Текст книги "Слишком много врагов (СИ)"

Автор книги: Вадим Розанов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 15 страниц)

Верховный покинул президентский кабинет с ощущением, что его провели за нос как мальчишку. А Президент порадовался, что давно отработанная им схема выпроваживания нежелательных гостей и в этот раз сработала в лучшем виде. И еще он сделал себе заметку в памяти: кое с кем из бизнеса надо было поговорить в отношении его сегодняшнего гостя. Если уж его страна все больше и больше попадала в сферу экономических интересов САСШ, то иметь там в качестве главы государства следовало бы более лояльного типа.

По возвращении из Белого дома Верховный рвал и метал. Он прекрасно понимал, что другой возможности поговорить с Президентом у него не будет. Смысл дальнейшей поездки терялся, его хитрая задумка привлечь САСШ на свою сторону в споре со старыми "хозяевами Европы" с треском провалилась. К утру следующего дня, однако, он решил не менять прежних планов. Чутьем он понимал, что кредит доверия у народа выбран почти окончательно. На этом фоне отмена дальнейшей поездки могла быть воспринята в стране как его еще одно личное, на этот раз на дипломатическом фронте, фиаско. К счастью, прессе практически ничего не было известно о его планах обсудить с Президентом тему Аляски. Пусть и дальше остаются в неведении.

– Сочиняйте, что хотите, – инструктировал он своего пресс-секретаря, – только с американцами аккуратно обсудите, чтобы не получилось там разнотыка.

К счастью, излишнего интереса прессы к состоявшейся встрече удалось избежать, знал бы кто, чего это стоило Верховному!

Решив ехать дальше, он отправился на поезде через всю Америку, осматривая по дороге фермерские хозяйства, промышленные предприятия, малые и средние города, не забывая при этом сочно комментировать увиденное и сходу раздавать поручения подчиненным по внедрению наиболее удачного американского опыта.

Фраза: "Нам это тоже нужно!" стала лейтмотивом его путешествия. Он смело рассуждал, как поднимется благосостояние селян южной России, получи они в свое поголовье американских быков-производителей, обещал завалить всех зерном за счет расширения посевов кукурузы. Красиво звучала и фраза: "Холодильник – в каждый крестьянский дом!", если не принимать во внимание, что электричество в НКР пока еще не добралось до всех сельских поселений.

Так что пищей для комментариев Верховный снабжал журналистов в избытке. Все это было шумно, весело, иногда забавно, а скучный Вашингтон вскоре и забылся.

В Сан-Франциско Верховного поразил мост Золотые ворота. Но поскольку к этому моменту восторгаться американскими достижениями ему уже поднадоело, то в голове его зародилась идея утереть нос этим наглым и богатым американцам и переплюнуть их каким-нибудь своим мостом. Нужда в них, если рассуждать здраво, была огромная. Через Волгу сколько мостов ни построй – все мало будет. Да и Днепр в низовьях тоже было бы хорошо перекрыть. Но это все было как-то мелко – мосты через реки. У американцев этого добра хватало. Вечером Верховный потребовал себе карту и долго ползал по ней с карандашом. В сторону Босфора он старался даже и не смотреть – там бы отгрохать, такое бы прозвучало, но локоть уже был чужой.

В конце концов взгляд его остановился на Керченском проливе. Дорожный гетман (министра транспорта) в его свите был и уже поздно ночью он его позвали перед светлые очи Верховного.

Надо сказать, что к этому моменту сопровождающим Верховного жутко надоела вся эта поездка. Вот и его нынешний гость уже давно томился. Интересного для него в Америке было очень много, вот только смотрел он, как правило, не то и не там. Чем лазить по фермам он бы с огромным удовольствием познакомился с системой организации логистических перевозок. Было очевидно, что особенно в условиях войны американцы перемещают на большие расстояния огромные объемы сырья, готовой продукции, топлива и войск. И самое интересное состояло даже не в тоннаже грузов, а в том, как им удавалось доставлять их своевременно, без простоев вагонного парка и автотранспорта, выбирая еще при этом и оптимальные средства доставки. Работа шла по графикам. В этой области здесь явно было чему поучиться, и дорожный гетман как-то попытался объяснить это Верховному, но речь шла о скучной, рутинной бумажной работе, а такое того интересовало мало.

Но на этот раз скука улетучилась с самого начала.

– Ты давай подумай, как бы нам побыстрее да половчее мост через Керченский пролив соорудить, – Верховный сразу взял быка за рога.

– Зачем?! – транспортник чуть не лишился дара речи. Нет, идеи на этот счет иногда звучали, но ни малейшего практического смысла в такой стройке не было. Мостов нужна была пропасть, но все в других местах.

– Как зачем? Ты мне, понимаешь, не дури! Здесь же они зачем-то мост построили. Два берега залива соединили напрямик. А у нас там целое море, замучаешься в объезд ехать. Напрямик-то все короче будет.

– С этим никто не спорит. Но, следуя этой логике, нам надо покрыть страну сплошной сетью дорог, и это когда-то будет. Но только есть же принцип приоритетности. На этом направлении нет крупных объемов грузов для прямых перевозок, а те, которые есть, проще доставлять в Крым и оттуда по имеющимся железнодорожным маршрутам. Даже, если для этого, как Вы говорите, надо объехать море.

– Ты, это, не дури. Будет мост – будут и объемы. Глядишь, и людей побольше в Крым переселится. А то пустовато там.

– Там, действительно, пустовато, но не потому, что нет моста. Там, извините, воды катастрофически не хватает. И в этом смысле Крым очень уступает Северному Причерноморью, которое тоже не очень густо у нас пока заселено. Я уже не говорю про Поволжье. Вот там строительство мостов могло бы дать колоссальный толчок к освоению районов за Волгой.

– Через Волгу новые мосты строить надо, не спорю, но тут – особый случай. Как американцам нос-то утрем. И, если что, войска быстро перебрасывать можно на Кавказ и обратно.

– Извините, но, если что, то такой мост станет первым объектом для удара с воздуха или воды, и я очень сомневаюсь, что стратегический объект подобного масштаба удастся защитить от всех рисков. Снесут его и хорошо, если без эшелонов с войсками.

– Ты что, военный? Рассуждать он тут будет! Твое дело строить! Сказано – и строй!

Поговорили, одним словом.

А американцы напоследок расстарались. Для перевозки Верховного во Владивосток выделили целую эскадру с авианосцем, а на пути следования развернули подводные лодки. Верховный, правда, не узнал, что его конвой был призван отвлекать внимание японцев от большого грузового конвоя, который шел параллельно. Эти меркантильные янки хотели таким образом обеспечить переброску огромного груза вооружений для китайского сопротивления, и свою задачу выполнили. Японцы к этому моменту настолько изнемогали в неравной борьбе и так страдали от нехватки топлива, что не сочли целесообразным направлять корабли на перехват таких целей.

Затем был долгий путь по Транссибирской магистрали и возвращение в Киев. Встреча с премьером УралСиба, конечно, состоялась, но тема Аляски не обсуждалась – сказать было нечего. Верховный все же был умелым политиком. Свою речь на киевском вокзале, где была устроена торжественная встреча, он начал пафосно:

– Мы объехали весь земной шар и счастливы сегодня вернуться на нашу процветающую родину! В мире сегодня идет война, пусть и не мировая, но по масштабам ее вполне можно сравнить с минувшей Великой войной. К счастью, усилиями нашей армии мы обезопасили себя от любых военных угроз и теперь можем мирно трудиться на благо народа Новой Киевской Руси! Там, за океаном, живу энергичные люди, которые смогли много добиться. Кое-чему мы у них научились, но строить будем сами. И построим!

Дальше было и про мост, и про индустриальное строительство жилья в городах, и про кукурузу и про много чего еще. Вот только править Верховному оставалось уже не долго.

Глава двадцатая.

Перемирие в зоне проливов было заключено еще до начала Кипрской мирной конференции. И сразу же в порты Крыма, Одессу и Новороссийск потянулись суда с наиболее пострадавшими десантными частями. Киевское военное командование таким образом хотело скрыть масштаб понесенных потерь. Было ясно, что в Константинополь – теперь город уже называли только так – в ближайшие дни хлынут журналисты со всей Европы, а затем его придется передавать англичанам. Британский посол на столь неожиданно прервавшейся встрече с Верховным не успел до конца озвучить требования своего правительства, но уже на следующий день он сделал это в беседе с главой Госсовета. Мало у кого после этого оставались еще сомнения, что островитяне добьются своего. Так что мировому общественному мнению решили показать не уполовиненные бригады первой волны, а те части, которые высадились уже в самом конце и понесли минимальные потери. Так что Федор со своим лазаретом был вывезен в числе первых.

"Кавказцев" встречали. Небольшой порт, где пришвартовалось госпитальное судно Федора, в этот день был закрыт, у ворот и вдоль ограды стояли многочисленные военные патрули, которые не пропускали на территорию порта гражданских. Однако все прилегающие улицы были запружены толпами народу. Кто-то стоял молча, многие держали в руках картонки с написанными именами и фамилиями, кто-то в отчаянии выкрикивал их, надеясь услышать ответ.

Офицер комендантской службы попросил собраться всех врачей госпиталя в кают-компании и объяснил ситуацию.

– Такое происходит во всех портах. Как только слухи о высоких потерях в личном составе бригад дошли сюда и стало известно о вашем возвращении родственники военнослужащих со всего региона устремились в порты и встречают так каждое судно. К сожалению, окончательных списков потерь так до сих пор не составлено – что-то уточняется, а может, просто не решили, как их обнародовать. Похоронки, во всяком случае, в штабах пока выписывать и рассылать еще не начинали. Изолировать вас от людей мы не можем, да и права не имеем. После того, как рассортируем и развезем раненых, мы отвезем вас в здание нашего госпиталя, там рядом и гарнизонное офицерское общежитие. Ночевать в ближайшие дни будете там. Раненых отчасти отвезем в госпиталь, а тех, кто полегче – в соседние города. Персонал нашего госпиталя к приему раненых готов, но они будут признательны за помощь. Как понимаете, перед началом десантной операции почти половину медиков оттуда направили служить в состав бригад. Госпиталь, конечно, закрыт для посещения гражданскими, но обольщаться не следует, к вам будут проникать с вопросами о своих близких постоянно. Убедительная просьба и даже рекомендация: не стоит распространяться о масштабе потерь. И даже, если вы наверняка знаете, что случилось с тем, о ком вас спрашивают, лучше уклоняйтесь. Не знаете и все. К сожалению, эксцессы уже были. Южане вообще, а казаки в частности, народ горячий. А в крайних случаях людям эмоционально проще возложить вину за гибель родных на кого-то, кто стоит перед ними. Нам только еще пострадавших среди медиков не хватает.

После этого краткого инструктажа в дело вступили и местные медики. Раненых сортировали, проверяли наличие воинских и медицинских документов и отправляли: кого в местный госпиталь, а кого – в два санитарных поезда, которые под парами стояли на путях вокзала. Хлопоты продолжались до ночи.

Каждый санитарный автобус, выезжавший из ворот порта, немедленно окружала и останавливала толпа. Инструкции комендантской службы столкновения с реальной жизнью не выдержали. Фельдшер или санитар, сопровождавший раненых, был вынужден громко зачитывал фамилии пассажиров автобуса вслух, и дальше их передавали из уст в уста до дальних уголков площади. Для дальнейших уточнений времени уже не было, а даже казацкие фамилии сплошь и рядом повторялись. Так что люди, как правило, направлялись вслед за очередным автобусом или направо – к станции, или налево – в госпиталь и уже там пытались навести более подробные справки. По толпе гуляли слухи то о матери, нашедшей среди раненых аж двух сыновей, то о жене, вдруг узнавшей, что ее муж хоть и жив, но без ног, и много всего другого подобного. Вздорность этих слухов люди понимали, но все же чего-то ждали.

Ночью, уже почти падая от усталости, Федор все же вскочил в последний автобус, уходящий на железнодорожный вокзал, справедливо полагая, что в такой день телеграф там может работать и круглосуточно. Так оно и оказалось. Он написал на бланке-"молния" адрес Маши в Казани и коротко приписал: "Жив. Здоров. Сегодня пришли в N. Очень люблю. Скучаю". У окошка возникла заминка. В карманах мундира, галифе и в полевой сумке Федора было много всего: индивидуальные пакеты, бутылка перекиси водорода и пузырек с йодом, патроны, пара сухарей, несколько упаковок таблеток, малый полевой врачебный набор и прочее, прочее, прочее. Там только не было ни копейки отечественных денег, поскольку в Стамбуле они просто не были нужны. Несколько турецкий монет откуда-то завалялось, но что от них толку.

Телеграфистка не сразу поняла причину заминки и даже спросила у Федора, лихорадочно шарившего по карманам:

– Так будете отправлять телеграмму или нет?

А сзади как назло стояло уже два человека, выжидательно поглядывавших на него. Даже не понятно, почему и откуда вдруг взялось в здании вокзала столько народу.

Мучения Федора прервал пожилой казак в фуражке, который вместе с молодой казачкой с темными кругами под глазами сидел на вокзальной скамейке в зале ожидания в двух шагах от окошка. Он уже давно следил за поисками Федора.

– Позвольте помочь, Ваше благородие? – Он протянул Федору мятую трешку и укоризненно бросил телеграфистке: – Сама не видишь? Откуда у него деньги? Он же ОТТУДА. Ты ему в глаза посмотри – все поймешь.

– Спасибо, – Федор пожал казаку руку, – может быть адрес дадите, я вышлю?

– Оставь, Ваше благородие, – казак упорно использовал это, давно отмененное в армии обращение, – чего считаться. Ты вот лучше скажи, – он достал из кармана обрывок бумажки и прочитал: – пневмоторакс! Это опасно или как? Мы тут в госпитале моего сына, а ее мужа – он кивнул на казачку – нашли, но говорят тяжелый и не пускают. Так как это?

Федор начал объяснять им особенности ранений, затрагивающих легкое, и вдруг понял, что его слушают уже не только эти двое, но и все собравшиеся в зале ожидания, а телеграфистка с его телеграммой в руке даже высунула голову из своего окошка. Его завершающие слова – "Главное – жив. А госпиталь здесь хороший, должны вытянуть" – были восприняты всеми с очевидным облегчением. Хорошо одетый господин с портфелем ободряюще похлопал казака по плечу:

– Главное – довезли. Вы сами-то здесь что?

– Да вот посидим немного, а потом утром комнату снимем и в госпиталь.

– А давай-ка ко мне. От нас до госпиталя пять минут. Пошли. Комната найдется.

И они ушли куда-то в ночь.

Телеграфистка после всего этого категорически отказалась брать у Федора какие-либо деньги и обещала, что телеграмма будет доставлена уже в утренний разнос почты.

Федор, уже плохо соображая, вышел на привокзальную площадь и был сразу остановлен комендантским патрулем. На этот раз хотя бы у него в кармане нашлось офицерское удостоверение. Поняв, кто он и откуда, начальник патруля остановил первый же автомобиль, переговорил с водителем и отправил Федора в офицерское общежитие.

Прошло несколько дней. Федор понемногу втянулся в работу госпиталя. Многие из его старших коллег получили отпуска и уехали к семьям, а он ждал приезда Маши. Она сообщила тоже телеграфом, что задерживается на несколько дней – не было замены в гимназии.

Между тем в городе вокруг госпиталя возрастало напряжение. Штаб бригады как-то очень медленно раскачивался с уведомлением родственников погибших и раненых. Отчасти это было понятно – большая часть офицеров штаба тоже побывала в Стамбуле, многие были ранены или вообще погибли, и работа штаба налаживалась крайне медленно. Вернувшиеся здоровыми, естественно, смогли сами уведомить своих родственников, однако очень многие из родных "кавказцев" так и не получили такого уведомления и теперь ездили по гарнизонам, где раньше стояли батальоны бригады, получали советы справиться в госпиталях и собирались вокруг них. В госпитале, как правило, им сказать ничего не могли, да и к раненым пускали очень ограничено – он был просто не рассчитан на массовое посещение родственниками. В результате люди осаждали канцелярию госпиталя, всеми правдами и неправдами пытались проникнуть в его корпуса, останавливали с вопросами военных медиков на входе. Днем многие из них, как правило, собирались на площади у главного входа, обменивались новостями и чего-то ждали, ждали, ждали...

В тот день госпиталь посетил командир бригады. В актовом зале собрали ходячих раненных, генерал вручил нескольким наиболее заслуженным из них ордена, а потом офицеры штаба бригады прошли по палатам и раздали всем кресты за взятие Стамбула. Решение об учреждении таких крестов военный гетман пробил у Верховного в первый день после взятия города, когда все последствия этой истории еще были не известны. Награда была массовая, ее получали все участники операции, ну и, как всегда, масса слегка причастного к ней народу. На отдельной встрече с врачами генерал вручил крест и Федору. Он по такому случаю одел в тот день парадный мундир со всеми наградами и смотрелся очень импозантно. К тому же он остался чуть ли не последним участником операции из числа медперсонала – остальные были в отпусках.

Генерал был мрачен. Вся его служба прошла в этой бригаде, он трижды принимал участие в серьезных военных походах в горы, но никогда даже близко бригада не несла таких потерь. Теперь же каждый день к нему обращались его старые сослуживцы, чьи сыновья и даже внуки не вернулись из Стамбула. Говорить с ним вообще было трудно, а уж когда стало понятно, что город, судя по всему, придется отдать... Так что, обращаясь к военным медикам, он просил уделить особое внимание врачеванию не только телесных ран, но и душевных, которые были нанесены всему казачьему кругу. Кто же знал, что заняться этим придется так скоро.

Посещение госпиталя генералом, естественно, не осталось незамеченным на площади, а после его отъезда там началось откровенное брожение. Хотя этого им никто и не обещал, люди почему-то ждали, что он выйдет к родственникам и поговорит с ними. Вообще-то, когда машина генерала уже отъезжала от госпиталя, у него мелькнула такая мысль, и при других обстоятельствам он бы так непременно поступил, но в этот раз он вдруг понял, что посещение госпиталя лишило его последних душевных сил, и говорить с людьми, которые скорее всего уже больше никогда не увидят своих близких, он просто не может. Все же за плечами была еще и недавняя босфорская операция. Генерал пообещал себе, что он сегодня же накрутит хвосты штабным и потребует завершить работу с рассылкой похоронок в ближайшие три дня и так и не остановил шофера, хотя сначала у него такой порыв и был.

Проводив глазами генеральскую машину, народ потянулся к главному входу. Часовые пытались что-то там говорить, но единственное, что им удалось сделать, это закрыть в последнюю минуту ворота перед толпой, большинство которой составляли старики и женщины. Впрочем, ажурная решетка смотрелась даже на их фоне очень ненадежной преградой. Шум нарастал. Все явственней звучали выкрики: "Даешь начальство!"

Начальник госпиталя пребывал в растерянности. С толпой ему раньше говорить не приходилось, а как военный и врач он привык, что его приказы беспрекословно выполняются. Здесь же по определению была налицо ситуация полной и абсолютной анархии. Приказать этим людям разойтись он мог, но вот как и о чем с ними разговаривать, он и представить себе не мог. Надо сказать, что и раненые, взбудораженные посещением генерала, начали волноваться и требовать, чтобы к ним допустили родных без всяких ограничений. Они плохо понимали, во что превратится госпиталь, если в него хлынут толпы людей с улицы. Все же здесь лежали не столько больные, сколько раненые и требования к антисептике были повышенными.

И тут-то как раз полковнику и попался на глаза Федор.

– Молодой человек, Вы в гимназии в самодеятельности участвовали?

– Да, стихи декламировал. Со слухом у меня не очень, так что петь не давали...

– Отлично! Вот давайте-ка, Вы у нас такой весь красивый, в медалях выйдите к публике и расскажите о том, как и что там было. Только не особенно в детали вдавайтесь. А потом – про покой для раненых и тишину. Черт с ними, пообещайте, что мы завтра открываем парк сзади для свободного доступа из города. И всех раненых, кто сможет ходить, будем пускать туда на прогулки. Погода теплая, ничего.

– Александр Васильевич! – взвилась старшая медсестра, – да что же это будет! А как же мы их оттуда будем на процедуры и перевязки вылавливать? Где их там искать, в парке-то?

– Ничего, думаю, общение с родными и свежий воздух им помогут сильнее процедур! А чтобы раненых вызывать на процедуры – мальчишек местных организуйте, они только счастливы будут помочь! И вообще, перестаньте, кому сейчас легко! А Вы идите, голубчик, – и подтолкнул Федора к выходу.

Федор шел к воротам и не представлял, что и как он скажет этим людям. Говорить через решетку было противно, и он попросил часовых открыть ему ворота. Народ потеснился и притих, вопросительно глядя на него.

На солнце в мундире посреди толпы было жарко и это навело Федора на мысль, с чего начать. И он стал рассказывать, как двое судок они шли к проливам на грузовых судах, как было жарко в трюмах, а на палубу нельзя, чтобы не демаскировать операцию, как пришли в Стамбул и что было потом. Говорил он довольно долго, с подробностями, рассказывал, сколько и с какими ранениями "кавказцев" попало к нему на стол, как сейчас их лечат, а с завтрашнего дня со всеми ходячими ранеными можно будет увидеться в парке. Объяснил про проблему с вызовом на процедуры и уже от себя добавил, что в парке маловато лавочек.

Народ загудел: "Сделаем! Все будет!".

Полковник, наблюдавший за этим импровизированным митингом из окна своего кабинета, уже перекрестился и подумал, что этого капитана он точно никому не отдаст, когда случилось ужасное.

Тот самый казак с вокзала, оказавшийся в первом ряду, вдруг спросил Федора:

– Ты вот что скажи, Ваше благородие. Ты хоть и врач, а видать повоевал, вон наград сколько. Так скажи, зачем туда полезли? С турками-то все вроде в последние годы ровно было. Горцам они денег, ясное дело, подкидывали, но так те и без денег все равно грабить пойдут – натура такая. С ними мы знаем, как жить рядом и дело вести. Но зачем в Стамбул-то полезли и таких казаков положили! Ведь не удержим все равно!

– Не знаю, – ответил Федор. – Сам думаю и не понимаю. Еще могу понять, почему с поляками воевал. А вот после: Монголия и Стамбул – глупость все это.

Площадь молчала. Федор уже совсем собрался повернуться и возвращаться в госпиталь, когда вдруг увидел Машу. Она стояла в толпе, а рядом с ней скептически качала головой Ольга.

– Маша! – Федор двинулся сквозь толпу и она расступалась перед ним до тех пор, пока Маша не оказалась в его объятиях. Народ вокруг радостно загудел. Переполненные горем люди радовались чужому счастью.

"– Может обойдется, – подумал начальник госпиталя, – жалко парня. Хороший парень – честный".