Текст книги "Искалеченный мир"

Автор книги: Вадим Громов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 27 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]

– Что бы там я про Германа ни бурчала, – задумчиво сказала Лихо, – но вот в сочинении пошлых небылиц и выдаче их за твердокаменную истину он уличён никогда не был. Не то что тот скользкий типчик – помнишь, Шатун? Как его? – Бонифаций, кажется. Мастак был сочинять. Пока на меня не нарвался. А вот сдох так – причём, прошу заметить, без какого-либо моего личного вмешательства, – что все его сказочки на фоне этого выглядели скучной реальностью. А раз Герман так говорил, то, скорее всего, так оно и было. Однако ж шансы, я так полагаю, есть. Коли Знаток дважды сквозанули после этого не утратил способность к словесному недержанию… Должны быть шансы, как пить дать.

– А ты принимаешь во внимание, что с учётом новых обстоятельств активность этих зон может возрасти если не многократно, то хотя бы на какую-то величину? – прищурился очкарик.

– И что теперь? – Алмаз нейтрально пожал плечами. – Придётся научиться перезаряжать вдвое быстрее, всего-то делов… Некоторым, правда, ещё и навык попадать при стрельбе куда надо, а не куда получается неплохо бы приобрести.

– Попробуем, – вздохнул Книжник. – Только я ведь не просто так сказал…

– Вот и умница. – Лихо ободряюще улыбнулась. – И я очень надеюсь, что имеет место быть разумная опаска, а не прозаическая трусость. Ты не обижайся, я прекрасно знаю, что в груди Чебурашки всегда билось и продолжает биться сердце Супермена. Но люди способны меняться, причём за очень короткий период времени. Под воздействием тех самых, новых обстоятельств. Лично я могу быть уверена только в себе. Ну и ещё, пожалуй, в этих двух обормотах. Так что ещё раз говорю – не обижайся. Ты для нашего вояжа – человек довольно ценный, не скрою. Но если вдруг морально поплывёшьили ещё чего хуже – струсишь безоглядно, я с тобой нянькаться не буду. Брошу где-нибудь – и арриведерчи, мой романтичный друг.

– Не дождёшься! – взвился Книжник, глаза сверкнули праведным гневом. – Да я…

– А в голосе у него – лязг броневой стали, – перебила его блондинка. – А изо рта – пламя метров на пятнадцать, куда там аутентичному Горынычу. Давай охолони и жужжи дальше. Там ещё одна неосвещённая территория осталась. Судя по названию, примерно догадываюсь, что это может быть. Как когда-то метко выразился классик, «Там, на неведомых дорожках, – следы невиданных зверей». Кабы знать ему, в какое будущее он заглянул пытливым взором… Примерно в этом диапазоне. Хотя могу и ошибаться. Обстоятельства, ёпт…

– «Чёртов заповедник», – ледяным тоном отчеканил Книжник, ещё не остывший после недавних комментариев Лихо, – находится недалеко от…

– Что за хрень?! – Блондинка вдруг прикипела взглядом к левому зеркалу бокового вида. Бросила быстрый взгляд в другое, выражение лица у неё менялось с безгранично удивлённого на ожесточённое. Через секунду удивление полностью испарилось, и «Горыныч» рванул вперёд, насколько позволяло состояние трассы.

– Вот сука! – Лихо отчаянно выматерилась. – Держитесь, одарённые…

Шатун недоумённо завертел головой, пытаясь определить, что вызвало у Лихо такую бурную реакцию. Должно было распоясатьсянечто совсем уж мрачное: от привычных опасностей она бы не побежала так.Во всяком случае – не с таким выражение лица.

Книжник тоже завертелся на сиденье, прочёсывая взглядом местность за окном. Повернулся назад, и глаза у него стали шальными, полубезумными. И застыл, глядя назад, лишь однажды коротко всхлипнув – с пронзительной ноткой обречённости.

…Слева от «Горыныча», метрах в пятнадцати, возникнув будто из воздуха, промелькнуло что-то непонятное: расплывчатое, смазанное. Падая сверху вниз, не очень быстро, но и не зависая в воздухе для всеобщего и вдумчивого рассматривания. Шатун, Книжник и Алмаз вылупились во все глаза, раскрыв рты как детсадовцы, впервые увидевшие какающего слона.

«Бах!» – раздался звук, очень схожий с тем, который получается, если со всего размаху ударить кулаком по надутому бумажному пакету. Земля в том месте, где с ней соприкоснулось это нечто,провалилась длинным углублением, канавкой. Шириной в добрый дециметр.

Лихо, демонстрирующая чудеса экстремального вождения, мёртвой хваткой вцепилась в руль внедорожника и гнала, гнала – больше не оглядываясь.

«Бах! Бах! Бах!» – раздалось сразу три «хлопка», и земля расселась слева и справа, чуть ближе к «Горынычу». Третий удар пришёлся сзади, разминувшись с внедорожником всего-то на метр-полтора. Книжник снова всхлипнул, лицо его было неживым,застывшим в ожидании самого страшного.

Лихо смотрела только вперёд, этот участок трассы был идеально прямым, и оставалось только уповать на везение. Останавливаться она и не думала, инстинкт самосохранения посылал в воспалённый навалившимся страхом мозг только один сигнал: «Вперёд!» Блондинка не обращала внимания на прокушенную нижнюю губу и сочащуюся по подбородку струйку крови. Она ощущала себя крохотным и беззащитным существом, которое загоняют с трёх сторон, оставляя только одну лазейку – впереди. Неизвестно, что ждало там – тупик, верная смерть или спасение. Но выбора не было. С боков и сзади земля и асфальт всё чаще брызгали комьями, постепенно сжимая тиски.

– Сука… – Лихо виртуозно гнала бронированного монстра в неизвестность, туда, где ещё маячила надежда. – Да откуда же ты свалилась, мразь…

«Бах! Бах!» – Новые удары легли практически вплотную к «Горынычу», не достав до внедорожника буквально с полметра. Сквозь зубы взвыл Алмаз, с побелевшим и стиснутымсмесью ярости и отчаяния лицом, сжимая свой верный «дыродел». Царящая за окнами машины вакханалия была чем-то неизведанным и, судя по всему, – очень опасным. Он понимал, что Лихо выбрала наилучший из всех возможных вариантов, но душа протестовала против того, что нельзя выйти из машины и влепить веером от пуза три десятка «маслят». Приходилось терпеть и, стискивая зубы, следить, как фортуна раз за разом выбрасывает на их поле пока что выигрышные комбинации. Он чётко понимал, что будет, если она хоть на долю секунды зажмурит глаза, если у неё дрогнет рука и один из этих «хлыстов» с размаху опустится на «Горыныча». Их удары оставляли в земле и в асфальте ямы глубиной не менее метра.

С боков, правда пока что за пределами шоссе, совсем уж зарябило в глазах от замельтешивших ударов. Комья земли, обломки ветвей и стволов деревьев, попадающих под эту шальную, убойную феерию, взлетали вверх постоянно, неистово, страшно… Стрелка на спидометре «Горыныча» уже упёрлась в сто тридцать, но неизвестная напасть не отставала, держась рядом, как приклеенная.

Лихо впилась глазами в ленту шоссе, боясь отвести взгляд, дрогнутьдушой окончательно. Дорога в этом месте была почти гладкой: небольшие трещины – не в счёт, и внедорожник мчался по прямой.

– Давай… – Шатун повторял это слово, как заведённый, и, похоже, не слышал сам себя. – Давай, давай…

Книжник впился взглядом в левое окно и неотрывно смотрел, как корёжится земля, перепахиваемая какой-то неизведанной жутью. Не решаясь даже моргнуть, словно от этого зависело, будут ли они ехать дальше или их незамедлительно накроет.И смотрел, смотрел…

«Бах! Бах! Бах!» – Спереди, примерно в пятидесяти метрах от «Горыныча», лента трассы разлетелась кусками, просев сразу в трёх местах. Лихо, не переменившись в лице, направила машину прямо туда, где Горьковское шоссе украсилось новыми шрамами. Промежуток между провалами в асфальте составлял где-то метров десять. «Горыныч», не сбавляя скорости, влетел на первое «рассечение». Ширина в десять сантиметров не была серьезной преградой для машины, созданной, чтобы преодолевать дорожные пакости и поглобальнее. Внедорожник тряхнуло, смачно заматерился Шатун, въехавший макушкой в потолок кабины. Книжника, по-прежнему пребывающего в оцепенении, бросило к левой дверце, но он успел выставить вперёд руку и не пострадал. Зато красочно высказался по поводу того, что он думает обо всей этой сучьей передряге.

Алмаз всё же не выдержал и, просунув дуло «калаша» в окно, высадил всё обойму в пространство, ставшее уже полностью непередаваемо размытым, бьющим по ушам несмолкаемым баханьем. Эффекта не было никакого, да и, собственно, никто особо не надеялся на спасение, полученное с помощью одного-единственного автоматного рожка. Уж очень нематериальнымивыглядели эти «хлысты», полосующие воздух со всех сторон.

Ещё два «рассечения» легли впереди «Горыныча», крест-накрест, каким-то чудом не коснувшись капота. Внедорожник снова тряхнуло, рыкнул Шатун, не уберёгшийся второй раз, как ни старался.

– Дай гранату! – Алмаз не собирался бросать экспериментов, надеясь хоть как-то уязвить творящийся за окнами «Горыныча» беспредел. – Не подыхать же, как тараканам под шлёпанцем…

– Типун тебе… – Лихо чуть не сорвалась на крик. – И в носоглотку, в пупок, в анус. Авось не сдохнем!

Время как будто притормозило, но не замерло, а потекло вязко, нехотя. Казалось, что мир бесповоротно и навсегда съехал с катушек, и пространство замкнулось вокруг, став нескончаемо неживым, расплывчатым. И виднеющийся впереди кусок шоссе, оставшийся нетронутым этой смазанностью, тоже становится неописуемо тесным, так что проехать по нему не способен даже велосипед, не говоря уже об изделии российского оборонного комплекса. Лихо потеряла счёт минутам, зная только, что, пока живо ощущение намертво сжатых на руле пальцев, она ещё живёт. Борется.

Порой казалось, что «хлысты-щупальца» неминуемо падают на «Горыныча» и сейчас бронированная сталь прогнётся, как гофрированный картон под ударом кувалды. Но секунды убегали прочь, и всё оставалось так же, без изменений…

А потом всё кончилось. Как-то сразу, торопливо, без последующих попыток возобновления. Пропало, расчистилось…

С животной радостью заорал Алмаз, так и не получивший требуемую гранату. Тихонько взвизгивал Книжник, по лицу которого катились слёзы – слёзы осознания, что они вырвались. Шатун со всей дури влепил кулачищем по спинке сиденья, губы распирала торжествующая улыбка.

– Не ломай совместное имущество, детина. – Лихо остановилась прямо посреди дороги, спустя минуту после того, как всё успокоилось. – Ах, сука – вырвались же! Вырвались! А-а-а-а-а-а-а!!!

Её в натуральном смысле слова трясло, но взгляд был адекватным, ликующим. Успокоившись, она стёрла кровь с подбородка и несколько раз глубоко вдохнула и выдохнула.

Вырвались!

– Хотела бы я знать, что это было. – Блондинка как-то неуверенно коснулась ладонями «баранки», словно проверяя, что всё это есть воочию. По-настоящему.

– Да понятно что. – Оттаявшийлицом Алмаз чуточку нервно усмехнулся. – Возобновление пройденного, только с другим рейтингом. Танцульки Сдвига. Как вспомню, аж копчик вибрирует. Призрак поднимателя целины. Всё перепахано, в хвост и в гриву…

«Горыныч» тронулся с места, набирая скорость. Возникшая в кабине всеобщая нервозность понемногу улеглась, только Книжник порой оглядывался назад, словно ожидая, что кусок неожиданно вывалившейся им на голову преисподней снова начнёт свою игру в догонялки.

– Да не мозоль ты стекло глазами, трещина появится. – Лихо поморщилась от боли в прокушенной губе. – До чего ж я красивая стала… Синяк вполморды, губа расхристана. В кого же я превращусь, когда до финиша дорулим? Подумать страшно. Так, глядишь, и Книжник меня разлюбит. Эх, пертурбации…

Во взгляде Книжника ясно читалось, что он никогда и никого из присутствующих тут не разлюбит, ни при каких обстоятельствах. А особенно Лихо.

– Да вижу, вижу, – не удержавшись, фыркнула блондинка. – Любовь до гроба, а что касается дураков – не уверена. А вот, кажись, и Владимир на горизонте замаячил…

Через десять минут внедорожник въехал в город.

– Лепота. – Лихо с любопытством оглядывалась вокруг. – Была. Один Сдвиг напакостил столько, что никакие монголы не сдюжили бы. Притащить бы сюда этих, из параллельного, и заставить всё отрабатывать. В двойном размере. Скоты. Всю жизнь мечтала на Успенский собор посмотреть, и вот на тебе…

Белокаменный собор был почти разрушен. И лишь часть уцелевшей апсиды, с непонятно как держащейся на ней куском крыши с позолоченным куполом, изрядно потускневшим от новых погодных условий, гордо возвышалась над грудами битого камня. Креста на куполе не было. Вся эта конструкция, со стороны выглядевшая как корявая буква «Г» с нашлёпкой купола на конце горизонтальной палочки, навевала непонятную тоску.

– Не удивлюсь, если он скоро рухнет окончательно. – Алмаз обозрел вопиющее нарушение законов физики, которое являло собой представшее их взглядам зрелище. – Если уж «иголка» навернулась… Этому недоразумению – сам Сдвиг велел.

«Горыныч» медленно проехал мимо. На него лениво, но с понятным любопытством зыркало коренное население города, входившего в Золотое кольцо России. Естественно, этот почётный статус никто не отменял. Просто с наступлением Сдвига экскурсионный маршрут перестал существовать по вполне житейским причинам. По факту чего никто особенно не убивался, проблем хватало и без этого.

– Лихо, тормозни, что ли, – окликнул Шатун. – Отлить треба. Да и ноги бы размять… Задница уже ноет от одного положения.

Лихо сдала влево и остановилась. По бокам дороги были подходящие для нужд Шатуна развалины домов.

– Мальчики налево. А можно и направо. – Блондинка первая вылезла из кабины, с хрустом потянулась. – Дуйте. Я после вас сбегаю. Если, конечно, в мочевом пузыре ещё что-то булькает после последнего заезда. Наверное, всё по ноге стекло. И что характерно – мне за это нисколько не стыдно. Лучше быть живой и обоссавшейся, чем сухой и уже почти остывшей. У кого-то есть противоположное мнение?

Означенных мнений, как и следовало ожидать, не нашлось. Шатун галопом двинулся налево, на ходу расстёгивая мотню. Невтерпёж-ж-ж-ж… Книжник последовал за ним, стараясь не отставать. Мало ли что – не в Суровцах находимся.

Алмаз остался с блондинкой, стоически пересиливая увеличивающееся давление на мочевой пузырь.

– Шёл бы, чего терпеть? – сказала Лихо. – Места относительно цивилизованные, а уж если суждено преставиться от того, что именно сейчас остатки собора рухнут и мне прилетит маковкой прямо промеж прекрасных глазок… Супротив судьбины не попрёшь.

Алмаз помотал головой и уставился на что-то, находящееся за спиной блондинки. Лихо обернулась.

К ним, походочкой от бедра, подходила рыжая милашка лет двадцати пяти, одетая в лучших традициях женщины легковесного рода занятий.

Лихо спокойно ждала, сторожа каждое движение подходящей особы. Расслабляться не стоило: места хоть и цивилизованные, но не настолько, чтобы здесь все подряд были проникнуты пылкой любовью к ближнему. Не пытаясь обидеть его с помощью любой хреновины, по капризу конструктора снабжённой спусковым крючком и механизмом посыла патрона в ствол. После Сдвига, внесшего свой вклад во всё подряд, не обойдя умы человечества, и до наступивших перемен не подверженного альтруизму, цивилизованными можно было смело считать те места, где тебя не норовили продырявить на виду у всех. И только.

Особа подошла и остановилась в паре метров от Лихо, демонстративно держа руки на виду. Что нисколько не успокоило блондинку. Не факт, что у неё под юбчонкой не припасено какое-нибудь малогабаритное паскудство, способное шарахнуть по стоящему напротив него организму нисколько не человеколюбивее, чем собратья, имеющие калибр поувесистее.

– Нам ничего не надо. – Лихо не собиралась выкаблучиваться реверансами, но и хвататься за «потрошителя» тоже не спешила. – Проходи.

Рыжая не тронулась с места, улыбаясь как можно естественней. А может быть, это и была её естественная улыбка, но Лихо не собиралась выяснять. Тем более что Шатун с Книжником уже возвращались, полностью одухотворённые. Как мало человеку надо для счастья. Сбежать от неизвестного катаклизма и избавиться от давления внизу живота.

Показав Шатуну глазами: «Присматривай…» – блондинка с изнывающим от простейшего желания Алмазом отправились по жизненной надобности. Но когда Лихо вернулась к «Горынычу», то застала нелицеприятную картину. Рыжая кокетливо взирала на Книжника и улыбалась Шатуну, определённо подразмякшему душевной конституцией от обрушившегося на них если не девятого, то, как минимум, шестого с половиной вала женского очарования.

Книжник уже сыпал какими-то цитатами и анекдотами, выгибая грудь колесом и вообще стараясь выглядеть бывалым мачо-сердцеедом. Шатун, в общем-то, не казался очарованным полностью, но некая подвижностьдуши всё-таки имела место.

– Поехали. – Лихо взялась за ручку дверцы. – Времени нет.

– Подожди! – Книжник разлетелся к ней, при этом успев ободряюще подмигнуть рыжей. – Давай подвезём человека. Нам всё равно по пути, жалко, что ли…

Лихо чуточку подумала и повернулась к веснушчатой очаровашке, прямо-таки с ангельским терпением ожидающей, что ей скажут.

– Тебе куда?

– В Нижний. – Рыжая сверкнула отличными зубками. – Подбросьте, я с ребятами вроде бы договорилась, отработаю без проблем. И с тобой тоже можно будет как-нибудь столковаться.

– А что там, в Нижнем? Дела? Дети брошены? Мать-старушка?

– Ну, допустим, мать-старушка, – терпеливо сказала рыжая. – Какая тебе разница?

– У одного встаёт, а у другого – несуразица, – пояснила блондинка. – Точно мать-старушка?

– Да точно! – Рыжая недовольно покривилась. – Позавчера в Нижнем клиенты наваристые подвалили. Грех было соскакивать. Только вот с собой увезли, и получилась у меня небольшая нестыковочка – обратно добираться самой выпало. Помоги, а? Чего вам стоит-то? На таком звере мигом домчите, меня сюда и то скромнее транспортировали.

Книжник, улыбавшийся рыжей, бросил взгляд на Лихо и помрачнел. Сапфировые глазища блондинки заволакивала сероватая дымка. Сплюнул и без слов полез в «Горыныча». Рыжая недоумённо посмотрела на исчезающего знакомого, только что распускавшего перед ней павлиний хвост. Что-то изменилось, и она не могла понять – что?

– Не поняла? – поинтересовалась Лихо. – А вот Книжник всё правильно прочухал. Звездишь ты, труженица промежности. От «а» до «я». Так что я повторяю, для особо непонятливых, – можешь идти. Привет матери-старушке.

Вернулся Алмаз и молча полез на своё место. Начал забираться и Шатун, уверенный, что в данной ситуации обойдутся без него.

Рыжая смотрела, не отводя глаз; на кукольном личике проступила обида. Если бы Лихо стопроцентно не знала, что всё сказанное собеседницей – ложь, то она бы наверняка поверила увиденным эмоциям. Но никогда не подводивший блондинку дар трезвонил во всю ивановскую. Рыжая врала, причём напропалую.

Лихо не стала брать её на приём и проводить экстренное потрошение, старательно лупя смазливой мордашкой о капот «Горыныча». Потому что Лихо не сделает ошибки, взяв её с собой. А за этим враньём может стоять что угодно, и вряд ли совсем незамысловатое – судя по степени актёрского мастерства рыжей, наверняка задурившей голову не одному клиенту.

Внедорожник заурчал мотором, и скоро стоящая на тротуаре фигурка в мини-юбке исчезла из вида.

– Я за нею рыскал и бродил, колесо моё у ног её вертелось. Я её, ей-богу, не любил, но хотелось мне, как мне её хотелось… – задумчиво пропела блондинка, держа путь на окраину Владимира. – Так ведь, Книжник? Хороша уличная красотка? Да не жмись ты, вижу, что понравилась. Если бы её ещё мама с папой научили правду говорить, цены бы ей не было…

Очкарик молчал, понуро глядя на проносящиеся за окном окраины Владимира.

– Это правильно, что ты всё осознал и, как я понимаю – всецело раскаялся, – констатировала Лихо. – Да я бы её подвезла, мне не жалко. Только вот есть у меня такой пунктик, ты его должен помнить. Не перевариваю, когда мне горбатого по бороде лепят. Что вдоль, что поперёк…

– Замануха? – предположил Алмаз. – Или что?

– Возможно… – пожала плечами Лихо. – Не было у меня ни времени, ни желания прощупывать её досконально. Посадишь вот такую красотулю себе за спину, а потом – не жди меня, мама, хорошего сына… А машинка у нас большая, хорошая. В машинке много чего интересного найдётся. Почему бы не попробовать сменить хозяев у этой бибики? Вот так, Книжник, и никак иначе.

Шатун вздохнул и развёл ручищами.

– Исчерпывающе и очень проникновенно. – Лихо вырулила на нужную дорогу. – Не знаю, что там действительно было на уме у этой представительницы древнейшей профессии, но сдаётся мне, что ничего позитивного. Книжник, ты как считаешь? Может быть, вернёмся и проверим – кто из нас прав? Ты или я?

– Не надо, – тускло сказал Книжник. – Я же чётко видел, как у тебя глаза застилало.Чего уж теперь… В конце концов, она не первая и не последняя.

– Вот именно так! Растёшь, книгочей. Глядишь, до Омска или чутка подальше доедем – и будешь ты наполнен простыми житейскими истинами по самую макушку. А они жизнь облегчают не по-детски, точно тебе говорю…

– Да ладно, – вяло огрызнулся очкарик. – Кто-то обещал, что больше подкалывать не будет.

– А я и не подкалываю, – серьёзно сказала блондинка. – Кто тебя ещё жизни научит, если уж у тебя от всей родни – только мы трое и остались? Теперь, когда всё с ног сбито и непонятно в какую Камасутру поставлено, придётся нам твоим воспитанием вплотную заняться. Или, как я уже говорила – за борт, и плыви куда заблагорассудится. Тормознуть на предмет стартовой прямой свободного плавания?

– Обойдусь, – хмуро бросил Книжник. – А то сдаётся мне, что не потяну я в одиночку всю эту одиссею со спасением мира.

– Вот и договорились…