Текст книги "Отщепенцы [СИ]"

Автор книги: Вадим Тарасенко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 13 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

– Ира, привет. Как дела.

– Привет. Нормально, – голос девушки звучал сухо, без всяких эмоций, даже намеков на них не имел.

"Если бы нужно было послать какое-нибудь сообщение инопланетянам", – я бы выбрал именно такой голос", – подумал про себя Владимир, – поди знай этих инопланетян. Может, наш дружественный тон они воспримут как угрожающий". А вслух он сказал:

– Чего так сухо? И не спрашиваешь даже, почему я раньше прилетел.

– Я и так знаю. Мне отец сказал.

– И что ты по этому поводу думаешь?

– Ничего.

– Совсем ничего?

– Володя, что ты хочешь от меня услышать? Слова сожаления? Я очень сожалею. И вновь только тихое шуршание в трубке.

"Примерно таким тоном может говорить палач со своей жертвой: "Я очень сожалею" и опустить топор на шею своему очередному подопечному. Но это не интонация любимого человека. Любимого?" – с каким-то даже спокойствием подумал Володя.

– Ты почему молчишь? – продолжал он этот мучительный для обоих разговор.

– А что мне говорить? "Интересно, а понимание интонации для разных цивилизаций будет совпадать или нет? Скажем, интонация любовного шепота, как эти самые инопланетяне воспримут? Вот кот моих родителей интонацию четко сечет. Если будешь ему говорить: "Скотина безрогая, еще раз царапнешь, все усы повыдергиваю", но говорить ласково, то он и тереться об тебя будет и мурлыкать. Но то кот – существо бессловесное, но земное, а то инопланетянин – существо разумное, но не земное. Ты ему любовным шепотком, а он в ответ лучеметом каким-нибудь ба-бах", – мозг Владимира как бы раздвоился. Одна половина решала глобальный вопрос контакта разных цивилизаций, а другая погрязла в мелочной мелодраме двух людей.

– Так что, нам не о чем с тобою говорить? – тем временем выдала вслух вторая половинка его мозга и тут же выдала все, что она думает по этому поводу первой половине: "Дуралей, ты сейчас девушку свою потеряешь, а ты думаешь черт знает о чем, еще и веселишься при этом".

– Знаешь, Володя, я тебе несколько раз говорила, что за место под солнцем надо бороться. "Во-первых не веселюсь, а весело обдумываю проблему контакта с возможными внеземными братьями по разуму, что в масштабах Земли значительно важнее, чем разбитая любовная лодчонка какого-то там человечишки. И потом, если я могу сейчас думать о чем-то отвлеченном, а не о своей разнесчастной судьбе, то со мной в конце концов будет все о'кэй".

– Надо, но не так, как первобытный человек, чтобы набить себе побольше брюхо мясом, сбрасывал своего компаньона по охоте в яму с саблезубым тигром.

– Володя, ты меня извини….

"Сейчас она скажет, что я взрослый человек и сам все отлично понимаю и что связывать себя с неудачником – верх глупости. Ставлю сто против одного, что она так и скажет".

– …но нам не о чем разговаривать.

"Из тринадцати присяжных заседателей семь бы точно проголосовали, что я выиграл пари, – Владимир тоскливо улыбнулся, – пари то я выиграл, но вот Ирку я проиграл. Ну что ж, получить такой удар по лбу, который, похоже, выбил из моей башки все романтическую дурь и разбил розовые очки лучше в двадцать шесть лет, чем, скажем, в тридцать шесть. Еще есть время прийти в себя и залечить шишку".

А между тем дело под названием «Пропажа спецтетради 0/4367 у работника КБ „Южное“ Владимира Сергеевича Кедрова» раскручивалось по стандартному сценарию. Вышеупомянутый работник писал всевозможные объяснительные и просто «беседовал» и в КБ и областном Комитете госбезопасности, куда он периодически ходил из КБ под немилосердным, неистовствующим солнцем. И снова, и снова он твердил: совершенно секретных сведений не писал, не писал, не писал, черт возьми! Были и другого рода беседы:

– …Может у Вас были трения с коллегами, которые могли привести к тому, что тетрадь исчезла? Если да, то с кем и какого рода были трения.

"Были, конечно же, были. Была и есть у одного человека заинтересованность в пропаже тетради. Но вдруг это не он, а кто-то другой. Просто так, из вредности ко всему человечеству. Да и что даст, если он назовет его фамилию. Да ничего. Все равно этого не докажешь и себе он этим все равно не поможет. А вот в человеческой грязи искупается сполна".

– Нет, трений с коллегами у меня не было. И никого в пропаже тетради не подозреваю.

8

– Привет славному строителю коммунизма, – к сидящему на ведре из-под цементного раствора Владимиру, откуда-то из-за гор мусора, и штабелей кирпича подошел Сергей.

– Привет. Прилетел с полигона? Когда?

– Сегодня днем, – друзья пожали друг другу руки.

– Как там наш обтекатель?

– Ведет себя как паинька. Вот что значит груз-компенсатор, надели его на обтекатель и делай с ним что хош. Ну а ты чем занимаешься?

– Да вот, продолжаю строить коммунизм в отдельно взятом КБ.

– Это то я вижу – тяжелое ведро с отпадающей ручкой, замызганная спецуха – точно истинный строитель коммунизма. Но я о другом. И уже серьезно, без всякой усмешки, – как дела с тетрадью?

– Серега, если действительно хочешь узнать, приходи сегодня вечером ко мне в комнату и прихвати пару бутылочек пива. Там спокойно посидим и покалякаем.

– О'кэй, – Сергей хлопнул друга по плечу и неожиданно добавил, – а у тебя что, вечера стали свободны?

Владимир понял о чем идет речь:

– К сожалению, да.

– Надолго?

– В данном случае, боюсь, навсегда.

– Ну ладно, до вечера.

– До вечера.

Вечером, часиков в семь, Сергей пришел к Володе в гости.

– Ого, ты еще с сумкой? – сказал Володя, пожимая второй раз за день руку друга.

– А ты как мне прикажешь – шесть бутылок пива и еще кое-что в руках нести? Кое-что оказалось палкой сухой колбасы, парой здоровенных засушенных лещей и, на десерт – бутылка "Столичной".

– Сергей, что за пиршество ты собираешься устроить? В честь чего?

– Просто так. Один раз живем.

– Колбаса сухая с полигона?

– С него, родимого.

Друзья сели за стол. Откупорили по бутылочке пива и, не спеша, полилась беседа.

– Ну, теперь выкладывай, как у тебя дела с первым отделом, что с тетрадью? Одним словом, выкладывай все.

– Да какие дела. Осваиваю новую для себя профессию – писателя. Пишу объяснительные, характеристики на самого себя. Рассказываю секретным и ни очень секретным дядям, как я докатился до такой жизни – утерял секреты государственной важности. Чувствую, скоро книжку напишу – "Отщепенец военно-промышленного комплекса".

– Лучше: "Отщепенец ВПК". Так короче и эффектней.

– Тогда уж просто «Отщепенец». Так еще короче.

– Ты, я смотрю совсем упал духом.

– Упал не упал, а настроение паршивое.

– И все-таки, Володя, тетрадь не могла исчезнуть, раствориться в воздухе. Ее кто-то взял.

– Не взял – украл. И я знаю кто. Вернее уверен на девяносто девять процентов.

– Кто?

Владимир не спеша допил первую бутылку пива. Откупорил вторую и спокойным голосом сказал: – Илья.

– Не может быть. Вы же друзья.

– Нет, Сергей, мы уже не друзья. Это раз. А во-вторых…, а во-вторых выгодно это ему, – Владимир говорил спокойным, лишенным всяких эмоций голосом и не спеша при этом попивая пиво.

– Выгодно?

– Да, Серега, выгодно. Во-первых он поступает в аспирантуру, а не я, во-вторых в недалекой перспективе он становится начальником группы. Ну, и в третьих…,– Владимир замялся.

– Ирина?

– Точно, – еще более тусклым голосом проговорил Володя.

В комнате воцарилось молчание. Оба друга сидели и допивали вторую бутылку пива. Открыли третью. Первым заговорил Сергей.

– Володя, ты помнишь свою первую любовь?

– Конечно. Я влюбился в пятом классе в Люду. ммм…Корнееву. Мы с ней в одном классе учились.

– Вот именно, что "ммм Корнееву". Даже фамилию своей первой девчонки чуть не забыл. Ну и дальше что?

– Ну, потом, это как-то все потухло.

– Ну и как она сейчас?

– Да кончила металлургический институт. Вроде на каком-то заводе работает и вроде вышла замуж.

– Комментировать твою первую любовь после твоих слов «ммм» и «вроде» я думаю, не стоит.

– Нет, не стоит. Но это разные вещи. Любовь к Люде и любовь к Ирине.

– Согласен. Но через, допустим, пять лет, вспоминая об Ирине, максимум – это что-то немного поноет у тебя внутри и все.

– Может быть. Но сейчас-то не ноет, сейчас жжет.

– Терпи. И потом, если она так легко от тебя отказалась, то тебе, брат, даже крупно повезло. Потом расставаться было бы еще трудней.

– Ладно, Сергей, тему «Ирина» давай закроем. Я тут над этим долго думал, благо профессия строителя коммунизма времени предоставляет предостаточно, действительно рана далеко не смертельна. Даже не тяжелое ранение. Так, средней тяжести. Но вот работа в КБ…

– А теперь насчет работы в КБ. Это дело серьезней. Это твой кусок хлеба. Но я тебе так скажу – работу ты всегда найдешь. У нас, слава богу, безработицы вроде бы не предвидеться.

– Сергей, вот у тебя мечта – побывать в Париже. С моей точки зрения, довольно странная, чудаковатая мечта. Но не в этом дело. Это твоя мечта и ты к ней стремишься. Так и у меня была мечта – создавать самые лучшие в мире ракеты. А из-за какого-то подонка она лопается. Вот как с этим быть?

– Во-первых тебя пока с КБ не выгнали…

– И в тюрьму не посадили. И на том спасибо, – Владимир перебил Сергея.

– А во-вторых, – ни сколько не обращая внимания на реплику Владимира, продолжал Сергей, – жизнь, брат, штука сложная, многообразная и, к счастью, довольно интересная. Может быть, уйдя из КБ, ты станешь счастливей, чем был. Мало ли что. Ведь ты сам видишь, что сейчас твориться в стране. Мы же стоим на грани огромнейшего бардака. А где бардак, там можно и много потерять, но можно и много приобрести. Просто надо сейчас жить по принципу: "Ввязаться в драку, а там посмотрим". Я лично рассчитываю именно на это.

– Так ты не передумал рассчитываться из КБ?

– Почему рассчитываться? Я уже, считай, рассчитался. Я написал заявление.

– Когда ты успел?

– Как только прилетел с полигона. К тебе на стройку я пришел, когда заявление было подписано.

– Ну, Серега, ты даешь. Вот так сразу, добровольно, очертя голову кинуться неизвестно куда.

– Я же сказал, сейчас нужно жить по принципу: "Ввязаться в драку, а там посмотрим". И пока нет семьи, детей – это не так уж и страшно. Не за кого отвечать.

– А где будешь жить?

– Квартиру сниму. Не проблема.

– Так ты по случаю такого для тебя события принес и "Столичную".

– Точно.

– А плохо нам не будет – пиво и водка.

– А я специально так сделал. На дольше запомнится. Вот представь себе, лет через десять, будем мы уже богатые, умудренные опытом, но еще не старые…

– Это когда и возможности будем иметь и желание.

– Точно. Так вот, будем мы сидеть не в такой задрипанной комнатушке, на этих колченогих стульях, а в каком-нибудь респектабельном офисе моем или твоем, на дорогих кожаных креслах, пить дорогое вино, вспоминать этот день и как мы, по-плебейски, нажрались тогда.

– Ну, если по-плебейски, тогда вытаскивай "столичную".

Разлили по стаканам первые сто грамм.

– А вообще то Володя, тебе повезло.

– Вот те раз. И чем же это мне повезло.

– Сейчас время начинается интересное – время распада. Распадаться начнет все – начиная от государства и кончая самим человеком. Знаешь как в ракете – что бы донести груз до цели она отбрасывает девять десятых своего веса. Отстреливает первую ступень, вторую. И если вовремя не избавиться от ненужной ступени то и цели можно не достигнуть. Так что от Ирки лучше было избавиться теперь, чем через пять-шесть лет. А избавляться пришлось бы, ты тут себе никаких иллюзий не строй. Только за пять-шесть лет она бы тебя здорово притормозила.

– И как в ракете, достигая цели, полезный груз превращается в ничто, – Владимир задумчиво в руках вертел пустой стакан.

– Может и такое случится – и с нами и с государством. Ну да черт с этим. Давай выпьем. Как говорится "Поживем – увидим". Раньше времени я лапки складывать не собираюсь.

– Я тоже.

– Предлагаю тост, – сказал Сергей после того, как разлил остатки водки по стаканам. – "За нас с тобой".

Два граненных чокнулись, соединяя на старте эпохи «Распада» две человеческие судьбы, соединяя по-русски – за убогим кухонным столом ста граммами водки…

Уже под утро, уходя от Володьки, Серега потребовал у того записную книжку и нетвердой рукой записал номер телефона:

– Надумаешь ввязаться в драку, позвони по этому телефону. Помогу отмахиваться.

9

На следующий день Владимир чувствовал себя припаршиво. Это как раз был тот классический случай, когда о дне выпивки лепечут: «Чуть не умер», а на следующий день стонут: «Лучше б я умер». И в этот далеко не светлый ни для его души, ни для его головы день он увидел в столовой ЕЕ. И вмиг забылось все плохое, что между ними произошло накануне. Он шагнул ей навстречу. Исчез обычный гомон кабэвской столовки. И тут Володя увидел, что она не одна. К ней подошел он, Илья, что-то шепнул ей на ушко, они оба рассмеялись и сели за свободный столик. И вновь красным полыхнуло перед глазами. Медленно, ничего не видя и не слыша, Владимир подходил к их столику. Они его увидели в метре от себя. «А если я сейчас возьму и швырну в него поднос с едой», – от такой мысли у него аж руки зачесались. Но красная пелена уже спала с глаз и он овладел собой. Владимир с удовлетворением заметил испуганный взгляд Ильи, красные пятна на его лице. Неожиданно он поймал себя на мысли, что видеть побледневшее лицо Ирины ему тоже приятно.

– Привет честной компании, намеренно интонацией выделяя слова «честной» и делая ударение на букве "е".

– Привет.

– Привет, – ответили они почти вместе.

– Ну как, Илья, к аспирантуре готовишься? Там, в той тетради, кстати, неплохая математическая модель расчета эффективности изложена. Так что, если не побрезгуете воспользоваться, то милости прошу, автор не против. И снова Владимир с удовольствием смотрел как сжался Илья, как сжалась Ирина.

– Все, не буду вам мешать. А то вы тут из-за меня, от волнения, язвы понаживаете, а стране нужны не только красивые, Владимир посмотрел на Ирину, – и не только хитрые, – он перевел взгляд на Илью, – но и, ко всему прочему, и здоровые инженеры. Я подошел, собственно, к тебе Иришка, – Володя намеренно при Илье ласково называл девушку. «Пусть попсихует. Не все коту масленица», – мы не могли бы сегодня встретиться после работы и покалякать кое о чем?

"Она должна согласиться, должна. Сейчас она напугана, выбита из колеи и желает только одного – побыстрее закончить этот неприятный разговор".

– Хорошо, Владимир. Когда и где?

– В шесть, на нашем обычном месте.

– Хорошо, – еще раз сказала Ирина.

– Ну все. Пока, Илюша. До встречи, Ириша, – Владимир развернулся и, по возможности, пошире расправив плечи, пошел искать свободный столик. «И этот раунд я у него выиграл. Но бой все равно проигран. Это все равно, что попытаться выиграть бой по очкам, получив в нем сильный и эффектный нокдаун».

Владимир увидел Иру метров с тридцати. Он быстро пошел к ней навстречу. И с каждым сделанным шагом все сильнее и сильнее щемило сердце – как же Иришка была хороша. Распущенные русые волосы волнами спадали на плечи. На округлом лице, пламенели крупные чувственные губы, косметический карандаш и тушь удачно подчеркивали выразительность крупных светло – серых глаз, длину и пушистость ресниц. Черные брюки подчеркивали стройность ног и идеальную округлость бедер. На пиджаке красиво был уложен бежевый воротник блузки. На правом плече у девушки висела маленькая сумочка, за которую она держалась правой рукой. Левую руку, за несколько шагов до встречи, Ирина всунула в карман пиджака.

– Здравствуй, Ира.

– Привет. Молча они пошли по улице. В разговоре повисла пауза. Наконец Ирина сказала:

– Почему молчишь?

– Ты молчишь и я молчу.

– Ну ты же захотел меня видеть? Я пришла, а ты молчишь. Так о чем ты хотел со мной переговорить?

Владимир знал Ирину. И умом он понимал, что эта девушка хороша для победителя. Но для проигравшего…Она не из той породы русских девушек, которые и когда нужно, и когда делать этого и не стоило бы, держатся и поддерживают своих мужчин до конца. Представить Иринку, тянущую своего напившегося благоверного на своих плечах домой из какой-нибудь забегаловки или, вскочив ни свет, ни заря готовить ему горячий завтрак перед работой – нереальная картина. Ирина Николаевна представляла собой классический западный образец – дорогой, вот мои обязанности, согласно брачного договора, вот твои. Ты их не выполняешь. Так что гуд бай, май бэби, гуд бай~. Все это Владимир понимал. Но он любил эту девушку. И уже просто, на одних эмоциях, кинулся в бой:

– Ирка, черт возьми, я тебя люблю. Ты тоже вроде меня любишь…или любила. Да, у меня неприятность, крупная неприятность. Так что, этого для тебя достаточно, чтобы после того, как мы столько времени не виделись, прийти на свидание с каменным лицом, всем своим видом показывая свою отстраненность от меня, и спрашивать холодным тоном: "О чем ты хотел со мной переговорить"?

– Во-первых, успокойся. Если ты и дальше будешь так разговаривать со мной в таком тоне, я тут же уйду домой. Во-вторых…, – девушка замялась.

"Ну что ж, буду джентльменом – помогу любимой девушке поссориться со мной. Пусть она считает, что я был виноват в ссоре и совесть ее по отношению ко мне у нее чиста. Не буду ее загонять в угол, требуя прямо ответить на вопрос – так любит она меня или нет".

Между тем Ирина продолжила:

– ….мой папа сказал, что если даже тебя оправдают, тебе карьеру в КБ уже не сделать и…

"Ну пора. Прости Иришка за мой грубый тон, но только так я помогу тебе поссориться со мной":

– …и связываться со мной не стоит. Так что ли? – предельно грубым тоном, громко, язвительно Владимир закончил Иринкину фразу.

Девушка вздрогнула как от удара и тихо, далеко не так гордо, как начинала говорить, сказала, вернее, пролепетала:

– Я такого не говорила.

– Естественно, ты у нас слишком воспитана, что бы говорить такие вещи в лицо. Люди твоего класса об этом намекают или, выражаясь по интеллигентному, дают понять.

Девушка, опустив глаза, молчала.

– Так я прав?

– В чем?

– Ирка, не прикидывайся дурочкой.

– Я просила тебя со мной таким голосом не разговаривать.

– Да иди ты…,– Владимир еще раз взглянул своей бывшей девушке в глаза, развернулся и пошел прочь. «Ну вот и все, Иришка. Я все сделал, чтобы ты не чувствовала по отношению ко мне своей вины. Поссорился я. По крайней мере, так будет казаться тебе. Вернее, ты так захочешь, чтоб тебе так казалось. И в конце концов сама поверишь в это».

Он обернулся. Ирины, естественно, на том месте, где они расстались, не было. Стоять и жалостливо смотреть ему в след – это не для нее. Чистокровный западный экземпляр!

А где-то там, наверху, решалась его судьба. Иногда, закрыв глаза, он воочию представлял перед собой весы, весы его судьбы. Весы представлялись ему чем-то похожими на старинные аптекарские, похожие на те, которые держала Фемида с завязанными глазами. На одну чашу весов клали его достоинства, на другую – прегрешения. Капнет на одну сторону несколько капель его достоинств, склоняются весы в одну сторону, прольются в другую его прегрешения – качнутся в другую. Кап – инициативен, кап – тетрадь потерял, кап – умеет быстро решать технические вопросы, кап – а вдруг за всем этим что-то есть? Так и качаются весы. Туда – сюда, туда – сюда. Вдох – выдох, вдох– выдох. Дыши инженер-конструктор 11-й категории, дыши…пока дают!

Раньше, еще задолго до того, как Володя попал в такой переплет, он как-то раз иронично прошелся на счет этих фемидовских весов: "Неужели и человеческие достоинства и, особенно, человеческие мерзости так мало весят, что для их оценки достаточно этих малипусеньких аптекарских весов. По мне, так Фемиду надо бы изображать за пультом управления весами, вроде тех, которыми взвешивают железнодорожные вагоны". Сейчас, естественно, ему было не до шуток. Две недели качались его весы, две недели решали, где во фразе: "Казнить нельзя помиловать" поставить запятую, вверх или вниз повернуть большой палец руки. Наконец, весы, скрипнув напоследок в виде очередного и, как оказалось, последнего вызова на Короленко, остановились. Запятая во фразе была поставлена, большой палец из КГБешного кулака был нужным образом сориентирован. Владимир был вызван к начальнику 1 отдела. Тот встретил его, сидя за столом, и, кивнув на стул, без всяких предисловий сказал:

– Товарищ Кедров, руководство КБ «Южное» и соответствующие органы пришли к единому мнению, что утеря спецтетради была следствием халатности, а не следствием злого умысла с Вашей стороны. Поэтому решено ограничиться по отношению к Вам строгим выговором с занесением в личное дело. Кроме того, – тут особист сделал паузу, посмотрел на сжавшегося в комок Владимира и закончил, – учитывая, что тетрадь найдена не была и не были выяснены причины и механизм ее пропажи, решено от работы в проектном комплексе Вас отстранить, переведя в другое подразделение КБ.

"Ну вот и все. Казнить не казнили, но кастрировали. Ну нет, ребята. Импотентом я быть не желаю. Я еще слишком молод для этого".

Выйдя из кабинета начальника первого отдела, Владимир зашел в знакомый, ставший почти родным, кабинет, где он написал так много различных объяснительных в последнее время. Найдя на одном из столов лист бумаги, он взял его и крупно, размашисто написал:

Зам. Генерального Конструктора КБ «Южное»

т. В.В.Перепелицыну

инженера-конструктора II категории отдела 103

т. В.С.Кедрова

Заявление

Прошу уволить меня по собственному желанию.

Через два дня с трудовой книжкой в кармане, где последней записью было: «Уволен по собственному желанию», Владимир пересек площадь перед проходной. Природа, наконец, сжалилась над людьми. Первые, крупные капли дождя смачно врезались в разогретый бетон площади. Пахнуло освежающим ветром. Владимир зашел внутрь здания проходной. Подошел к своей кабинке. В ней стоял молоденький маленький азиат с надписью «ВВ»[10]10
  «ВВ» – Внутренние войска.


[Закрыть] на красных погонах. Из-за его головы вверх торчало дуло автомата. Владимир отдал свой пропуск. На мгновение узкие, хитрые восточные глаза маленького вооруженного азиата встретились с широкими, европейскими глазами высокого безоружного славянина. На мгновение. Турникет сделал четверть оборота. Все – Владимир Сергеевич Кедров больше никогда не пройдет через этот турникет, не окажется по ТУ сторону темно-красной стены ракетостроительного завода. ЭТА сторона встретила его стеной дождя и резким ветром. Первый в этом году настоящий летний ливень. После невыносимого зноя последних дней сразу стало легче дышать. На выходе из проходной столпилось несколько работников КБ и завода. А ливень хлестал. Ливень буйствовал. Но так и должно быть. Слишком мало времени отводиться летнему ливню и слишком много он должен успеть сделать – смести пыль, грязь и другие гадости, накопившиеся и в воздухе и на земле. И люди стояли и ждали. И среди них стоял и Кедров. Среди них, но уже не ИХ. В метрах тридцати от проходной стояла обшарпанная, поцарапанная телефонная будка с побитыми стеклами, продуваемая ветром и заливаемая водой. Она тоже была не ИХ. Кедров засунул руки в карманы. Правая рука нащупала что-то твердое и круглое. Вытянул – двушка. Он вздохнул, посмотрел на небо, на стоящих рядом с ним людей и шагнул от стены на открытый воздух. Дождь в одно мгновение из сухого, причесанного, внешне благополучного человека превратил Кедрова в мокрого, растрепанного жалкого человечка. Этот человечек не спеша зашел в обшарпанную телефонную будку, снял прикованную цепью трубку телефона и стал накручивать цифры потрескавшимся номеронабирателем. За его спиной, на фронтоне здания проходной светились красным светом электронные часы:

14: 21

04. 07. 88 г.

ПНД

В трубке щелкнуло:

– Да?

– Сергей, компаньон нужен?