Текст книги "Спартак"

Автор книги: Валентин Лесков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 27 страниц)

Рима»; курия жрецов-салиев (они хранили авгурский жезл Ромула и 12 щитов Марса – «отца» Ромула и Рема); лестница великана Кака (по ней Геракл тащил побежденного им страшного разбойника) и великий жертвенник, поставленный в честь этого подвига царем Эвандром, выходцем из Аркадии, называвшим себя сыном Гермеса; храмы Весты, Фортуны, Приваты (покровительницы семьи), Матери богов; наконец, древний храм Юпитера-Статора (Хранителя, Спасителя), рядом с которым жил некогда царь Тарквиний Древний родом из Этрурии.

III

В Риме царило смятение. Из уст в уста переходили всякие изречения оракулов, каждый дом и храм были полны знамений и чудес, по всему городу давали обеты, совершали жертвы, возносили молитвы богам о помощи. Делались самые разные предложения: вновь отправить, как после ужасного Каннского поражения, посольство в Дельфы, чтобы узнать, что сулит будущее и как отвратить от себя новые несчастья; вновь прибегнуть к указаниям Книги Судеб, к магии, к предсказаниям этрусков, к чрезвычайным жертвоприношениям на Бычьем рынке, где в войну с Ганнибалом приносили людей в жертву богам, – так и теперь следует закопать живыми в землю три пары мужчин и женщин – из фракийцев, галлов и германцев…

Толпы испуганных граждан тотчас побежали на Капитолий. На вершине его находился римский кремль, а также сиявший золоченой крышей храм Юпитера. Этот священный храм украшали по фасаду шесть стройных колонн, между которыми висели на цепях три диска, а в треугольном пространстве над дверью на щитах сидел Ромул, перед ним находилась волчица. Верх здания увенчивала колесница Юпитера, запряженная четверкой коней. Юпитер держал в одной руке молнию, в другой – посох. По обе стороны от него располагались статуи Минервы и Юноны.

Внутри этого древнего и почтенного храма находились облаченная в пышные одежды глиняная статуя Юпитера, выкрашенная киноварью, а также статуи Минервы и Юноны. Статуя Юпитера считалась древней и досталась Риму в результате успешных завоеваний: один говорили, что она из Вей, другие – из Фрегелл.

Храм Юпитера являлся одновременно государственным казначейством: здесь хранилась добыча Суллы, взятая в результате успешной Первой Митридатовой войны. В подвалах храма находились также сокровища, образовавшиеся из приношений общественных и частных (сосуды, золотые венки, разные вещи из золота и серебра, трофеи, щиты, изображавшие военные подвиги, и пр. – периодически их превращали в слитки).

Вот сюда-то и бежали римские граждане, готовясь к искупительным жертвам. В величайшем волнении и страхе пробегали они мимо статуй богов и выдающихся людей, стоявших на пути к храму Юпитера, шепча молитвы и заклинания. Кое-кто из благочестия задерживался все-таки по пути в других храмах, покрывавших Капитолийский холм: храмах Верности, Чести и Мужества, Юпитера, которому приносится добыча (храм победоносных полководцев), Юпитера-стража, Венеры-победительницы, Венеры Капитолийской, Благоденствия, богини жатвы Опс.

Ка ходу граждане обменивались новостями. Услышанное повергало в страх. Говорили, что у некоторых воинов загорелись наконечники копий, на нескольких щитах, статуе Марса и статуях волков на Аппиевой дороге выступил кровавый пот, с неба падали огненные камни, реки потекли кровью, курица превратилась в петуха, родился ребенок неизвестного пола, в садах вдоль Тибра слышались трубные звуки и стук оружия.

Люди, сведущие в предзнаменованиях, скорбно покачивали головами и говорили: «Это не к добру!.. Наступают последние времена Вечного города!..»

Другие им горячо возражали: «Дела не так еще плохи!.. Рим, как достоверно известно, будет сохранен до тех пор, пока в руках квиритов находятся священные предметы, а всего их семь: камень с изображением Кибеллы из Пессинунта, терракотовая колесница из Вей, пепел Ореста, скипетр Приама, покрывало-палладий из Илиона, статуя, упавшая с неба, священные щиты салических жрецов эпохи царя Нумы [59]59
  Один из них, как говорили, упал с неба. От его сохранения по словам нимфы Эгерии, зависело сохранение Рима. Нума приказал сделать еще 12 таких, чтобы никто не знал настоящего и не мог похитить его. Хранились щиты сначала в храме Весты, а после пожара в 191 году до н. э. в доме весталок у форума, у подножия Палатинского холма, в особом тайнике.


[Закрыть]. Этих святынь, охраняемых бдительностью добрых граждан и мощью государства, Спартаку не видать. И боги на стороне Рима, хотя они и подвергают его ныне испытанию за многочисленные грехи. Следовательно, победа все равно будет наша».

IV

Форум и сенат в эти часы кипели страстями. В сенате, собравшемся на Капитолии в храме Диоскуров (свидетельство опасности момента!), консулы подверглись острым нападкам за неспособность расправиться с армией мятежных рабов. Помпеянцы требовали немедленно вызвать в Италию Помпея и передать ему всю высшую военную власть для ведения борьбы со Спартаком. Противники Помпея яростно возражали. Они считали возможным в крайнем случае передачу высшей военной власти только члену сената, присутствующему в данный момент в Италии, а также призвать на военную службу всех ветеранов, сохранивших еще силу и воинский дух.

В народном собрании также не было единомыслия. Часть вольноотпущенников и плебеев (люди свободных профессий), все должники, люди, находившиеся под страхом уголовного преследования, – словом, те, кому нечего было терять, кто не имел никаких надежд, – предавали поношению должностных лиц, сенат как собрание кровопийц. «Погодите, вот придет Спартак!.. Он вам покажет!..» – таков был лейтмотив всех их речей. Другая часть народа и отпущенников, связанная клиентскими связями с сенаторами и всадниками, имевшая определенное имущество и виды на карьеру, встретила известие о походе Спартака на Рим страшно враждебно. Они заявляли о своем намерении с оружием в руках сопротивляться «нашествию обезумевших рабов».

Между этими двумя партиями на форуме происходили жаркие перепалки. Заканчивались они, как правило, потасовками с применением палок и оружия. В течение нескольких дней толпы бедноты, отпущенников и рабов («пропащие, нищие и наглые люди», как говорил о них Цицерон) – противники сената – под начальством своих вождей Лентидия, Плагулея, мима Сергия и др. пытались силой захватить форум. Должностных лиц при этом прогоняли из храмов, другим на форум пройти не позволяли. Народных трибунов, сторонников сената, с криками и руганью стаскивали с ростр. Все решалось насилием и рукоприкладством. Не раз с форума выносили убитых. Но сенат, поскольку свалки чаще всего завершались в его пользу, не назначал в этой связи чрезвычайного суда [60]60
  Цицерон совершенно откровенно признавал, что плебейские массы Рима и Италии, не говоря уже о рабах и вольноотпущенниках, во все времена были страшно недовольны сенатом: «Вооруженные силы и отряды, осаждающие государство, более многочисленны, чем защищающие его, так как чуть кивнешь дерзким и пропащим людям – и они уже пришли в движение, да они даже и по своей охоте восстают против государства; а вот честные люди почему-то малодеятельны, упускают из виду начало событий и только по необходимости, когда уже дело идет к концу, начинают действовать».


[Закрыть].

В такой крайне тревожной обстановке Квинкций, Макр, Геллий-младший, Гипсей, Фирмидий, Тиций («вожаки и руководители шаек наймитов», как определял двух последних Цицерон) и другие ораторы народной партии чувствовали себя как рыбы в воде. В течение дня они многократно выступали на различных народных сходках и до хрипоты спорили со своими противниками. Они утверждали, что в настоящий критический момент надо отложить в сторону прежние споры о трибунской власти, дать дружный отпор мятежным рабам, чтобы защитить отечество и богов-пенатов.

Народная партия колебалась. Но когда выступил Красс (а он больше всех страдал от опустошений, причинявшихся Италии восставшими рабами, поэтому у него и больше всех было оснований для забот), раздал плебеям деньги и хлеб [61]61
  Это было вполне в римских традициях. Раздавал бесплатно народу хлеб в годину дороговизны (по 1,5 модия), будучи эдилом, оратор Гортензий (76 г.). Друг Цицерона всадник М. Сей, эдил 74 года, выдавал народу зерно в период дороговизны хлеба за свой счет по очень низкой цене (1 асс за модий).


[Закрыть](а хлеб поступал скупо, главным образом из Сицилии от Верреса, в Африке же и Сардинии, двух других «житницах римского народа», действовали партизаны) и сделал еще больше соблазнительных обещаний насчет ближайшего будущего, симпатии массы склонились в сторону сопротивления Спартаку. Красс был человек, всем отлично известный, влиятельный и богатый, всегда выполнявший свои обещания и множеству людей среди народа оказавший важнейшие услуги. Не верить его обещаниям не было никаких оснований [62]62
  Цицерон отмечает, что «самым большим недостатком неискушенной толпы» в Риме являлись «колебания, непостоянство, склонность к частой смене мнений, напоминающей перемены погоды», а Саллюстий в «Инвективе против М. Цицерона» (54 г.), говорит, что римский народ «настолько развращен, что он готов торговать собой и своим достоянием».


[Закрыть].

Опираясь на широкую общественную поддержку, на народное собрание, Красс, действовавший до сих пор скрытно через зависимых от него людей, теперь счел возможным открыто предложить свою кандидатуру на пост командующего. Он знал, что помпеянцам не хочется вручать ему войско, но надеялся, что крайняя необходимость окажется сильнее всех прочих соображений. Расчет этот оказался правильным, и кандидатура вновь избранного претора была поддержана подавляющим большинством сената в качество нового главнокомандующего.

Красс взялся за дело очень энергично. В самом Риме спешно произвели набор в шесть легионов (30 тысяч человек) [63]63
  Это было признанием крайней опасности положения. Обычно на войну отправляли 4 римских легиона (остальные – союзники). Только после поражения при Каннах на войну было отправлено 8 легионов, «чего раньше никогда не бывало у римлян» (Полибий). То есть против Спартака при назначении Красса действовало 10 римских легионов (6 – Красса, 4 – консулов).


[Закрыть]. В преторскую когорту командующего был включен цвет римской аристократии (многие отправились на войну благодаря его известности и по дружбе с ним, многие – в силу необходимости). Объяснялось это просто. Красс был не только политический деятель и коммерсант, но также и ростовщик. Он железной хваткой держал в руках многих (в том числе и сенаторов), особенно аристократическую молодежь. Поэтому отказаться пойти с ним на войну никто просто не смел: это значило бы прослыть в его глазах трусом, лишиться кредита и увидеть свои векселя предъявленными к взысканию. Очень тщательно Красс выбрал себе помощников из числа своих давних друзей и сотрудников. Вот список этих лиц:

1. Публий Консидий Лонг (ок. 122 – ок. 57 (?) гг. до и. э.), уже принимавший участие в боях при консуле Геллии, «который считался знатоком военного дела и в свое время служил в армии Суллы» (Цезарь); Красс избрал его на роль военного советника и назначил командиром почетного правого крыла войска. И сам П. Консидий, и его братья, Гай и Луций, выступали как сторонники Красса. Гай имел также связи с Помпеем, Луций не так давно был известен как сторонник М. Лепида и М. Брута. О деятельности его, одного из основателей колонии в Капуе (77 г.) в силу аграрного демократического закона, Цицерон вспоминает с крайним недоброжелательством (он всегда враждебно относился к подобным проектам).

2. Марк Муммий (110—? гг. до н. э.) – опытный офицер, потомок видной плебейской фамилии [64]64
  Самыми значительными членами ее были: консул Л. Муммий, разрушитель богатейшего Коринфа, и Кв. Муммий, сторонник Т. Гракха, избранный на место низложенного народного трибуна М. Октавия (133 г.); он погиб вместе с Т. Гракхом, и тело его бросили в Тибр.


[Закрыть], ставший в 70 году при поддержке Красса претором; он был назначен командиром левого крыла войска.

3. Публий Сулла (107—45 гг. до н. э.) – сын Сервия Суллы, брата диктатора, в будущем участник заговора Красса против Помпея и соратник Цезаря во время гражданской войны (49–46 гг.), командир правого крыла в его войске в решающем сражении при Фарсале; Крассом он был назначен временно исполняющим обязанности командира центра войска (предполагалось, что командиром центра станет Кв. Аррий, самый удачливый офицер консульских армий).

4. Луций Катилина (108—62 гг. до н. э.) – боевой офицер с большим военным опытом, влиятельный человек среди сулланцев, зять Кв. Катулла по первому браку; в будущем поднимется до сана претора (68 г.); в компании с Крассом и Цезарем попытается захватить в государстве власть и погибнет в сражении с правительственными войсками при Пистории; из-за этих его мятежных устремлений о прошлых его заслугах позже предпочтут не вспоминать.

5. Публий Автроний Пет (107—62 г. до н. э.) – из сенатского сословия; школьный друг Цицерона, вместе с ним в 75 году отправлял в Сицилии должность квестора; избранный консулом на 65 году и отстраненный от должности вместе с П. Суллой за подкуп избирателей, он, как говорили, составил заговор и вместе со своим коллегой подвергся судебному преследованию, в результате которого ему пришлось отправиться в изгнание.

6. Луций Варгунтей (106—53 гг. до н. э.) – сулланский командир, сенатор; в 76 году вместе с Цицероном отправлял должность квестора, в 63 году, как и П. Сулла, принял участие в заговоре против сената; со всадником Г. Корнелием готовил покушение на Цицерона, сторонника Помпея и его политического представителя, расстроившееся из-за осторожности последнего; позже принял участие в походе Красса против парфян, во время которого погиб.

7. Гней Тремеллий Скрофа (99–44 гг. до и. э.) – происходил из известного в Риме рода, гордившегося своим знаменитым предком – квестором 142 года Л. Тремеллием Скрофой, победителем Лжефилиппа Македонского. Сам Гн. Скрофа, 27-летний молодой человек, был избран Крас-сом на должность квестора предпочтительно перед другими, более опытными офицерами из-за тесной дружбы с его отцом.

Скрофа-старший (ок. 129 – ок. 68 (?) гг. до н. э.) до гражданской войны с марианцами и особенно после нее усиленно занимался сельским хозяйством и среди современников считался «первым во всех отраслях сельского хозяйства» (М. Варрон). О результатах его сельскохозяйственной деятельности М. Варрон, сам видный агрономический писатель, отзывался следующим образом: «Его имения обработаны так, что многим приятнее глядеть на них, чем на некоторые по-царски отделанные здания. К нему в усадьбу приезжали поглядеть не на картинные галереи, как к Лукуллу, а на хранилище для фруктов. Его сады, говорю, – сколок с верхнего конца Священной дороги, где за фрукты платят золотом».

Но Скрофа-отец занимался не только садами. Он был выдающимся специалистом в области животноводства. Своим друзьям, занимавшимся, как и он, скотоводством, Скрофа говорил: «С раннего возраста я прилежно занимался хозяйством, а свиньи и для меня, и для вас, великие скотоводы, предмет, одинаково близкий. Кто из нас хозяйничает в имении так, чтобы не иметь свиней, и кто не слышал, как отцы наши называли лентяем и мотом человека, у которого в кладовой висела ветчина от мясника, а не из собственных имений?»

Скрофа-младший в отличие от отца свою жизнь посвятил по преимуществу политике, выступая на форуме как сторонник М. Красса. В 70 году Скрофа-младший, «человек старых правил», «личность в высшей степени совестливая и добросовестная» (Цицерон), выступал в числе судей Г. Верреса и подал голос за его осуждение.

8. Луций Квинкций (125 – ок. 49 гг. до н. э.) – народный трибун 74 года, потомок широко известной фамилии, державшейся в политике демократического направления. Наиболее известным лицом в ней, предметом гордости всех сородичей был консул 198 года Т. Квинкций Фламинин, победитель Македонии во второй Македонской войне и «освободитель Греции», удачливый посол в Вифинии (184 г.), изгнавший из жизни путем ловких переговоров с царем великого Ганнибала.

Сам Л. Квинкций, избранный Крассом на роль начальника конницы, несмотря на бурную жизнь и возраст – ему исполнилось 53 года, был на удивление крепок, горяч, храбр и искушен во всех интригах и хитростях. Он по опыту хорошо знал службу в кавалерии, участвуя в 1-й Митридатовой войне с марианцами (он был правой рукой начальника конницы Суллы – Г. Антония).

С такими помощниками, с армией в 30 тысяч человек пехоты и 2 тысячи конницы М. Красс спешил на соединение с консульскими войсками. Предполагалось, что он приведет их в порядок, наберет при необходимости новые когорты по деревням и разделается наконец с проклятым Спартаком, внушавшим теперь всем богатым римлянам горькое чувство и жестокий страх (Блаженный Августин).

V

Спустя три дня, после усиленного марша, Красс соединился с обеими консульскими армиями.

Вручив консулам постановление сената о передаче ему всей власти в связи с войной против Спартака, Красс заслушал отчет своих старших коллег. Услышанное не радовало. И воины и офицеры от непрерывных поражений заразились паническими настроениями. Противник оказывался великолепно осведомленным о всем происходящем в римском лагере, о всяком шаге римского командования, о многих намерениях и планах. Секретная агентура Спартака сумела просочиться в легионы и разлагала их с помощью агитации. Все попытки помешать ей не приносили успеха.

Передав консулам распоряжение сената немедленно возвращаться в Рим (чему они, измученные, потерявшие веру в себя и подавленные стыдом, без сопротивления подчинились), Красс взялся наводить порядок в консульских войсках. Созвав солдат на сходку, он стал резко упрекать их за малодушие и трусость, позорящие Рим, повелитель многих народов, и кончил следующим заявлением:

– Я решил за непрерывные поражения, которые вы позволяете себе нести от собственных рабов, подвергнуть вас старинному наказанию – децимации, казни каждого десятого.

Заявление Красса привело офицеров консульских армий в ужас. Подобное наказание не применялось уже очень давно и считалось совершенным анахронизмом. Тщетно просили они полководца отказаться от столь жестокой и непопулярной меры, способной внушить не храбрость, а ненависть к нему, но Красс был непреклонен.

Тогда воины двух консульских легионов на виду всего войска, построенного в каре, стали бросать жребий. Тысяча римлян, которых быстрые ноги спасли от смерти на поле битвы, не смогли все-таки уйти от судьбы. При общем стенании всего войска они были наказаны ликторами розгами, а затем обезглавлены.

Дав всему войску столь жестокий и предметный урок, Красс разместил солдат на отдых. Он не имел никакой охоты сам идти навстречу Спартаку и вступать с ним в бой прежде, чем подойдут набираемые его офицерами когорты резерва.

VI

А предводитель повстанцев некоторое время колебался: идти ли на Красса и пытаться разбить его или сразу начать движение на юг, признав попытку напасть на Рим неудавшейся?

После обстоятельного размышления он решил все-таки испытать намерения Красса и двинулся ему навстречу.

Узнав о приближении врага, Красс выделил из своих войск две армии по 10 тысяч человек под начальством Кв. Аррия, победителя Крикса, и М. Муммия. Он поручил им двигаться на флангах войска Спартака, завязывать с ним стычки, но в бой без приказа не вступать.

Кв. Аррий, получивший от повстанцев жестокие зарубки на память, стал в силу этого очень осторожен. Он точно выполнил приказ своего командующего. М. Муммий же, не имея еще личного печального опыта, горел желанием отличиться. Это и завлекло его в ловушку Спартака.

Увлеченный притворным бегством неприятельских отрядов, М. Муммий преисполнился воодушевления и дал битву. В итоге легионы его оказались разбиты наголову и обратились в бегство. В руки восставших рабов попали римские обозы и много оружия.

С трепетом в душе вернулся М. Муммий в главную квартиру. Он ожидал самых страшных последствий Для себя лично, но, к своему удивлению, отделался строгим выговором. От воинов же полководец потребовал поручителей в том, что они будут впредь беречь оружие, которое он им снова раздаст. Обманувшим его поручителям, тем, кто таковых не представит, и новым беглецам Красс грозил повторной децимацией. Его угрозе верили и не верили.

Не без труда воины М. Муммия отыскали среди товарищей тех, кто пожелал дать за них полководцу страшный залог. 500 же солдат найти себе поручителей не могли. Тогда Красс на глазах всего войска велел разделить их на пятьдесят десятков и из каждого десятка вновь казнил по одному человеку.

Новая децимация, казалось, переломила страх перед спартаковцами. Но Красс не вполне доверял настроению воинов. Только после того как подошли вновь набранные когорты, он почувствовал решимость и силу вновь двинуться на врага.

А Спартак с видом устрашенного и обращенного в бегство через земли сабинов, марсов, гирпинов шел на юг, в сторону Лукании. По пути он останавливался, завязывал с авангардом римских войск стычки и пытался втянуть легата Красса Кв. Аррия в битву, но безуспешно.

В конце концов от успешно завершавшихся стычек и непрерывного движения повстанцев на юг (Красс именовал это «бегством»!) римляне осмелели. Однажды разведчики донесли Крассу, что 10 тысяч рабов почему-то отделились от своих и устроили самостоятельный стан. Обрадованный Красс поспешил к небольшому лагерю восставших с намерением предложить битву.

Последние не задумались принять бой. Сражение разгорелось. В самый разгар его явился Спартак, нанес римлянам поражение и заставил их отступить в лагерь.

После этого повстанческая армия беспрепятственно двинулась на юг, к морю.

Хотя Красс и уничтожил из 10 тысяч армии спартаковцев две трети ее бойцов и 900 человек даже взял в плен (об этом он поспешил сообщить в Рим), собственные потери его оказались тоже очень значительны.

Но особенно раздражало полководца малодушие, проявленное легионами при известии о подходе к полю битвы самого Спартака. С таким недостойным поведением воинов Красс считал необходимым непримиримо бороться.

Однако подвергать наказанию союзников из италийских народов после резни, устроенной им Суллой, он опасался. Таким образом можно было только дать нобый повод к их раздражению против Рима, а оно и без того явилось достаточно сильным и находило себе выражение в дезертирстве. Поэтому в отношениях с воинами из других городов и деревень приходилось быть дипломатом. Но малодушие своих собственных сограждан-римлян Красс считал абсолютно нетерпимым.

Итак, он вновь собрал на претории всю армию. В середине ее на глазах у всех Красс поставил 40 тысяч солдат, набранных в Риме (10 тысяч из войска консулов плюс 30 тысяч, приведенных им самим). Вновь в своей речи полководец заклеймил позором их трусость.

– Я не потерплю, – заявил Красс, – чтобы люди, обязанные показывать другим пример в доблести, показывали его в малодушии! Я решил вновь подвергнуть вас, римляне, децимации и стану подвергать ей каждый раз, когда войско посмеет отступить перед врагом!

От такой угрозы у всех кровь застыла в жилах. Помощники Красса пробовали вмешаться. Он заставил их замолчать. И пришлось воинам 8 римских легионов бросать горестный жребий. И около 4 тысяч римлян были затем наказаны розгами и обезглавлены.

Третья децимация оказалась решающей и по-настояще-му переломила настроение всей армии. С этого времени, как замечает Плутарх, Красс оказался для своих солдат страшнее побеждавших их врагов.