дышалось с трудом. Сев на лаву, предались неге разогревания тел. Когда раскраснелись, старик плеснул из кувшина на раскалённые камни. Настой целебных трав душистым паром поплыл вокруг, вливаясь вовнутрь при каждом вдохе.

– Тебе, боже, царствующему во всех реках, озёрах и источниках, когда проходит время Яра и Лада и наступает Твой час, нынче творим молитву отдельную! – изрёк волхв.

Набрав в деревянные ковши горячей воды из большого медного котла и разбавив до нужного из бочки, вылили на себя, ощущая, как ласковое тепло воды обволакивает тела. Когда дышать стало тяжело, зачерпнули студёной воды.

– Слава Тебе, боже Купало! – провозгласил Велесдар. – Очисти тела и души наши от всяческой скверны – от горькой обиды, злобы, ненависти, зависти, разной хвори и немощи. Пусть всё недоброе, что случилось за год, истечёт прочь, как вода при омовении!

– Слава Тебе, Пречистый Купало! – повторил Святослав. С этими словами они опрокинули на себя студёные ковши.

Святослав только крякнул, – за время утренних омовений у криницы он уже привык не бояться ледяной купели. Здесь же холодная вода была истинным спасением от проникающего в каждую пору жара.

Затем они долго лежали на лавках, усердно тёрлись мочалами, стегали друг друга берёзовыми вениками, вновь обливались горячей – почти кипящей – водой.

А когда жар и пар в баньке сгустились так, что стало обжигать лёгкие, а тело, казалось, раскалилось докрасна и не помогали никакие обливания из ковша, они, хватая воздух, выскочили наружу и кинулись прямо в упругую гладь озера. Дыхание опять перехватило, но потом стало приятно. Поплавав в прохладной воде, уставшие, вернулись в предбанник и, припадая к кувшину с квасом, утолили великую жажду.

Облачившись в праздничные рубахи, возвращались из бани, не ощущая тела, умиротворённые, невесомые и чистые, как сам лесной воздух или ключевая вода в роднике.

Вернувшись к избушке, Велесдар разворошил огнище посреди поляны, бросил на тлеющие угли мелкий хворост. Затем, поджегши факелы, они со Святославом поднесли их к отдельному кострищу, сложенному высоким конусом из дубовых брёвен.

– Слава Купальскому Огнебогу! – провозгласил волхв.

– Гори-гори ясно, чтобы не погасло! – добавил Святослав.

Закурился дымок, робкое пламя лизнуло пучок сухой травы, затем охватило дрова помельче, и вот священное купальское огнище враз запылало ярко и радостно, вздымая в ночную темень огненные искры.

Старец принёс завёрнутый в холстину хлеб и кувшин с медовым квасом-сурьёй-сурицей.

– Ведаешь, что это? – спросил он с оттенком торжественной значимости.

– Свежий хлеб? – догадался Святослав, зная, что Велесдар с вечера заквашивал тесто, а утром из печи не только по избушке, но и далеко окрест разносились чудные запахи.

– Это не просто хлеб, а Прощенник, – пояснил кудесник. – Нынче мы очищаем не токмо тело, но и души наши, и помыслы. Иначе какая чистота, ежели останется внутри хоть малая толика обиды на ближнего или дальнего, на друга, родственника или вовсе незнакомого человека. Потому помолчим сейчас, вспомним, кого мы со времени прошлого Купалы обидели – с умыслом или без оного, – а потом попросим у всех прощения и сами простим обидчиков в этот священный день!

Оба замолчали, погрузившись взглядом в огонь. Через некоторое время, не отрывая взора от пламени, старый волхв заговорил:

– В день Очищения перед ликом самого Купалы прошу прощения у тех, кому не смог помочь или мало помог в лечении. Прошу прощения также у птиц и зверей лесных, коих сгубил для пропитания. У трав и деревьев, коих лишил жизни для изготовления снадобий, для постройки и прочих нужд, – простите меня и примите хлеб-Прощенник и медовую сурью через священный Купальский Огонь!

С этими словами волхв отломил от хлеба ломоть, положил на угли, плеснул туда же сурицы из жертвенного сосуда и поклонился огню.

– Прошу прощения у княгини Ольги, – продолжал он, обращаясь к пламени, – за то, что отнял от неё любимое чадо на долгий срок, чем причинил боль её материнскому сердцу. Прости меня, мать княгиня! – вновь поклонился волхв. – И у тебя, отрок Святослав, – повернулся он к княжичу, – прошу прощения, что разлучил тебя с любящей матерью, друзьями, домом, верным пардусом. За непростую жизнь в глухом лесу, за то, что порой излишне строг бываю в учении, за то, что причинял боль, заставляя ходить босиком, и обливал холодной водой, не щадя твоих слёз и жалоб! Прости, Святослав, старого волхва и прими из рук моих в знак прощения купальский хлеб и сурицу…

Старик отломил от каравая изрядный ломоть, налил в ковш медового квасу и протянул Святославу.

Юноша знал, как ему положено отвечать, но то, что старый мудрый кудесник просил прощения у него, столь юного и глупого, как ему казалось в этот миг, задело душу и растревожило до слёз.

Дома он не раз был свидетелем этого ритуала, знал, что есть такой обычай. Но здесь, сейчас, Велесдар не совершал ритуала, – детское сердце сразу бы почувствовало это, – нет, старик просил прощения по-настоящему, всей душой! Все его слова, и боль в них, и раскаяние были настоящими, как всё здесь. Как старый нож с потрескавшейся костяной рукоятью был именно ножом, а не украшением в виде ножа. Как старая избушка, что служит только для жилья, защиты от непогоды и диких зверей, а не для того, чтобы показать, сколь богат её хозяин. Как простая еда на их столе, которая именно еда, а не предмет похвальбы или изобилия, – её не станешь есть, когда сыт, в то время как изысканные яства можно поглощать из-за красивого вида и удивительного вкуса вплоть до обжорства.

Именно сейчас, в этот миг всё, что произошло с ним, слилось воедино, и родилась чёткая и ясная, как Купалин день, мысль: в этой его жизни всё – настоящее, всё – на самом деле!

Голос отрока был хриплым и слегка дрожал, когда он наконец выговорил:

– Я прощаю тебе, отче Велесдар, и перед ликом Купалы говорю, что нет в моей душе и сердце ни малой толики обиды… – Святослав поклонился в ответ на поклон волхва. Потом неожиданно всхлипнул, смахнул слезу и уткнулся головой в плечо кудесника. – Прости меня, деда, – проговорил он сквозь слёзы, – за мою нерадивость в учении, за дерзость, за спесь, что ранили твоё сердце! За то, что не всегда помогал тебе, считая, что это не моё дело, а больше всего – за глупость мою и непонимание, что и обливание, и хождение босиком, и прочая наука – то всё делал ты для моего же блага. Прости, отче Велесдар, не оставь обиды и прими в знак прощения из рук моих хлеб-Прощенник и сурью!

Святослав, повернувшись, отломил и подал старику мякиш, где нет твёрдой корки, и ковш с питьём. При этом руки его подрагивали, а на ресницах поблёскивали слезинки. Впервые в жизни княжич так искренне и глубоко переживал душевное очищение. Поклон учителю был долгим, до тех пор, пока старик не закончил ответное слово о том, что он простил Святослава всем сердцем.

Оба неторопливо стали есть свои Прощенники, запивая медовой сурьёй.

Потом, по примеру Велесдара, отрок попросил прощения у тех, кто были далеко: у матери, нянек, дворни и всех, кого обидел за этот год. Ломоть хлеба и глоток сурьи передал им через священный огонь. После этого почувствовал ещё большее облегчение.

– Видишь, Святославушка, огонь вверху то на два, то на три языка разделяется? Значит, Купале угодна наша жертва и наши молитвы, и до всех, о ком мы просим, дошла наша просьба о прощении. Мы с тобой нынче омылись Купальской Водой, съели Прощенники, однако для полного очищения надобно ещё через Купальский Огонь пройти.

Святослав знал об этом. И прежде в Киеве, упросив кормильца Асмуда и нянек пойти поглядеть на праздник, он, невзирая на их уговоры и острастки, смело прыгал через кострище, которое разводили волхвы на берегу Непры. Но теперь, после бани, молитв Купале и взаимного прощения, после нескольких глотков медовой сурьи тело казалось вовсе невесомым. Вместе с душой оно играло и пело, радостная безудержная сила рвалась наружу. Разбежавшись, княжич вихрем пронёсся прямо сквозь красно-оранжевые языки, легко и свободно взмыв над кострищем, потом живо развернулся и помчался обратно. Он наслаждался этим волшебным вечером, мовью в бане и озере, воздушной лёгкостью тела и горячими объятиями купальского пламени, которое словно играло с ним и было совсем не страшным, даже когда задымился край рубахи и слегка обгорели ресницы и чуб.

Нарезвившись и напрыгавшись вдоволь, Святослав, запыхавшийся и счастливый, остановился перед Велесдаром и задорно выкрикнул:

– Деда, теперь твоя очередь!

И тут же спохватился: разве сможет старый кудесник прыгнуть через огонь? Но как же он тогда уважит Купалу?..

– Верно речёшь, Святославушка. Каждому положено Огнём Купальским очиститься, – поддержал кудесник и, взяв длинную жердину, подошёл к кострищу. Он принялся разгребать кострище, огонь которого поубавился, ветки и сучки прогорели, но от ало пышущих углей шёл ещё нестерпимый жар. Яркие угли снопами искр отвечали на движения старика. Ещё немного – и пышущие жаром угли вытянулись в длинную огненную дорожку, сверкая и переливаясь, будто малиновые звёзды.

Святослав видел освещённое бликами раздуваемых Стрибожьим дыханием углей сосредоточенное и вместе с тем необычайно одухотворённое лицо волхва. Губы старца беззвучно шевелились, он весь внутренне подобрался и будто наполнился светом, и отрок понял, что кудесник беседует с богами.

Велесдар подошёл так близко к огненной тропе, что Святослав забеспокоился, не вспыхнет ли сейчас подол его длинной рубахи. Ведь когда прыгаешь с разбегу, огонь не страшен, а стоять прямо у пылающих углей…

Как бы уловив эту мысль отрока, Велесдар подобрал рубаху, и… у Святослава перехватило дух почище, чем в бане и холодном озере, – от неожиданности он замер с открытым ртом и округлившимися очами. Старик спокойно шагнул прямо в кострище, и его нога по щиколотку погрузилась в раскалённые угли. Но вместо того, чтобы немедленно выдернуть её обратно, Велесдар ступил второй ногой и так, не спеша, прошёл через всю огненную дорожку, поднимая при каждом шаге завихрения из блестящих искр. Преодолев огнедышащий ковёр, он развернулся и вошёл в кострище снова. И опять Святослав не увидел никакого отражения боли на спокойном лице волхва. Старик даже разровнял ногой угли, чтобы было ровнее. Ой, что ж он творит?! Как такое можно выдержать, на таких углях можно только мясо жарить, а не босые ноги совать! – поразился Святослав.

Но ещё большее изумление ожидало отрока, когда кудесник, сев на колоду, стряхнул с подошв пепел и прилипшие угольки. Святослав не заметил ни страшных ожогов, которые неминуемо должен был получить Велесдар, ни даже простейших волдырей. Кожа оставалась такой же сухой и чистой.

– Как ты это делаешь, отче? – выдохнул поражённый Святослав.

– Все мы – дети и внуки богов наших, только в мирской суете забываем об этом. А кудесник должен хотя бы иногда вспоминать. Вот и я нынче, слава Купале, вспомнил… – просто ответил старец.

– А я смогу когда-нибудь так? – зачарованно глядя на волхва, спросил отрок.

Старик внимательно взглянул на него и ответил:

– Почему «когда-нибудь»? Ты сейчас сможешь! Купальское пламя не жжёт того, кто очистился душой и телом, кто чист помыслами. Ступай по огненной стезе, будто по траве шёлковой, и ничего не бойся. Только для начала делай мелкие быстрые шаги.

В спокойном голосе волхва было столько уверенности, что вдохновлённый Святослав подошёл к огненной дорожке.

– Слава Купале, богу славянской Чистоты и Здравия! – подбадривая, воскликнул Велесдар.

– Слава Купале! – выдохнул Святослав и, затаив дух, с замершим сердцем помчался по раскалённым углям.

То, что он ощутил, поразило его не менее. Угли не только не жгли ноги, но и казались… мягкими. Ошеломлённый отрок, делая мелкие быстрые шажки, пролетел единым духом всю двухсаженную огненную дорожку. Остановившись на зелёной траве, он восторженно воскликнул:

– Отче, Купальский Огонь и взаправду не сжигает мои ноги! И побежал обратно.

Окрылённый Святослав раз пять промчался туда-сюда через огненную тропу, прежде чем насладился своей победой над Огнебогом и получил на память небольшой ожог, когда захотел, подобно Велесдару, неторопливо прогуляться по углям.

* * *

Назавтра поднялись рано, едва Заря уронила на луга свои росистые перлы. Управившись по хозяйству, взяли большую холщовую суму для трав, берестяное лукошко для ягод, кое-что из еды и углубились в лес, который неумолчно шумел могучими кронами сразу за небольшой избушкой волхва.

– Нельзя драгоценный час терять, Купало нас не простит, ежели поленимся, – говорил Велесдар.

– А отчего именно сейчас травы собирать надо? – полюбопытствовал Святослав.

– Не только сейчас. Как только сойдёт снег, насытится земля духом Ярилиным, а Стрибожьи ветры просушат её и всякий злак пойдёт в рост, а в лесу закипит бурная жизнь насекомых и птиц, тогда уходим мы, кудесники, в леса и поля собирать Яров цвет. Но больше всего, конечно, зелья родит на Купалу, вернее, в купальскую седмицу – последнюю седмицу месяца Червеня. Тогда всякие коренья, душистые цветы и листья собираем, потому как в эти дни в них содержится самая великая лечебная сила.

Святослав вспомнил, как теремные девки рассказывали про волшебный цветок Папороти, который цветёт только в один день, именно на Купалу, и отцветает в одночасье, так что надобно его успеть сорвать, и тогда он укажет клады великие.

– Деда, а ты ходил в Купалину ночь за Жар-Цвет-Папоротью?

– Не ходил, – отвечал старик, став на колени и осторожными движениями рук очищая торчащий из-под прошлогодней листвы тугой стебель. – Тот цвет ищут кладоискатели, а мне он ни к чему, зачем мне те деньги? Всё, что надо, под рукой имею, ни овец, ни коров покупать не собираюсь, нам вон с тобой и Белки хватает. Травы насобираем, в пучки свяжем, под балкой высушим. А потом огнищане из селений придут, люди из Киева приедут, мы им снадобьями и поможем. Что принесут – на том спасибо, а принудительной платы за лечение брать нельзя, потому как нам боги Веды и здравие, растения, воду, воздух, солнечный свет и само житие бесплатно дают…

– А что за цветок ты сейчас берёшь?

– Это златоцвет, от лихой простуды, трясучки и злой немощи помогает. А вот этот, – старик вынул из сумы ранее собранный пучок, – молочальник, добрый заговорный цвет на кровь-руду.

Пройдя ещё немного, спустились на небольшой луг у реки.

– Гляди, златотысячник! – Велесдар указал на густоопушенные рыжими волосками кустики травы с жёлтыми, похожими на мотыльков цветами. – Он от сердечной боли помогает, от отёчности избавляет, кровь останавливает, от худого сухотного кашля первый помощник. А ну-ка, сынок, сотвори молитву, как я тебя учил, и аккурат при самой земле срежь костяным ножом, – травы железа не любят. Сам его сушить будешь, потом и снадобье сделаешь, покажу как, рука у тебя детская, лёгкая, к тому же Купалой очищенная.

– Скажи, отче Велесдар, – обратился отрок к учителю, когда они отправились дальше, – много ли есть целебных трав из тех, что растут в лесу и в степи?

– Мудрёный ты задал вопрос, – приостановился волхв. – Того, пожалуй, кроме бога Травича, никто и не ведает. По сути говоря, такой травы, чтобы вовсе бесполезная была, и не сыскать…

– Как же, ты ведь сам говорил, что есть много ядовитых трав, от которых умереть можно!

– Верно, только и ядовитая трава, которую есть, конечно, нельзя, может быть незаменимой при многих человеческих болезнях, – можно в ней руки-ноги парить, примочки делать, поясницу растирать. Вот, к примеру, эта зелёная травка с резными листочками, что на сломе оранжевый сок выделяет и на вкус горькая-прегорькая, – она зовётся чистец. Эта трава весьма ядовита, но ежели кожу человека какая мерзкая язва или чесотка поражает, то без этой ядовитой травки её не одолеть. А ежели отвар её осторожно, считаными каплями внутрь принимать, то и от многих смертельных хворей спасти может.

Беседуя, они стали подниматься вверх по пологому склону, который весь был покрыт весёлыми белоствольными берёзами. Рощица будто светилась, пронизанная солнечными лучами и наполненная птичьим щебетом.

Старик невольно замедлил шаг, любуясь светлой красой молодой рощи. Его морщинистая рука нежно коснулась белого ствола.

– Хороша берёзка! Стройна, крепка, а как красива она в Яре своей вешней зеленью! Но не только красотою берёза славится. Из листьев её отвар настаивают и пьют от лихоманки, а отвар почек при болях в животе помогает. Опять же берёзовой корой даже сырые дрова разжечь можно, столь жарко горит она. А проварить – так и пиши на берестяных листах письмо или туески с кузовками для ягод плети.

– А мне пасока берёзовая шибко нравится, вкусная, сладкая! – подхватил Святослав.

– Только сок брать можно без вреда для дерева, ежели ему не менее двух десятков лет, – пояснил старик, зорко осматриваясь вокруг. – Ага, вот, поди сюда! – позвал мальца, отступив шага ни три и присев. – Вот травка малая, незаметная вовсе, а ежели человек глазами болеет, то травку эту должен с молитвой собрать, сделать отвар и промыть очи и будет тогда здоров, ибо эта трава – очанка – изводит своей силой всякую глазную болезнь и возвращает здравие по воле бога Травича, за что мы и посылаем ему благодарствие. Можно и просто приходить сюда на Заре и умывать очи росой с этой травы.

– Выходит, если знать про все травы и деревья, то любую хворь одолеть можно? – с горящими любопытством очами спросил отрок.

– Одолеть-то можно, – согласился старик, – только, чтоб силу травы сохранить, многое знать надобно: какие части её целебными являются – цветок, корень или лист, а порой у цветка и корня совсем разные свойства, даже на одной траве. Потом, надо знать время, когда она наибольшую силу имеет супротив этой болезни, ведь одна и та же трава, в разное время взятая, может разные болезни лечить…

– А что ещё? – не утерпел Святослав.

– А ещё ты сам должен быть чистым в делах своих и помыслах, быть сыном Земли и Солнца, как деревья, кусты и травы, ими взращённые.

– Разве бывает по-иному? – тихо спросил отрок.

– Как же, всяко бывает, сынок. Человеком может владеть жадность, корысть, зависть, – а это тоже силы могучие, Чернобожьи. И они действие травы во вред могут направить. Поэтому перед тем, как сорвать лист или срезать растение, обратись с молитвой к былинке, кусту или дереву, к богам Травичу, Листвичу, Цветичу с добрым намерением, чтоб не уменьшилась чудодейственная сила тех трав, а вся перешла в снадобье, которое ты сделаешь для изгнания злого недуга.

До самого полудня ходили Велесдар с отроком по лесным полянам и лужайкам. Старик терпеливо пояснял княжичу, какая трава от какой хвори, а потом просил повторить изученное.

Наконец, сели отдохнуть и перекусить.

– Отче Велесдар, ты так много ходишь, трудно небось? – с некоторым беспокойством спросил Святослав, глядя на тяжело дышащего старца. – Я вон и то устал, а тебе больше отдыхать надо, силы беречь…

Велесдар улыбнулся в свои белые усы, огладил длинную бороду.

– Именно потому, что стар, нельзя мне много отдыхать.

– Как так нельзя? – удивился Святослав.

– А так, Святославушка, что молодой может три дня проваляться на сеновале – и ничего, а я после такого безделья занедужить могу. Стар я, сердце у меня уже слабое, и ему нельзя давать большой перерыв в работе, потому что, выбившись из прежней колеи, вернуться в неё будет стоить большого труда. Прошлой зимой несколько дней мела жуткая метель, пришлось в избушке безвылазно сидеть. А потом я не только быстро ходить – дышать в полную грудь не мог, сердце начинало болеть. Так что нельзя мне, сынок, без ходьбы. Топор без работы ржавеет, так и моё старое тело ежедневного упражнения требует, в меру, конечно, но ежедневного… Ну вот, отдохнули, пойдём, Святославушка, дальше лесные чудеса познавать!

И две фигуры вновь двинулись по звериной тропе, скоро затерявшись средь зелени.

Однажды, когда Святослав возвращался из леса с пучком трав, он немного оплошал и вышел не к тропке, что вела прямиком к избушке, а чуток одесную, как раз к зарослям колючего терновника. После прогулки по лесу так хотелось есть, а запах от котелка с варевом, что находился совсем близко, так манил, что голодный отрок решил идти напрямую через терновник по едва заметной тропе, протоптанной, скорее всего, дикими кабанами. Едва сделав первые два шага, он запутался рубахой в острых колючках, пришлось снять её. Святослав осторожно продирался сквозь колючий кустарник. Острые шипы больно царапали кожу, но душистый запах варева, навеваемый ветерком как раз в его сторону, заставлял терпеть, тем более что будущему воину не престало бояться боли. Вдруг, совсем рядом, что-то зашуршало в траве. Может, кабан? Отрок со страху рванул вперёд, стремглав пролетев остаток колючей тропы, и только у самого кострища узрел тонкие струйки алой крови, что сочились из расцарапанного тела, и почувствовал, как больно жжёт каждая кровоточащая ранка. На глаза навернулись предательские слёзы, совсем не подобающие настоящему воину, и от этого сделалось ещё обиднее.

– Эге, брат, да ты никак с волком серым повздорил! – Старый волхв говорил серьёзным тоном, пряча улыбку в белую бороду. – Давай-ка я раны твои мазью смажу…

– Я в терновнике оцарапался, – морщась от боли, пока старик смазывал ему раны, сердито обронил Святослав.

Когда пообедали и сидели подле огнища на широких колодах, Велесдар вновь вспомянул про терновник. Сидя с прикрытыми очами лицом к солнцу, волхв чуть покачивался, будто плыл на невидимой лодии.

– Видишь, запамятовал я про терновник, а он тут как тут, про себя напомнил. Он многой премудрости научить может…

– Какой премудрости, дедушка?

– А такой, чтоб ни зверь лесной, ни острия вражеских клинков не могли тебе вреда причинить.

– Не уразуметь мне, деда Велесдар, при чём зверь лесной да клинки до терновника?

– А при том, что и зверь лесной, и терновник, и враги – все чуют, когда человек боится. И тогда уж несдобровать ему, быть битому, поцарапанному и поверженному. Потому как только затянутся твои раны, начнём постигать науку бесстрашия. Без той науки не быть воину, не быть князю Руси Великой, не быть просто славянину, следующему тропой Прави.

«Понятное дело, – думал Святослав, – враг и зверь лесной чуют, когда страх во мне, а как же терновник, разве он тоже разумеет, боюсь я или нет?» Отрок не торопился всё выспросить у старого волхва, потому что тот уже научил его, – прежде чем спросить о чём-либо, нужно постараться разобраться самому. В первые дни пребывания в Кудесном лесу часто в ответ на вопрос ученика старый волхв отвечал вопросом: «А ты сам как думаешь?»

Утро выдалось туманным, серая мгла запуталась в кустах и заполонила ложбины. Святослав стоял перед тропкой, что вела сквозь терновник, в нерешительности. Следы от первой пробежки сквозь колючий кустарник едва сошли, и не верилось, что можно преодолеть его без новых кровавых отметин. Но показать стоящему подле деду Велесдару свой страх княжич не мог, уж лучше пусть снова царапины и боль, чем позор. Он сделал несколько не очень твёрдых шагов в направлении колючей тропы.

– Стой! – Оклик волхва остановил в тот миг, когда первые острые шипы только коснулись тела. – Не годится так! – Голос старого кудесника был строг. – Ты кого обхитрить собрался, терновник или себя? Мы не греки и не хазары, хитрость нам не к лицу. – Кудесник воздел руки, постоял так, глядя в Сваргу, и отрок с изумлением увидел, как небо над их головами прояснилось, хотя вокруг по-прежнему было хмуро и сыро. – Мы не имеем страха, потому что мы дети и внуки богов светлых, коих славим от века до века! И течёт к нам от богов наших сила немереная, и нет той силы сильнее! – Слова Велесдара рокотали, будто отзвуки грома, а из очей, казалось, струился свет.

Старый волхв снял рубаху и двинулся прямиком через терновник, как будто шёл через свой огород подле избушки. Святослав сразу вспомнил огненную тропу в Купальский день, когда он пробежал по ней легко и невесомо, не страшась Огнебога. Слова и пример кудесника как тогда, так и сейчас воспламенили в сердце юного княжича какой-то чудный огонь. Огонь этот был так силён, что сжёг без остатка и страх перед терновыми шипами, и внутреннюю неуверенность. Гордая сила богов, которую призвал старый кудесник, подхватила его и легко понесла сквозь кустарник. Он чувствовал, как скользят острые шипы по телу, но ни боли, ни страха не было вовсе. А когда, пройдя сквозь колючий частокол, взглянул на своё тело, то с удивлением обнаружил, что на нём нет ни единого кровоподтёка или ссадины, только лёгкие, едва заметные царапины. Старый кудесник стоял подле, и глаза его сияли радостью за ученика.

Потом у Святослава ещё не раз были кровавые следы от пробежек сквозь терновник, но он знал, что, собрав волю и приобщившись к силе богов, можно пройти эту тропу невредимым. И это со временем стало получаться всё чаще и чаще. Когда же случались царапины, Святослав понимал, – терновник просто даёт знак, что он где-то оплошал, не вполне собрался с духом и мыслями, и княжич благодарил его за науку.