Текст книги "Рассказы печального студента"

Автор книги: Вадим Якунчиков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 3 страниц)

Якунчиков Вадим
Рассказы печального студента

Вадим Якунчиков

Рассказы печального студента

Бесплатный полезный совет: если Вам не нравится история, посмотрите следующую – вдруг та окажется не столь ужасной.

Вадим Якунчиков

РАССКАЗЫ ПЕЧАЛЬНОГО СТУДЕНТА.

Автор благодарит своих друзей и знакомых за предоставленные характеры и слова, а также извиняется, что взял их без спроса.

Оглавление.

Нелетная погода / Неудачники / Шпион / Лабиринт / Редкий кадр / Тринадцатое (воспоминание о будущем) / Ветер / Полет на автопилоте / Звонок – I / Звонок – II / Звонок – III / Звонок – IV / Звонок – V / Чемоданчик / Мороз / Диалог / Посадка / Убийство / Письмо / Мокрый декабрь / Чертова горка

–05.11.89

Нелетная погода.

"Нет, я этого так не оставлю! Если уехал в другой город, так уж сразу и изменяет! Видели – те, доказательств любви ей мало! Ничего, сам приеду, собственной персоной. Как в старых романах – по первому зову любимой. То бишь по последнему письму, где она перешла все границы разумной ревности". Он с самым решительным видом шагнул вперед и выпрыгнул из автобуса. Мокрый снег залепил лицо, но теперь его не остановит ничто! – Один билет, на ближайший, до ... . – Как это нелетная ? – Но мне же только в ... – Так ведь срочно же! Неотложное дело! – И когда это все у вас закончится? – Ничего, буду ждать. "Присесть, конечно же, некуда. Ничего я постою. Нет, меня так еще не оскорбляли! Я ведь ее люблю, это факт! А она – "на девушек заглядываюсь"! Да на кого тут смотреть? Вон рядом стоит – сама мрачнее тучи, небось тоже женишок еще тот попался. Тупой, небось, как пень, а ему такая хорошенькая досталась. Даже очень хорошенькая. И, наверняка, не такая ревнивица, как моя. Но я люблю мою, и точка. А у этой глаза добрые... Нет-нет, зачем мне эти подробности, у меня есть кого рассматривать. Хотя моя, пожалуй, не такая симпатичная. И не столь очаровательно улыбается... Хм, а кому это она улыбается? Ну, конечно, ведь уставился на нее и смотрю уже добрых полчаса! Отвернуться, срочно отвернуться! И я ее называл мрачной! Все, все, все, я ее не вижу, она меня не видит, я думаю о своей любимой, она дает о ... Интересно, а о ком она думает? О своем? Но улыбается-то она мне. В конце-то концов, не столь же я плох, вполне мог заинтересовать кого-то. Или все же плох для нее? Интересно, смотрит ли она все еще сюда? Аккуратно повернусь, незаметно... Заметила! Смотрит. Чего это я? Улыбаюсь ей? Нет-нет, нехорошо как-то это... Разве что из вежливости – она улыбнулась – я в ответ. Да и вообще, нечего отворачиваться, как хочу, так и стою. А хочу я стоять лицом сюда, так даже веселей. Не то слишком все сегодня мрачно. У меня ведь личная трагедия. Мне не верят. Думает, что я тут на других заглядываюсь. Да на кого тут смотреть!??"

–

Неудачники.

Сойдя с крыльца, Сенин попал ногой в лужу. "Оказывается, дождь прошел, а я и не заметил! Какой хороший воздух!" И он пошел пешком. "Все равно автобуса не дождаться..." Сквозь старый, потрескавшийся асфальт выглянула трава. "Какая прелесть, зелень в городе!" Сенин улыбнулся дымчатому коту, подмигивающему на солнце. Около перехода трое небритых рабочих вяло ковыряли лопатами сырую землю. "Наши городские кладоискатели, пиратские сокровища откапывают..." Судя по всему, пираты зарывали свое золото по одной монетке вдоль всей улицы. Заскрипев, автомобиль ткнулся в Сенина. Он покачнулся, но все же удержался на ногах. "Видно срочное дело у водителя, вот и спешит. Да и сам виноват – засмотрелся..." На другой стороне улицы был небольшой магазинчик, у которого стояла очередь. продавали ананасы. "Хорошо, что кошелек забыл, а то, чего доброго, встал бы. Хотя зачем мне ананасы? Вон парнишка стоит без всяких ананасов, а какой веселый! Мастерит себе что-то, и доволен. а чем я хуже мальчишки? Ну и что, что четвертый десяток заканчивается? " И Сенин бодро прыгнул через лужу. Приземлившись почти в середине ее, он не расстроился – все равно ноги уже были мокрые. Около кинотеатра Сенин задержался. "Хм, уже другой фильм идет, а я так и не сходил на прежний. Опоздал. Хотя, не важно, я ведь его еще в юности смотрел. И даже хорошо, что фильм сменили, а то шел бы мой любимый, а я кошелек забыл..." Увидев радугу, Сенин удивился, что не заметил ее раньше. Глядя на небо, он дошел до почты. "Надо будет Петру письмо написать. Еще одно. Давненько он мне что-то не отвечал. Работает, конечно. Он молодец, деловой человек, солидный. Вроде этого вот." Увидев улыбающегося ему человека, Базов нахмурился еще сильнее. "Нет чтобы под ноги чаще смотреть, он на небо уставился! О чем люди думают?!" ворчал Базов, старательно обходя лужи. "Всего-то с работы до дома – квартал, а сколько луж! Того и гляди, ноги замочишь. И самая большая – напротив почты. Тоже работнички там работают – если не задержат, так потеряют". Описывая вензеля вокруг луж, Базов дошел до кинотеатра. "Тоже мне, очаг культуры! Все про любовь, да про любовь, только поцелуи и умеют снимать. А результат никакой культуры, никакого воспитания. Вон стоит, юный хулиган, наверняка рогатку себе делает, кто только за ним смотрит!" Когда Базов подошел к магазину, очереди уже не было, хотя ананасы еще лежали. "Уж больно они какие-то не такие. А сколько стоят? Продают ерунду какую-то!" Переходя через улицу, Базов недоверчиво поглядывал на остановившийся в трех метрах от него автомобиль. "Того и гляди, раздавят. Носятся, как угорелые. Не то, что я, у мен в такую погоду в гараже стоит. В дождь, да по таким колдобинам... Вон, опять копают. Нет чтобы по новой асфальтом залить, а то ведь все ноги переломать можно. Никому ничего не надо, все тольк о и смотрят, чего бы себе утянуть. Вон даже у кота воровской прищур" – и Базов пшикнул на грязно-серого кота. У подъезда базовского дома грелись на солнце старушки. "Опять сплетничают! Всем, небось, косточки промыли!" Не глядя по сторонам, Базов вошел в подъезд и остановился. "Человеку почти пятьдесят, а он вынужден каждый день на третий этаж забираться. Э-эх!"

"Здорово живете, бабушки!" – привычно улыбнулся Сенин, заходя в дом. На двери лифта опять красовалась ржавая табличка. "Ерунда, вместо зарядки будет" – и Сенин, посвистывая, стал подниматься на свой седьмой этаж.

–06.11.89

Шпион.

Сижу здесь уже третий час. Комары, похоже, сошли с ума от радости – им как праздничный торт. Ничего, я терпеливый, я подожду. Лишь бы не упустить. Вечереет, и в мой бинокль видны лишь темные силуэты домов и машин. Нужный мне силуэт я не спутаю ни с каким другим – сердце подскажет. Конечно, сегодня уже сфотографировать не удастся. Зато будет точная картина по всей неделе – все места, все время нахождения там. А чем больше я буду знать, тем лучше. Я должен знать все. Я хочу все знать. Черт, курить хочется. Нельзя, слишком заметно. Придется бросать, а то может не понравиться... Внимание! Дождался. Время? – Запомним. Движение на окраине города небольшое, следить удобно. Всего четыре автомобиля, трое прохожих. Показываться пока рано, подожду, пока скроется из виду. Так, теперь пропущу парочку, не буду пугать. Теперь пора. Бинокль в сумку. Ничего не оставил? Нет. Все в порядке. Надеваю шлем не тот, что вчера, завожу мотоцикл, газую – теперь не стоит прятаться, пусть все думают – рокер. Проезжаю на скорости мимо объекта наблюдения – все равно точно знаю его маршрут. Запачкал я мотоцикл, придется помыть, прежде чем возвращать владельцу. Не хочется, конечно, привлекать посторонних, но как еще менять технику? Теперь – на другой наблюдательный пункт. Стройка напротив нужного мне дома – это, конечно, удача для меня. И сторож подходящий – ни разу меня не заметил. Зато я все замечаю. Так, пора бы появиться, задержка не запланирована. Ага, все в порядке, окна зажглись. Навожу бинокль, ловлю в перекрестье. Несколько минут внимания – объект на месте. Теперь можно спокойно уходить домой, спать. Легко сказать – спокойно, все равно сразу не уснуть. А покой я потерял с начала слежки. Наверняка даже пресловутый Джеймс Бонд не отдавался так своим поискам. Ему вообще легче – не нужно больше ничем заниматься, кроме как шпионажем. А я для всех – студент, самый обычный, не отличник, не активист, как все. И никто не знает, что я – шпион, вся моя жизнь – поиск. Я сам сделал себя шпионом. В детстве я никогда не играл в шпионов, да и сейчас это не игра.

Сегодня воскресенье. Сегодня я целый день – шпион. Встал рано, сделал зарядку – надо быть в форме. Затем пробежка до стройки. Сторож спит, спит и дом напротив. Его обитатели проснуться позже, и я это увижу. Я знаю их всех. Но не все меня интересуют. Одиннадцать – ноль пять. Заряжаю новую кассету. Я бы мог быть неплохим фотографом. Но это – не для меня. Пора! Взвожу затвор, ловлю свой объект в прицел. Затаил дыхание ... нажал спуск. И никто ничего не слышал – мое ружье – фоторужье, я не террорист, я шпион. Теперь нужно перенести слежку в центр города – там кинотеатры, дискотеки, праздно-праздничная толпа. Никому нет дела до парня с кофром через плечо. Объект не догадывается о слежке. И не нужно. Пока. Потом я сам заставлю себя заметить. А пока что я только смотрю, запоминаю, фотографирую. Щелк, щелк, щелк ... общий план ... крупный план ... анфас ... профиль ... опять анфас. Все остановки, все контакты. Сегодня контактов почти нет. Это хорошо, никаких дополнительных линий. Все просто, все понятно, все ясно. Две кассеты заполнились снимками, объект опять на месте. Мысленно прощаются с сонным сторожем. Вечер, но у меня еще много работы обе кассеты должны превратиться в глянцевые листки. Долго, внимательно смотрю на снимки – сегодня они особенно удачны. Прячу всю стопку, посторонний глаз их не увидит. Хотя нет, один, наиболее удачный снимок я оставлю на столе. Завтра я перехожу к следующему этапу операции. Завтра я сам в открытую подойду к объекту моего беспокойства. Возможно, завтра я стану диверсантом – я поцелую ее.

–

Лабиринт.

В глазах моих темно, но я уже полностью ощущаю мир вокруг себя. Тело влито в кресло, ноги на нужных педалях и нажимают на них ровно столько, сколько надо. Руки уверенно манипулируют рукоятками. Я управляю своим движением. Трещина на побеленной стене была сравнительно небольшой. Сравнительно с другими трещинами. Сравнивать же ее с собой мне бы не хотелось, да, по правде сказать, было бы некогда. Я отвернул вправо, и крыло пронеслось в метре от этой трещины. В метре в моем измерении. Обретя возмож ность видеть, не обрел способности удивляться. И действительно, чему удивляться? Я нахожусь в обычном, точнее заурядном коридоре. По обе стороны двери, повороты, за ними другие коридоры, двери, тупики, лестницы. Также нет ничего удивительного в моем нахождении в этой тесной кабине. Одно другому, согласитесь, не мешает. Я провожу плановый разведывательный полет. Дело привычное, подобные полеты совершаю, как правило, раз в сутки. Пока что все спокойно. Коридоры пустынны. Иногда я с ужасом представляю, как какая-нибудь дверь открывается и выходит человек ТОГО измерения. Он медленно, очень медленно поворачивается на звук двигателя, столь же медленно поднимает руку и раскрывает ладонь. Несмотря на эту медлительность, я не в состоянии отвернуть в сторону от этой огромной, бугристой ладони. Еще до того, как он закроет ее, я перестану существовать. Гоня от себя этот бред, я успокаиваюсь тем, что обычно человеку трудно бывает поймать муху. Муху ЕГО измерения. Мух ТОГО измерения приходиться избегать. Правда, они обычно не обращают на нас никакого внимания, принимая за чуть более крупных собратьев. Но вся беда в том, что, глядя на муху, нельзя с полной уверенностью сказать, в какую сторону она полетит в следующий момент. Чтобы сбить ее, нужно израсходовать четверть боекомплекта, поэтому разумнее всего держаться подальше от них. Последние четыре полета я не видел этих тварей, и считаю это большой удачей. Возможно, наступила зима. С полной уверенностью я этого сказать не могу, потому что стекла на окнах, а их по два в каждом коридоре, матовые. В одном из них после вчерашнего вылета появилась трещина. Я загнал туда противника. На что он надеялся, направляясь на белую шершавую поверхность, сказать трудно. В любом случае он был обречен, горя и не слушаясь рулей. Я бы на его месте предпочел нажать кнопку самоликвидатора. Такие кнопки заменяют у нас рычаги катапульт – разлететься на куски приятнее, чем перспектива быть размазанным по потолку. Год назад один мой товарищ на полной скорости завернул за угол, запутавшись в коридорах и забыв, что там тупик. Хотя он шел почти в центре коридора, развернуться он уже не смог. На стене, около самого угла, осталась царапинка. Зато нелетной погоды здесь не бывает. Нам неизвестны циклоны, вихри, шторма. Однако полет над лестницей не менее с ложен, чем полет рядом с торнадо. Нисходящие или восходящие спирали выжимают на лбу холодный пот. Немного довернуть – и я на другом этаже. Навстречу мне, быстро вырастая в размерах, мчит темная точка. Вот она уже на дистанции стрельбы, но на гашетки я жать не стану – это мой коллега-разведчик, хоть и противник. Я беру чуть ниже, он – чуть выше. Так мы с ним расходимся уже полгода. Его предшественник был настроен не столь миролюбиво. В щелях паркета на одном из этажей можно до сих пор найти его обломки. До сих пор мне везло. Но сегодня везение может устать. Вряд ли хоть один из приближающегося звена упустит возможность помочь мне расстаться с жизнью. Скорость – на максимум. Я мчусь навстречу своей смерти, однако совсем не собираюсь встречаться с ней. Забираюсь к самому потолку и резко поворачиваю в боковой коридор. Он кончается тупиком. Скрывшись из виду, я переворачиваюсь вниз головой и плавной петлей выхожу в горизонтальный полет над самым полом. Все пятеро заворачивают в тупик, когда я уже вылетаю из него. Еще посмотрим, кто кого. Успеть бы долететь до лестницы. Подстрелить там кого-либо почти нереально, зато легко оторваться, скрыться. Нет, не успею. Из тупика вылетает первый ... второй ... третий ... Где же еще два? Похоже, что на всех места в тупике не хватило. Тогда браво, 2:0 в мою пользу. Огненный трассер слева отрезает меня от мечты свернуть на лестницу. Что ж, играть, так играть. Фигуру, которую я описал, вы не найдете ни в одном пособии по высшему пилотажу. Что-то навроде бочки, однако не по кругу, а по прямоугольнику – по периметру коридора. Весь удар огневой мощи трех машин пришелся на стены, пол, потолок. Я же выпустил лишь одну очередь, но ее хватило, чтобы счет стал 3:0. Не верю, что разрыв увеличиться – мне уже не уйти. Впереди конец коридора без каких-либо ответвлений, сзади – два мощных перехватчика. Перед лицом маячит трещина на стекле – у них блестящий шанс отомстить за товарища на том же самом месте. Но я не повторю его судьбу, финал будет в другой постановке. Палец уже нащупал красную кнопку... Я не сделаю второй трещины. Хотя... Как я раньше не догадался! Второй трещины не будет, я вот первая... Раз стекло трескается, его можно РАЗБИТЬ! Боекомплект у меня почти полон. Палец оставляет страшную кнопку и ложиться на гашетку. Другим я ставлю переключатель в режим залпового огня. Я уже не различаю, передается ли мне тряска от извержения опасной начинки зарядов, или мои нервы шатают мои мозги. Осколки, куски стекла – и свет! Первое, что я понимаю – я жив! Зрение гасит ослепительная белизна. Там, снаружи, снег. И резко перед глазами – темный комок. Птицы вредят авиации не только попадая в двигатели. Этой вороне я вонзился между перьев на хвосте.

И кто сказал, что это прекрасно – летать во сне!

–23.11.89

Редкий кадр.

Аляповатая афиша у кинотеатра успела посереть от времени и дождя и Сергей вспомнил, что фильм, который ему советовал посмотреть брат, идет сегодня последний день. В последнее время Сергей совсем замотался с делами, и решив, что пора и передохнуть, он пристроился в хвост очереди у касс. (В мастерскую я сегодня, конечно, уже не попаду, ну да ничего), – поправив на плече неудобную сумку, Сергей протянул деньги в окошко. Взяв билет и сдачу, он повернулся и с некоторым сочувствием и превосходством посмотрел на стоящих в очереди. Лица, лица... Сергей не вполне понял, как это случилось, очнувшись лишь, когда медяки, проскользнув мимо кармана, со звоном заскакали по грязному мраморному полу. Обе девушки засмеялись, а Сергей, чувствуя себя полным идиотом, принялся поднимать деньги. (И чего это я в самом то деле? Что, красивых девушек не видел? Нет, конечно, есть на что засмотреться... И явно сестры), – толкая всех своей сумкой, он поспешил уйти от касс и от своей неловкости. В фойе кинотеатра благодаря нерадивости электрика, что называется "царил" полумрак, даже приятный своим спокойствием. Играла музыка, столь тихая, что шумы записи почти не чувствовались. Народу было много, и Сергей не стал уходить далеко от входа, чтобы видеть дверь. (В конце концов, просто смотреть никому не запрещено. А я и хочу – только понаблюдать. Из чисто эстетических соображений... Ага, вот и они... и не одни...). Единственное, что приходило на ум Сергею при взгляде на этого пожилого мужчину – "профессор". Никем другим он его представить не мог. "Профессор", несмотря на свой вполне солидный вид, рассказывал дочерям что-то несолидное и даже смешное. (Охраняет он их, что ли? Одних отпускать не рискует. А то ходят тут всякие... вроде меня.) Сергей решил для себя, что более темноволосая (а отличались друг от друга сестры главным образом оттенками волос) – старшая, хотя он вряд ли смог бы объяснить, почему, как и то, что, она была ему более симпатична. Стараясь пореже показываться на глаза этой не совсем обычной компании, Сергей старался держаться поблизости от нее. Прозвенел звонок, и толпа хлынула в зал. На какое-то время Сергей потерял троицу из вида, но найдя свое место, он обнаружил девушек с их провожатым прямо перед собой. Сергею с его ростом почти никогда не загораживали экран (скорее уж наоборот), но сейчас не очень-то высокие созданья определенно мешали следить за действием фильма. Все полтора часа Сергей просидел, проклиная свой характер и не видя актеров, не говоря уже о том, чтобы следить за нюансами действия. Когда замелькали титры, он почти успокоил себя – (Да и кто я такой? Попробуй тут хоть слово скажи, когда тут такой ... профессор. Хотя, может быть, именно он и именно сейчас сможет...) Зажегся свет, и, боясь снова потерять их, Сергей пошел прямо за ними. На улице он обогнал их и сказал, обращаясь к "профессору": – Извините, не уделите ли вы мне несколько минут? Девушки взглянули на него с удивлением, а их отец – с невозмутимым спокойствием, – Пожалуйста, мы вас слушаем. – Дело в том, что... Разрешите представиться – Сергей..., фотограф. Понимаете, я не мог пройти мимо столь колоритной группы, как ваша. Я понимаю, что это непривычно... и даже нахально... но если у вас найдется немного свободного времени, то не разрешите ли вы мне запечатлеть вас? Сергей, и без того не любивший и не умевший говорить много, и напрягавший до предела свои ораторские способности, все больше и больше тушевался и путался под внимательным и строгим взглядом "профессора". Но вот этот взгляд смягчился: – Ну и где вы намереваетесь нас ..."запечатлеть"? Надеюсь не здесь? – Нет-нет, давайте отойдем немного в сторону, хотя бы вон к тому переулку... Все необходимое у меня с собой. – Ну что, согласимся? Идемте! Сергей не знал, как поддержать разговор, но ему помогли: – Скажите пожалуйста, вы всегда носите с собой эту сумку? – Конечно, ведь в любой момент может попасться удачный кадр. – (Почему это спросила младшая, а не старшая!), – Кстати, это называется не сумка, а кофр. Он достал оттуда аппарат, отвинтил объектив, сунул его в сумку, достал другой, с виду ничем не отличавшийся от первого и прикрутил его к фотоаппарату. – Неплохой у вас аппарат, молодой человек, – удовлетворительно кивнул "профессор". – Работа... Встаньте, пожалуйста, вот сюда... вы подвиньтесь сюда, а вы... Извините, как-то неудобно так обращаться... Скажите тогда уж как вас зовут... – (Неплохо у меня получилось, довольно естественно. Ага, "профессор", значит, тезка, даже двойной... младшая – Ира... Ну чего же она медлит!),Так вот, Наташа, пододвиньтесь, пожалуйста, к Сергею Сергеевичу и чуть-чуть приподними голову. Отлично! И глядите веселее, можете не улыбаться, но глаза должны быть веселые, они у вас такие красивые, – (Не перестарался ли я? Впрочем, художнику простительно),– Теперь давайте сюда встанем. Так, хорошо... Снимаю... Каждый раз он делал помногу снимков, и довольно скоро заметил, что счетчик кадров зашкаливает. – Одну секундочку, вставлю другую пленку. Вы уж извините, что задерживаю вас, но вы сами не представляете, как хорошо смотритесь, – (Особенно она!),– Какая удача для меня, – (И это абсолютно искренне!),– И погода хорошая, освещение ровное, – (И я сам, дурак, свечусь, наверное!). Сергей повозился в сумке, щелкнув крышкой фотоаппарата. – Последняя серия, и я больше не буду утомлять вас! – А вы нас нисколько не утомили, даже наоборот! (О! Наконец-то заговорила! Неплохо для начала.) – Ну вот, съемка и окончена. Огромное вам спасибо! И еще, вот... Не хотелось бы навязываться, но если какое-нибудь кадр окажется действительно интересным, может быть вы бы хотели получить его? Я бы мог занести его вам... – Да ничего, молодой человек, нас не за что благодарить. А утруждать вас заносить...,– Сергею показалось, что глаза "профессора" стали немного лукавыми, – Впрочем, вот адрес... Всего хорошего, желаем творческих успехов! – И вам всего хорошего, и еще раз спасибо! Сергей записал адрес и перелистал записную книжку. (Так, завтра нужно будет в библиотеку зайти. И отнести, наконец, в мастерскую фотоаппарат брата, а то все таскаю... А когда его починят, попросить брата, чтобы научил фотографировать, что ли...)

–

Тринадцатое (воспоминание о будущем).

На улице был поздний зимний вечер и на вывеске около входа я разглядел только последнюю цифру – 3. Возле двери располагался остаток древнего ледника, который, впрочем, я успешно преодолел. Поиски ручки к успеху не привели и лишь благодаря некоторой подготовке мне удалось попасть внутрь. Надо отдать должное – там было немного светлее, чем снаружи. Неясные контуры при ближайшем рассмотрении оказывались более-менее обычными вещами. Один из быстро приближался ко мне и обернулся встрепанное старухой с дико горящими глазами. "Сынок, ты только мне правду мне скажи, обязательно! Ведь и ты отсюда, правда же!??" "Конечно, конечно, бабуся", – поспешил я отделаться от нее, – "Все мы отсюда ... в некотором смысле". Сбоку стояла компания с нездоровым блеском в глазах. Двое из нее подошли ко мне, "Друг! Понимаешь... мы тут... в общем – Десятым будешь? На кефир не хватает!" Как ни жаль было рушить их надежды, но требуемой суммы у меня уже два дня как не было. До лестницы я добрался уже без происшествий. На нижней ступеньке сидел человек, и обхвативши голову руками, тихо раскачивался из стороны в сторону. "Ведь я же просил его! Умолял!", говорил он, ни к кому не обращаясь, – "Ну что ему стоило! Только бы спросил меня... Ну я же просил!" Послышался слабый писк, за ним – дикий крик: "Вот он! Хватай его, хватай! Ведь весь обед съел!" – и три аскетичного вида юноши прогрохотали по лестнице вслед за мышонком, явно более способным бегуном. Я тем временем добрался до второго этажа. И снова меня спасла подготовка. Я успел рухнуть на пол за полсекунды до того, как летающая тарелка пролетела на уровне моей головы. Заканчивая свой полет, она врезалась в висевший на стене огнетушитель и разбилась. Огнетушитель решил ограничиться тихим шипением. А уже шел к третьему этажу. На площадке между вторым и третьим этажом стояли влюбленные, три или четыре пары. Сильно сомневаясь, что могу их смутить, я все же постарался побыстрее пройти мимо. На третьем этаже царил полный мрак. Вне пространства висели звуки и запахи неизвестного происхождения. Поскрипыванья, шорохи, всхлипы, похрюкивание, чмоканье, вскрики, обрывки фраз, либо неразборчивых, либо нецензурных; издалека нестройный хор душевно пел – "... дочь камергера..." Запинаясь о чьи-то конечности, я проследовал далее. Между третьим и четвертым этажом снова стояли парочки. Поднявшись на четвертый этаж, я столкнулся с группой изможденных людей, стоящих плотным кольцом вокруг парня со сковородой в руках. Все были в явном шоке, лишь стоящий в центре шептал упавшим голосом: "А ведь говорили – не подгорает... С тефлоновым покрытием..." – и ковырял пальцем угольки в сковороде. Похоронное молчание толпы нарушил субъект с синевой под глазами и с пустотой в них. Он подходил к каждому и с горячностью говорил: "А ведь Эйнштейн был прав! И никакой Китаев меня не переубедит! Прав Эйнштейн, тыщу раз прав! Ведь ты согласен?" – с подозрительностью спрашивал он каждого. "Прав, прав, конечно прав!" – успокоил я его, – "И все-таки она вертится". "Ты друг! А вот они все, все там", – он неопределенно махнул рукой, – "они не понимают! А ведь это все элементарно, как пятый угол в колесе! Стоит только посмотреть на восход молекулы в лучах турбулентности! Кстати..." он снова подозрительно посмотрел на меня. "Я видел, видел. И даже уверен, что эвтектика напрямую связана с эклиптикой". Вполне удовлетворенный, он ушел ловить других жертв. Мне редко когда удавалось пройти мимо четвертого этажа, не встретив его здесь, и на этот раз я еще довольно быстро от него отделался. Но на лестнице на пятый этаж меня ждало более серьезное препятствие. Путь преградили трое парней внушительных размеров, с характерным запахом и в уставных головных уборах. "Нет, ты только скажи ты пехоту уважаешь?" – хрипло пробасил, пытаясь пойматься за мой воротник, – "А все остальные – салаги и сачки, вот ответь!" Двое других тут же возмутились: "Это-то связисты сачки?!!!" – "Да ты на флоте не служил!" Первый нашел своим рукам новое применение, перенеся их от моего носа на челюсти дружков. Уклоняясь от разлетевшихся фуражек, я пробрался на пятый этаж. Здесь грохотал тяжелый металл. Стоит заметить, что самая различная музыка окружала меня с того момента, как я проник в здание, но многочисленные мелодии смешивались, накладывались и образовывали неясный шумовой фон. Здесь же он глушился одним стилем. Подпрыгивая вместе с полом в жестком ритме, я прошел по сумрачному коридору. Он делался все сумрачнее от копоти, летевшей от горевшей проводки пожарной сигнализации. Вдоль коридора сомнамбулистической походкой двигался тип со свечкой в руках. Он был в майке с надписью "I Kill You", многоцветных трусах, длинном плаще, босиком и в вязаной шапочке. Под каждым "жучком" сигнализации он останавливался и подносил к нему свечку. Сквозь "металл" услышал, что он напевает "от улыбки станет всем светлей". Под ногами заблестел ручей, а впереди виднелись лужи и мокрые люди. Они не боролись с новоявленных Геростратом, они сражались с батареей, стараясь скрутить ей шею. Их усилия не пропали даром и вода потекла ровным потоком. Впроче м, я успел, не замочив ноги, заскочить в нужную мне дверь. Не успел я закрыть ее, как на голову мне упали рога, отшибленные неизвестно у кого. За столом сидел человек, чьей худобе мог позавидовать и Дон Кихот. Он безуспешно пытался сделать бутерброд из кусочка сухаря и комбижира. Увидев меня, он оживился. "Представляешь, захожу я сюда, а здесь двадцать бичей, каждый ростом – во!, плечи – во! Я одному – раз!, другому – два!, они все шуганулись и в окно!" Заклеенное ватманом еще в прошлой пятилетке окно наглядно свидетельствовало, что бичи довольствовались форточкой. "А последнему я нос откусил. А глаза у него такие добрые-добрые..." Спящий до этого длинный брюнет поднял голову от плоской подушки и прокричал: "Партизаны не сдаются, ватава-этого! Я – борт пять! Иду на посадку! И ты, Брут?!! Отбой!" – и рухнул обратно. Засушенный Геркулес, сидящий за столом, продолжил – "А вот выхожу в коридор, а там – Шварц идет, который негер, со своей пушкой. Я ему – "паца-а-ан, десять копеек дай, в натуре на кино не хватает!" – и по роже ему, по роже. Замолотил, короче". Стук двери, грохот рогов. Ворвавшийся, казалось, рухнет сейчас же, и, видимо, боясь этого, он торопился высказаться: "Я – гений, мужики! Но все равно нам всем конец! Я понял! Завтра – воскресенье и денег нам не видать! Это конец!" Немного успокоившись, он спросил: "А веревка есть? А талоны на мыло? Э-э-эх, даже помереть красиво не дадут!", – он опустился на кривой стул, который моментально сложился и сидевший оказался на полу. "А вот вчера выхожу, а там Брус стоит, типа Ли, так я его моментом отключил!" – многозначительно произнес худощавый и захрустел чем-то – не то сухарем, не то зубами. "Я узнал тебя, ты – Террозини! Пойдем, дружок, постреляем из рогатки!" донеслось с кровати, "Вчера я получил патент на трехметровую миллиметровку, так что завтра стартуем!" "А вот неделю назад захожу сюда, а тут семьдесят каратистов!" – суд по размерам комнаты, каратисты были уложены штабелями. "Я первого беру за шкирку – и за дверь!" "А харакири кто-нибудь умеет делать?" "Нет, сударыня, это не Гваделупа, это всего лишь айсберг! И коту вашему морду намылим! Ты прав, Аркашка..."

Я разделся и лег на свою кровать. Суббота, тринадцатое января, подходила к концу. Сессия была в разгаре...

–25.11.89

Ветер.

Сегодня сильный ветер. Он несет дождь, мокрый снег, мутную морось, серость. Ветер развеял надежды и унес мечты. Я самостоятельный человек. Я живу сам по себе и не от кого не завишу. Я не хочу быть самостоятельным. Я хочу зависеть от него, от нее, от тебя. Я мыслю, я здравомыслящий человек. Я не умею думать, научи меня мыслить. Я все рассчитываю, все просчитываю вперед. Научи меня считать, я хочу знать, что дважды два – четыре. Я силен, я сдвигаю все преграды на своем пути. Я слаб, научи меня ползать. Я умею мечтать и мой воздушный замок красив и смел, но ветер порвал паруса. Я смотрю далеко вперед и заглядываю за горизонты мрака. Научи меня видеть свет. Я живу в стерильном и чистом мире. Научи меня не барахтаться в этой грязи. Я окружен дружбой и товарищами. Найди мне хоть одного брата по духу. Я широкими размахами плыву день за днем. Не дай мне захлебнуться в буднях. Я кристально честен и правдив. Не дай мне более лгать. Я красив и свечу улыбкой. Убери зеркало с моим уродством, эту грусть я и так вижу. Я удачлив и счастлив в жизни. Не дай мне обмануться еще раз. Я знаю все и вся. Научи меня хоть чему-то. Ветер перепутал параллели и унес указатели. Я могу долго и терпеливо идти. Укажи мне путь.