Текст книги "Речь и этикет"

Автор книги: Валентин Гольдин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 9 страниц)

переводя предложение Идет мальчик на французский, немецкий или английский язык, мы обязаны выбпать определенный или неопределенный артикль, использовать обязательное средство передачи значения определенности/неопределенности.

Точно так же в одних языках есть только необязательные этикетные средства, а в других языках -.и обязательные. Таков, скажем, японский язык. Почти все глаголы японского языка могут иметь подчеркнуто вежливую по отношению к адресату речи форму (она образуется с суффиксом -мае-) и форму фамильярную (без этого суффикса). Например:

фамильярная форма вежливая форма

миру "видеть" миру мимас

суру "делать" суру симас

каку "писать" каку шкимас

ару "иметься" ару аримас

О чем бы мы ни говорили по-японски (пусть даже не об адресате речи!), приходится выбирать либо вежливую, либо фамильярную форму глагола, то есть, хотим мы этого или не хотим,– показывать свое отношение к адресату. А вот в русском языке нет грамматических предписаний, когда и каким именно способом непременно должно быть выражено этикетное содержание. Значит, этикетные средстза русского языка факультативны.

Однако, как мы уже вмдели, этикетные возможности от этою не только не уменьшаются, но делаются более тонкими и гибкими!

"ДАВАЙТЕ И С ВАМИ ГОВОРИТЬ ТЫ"

Способов передавать в речи этикетные значения – невероятно много. Каждый раз, когда мы выбираем, что сказать и как сказать, мы обязательно учитываем (хотя не всегда сами это замечаем)

и то, с кем и в какой обстановке говорим. Поэтому речи, не имеющей никакого отношения к этикету, пожалуй, вообще не бывает Если в языке выработалось несколько стилей (книжная речь, разговорная, научный стиль, деловой и т. д.) и есть различия в речи отдельных общественных групп (речь образованных людей и необразованных, литературная и диалектная, речь молодых и немолодых и т. д.), то уже сам выбор типа речи оказывается этикетным знаком, выражает отношение к слушателю или к тому, кого мы упоминаем.

Давайте вспомним выразительный диалог из рассказа И С. Тургенева "Ермолай и мельничиха":

– Вы бы лучше барина разбудили, Ермолай Петрович: видите, картофель испекся.

– А пусть дрыхнет,– равнодушно заметил мой верный слуга,– набегался, так и спит.

Я заворочался на сене. Ермолай встал и подошел ко мне.

– Картофель готов-с, извольте кушать.

Просторечное слово дрыхнуть и разговорное набегаться не относятся к специальным этикетным средствам. Но с помощью этих стилистически окрашенных слов Ермолай в первой фразе так же определенно выразил свое пренебрежение к барину, как во второй фразе специальными средствами этикета – почтительную зависимость и готовность служить ему.

Удивительно многообразны этикетные знаки в речи разных народов, например виды междометий, которые сопровождают обращение. В некоторых языках они различаются в зависимости от того, кто и к кому обращается. Тем самым они указывают состав общающихся и, следовательно, несут важную этикетную информацию. Так, в языке урду (урду – один из наиболее распространенных на полуострове Индостан языков) одни междометия служат для обращения вообще, другие – для обращения к мужчинам, третьи – к женщинам.

Во многих языках, чтобы передавать этикетное содержание, применяют намеренные отклонения грамматического числа, грамматического рода, замену одной формы лица другою, специальные "вежливые" и "сверхвежливые" слова, своеобразное строение предложения... Трудно перечислить этикетные средства одной только устной речи, а ведь есть еще и этикетные приемы, которые используются на письме! Вспомните хотя бы написание с прописной буквы гежливых форм Вы, Вас, Вам, Ваш, Вашего и т. д.

Но если бы мы собрали все этикетные средства известных нам языков и сравнили их между собой (работа интереснейшая, нужная, но никем пока не выполненная), то, наверное, узнали бы, что одни единицы языка используют в этикетных целях чаще, а другие реже. И уже сейчас можно сказать, что одна из самых важных для этикета частей речи – местоимение.

Возьмем, к примеру, литературный язык Норвегии риксмол.

В распоряжении человека, говорящего на риксмоле, есть несколько местоимений для обозначения собеседника: фамильярная форма единственного числа du (непочтительное "ты"), фамильярная форма множественного числа dere (непочтительное "вы" для нескольких собеседников) и почтительная форма De для одного или нескольких собеседников. Тем из вас, кто изучает немецкий язык, интересно сравнить эту систему обозначения собеседников с употреблением немецких местоимений du, ihr, Sie.

А в особо любезной речи человека, к которому мы обращаемся на риксмоле, вообще нельзя обозначить с помощью какого-либо местоимения. Местоимение следует заменить в этом случае существительным (титулом, званием) Такое подчеркнуто вежливое избегание в речи местоимений 2-го лица встречается также в немецком, польском и других языках. Так, вежливый вопрос продавца, обращенный к женщине, Какую ткань вы хотите купить? звучит по-польски: Ktory material zamierza pani kupic?

(дословно: Какой материал собирается купить пани?). Собственно русской речи это не свойственно, но в художественных произведениях русские писатели иногда используют такой прием косвенного обозначения адресатов, включая его в речь нерусских персонажен. Так, в повести Н. В. Гоголя "Тарас Бульба" Янкель, обращаясь к Тарасу и называя его пано-л, говорит1 "Разве пан не знает, что он по своей воле перешел к ним?" или "Думает пан, что можно так, как есть, не спрятавши, везти пана?"

Советский психолог и языковед А. А. Леонтьев, отмечая особую роль личных местоимений, говорит, что "местоимение – как бы крохотное зеркало, в котором отражается система общественных отношений".

В русском языке личных местоимений немного, но их вес в речевом этикете достаточно велик. Особенно важен выбор между ты и вы.

Вы вместо Ты в обращении к одному у русских появилось относительно недавно (в XVIII в.). Такое вы закрепилось прежде всего среди образованных дворян. До этого ты само по себе этикетного содержания не имело. Но в сравнении с вы оно приобрело значение близости, а в общении людей неблизких стало выражать социальное неравенство, общение сверху вниз. Ты говорили простолюдинам, слугам. Захватывая постепенно все новые и новые слои юрожан, употребление ты и вы получало разнообразные оттенки в соответствии с типичными для каждой общественной группы отношениями. Например, в XIX в. жены купцов нередко обращались к мужьям на вы, слыша ответное ты.

Уже в XVIII в. в русской речи четко противопоставлялись два типа обращения: обращение по имени к своему и низшему и почтительное обращение по имени и отчеству к высшему. Эта готовая модель отношений повлияла на то, как стали употреблять ты и вы. Вы закрепилось в основном для тех случаев, в которых принято было обращаться по имени и отчеству. Но полного совпадения со старой моделью не произошло, и, таким образом, русская речь обогатилась новым средством этикетной модуляции.

Характерное для середины XIX в. употребление ты и Вы дворянской семьей и ее окружением отразилось в замечательной трилогии Л. Н. Толстого "Детство", "Отрочество", "Юность".

Маленький Николенька с родителями на ты, но старая ключница, отпущенная на волю крепостная няня его матери Наталья Савишна, говорит Николеньке вы. Когда однажды Николенька испачкал скатерть и Наталья Савишна по просьбе матери наказала его, Николеньку обидело, что при этом Наталья Савишна говорила ему ты:

После обеда я в самом веселом расположении духа, припрыгивая, отправился в залу, как вдруг из-за двери выскочила Наталья Савишна, с скатертью в руке, поймала меня и, несмотря на отчаянное сопротивление с моей стороны, начала тереть меня мокрым по лицу, приговаривая: "Не пачкай скатертей, не пачкай скатертей!" Меня так это обидело, что я разревелся от злости.

"Как! – говорил я сам себе, прохаживаясь по зале и захлебываясь от слез.– Наталья Савишна, просто Наталья, говорит мне ты и еще бьет меня по лицу мокрой скатертью, как дворового мальчишку. Нет, это ужасно!"

...Через несколько минут Наталья Савишна вернулась, робко подошла ко мне и начала увещевать:

– Полноте, мой батюшка, не плачьте... простите меня дуру. . я виновата... уж вы меня простите, мой голубчик...

Крепостной дядька Николай обращается к Николеньке и к его брату Володе по имени и отчеству, на вы, они к нему – по имени, на ты.

Все дети в доме Иртеньевых – Николенька, Володя, Любочка, Катенька говорят друг другу ты. На ты Николенька и с Сережей Ивиным, с которым познакомился в Москве и которого одно время очень любил. Но Сережа был не вполне свой: "Я не только не смел поцеловать его, чего мне иногда очень хотелось, взять его под руку, сказать, как я рад его видеть, но не смел даже называть его Сережа, а непременно Сергей: так уж было заведено у нас". В общении с не вполне своими дети ведут себя как "большие", и Николенька старается не показать себя "мальчишкой". Илинька Грап, сын бедного иностранца,– еще менее свой, поэтому Сережа и Николенька с ним в основном на вы.

Говоря постоянно друг другу ты или вы, люди так привыкают к одной форгле, что перестают обращать на нее внимание. Их отношения могут постепенно измениться, стать более близкими или далекими, но продолжают выражаться по-старому, прежним ты или вы. Зато переход от вы к ты, или наоборот,– всегда волнующее событие, утверждение новых отношений. На вечере по случаю бабушкиных именин Николенька был совершенно очарован Сонечкой Валахиной. Во время последнего танца, гросфатера, Сонечка предложила Николень7е ты:

– Знаете что? – сказала вдруг Сонечка,– я с одними мальчиками, которые к нам ездят, всегда говорю ты; давайте и с вами говорить ты. Хочешь? прибавила она, встряхнув головкой и взглянув мне прямо в глаза.

В это время мы входили в залу, и начиналась другая, живая часть гросфатера.

– Давай...те,– сказал я в то время, когда музыка и шум могли заглушить мои слова.

– Давай ты, а не давайте,– поправила Сонечка и засмеялась.

Гросфатер кончился, а я не успел сказать ни одной фразы с ты, хотя не переставал придумывать такие, в которых местоимение это повторялось бы несколько раз. У меня не доставало на это смелости.

Очень интересно пользуется местоимениями ты и вы бабушка Николеньки. С равными, например с князем Иваном Ивановичем, она всегда на вы. Но преклонный возраст и самое высокое положение ее в обществе приводят к тому, что в постоянном и ближайшем ее окружении равных людей почти нет. Бабушкино "верховенство" так бесспорно, что ее вы, иногда обращаемое вниз (например, Николеньке, горничной Гаше), воспринимается, конечно, не как почтение. Такое вы звучит неприязненно, пренебрежительно, подчеркивает дистанцию. В сравнении с этим отдаляющим вы обычное ты к тем же людям начинает выражать приязнь, расположение. Возникает система отношений со "скользящей" дистанцией, при которой бабушка, в зависимости от того как меняются ее оценки и настроения, обращается к одним и тем же людям то на ты, то на вы. "Бабушка имела особенный дар,– пишет автор,– прилагая с известным тоном и в известных случаях множественные и единственные местоимения второго лица, высказывать свое мнение о людях.

Хотя она употребляла вы и ты наоборот общепринятому обычаю, в ее устах эти оттенки принимали совсем другое значение". Вот бабушка требует, чтобы Николенька извинился перед гувернером:

– Я надеялась, что вы будете благодарны,– продолжала она, помолчав немного и тоном, который доказывал, что речь ее была приготовлена заблаговременно,– за попечения и груды его, что вы будете уметь ценить его заслуги, а вы, молокосос, мальчишка, решились поднять на него руку. Очень хорошо! Прекрасно!! Я тоже начинаю думать, что вы не способны понимать благородного обращения, на вас нужны другие, низкие средства. Проси сейчас прощения, прибавила она строго-повелительным тоном, указывая на St.-Jerome'a – слышишь?

Я посмотрел по направлению руки бабушки и, увидев сюртук St.-Jeromc'a, отвернулся и не трогался с места, снова начиная ощущать замирание сердца.

– Что же? вы не слышите разве, что я вам говорю?

Я дрожал всем телом, но не трогался с места – Коко! – сказала бабушка, должно быть, заметив внутренние страдания, которые я испытывал.– Коко,сказала она, уже не столько повелительным, сколько нежным голосом,– ты ли это?

Мы видим, что правила, по которым употребляют ты и вы в доме Иртеньевых, отличаются от современных, хотя и во многом сходны ними Отношения "свой – чужой" "выше – ниже – равный" важны и сегодня, этим вызывается сходство; но за ними стоят другие общественные условия, другая система оценки людей. Отсюда различия. Главное измерение, которое отражается в нашем этикете,– это различия в возрасте. Уважение к взрослому и особенно к пожилому человеку – одна из главных норм поведения. Невозможно представить себе, чтобы сегодня взрослый обращался к ребенку на вы, а тот отвечал ему ты. Ты принято между детьми и в обращении к детям. Дети обращаются к взрослым на вы, если эти взрослые не их папы, мамы, братья, сестры, бабушки, дедушки (в большинстве семей близкие родственники говорят друг другу ты). Между незнакомыми или не очень близкими друг другу взрослыми принято обращение вы.

Правда, встречается и ты ("Эй, мужик, не скажешь, где тут столовая?"), но только у людей недостаточно культурных. Среди взрослых неравноправное ты (когда человек обращается на ты, а в ответ требует лишь вы) проявление крайней невежливости, противоречащее самим основам нашего общества.

Работа занимает в нашей жизни большое место, и она сближает людей так же сильно, как и родство, иногда – даже сильнее.

Поэтому люди, которые постоянно вместе трудятся и составляют настоящую рабочую семью, нередко друг с другом на ты, несмотря на разницу в возрасте. Так принято в семье, и это не нарушает законов вежливости. У писателя Б. Васильева есть интересная повесть "Кажется, со мной пойдут в разведку..." о вчерашнем школьнике, который входит в маленький коллектив испытателей вездехода. Наступает такой момент, когда Гена старается осмыслить, что такое его экипаж. Он впервые задумывается над тем, что у водителя Федора есть семья, что он из другого поколения, потому что на двадцать лет старше, но что при этом на работе они товарищи и на ты:

Славка, получается, что он из отцов, а мы из детей.

Кто – он?

Федор А-а... Ну и что?

А мы на "ты"

Так мы ж на работе, Генка. Тут не до этого Такое объяснение Гену не устраивает; вопрос неожиданно задевает и Славу, заставляет искать более точный ответ, срав нивать, взвешивать. Кто они друг другу в экипаже? "Нет между нами разницы ни с какой стороны,– подытоживает Слава.– И возраст поэтому тут ни при чем. Нету его у нас, возраста.

Вообще нету".

Возраст, конечно, остается. Но работа – главное, и равенство перед работой делает возраст признаком несущественным.

Различение ты и вы в обращении к одному человеку встречается у нас прежде всего среди городского населения, а из деревенских жителей пользуются им далеко не все. Это обеспечило употреблению вежливого вы особую престижность, сделало его признаком образованности, городского воспитания. Но не будем забырзгь, что отношения своих и чужих, близости и дистанции существуют независимо от того, пользуемся ли мы местоимением вежливости. Они могут выражаться и по-другому. Общение на ты со знакомыми и незнакомыми, как это принято у пожилых людей, живущих в деревне, в их среде не является неправильным.

Сегодня у русских не установилась еще единая норма употребления ты и вы, и это нужно учитывать. Если пожилой человек обращается к кому-либо доброжелательно, но на ты, ответить ему "Что вы мне тыкаете?" – не заслуженная им грубость. Человеческие отношения всегда важнее тех условных форм, которые создаются, чтобы эти отношения обозначать. В этом смысле условное вы ничуть не лучше столь же условного ты.

ЗНАКОМИМСЯ С ОБРАЩЕНИЯМИ

В "Горе от ума" (А. С. Грибоедов) Скалозуб говорит:

В тринадцатом году мы отличились с братом В тридцатом егерском, а после в сорок пятом.

Нетрудно определить, кого называют словом брат. Брат – сын тех же родителей, двоюродный брат – сын дяди или тети.

А кому адресуется обращение брат? Ответить на этот вопрос труднее. Фамусов обращается так и к Чацкому ("Здорово, друг, здорово, брат, здорово"), и к Молчалину ("Что за оказия! Молчалин, ты, брат?"). "Братом" оказывается Чацкий и Платону Михайловичу ("Здорово, Чацкий, брат!"). Вообще так обращаются к родственникам и не к родственникам, к мужчинам и к женщинам. Бывает, что взрослый адресуется так к малышу. "Ну теперь, брат, держись!," – предупреждаем мы иногда и самих себя.

Словом брат можно обратиться и не к человеку. В известном рассказе А. П. Чехова новый хозяин говорит Каштанке: "Без имени, брат, нельзя".

Получается, что ни возраст, ни пол, ни степень родства, ни социальное положение и вообще никакие собственные признаки того, кому направлена речь, словом брат в роли обращения не выражаются. Этим обращением мы вовсе не называем адресата речи, а только выражаем свое фамильярное отношение к нему. Причем именно свое отношение: говоря Молчалину "брат", Фамусов, конечно, не допускает и мысли, что его секретарь так же обратится к нему.

Обращения гражданин и гражданка указывают на пол адресата, но никаких других его признаков не сообщают, и главное в них – тоже выражение отношений. Но в отличие от обращения брат они выражают отношения сугубо официальные. Проведите небольшой эксперимент. Пусть несколько взрослых (чем больше, тем лучше) каждый в отдельности решат следующую задачу:

на улице кто-то окликнул вас: "Гражданин!" Кто бы это мог быть?

Можно не сомневаться в том, что большинство опрошенных дадут один и тот же ответ: милиционер. Ответ вполне естественный. Мы с вами на улице случайные прохожие, а для милиционера улица – его служебный пост, он здесь не частное лицо, а представитель государства, отсюда и официальность его речи; поэтому прозвучавшее на улице обращение гражданин и ожидается прежде всего от него, хотя этим официальным обращением пользуются, конечно, и другие.

А обращение товарищ? И оно никого точно не называет. Так же, как брат и гражданин, товарищ – обращение взрослых друг к другу, но, кто эти взрослые, сказать нельзя. Ясно лишь, в какие они вступают отношения. Обращение товарищ не Фамильярно, как браг, но и не столь официально, как гражданин. Сегодня оно почти нейтрально и, конечно, вежливо.

Итак, главное в обращениях брат, гражданин, товарищ – это выражаемый ими тон общения, тип отношений. Но есть обращения и другого характера: сосед, няня, водитель, дежурный, доктор, пешеходы, пионеры и школьники, капитан, Иван Иванович, Тимофеевна и т. п. Эти слова-обращения помогают точно адресовать речь, они прежде всего указывают признаки того, к кому речь обращена, хотя отношения между общающимися они тоже выражают. К одному и тому же человеку могут обратиться:

Коля, Коленька, Колька, Николай, Петрович, Николай Петрович, Иванов, сосед, доктор, папа, папочка, папуля, сынок мой, сыночек, сынуля и т. д. В этих обращениях отражаются такие собственные признаки адресата, как его имя, отчество, фамилия, профессия, то, что у него есть дети, родители и т. д. Вместе с тем обращения этого типа несут этикетную информацию, поэтому они выступают в многочисленных вариантах и выбор каждого из них соответствует определенному типу отношений между говорящими.

В школьном учебнике об обращении говорится: "Обращение – это слово (или сочетание слов), называющее того, к кому обращаются с речью". Это, конечно, верно, но относится, как мы теперь видим, не ко всем обращениям: к обращениям доктор, водитель, няня и подобным относится, а к обращениям голубчик, браток и подобным – нет. Если к кому-то обратились водитель, мне уже известно хотя бы занятие этого человека. Но что можно сказать о том, к кому адресовались словом голубчик? О нем самом – почти ничего. Например, Николенька Иртекьев обращается так к своей маме: "Полно! и не говори этого, голубчик мой, душечка моя!"

Адресат этим обращением не назван, выражены лишь отношение к нему и призыв общаться.

В повести А. Гайдара "Тимур и его команда" Тимур встречается с хулиганом Квакиным:

Квакин остановился.

– Здорово, комиссар! – склонив голову набок, негромко сказал он.– Куда так торопишься?

– Здорово, атаман! – в тон ему ответил Тимур.– К тебе навстречу.

Обращения комиссар, атаман многое говорят читателю – и о характерах героев, и об их отношениях.

В нашей речи обращения используются для нескольких целей.

Во-первых, они выделяют адресата речи, и это очень важное их применение. Ведь речи, никому не адресованной, не бывает, и указывать адресата речи просто необходимо. Во-вторых, обращения имеют этикетное значение. Они предлагают адресатам общаться в определенном тоне, соблюдая определенные отношения: отношения людей близких или далеких, равных или неравных, отношения дружеские, фамильярные, почтительные и т. д. Обращения типа брат (когда оно не обозначает брата) нужны нам главным образом для того, чтобы регулировать отношения с теми, к кому мы адресуемся. Поэтому если им нужно дать специальное название, то, наверное, подойдет слово регулятив. Брат – обращение-регулятив, браток, голубчик – тоже. У обращений типа няня, водитель и подобных главная задача иная – обозначить адресата речи. Давайте назовем их обращениям и – индексами.

Обращений-индексов очень много: мальчик, девочка, дежурный, пионеры, школьники, строители и т. д. Любое название, примененное для обозначения адресата,– индекс.

Обращений-регулятивов, конечно, гораздо меньше, потому что они приспособлены выражать только типичные, часто повторяющиеся отношения между людьми. Некоторые из регулятивов вообще почти никогда не используются как именования. Например, слова дружище, старина, браток, голубчик выступают обычно лишь в роли обращений. Другие регулятивы внешне совпадают с именованиями, но четко отграничены от них по содержанию:

регулятив брат вовсе не предполагает, что адресат – наш брат, точно также словом товарищ мы обращаемся не обязательно к своим друзьям.

В народной речи Ярославской области встречается регулятив матушка. Так обращаются не к матери, не к свекрови или теще, а к любой женщине и даже к любому мужчине для выражения общей доброжелательности (звучит он и тогда, когда говорят с животными). "Что ты все записываешь, матушка?" спрашивала автора этих строк старушка, с которой он долго беседовал в одной из деревушек под Рыбинском. Она сидела у крыльца своего дома и следила за игравшим на траве внуком. "Не бегай, не бегай так, матушка!" то и дело остерегала она его.

Если бы обращения нужны были нам только для того, чтобы было ясно, с кем мы говорим или кому пишем, в каждом тексте достаточно было бы всего одного обращения. Но мы должны еще выражать свое отношение к адресату текста, напоминать ему об этом отношении в наиболее важные моменты речи, подчеркивать то одну, то другую сторону этих отношений. Поэтому в речи, адресат которой остается неизменным, встречается не обязательно одно обращение. Например, редкое письмо, кроме официального или полуофициального, не включает в себя нескольких обращений. Чем разнообразнее содержание письма, чем оно эмоциональнее, тем чаще встречаются в его тексте обращения. Можно даже сказать, в каких именно частях письма их появление наиболее вероятно: в тех, что теснее всего связаны с адресатом и адресантом, то есть в частях, этикетно наиболее важных, и, кроме того, в местах самых значительных, во фразах, содержащих вопросы, просьбы, пожелания, предложения.

Вот фрагмент письма, написанного 26 мая 1931 г. замечательным советским писателем Николаем Островским. Островский пишет одному из своих ближайших друзей, регулярная переписка с которым не прерывалась много лет,– Петру Николаевичу Новикову:

...Я, Петушок, весь заполнен порывом написать до конца свою "Как закалялась сталь". Но столько трудностей в этой сизифовой работе – некому писать под мою диктовку. Это меня прямо мучит, но я упрям, как буйвол. Я начал людей оценивать лишь по тому, можно ли их использовать для технической помощи.

Пишу и сам!!! По ночам пишу наслепую, когда все спят и не мешают своей болтовней. Сволочь природа взяла глаза, а они именно теперь так мне нужны...

Удастся ли прислать тебе и моим харьковским друзьям некоторые отрывки из написанного? Эх, если бы жили вместе, как было бы хорошо! Светлее было бы в родной среде. Петя, ответь, дружок: что, если бы мне понадобилось перепечатать с рукописи листов десять на пишущей машинке, мог бы ты этот отрывок перепечатать, или это волынка трудная? Редакция требует два-три отрывка для оценки... Ты хочешь сказать, что я тебя хочу эксплуатировать, но, Петушок, ты же можешь меня к черту послать, от этого наша дружба не ослабнет ничуть.

Жму твою лапу и ручонку Тамары.

Коля Островский.

13 января 1936 г. Письмо матери, О. О. Островской:

Милая голубка, матушка!

Крепко тебя обнимаю и целую, мою старенькую приятельницу Ты должна мне написать подробно обо всем, что у вас там делается. Я работаю. Завтра будет закончена седьмая глава, шестую я пропустил.

Выполни все мои поручения насчет ликвидации старого барахла-рухляди, которая только загромождает ваше жилище.

Помни, матушка, мой призыв к тебе: не подымай тяжелых вещей, не берись за изнурительную работу. Помни, что у тебя разгромленное сердце. Займись лечением всерьез. Все, что нужно для этого, я сделаю.

Береги себя, родная, чтобы, когда мы приедем, ты была здорова, жизнерадостна.

Напиши о здоровье отца и вообще, как вы там живете. Мы здесь пока все здоровы, а это самое главное.

Крепко жму твою руку и обнимаю тебя.

Коля.

Оба письма эмоциональны, содержат просьбы, вопросы, пожелания, и в каждом из них несколько обращений, расположенных именно в тех частях, о которых мы только что говорили.

Вместе с тем для современной русской речи нельзя сформулировать правила о том, где в тексте непременно должны стоять обращения, где их не может не быть. Объясняется это многими причинами, и некоторые из них нетрудно понять.

Во-первых, каждый письменный или устный текст организован как целое. У его создателя есть определенная цель, которой он старается достичь своей речью. Для многих видов текста выработались типичные формы начала и конца, определенные приемы построения главной его части. Так, школьное сочинение на литературную тему обычно начинается вступлением, в котором вводится тема сочинения, показывается, чем интересна она автору, почему из нескольких тем выбрана именно эта; нередко во вступлении объясняется, какая из разных сторон темы будет раскрыта. Автор сочинения напоминает во вступлении читателю те важнейшие факты, которые помогут понять основное содержание сочинения, вызовут к нему интерес, как-то настроят читателя.

Хорошее сочинение всегда своеобразно, не повторяет учебник или другие школьные сочинения даже на ту же тему. Но при всех индивидуальных особенностях хорошего сочинения оно подчиняется законам этого жанра, законам построения школьного сочинения вообще, и, читая его, можно понять, что перед нами школьное сочинение, а не что-то другое. Цельность построения текстов позволяет учиться их созданию. Можно научиться писать письма, сочинения, деловые бумаги, правильно строить устное выступление на собрании, доклад в научном кружке и т. д. Внутри цельного текста существуют многочисленные связи, смысловые и формальные, скрепляющие его. Это позволяет находить в текстах лишние или разрушающие его элементы, замечать недостающие, позволяет работать над текстом. Но нормальный текст обладает и единством адресации, то есть весь целиком и каждой своей частью напразлен одному и тому же адресату. Неважно, кто этот адресат.

Он может совпадать с создателем текста (заметки в записной книжке обычно адресуются самому себе), может быть конкретным лицом, как в приведенных письмах Н. Островского, может быть собирательным адресатом типа адресата "Пионерской правды" или "Комсомольской правды" и т. д. Существенно лишь то, что текст адресуется в целом. Итак, текст – нечто цельное и адресуется он целиком одному адресату. Какое же место в связи с этим должно занимать в тексте обращение?

Используем сравнение. Вот перед нами разостлан платок.

Он похож на текст тем, что обладает цельностью и формой:

у него есть середина и края, центр и периферия. Как можно этот платок поднять? По-видимому, самыми разными способами. Можно потянуть его за один из концов, можно подхватить его в центре или в любой другой точке, все равно поднимется весь платок, поскольку его части связаны. Правда, в каждом случае платок будет принимать разные формы, но и текст в зависимости от того, где помещено в нем обращение, будет несколько по-иному выглядеть, по-иному восприниматься. Главное же – где бы ни поместили мы обращение, оно адресует весь текст, если он действительно представляет собой единство.

Но сходство текста с платком, конечно, неполное. Начало и конец определяются у платка условно, а в тексте свободно менять направление, в котором мы его произносим или читаем, не удается. Бывают тексты без выделяющегося смыслового центра и тексты, у которых отдельные части явно неравноправны в смысловом отношении. Поэтому нам вовсе не все равно, где находится указывающее на адресата обращение: лучше, если в начале текста, чем в конце; лучше – в наиболее важной его части, чем в малосущественной; можно в одном месте, но можно и в нескольких: ведь и платок мы поднимаем иногда за несколько точек сразу. Обращения-регулятивы явно тяготеют к тем местам текста, где речь идет о нас или об адресате. Таким образом, цельность текста позволяет размещать обращения достаточно свободно, а его организованность, устроенность, неоднородность налагают на размещение обращений свои ограничения. Вот первая причина того, что для многих типов современных русских текстов нельзя сформулировать не знающие исключений правила, как располагать обращения.

Во-вторых, недо помнить о том, что обращение – не единственный способ адресовать текст и не единственный способ выразить отношение к адресату. Так, говорящий может дотронуться до адресата, подойти к нему поближе, заглянуть ему в лицо, посмотреть в глаза, и все эти действия даже без обращений хорошо покажут, кто адресат речи. Само содержание текста во многих случаях достаточно четко выделяет адресатов, и обращение к ним оказывается необязательным. К вокзальным объявлениям о прибытии и отходе поездов не нужно присоединять обращений именно по этой причине. Нередко обращение заменяется специальным текстом, показывающим направленность речи. Такими текстами являются, например, аннотации, помещаемые в книгах. Аннотация кратко определяет содержание книги и обычно сообщает, на кого книга рассчитана. В аннотации к этой книге (или в специальном подзаголовке) будет сказано: для учащихся VII-VIII классов. И, конечно, вы не забыли, как много существует средств этикетной модуляции речи.