Текст книги "Правда «Чёрной сотни»"

Автор книги: Вадим Кожинов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 21 страниц)

Но, говоря о роковой разрушительной роли Милюкова, Гучкова и им подобных, нельзя умолчать и о том, что часть «черносотенцев» и близких к ним «националистов» приняла прямое участие в разоблачении мнимого предательства российской власти. То «рукопожатие», которым Пуришкевич обменялся с Милюковым в 1914 году, воистину оказалось символическим; вскоре после подрывной милюковской речи на заседании Думы прозвучало, в сущности, мощно подкрепившее ее выступление Пуришкевича (19 ноября, перед только что цитированным выступлением Милюкова о «чудесах»).

Объявив «я самый правый!», Пуришкевич определил смысл своей разоблачительной речи так:

«Бывают, однако, моменты, гг., когда должно быть приносимо в жертву всё».

Именно так: «всё». И он нанес прямо–таки сокрушительный удар по верховной власти, утверждая (с опорой на различные мнимые «факты»), что

«дезорганизация»,

охватившая Россию,

«составляет несомненную систему… Эта система создана Вильгельмом и изумительно проводится при помощи немецкого правительства, работающего в тылу у нас…»

Цит. по кн.: Шульгин В. Годы. Воспоминания бывшего члена Государственной Думы. М., 1979, с. 267.

Современный историк констатирует, что эта

«самая знаменитая речь Пуришкевича была построена на непроверенных слухах и подтасованных фактах. Он не мог привести никаких доказательств связи высших правительственных лиц с Германией. Выступивший через три дня Н. Е. Марков документально опроверг обвинения… Однако в разгаре политической борьбы никто не хотел устанавливать истины. Марков был лишен слова…»

Само же упомянутое выступление Пуришкевича 19 ноября

«вызвало шквал аплодисментов, впервые ему рукоплескали либералы и левые. Крики «браво!» не смолкали несколько минут. Подобного выражения энтузиазма IV Государственная дума еще не знала»

Политическая история России в партиях и лицах. М., 1993, с. 335–336

Один из наиболее почитаемых либеральных деятелей философ Е. Н. Трубецкой писал тогда о пуришкевичской речи:

«Впечатление было очень сильное… За это Пуришкевичу можно простить очень многое. Я подошел пожать ему руку»

Аврех А. Я., цит. соч., с. 134—135

Пуришкевича за его роль в подрыве власти простили не только либералы, но даже и ― позднее ― большевики. Сразу после Октябрьского переворота он попытался создать антибольшевистскую подпольную организацию, был арестован ВЧК, судим ревтрибуналом и приговорен… к

«общественнополезным работам».

А всего через несколько месяцев, 1 мая 1918 года, Пуришкевич был амнистирован и без помех уехал в Киев, а затем в Добровольческую армию (где, впрочем, не играл сколько–нибудь существенной роли). Между тем почти все другие главные деятели «черносотенных» партий были в 1918―1919 годах расстреляны без суда.

Как же все это понять? Речь Пуришкевича показала, что он (подобно большинству его противников) в ответственнейший момент выступил, в сущности, не как политик, а как политикан: характернейшая черта политиканства (в отличие от реальной политической деятельности) состоит в сосредоточении на сегодняшних, даже сиюминутных целях и интересах, без ответственного понимания и предвидения последствий того или иного действия. Фактически присоединившись к либералу Милюкову, Пуришкевич окончательно дискредитировал российскую власть, которую он вроде бы всеми силами стремился отстаивать… Естественно, его речь вызвала настоящий восторг в антиправительственных кругах.

И едва ли будет ошибкой утверждение, что именно политиканство во многом и отвращало выдающихся деятелей культуры от «черносотенных» лидеров и возглавляемых ими организаций (хотя, конечно, немалую роль играла здесь и клеветническая кампания против них в либеральной печати, лжеинформации которой подчас невозможно было не поддаться). С. Н. Булгаков вспоминал:

«Чем дальше, тем напряженнее становились отношения с Гос. Думой, которая от Пуришкевича до Милюкова принимала революционныйхарактер»

Булгаков С. Н., цит. соч., с. 300, 308. (Выделено мною. – В.К.)

Вместе с тем можно все же как–то понять политический «курбет» Пуришкевича. Как и многие другие «черносотенцы», он ясно видел неотвратимость революционного катаклизма. К 1916 году он ― опять–таки как и другие его единомышленники ― испытывал острейшее чувство безнадежности, полного отчаяния. Через пять лет В. В. Шульгин процитировал в своей известной книге «Дни» слова Пуришкевича:

«… я вам говорю, что монархия гибнет, а с ней мы все, а с нами ― Россия»

Шульгин В. В. Дни. 1920. М., 1989, с. 153

Многие «черносотенцы» воспринимали эту гибель как Божью кару за грехи России и их собственные, кару, которую следует претерпеть (об этом мы еще будем говорить). Но предельно экспансивный и деятельный Пуришкевич не мог прекратить борьбу и готов был, как говорится, ухватиться за соломинку. Ему казалось, что вкупе с кадетами можно хоть в какой–то мере спасти положение. Уже после Февраля, когда началась подготовка к выборам Учредительного собрания, Пуришкевич заявил, что

«Партия народной свободы (то есть кадетская. ― В.К.)получит и свои голоса и всех тех, кто идет правее: ведь я человек правых убеждений, монархист, подаю свой голос за членов Партии народной свободы…»

Буржуазия и помещики в 1917 году. Частные совещания членов Государственной Думы. М., 1932, с. 284

Но это действие было не более чем безнадежный жест утопающего… И «политика» Пуришкевича только с особенной наглядностью демонстрировала полное поражение «черносотенцев» ― правда, поражение практическое, а не духовное: так, ореол поклонения, который окружает сегодня «ретроградные» лики Розанова или Флоренского, свидетельствует об их духовной победе. Нет сомнения, что еще будут очищены от налепленной на них беспросветной грязи и фигуры «черносотенных» политиков, пусть они даже и не «лучше» других политиков…

А как же, ― воскликнут, конечно же, многие, ― оценивать те кровавые погромы, которые эти политики организовывали?!

Тут перед нами предстает, без всякого преувеличения, всемирная проблема; русское ― даже древнерусское ― слово «погром» вошло во все основные языки мира. Но об этом ― в следующей главе.

Глава 4

Правда о погромах

Главное и наиболее тяжкое обвинение, висящее на «черносотенцах», прежде всего на Союзе русского народа, ― это, конечно, обвинение в организации погромов, выразившихся не только в разрушении и грабеже имущества евреев, но и в многочисленных убийствах… Русское слово «погром», известное уже по письменным памятникам XVI века и означающее «разорение», «опустошение» (см., например, в словаре В. И. Даля), в XX веке было превращено в своего рода кошмарный символ Российской империи. «Pogrom» внедрили во все основные языки мира, как бы «доказывая» тем самым, что дело идет об именно и только русском явлении (за это, мол, «ручается» русское происхождение самого термина!). Проклятия в адрес России как «страны погромов», даже «родины погромов», звучат уже более ста лет.

Разобраться в существе дела невозможно без обра щения к истории ― в том числе и к истории уже далеких времен. А чтобы не возникло подозрений в тенденциозности освещения истории, я буду основываться главным образом на созданной вскоре после погромов наиболее значительными еврейскимиучеными России, Европы и США и изданной в 1908―1913 годах в Петербурге шестнадцатитомной «Еврейской энциклопедии» (в дальнейшем обозначается буквами ЕЭ; курсив в цитируемых текстах везде мой. ― В.К.).

Оставим в стороне древнюю историю, поскольку она не имеет прямого отношения к русской истории, и начнем со Средневековья. Как сообщается в ЕЭ, издавна, с первых веков нашей эры жившие в западноевропейских странах евреи лишь изредка вступали в конфликты с основным населением этих стран, и к тому же гонения на них не имели сколько–нибудь тяжелых последствий.

Однако начиная с XII века ситуация резко изменилась, и в конечном счете евреи Западной Европы пережили настоящую «катастрофу», ― вернее, целый ряд (цитирую ЕЭ)

«катастроф, разразившихся над ними в эпоху крестовых походов. При первом походе цветущие общины на Рейне и Дунае подверглись полному разгрому, во втором походе (1147) особенно потерпели евреи Франции… в… третий поход (1188)… разыгрался страшный мартиролог английских евреев… С тех пор и началось время преследований и стеснений для мирно развивавшегося – до конца XII века – английского еврейства. Завершением этого тяжелого периода было изгнание евреев из Англии в 1290 году, прошло 365 лет, пока им вновь было разрешено поселиться в этой стране… Везде на христианском Западе мы видим одну и ту же мрачную картину. Евреи, изгнанные из Англии (1290), Франции (1394), из многих областей Германии, Италии и с Балканского полуострова в период 1350– 1450 гг. …бежали преимущественно в славянские владения… Здесь евреи нашли верное убежище… и достигли известного благосостояния». И еще о судьбе евреев в Испании: «В 1391 г. в одной лишь Севилье чернь убила 30 000 евреев… Тысячи людей были брошены в тюрьмы, подвергнуты пыткам и преданы костру». А в 1492 году «несколько сот тысяч евреев (то есть все жившие тогда в Испании. – В.К.)должны были оставить страну»

(ЕЭ, т. 7, с. 453―454).

Весьма характерно, что в 1987 году английский историк С. Хейлайзер опубликовал работу под названием «Первый Холокост: Инквизиция и новообращенные евреи Испании и Португалии», в которой основательно утверждает, что события XV―XVI веков вполне сопоставимы с тотальным уничтожением евреев германским нацизмом (слово «холокост» ― буквально «всесожжение» ― обычно употребляется на Западе по отношению к трагедии еврейства во время Второй мировой войны) (Inquisition and Society in Early Modern Europe. London, 1987, p. 10–25).

Под «славянскими владениями», где нашли «верное убежище» и достигли «известного благосостояния» пережившие катастрофу западноевропейские евреи, ЕЭ имеет в виду прежде всего Польшу; там в XV―XVI веках

«евреи,

– как сказано в ЕЭ, ―

являлись необходимым звеном между дворянством и крепостными крестьянами; торговля и промышленность (точнее, доходные ремесла. ― В.К.)были сосредоточены в их руках». Но в «середине XVII века наступил кризис также для евреев Польши»

(там же).

Здесь необходимо вдуматься в ход дела, который освещен во многих различных статьях ЕЭ. Евреи повсюду, где они жили, «сосредоточивали» в своих руках торгово–финансовую деятельность, и до определенного исторического момента это было, так сказать, в порядке вещей. Но по мере экономического «прогресса» все более значительная часть основного населения любой из стран, где имелись евреи, ― часть, которая ранее всецело жила в рамках натурального хозяйства,― начинала все более интенсивно вовлекаться в торгово–финансовую сферу и тем самым в конце концов неизбежно вступала в конфликт с евреями. Так, если в XV―XVI веках польские евреи пребывали в не нарушаемом «благосостоянии», то в XVII веке,

«когда шляхта (то есть польское дворянство. ― В.К.)окрепла (точнее ― развилась. ― В.К.)экономически, она стала вести антиеврейскую политику»

(т. 12, с. 706),

что привело к самым тяжелым последствиям для евреев Польши.

В западноевропейских странах это произошло значительно раньше; там уже

«до 1500 года погибло около 380 000 (!) евреев; надо полагать, что всего их числилось в это время 1 000 000 на всем земном шаре»

(т. 11, с. 527);

следовательно, в Западной Европе было уничтожено тогда около 40 процентов евреев всего мира…

Можно ли, зная обо всем этом, считать Россию «родиной погромов»?! Здесь, впрочем, вполне вероятно такое возражение: чудовищные противоеврейские акции в странах Западной Европы происходили в далекие ― еще «варварские» ― времена, а в Российской империи погромы имели место уже в конце XIX ― начале XX века. Но, во–первых, наибольший размах «катастрофа» западноевропейских евреев приобрела отнюдь не в действительно «варварские» столетия, а как раз в заведомо «прогрессивную» эпоху Возрождения. А во–вторых, сегодня, в сущности, замалчивается тот факт, что погромы и в новейшее время происходили не только в России, но и в таких западных странах, как Германия и Австрия.

Правда, погромов в это время не было во Франции или Англии, но это имеет свое четкое объяснение. В XIII―XV веках евреи, как мы видели, изгоняются из почти всех западноевропейских стран; в ЕЭ показано, что вопрос там стоял самым жестким образом ― либо изгнание, либо полное уничтожение… И евреи «бежали» с Запада в Восточную Европу, главным образом в Польшу.

Только со времени буржуазных революций XVII― XVIII веков они начали понемногу возвращаться на Запад ― и прежде всего, естественно, в наиболее близкие к Польше Германию и Австрию. А во Франции и Англии их в XIX веке было слишком немного для того, чтобы «сосредоточить» в своих руках финансово–торговую деятельность. ЕЭ сообщала, что даже в начале XX века во Франции было всего 86 тысяч евреев (то есть 0,2 процента ― два человека на тысячу основного населения), в Италии 47 тысяч, а в Испании 2,5 тысячи (т. 11, с. 531, 528). Другое дело ― Германия, где в это время жили уже около 600 тысяч евреев, и тем более Австрия, где их количество превышало 2 миллиона человек.

Как сказано в ЕЭ,

«замечается перемещение еврейского населения вплоть до 60―70–х гг. XIX века из восточной части Европы…».

И

«с конца 70–х годов и начала 80–х годов в разных местах Европы ― в Германии, Австрии и (даже! ― В.К.)Франции вспыхивает злобная антисемитская агитация»

(т. 7, с. 457).

Впрочем, еще ранее это «перемещение» евреев

«приводит к ряду погромов в Германии»

(там же, с. 456),

где

«старые средневековые предрассудки вспыхнули снова… К этому присоединились недоброжелательные чувства, возникшие на почве торговой конкуренции… Во многих немецких городах ненависть горожан к евреям вскоре привела к насилиям. Правительства должны были защищать евреев вооруженной силой» (как позднее и в Российской империи…). Впоследствии снова «в Германии вспыхнуло (1878) антисемитское движение… Результатом антисемитской травли был процесс о поджоге синагоги в Нейштеттине (1884), процесс о ритуальном убийстве (1892) в Ксантене и Коницкое дело 1899 г.»

(т. 6, с.363―367)

И в Австрии также

«нарастает… антисемитизм, который проявляется в экономическом бойкоте, в погромах (особенно в конце 1890–х годов), в фактическом лишении евреев прав»

(т. 7, с. 459).

Короче говоря, постоянно пропагандируемое мнение, что–де в новейшее время погромы характерны именно для России, является очевидной фальсификацией. Необходимо еще сказать и о том, что острые конфликты между основным населением и евреями возникали, как правило, на экономическойпочве. И потому едва ли верна приведенная только что формулировка ЕЭ, согласно которой в Германии XIX века «старые средневековые предрассудки вспыхнули снова», а уж к этой ― будто бы главной ― причине погромов «присоединились чувства», вызванные конкуренцией в торговле.

Поскольку иудаизм издавна воспринимался как явление, враждебное христианству, «предрассудки», без сомнения, имелись с самого начала истории средневековой Европы. Но, как показано выше, «катастрофа» разразилась только в конце Средневековья, а не тогда, когда «средневековые предрассудки» были действительно прочными и всеобщими. Тем более это относится к событиям XIX века. И, безусловно, правильней будет сказать, что «старые» предрассудки «присоединялись» к конфликту, порожденному «торговой конкуренцией», а не наоборот.

Вообще, едва ли можно оспорить тот факт, что религиозные и иные идеологические «доводы» выступа ли всегда как средство «оправдания» погромов, а не как их причина. Это недвусмысленно показал видный еврейский ученый Д. С. Пасманик в статье «Погромы в России» (ЕЭ, т. 12, с. 620), утверждая, что у погромщиков не было

«явно выраженной расовой вражды… Не раз те же крестьяне, которые грабили еврейское добро, укрывали у себя спасающихся евреев».

Кстати сказать, тогда, во времена российских погромов, констатирует ЕЭ,

«только немногие говорили о племенной и расовой ненависти: остальные считали, что погромное движение возникло на экономической почве»

(там же, с. 614).

Это уже позднее была выдумана или же, в крайнем случае, непомерно раздута некая якобы характерная для населения России ненависть к евреям как таковым. Впрочем, обратимся непосредственно к истории погромов в Российской империи.

* * *

Часто можно прочитать или услышать о том, что первый противоеврейский погром в России, вернее, на Руси имел место еще давным–давно ― в 1113 году, когда, согласно Ипатьевской летописи,

«кияне же разъграбиша двор Путятин тысячьского, идоша на жидыи разъграбиша и»

(то есть «киевляне разграбили двор тысяцкого Путяты, затем пошли на евреев и разграбили их»).

Однако киевляне выступили тогда, собственно го воря, не против евреев, а против власти. Князь Святополк Изяславич, теснейшим образом связанный (как и его двоюродный дед и тезка Святополк Окаянный) с Польшей (его матерью была сестра польского короля, а сам он обручил своих сына и дочь с членами польской королевской семьи), по–видимому, «импортировал» из Польши группу еврейских торговцев и ростовщиков, которые играли существенную роль в его экономической политике, вызывавшей резкое недовольство киевлян. И сразу после смерти Святополка (16 апреля 1113 года) киевляне «погромили» его «правительство», в том числе тысяцкого ― то есть своего рода военного министра ― и евреев, как бы входивших в состав министерства финансов и торговли. В ЕЭ справедливо говорится о Святополке, что

«после его смерти толпа возмутилась против приверженцев великого князя и напала на евреев»

(т. 9, с. 516)

То есть евреи пострадали именно и только как приверженцыкнязя, и, следовательно, «погром» этот нет никаких оснований считать «противоеврейским» в собственном смысле слова.

Существенно здесь другое: то, что оказавшиеся в Киеве в XII веке евреи связаны с Польшей; ведь вся позднейшая история евреев Российской империи берет свое начало именно в Польше.

Обращаясь к этой теме, нельзя не сказать, что ― хотя это и выглядит даже странно ― большинство русских людей не имеют ясного представления об истории взаимоотношений России с Польшей, а также тесно связанной последней с Литвой, которая в XV― XVI веках вошла в состав Польши.

В XIV веке Литва, воспользовавшись резким ослаблением и особенно раздробленностью Руси после монгольского нашествия, отторгла у нее громадную территорию. Если до монгольского нашествия западная граница Руси проходила по реке Буг (и даже западнее ее), то есть за тысячу километров от Москвы, то в XIV веке она оказалась немногим западнее города Ржева, то есть всего лишь в двухстах (!) километрах от Москвы. Только к последней трети XVII века граница с Польшей передвинулась на запад до Днепра и лишь в конце XVIII века вернулась на Буг.

За четыре с лишним столетия (XIV―XVIII) на отторгнутых Литвой и Польшей землях даже сформировались самостоятельные украинский и белорусский народы, что едва ли произошло бы, если бы эти земли пребывали в границах единой Руси. Но так или иначе возвращение этих земель в состав России, завершившееся к концу XVIII века, было, надо думать, более «естественным» для них историческим уделом, нежели существование их под польской властью (любопытно, что Украина ― то есть «окраина» ― получила это свое название еще при польской власти, и обозначало оно тогда восточный «край» Польши, а позднее, напротив, западный «край» России…).

Тем не менее, как ни удивительно, многие русские люди повторяют заведомо несостоятельную версию об участии России в «разделах Польши» (в 1772―1795 годах). Действительно польские земли «разделили» тогда между собой Австрия и Германия (точнее, Пруссия), а Россия только возвратила в свои границы исконно русские или, скажем так, исконно восточнославянские земли (они и сегодня входят в состав Украины и Белоруссии),

Правда, после Отечественной войны 1812 года, в ходе которой польские войска чрезвычайно активно выступили на стороне Наполеона, России ― в порядке своего рода «наказания» поляков ― были отданы по решению общеевропейского конгресса 1815 года в Вене уже в самом деле польские земли с центром в Варшаве, которым присвоили статус относительно автономного Царства Польского, просуществовавшего до 1917 года. И вот это действительно было со стороны России узурпацией, «разделом» Польши, хотя его и «оправдывали» агрессивными действиями поляков в 1812 году.

В Польше евреи жили издавна, по меньшей мере с IX века, но подавляющее большинство польских евреев принадлежали к потомкам тех, кто вынужден был начиная с XII―XIII веков «бежать» из западных стран. Постепенно евреи заселили и отторгнутые Литвой и Польшей от Руси земли. Но здесь они вступили в острый конфликт с коренным населением (украинским и белорусским), которое по мере течения времени все более тяготилось польским владычеством над ним. Как справедливо сказано в ЕЭ,

«служа интересам землевладельцев (польских. ― В.К.)и правительства (сплошь да рядом магнат–землевладелец состоял королевским старостой), евреи навлекли на себя ненависть населения, стонавшего под политическим и экономическим гнетом… Крестьянская масса усматривала в евреях исполнителей воли польской шляхты. Сбрасывая с себя политическое и экономическое иго, она обрушилась с одинаковой яростью на помещиков и евреев»

(т. 15, с. 645).

Да, с 1630–х до 1770–х годов евреи на принадлежавших тогда Польше восточнославянских землях испытывали тяжелейшие погромы, а подчас даже просто массовые убийства. После же возвращения этих земель в состав России (во время «разделов Польши» в 1772―1795 годах) погромы полностью прекратились и начались здесь снова ― уже по другим причинам ― только в 1880–х годах, то есть более чем через столетие.

Написанная видным еврейским историком Ю. И. Гес сеном (1871 ― 1939) первая часть статьи ЕЭ «Погромы в России» начинается так:

«Первые по времени три случая погрома евреев произошли в Одессе в 1821, 1859 и 1871 годах. Это были случайные явления (вернее, как мы увидим, не «случайные», а не имевшие непосредственного отношения к России. ― В.К.),вызвавшиеся, главным образом, недружелюбием к евреям со стороны местного греческого населения»

(т. 12, с. 611);

«греческая колония играла в то время главную роль в Одессе как в управлении, так и в торговле».

Следовательно,

«это был в сущности «греческий» погром, так как зачинщиками и почти единственными участниками были греки ― матросы с прибывших кораблей (то есть даже не российские граждане. ― В.К.)и присоединившиеся к ним одесские греки»

(там же, с. 55).

Действительная история погромов в Российской империи берет свое начало в 1881 году. 15―17 апреля состоялся первый погром в Елисаветграде, и целая волна более или менее значительных инцидентов продолжалась затем до 1884 года; она затронула более 150 (!) городов, местечек, селений… Именно тогда русское слово «погром» постепенно становится обозначением прежде всего и главным образом противоеврейской акции.

Для понимания существа дела важна статья, опубликованная в XX томе «Энциклопедического словаря» Брокгауза―Ефрона, изданном в 1891 году:

«Нападение одной части населения на другую (так озаглавлена статья. ― В.К.) ―преступление, предусмотренное законом… образующим 269 статью Уложения о наказаниях. До издания этого закона наше Уложение о наказаниях не содержало… правил относительно таких проявлений злой воли… Этот пробел закона оказался особенно ощутительным в начале 1880–х годов, когда судебной власти пришлось иметь дело с так называемыми «еврейскими погромами» (то есть слово «погром» еще только приобретало значение противоеврейской акции. ― В.К.).Подобные нападения требовали уголовной кары, но единственно подходящим законом была статья 38 Устава о наказаниях, предусматривающая «буйство в публичных местах» под страхом одного лишь ареста или денежного взыскания. Явное несоответствие таких кар характеру и размерам антиеврейских беспорядков вызвало уже в 1882 году циркулярное разъяснение Министерства юстиции»

(с. 530)

и т. д.

Российское правительство обвиняли и продолжают обвинять чуть ли не в организации погромов; ниже об этом поистине нелепейшем обвинении еще пойдет речь, но нельзя не обратить здесь внимания на тот факт, что ради борьбы с погромами правительство немедля создает специальную законодательную норму.

Что же касается самого преступления, то виновный в нем был определен тогда в Уложении о наказаниях так:

«…Всякий участник «публичного скопища»… соединенными силами совершивший похищение или повреждение чужого имущества, или вторжение в чужое жилище, или покушение на эти преступления…»

(там же).

По всей вероятности, может возникнуть недоумение по поводу самого характера описанных здесь действий погромщиков, ибо ведь известно, что погромы выразились не только в повреждении и похищении имущества евреев, но и во множестве убийств. Однако человеческие жертвы присущи позднейшим погромам (1903―1906 гг.), а в 1880–х годах, согласно разысканиям Ю. И. Гессена,

«в большинстве случаев беспорядки ограничились разгромом шинков»,

значительно реже бывало так, что

«имущество евреев подвергалось разграблению, а в единичныхслучаях произошло и избиение»

Ю. И. Гессен учитывает все случаи нанесения ущерба евреям (вплоть до разбития стекол в каком–либо шинке), и таких случаев в 1881―1884 годах было, как уже сказано, более 150; историк также выяснил, что только в двух случаях дело дошло до гибели одного еврея (то есть всего погибло двое); это произошло, очевидно, непреднамеренно (то есть не было «установки» на убийства). А вместе с тем Ю. И. Гессен сообщил, что усмирявшие погромщиков

«солдаты стреляли и убили несколько крестьян»;

согласно опубликованным позднее документальным данным, было убито даже не «несколько» в общепринятом смысле этого слова, а 19 крестьян (это ясно показывает отношение власти к погромщикам) ( Гессен Ю.История еврейского народа в России. Москва–Иерусалим, 1993, с. 217—218; Он же.Погромы в России. ЕЭ, т. 12, с. 612 и след). Словом, в 1880–х годах происходили именно погромы ― то есть разрушения и грабежи.

Нельзя не сказать здесь еще и о следующем. Сам тот факт, что первые погромы в Российской империи произошли только более чем через сто лет после возвращения отторгнутых некогда Польшей и затем заселенных, в частности и евреями, земель, ясно свидетельствует: острый конфликт между евреями и основным населением этих земель (конфликт, который ранее вызывался здесь теснейшей связью евреев с ненавистной польской властью) возник лишь с определенного исторического момента. Он возник спустя два десятилетия после крестьянской реформы, когда основное население было ― на пути «прогресса» ― вовлечено в торгово–финансовые отношения.

Именно об этом говорит и Ю. И. Гессен. Он сначала ссылается на мнение «официальных» экспертов, полагавших, что

«важнейшую роль в погромах сыграла торгово–промышленная деятельность евреев ― сосредоточив в своих руках значительную часть торгово–промышленных предприятий, существовавших в крае, а также большие денежные средства, евреи стали вызывать в окружающем населении против себя вражду».

Изложив это, так сказать, общее мнение, Ю. И. Гессен заключал далее уже лично от себя:

«Действительно, еврейское население южных губерний находилось в удовлетворительных экономических условиях… между тем местное крестьянство переживало чрезвычайно тяжелые времена, не имея в своем распоряжении достаточно земли, чему отчасти (это слово явно «смягчает» реальное положение вещей. ― В.К.)содействовали богатые евреи, арендуя помещичьи земли и тем возвышая арендную плату, непосильную для крестьян»

(с. 219, 220).

Нетрудно понять, что система новых экономических отношений (в том числе арендных) сложилась именно после реформы 1861 года и через два десятилетия, в 1880–х годах, привела к погромам. Ю. И. Гессен ― не лишенный объективности историк ― показал ту жизненную почву, на которой произросли погромные настроения.

Таким образом, в 1880–х годах в России повтори лось то, что происходило в странах Западной Европы (гораздо раньше вступивших на путь «прогресса») накануне эпохи Возрождения и непосредственно в эту эпоху. Но повторилось, надо прямо сказать, в несоизмеримо менее жестоком и широкомасштабном виде. Вспомним также, что в XIX веке погромы (ранее, чем в России) произошли в Австрии и Германии.

Обо всем этом необходимо знать потому, что иначе не будет ясна несомненная искусственность и, более того, злонамеренность «превращения» России в некую «страну погромов» (или даже их «родину»), ― почему, мол, и само это всемирно известное слово пришло именно из русского языка…

* * *

Но пойдем далее. Первый действительно страшный кровавый погром разразился на территории Российской империи с 6 (точнее, начиная с 7–го) по 8 апреля 1903 года в Кишиневе. Здесь погибли тогда 43 человека, из которых 39 были евреи. Подробную картину этого погрома дает объемистый 1–й том «Материалов для истории антиеврейских погромов в России», изданный в Петрограде в 1919 году известными еврейскими историками С. М. Дубновым и Г. Я. Красным–Адмони.

В томе представлены материалы, и враждебные евреям, и вполне им сочувственные (как, например, официальные записки прокурора А. И. Поллана), но основной ход событий во всех материалах одинаков: во второй половине дня 6 апреля в Кишиневе началось, пользуясь юридическим языком, «повреждение» и «похищение» имущества евреев, и лишь поздно вечером полиция и войска разогнали погромщиков; утром же 7–го евреи, вооружась чем попало, а также револьверами, решили расправиться с погромщиками, и после убийства (выстрелами из револьверов) одного или, по другим сведениям, двух и ранения нескольких «христиан» начался уже не погром в прежнем смысле, а жестокое побоище, в результате которого 39 евреев было убиты и множество ранены.

Проведя расследование, прокурор А. И. Поллан (отнюдь не враждебный евреям человек) писал 11 апреля 1903 года о ходе событий в Кишиневе начиная с 6 апреля:

«Молодежь, состоящая преимущественно из подростков, начала бить стекла в еврейских домах, выбрасывать их имущество и уничтожать его… Угрожающего характера беспорядки не принимали… К вечеру, когда пригласили войска, были арестованы 62 человека. На другой день, 7 апреля, беспорядки возобновились… Некоторые евреи, защищая свое имущество, начали стрелять из револьверов, и один из них, который застрелил одного из буянов, был немедленно убит. Затем были убиты и ранены многие евреи… В настоящее время убитых уже насчитывают более 40… Из христиан убиты 3 человека… Убитых евреев из огнестрельного оружия нет»