Текст книги "Стихи"
Автор книги: Вадим Стрельченко
Жанр:
Поэзия
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 3 страниц)
Ты, вбирающий соску-пустышку.
Неподвижный лицом,
Разрумяненный сном…
Сероглазого коротышку
Не увижу,
Как сверстника, я за столом,
Разом станем —
Он юношей, я стариком.
Дети, дети! Пока вырастаем,
Все мелькает, мелькает:
Фигуры людей,
Птиц, деревьев… И долго не знаем
Ни отца мы,
Ни матери даже своей.
И потом лишь, как станем мужчины,
Мы отца с благодарностью видим
И мать.
Да… Но их исказили морщины
И седины,
И трудно уже угадать,
Что чудесница, давшая право
Тут родиться,
Где люди, и солнце, и мгла,
Море, звезды, высокие травы, —
Что тогда она
Девочкою была.
Что и тот, от кого переняли
Мы походку, и голос,
И мужества пыл,
Он (отец наш!) в далеком начале
(В год рождения нашего!) —
Юношей был.
Что сказать? Мне бы просто хотелось,
Чтобы меж Валентином
И мной и женой
Не распалась бы юности целость,—
Чтоб недаром дышали
Под крышей одной,
Чтобы зажили сердцем единым!
Чтó – года!
Ведь не сам же себя человек
Разукрашивает в седины!
…Я стремился к друзьям,
Неподкупным навек.
С детства жил я своими трудами.
Если ж надобны годы
Забот и труда,
Чтоб родить и своими руками
Друга вырастить, —
Что же, – потратим года!
6
…А из кухни доносятся звоны,
Стук ножа, клокотанье воды,
Аромат.
Огородный, июльский, кухонный.
Под давлением пара
Кастрюли гудят.
Там жена в окруженье соседок
Поднимает предпраздничную
Кутерьму.
В печке пламя березовых веток
Так пылает —
Как солнцу нельзя самому.
Ветви шумного дерева!
Летом
Даже червю
Давали вы сумрак и тень.
Нынче – вспыхните жаром и светом,
Чтоб рожденья людского
Отпраздновать день.
Завтра в полдень настанет веселье,
Чьи-то руки
По рюмкам вино разольют.
Станет вольно и празднично в теле.
Все, кто любит меня,
Непременно придут.
Что скажу я? Чем завтра отвечу
Говорливым гостям
За себя и жену?
Я, наверно, вот этою речью
Всем отвечу,
Глаза поднимая к вину:
– Время мчится: на стрелках четыре
Не проглотишь и рюмки —
Окажется: пять.
Сколько кверху часовые гири
Ни тяни,
Опускаются гири опять.
…Дни промчатся. И станет он взрослым.
Посмотрев на черты
Молодого лица,
Люди скажут: глазами и носом
Валентин так похож
На меня – на отца.
Что ж, отрадно подумать заране,
Что мелькнет
И в сиянье далекого дня
Головы моей очертанье…
Да, но будет ли мальчик
Похож на меня?
Много ль общего будет меж нами?
Ну, того, что сближает
Сильнее, чем кровь,
Что не мерят носами иль ртами…
Новый житель!
В тебе повторится ли вновь
Вся любовь моя к этой планете
И любовь к человеку,
К нему одному?
Что сулит тебе это столетье?
Ты родился на свет
В подмосковном дому, —
За тебя мне бояться не надо
В мире вольном
Шахтеров, литейщиков, швей.
(Пусть боится японский микадо
Иль английский король
За своих сыновей.)
Ты не будешь владеть одиноко
Ни стадами скота,
Ни водой, ни землей.
Но земля, округлившись широко,
Как и с каждым работником,
Будет с тобой.
Что мудрить над твоею судьбою?
Так живи, Валентин,
На просторах земли,
Чтобы люди дружили с тобою,
Чтобы вместе…
Чтоб жить без тебя не могли!
Помни, Валя: за волком – волчица,
И цыплята бегут
За наседкой всегда.
Но сердцами, не кровью, родниться
Могут только работники,
Люди труда.
Может быть, не минет тебя горе.
Может, даже
Слезой затуманится, глаз…
Но ведь будут и радости…
Вскоре
Засверкают глаза твои,
Сын мой! Не раз
Ты воздашь благородную славу
Той, что мыла, кормила,
Держала в тепле
И дала тебе долгое право
Меж людьми человеком
Пожить на земле.
Мать! Пока сохранится на свете
Нежность в теле ее
И глоток молока
И в любви зачинаются дети, —
Смерть над жизнью
Не властна наверняка.
В час, когда зародилось круженье,
Вышло солнце,
Земля из туманов всплыла, —
Ведь сначала явилось рожденье,
И не первою смерть
На планету пришла!
Всех нас долго держали у груди.
Всех с любовью и верой
Несли на руках.
Все живые и сильные люди.
Славьте мать человека!
Да будет так.
[1939]
В сквере
Дворник брандспойт подымает…
Может быть – солнце, а может быть —
зной,
Может быть, радость прошла надо мной, —
Только я вижу: играет
Радуга меж мостовой и водой…
А по соседству – листва, жара,
Прыгает мяч, за ним детвора.
Прыгает мяч, в песок ударяя,
И над газоном мельк-мельк…
А большая —
Женщина-няня иль женщина-мать
Нехотя им помогает:
Играть.
Где уж («за тридцать»…) – рука неверна.
…Прыгает мяч, и забылась она,
Вскинула руки – и легкий прыжок
Вслед за мячом… Пусть упал гребешок!
(Меж остриями ее гребешка
Два – до чего золотых! – волоска.)
Пусть!..
И, откинувши челку назад,
Словно подружка она меж ребят, —
Хоть посылай за ней мать иль отца…
И во внезапном румянце лица,
В блеске зрачков ее что-то такое
Полузабытое, полубылое:
Ноги босые, и дождик, и плач
Возле витрины, где выставлен мяч…
[1940]
Обыкновенные великаны
Вот ступенька последняя – за спиной.
Снова шаг – и ушел ты в толпу с головой,
И тебя подхватила людская волна.
(Это площадь Дзержинского, иль Ногина.
Иль Арбатская площадь воскресным днем,
Где авто на авто набегает,
Где гудки, где в тишайшем горле людском
Громкий голос вдруг возникает.)
Погляди в эти лица шумных людей
В шляпах фетровых и беретах
И узнай в них
Электриков, слесарей
И бетонщиков —
Переодетых!
Если сам ты в работе упорен и тих,
То тебе объяснять не надо…
Погляди – узнаёшь ли в любом из них
Молчаливцев, что с полувзгляда
Понимают сообщников по труду?
Узнаёшь в незаметном тихоне
Чародея, который у всех на виду
В сталеваровом комбинезоне?
Это те, что в поля приносят шоссе
И этаж на этаж в котлованы…
Великаны они, но такие, как все,—
Обыкновенные великаны!
[1940]
Металлы
Вот пришел кладовщик, и вспыхнул
свет.
…Ранний час, и рабочих на складе нет.
Но могэсовским солнцем освещены
Изваянья кузнечные вдоль стены.
Только золота нету у нас в дому.
Серебра только нету… Да и к чему?
На земле не один благородный металл.
…Слитки стали от пола до потолка,
Круг небесный зубчатого маховика,
Вал станочный приложен к валу…
Если ты ремесла еще не избрал,
Приложи свои руки к металлу.
Будет сталь неподатливой в первые дни.
Неприступной и скользкой. Но ты – начни.
И, подобная золоту, косная медь
Постарается ускользнуть, уцелеть,
Не поддаться твоей руке.
И резец не заточится на наждаке,
Да.
Но знай:
Победиты, вольфрамы
Любят тех, кто тихи и упрямы,
Хоть приносят вначале немало скорбей.
Пусть личнóй напильник в руке твоей
Будет прыгать и портить изделия край.
Дни пойдут. Будь упорен и тверд. Не
сдавай.
Отсвет стали примут твои зрачки.
И упрямо выступят желваки.
Затвердеет в ладони твоя рука,
А у плеч расширится мускулисто.
И по многим приметам
Издалека
Металлист признает в тебе металлиста.
[1940]
В токарном цехе
Ты накинул ремень, пустил машину.
Стал в круженье воздушен
Ступенчатый шкив.
Вижу только твою согбенную спину.
Ты молчишь,
К металлу лицо обратив.
Дом твой, дети всё – позади… Пред
тобою
Только движутся круг чугуна и резец.
Наконец-то стал ты самим собою,
Молчаливый упрямец и добрый отец!
С тобой был по дому знаком (немного).
Мне казалось: ты робкий и чуть смешной.
А теперь
Все в тебе непреклонно и строго,
Наконец-то стал ты самим собой.
В десять раз тяжелей, чем атлетовы гири,
Чугуны, что лежат
У тебя в ногах.
Я догадываюсь: ты выше и шире.
Чем твое отражение в зеркалах!
[1940]
Испытание
Требуются слесари не ниже 6–7 разряда. (Объявление на заводских воротах.)
Да, нам нужен мастер. А мастер – тот,
Кто работу на собственный страх берет.
Мы тебе не дадим
В готовой резьбе
Инструментов каленых острую гладь.
Докажи, что ты мастер,
И сам себе
Все сумей отковать и металл избрать.
От железа сталь отличить сумей
И от стали сталь —
На слух и на глаз.
А потом отточи, закали, владей.
Если сможешь —
Будь мастером среди нас.
Годы в кузне и годы над верстаком
Мы увидим в короткие эти дни.
Докажи, что ты мастер.
О всем другом —
Лишь потом разговоры.
Теперь – начни.
[1940]
Уют
Есть счастье —
В дождь, ноябрьскою порой,
У печки заоконной, задверной
Сидеть и слушать, как водопровод
Журчит… и как сонливый кот
Урчит в тепле…
Но есть иной уют.
…Ноябрь. Дождинки леденяще бьют,
Гудит ноябрьский воздух вдоль двора…
А в нашем помещении жара.
Гудит огонь. Но дров и кошки нет, —
Слепящий уголь излучает свет.
Дружище! Не шути с таким огнем.
Металл, как щепка, погорает в нем,
Чуть зазевается из нас иной.
И вот включили молот паровой.
Не только шум дождя, но даже гром
Ты не услышишь тут…
А мы втроем
Клещами трижды сжали тяжкий вал,
И, словно в глину, бьет металл в
металл.
Вал в середине желт, с торца багров,
А мы его ворочаем без слов.
Мы так сейчас близки! К чему слова?
Когда б одна большая голова
Вдруг сблизила шесть наших дружных
рук,
Определяя все
На цвет, на звук.
Мы трудимся с утра. А молот бьет.
Бьет молот,
И, как будто солнце жжет,
На лицах наших проступает пот.
Еще. Еще. Бросать нельзя.
Но вот —
Вал выпрямлен и почернел с торца,
Изваянный по воле кузнеца.
– Довольно. Хватит, —
Говорю я двум.
И молот смолк… Но что за новый
шум?
Гудит сирена: кончен день труда,
Сейчас мы разойдемся, как всегда.
Многооконный, многолюдный цех
Закроют…
Я оглядываю всех.
Как были мы близки! Сейчас – домой.
И странно мне, на миг,
Что за спиной
Есть комната и поманит назад,
Что снова стены нас разъединят,
И стекла, и квартирные огни…
Я на товарищей гляжу: они
Не думают ли то же, что и я?
Они секунду медлят у огня,
А угли затухают, и – светло —
Нас обдает кузнечное тепло.
Давно сирена смолкла. День труда
Окончен.
За стеклом не льет вода.
И дом твой недалёко, может быть.
Но не спешишь ты уходить.
[1940]
Промельк
Я помню чудное мгновенье… Пушкин
Есть порой на московской площади
Тихий промельк, секунда одна:
Ни троллейбуса вдруг, ни лошади —
Непонятная тишина.
Словно время на размышление
Всем идущим на миг дано,
Словно сбудется во мгновение
Все, чем сердце порой полно.
Словно всех незнакомых ранее
В этот полдень сошлись пути,
Узнаванье пойдет, братание
Всех —
С кем вместе жить и идти.
Вот уж кажется: начинается!
(…Дальний оклик, веселый вскрик…)
…Но вот тут-то и появляется
Неожиданный грузовик.
Вновь машин легковых мелькание,
Ветра легкая полоса.
Но не ветер, людей дыхание
Овевает мои волоса.
[1940]
Жалобы наборщика и пояснения автора
Наборщик
Знаете, двадцать два года
Я набираю
То песню, то стих.
Буквы родного народа,
Как тяжелы вы в ладонях моих!..
Часто ль и в книгах вы были
Так тяжелы, как частицы свинца,
А не бумаги и пыли?
Часто ли книги имели сердца?
Часто, открыв переплеты,
Видишь портреты плечистых
мужчин,
Годных для лучшей работы…
Вот и еще отыскался один,
Требующий реала:
«Дружба, – твердит, – единенье
сердец!»
А музыкальности мало
И поэтичности…
И, наконец,
Все о себе он судачит —
Словно в семейном письме…
А зачем?
Автор
Друг. Я вас понял, а значит —
Скажем, что
Я обращаюсь ко всем,
Кто иногда, замирая,
Тянется к свету чужого окна;
В шествии Первого мая
Светлую радость находит сполна.
Радость – едва не целуя,
Плеч незнакомых касаться и рук,
Видеть не толпы, а лица вокруг…
Да, без конверта пишу я —
Вам, – для спасения друга
Шедшие в финский мороз —
Под шрапнель.
Рамки семейного круга
Разве не ваша стирала шинель!
Вам, кто с трамвайным соседом
Разговорится, признав по глазам
Друга, который неведом.
Пения хором любители —
Вам!
.
Нет, не «певучее» слово
Наша поэзия вольных сердец, —
Мост по проекту Крылова,
Став на который,
Провалится лжец!
1940
«Порою, когда мы приходим в дом…»
Порою, когда мы приходим в дом,
Где знали заране, что мы придем,
Гляжу вперед на убранство стола
И вниз, где недавно порхала метла,
И «как поживаете?» слышу слова
И вижу: кивает мне голова, —
И тянутся руки к моим рукам —
Хозяин подходит с улыбкой к нам,
И в каждом, кто только глядит на нее,
Улыбка родит
Отраженье свое, —
Я весел….
Но вдруг подумаю так:
Всегда ли хозяин такой добряк?
И так ли все чисто в дому – без
гостей?
И спрашивающий о жизни моей
В ней примет участье, услышав ответ?
И грустно подумать, что, может
быть, —
Нет…
[1940]
Сердце Котовского
В Одессе, в Музее войны, хранится чудесная стеклянная банка, она наполнена спиртом, в который погружено сердце героя гражданской войны, славного комбрига Котовского.
1
Среди балюстрад и колонн
В Музее, в глубоком покое,
Меж сабель, гранат и знамен
Поставлено сердце людское.
Спи, сердце…
Но спи не в земле,
Где тело героя зарыто, —
В спирту и в прозрачном стекле,
Спи, сердце, светло и открыто.
Живучею кровью своей
Ты руки и мозг омывало
И равное место сыскало
В кругу боевого металла
Кольчуг, и штыков, и мечей.
Котовский.
Опять о войне —
Разносятся крики в эфире.
Будь с нами,
Когда в тишине
Построимся в ряд по четыре.
Котовский!
2
…Но нет: сквозь пласты
Земли, что могилой осела,
Не выступят контуры тела,
Лица не проступят черты.
Котовского нету. Давно
Распалися мускулы тела
И клетка грудная истлела.
Но сердце – осталось оно.
О, сердце за светлым стеклом!
Мы живы и знаем поныне,
Что действовать острым штыком,
Владеть и конем и клинком
Судьба поручила мужчине.
Изогнутый по краям,
Знак свастики тянется к нам
Змеей, ядовитой змеею.
Разрубленною пополам…
Живые, готовьтеся к бою!
3
Спи, сердце. Я тихо стою.
Что делается со мною?
Я слез по убитым не лью,
Не вылечить мертвых слезою:
О, даже и женщина, мать,
Еще никогда не сумела
Сыновнему мертвому телу
Вторичную жизнь даровать…
Все это могу я понять,
Но чудится дивное дело:
Когда и осколки гранат,
И танки, и песни солдат
Вдруг станут виденьем былого,
Когда на земле победят
Работники шара земного
И весть о победе пройдет
По шумным одесским кварталам,
Спирт в банке окрасится алым
И сердце бойца оживет!
[1941]
Вы слышали слово вождя?
Вы слышали слово вождя?
С удвоенной силой теперь —
За работу!
Удвоим оружье, станки, самолеты,
Везде для геройства пути находя.
Проворнее!
Время не ждет.
Ведь знаем:
Победа придет неуклонно,
И – к небу подняв боевые знамена —
С великой войны возвратится народ.
И тем, кто в годину войны
Вы слышали слово вождя?
С удвоенной силой теперь —
За работу!
Удвоим оружье, станки, самолеты,
Везде для геройства пути находя.
Проворнее!
Время не ждет.
Ведь знаем:
Победа придет неуклонно,
И – к небу подняв боевые знамена —
С великой войны возвратится народ.
И тем, кто в годину войны
Во славу отчизны упорно трудился
Иль в первых рядах
С интервентами бился, —
Какие им радости не суждены!
Но тот, кто в великом бою
Ничем не прославил, воитель
неловкий.
Ни шлема бойца, ни рабочей
спецовки, —
Чем жизнь он тогда оправдает
свою?
(Глаза отводя от друзей
И слыша вокруг славословья
героев,
Как страстно захочет он, силы
утроив,
Все вновь пережить,
Но достойней, храбрей…)
Так пусть же сегодня, сейчас
Меж нас нерадивцев беспечных
не будет,
Пусть каждый
Для родины славу добудет.
Вперед, всемогущий
Трудящийся класс!
[1941]
notes
Примечания 1
«Литературная газета», 1948, 10 января.