Текст книги "Точка невозврата (СИ)"

Автор книги: Вадим Саранча

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 3 страниц)

Недаром Максу дали погоняло (погоняло – кличка, характеризующая внешний вид, либо характер человека), прим. автора. Скользкий. Он очень часто полагался на свое внутреннее чутье. И оно никогда его не подводило. Он и сейчас, как всегда в таких, «непонятных», случаях, мысленно, не закрывая глаз, но, и одновременно не видя ничего перед собой, распахнул воображаемые двери, и на него из ниоткуда, из потустороннего мира, подул ветер. Легкий, прохладный ветер. Он принес спокойствие и безмятежность в душу. Может быть, это состояние и называется – благодать?

Макс научился делать ЭТО еще в детстве. Но когда попытался рассказать обо всем родителям, а потом и друзьям – первые ласково назвали его выдумщиком, а вторые – деградирующим полудурком (он так до сих пор и не понял – как полудурок может быть деградирующим?).

Тогда ему никто не объяснил – как. И Макс просто не стал больше ни с кем делиться своими мыслями и чувствами. Он понял – ворота в другой мир может открывать только он. И это хорошо. Это отличает его от других. И об этом знает только он!

Шли годы. Пацаны взрослели. И Макс тоже. С возрастом ворота начинали пугать… С каждым разом они забирали все больше энергии. С каждым разом за ними виделось нехорошее, пугающее. Но это помогало, даже спасало Макса в недобрый час. Давало ему шанс свернуть в нужный момент с неверного пути…

Сейчас, легкий приятный ветер сменился на ураган. В глаза, в рот, в ноздри полетели невидимые камешки, соломинки и пыль! Стало трудно дышать. Глаза заслезились и перестали что-либо видеть. Максу захотелось упасть на землю вниз лицом и закрыть уши руками, чтобы не слышать этот противный неестественный вой урагана! Захотелось просто умереть, чтобы все это поскорее закончилось!

– Ты чего орешь? – Макс услышал голос откуда-то из вечности. Тут же все исчезло. Стало тихо.

Еще ничего не понимая, он, как и всегда после выхода из состояния галлюцинаций, выставил вперед руки с растопыренными пальцами (он не знал, в каком положении находится, не знал, как и куда упадет, поэтому, растопыривая пальцы, увеличивал потенциальную точку опоры).

– Да убери ты руки! Я вижу, что в них ничего нет! – вновь из глубины здания послышался голос с легкой иронией, – заходи. Ты заставляешь себя ждать! Нехорошо!

Макс окончательно оправился от видения. Он понял, где он, с какой целью сюда приехал, кто с ним говорит. Он снова стал Скользким Максом:

– Сивый, рад тебя слышать. Я думал, ты издох давно!

– Не дождетесь! Сивый – живее всех живых!

Говорящие обнялись как старые друзья. Они долго хлопали друг друга по плечам, стараясь лучше рассмотреть один другого при слабом свете догорающего дня. Когда-то, очень давно, они были друзьями. Очень дано!

Теперь каждый их них жил своей жизнью. И не было старым друзьям дела друг до друга. Такова жизнь! И ничего с этим поделать нельзя!

– Ну, расскажи, когда он тебе дорогу перешел? Чисто теоретически – вы вообще не должны были встретиться в этой жизни! А вот, поди ж ты – встретились! – Сивый загадочно прищурился.

Макс понял сразу, что больше говорить Сивому нельзя ничего. Раз уж он задал такой вопрос, значит, где-то, в чем-то, были задеты его интересы. Только вот в чем?

Изменился Сивый, очень изменился. Только вот скрывать свои мысли он так и не научился. Все было написано у него на лице. Как в книге. Хитрый прищур глаз сразу сказал Максу о многом. И Макс замолчал. Сделал вид, что не понял ничего.

Они прошли вглубь цеха, туда, где стоял помощник Сивого. И на бетонном, промасленном и пыльном полу лежал, замотанный в мешок, человек. Тот, о котором подошедшие говорили только что. Он обреченно смотрел по сторонам. Он знал, для чего его сюда привезли…

–Где наш гонорар? – голос напарника Сивого показался Максу знакомым. – Вот он, как ты и заказывал. Он твой. Отдай нам наши деньги, и мы уходим.

– Не спеши, Зеля, мне все-таки хочется разобраться, – Сивый вопросительно уставился на Макса.

Макс сразу же вспомнил Зелю. Хорошим парнем когда-то был Зеля…

На скрытый вопрос Сивого Макс не спешил отвечать. Он начинал злиться. Злился и Сивый. Это было легко заметно. Очевидно, он не привык не получать ответы на свои вопросы, даже сделанные столь дипломатичным путем.

В воздухе повисла напряженность. Было слышно пение вечернего жаворонка в степи, за стенами завода. А где-то совсем далеко-далеко, мычали идущие домой, сытые и довольные добродушные коровы. И был мир и спокойствие. День догорал и уносил с собой всю дневную суету, оставляя спокойствие и умиротворение. Вечер вступил в свои права.

Первым молчание нарушил Сивый:

– Что ты собираешься с ним делать?

– Посмотрю в глаза, – неопределенно ответил Макс.

– Ну-ну, смотри. Только труп понадежней спрячь. – И уже обращаясь к Зеле, – пошли отсюда. Уже почти темно…

И они ушли. Без скандала и разборок. И оставили вместо себя тишину и сумрак.

Часть вторая.

Расплата.

« Совесть – никогда не думал, что такое может быть. Когда она просыпается, просыпается и человек, но не так, как после сна. Пробуждение приходит мгновенно и надолго. И не стоит надеяться на отдых. Его не будет. Никогда. Если просыпается совесть – человек переходит в её власть, под её начало. Мелкий надоедливый червь поселяется внутри. Он ест медленно, но уверенно. Ест и растёт. Вернее не растёт, а набухает…

Постепенно червь занимает всего человека, мешает двигаться, дышать. И ты поднимаешь глаза к небу и взываешь о пощаде.

Но самое страшное – мозг продолжает работать. Ещё лучше, чем раньше. Человек понимает, осознаёт свои поступки. Догадывается, за что он страдает, но ничего исправить уже не в силах. Содеянное, будь то зло, подлость или коварство приходит во снах, мешает думать, жить…»

Рваные клочья серого утреннего тумана, тяжелой, лохматой ордой медленно переползали через кучи строительного мусора и верхушки полуразрушенных зданий. Унылая картина. Взгляду не за что зацепиться. Ни единой травинки, ни одного деревца – только камень, камень, камень. И бетон…

Куски неба, которое можно было рассмотреть в прогалинах тумана, не вызывали ни каких эмоций – та же серость, то же уныние.

И во всей этой безжизненной картине, нелепо и смешно выглядела фигура человека, одиноко сидящего на бетонной глыбе, на обочине дороги, пролегающей среди развалин. Сгорбленная фигура уставшего от жизни человека.

«Постоянно вижу его взгляд, слышу выстрелы. Порой, кажется, что я схожу с ума. День и ночь слились в одно серое месиво. Серость во всём. В солнце, в деревьях, в людях. Я перестал различать запахи, перестал чувствовать вкус еды, вкус жизни.

Я ушёл от закона, от правосудия, но не ушёл от себя. Друзья отвернулись, родные прогнали. Я остался один. Одиночество стало моим спутником. Замыкаясь в себе, уходя от общения, получал покой, но не надолго».

Вот такие мысли витают в голове сидящего на обочине. Его ни кто не видит. Не слышит. Он это знает. Его это тяготит…

«Порой, кажется, что только пуля может помочь. Облегчить боль, убрать камень с души. И рука жадно тянется к ружью, желая почувствовать его гладкую, холодную поверхность, почувствовать его тяжесть, его силу. Палец удобно обжимает курок, просит команды. Кажется, вот и всё, лишь маленькое усилие, короткий шаг. Лёгкое движение пальца – и умрёт проклятый червь, утихнут звуки, заснёт совесть. Да-да, заснёт. Тихо. Будет очень тихо…»

Сидящий мотнул головой и усмехнулся:

«Но нет. Это слишком просто, слишком безболезненно. Смерть – та самая, которую боятся люди, должна приходить как избавление тогда, когда её пришлёт сам БОГ! Только ОН, давший нам жизнь, может и забрать её.

В противном случае…

Я просил у БОГА избавления. Хм. Наивный. Думал, что всё просто…»

Человек встаёт и медленно бредёт по руинам. Он не знает, куда идти, зачем. Он ничего не ищет. Через некоторое время он останавливается, берётся за голову руками и долго стоит, уткнувшись взглядом в одну точку. Слышится выстрел. Человек вздрагивает, удивлённо смотрит по сторонам. Поняв, где он находится, опускает руки и с обреченным видом бредёт дальше. Неожиданно находит мертвую собаку. Становится перед ней на колени:

– Бедное животное... За какие грехи ты здесь? За какой проступок твоим пристанищем стал «Отстойник»?

Тишина. Мертвая тишина.

Человек смотрит на труп животного.

– Тебя нужно похоронить. Нет, – он поднимает палец к небу, – я построю тебе Мавзолей. Даже больше того – ты будешь покоиться как фараон в пирамиде. Ха-ха-ха!

Человек долго и громко смеётся, от чего падает на спину, широко расставив руки.

Потом смех резко прерывается, он широко открытыми глазами смотрит в небо:

– А кто же меня похоронит?

Пауза.

– Если я так и останусь в отстойнике, как этот пес? Совсем один?

Его вопрос остался без ответа. Мертвые развалины мертвого города молчали. Молчало и небо. Тоже мертвое.

Человек принялся собирать осколки кирпича для строительства последнего пристанища мертвого животного. Хоть какое-то занятие принесло успокоение. Не на долго. Но все же успокоение.

– Всё коллега, теперь у тебя есть свой дом. Извини, но плакать по тебе не буду. Сам почти такой же. Скажу тебе только одно – покойся с миром. Наверно я тебе немного завидую…

Немного постояв в задумчивости, человек горестно вздохнул и пошёл бродить дальше. Подходит к руинам какого-то строения. Останавливается в проёме дверей. Смотрит в зияющую пустоту. Похоже, это ему это что-то напомнило…

На ум пришли услышанные когда-то слова:

Ветви деревьев

Как пальцы старух,

И ветра зловещая песня

В заброшенном доме,

Ласкает мой слух.

Заблудшие души

Умерших людей,

Тяжелою поступью

Будят детей.

И нет им покоя,

Ни ночью, ни днем.

Они исчезают

С первым лучом.

Но злобная поступь

И скрежет души,

Вновь раздаются

Во мраки ночи.

Постойте же, души,

Возьмите меня!

Нельзя оставаться здесь,

Больше нельзя!

Мне хочется с вами

Остаться в ночи.

И быть одиноким,

Я – часть пустоты!

Часть третья.

Развязка.

Человек бродит по руинам, пытаясь найти хворост и остатки деревянных конструкций, чтобы разжечь огонь. Приближается ночь. Становится холоднее. Туман исчез. Но солнце так и не появилось. Серость. Вокруг одна серость…

Человек собрал немного дров и принес в свое убежище, обустроенное под бетонной плитой, под углом задранной к небу. Хотя бы какая-то крыша над головой…

Разведя костер, человек улегся, согнувшись, в углу развалины. Уснул. Но сон его, тяжелый и неглубокий, прервался через короткое время. Сон прервал странный звук.

Испуганно вздрогнув, лежащий вскочил на ноги и растерянно посмотрел по сторонам. Всё тихо…

Успокоившись, человек ложиться и засыпает. Опять раздаётся странный звук. Человек вскакивает, тяжело дыша. Подбрасывает веток в огонь, прислушивается. Всё тихо. Он ложится. Тихо. Но сон окончательно ушел. Человек насторожился. Приподнял голову. Напряжение нарастает. Он не выдерживает, вскакивает, выхватывает горящую головешку из костра и выбегает из убежища:

– Боже! За что? Дай мне забыться хотя бы ночью! – кричит и размахивает факелом перед собой, – за что ты меня так мучаешь? За что? Я не в силах больше терпеть все это!

Человек падает на колени и смотрит вверх, – пощади, Господи! На, возьми мою руку, возьми мои глаза, но не терзай мою душу! – он закрывает руками лицо, плачет. – Пожалей, это слишком суровое наказание, я так больше не могу…

Он валится на землю и затихает. Лежит долго, без движения. Похоже, что долгожданный сон все же пришел к нему…

А в это время ночь, покрывшая все вокруг своим черным, непроглядным одеялом, злорадно потешалась над страданиями человека...

Здесь и далее возникают новые персонажи, имена, клички и внешнее описание которых являются полностью плодом фантазии автора. Любое сходство с кем-либо из живущих или живших в реальной жизни людей – чистая случайность и не предусмотрена при создании данного произведения.

И снова утро. Такое же, как и другие до и после. Серое, туманное, безликое…

Человек спит, лежа на земле. Там же, где уснул прошлой ночью. Он скорчился от холода. Он дрожит. Но все же он спит…

Из плотной и серой мути тумана слышатся шаги и глухое дыхание. Кто-то приближается. Кто-то спешит и не боится быть услышанным…

И его услышали.

Человек, только что лежавший, скорченный и дрожащий, вскочил на ноги и отпрыгнул в сторону. И тут же, на его место упал большой кусок бетонного блока. Еще бы несколько секунд, и тогда…

– Ты кто такой? – Человек взял в руки лежащий на земле металлический прут и угрожающе двинулся на нападавшего. – А ну, говори!

– Не зря тебя прозвали «Скользким»! Надо же, а я думал, ты спишь, – как ни в чем небывало, произнес нападавший, – не получилось мне тебя прикончить сразу. Ну, тем хуже для тебя…

Макс, а это ему предназначался брошенный камень, остановился и внимательно посмотрел на своего врага. Шут – тут же пришла мысль. Буду называть его Шут!

Так они стояли, друг против друга, некоторое время, не решаясь, что-либо предпринять. Макс – уставший от душевных мучений, и Шут – непонятно откуда появившийся в «Отстойнике».

– Ты давно здесь, – Макс отбросил в сторону прут и осмотрелся.

– Да! Очень давно. Десять поколений сменилось с тех пор, как я попал сюда, всё жду своего удела!

Макс пренебрежительно взглянул на Шута и сплюнул.

– Почему ты хотел меня убить?

– Потому, что иначе – ты бы меня убил…

– С чего ты это взял?

– А кто ты? Вор или мошенник? Нет – ты убийца!

Пауза.

– Ну что ты молчишь, говори. А-а, то-то и оно. Совесть замучила, да? Покоя захотел? Думал, здесь искупишь и отмолишь свои грехи? Нет, не получится! Господь уже вынес тебе приговор!

Макс резко повернул голову и посмотрел на Шута.

– Ну что смотришь? Не знал? Ну, так знай теперь. «Отстойник» и существует для того, чтобы такая грязь, как ты (пауза), да и я тоже, ложилась на дно, врастала в землю и уже никогда не могла подняться наверх! Да! Это твоё последнее пристанище! Здесь ты и того, сгниёшь. Хм-м, ты спрашиваешь, зачем я хотел тебя убить? А затем, что бы облегчить твои страдания. Это лучше, чем, если ты убьёшь меня и останешься один, медленно сходить с ума. Поверь, это лучше для тебя!

Макс покраснел от злости и закричал, – да ты кто такой! Я сам решу, как быть дальше и что лучше, а что хуже. Убирайся! Туда, откуда пришёл! И не попадайся мне на глаза!

– Совсем скоро ты начнёшь меня искать. – Ухмыльнулся Шут, уходя, – ты за мной соскучишься. А потом ты меня убьёшь и станешь таким, как я.

Он ушел, язвительно хохоча и припрыгивая на одной ноге.

Макс остался один…

ПРОШЛО ВРЕМЯ.

Макс медленно брел между развалин. Одежда его превратилась в лохмотья. Лицо покрылось слоем пыли и грязи. Волосы слиплись и ниспадали на плечи грязным, мутным потоком. Макс брел без цели. Ему некуда было идти. Да и незачем. Все, что он мог себе позволить – иногда навещать похороненного им же пса. Навещать и разговаривать с ним.

И сейчас, подобрав где-то по пути, сухую ветку кустарника, Макс, сам того не заметив, оказался перед Мавзолеем.

– Вот, приятель, я принёс тебе свежих цветов. Ты чувствуешь их запах? (пауза) Нет, конечно… Ты же мёртвый. Я тоже не чувствую, хотя и живой. Так в чём же между нами разница? А, приятель?

Не дождавшись ответа, Макс отошел. Он подошел к старому ведру, наполненному мутной водой, взял его и стал поливать сухое дерево, торчащее из-под земли неподалеку. Потом поставил ведро на место. Вдруг насторожился и резко обернулся. Около дерева сидел Шут. Лицо его серьёзно. Макс попытался улыбнуться и что-то сказать. Шут, пристально смотря на Макса:

– Садись.

Макс подчинился.

Пауза.

– Ты был прав. Я успел по тебе соскучиться. Здесь одному невмоготу. Как мертвец я брожу по этим развалинам. Но я жив, я чувствую, я переживаю. Хочется сказать – но некому, хочется услышать, но не кого. Есть чувства, эмоции, но что мне с этим делать одному?

– Если у тебя есть ум, дай волю своим эмоциям. Звучит, конечно, банально, но в этом есть истина. Прислушайся (Шут на миг замер и поднял указательный палец). Слышишь?

– Нет.

Шут улыбнулся:

– Наступит миг, когда ты перешагнёшь черту неудовлетворённости и ступишь в мир разочарований – уму ведь надлежит испытать подобное. Ты можешь мыслить, если я не ошибаюсь (Шут лукаво посмотрел на Макса). Значит должен слышать!

– Я ощущаю лишь тупую боль.

– А чувство безнадёжности?

– И его тоже.

– Глупо. Проницательный ум и покрытая язвами душа – слишком нежный материал для тяжелых жернов обстоятельств. Тебя мучает совесть, и от того ты страдаешь?

– Да.

Шут наморщил лоб и в задумчивости потёр подбородок: – И тебе хочется выговориться? Ты ищешь поддержки?

Макс кивнул.

–Тогда (философски заключает) ты уже вступил на тропу разочарований.

– Я знаю одно – я убийца.

– И чего же ты хочешь?

– Я не хочу с тобой говорить о своих желаниях…

– Почему? Вот чудак, человек! Я ведь искренен с тобой. Я хочу помочь. Тонкая душа, чувствительная психика – как не прийти к пониманию того, что величайшее счастье для человека – это шествие к вершинам своего духа! Один учёный муж считал, что человек не достигает счастья не потому, что он его не хочет, а потому, что не знает, в чем оно состоит. Так он путает белое с черным, облекая свои поступки в эндоморфис эмоций и страстей и, угнетённый неминуемыми поражениями, слепо движется к краю глубокой пропасти!

Шут на секунду замолчал, в задумчивости глядя себе под ноги.

Потом продолжил:

– Однако, всякая монета имеет обратную сторону: дух покаяния, мечущийся дух, дух страдающий, разве не прибегает к механизму собственного спасения. Открой все закоулки своей души, выплесни наружу свой внутренний мир, отдай бессилие, страх и переживания холсту, перу, бумаге, нотам, и, окрылённый вдохновением, дай возможность терзающей тебя боли сказать за тебя! (он вздохнул). Разум ставит цель, а чувства её окрыляют (улыбнулся). Теперь-то ты слышишь?

– Что же я должен услышать?

– Неизбежность. Пауза. Неизбежность – удел всех страдающих душ! Пора воспринимать свою душу так, как требует этого внутренняя боль. О, человеки! Где-то там, за горизонтом, всех ожидает чудесный мир исполненных желаний – разве осознание этого не приводит в восхищение?

Макс усмехнулся:

– Ты старомоден. Кто же теперь купится на твои сказки об исполненных желаниях? Разве только дети, которые ничего не понимают. Нет, теперь у нас всё сложнее. Люди знают, что настоящее удовлетворение они испытывают в борьбе за свои жизненные цели – и ни какими басенками им голову не заморочишь. Конечная цель – это стимул, условная единица, предназначенная для того, чтобы из реальности настоящего извлечь максимум пользы. Прошлое – прошлое, а будущее не наступило. Так что же есть – настоящее? Вот тут– то и появляется смысл жизни. Правда, не все это понимают, действуют бессознательно.

– Я об этом не подумал. Теперь же понимаю: твои внутренние страдания принесли тебе только пользу. И всё же ты искал повод для беседы со мной. Интересно…

– В тебе я вижу искру мысли. Её не составило труда заметить, даже под обликом шута, который ты одел на себя.

Шут (язвительно ухмыляясь): – не хочешь ли ты сказать, что мы сможем сблизиться и стать друзьями?

– Боль и мысль уже давно сблизила нас. Хочешь ты того или нет. А что до того, станем ли мы друзьями – я думаю, что нет.

–Почему?

– Я прожил долгую жизнь, поверь мне, – сказал Макс, вставая, – и у меня никогда не было друзей. Не думаю, что под конец жизни они у меня появятся.

Шут вплотную подошёл к Максу:

– Но почему у тебя не было друзей? У тебя скверный характер – я это понял. Но характер не мерило дружбы!

– Только друг может стать врагом… И ты это знаешь лучше меня!

– Куда ты?

– Не знаю.

Макс ушел. Шут сел на землю и задумался. Он растерянно смотрел вслед ушедшему. По выражению лица, можно было понять, что ситуация принимала несколько не прогнозируемый результат. И это Шуту очень не нравилось…

А в это же самое время Макс брел по кучам мусора и сам с собой разговаривал:

– Чёрт бы побрал этого шута! Откуда он взялся на мою голову! – Нервно пнул ногой камень. – Растревожил душу своими речами! Нет! Я больше так не могу! Не выдержу! Кто послал его сюда, зачем, за что?

Он остановился, пытаясь уловить посетившую его мысль: – А не для того ли он здесь, чтобы помешать мне? Сбить с пути?

Опять пошёл, громко рассуждая: – Если Господу угодно проверить меня ещё раз – мне ничего не остаётся, как смириться и терпеть выходки этого шута столько, сколько нужно.

Так он брел некоторое время, пока боковым зрением не заметил нечто, чего не ожидал увидеть здесь, в «Отстойнике». Вдалеке, на куче кирпича сидела девушка, спиной к Максу. Его она не заметила, это точно. Хотя, может быть, и делала вид, что не заметила.

От неожиданной встречи, Макс слегка растерялся. Он не знал, что делать: после «дружеской» встречи с Шутом, нужно было быть настороже.

Стараясь не шуметь, Макс спрятался за угол развалины. Потом осторожно высунулся из-за угла. Потом, так же, осторожно, он двинулся обратно, чтобы застать Шута на месте.

Тот сидел в той же самой позе и о чем-то напряженно думал.

Макс подбежал к нему, тяжело дыша от бега и, еще больше, от волнения:

– Ты, кроме меня ты встречал в отстойнике кого-то ещё?

Шут вяло ответил:

– Нет.

– Здесь появился третий!

Шут явно испугался и растерялся. Потом принял беззаботный вид и улыбнулся. – Врешь! Никого здесь быть не должно.

Макса разозлил ответ. Он схватил Шута за шею:

– Откуда ты знаешь? А? Ну, говори! С чего ты взял, что здесь больше не может быть никого? Кто тебя послал сюда?

Шут вырвался и отбежал в сторону:

– Тот, кто и тебя!

– Для чего тебя послали? Чтобы убить меня?

– Отстань! Ты мне надоел. – Обидевшись, Шут собрался уходить.

– Ты уходишь?

– Да!

– И не хочешь посмотреть на гостью?

– На какую гостью? – удивился Шут.

Какое-то время они молча смотрели друг на друга. Макс пытался понять – о чем думает Шут, тот, в свою очередь, пытался понять – правду ли говорит Макс или нет…

– Пойдём…

На этот раз, девушка увидела идущих еще издалека. Она поднялась и приветливо помахала рукой, как будто это шли ее давние приятели:

– Здравствуйте, мальчики. – Она подошла сначала к Максу, потом к Шуту, – что же вы такие грязные?

Достала пачку сигарет, – курите, мальчики.

Макс, было, потянулся, но опомнившись, отдёрнул руку. – Не курю.

– И с каких пор ты не куришь? – язвительно спросил Шут, – А? Ой, да ты становишься праведником. Хи-хи! Может, ты скажешь, что не хочешь её? Ну! Смелей. Давай возьмём её на двоих и поделим по-братски. А?

Макс презрительно отвернулся.

– Ты только посмотри, как хороша! – продолжал в том же тоне Шут, – чистенькая. Какая фигурка! Разве ты не хочешь ее? Давай, попробуй, тебе понравится! Вот увидишь!

Макс со всей силы двинул по физиономии Шута, тот упал. Но, тут же поднялся, встряхнул головой и обратился к девушке:

– Дай сигарету, я, пожалуй, закурю…

– Почему ты такой грубый? Бедненький! – Цыпа (Макс сразу дал ей такое погоняло) попыталась погладить Макса по щеке. Тот увернулся, схватив ее за руку.

– Не прикасайся ко мне!

– Почему? – приподняла от удивления брови Цыпа.

– Потому что… – запнулся Макс, – потому что не нужно…

Он отпустил ее руку и отошел на безопасное расстояние:

– Вот этот, – Макс показал пальцем на сидящего на земле Шута, – хотел меня убить. Я не знаю, чего хочешь ты! Может быть тоже, того, хочешь прикончить меня! – Закончил он уже на повышенных тонах.

Макса начала бить мелкая дрожь. Сначала задрожали руки, потом ноги. В конце концов, он задрожал весь, и, чтобы не упасть, медленно опустился на землю:

– Я ничего не понимаю, – тихо промолвил он, обхватив голову руками, – я совсем ничего не понимаю…

– А что ты, собственно, хочешь понять? – отозвался, до этого момента, молчащий Шут. – Давай, я объясню…

– Заткнись! – Крикнула на него Цыпа. – Пошел вон!

Она вытянула вперед руку и указательным пальцем показала направление, куда идти.

И к удивлению Макса, Шут, не сказав ничего против, медленно поднялся, выбросил окурок в сторону, и побрел в том направлении, куда указала Цыпа.

– Похоже, голубка, тебе быстрее удастся сделать то, что я не смог. – Отойдя на приличное расстояние, пробурчал себе под нос Шут, искоса поглядывая на оставшихся. – Ну-ну, успехов тебе. Но как только он заснёт, мы с тобой позабавимся. Хи-хи.

Часть четвертая

Раскаяние.

– Ты такая… Чистая. Почему ты здесь?

– Не спрашивай, пожалуйста. Я не хочу об этом говорить… Тебе тяжело?

– Что ты имеешь в виду?

– Глаза. Твои глаза говорят, что боль точит тебя изнутри.

– Я привык к ней… Боль – это лучше, чем пустота…

– Тебе довелось испытать пустоту?

– Нет.

– Хм. Значит, ты не познал ещё истинного блаженства. То, что вы – людишки называете пустотой – и есть истина. Когда здесь ничего нет (показывает на грудь), ничто не мешает чувствовать происходящее вокруг тебя так, как хочется тебе. Крылья вырастают за спиной. Ничто не тащит тебя вниз. Лети – ты свободен!

Боль отравляет жизнь, мешает дышать, думать. Тебе неведомо чувство пустоты, поэтому ты не имеешь права судить о том, что лучше, а что хуже. Подожди, пройдёт время и боль уйдёт. Придёт блаженная пустота…

– Пустота блаженна только для мертвеца. Живое тело не может жить с дырой, вместо души.

– Но я ведь жива. И я счастлива. Мне легко. Отрекись от всего, брось, забудь. Вымети из своей души весь мусор. Позволь метле сделать своё дело. И ты станешь таким, как я. Ты станешь одним из нас…

– Одним из нас… – задумчиво повторил Макс, – а кто вы?

– Ты слишком любознателен. – Цыпа ласково погладила его по голове, – подумай, хорошо подумай. От тебя зависит – будешь мучиться дальше или…

Она помогла Максу подняться на ноги. Его очень сильно лихорадило. Едва волоча ноги, опираясь на Ципу, Макс все же мог передвигаться. Они нашли подходящее укрытие, куда Макс, согнувшись калачиком, улегся для ночлега.

– Отдохни здесь. К утру лихорадка пройдет. – Это были последние слова, которые услышал Макс – у него начался глубокий обморок…

Цыпа, постояв немного рядом, безразлично отвернулась и пошла искать Шута.

Тот уже развел костер, сидел и, не моргая, смотрел на пляшущие языки пламени. Он не слышал, как сзади к нему подошла Цыпа:

– Ведьма! Ты меня испугала! – Шарахнулся в сторону Шут.

– У него началась «ломка», он очищается… – После непродолжительного молчания проговорила Цыпа, – думаю, к утру все будет кончено…

– Ты с ума сошла, что ли?! – Выпучив глаза, уставился на нее Шут. – Хм. Совсем спятила.

– Нам придется оставить в покое нашего грешника…

– И не думай даже!

– Не в наших силах что-либо изменить…

– Мы не должны отступать! Тебя для чего сюда послали? Забыла? Так я могу напомнить!

– Я помню!

– Хочешь, я объясню тебе, почему мы должны довести наше дело до конца?..

Когда мы можем раскаяться – мы раскаиваемся. Когда нет – ищем повод для самоуспокоения. А если невозможно ни то, ни другое? Тогда душа человека застревает где-то между светом и тьмой. Это самое страшное, что может случиться с человеком.

Что может сделать сам страждущий, чтобы помочь себе? Только страдать. Страдать осознанно. Страдать, чтобы понять – нет ничего страшнее безразличия. Безразличия к себе, и к другим. Безразличие – прямой путь в пустоту. Безразличие – порождение тьмы!

Макс очнулся от непонятного, щемящего сердце, чувства. Еще не осознав где он, и что с ним случилось, он понял – произошли перемены. Большие перемены. Перемены в нем самом!

Что бы это могло быть? Что пробудило его?

Он с трудом поднялся. Слабость чувствовалась во всем теле. Но душа! Душа порхала как легкая бабочка, как пушинка, слетевшая с кудрявого одуванчика, растущего на пригорке, подгоняемая легким степным ветерком.

Набрав полные легкие воздуха, Макс заметил, как стало легко дышать! Он почувствовал запахи! Оказывается, в «Отстойнике» есть запахи! И звуки… Он стал слышать звуки!

«Отстойник» – это живой организм! – Сделал вывод Макс.

Он услышал отдаленные голоса, он почувствовал запах костра, от которого было видно зарево, на фоне еще совсем темного неба. Он пошел туда, где возможно, были люди…

– …вот поэтому мы не должны позволить ему раскаяться! – Услышал Макс обрывок речи, которую со злобой в голосе, изливал Шут.

– Он уже раскаялся, время упущено. С него достаточно...

– Прекрасно! Ты легко сдаешься! Поэтому, убирайся туда, откуда пришла! Я сам завершу нашу с тобой миссию! Я его уничтожу!

Макс медленно подошел к огню и сел. – Я всё слышал. Хочу разочаровать вас. Бог учит нас раскаянию и прощению. Я раскаялся. Мне жаль вас, и я вас простил…

– Нет, это невозможно! – вскочил со своего места Шут. – Ты не можешь раскаяться!

– Почему? – С легкой, чистой улыбкой спросил Макс…

Цыпа, молча наблюдавшая за сценой, улыбнувшись, опустила голову…

Часть пятая.

Возвращение.

По обочине широкой автомагистрали, по направлению к видневшемуся на горизонте, тянущемуся к небу иглами небоскребов, мегаполису уверенной походкой шагал молодой человек, в камуфляжной форме и армейских, изрядно запыленных, ботинках. На плече у него висел полупустой рюкзак.

Мимо со свистом проносились автомашины, воздушной волной подталкивая идущего вперед и разлохмачивая его давно не стриженые волосы.

Полуденное солнце уже успело раскалить асфальт магистрали до такой степени, когда тошнотворный запах битума начинает выделяться в атмосферу, и дышать таким воздухом долгое время не возможно.

Молодой человек шел, не обращая внимания ни на асфальтные зловония, ни на пролетающие мимо авто, ни на полуденный зной – он все это любил и воспринимал, как странник, проведший в пути большую часть своей жизни, а вернее сказать – той части, которую он успел прожить.

Небритое лицо идущего, покрытое легким загаром, выражало спокойствие и уверенность. Глаза – доброту.

За несколько километров до черты города, когда идти осталось совсем недолго, на обочину съехала небольшая, белого цвета, автомашина, на время скрывшись в клубах поднявшейся из-под колес, пыли.

Распахнулась пассажирская дверь, приглашая вовнутрь.

Молодой человек заглянул в салон.

– Садись, грешник,– с улыбкой на лице произнесла сидящая за рулем, девушка.

Он сел, бросив свой рюкзак на заднее сиденье. Машина тронулась. Некоторое время ехали молча.

– Освоился на новом месте?

– Кажется, да.

– По-прежнему хочешь быть человеком?

– Не понимаю?

– Я о нашем разговоре, там, в «Отстойнике».

Пауза.

– Да, я хочу остаться человеком. Радоваться и грустить, любить и ненавидеть… Смотреть на этот мир своими глазами.

Девушка (вздыхая) – жаль, ты так ничего и не понял…

Пауза.

В это время они уже ехали по улице города.

– Нет, это ты ничего не поняла… (Смотрит в окно) – Останови, пожалуйста.

Девушка съехала на обочину.

Молодой человек вышел из машины.

– Ты чей? – спросил он, подойдя к мальчику, сидящему на тротуаре в оборванной одежде и просящему милостыню.