Текст книги "Правда «Чёрной сотни»"

Автор книги: Вадим Кожинов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 21 страниц)

См.: Материалы для истории антиеврейских погромов в России, т. II. Восьмидесятые годы. Прг. —М., 1923, с. 529–542.

В позднейшей записке А. И. Поллан сообщал о выяснившемся к тому времени факте, который вызвал наибольшее ожесточение погромщиков:

«Следствием установлено, что убит был один христианский мальчик»

(там же, с. 203)

В дальнейшем были убиты и несколько еврейских детей…

При этом следует учитывать, что в Кишиневе, со гласно переписи 1897 года, на 108 403 человека населения приходилось 50 257 человек иудейского вероисповедания (то есть 46,3%); это объясняет особую напряженность столкновения.

Наконец, необходимо иметь в виду, что Кишинев и Бессарабская губерния (позднее Молдавия) вообще представляли собой ― с точки зрения отношений основного населения и евреев ― настоящий пороховой погреб, для взрыва которого вполне достаточно было и одного револьверного выстрела. В. В. Розанов, который позднее провел лето в Бессарабии, так изложил представления местных жителей о ситуации, создавшейся в Бессарабской губернии (текст этот, затерявшийся в подшивках газеты «Новое время», разыскал и опубликовал в культурнейшем современном журнале «Литературная учеба» В. Г. Сукач):

«Сила его (речь идет об экономической силе еврейства. ― В.К.)всегда больше силы окружающего населения, хотя бы евреев была горсточка и даже всего пять–шесть семей, ибо эти пять–шесть семей имеют родственные, общественные, торговые, денежные связи с Бердичевом и Варшавой, да и с Венгрией, с Австрией; в сущности со всем светом. И этот «весь еврейский свет» поддерживает каждого Шмуля из Сахарны (бессарабская местность, где жил Розанов. ― В.К.),и «Шмуль в Сахарне» забирает всю Сахарну в свои руки, уже для пользы не своей, а всего совокупного еврейства, ибо, укрепившись здесь, он немедленно призывает сюда родственников, родичей, единоверцев в помощь себе (стоит сообщить, что в 1847 году в Бессарабской губернии проживали 20 232 еврея, а всего через 50 лет, в 1897 году, в 11 раз больше ― 228 528 (!); см. ЕЭ, т. 4, с. 373, 377. ― В.К.),в компанию с собою, в сущности за один обеденный стол с собою, где они кушают темную молдавскую Сахарну, кушают ее посевы, ее птицу, ее скот, все это скупая за бесценок через моментально образуемые синдикаты и не подпуская никакого чужого покупателя ни к какому продукту, сырью, свежине. Сахарна пашет, работает, потеет, а евреи ее пот обращают в золото и кладут в карман. Они имеют «у своих» бесконечный кредит под свои способности, под свою живость, под свою оборотливость. Какая же с ними конкуренция, когда в каждой точке они ― «все», а всякий русский, хохол, валах ― «один»…»

Изложив это, В. В. Розанов отметил:

«Передаю все в том «сыром материале», как взял с земли, не прибавляя ни размышления, ни даже «да» или «нет»…»

^{«Литературная учеба», 1992, № 1—3, с. 114—115}

Впрочем, Розанов с самого начала представил свой рассказ как обобщение того, что он слышал от бессарабцев: они воспринимали деятельность евреев как своего рода высасывание соков из их земли и из них самих. И в разрушении и грабеже имущества евреев они усматривали некое «восстановление справедливости».

Однако беспристрастный наблюдатель с полным правом возразит, что никакого насилия или хотя бы беззакония евреи по отношению к бессарабцам не совершали: они только умело и сплоченно занимались финансово–торговой деятельностью. И никто не мешал «туземцам» сплотиться и потеснить евреев в честном экономическом соревновании. И тот факт, что они вместо этого устроили погром, свидетельствует только об их деловой несостоятельности, заставлявшей их прибегать к грубой силе. Наконец, это особенно безнравственно потому, что в целом евреи составляли меньшинство населения Бессарабии (всего около 12%); естественно предположить, что при количественном равенстве «туземцы» и не решились бы на погром…

Все это, в сущности, неоспоримо; но, если возвратиться к сделанному по материалам ЕЭ обзору истории конфликта евреев с основным населением, нетрудно убедиться, что дело, как правило, доходило в какой–то момент до погромов, будь то в Англии, Франции, Германии или Австрии. То есть все «туземцы» оказывались несостоятельными…

Это, надо думать, означает, что экономический конфликт был неразрешим на экономической же почве. И в самом деле: евреи в начале XX века составляли 4 с небольшим процента населения Российской империи, но если говорить о людях, занятых в торговле, то согласно переписи 1897 года в городах империи их насчитывалось 618 926, и 450 427 из них были евреи (ЕЭ, т. 13, с. 649), то есть торговцев всех других национальностей имелось 168 499 человек ― почти в три раза (точно ― в 2,7) меньше! При таких условиях собственно экономическое соревнование, конечно, было невозможно; конкурентам евреев недоставало для соревнования на равных более 280 000 торговых людей…

Эти цифры характеризуют положение в Российской империи в целом; но тут же в ЕЭ отмечено, что

«одни евреи сообщают Бессарабии торговое движение»

(там же, с. 647).

Словом, конфликт предстает как поистине неразрешимый. При этом необходимо еще иметь в виду, что конфликт тогда был совершенно очевидным, наглядным: любой житель Бессарабской губернии, будучи вовлечен «прогрессом» в торгово–финансовые отношения, неизбежно самым непосредственным образом сталкивался в своем повседневном быту с евреями, почти целиком держащими в своих руках торговую сферу. Это важно учитывать потому, что для позднейшего, еще более «прогрессивного» устройства общества такое прямое и постоянное столкновение уже вовсе не характерно: люди, в чьих руках находится финансово–торговое владычество, в сущности, «невидимы», они не соприкасаются на бытовом уровне с большинством населения.

В Бессарабской же губернии 1903 года все было, так сказать, обнажено, и жители усматривали в забравших в свои руки торговлю евреях безнаказанных грабителей (см. приведенный выше текст В. В. Розанова). И дело обстояло, очевидно, примерно так же во всех странах, где конфликт обострялся в конечном счете до погромов…

Констатация этого факта отнюдь не означает, конечно же, перекладывания вины за кишиневский погром (как и другие погромы) на евреев. Речь идет только об уяснении тяжести, даже ― что уже было отмечено ― неразрешимости конфликта. Ведь погромы обычно изображаются как порождение некой иррациональной злодейской воли, чуть ли не садизма, что, конечно же, абсолютно неверно. А тот факт, что в Кишиневе совершались в прямом смысле слова зверские убийства евреев, был обусловлен, без сомнения, использованием огнестрельного оружия, которое опять–таки нарушило принцип борьбы на равных, ― поскольку у погромщиков оружия не было, а евреи составляли почти половину (46 с лишним процентов) населения города.

Разумеется, и это отнюдь не снимает вину с погромщиков; дело идет только об объективном понимании ситуации. Ведь вообще–то безусловно господствует точка зрения, согласно которой евреи в конфликтах с остальным населением Земли всегда и везде, в любой стране и в любое время являли собой абсолютно ни в чем не повинные жертвы корыстных, тупых и жестоких палачей. Это, конечно, не значит, что уместно и достойно выдвигать ― пусть даже со всяческими оговорками ― противоположную точку зрения (что во всем виноваты–де только евреи). Поскольку погромщики обычно первыми начинали насилие, никакие последующие события не могли их «оправдать», снять с них исходную вину.

Именно так оценил ситуацию один из наиболее выдающихся идеологов «черносотенства» епископ Антоний Волынский (о нем уже не раз шла речь), который вскоре после кишиневского погрома произнес «слово» о нем, получившее широкую известность и признание. Стоило бы привести здесь это «слово» целиком, но оно весьма обширно, и я ограничусь цитированием начала.

Епископ Антоний сказал, что

«доходят до нас печальные позорные вести о том, что в городе Кишиневе… происходило жестокое, бесчеловечное избиение несчастных евреев… О Боже! Как потерпела Твоя Благость такое поругание!..»

Материалы для истории антиеврейских погромов в России, т. 1, с. 354–355

В связи с кишиневским погромом необходимо коснуться еще одной стороны дела. Об этом погроме говорится особенно много и часто потому, что в отличие от принесших еще большие жертвы погромов 1905 года, разразившихся непосредственно в условиях Революции, кишиневский предстает как особенно прискорбный: в мирное, в общем, время были зверски убиты десятки людей. И этот погром нередко квалифицируется как одно из наиболее тяжких «преступлений русского народа». Так, историк Владлен Сироткин недавно написал послесловие к двум посвященным кишиневскому погрому документальным повестям эмигранта Семена Резника, объединенным под заглавием «Кровавая карусель». Послесловие это начинается многозначительной сентенцией:

«Читать «Кровавую карусель»… мне, русскому человеку, тяжело и больно».

Далее дано следующее «объяснение» этой тяжести и боли, гнетущих «русского человека» В. Сироткина:

«…главную заслугу Семена Резника я вижу в том, что он своей книгой пытается понять, почему в части русского народа… росла и набирала силу неприязнь к «инородцам», прежде всего к евреям»

Сироткин В. Так кто же раскручивает «кровавую карусель»? В кн.: Резник С. Кровавая карусель. М., 1991, с. 209, 214. (Курсив мой. – В.К.)

Однако едва ли Резник в своей книге «пытается понять» именно это, так как в его повестях не раз сообщается о национальной принадлежности кишиневских погромщиков, и речь идет только о молдаванах,некоторые из коих даже не знают ни слова по–русски. Это вполне понятно, ибо Бессарабия (ныне Молдова) вошла в состав Российской империи лишь в 1812 году и не могла менее чем за столетие стать собственно «русской» провинцией (кстати сказать, после 1917 года, когда Бессарабия ― до 1940 года ― стала провинцией Румынии, погромы там происходили постоянно).

И еще одна деталь ― вроде бы мелкая, но весьма существенная. В. Сироткин утверждает, что своего рода инициатором кишиневского погрома был, как он его не раз называет, «Павел Александрович Крушеван». Почему так торжественно? Да потому, что преследуется ― сознательно или бессознательно ― цель скрыть тот факт, что Крушеван принадлежал к знатному молдавскому роду, чем очень гордился, и носил чисто молдавское имя Паволаки (а не Павел).

Да, читать о кишиневском погроме и тяжело, и больно, но по меньшей мере неуместно внедрять в разговор об этом «русского человека» и «русский народ». Владлен Сироткин может, конечно, возразить, что погромы имели место в начале века и в других, более «обрусевших» провинциях, но есть все же нечто недостойное и даже зловещее в «приписывании» именно кишиневского погрома русскому народу. Ведь это совершенно то же самое, что обвинить сегодня русский народ в зверствах по отношению к гагаузам, абхазам или туркам–месхетинцам!

Столь же недостойный характер имеет и произведенное здесь же В. Сироткиным «сопоставление» России и Франции в свете двух судебных процессов ― Дрейфуса, в защиту которого выступал Золя, и Бейлиса, защищаемого Короленко.

«По счастью,

– объявляет В. Сироткин, ―

сторонников Э. Золя во Франции оказалось больше, чем в России сторонников В. Короленко, и антисемиты там потерпели сокрушительное поражение… В России, увы, все обстояло по–другому…»

и т. д.

Это рассуждение рассчитано либо на совершенно неосведомленных, либо на до тупости распропагандированных читателей. Ведь Бейлис был при первом же судебном решении признан полностью невиновным, между тем как Дрейфус сначала был приговорен к пожизненному заключению на Чертовом острове в Южной Америке, получившем прозвание «сухая гильотина», и провел там 5 мучительных лет; затем на новом суде его еще раз приговорили ― теперь уж, правда, только (!) к десяти годам; далее он был ― под громадным давлением «дрейфусаров» ― помилован (но не оправдан!) и, наконец, еще через семь лет (!) признан невиновным.

Нельзя не добавить к этому, что и Золя за свою поддержку Дрейфуса был приговорен к году тюрьмы и трем тысячам франков штрафа и спасся только ловким бегством в Англию, где дождался акта помилования; между тем Короленко «пострадал» разве лишь от большого количества устроенных тогда в его честь банкетов. Не приходится уже говорить о том, что в 1917― 1918 годах почти все обвинители Бейлиса (начиная с прокурора О. Ю. Виппера ― брата знаменитого историка) оказались в тюрьмах и уже не вышли оттуда живыми. Так где же, спрашивается, было «больше сторонников»? И не стыдно ли, тов. Сироткин, публиковать подобную дезинформацию?

* * *

«Черносотенный» епископ Антоний, говоря о кишиневских событиях, высказал отношение к погромам, присущее не только ему лично, но и русской Церкви в целом, ― хотя бессовестные пропагандисты распространяли (и продолжают распространять) абсолютно клеветническое обвинение Церкви в «сочувствии» и даже чуть ли не в содействии погромам.

Впрочем, нельзя не коснуться и другой столь же клеветнической версии, согласно которой погромы «организовало» ― де Российское государство, то есть конкретно ― правительство. В первой действительно исследовательской работе, освещающей этот вопрос, ― в уже не раз упомянутой книге В. А. Степанова, ― на основе тщательного изучения архивных и других материалов сделан следующий вывод:

«Нет сведений о прямой причастности правительства к этим (погромным. ― В.К.)делам», и в то же время налицо многочисленные «документы, свидетельствующие только о желании властей немедленно прекратить избиение вверенного их попечению населения»

Степанов С. А. Черная сотня в России (1905—1914 гг.). М., 1992, с. 68

Правда, В. А. Степанов, на которого давят начавшиеся еще в 1900–х гг. «разоблачения» мнимых правительственных «инициаторов» погромной вакханалии, все же допускает возможность неких ― пока, правда, не обнаруженных ― сугубо «тайных» действий власти в этом направлении. Слишком велика была обработка умов, чтобы можно было ― даже после тщательного исследования ― освободиться от много лет вдалбливаемой версии, пусть и воистину нелепейшей.

Нелепа она хотя бы уже потому, что для всякой власти опасны и в конечном счете гибельны любыенасильственные акции самогонаселения. В высшей степени характерно, что противоеврейские погромы начала 1880–х годов действительно стремилась подтолкнуть и разжечь отнюдь не власть, а, напротив, главная революционнаяорганизация тех лет ― партия Народной воли, о чем писал, например, Ю. И. Гессен:

«…судя по партийному органу, члены партии считали (и правильно считали! ― В.К.)погромы соответствующими видами революционного движения; предполагалось, что погромы приучат народ к революционным выступлениям; некоторые члены Исполнительного Комитета (Народной воли. ― В.К.)изготовили 30 августа 1881 года прокламацию, призывавшую к разгрому евреев»

(т. 12, с. 617―618).

Между тем правительство сразу же после первого погрома 1881 года издало циркуляр, где о погромщиках говорилось как об опасных преступниках, которые

«впадают в своеволие и самоуправство… Подобные нарушения порядка не только должны быть строго преследуемы, но и заботливо предупреждаемы: ибо первый долг правительства охранять безопасность от всякого насилия и дикого самоуправства»

(там же, с. 615)

Как уже сообщалось, во время погромов 1880–х годов вызванными войсками были убиты 19 погромщиков и множество из них ранены. А в Уложение о наказаниях, как уже говорилось, была введена специальная статья о погромщиках.

Что же касается кровавых событий 1903 года в Кишиневе, сотни погромщиков были после них осуждены, а представители местных властей во главе с губернатором были с позором отправлены в отставку ― прежде всего за то, что не обеспечили своевременных и решительных действий военной силы для пресечения погрома.

И вот, несмотря на эти очевидные и бесспорные факты, до сего времени чуть ли не господствует основанная на различных слухах и совершенно сомнительных «документах» (вроде якобы перехваченных кем–то «секретных инструкций») версия, согласно которой погромы организовывало правительство, отдавая–де тайные приказы местным властям. Пропагандистов сей версии не смущает даже то, что за допущенные погромы эти самые местные власти достаточно сурово наказывались (и тем не менее в других местах именно власти якобы продолжали готовить новые погромы!).

Нельзя не отметить, что мнение о «правительственной» организации погромов нередко пытаются обосновать, ссылаясь на сочувствие погромам со стороны каких–либо отдельных лиц, причастных власти. Однако полная несостоятельность такого подхода очевидна, ибо в составе тогдашних властей имелось множество отдельных людей, сочувствовавших Революции, что, понятно, не дает оснований считать власть организатором Революции (так, например, революционерам оказывал немалую помощь ― что давно уже точно выяснено ― директор департамента полиции в 1902― 1905 годах А. А. Лопухин; именно он, кстати, «разоблачал» тех отдельных правительственных лиц, которые вроде бы были готовы способствовать погромам).

И остается только поражаться доверчивости тех, кто не способен отвергнуть пропагандистские фальшивки о правительственном «руководстве» погромами, сфабрикованные в целях дискредитации российской власти, ― что было обязательной и постоянной задачей всех революционных и либеральных идеологов.

Уже упомянутый действительно серьезный еврейский историк Ю. И. Гессен писал в 1926 году, что само по себе

«возникновение в короткий срок на огромной площади множества погромных дружин (речь шла о погромах 1880–х годов. ― В.К.)и само свойство их выступлений устраняют мысль о наличии единого организационного центра».

Да, при честном и элементарно разумном подходе «устраняется» даже и сама мысль о правительственной (да и какой–либо иной) организации погромов, но для бесчестных или глупых это, как говорится, не указ.

Реальная причина погромов ― в описанном выше (на основе, кстати сказать, работ еврейских историков) тяжелом и, в сущности, неразрешимом экономическом конфликте, так отчетливо проявившемся в 1903 году в Бессарабской губернии. Конечно, к экономическому конфликту могли примешиваться ― и примешивались ― идеологические, религиозные и чисто бытовые моменты, но корень все–таки ― в финансово–торговой сфере.

Завершая разговор о нелепости версии, согласно которой погромы инспирировались правительством, напомню еще раз, что после того, как Бессарабия оказалась под властью Румынии, погромы там не только не прекратились, но приобретали подчас более ожесточенный характер. В обобщающей статье на эту тему, опубликованной в 1931 году, говорится о противоеврейских погромах в Бессарабии:

«Первая волна… прокатилась в 1919―1920, вторая в ― 1925. Наконец, уже при правительстве… Маниу (пришло к власти в 1928 году. ― В.К.)имел место ряд еврейских погромов»

Малая Советская Энциклопедия. М., 1931, т. 6, с. 627—628

Это лишний раз показывает, что дело не в характере государства, а в описанном выше конфликте внутри самого населения.

* * *

Обратимся теперь непосредственно к проблеме со отношения погромов и «черносотенцев». Как мы видели, погромы начались в Российской империи в 1881 году, за четверть векадо создания первой «черносотенной» организации. Так что никак нельзя считать погромы «черносотенным» изобретением. Напомню и о безоговорочном, даже можно сказать, яростном осуждении кишиневских погромщиков, прозвучавшем из уст одного из корифеев «черносотенства» ― епископа Антония Волынского.

Впрочем, с «черносотенцами» связывают главным образом или даже исключительно более поздние погромы 1905―1906 годов, то есть времени первой российской революции. И поскольку евреи (чего никак нельзя опровергнуть) играли огромную роль в этой революции, а, с другой стороны, «черносотенцы» исповедовали непримиримо антиреволюционные убеждения, как–то само собой возникла своего рода аксиома: погромы 1905―1906 годов организовывали «черносотенцы» (или даже, более того, целиком их осуществляли).

Погромы, разразившиеся в октябре 1905 года, далеко превзошли все предшествующие (разумеется, если говорить о погромах в Российской империи); жертвы исчислялись сотнями. И вина за них приписывается «черносотенцам» ― хотя надо прямо сказать, ровно никаких сколько–нибудь достоверных сведений об этом не существует, их просто нет.

Наиболее четкая и достаточно подробная информация о погромах 1905―1906 годов дана в специальной статье о них, принадлежащей Д. С. Пасманику. Статья написана в 1912 году, когда все сведения еще можно было получить от очевидцев, а с другой стороны, уже прошло необходимое для изучения фактов время. Д. С. Пасманик (1869―1930) ― один из виднейших еврейских политических и научных деятелей того времени, автор более десятка книг и множества статей, посвященных экономическим и социологическим проблемам. На его статью о погромах 1905―1906 годов опирались позднее все действительно серьезные исследователи, касавшиеся этой темы.

«17 октября 1905 года,

– писал Д. С. Пасманик, ―

был опубликован Высочайший манифест, обещавший новое государственное устройство, а с 18 октября начались погромы… Погромы в разных местах произошли почти одновременно: между 18 и 29 октября… Погромы были произведены в 660 городах, местечках и деревнях, и так как в некоторых местах погромы повторялись, то всего погромов было за 12 октябрьских дней 690… Главным образом погромы происходили в южной и юго–западной частях черты еврейской оседлости. В северо–западном крае, где процентное отношение еврейского населения очень высокое, погромы крайне редки, а в некоторых губерниях… совершенно отсутствовали (об этой стороне дела речь пойдет ниже. ― В.К.)…После октябрьских дней погромы произошли… в Тальсене, Белостоке и Седлеце (это уже было в следующем, 1906 году ― В.К.)»

Еврейская Энциклопедия, т. 12, с. 618, 622

( в последней цитируемой фразе я опустил упоминание о том, что погром произошел в 1906 году еще и в Гомеле – притом здесь же дана такая отсылка: «см. Гомельский процесс, Евр. Энц., т. 6, с. 666—667». По–видимому, слово «Гомель» вставил не автор статьи – весьма точный человек, – а какой–нибудь редактор, не обративший внимание на тот факт, что в 1906 году завершился судебный процесс по делу о гомельском погроме, а сам–то погром состоялся еще в 1903 году (см. указанную статью в 6–м томе ЕЭ))

Д. С. Пасманик дал здесь же анализ причин октябрьских погромов:

«Мелкая буржуазия… играла главную роль в эти ужасные дни… Здесь, очевидно, действовал антисемитизм на экономической почве… Она (мелкая буржуазия, то есть прежде всего торговцы. ― В.К.)имела в виду одно: уничтожить ненавистного конкурента… В некоторых местах стимулом служило обвинение евреев в революционности, а в большинстве случаев ― простое желание воспользоваться чужим добром… Крестьянство участвовало в погромах исключительно в целях обогащения на счет еврейского добра…»

(с. 619–620).

Здесь следует добавить, что своего рода «оправданием» грабежа еврейского имущества в глазах погромщиков служило, конечно же, мнение о евреях как «грабителях» основного населения (см. выше).

Итак, Д. С. Пасманик пришел к выводу, что октябрьские погромы имели «экономические» причины, а роль «пускового механизма» сыграл Манифест 17 октября, который ― как показано во множестве свидетельств и исследований ― создал в стране всеобщую атмосферу безвластия, вседозволенности, безнаказанности, которые, кстати сказать, гораздо, даже неизмеримо сильнее, нежели в погромах, выразились в различных революционныхакциях.

Сейчас уже трудно представить себе многообразные разрушительные последствия этого манифеста. С. А. Степанов привел специфический, но очень выразительный пример: кадет В. А. Маклаков вспоминал о собрании, состоявшемся 18 октября 1905 года не где–нибудь, а в Московской консерватории (!):

«В вестибюле уже шел денежный сбор под плакатом «На вооруженное восстание». На собрании читался доклад о преимуществах маузера перед браунингом» (!)

(с. 50).

В такой общественной атмосфере, захватившей даже и консерваторию, неизбежно должны были обнажиться все ― в том числе и не очень уж обостренные, подспудные ― конфликты, и именно потому разразилось столь громадное количество погромов.

Д. С. Пасманик недвусмысленно констатировал:

«Нельзя приписать октябрьские погромы исключительно определенной организации».

Правда, он счел нужным отметить тут же, что

«Ф. Львов в газете «Наша жизнь» доказывал наличность организации, во главе которой стоял один известный генерал».

Речь шла о статье либерального деятеля Ф. А. Львова, который пытался приписать широкомасштабную организацию погромов семидесятишестилетнему (!) генералу от инфантерии в отставке Е. В. Богдановичу (1829―1914), принадлежавшему к «правым» кругам.

Но в наше время С. А. Степанов провел, по его собственному определению, «расследование» и установил, что созданная этим генералом «дружина хоругвеносцев» имела чисто декоративное назначение, и нет никаких (цитирую С. А. Степанова)

«следов черно сотенной организации, якобы игравшей роль застрельщицы… Следует признать, что в распоряжении исследователей пока нет достоверных данных о существовании единого центра, руководившего погромами»

(с. 70, 71).

Поскольку в массе всякого рода сочинений утверждается (совершенно голословно), что «черносотенные» партии организовывали или даже вообще целиком осуществляли октябрьские погромы, С. А. Степанов, как видим, все же не без осторожности оговорил, что, мол, «поканет достоверных данных».

Дело в том, однако, что если подобный «центр» и существовал, то он никак не мог быть «черносотенным», ибо все такие «центры» возникли в то время, когда волна погромов уже прошла!

В «Еврейской энциклопедии», подготовленной, как мы не раз имели возможность убедиться, стремившимися к объективности авторами, есть специальная статья «Союз русского народа» (соответствующий том ― на «С» ― вышел в 1912 году), в которой этой политической организации дана, понятно, весьма негативная оценка, но нет даже намека на то, что Союз русского народа причастен к противоеврейским погромам (см. т. 14, с. 519; статья начинается словами: «Союз возник в конце 1905 года…» ― а ведь погромы разразились в октябре).

Опубликованные в те времена материалы, посвященные «черносотенцам», вообще, надо сказать, более правдивы, нежели позднейшие, ― уже хотя бы потому, что неудобно было преподносить заведомо лживые сведения о совсем недавно совершившихся событиях (позднее, после 1917 года, многие уже не стеснялись врать напропалую).

Так, более или менее правдив с этой точки зрения весьма подробный обзор событий 1905–го и последуюших трех лет, написанный в 1909 году левым кадетом В. П. Обнинским (о данной его объемистой книге под названием «Новый строй» уже не раз упоминалось). Отметив, что «свобода», дарованная Манифестом 17 октября,

«застала большую часть населения не подготовленной к ее восприятию»,

Обнинский именно этим объяснял

«крайние решения… справа и слева»

(с. 8)

– то есть в том числе и вал погромов. А далее он выразил своего рода глубокое удивление по поводу того, что за «крайними решениями справа» ― то есть погромами ― не просматривается никакой «организации»:

«…если влияние слева,

– писал Обнинский, ―

не отрицается политическими партиями, поставившими на своих знаменах вполне определенные надписи (скажем, «Долой самодержавие!». ― В.К.),то вопрос о воздействии справа и доселе (то есть в 1909 году. ― В.К.)не потерял своей остроты и таинственности. Дело в том, что в дни 18―30 октября (то есть в «погромный» период. ― В.К.)не существовало партий правее конституционно–демократической, и будущие кадры так называемых монархических организаций находились еще в распыленном состоянии»

Обнинский В. Новый строй. М., 1909, с. 8

Недоумение Обнинского вполне понятно. Ко времени его работы над книгой уже давно и постоянно выкрикивались обвинения в адрес Союза русского народа и «черносотенных» партий вообще ― голословные обвинения в организации погромов. Но Обнинский стремился объективно осветить движение событий и никаких доказательств правоты этих обвинений не находил. Изучив реальный ход дела, он констатировал, что только

«за полгода, отделявшие Думу (она открылась 27 апреля 1906 года. ― В.К.)от Манифеста (17 октября 1905 года. ― В.К.),успели образоваться так называемые «монархические» партии, не менее радикально, чем крайние левые, настроенные и заимствовавшие у последних большую часть тактических приемов»

(с. 18).

Из этого следовало, понятно, что «монархические» партии никак не могли организовать октябрьские погромы 1905 года, поскольку сами не были еще «организованы», не существовали как способные к какому–либо действию силы.

Правоту В. П. Обнинского подтверждает и вторая солидная работа, затрагивающая интересующую нас тему. Это обширная глава В. Левицкого под названием «Правые партии», вошедшая в изданный в 1909―1914 годах в Петербурге пятитомный коллективный труд «Общественное движение в России в начале XX века». В. Левицкий ― псевдоним эсдека В. О. Цедербаума, родного брата лидера меньшевиков Л. Мартова (Ю. О. Цедербаума); понятно, что ни о каком «обелении» изучаемых им «черносотенцев» В. Левицкий и не помышлял. Тем не менее он доказывал, что до 1906 года «практика» всех «черносотенных» сил (цитирую)

«ограничивалась устройством замкнутых членских собраний», «сводилась преимущественно к закрытым «беседам», не имея ничего общего с «широкой устной агитацией»

Левицкий В. Правые партии. В кн.: Общественное движение в России в начале XX века. СПб., 1914, т. III, кн. 5, с. 392

«Черносотенцы» начинают выходить за пределы чисто «кружкового» существования лишь в самом конце 1905 года; В. Левицкий говорит, в частности, о Союзе русского народа:

«…вербовка им в члены рабочих началась после декабрьского поражения 1905 года» (декабрьское революционное восстание было подавлено к 20 декабря). И особенно важная информация: Союз русского народа «начинает свою погромную агитацию после взрыва революционерами харчевни «Тверь» за Невской заставой в Санкт–Петербурге 27–го января 1905 года».

К этому «взрыву» мы еще вернемся; пока же отметим, что к октябрьским погромам 1905 года Союз русского народа, согласно выводу В. Левицкого, никакого отношения не имел; он не только не организовывал их, но даже и не «агитировал» за них.

Конечно, до и во время издания работы В. Левицкого высказывались и совсем иные мнения; но это были только чисто эмоциональные приговоры, не подкрепленные хоть какими–либо фактами. Однако постоянно повторяемые выкрики со временем приобретают мнимую «достоверность». И в 1919 году серьезный, казалось бы, еврейский историк С. М. Дубнов счел возможным написать, что в октябрьских погромах 1905 года