Текст книги "Крылья за спиной (СИ)"

Автор книги: Валентин Берсенёв

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 5 страниц)

Очнулась я от мерного покачивания. Тук-тук, тук-тук. Это колёса вагона отсчитывают километры, увозя меня в тыл. За оконной занавеской мелькают лес, дороги, переезды. Похоже, я пробыла без сознания долго. Что там было у меня с ногой на знаю, операцию я не помню, а может это и к лучшему, поди орала бы от боли? А сейчас почти нормально, чувствую, что нога вся обмотана, ноет, но шевелить и сгибать пальцы могу. Скорей бы сестра или врач пришли, хоть понять, что происходит, куда едем и можно ли в туалет сходить. А ну как я пока лежачая?

Так, на мне  бесформенная женская рубаха и со штампом – Гор больница № 18. Лежу без трусов, это наверно для удобства  санитарок. На полке рядом и наверху тоже кто-то лежит, просто спят или пока как была я, в безсознанке? Купе занавешено белой занавеской, что означает, там рядом лежат мужики.

Мои раздумья перебили голоса, кто-то из врачей шёл по проходу, осматривал и отдавал указания по каждому раненому. Занавеска распахивается и появляется врач в белом халате, следом две мед сестры. А врач-то подполковник, послушаем, что скажет.

– Так, это кто у нас, – он поворачивается ко мне и достаёт из кармана-сетки на стене лист бумаги. – Угу. Лейтенант, лётчица Валентина Путина. Двойное ранение правой ноги, повреждений костей нет, рваные раны от пуль на вылет, большая потеря крови. Ясно. Ну милочка вижу, вы очнулись. Как ощущения?

– Нога ноет, хочу в туалет, и есть очень хочется товарищ военврач.

– Ноет? Не рвёт, не дёргает, боль ровная?

– Пожалуй, что да.

– Это нормально. Пару дней придётся полежать, потом дадим костыль, начнёте потихоньку двигаться. В туалет? Это тоже сделаем, другой раз без стеснений вызывайте сестру, она поможет. Маша распорядитесь. А завтра с утра на перевязку, проверим, как идёт заживление. И поесть? Через час будет обед. Других жалоб нет?

– Есть просьбы. Скучно будет так просто валяться. Газеты бы, журнал какой или книгу, если есть. Потом хорошо бы бумагу и карандаш, письмо написать.

– Маша запишите. Мысли у девушки верные, надо нам озаботиться созданием своей библиотеки, газет на станции взять. Больной не должен замыкаться на своих болячках, чтение отвлечет и заставит забыть о себе хоть ненадолго. Сделаем лейтенант Валя, сделаем, но увы, не сразу. А тетрадку с карандашом дадим. Вот обход закончим и вам принесут.

– Спасибо.

Врач стал осматривать остальных женщин. Они были из одного расчета малой зенитной установки. Рядом упала бомба, уцелело только трое. Одна, что лежала наверху, напротив меня, оказывается умерла, двое других тоже имевшие тяжёлые ранения, и пока в сознание не приходили.  Вот такая вот жизнь женщины на войне. Тем временем пришли двое мужчин и унесли тело, потом сменили белье приготовив место новеньким.

Ой, ё маё, а про то куда едем спросить я и забыла. Ладно, дальше Урала не увезут. И ранение выходит среднее, дай бог всё заживёт быстро. Теперь другое, а ну как кто меня попросит, а расскажите-ка нам милая, где вы раньше жили? Кто папа и мама, а ну как братья и сёстры есть, а я-то про них ничегошеньки и не знаю. Вот это будет провал. И будет тебе лейтенант Валентина знакомство с НКВД. Откровенно говоря, этого хотелось бы избежать. А потому особо не болтаем и своё высшее образование подальше, подальше прячем. А вот мне и утку принесли … жить, как говорится хорошо.

Похоже конечная станция. Свердловск. Я как ходячая получила другой костыль, халат и переходящую шинель.  Нас посадили в автобус с крестом и стараясь не растрясти, повезли непонятно куда.

А ведь я был в Екатеринбурге, блин, с трудом опознал пару зданий. Совершенно другой город. Нас привезли в трёхэтажное здание какой-то школы.  Койки, койки, койки, даже в коридорах койки. Много же нас. Запах крови, хлорки, лекарств и пожалуй, над всем этим аура боли и страданий.   Женская палата оказалась одна, она была на десяток мест и занимала бывший кабинет директора. Там была своя печка и огромные окна с протыканными тряпками щелями. Моё место оказалось в углу, что мне понравилось.

 

Я попала на перевязку только на следующий день, врачи сначала разбирались с тяжёлыми. На моих ранах уже появилась тонкая кожица, что показывало о том, что заживление идёт нормально.

– Ну и отлично, ещё неделька, и  вы девушка сможете перейти с костыля на палку. Молодец. Сквозные ранения, вам удивительно повезло.

– И летать смогу?

– Сестра намажьте и забинтуйте. Летать? Летать сможете. Хотя я как женщина не понимаю вашего стремления управлять такой техникой. Медсестра, санитарка, радист, но самолёт? Это уже слишком.

– Эх, дорогая товарищ врач. Если бы вы знали, если бы вы знали, как тоскуют руки по штурвалу. Есть одна у лётчика мечта, высота, высота! – пропела я.

– Да летай девочка, летай. Куда деваться, всё война проклятущая, она заставляет нас выделывать такие вещи, какие в мирное время никто бы нам бабам не позволил. А теперь марш в палату. Ты часом не куришь?

– Нет, и не начинала никогда.

– И правильно. Разрешаю тебе выход на улицу два раза в день на пять минут. Воздухом подышать, на небо посмотреть, но со двора ни-ни. Рано! Вот пропуск для вахты.

– Спасибо, товарищ военврач.

– Свободна… .

Вот и пролетели мои два месяца в госпитале. Завтра последний осмотр и выписка. Два месяца прожила в женской палате, а вот подружек себе не нажила. Так, мелкие разговоры о жизни, почти ничего о войне, переживания о родных. Странно, но постепенно до меня доходит, что мысли женские обо всём, что происходит вокруг нас, они абсолютно разнятся от мужских суждений. Я раньше тоже говаривал, у нас с женским полом разная психика, а ведь эти слова оказались правдой. Они говорят о мужиках и семье, о детях и платьях, я же о событиях на фронте, где проходят главные бои, что оставили. Вот так. Может они чувствуют, что во мне не женское сознание? Хотя какой я мужик, давно уже переменился и даже стал стыдиться оголённости. Давеча когда какой-то раненый случайно к нам заглянул, так я блин заорал и даже вдруг бросился закрываться  одеялом. Смешно. Тому может просто давно посмотреть на бабу голую усмотреть не удавалось? Тут бы усладить его взор телом женским, а я дура, взяла и спряталась!  Зачем? А ведь с меня бы не убыло. Подумаешь, чужой мужик в кои-то веки голую бабу увидел, хоть порадовался бы.

Война между тем всё идёт, и мы пока отступаем. Отступаем и оставляем города и территорию, но уже много меньше. Силён немец. Поговаривают, что не всегда нас возвращают по месту службы, а часто отправляют на переучивание в запасный полк. Мне же хочется обратно, к своим ночникам. Нет, не буду загадывать, завтра всё узнаю … .

Глава 9.

Мед комиссия  в составе глав врача и представителя НКВД прошла гладко. Остаточные боли они конечно же были, но раны хорошо зарубцевались и десяток приседаний с наклонами не заставили меня вспотеть как того сержанта, что пытался пройти комиссию раньше времени. Он вышел из дверей весь красный от напряжения, и зло выпалил. – Да что они понимают эти медики, в порядке я! В танке, что и делаешь, так сидишь да стреляешь. И все дела. И так зажило бы.

– Поздравляю лейтенант Путина. Выписку через два часа получите в канцелярии. Хотелось бы помочь вам вернуться обратно в полк, но утром пришёл приказ. В виду того, что количество бомбардировщиков на самолётах легкой авиации сокращается, ВВС постепенно переводится на другие типы машин, всех лётчиков приказано направлять в ЗАП,  будете переучиваться. Вы молоды, теперь здоровы, отпуск отгуляете и в ЗАП. Побывайте дома, долечитесь до кондиции и пожалуйте воевать. Вот. – Глав врач взяла со стола  конверт. – Вам и письмо пришло. Так что сначала к родным на три недели, а потом уже на учебу. Ступайте и постарайтесь больше под пули не попадать.

Я вышла и в задумчивости пошла на склад, получать форму. Ну моей конечно же уже нет, постирали, починили и выдали тем, кто выписывался раньше. Так там и была-то гимнастёрка, кальсоны и лётный комбез. Награды в канцелярии. В чем была, в том ведь и отправили. Чемоданчик мой так и остался на аэродроме, под кроватью. Бельё жалко, хорошее было, удобное.  Ладно, деньги получу и куплю другое. Медаль и орден, удостоверение, юбка. Нет, в ней и чулках я замёрзну нафиг, вместо юбки упросила выдать кальсоны, штаны, портянки, и сапоги. Кладовщик порылся и нашёл старый ещё не кожаный ремень и маленькую шинель с куцей шапкой. Звездочка и фурнитура. Теперь в палату переодеваться и прощаться с народом.

В канцелярии на вопрос куда поедешь, сказала, что моя деревня под немцами, а потому поеду я к тётке в Москву, благо ЗАП куда мне потом предстояло следовать после отпуска был рядом. Уложив сух пай и несколько банок тушёнки в мешок, я помахав девчатам в палате рукой, отправилась на вокзал.   Комендант помог, выдал мне пропуск в проезжающий мимо литерный следующий на Москву, так что я с относительным комфортом быстро добралась до столицы. Пройдя проверку документов, я выяснила у постового милиционера на чем удобнее добраться до теткиного дома.  Он у неё был не сказать, что на окраине, но и не в центре.  Добралась я до него на трамвае вся в сомнениях, узнает ли меня тётка, да и признает ли.  В результате размышлений я решила сказать ей, что в результате ранения позабыла прошлое. Ну, а коли не пройдёт номер, то поеду сразу в ЗАП, там это всем до лампочки.

Дом оказался кирпичным с тремя входами для трёх хозяев. Наверно мне повезло чудом, тёткин вход я угадала. Дверь мне открыла женщина моего роста чем-то похожая на меня.

– Я Валя, Валентина  Путина, – представилась я. – Вот, мне тут дали отпуск по ранению, дома сейчас немцы, и потому можно я его у вас проведу?

– Валя? – всматриваясь в меня, прищурилась женщина. – Ты Валя?

– Вот мои документы и ваша открытка.

– Да, всё точно. Раздевайся Валюша и проходи в комнату, сейчас чай пить будем. Ты прости старую, я же тебя давно-давно семилетней девчушкой видела. А ты вытянулась, похудела. Кубики. Полковник?

– Нет, тётя, младший лейтенант, лёгкие бомбардировщики.

– Можно по имени, я Ульяна, Уля.

Посреди стола на мраморной плитке был поставлен … керогаз или керосинка с плоским фитилём, их ещё по-моему звали трёхлинейками из-за этих фителей плавающих в керосине, а на него поставлен чайник.

– С заваркой  Валь плохо. Да сейчас со всем плохо, потихоньку живу огородом, подрабатываю телефонисткой. А иначе труба. Домой только спать являюсь. Слушай, а не переодеть ли тебя, печка конечно греет, но дрова в это раз выдали большими чурбаками, колоть тяжело. Так я топлю щепочками. Погоди-ка у меня для тебя шерстяное платье есть, душегрейка, и на ноги войлочные тонкие валенки найдутся.

– Спасибо тётя Уля.  Я ведь думала, не узнаете вы меня, и придётся сразу в запасной полк ехать.  А у меня консервы и хлеб есть, сейчас поедим. Завтра встану на учет, мне паёк, какой после ранения положен, выдавать будут. Проживём. И переодеться, я с большим удовольствием. Так давно ничего гражданского не одевала, даже забыла, как это, просто ходить в платье…  .

«Особенно если до этого дня почти практически не носил».

Три недели у тёти Ули пролетели незаметно. Женщиной она оказалась не привередливой и не стала дотошно выяснять про жизнь сестры, видимо было что-то меж ними, что не хотелось ворошить. Но одно я поняла, дело было в папе, может он сделал свой выбор между сёстрами не в её сторону. Бог с ними. Отпуск я провела здорово, бегала по Москве по рынкам, покупала себе разные нужные мелочи, и даже подобрала тётке особый подарок. Между прочим, взяла и переколола все дрова в сарае на небольшие чурочки. Тётя Уля такому моему поступку удивилась, и объявила, что на такое мог решиться мужчина, но никак не девушка.  А что, её женский взгляд заметил мою размашистую походку и  работу рук, словно они  выполняют какое-то действие. Всё таки она, как бывшая графиня, видимо сохранила в себе стать и умение держаться, а потому умеет видеть то, что не замечают другие? Возможно, эта моторика движений всё, что осталось во мне от прежнего мужчины?

И вот наступил день моего отъезда в полк. Я подарила Ульяне пол-литровую банку настоящего мёда, она же меня перекрестила и пожелав более не попадать в госпиталь поцеловала в лоб.

– Иди дочка, иди воюй и бей немца. Не хотела я тебя расстраивать, ну да придётся. Нет больше на свете твоих родителей. Как раз перед самым твоим приездом был у меня знакомый с той стороны, партизанил там. Расстреляли немцы всё село. Они наши раненых приютили, вот немцы и залютовали. Так что бей, стреляй, и бомби. Есть у тебя право на месть! А уцелеешь, возвращайся ко мне, люба ты мне девочка. Я не молода, мне твоя рука в помощь будет. Тут отныне твой дом. Вот наш адрес, ты пиши мне пожалуйста, одни мы теперь с тобой остались.

Уж не знаю, почему и откуда взялось чувство боли, но пролила я слезу по вроде чужим мне людям откровенно, потом молча поцеловала Ульяну в ответ, и вышла из дома. Права она, поводов убивать этих нелюдей, накопилось у меня уже достаточно.

Глава 10.

ЗАП  был в далеко за городом, все таки фронт был близко. Многое для меня уже было привычным и понятным, а потому приехав на попутке, я доложилась о прибытии и меня тут же распределили в третий взвод. Был он чисто женский и в основе своей состоял из уже повоевавших лётчиц, хлебнувших лиха и имеющих боевой опыт. Многие, как и я, после ранений. Утром на построении нам всем объявили, что учить нас будут на Илы, а потому параллельно с нами в полётах будут летать и штурманы-стрелки. Слава тебе господи, мысленно перекрестилась я. Илы с двойной кабиной, это шанс защититься от атак с задней полусферы.

Спарок илов в полку было всего два самолёта, и те переделанные, а потому сначала на них были вывозные лётчиц с инструктором, и только потом уже на илах с кабиной для одного пилота. Когда человек показывал, что больше не нуждается в няньке, его допускали  к полётам со штурманом. После ПО-2  Илюша не показался мне уж очень скоростным, вот тяжёлой и немного медленнее реагирующей на мои действия машиной, это да.  Приноровилась я к Илу быстро, уже через неделю летала сама, и при чем, с полной загрузкой.  Был у преподов такой сюрприз для летающих получше остальных. Загружали самолёт бомбами с песком и лети. Понимал пилот, что машина стала тяжелее только при разбеге, пробег при взлёте сильно увеличивался. Слышали про сей инструкторский трюк многие, всё таки шило в мешке не утаить, но мало кто знал, когда ему такой вылет предстоит. Я справилась, и даже отбомбилась и отстрелялась по мишеням, почти на пятёрку.

И за успехи нас, тогда десяток девчонок успешно и быстрее всех сдавших экзаменационные  вылеты, премировали поездкой в Москву, на настоящую экскурсию в Кремль. Вот тут я опять здорово удивилась, в моей истории таких экскурсий никому не устраивали.

По приезду в Кремль мы оставили шинели и шапки в раздевалке для гостей. Потом нас завели в специальную комнату, где женщины от НКВД откровенно говоря проверили нас на пронос оружия и только потом высокий лейтенант гид повёл нас по особому маршруту.

Было очень интересно. Скульптуры. Украшения залов, мозаика полов. Витражи окон в молельне. Я даже в своём мире никогда в Кремле не был, а тут такая роскошная экскурсия. Было здорово. Одна беда, почти в конце её мне сильно захотелось в туалет, а вот обратиться к гиду с таким вопросом я как-то постеснялась. Он нам о высоком, а я тут ему о пи-пи. Сие не Айс.

И тогда я постаралась отстать, увидев коридор отходящий в сторону я свернула в него, и пошла искать нужную табличку. Что интересно, спокойно прошла мимо двух постов, и никто на меня не тявкнул за отход в сторону. Видимо к такому никто не был готов. Наконец я нашла нужную дверь, правда таблички с писающим мальчиком на ней не было, было написано просто – «Туалет». И тут возник главный вопрос! Мать его, а чей это туалет? Мужской или женский? А может вообще общий? Организм подумал и сказал, наплюй на всё и заходи. Потом разберёшься. И я вошла. Туалет оказался явно мужским, вдоль стены было прикреплено корыто-писсуар. Были и четыре кабинки. А плевать, я запрыгнула в крайнюю и занялась простым делом.

Между тем кто-то вошёл в помещение и принялся весело напевая гимн, журчать в корыто. И тут я не знаю, кто меня дёрнул за язык, я взяла и громко ляпнула. – И что, мне теперь какать стоя, что ли?

Мужик поперхнулся, закашлялся и похоже судорожно принялся застёгиваться. Возможно, даже не закончив начатое дело. Ё-ж маё. Не дай бог кто из начальства, а я его так.  И второго выхода из кабинки нет. Закончив свои дела,  я постояв пару минут всё же набралась храбрости, и вышла.

Оп-па! А вот это уже плохо. Того мужика, которого я оконфузила за дверью точно не было, но в коридоре стояли двое здоровенных энкаведешника, и они явно ждали меня. Во, попала, мелькнуло у меня в голове. Всё, теперь точно мне светит солнечный Магадан, а не фронт.

– Товарищ младший лейтенант пройдёмте с нами.

Я и спрашивать не стала куда, понятно что в кабинет из окна которого хорошо видно Соловки. Делать нечего, я сложила руки на пояснице и пошла за старшим.

– Руки держать вольно, это не арест, –  хихикнул сержант, идущий позади меня.

Мы прошли несколько коридоров, поднялись на другой этаж и вошли в приёмную, секретарём в которой сидел целый майор. Похоже, я оконфузила кого-то и высшего эшелона власти. Мне предложили присесть и подождать, меня вызовут. Минут через пятнадцать секретарь поднял трубку позвонившего телефона и подняв на меня глаза и кивком показал на дверь.  Ой, мамочки, что сейчас будет.

Войдя в кабинет, я увидела человека одетого в китель или может френч, с круглыми очками на носу. Ну не помню я, как сей продукт одежды правильно называется. А уж когда он повернулся и посмотрел на меня, сердечко откровенно говоря ёкнуло. Берия! Сам! Лично!

– Младший лейтенант Валентина Путина. Находясь на экскурсии отошла в сторону по причине требования организма и нигде не обнаружив женской комнаты … была вынуждена войти в мужскую. И я … Очень прошу прошения за длинный язык товарищ нарком. Виновата.

Берия стоял, смотрел на меня и похоже решал, что со мной делать?

– Пожалуйста. Отпустите, мне завтра уже на фронт в полк лететь, уже и приказ готов. Сорок пятый штурмовой полк.  Я и экзамены отлично сдала …  .

И тут Берия рассмеялся. – Ладно. Садитесь младший лейтенант. Откровенно говоря, я до сих пор как вспомню наш диалог, меня смех разбирает. Никогда не понимал анекдотов, а тут сам в таком участвовал. Насмешили и настроение подняли. Полетите вы на свой фронт, полетите. Вижу по наградам, и воевать вы тоже умеете. Молодец. Сейчас у меня есть двадцать минут. Давайте просто посидим. поговорим. Расскажите своими словами, что бы вам хотелось рассказать мне как человеку, который может повлиять на вашу службу.

Вот тут во мне и взбрыкнул прежний я. Вот он шанс рассказать про будущее, повлиять на настоящее.  В конце концов, ну что мне сделают, разве что тихо расстреляют в подвале лубянки?

Я с серьёзным видом посмотрела Берии в глаза и выдала.

– Лаврентий Павлович, а ведь я действительно могу рассказать вам многое из того, что может повлиять на будущее нашей страны. Причем не в виде шутки. Жизнью не шутят. Но вот нужно ли это вам, вот в этом я сомневаюсь. Эти сведения в корне изменят ваше сознание. Может пусть всё идет как идёт? Я полечу воевать, и течение временной истории в этой реальности почти не изменится.

– Вы хотите сказать Валентина, что вы тут не просто так. И вам действительно известны факты  ещё не произошедшего будущего?

– Да, товарищ нарком. Но! При всём при этом я не экстрасенс, не оракул и не сказочница.  Поэтому прямо сейчас разговор начинать и не стоит. Пусть меня отведут в отдельную комнату, даже запрут, с этим я согласна. Потом вы выберете час, и я расскажу вам про себя всё и откровенно. И пожалуйста, очень прошу, пусть это будете вы, а не дознаватель. Сведения, которые я вам открою, не должен знать никто, только вы или товарищ Сталин. Иначе начнётся анархия и под ковёрная борьба. Сейчас во время войны это может подорвать саму власть.

– Вы удивили и заинтересовали меня. Я не верю, что вы бы посмели так шутить со мной.  Действительно, длинный разговор сейчас не получится. Хорошо, вас отведут и запрут, и у дверей часовой будет. Поговорим потом.

– У меня есть просьба, пусть про то что осталась тут, сообщат в ЗАП. Меня поди уже потеряли, экскурсия кончилась, а меня  нет. Неудобно. Это всё.

Берия нажал на столе одну из кнопок, и в комнату вскоре вошли старые знакомые конвоиры.

– Проводить лейтенанта в гостевую комнату три. Закрыть, с ней не говорить, у дверей поставить пост. Выполнять!

Я встала, оправила гимнастёрку и направилась к дверям.  Что-то менять уже поздно. Возгласом – дяденька простите дуру, тут уже не отделаться. Придётся говорить всю правду. Причем и про перевоплощение в девицу тоже, но лучше не сразу. В такое могут и не поверить.

Комната оказалась кабинетом, был диван. Стол. Пара стульев. Имелся и туалет. Супер. Я прилегла на диван и наверно от перенесённого волнения, быстро заснула.

Разбудили меня вечером, на часах стрелки показывали двадцать три часа. Время разговаривать с властью пришло. Было немного страшновато, но я взяла себя в руки и умывшись, проследовала за конвоем. Знакомый кабинет, его хозяин и непонятная ширма в углу. Её раньше не было. Чует моё сердце, что там за её вышитыми цветочками сидит сам Виссарионыч. Хорошо, отступать всё равно поздно, и я встав по стойке смирно спросила. – Можно говорить?

Берия помолчав с минуту, кивнул. – Начинайте.

– Я уже говорила вам, что я не являюсь Касандрой предрекающей будущее. Я просто знаю его. Знаю потому, что пришла в этот мир из другой реальности. В моей реальности практически всё это уже происходило с небольшими отличиями. Была революция, было становление страны СССР, были огромные репрессивные меры, приучившие народ помалкивать и не критиковать свою власть. Были они многочисленные и страшные, но про это потом, если вам это будет интересно. У нас тоже была война с Гитлером, было позорное отступление до столицы с великими потерями. Была блокада Ленинграда, принёсшая десятки тысяч смертей среди населения этого города только от голода. Только в 43 году, мы наконец собрались с силами и начали всерьёз бить немцев и отвоёвывать обратно свои города и территорию. В этой войне по засекреченным данным разных военных ведомств СССР потеряло в общем числе от двадцати семи до тридцати девяти и миллионов человек. Ходило мнение, что и эти цифры преуменьшены. Но мы победили. Дойдя до границ, мы не остановились, а пошли дальше. И выбив немцев из многих европейских стран, наша армия дошла до Берлина. Потом были годы восстановления страны из разрухи, десяток лет радости, что мы вроде наконец спокойно зажили и  … начался медленный распад страны на отдельные страны. Вскоре СССР не стало. Появилась Россия с новым строем, скроенным по лекалам западной демократии, хотя и она не очень удалась. Мы изобрели собственный и особый её вид. Увы, лживый и предательский. Исчез вождь, не стало центрального комитета, на сцену власти на пост руководителя страны, как в США повылезали президенты, которые по сути, были теми же капиталистами. Что смешно, наши новаторы первым делом переименовали милицию в полицию. Что ещё? Скоро грянет третья мировая война с применением страшнейшего оружия массового уничтожения. Что означает конец человеческой цивилизации. Вот так образно говоря, катится по рельсам наша историческая линия. Боюсь, что и ваша история с малой разницей в фактах последует по такой же колее. Вот вам краткий рассказ о моём мире и том, что с различными отличиями боюсь, ждёт и вас.

– Ну это факты голословные. Придумать можно много чего, – Берия посмотрел на меня. – Чем вы можете доказать свои слова?

– Доказать? – тут я задумалась. –  Это трудно, меня перенесло к вам не в моём теле, а только моё «Я», сознание в чистом виде. Но я вам расскажу факты о ходе истории, и вы со временем сами сможете убедиться, что они будут происходить. А как иначе? Поймите, я в вашу реальность перенёсся после своей смерти у себя в далёком от войны 2020-м году. Мне было тридцать шесть лет, а война кончилась в 1945-м. Я её просто не застал, в школе о войне получал только общие знания. Если бы знать, что провалюсь сюда, то конечно же, изучил бы историю до тонкости. И потом, у нас была уже другая жизнь. Знаете, в странах запада и в той же Америке школьникам рассказывают, что в войне победили американцы, которые на самом деле открыли второй фронт почти в самом окончании войны, когда им захотелось попасть в число победителей Германии. А СССР … он был где-то там, просто с боку стоял. Вот такие вот плюшки. Ну не изучал я военные сражения, не запоминал всех действий как немецких, так и наших армий. Это правда. Вот мелкие детали скажем про технику, течение событий, с удовольствием расскажу. Всё что знаю и про что слышал, или читал.

– Стоп.  А вот тут давайте девушка остановимся. Тут ваш рассказ переходит в другую плоскость. В последних словах вы всё время говорите о себе как о мужчине. Это как понять? Вы психически нормальны?

– Нормален я, а вернее нормальна. Откровенно говоря, не хотела я сразу поднимать этот вопрос, но как говорится раз вылезло, надо говорить до конца. И прошу не смеяться или смотреть на меня как на сумасшедшую. Никакого раздвоения личности у меня нет. Есть простой факт. Там, у себя я умер взрослым мужиком средних лет, а тут моё сознание попало в тело восемнадцатилетней девицы. Пришлось привыкать. Вы даже не представляете,  товарищ нарком, чего мне это стоило. Да, сейчас я в женском теле, я к нему уже привык, сросся что ли, и знаю, что в нём я уже останусь навсегда. Я с этим смирился.  Может, лучше мы продолжим искать доказательства моих слов? Я могу подсказать, где и какие изменения стоит сделать в конструкции наших танков, на какой двигатель ориентироваться  конструкторам истребителей, какую свинью можно подложить союзникам немцев открыв им кое какую правду о взгляде немцев на будущее их народов! Подсказать о действиях спец отрядов в ближних к фронту немецких тылах. Расскажу про давно назревшие изменения в действиях войск. Да мало ли чего можно ещё вспомнить. Было бы желание внедрить. Курочка по зёрнышку клюёт, а в общей картине эти введения могут ощутимо повлиять на действия армии.

Я выдохлась, не часто приходится так много говорить.

– Не верите? И ладно, тогда отпустите на фронт, буду как прежде летать и мочить фрицев, где увижу. А о произошедшем в этом кабинете никому ничего и никогда не скажу. Всё равно никто не поверит.

Из-за Ширмы вышел Сталин и помолчав, ответил мне. – Летать? Лётчиков у нас пока много. С этим давайте Валя погодим. Вы много чего рассказали, и нам с Лаврентием нужно время для обдумывания услышанного. Бомбить хотите? А кто, дав нам такие вот известия о будущем, будет всё разъяснять?

Сталин подошёл к стулу на котором сидела Валентина и продолжил.

– Нет. Вопросы к вам товарищ младший лейтенант будут ещё, и их будет много. Теперь конкретно. Вы тут рассказали про мелочи, которые стоит вводить в полевой устав в ближайшее время. Отлично. Возвращайтесь в кабинет, где ожидали вызова и пишите. Письменные принадлежности вам дадут. Вот так.

– Можно просьбу товарищ Сталин?

– Можно.

– Кушать очень хочется, в ЗАПе  я на ужин уже опоздала.

– Понятно. Сейчас вам проводят в столовую, она у нас работает круглосуточно, потом отдыхать, а утром за стол и писать всё что вспомните. Пока это будет вашей службой новой родине. Идите и начните с собственной биографии.

Глава 11.

Меня сводили в столовую и отвели в тот же кабинет. Постовой принёс из раздевалки мою шинель и шапку, будет хоть чем укрыться. Пройдясь по кабинету, я посмотрела в окно. Ночь, окна не светятся. Светомаскировка. Так надо было мне вылезать или нет? Вы скажете случайность? А черт его знает, ведь возможно, всё тут может идти совсем иначе. Люди тут чуть другие, порядки выходит тоже. А есть ли Гулаг в том виде, о котором так много говорили у нас? Был ли 37-й год таким ужасным? Проводились ли расстрелы, аресты по доносам? И ведь не спросишь ни у кого. А женские полки? У нас вон как сложно пробивали эту идею, а тут нате вам. Хочешь, летай, сумеешь, воюй!  И так ли сильны эти различия? Как тут живёт простой народ? Вон по Москве ходила, а ведь к жизни города не приглядываясь, просто гуляла. Честно признаться, так ни в чем толком и не разобралась, и это я ещё на мирную жизнь с боку смотрела. Мне бы пообщаться с кем-то рядовым, послушать мнение постороннего, местного. Может и найдётся такой, потом. Ой, третий час уже … хватит думать. Спать пора.

Я улеглась на диван, положила голову на шапку и закрывшись шинелью, уснула.

Меня раз будил звук поворачиваемого в замке ключа. Открываю глаза и вижу молодого лейтенанта лет двадцати пяти в круглых очках. Посмотрев на меня, он подошёл к столу и стал доставать из портфеля разные письменные принадлежности. Он стоял, раскладывал их на столе и всей своей спиной показывал, мол подъём, я отвернулся. Вставать пора кума, хватит валяться. Так на столе оказались пара ручек с перьями, чернильница, качель-промакашка, карандаши, пачка бумаги, и несколько пустых папок.

– Доброе утро товарищ младший лейтенант. Время уже восемь часов.

Ага, это он мне даёт понять, что рабочий день давно начался, а я лежебока такая сплю и в ус не дую. Понятно. Я откидываю шинель и встаю. Блин и зачем мне тут сапоги?  Мне бы сейчас туфельки какие. Опять прокол, похоже, что я пробурчала это вслух. Неудобно.

– И вам доброе утро товарищ лейтенант.

– Можно Миньон Карпович Алёшин, или просто по имени.

– Хмммм. Ага, очень приятно. Сейчас я в ту комнатку схожу, и мы можем идти куда укажете, – хихикая в душе, ответила я. Миньён с очками.

– Не спешите, мы всё успеем.

Я ещё раз посмотрела на его спину и скрылась в туалете. Однако парень явно намекает на более дружественные отношения. Мол, по званию обращаемся вне кабинета, а между собой можно и просто по именам. Пойдёт. Посмотрим, что будет дальше.

Выхожу и протягиваю ему руку. – Рада знакомству. Когда мы одни, то можно просто Валя.

– Договорились. Сейчас мы идём в столовую, потом возвращаемся и начинаем работать.

– Ясно. Я готова.

А сытно кормят в кремлёвской столовой, разносолов нет, но весьма вкусно. Кстати, лейтенант ел со мной одно и тоже. Карточки на питание оставались у него. Понятненько, контроль полный. Без него мне тут ничего не светит. Молчим, едим, думаем. А интересно всё ли он про меня знает? Вот сейчас придём и начнём с описания моего жития с самого начала. Так там – Родился я красивым крикливым мальчиком …  .