Текст книги "Ома Дзидай (СИ)"
Автор книги: Вадим Самсонов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 15 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]
========== Часть первая. Буревестник (1-1) ==========
Глава первая. Прощание с Ошимой
Я, Альфред
42-ое апреля 5622-го года от основания города Квалон и появления Глашатаев на Агилате соответственно
Последнее утро в стенах торгового порта Ошима . С каким нетерпением я ждал его! Ждал, то и дело поглядывая на замызганный календарь. Мой контракт с Вест-Андейской компанией , наконец, истек.
Более я не обязан служить мостом для двух цивилизаций, так друг на друга не похожих. Заниматься тоннами бумажной волокиты, чтобы акционеры спали спокойно. Вести бизнес, раболепствуя и терпя унижения за тех, кому действительно выгодны торговые отношения с Мэйнаном .
Осталось только соблюсти формальности: высидеть на приеме у руководителя, ожидая увольнения.
– Ну что ж, – прокашлявшись, начал он, – приступим.
– Давно пора, – отозвался я, придерживаясь напускной фамильярности.
– Вы ведь переводчик, я правильно услышал? – хриплым шепотом переспросил смотритель.
Седьмой десяток бил по памяти. Старик в довесок – бюрократ и болтун, так что процедура обещала быть долгой.
– Верно.
Его руки дорвались до картотеки и нащупали мое личное дело.
– Альфред Карел Богарт. Все верно?
Воспаленный взгляд поднялся и одарил меня апатией из-под пенсне. Я кивнул.
– Угу, – задумчиво протянул директор и ощупал остаточную седую щетину после небрежного бритья. – Очень хорошо, молодой человек.
Подавившись воздухом, он начал неторопливую ревизию документов.
– Впечатляет, – резюмировал начальник, скорчив обезьяньи губы, и опустил личное дело на обшарпанный стол.
– Что конкретно?
– За пять лет ни одного нарушения, предусмотренного регламентом. Чернорабочие прикарманивают все, что плохо лежит, – только в путь! Да… идеально чистый контракт. Редко такое происходит. Вы даже собрали немало благодарственных писем от партнеров, как я погляжу. Похвально!
Фальшивая улыбка проявилась на лице:
– Спасибо, господин директор. Я очень старался держать марку.
– Не сомневаюсь, мальчик мой, – равнодушно проронил тот. – В Тииге остались-таки профессора, которые могут научить подрастающее поколение языку мэйнанцев и их рисуночкам. Ой… прошу меня простить! Иероглифам. Кажется, вы их так называете. Ну и термин, конечно!
Уши оцарапало его свинячье хихиканье. Разговаривал этот тип скорее с собой, нежели вел диалог. Во мне назревало бешеное желание свернуть его бычью шею. Если бы законодательство и субординация не устанавливали свои лимиты, так бы и сделал.
– То-то Вы преуспели у нас на Ошиме.
Его пробило на протяжный, ленивый зевок.
– Господин директор, при всем уважении, в Тииге я родился. А диплом магистра у меня от Лотардамского университета, – подавляя злость и нетерпение, вставил я ремарку.
– Да неужели? Впрочем, не суть… Поведайте лучше, как прошло Ваше образование…
– Высший класс, – отозвался я с сарказмом.
Больно хотелось вспоминать нищее студенчество. Как и большинство, я голодал. Так часто, что доходило до обмороков. Желудок чудом остался здоров.
Ничего сверхъестественного: элементарные трудности простых смертных. Отец мой – не монарх, а обычный аристократ средней руки. Денег хватало только на оплату курсов.
Чтобы преуспеть в изучении языка, я позабыл о любых развлечениях. Чтобы занять видную позицию на кафедре, оборвал лишние связи. Остались только родители и любимая девушка.
Оно того стоило, ведь я здесь. Жду солидный гонорар, переплывая последнюю лавовую реку персонального ада.
– Очень рад за Вас, – лицемерно выразился директор. – Вы большой молодец, господин Богарт.
Старик ждал почтения. И я кивнул опять, принимая тривиальный комплимент. Ожидание затягивалось. Мышцы правого колена непроизвольно сократились.
– Позвольте же мне от лица компании выразить Вам искреннюю признательность за годы службы. – Начальник вяло пожал мне руку. – Вы точно не хотите продлить контракт еще на пять лет? – вскрылась образцовая шестеренка в брюхе гигантской предпринимательской машины.
Я чуть не разразился истерически-ироническим хохотом. После всего, что я перенес на Ошиме, прожить здесь еще столько же было бы невыносимой мукой. Мне было что терять в погоне за большим богатством.
Напоминанием служили сувениры, которые я взял с собой.
Стопка писем от родителей. Те выражали безграничную любовь к единственному сыну. И куда ж без нотаций…
Еще я прихватил серебряный медальон с незатейливой гравировкой. Внутри находился миниатюрный портрет моей красавицы-невесты – Саскии. Дама бюргерских кровей – по-дворянски статная, в меру строптивая и бесконечно веселая.
Когда я уплыл за границу, оставил ее на восьмом месяце беременности. Вынужденно. Я вверил ее родителям. И два с лишним года гадал над их с ребенком участью.
Спустя еще один узнал, что жена цела и невредима. Родился мальчик. Тоже жив и – каков сюрприз! – крепок. Назвали Дамианом . В честь нашего любимого художника. Саския писала, да и родители подтвердили, что дитя – точная копия отца.
Я пропустил крайне важный период взросления сына. Ради него же. Я не застал, как он рос. И узнавал новости по письмам, которые говорили ничтожно мало. Но таил надежду, что когда-нибудь мы наверстаем упущенное время. И я приложу руку к его воспитанию.
Смешно. Ведь фатум имел на меня другие планы…
Благодаря титанической силе воли я сохранил невозмутимость. Ни единый мускул не дрогнул! Просто молча покачал головой. Начальника не обрадовал мой отказ.
– Как это? Неужели Вам не хочется получить столько же?
– Спасибо, перебьюсь.
– Торутия щедро вознаграждает работников, соответствующих экономическим интересам государства! Продление контракта увеличит Вашу выручку в полтора раза, – не отставал смотритель. Он попытался подавить авторитетом. – Я работаю на Ошиме без продыху. Гребу деньги лопатой. На них я спонсирую три поколения своей семьи. И заметьте, никто ни в чем себе не отказывает!
Его опыт измерялся в десятках лет управления. Язык был подвешен. Большинство уступало, больше не препираясь. Директор умело спекулировал на алчности, поражающей натуру каждого человека. Но если смотреть в корень, старикан так и остался невольником искусственного острова Ошима.
– Деньги – дело наживное. А за эти пять лет я даже не отдохнул. Провести бы на пляжах Андонезии месяц-другой. Может, больше… – сочинял я на ходу для пущего резона. Смотритель же не был намерен упускать свой грош так просто.
– Оформите отпуск. Максимум, на сезон. По меркам компании, должно хватить для продуктивности в дальнейшем. Все предусмотрено, господин Богарт. Не размышляйте долго, – с короткими передышками выпалил начальник. И не переставал лебезить, как торгаш на сарацинском базаре.
– Пожалуй. Я. Откажусь, – прочеканил я, только бы вдолбить в него отказ. Удалось.
– Если угодно, господин Богарт, – всплеснув руками, сдался тот. – За мной – всего-навсего предложить.
Закрыв поганый рот, старикашка выдал мне заявление на увольнение.
Время от времени меня подводила психика. Сил нести вахту не оставалось. В особенности накануне прибытия очередного корабля. Отчаяние подталкивало просто взять и уплыть домой.
Так и случилось бы. Но я не забывал, что этот выпад равносилен поражению. Поэтому не сдавался. И продолжал негласную борьбу, превозмогая в первую очередь себя.
Директор заполнял денежную ассигнацию на мое имя. Заметив это, я вздохнул с облегчением.
Вот так бы с самого начала, старый ты пердун!
С заявлением было покончено быстро. Я увенчал его подписью. От постоянного пользования мэйнанскими азбуками буквы родного языка приобрели вид поистине сюрреалистический. Прежняя манера письма со временем сама себя изживет.
– Итак, господин Богарт, вот Ваши деньги, – недовольно объявил смотритель и протянул билет в рай. – Возьмите, пожалуйста.
Я принял ценную бумагу и стал детально ее изучать. Теперь у меня было полное право послать всю Ошиму на три веселые буквы. Ведь этот миллион гульденов – мой, к чему я шел большую часть жизни.
Проблема в том, что многое изменилось. В последнее время я молил об одном: ретироваться. Остров оказался настоящей тюрьмой. Он убил во мне дух авантюризма и юношеский максимализм, служивших основной движущей силой.
Скоро мечты воплотятся в жизнь. Быть собственному дому в деревенской глуши. Прислуге, за монету готовую на все, даже тереть губкой пятки. Создам прибыльное хозяйство. Дети будут играть в чистом поле. Обустрою грушевый сад, где найдется место и сочинительству стихов, и разговорам с женой часами напролет. Сказка.
Два года в пути, претерпевая нешуточную морскую болезнь. Пять лет в интеллектуальной каторге и влечении паршивого существования на обочине чужой, чуждой торутийцу страны. Не зря.
Пришло время вернуться назад. Давно пора.
– Надеюсь, Вы счастливы?
– Очень, – отозвался я и постарался убедительно улыбнуться. – Нужно готовиться к отплытию.
К Ошиме недавно причалил очередной корабль – «Навта» . Он должен был доставить меня в Лотардам.
После отмотки срока на острове полтора-два года в открытом море больше не казались чем-то пугающим. Круиз к родным берегам всяко лучше еще одной вахтовой пятилетки в бухте Шибасаки , которую с притянутой за уши гордостью торутийцы зовут «Вратами в Мэйнан». Смешно, ведь дальше них проход для идзинов закрыт.
– Ну, тогда мы закончили, – объявил смотритель хрипло и безразлично. – Доброго пути…
– Спасибо.
Друг другу нам нечего было больше сказать.
Я аккуратно сложил денежную ассигнацию, спрятал во внутренний карман льняного сюртука. Поближе к сердцу, где покоился медальон. Встал со стула и направился к выходу.
– Драный бюрократишка, –пробубнил я под нос.
– Вы что-то сказали?
– Просто рассуждаю вслух, – бросил я на прощание и покинул кабинет.
Дверь за мной захлопнулась.
***
Капитан дал команду:
– Отдать швартовы! Поднять паруса!
– Лиселя! Брамселя! Бом-брамселя! – кричал мичман, когда корабль стал отдаляться от пристани. – Рулевой, ходу!
– Есть!
Начался наш круиз. Не такой затяжной, как задумывалось.
Пассажирам ничто не препятствовало разбрестись кто куда. Одни затерялись в каютах, узнав порядковые номера. Другие с праздным интересом наблюдали за слаженной работой экипажа. Некоторые, недолго думая, разделили фляжку и выпили. Кто-то задумчиво обхаживал палубу, привыкая.
Я устроился поодаль. По телу прокатилась истома: смена обстановки влияла благоприятно. Не помню, когда такое испытывал в последний раз.
Солнце лениво ползло к зениту. Раньше его тепло изрядно докучало, не вписываясь в портовую суматоху. Теперь купаться в его лучах я был только рад.
В лазурной вышине после облаков остались редкие перья. Чистое пространство над головой будто шептало: предстоящие пару лет пройдут легко.
Ага, какой там. Очередное обманчивое впечатление.
Морской воздух отличался солоноватостью, открывшись для меня сызнова. Он даже казался сладким – настолько пьянила рассудок свобода.
Да, я был пьян без вина.
Набирая скорость, корабль рассекал под собою гладь. Синева искрилась, как золото. Сама вода казалась такой чистой, как никогда ранее.
Забывшись, я подошел к краю палубы. Глаза зацепили Врата в Мэйнан. Меня передернуло от отвращения. Еще немного, и я бы вылетел за борт.
– Милостивые Праотцы!
Претензий к панораме у меня не имелось. Она полностью хороша, честное слово. Бухта, образовывавшая на географической карте подобие подковы. Залитые по весне свежей зеленью карликовые горы. Старый, по-своему красивый и диковинный город Шибасаки, амфитеатром раскинувшийся от подножий до самого побережья. Он исправно служил лицом всей страны заходящего солнца в понимании иностранца. Все вкупе выглядело феерически.
Мозолил глаза именно искусственный островок, связанный с большой землей узеньким деревянным мостом. Ошима. Самой натурой она выражала всю ксенофобию мэйнанцев и глумление над идзинами . Даже при нужде в сотрудничестве. Унизительно мелкий и нелепый клочок земли, который сёгунат когда-то бросил торутийцам, аккурат мелкую рыбешку кошке.
– Гори ты синим пламенем в Раметисе ! – не выдержав, проклял я Ошиму.
Метрополия поступила с нами не лучше. Предполагаемый порт больше напоминал исправительную колонию на краю света площадью в сто двадцать метров на семьдесят пять.
Людей вынуждали жить в хлипких мерзлых бараках. Похожая ситуация в отношении контор, товарных складов и прочих служебных зданий. Мэйнанский гарнизон находился в аналогичных условиях, но от этого не легче.
Вдоль периметра стояли белые каменные стены, построенные с учетом архитектурных изысков Запада . На них регулярно дежурили хмурые часовые. Воинственно размахивая допотопными аркебузами , они выглядывали потенциальные нарушения строгих правил сакоку .
Эти стрелки-асигару вели себя вальяжно. Прям полноправные хозяева Ошимы, кормящиеся исполнением непыльной работенки. Если зреть в корень, они и впрямь были здесь главными. А мы – просто грязь под их ногами.
Компания не обременяла себя элементарным продовольственным обеспечением. Торговые корабли возили товары, снабжая порт исключительно табаком и спиртным. О консервах не шло и речи.
Ошимцы заботятся о себе сами. Выращивают фрукты в наспех посаженном саду, а овощи – на скудном огороде. Нехватка земли не помешала появлению небольших свинарников и коровников. Сразу не угадаешь, где живут люди, а где – скотина. Только опираясь на плотность животной вони.
Остров располагал плотницкой, прачечной, кухней, лазаретом и доской объявлений. Все как надо, дорого-богато. Если забыть об устоявшемся принципе практически полной автономии.
Приключись цунами, всю Ошиму стерло бы с лица земли вместе с персоналом. С одной стороны, бессмысленная гибель невинных узников острова. С другой, ошибка истории прекратила бы свое постыдное существование…
Я был рад, что порт растворялся вдали, сливаясь с горизонтом. Думалось, вскоре все забудется, как ночной кошмар.
Налюбовавшись бухтой и простившись навсегда с Мэйнаном, я тоже отправился в каюту. Четвертая по счету. Ничего не делая, пролежал там до приема пищи. Жизнь на корабле шла своим чередом, но я в ней не удосужился поучаствовать. Нос высовывался за квадратуру комнаты только по причине справления естественных человеческих нужд.
Я многое обмозговал за эти часы, успешно избегая Ошиму и страну заходящего солнца в целом. Но мне и в голову не приходило, что «Навта» недалеко уплывет от Мэйнана…
Комментарий к Часть первая. Буревестник (1-1)
1.Прообраз Квалона – Рим.
2. Прообраз Глашатаев – Библейские Апостолы.
3. Агилат – вымышленная вселенная, в которой происходит действие романа.
4. Прообраз Ошимы – Дэдзима. Португальский, позднее голландский торговый порт в бухте Нагасаки (Япония).
5. Прообраз Торутийской Вест-Андейской компании – Голландская Ост-Индская компания.
6. Прообраз Мэйнана – Япония.
7. Прообраз Тииги – Гаага (Нидерланды).
8. Прообраз Лотардама – Амстердам (Нидерланды).
9. Прообраз Дамиана – голландский художник Рембрандт (1606-1669).
10. Прообраз Торутии – Нидерланды.
11. Прообраз Андонезии – Индонезия.
12. Nauta – моряк (с лат.).
13. Прообраз – Нагасаки (Япония).
14. Идзин «Другой человек» (с яп.).
15. Сёгунат – государственный строй, при котором власть сосредоточена в руках сёгуна. (В яп. называется бакуфу).
16. Раметис – Наименование ада в квалонянстве.
17. Стороны света на Агилате прямо противоположны реальным. Соответственно, Запад здесь является земным Востоком.
18. Аркебуза – гладкоствольное, фитильное дульнозарядное оружие, изобретенное в XV в. Его японский аналог называется «танэгасима». По острову, где португальцы продали первые образцы местным жителям.
19. Сакоку – японская политика самоизоляции при сёгунате Токугава.
20. Асигару – легкая пехота, куда входили не-самураи.
========== Часть первая. Буревестник (1-2) ==========
Глава вторая. Немощь
Поздним вечером того же дня
Однажды я поразмыслил над тем, как умру.
Передо мной явился чахлый старик, за плечами которого десятки славно проведенных лет. Последние минуты таяли как воск догорающей свечи. Я был готов испустить дух. Ждал, лежа в постели и улыбаясь через кашель, добиваемый тленностью физической оболочки.
Семья давилась слезами, провожая в последний путь отца и мужа. Печально. Но это самая легкая развязка отличной истории.
– Крепись, отец! – пожелает скупо Дамиан.
Он уже взрослый. И не бросает слов на ветер, познав их ценность. За пожеланием сына скрывается в разы больше смысла, чем кажется.
Женщины часто переживают супругов. Также с Саскией. Нет ничего прекрасного в дряхлом теле, но эти глаза… Как всегда, красивые. Сейчас они полны до горечи соленых слез. Губы сминает трагичная гримаса. Она шепчет без конца:
– Любовь моя!..
– Все будет хорошо, – отвечаю я в надежде успокоить.
Сущая банальность. Но такой финал меня устраивал. Это главное.
Я всю жизнь стремился протянуть ноги вот так. Но сегодняшняя ночь избавила меня от иллюзий. Она дала ясно понять, что каждый может умереть резко, кроваво и мучительно. Даже я…
Иллюминатор залило сумерками. Окутанные лунным светом берега Мэйнанского архипелага все также мелькали вдали по левому борту.
До утра ни пассажирам, ни большей части личного состава делать было нечего. Люди разошлись по спальным местам. В четвертую каюту завалилось трое моих попутчиков.
– Друзья мои, прекрасен наш союз! – заорал один, входя. Пьяный в стельку. Двое других одобрительно загалдели. Мне выпадала роль их молчаливого, отчужденного и унылого соседа.
Средних лет повар. Сухощавый, что противоречило профессии. Далее шел бородатый кладовщик-тяжеловес. Их замыкал циничный доктор, одержимый черным юмором. Он пылко подмечал то, о чем в приличных компаниях умалчивали, и ржал, как конь.
Мои соседи на боковую не спешили и продолжили дневные забавы перекидыванием в картишки. Сначала – скромно, на интерес. Но затем дошло до постыдных секретов.
В их пересуды я не вдавался – больно надо слушать шушеру, погрузившуюся на дно бутылки. Не трогали – и ладно. Я спокойно лежал на верхней койке по правый бок от входа.
Думы нешуточно утомили. Сон брал свое…
***
Пробуждение наступило, когда борт «Навты» резко наклонило от громыхающих ударов. Они пришлись на противоположную часть корабля.
От падения спасли страховочные поручни. Если не они, размозжил бы себе голову об стол.
– Что за херня? – пробормотал я.
Вопрос остался без ответа: алкаши успели куда-то свалить. Единственным напоминанием, что они здесь были, послужили шкурки вяленой рыбы и пустые пивные кружки с остатками пены. Стекляшки брякали, катаясь по полу.
Самообладание вернулось ко мне. Снаружи творилась полная неразбериха. По барабанным перепонкам бил оглушающий звон. Но через него до ушей доходил топот тяжелых сапог, нечленораздельные крики и вопли.
Будто улей потревожили. Осиный рой поднялся. Десятки, нет… сотни насекомых разбушевались в попытке определить и устранить угрозу.
Я убрал поручни и спустился, встал в полный рост и приложил усилие, чтобы отворить тугую дверь в коридор. Рядом как раз проносился матрос. Моряк принял дверной хук торсом и потерял равновесие.
Он состыковался спиной со стеной:
– Мать твою, какого…
Мореход опомнился, заметив меня.
– Что происходит?
– Что происходит, что происходит… – заворчал тот, потирая ушиб. – На корабль напали, дятел, что ж еще! – криком объявил морской волк, вставая. Это было непростой задачей, учитывая его физические параметры и узкий коридор. – Нас пытаются взять на абордаж. Есть жертвы. Пассажирам приказано оставаться в каютах и ждать!
Не дожидаясь моей реакции, матрос засеменил к лестнице на палубу выше. Больше я его никогда не видел.
Я не сразу понял, что значила новость. Но трезвости рассудка хватило, чтобы протиснуться обратно в каюту и лихорадочно закрыть дверь на защелку. Из груди рвался небывалый страх.
Экстренные ситуации раскрывают тебя настоящего. Так вот какой я на самом деле. Ладонями загребая волосы на раскаленной голове, я сполз по стальной двери и со шлепком уселся подле неё.
Только пробудившись, я построил самые разные гипотезы: столкновение с подводными рифами, атака моря собственной персоной, взрыв пороха на складе, даже рандеву с каким-нибудь реликтовым чудовищем из морских глубин!
Сразу и не скажешь, что было бы хуже. Но самое худшее среди любых нежелательных вариантов – происходящее.
Мне стоило бы подняться наверх и помочь. Это всяко лучше, чем просто сидеть взаперти и сходить с ума, ожидая в страхе.
Но что я мог сделать? Мэйнанист, интеллектуал благородных кровей, ни разу в жизни не державший и заряженного пистолета в руке? Пацифист, никогда не помышлявший об убийстве? Ровным счетом ничего.
Пропитанный безысходностью антураж каюты мало-помалу ускользал из поля зрения. Вместо него фантазия рисовала кровавую баню.
Бой силуэтов. Ведь у противоборствующих сторон не было каких-либо характерных отличий. Мозг не потрудился их воссоздать.
За прошедшие часы в памяти так и не успел отпечататься ни один член экипажа. Пассажиры корабля слились в одну карикатурную персону. О нападавших я ничего не знал. Так что соперники в абордажном сражении представляли собой безликие и безымянные черные фигуры.
Вооружившись игольчатыми винтовками и капсюльными револьверами, саблями и ножами, они бились насмерть. Силуэты сплелись в танце. Движения нескладны, лихорадочны, хаотичны. Они горели губительным пламенем.
Аккомпанементом служила тревожная и такая живая музыка убийства. Она преследовала человеческую расу на протяжении всей ее истории. И теперь звучала сочнее, чем когда-либо.
Как высекаемые при перебирании струн на гитаре ноты, звучат вопли раненых, крики умирающих и боевой клич пока живых. Искрометный звон металла при столкновении клинков подобен высокому пению дев. Чавкающий глуховатый звук, с которым лезвие прорезает ткань и плоть, напоминает протяжные стоны контрабаса. Громыхание огнедышащих пушек, дымящихся фузей и пистолетов сродни дикому бою тамтамов во тьме керзеканских саванн.
Над сценой бесчеловечного сражения витала аура животного страха. Будто ливень, она падала смоляными каплями вниз, покрывая всех и каждого.
Физиономии фантомов пустовали, но подобия их ртов корчились в неописуемой боли, вторя раненым телам. Слепая ярость вырывалась из глоток как медвежий рев, говоря о безрассудстве и кровожадности. Таково убиение себе во спасение – отголосок Глухой Эпохи , прочно укоренившийся в самой природе homo sapiens.
Воображение разыгралось не на шутку. Непотребное зрелище. Но я не отрицал его натуральную, табуированную красоту.
Я совсем потерял счет минутам. Тем временем все кончилось – и кончилось дурно. В частности, для торутийцев.
***
Кто-то постучал в металлическую дверь каюты, вырвав меня из нескончаемого потока иллюзий.
– Is anybody there? – Послышался из-за двери приглушенный бас. Визитер говорил по-энедийски – на общем в Кельвинтии языке, выбранном как инструмент интернациональных коммуникаций.
Все должно было проясниться. Но нет – еще больше вопросов прибавилось, ответы на которые брать неоткуда. В довесок инкогнито вел себя вопреки логике вещей.
Это был иностранец. Вряд ли он умел изъясняться на торутийском. В мое личное пространство ворвался неприятель! Мне грозила опасность. В те пару-тройку минут игры в молчанку я думал именно так.
– Мистер Богарт, Вы здесь?
Его вопрос навевал мне мысли сугубо смехотворные в своем абсурде. Казалось, я один был виновен в атаке на «Навту» и всех сопутствующих тому убийствах. Тогда это посчиталось нонсенсом. И только потом заимело смысл.
Затекли ноги. Я непроизвольно дернул ими, брякнув об деревянный пол. Аноним понял, что его игнорируют. Рассвирепев, он беспардонно проорал:
– Эй, шавка, ты чего придуриваешься, а? Кого пытаешься околпачить? Я знаю, что ты там. Вылетай давай, пока за ноги не вытащили!
В порыве гнева визитер не упустил шанс вдарить кулаком по двери со всего маха. Что я могу сказать… сработало. Отрезвляюще так. Я призадумался на секундочку – и понял: лучшим выходом было подчиниться. Во спасение себя.
– Д-да-да, я здесь, – заговорил я несмело. – Ради всего святого, умоляю Вас, не делайте мне больно!
Страх забил бронхи, как мокрота, не давая вдохнуть полнотой легких. С трудом я все-таки смог загрести воздух ртом и встал с облюбованного места.
Сопротивление было бессмысленно. Раз нападавшие одержали верх над командой корабля, выживание требовало довериться анониму. Альтернативы не было. И я… сполна заплачу запрашиваемую цену. Мне есть за что жить. А умирать – не за что.
– Ага! Похоже, ты умеешь разговаривать, – язвительно заключил мужик, грузно потоптавшись на месте. – Где именно ты сейчас находишься?
– У двери, –промямлил я, стараясь полностью включиться в диалог, как того и требовал инстинкт самосохранения.
– Ты там засаду хотел устроить, что ль? – расхохотавшись, предположил инкогнито. – Небось, стоишь там с какой-нибудь тяжелой погремушкой наготове. Не выйдет, приятель. Немедленно брось. Чтоб я слышал!
– В руках ничего нет, честно, – забубнил я в надежде, что тот поверит мне, и мы покончим со всем.
– Гонишь! Чем ты тогда все это время занимался? Неужто думал, что эти сосунки вывезут? Сидел и ждал, когда все наладится? Что за тупица… Каждый шаг в этой жизни наперед надо просчитывать! – предосудительно пустился в рассуждения незнакомец, отбросив подальше серьезность. – Неважно. Если и прячешь где-то в закромах свой дамский револьверчик, ничего у тебя не выйдет. Скорее, себе в ногу стрельнешь…
– Револьвера тоже нет.
Прозвучит дико, но поддержание коммуникативного контакта меня успокаивало. Так я мало-помалу уходил от самобичевания и боязни перед неизвестным.
– Хорошо-хорошо, пусть будет по-твоему. Считай, убедил. Тогда слушай. Если дорога шкура, сделаешь все правильно. Медленно, одной рукой открываешь дверь. Высовываешь вторую в проем, чтоб я видел. Продолжаешь распахивать до упора. Потом – выходишь сам. Все это время я буду держать тебя на прицеле. Давай. И не учуди чего: слушаться в твоих же интересах.
– Я сделаю, как надо, – ответил я, глубоко вздохнув. – Открываю дверь…
Комментарий к Часть первая. Буревестник (1-2)
21. Прообраз Керзекании – Африка.
22. Прообраз Глухой Эпохи – Каменный Век.
23. Is anybody there – «Есть там кто?» (англ.)
24. Прообраз энедийского языка – английский.
25. Прообраз Кельвинтии – Европа.
26. Прообраз Ивентарской империи – Британская Империя.
27. Прообраз Королевы Деборы – британская Королева Виктория (1819-1901).
28. Прообраз Энедвайта – Лондон.
========== Часть первая. Буревестник (1-3) ==========
Глава третья. Контракт с Дьяволом
Спустя один час
На выходе стоял плешивый колосс. В перепачканных кровью сорочке, брюках и жилете. Даже квадратную физиономию окропило красным торутийского розлива, заставив поморщиться.
В правой руке бугай держал тяжеленный револьвер. Прицел бегло гулял по телу, отбирая новые точки для выстрела наповал.
Не знаю, пугало ли больше оружие или резоном служил сам здоровяк. Ивентарец наверняка мог с легкостью раздавить мне голову. Никогда не встречал такой горы мяса. Даже в коллективе видавших виды матросов. Этот тупорылый фрукт превалировал над всеми.
Здоровяк напоминал полубога из античных мифов. Бугай будто ворвался в наш век из тех темных эпох, когда только развитая мускулатура все решала.
На широкой харе амбала проявилась ухмылка. Он чувствовал превосходство и был уверен, что все под контролем.
– Ручонки за голову, – зашевелились толстенные губы. – Потом – спиной повернись.
– Так что вам все-таки нужно?
Поросячьи глазки людоеда сверкнули недобрым огоньком. Крылья картофельного носа изогнулись в злобном сопении, обнажая пучки кучерявых волосинок внутри ноздрей.
– Стяни ебальник, – сказал амбал, как отрезал. – Босс сам все объяснит.
– Ладно-ладно, – недовольно отозвался я.
– Так-то лучше, – Мужик ткнул мне револьвером в спину, подгоняя. – Айда. Нам предстоит легкая, ненавязчивая прогулка до трюма.
– Я не знаю, куда идти.
Мутанту это заявление не пришлось по вкусу. Он грубо пихнул меня рукой вперед. Я чудом удержал равновесие.
– Зато я знаю! Двигай жопой.
Отвечать я не стал. Просто пошел вперед. Дуло пистолета никак не касалось меня. Но я будто чувствовал ту траекторию, по которой пуля проделает дыру в теле, если что-то пойдет не так…
Число шагов перевалило за полторы сотни, когда мы с бугаем закончили променад и спустились на самый нижний ярус корабля. Перед нами стояла двустворчатая чугунная дверь, ведущая в трюм.
– Постучись давай, – потребовал амбал. – Открыть должны.
Я выполнил команду. Удары напоминали крысиный скрежет в стенах.
– Девка с членом, – Здоровяк смачно, с презрением плюнул на пол. – Смотри, ляжки не обмочи.
«Иди-ка ты к хуям собачьим, горилла безмозглая», – подумав так, я угодил задетому самолюбию и уберег себя от стресса: воспринимаю все близко к сердцу.
Послышалось копошение и приглушенные металлом голоса людей: кто-то вовсю корпел над замком. Дверные створки плавно откатились. А большая часть вопросов, которыми я задавался в эту фатальную ночь, разом отпала.
Нас встретило двое коллег людоеда. Я сразу понял, кто это: по одним алым мундирам и нашитым под погонами на предплечьях флагам Ивентарской империи . На белом фоне был изображен золотистый четырехглавый дракон, в полете испускавший вверх из каждой пасти багровое пламя.
Военный флот Ее Величества королевы Деборы ! Я должен бы догадаться!
Я не спешил с выводами. Хотя о принадлежности атаковавших к ивентарцам можно было заключить уже по верзиле. Он оперировал их языком на манер кокни, плевав на элементарные правила эталона. Да и одевался как типичный денди из Энедвайта .
– Заходите, – мрачно призвал один из них и отошел подальше. – Босс уже здесь.
– Он осмотрел каюту капитана? – поинтересовался колосс.
– А как же! – отозвался второй привратник, контрастируя энтузиазмом.
– И че там? – Лоб людоеда смялся, обнажая морщины.
– Все схвачено!
– Благодарствую, братец, – Мутант кивнул и обратился ко мне, очередной раз унижая мое мужское достоинство. – Ходу, кобылица, ходу.
Говна поешь.
Мы проследовали внутрь. По бокам трюм был битком набит всевозможными ящиками, сундуками и другими контейнерами с мэйнанским добром и корабельными припасами. Но место здесь нашлось и живым существам. Вне зависимости от родного языка и расы.
Внутри этого просторного, темного и сырого помещения, расположившись по центру, передо мной предстали выжившие торутийцы.
Повязанные по рукам и ногам, на коленях и с опущенными головами в ряд выстроилась целая дюжина членов экипажа «Навты». Все, кто пережил абордаж. Сломленные морально и побитые. Никто из моряков и понятия не имел, что их ждет в финале. До последней минуты участия в этой истории.
Их окружали враги – пятнадцать человек, не меньше. Следили за порядком. Ни надзирателям, ни торутийцам ничего не мешало поддерживать коммуникацию в своих так разнящихся кругах, пока дело ползло к развязке.
