Текст книги "Ураган мысли (Повести.)"
Автор книги: Вадим Проскурин
Жанры:
Боевая фантастика
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 28 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]
Глава вторая, в которой я совершаю мелкое хулиганство
Понедельник – день тяжелый, особенно когда первая пара в понедельник – лекция по матану. Матан – это математический анализ. Глупое, ничего не объясняющее название, весь мир называет это calculus, то есть исчисление, и пусть этот термин тоже ничего не объясняет, он, по крайней мере, лаконичнее и изящнее.
В лекции по матану, на первый взгляд, нет ничего тяжелого, как и в любой другой лекции в наш просвещенный век. Сидишь в зале, лектор ходит взад-вперед у доски, которая правильно называется «проекционный экран», и на которой, повинуясь телепатическим командам лектора, сменяют друг друга формулы и рисунки. Математики почему-то не любят слова «чертеж» и называют чертежи исключительно рисунками. Предполагается, что студенты следят за рассуждениями лектора и не только записывают текст лекции в свою внешнюю память, но и постигают некую суть и откладывают эту суть в своей внутренней памяти, то есть непосредственно в мозгу. На практике же понимать смысл лекции в реальном времени можно только тогда, когда ты уже знаешь излагаемый материал. Математика тем и отличается от других наук, что все рассуждения строятся на пределе возможностей мозга, не зря кто-то сказал, что математику стоит учить, потому что она развивает мозги, и не зря на соседнем мехмате, где мозги студентов развиваются еще более интенсивно, время от времени то одного студента, то другого увозят в психушку.
А самое противное на лекции – это то, что ты постоянно чувствуешь, что вот-вот поймешь глубинный смысл шаманских заклинаний, написанных на доске, и одновременно чувствуешь, что этот смысл от тебя ускользает. Многие студенты даже не пытаются слушать лектора, они полностью записывают его выступление во внешнюю память, и разбираются в этой записи потом, когда находится свободное время. А на лекции они полностью переключаются на виртуальный мир, слушают музыку, смотрят фильмы, разговаривают друг с другом, играют в карты и в шахматы, ходит даже байка про двух студентов, которые занимались на лекции виртуальным сексом, и их подергивающиеся тела радовали всех окружающих, кроме пожилой женщины-лектора. Я тоже пробовал уходить в виртуальность во время лекции, но эта идея не оправдала себя – времени на усвоение материала требуется заметно больше, чем если честно слушать, что говорит лектор. А самое плохое в этой технике то, что времени на осознание курса может вообще не найтись, и тогда участи троечника или даже двоечника не избежать.
Я приехал в университет в довольно мрачном расположении духа. То, что произошло вчера, произошло на самом деле. Это был не сон, я убедился в этом утром, ликвидировав с помощью своих новых способностей собственное свеженаложенное дерьмо. Я подумал, что какой-нибудь молодой ученый из фильма для молодежи ужаснулся бы такому цинизму – использовать столь великое открытие, чтобы не нажимать кнопку слива – ужас! Но тут ничего не поделаешь – вот такой я циничный, кому не нравится, могут со мной не общаться. Короче говоря, внутричерепной насос сработал безупречно и через секунду унитаз блестел и был абсолютно сухим. Я удивился, почему унитаз не исчез вместе с дерьмом, и понял три вещи. Во-первых, дерьмо удалялось сквозь унитаз, который, как известно, непрозрачен. Непонятно, как такое вообще может происходить, особенно после того, как увидишь это своими глазами. Во-вторых, я понял, что могу уничтожать вещи избирательно, при уничтожении одного предмета окружающие его предметы остаются неизменными. И, в-третьих, я осознал, что мне следует планировать свои эксперименты более тщательно, если я не хочу устроить дома прорыв канализации. Позже я добавил к этим откровениям четвертое – при удалении предмета из материальной вселенной не ощущается никакого дуновения воздуха, стремящегося занять освободившееся место.
Идя к автобусной остановке, я очистил от мусора урну, встреченную по дороге. Другую урну я попытался ликвидировать, сохранив на месте лежащий в ней мусор, но это не удалось. Возможно, урна была пуста, а возможно, при ликвидации контейнера его содержимое автоматически ликвидируется заодно с ним. Я подумал, не стоит ли ликвидировать пару ворон, и решил, что не стоит. Вороны мне не сделали ничего плохого, и уничтожать их только ради научного опыта показалось мне непозволительной жестокостью.
По дороге в университет я еще три раза попрактиковался в своих новых способностях, уничтожив бумажку, валяющуюся на тротуаре, пустую бутылку из-под водки и пустой шприц, очевидно, из-под героина. После этого я решил, что не стоит уподобляться дворнику, и больше ничего не уничтожал. Только один раз, уже в автобусе, я поймал себя на мысли, что неплохо было бы уничтожить особо наглую бабку, разоравшуюся из-за того, что ей не уступила место молодая девушка, по-моему, беременная. Потом я стал думать о других вещах, и, когда я вошел в лекционный зал, я чувствовал себя уже не персонажем фантастического рассказа, а обычным человеком.
Маринка сидела, как обычно, в третьем ряду, и увлеченно разговаривала с подругами. Меня она не заметила, а я не стал ни подходить к ней, ни связываться через компьютер по телепатической связи, ни, тем более, орать через весь зал. Я занял свое место в предпоследнем ряду и стал ждать, когда появятся Егор с Пашкой. Ни один из них на этой лекции не появился.
Ровно в 9:00 Иван Моисеевич (так зовут нашего лектора по матану) вошел в зал и начал вещать. Сегодня он продолжал излагать доказательство очередной теоремы векторного анализа, примечательной тем, что ее формулировка занимает около килобайта, а доказательство началось почти в самом начале прошлой лекции, и конца ему все еще не видно. Мне стало скучно.
Я раскрыл виртуальный экран и начал развлекаться. Я скопировал на его поверхность доску вместе с лектором и стал улучшать картинку. Я пририсовал Ивану Моисеевичу пейсы и ермолку, а затем приступил к нарисованному на доске. Центральное место там занимал трехмерный цилиндр, который на самом деле был попыткой наглядно представить его m+n-мерный аналог. Попытка неудачная. Я чуть-чуть подправил очертания цилиндра и он стал похож на мужской половой член. Далее я заменил формулу, размещенную под картинкой после слова «следовательно», на нецензурные слова. Я стер все, что было написано ниже, и вписал в освободившееся пространство несколько набивших оскомину рекламных лозунгов на тему безопасного секса вроде «даже когда все очень классно, эта мелочь защитит вас». Оглядев получившийся коллаж, я сохранил его во внешней памяти. Надо будет показать Егору, да и Маринке, должно быть, понравится. Под конец вчерашнего вечера она перестала изображать хорошо воспитанную юную девушку и рассказала пару неприличных анекдотов, так что не думаю, что это произведение искусства ее шокирует. Я свернул экран и посмотрел на доску. Ничего не изменилось.
Я смотрел на доску и ничего не понимал. То есть, я все понимал, но отказывался поверить в то, что я все правильно понимаю. Членоподобный цилиндр и все, приписанное к нему, красовалось на доске. Иван Моисеевич отчаялся удалить с доски эту гадость телепатическими командами и сейчас яростно копался в преподавательском столе, видимо, пытаясь найти пульт ручного управления проекционным экраном. Когда он поднял голову, я увидел, что ни пейсов, ни ермолки на его голове не появилось. И то хорошо.
Иван Моисеевич выбежал из зала, сверкая вспотевшей лысиной. Я сосредоточился. Мне показалось, что я ощущаю около доски какую-то чужеродную ауру, что-то вроде изолирующего поля в восьмом «Орионе». Я напрягся и смахнул эту ауру взмахом невидимой руки, растущей откуда-то из моей головы, вероятно, из центра мозга, оттуда же, где размещается мой нематериальный насос. Картинка на доске мигнула и начала судорожно меняться, как будто доска опомнилась и, словно пытаясь загладить свою вину, начала выполнять команды, которые она так долго игнорировала.
Студенты бурно радовались, естественно, все подумали, что старшекурсники опять засадили вирус в институтскую сеть. Я тоже изобразил на лице улыбку.
Минут через пять Иван Моисеевич вернулся в лекционный зал, скептически посмотрел на доску, восстановил изображение цилиндра, который теперь был идеальной геометрической формы, стоически не заметил смеха в аудитории, и продолжил лекцию, как ни в чем не бывало. Некоторое время то в одном конце зала, то в другом раздавались сдавленные смешки, потом они прекратились. Лекция шла своим чередом.
* * *
В перерыве я подошел к Маринке.
– Привет! – сказал я.
– Привет!
– Вчера все прошло замечательно.
– Еще бы, – она улыбнулась, – Доехал нормально?
– Ага.
– Интересно, кто это сделал? – она показала на доску. – Не ты? Ты же у нас хакер, – Маринка рассмеялась. Я вымученно улыбнулся и отрицательно покачал головой.
– Какой я, на фиг, хакер? Мне еще учиться и учиться.
– Ученый ты мой, – сказала Маринка. Я собрался с духом:
– Ты что делаешь сегодня вечером?
– Уже соскучился? Нет, сегодня ничего не выйдет, я занята. Боюсь, до субботы ничего не получится.
– Мои в субботу, наверное, уедут на дачу. Можешь заехать ко мне.
– Ну уж нет! Ты мужчина, бегать по девочкам – это твоя забота. А я слабая женщина, я боюсь ездить ночью в общественном транспорте. Да уж, подумал я, есть чего бояться.
– Может, сходим куда-нибудь, – предложил я, – в кино там или еще куда.
– В ресторан «У Максима». Не надо, Игорь, не грузись, твоя культурная программа меня вполне устраивает, – она приблизила свое лицо к моему и заговорщически прошептала, – Ты прекрасно трахаешься.
Не ожидал. Я покраснел и пробормотал что-то невразумительное вроде того, что я всегда рад сделать приятное такой замечательной девушке и не стоит мое искусство таких комментариев, и вообще я не волшебник, а только учусь. Маринка сказала на это, что мне надо побыстрее становиться волшебником, и тогда она подарит мне совсем неземное наслаждение, короче, мы мило проболтали о пустяках весь перерыв, а на следующей лекции, когда я связался с Маринкой по телепатической связи, она передала мне желание, чтобы я ее не отвлекал, и больше мы с ней в этот день не разговаривали.
* * *
Ни Егор, ни Пашка так и не появились в университете. Я не стал им звонить, я хотел побыть один, и сразу после занятий поехал домой.
Когда я провожу вечер дома, я обычно сразу проваливаюсь в виртуальность и выхожу из нее только поужинать и справить естественные надобности. Я не люблю делать полное погружение – во-первых, при частом использовании это утомляет, а во-вторых, вид меня, валяющегося на кровати и не реагирующего на внешние раздражители, действует маме на нервы. Поэтому я обычно раскрываю виртуальный экран в полупрозрачном режиме и, пребывая в виртуальности, сохраняю контакт с реальным миром. Но сегодня я не стал раскрывать экран, я лег на кровать и стал смотреть в потолок и думать о том, что со мной происходит.
Я не слишком хорошо разбираюсь в современной физике, но даже мне ясно, что научно объяснить мои способности вряд ли возможно, ничего похожего в мире еще не было. Впрочем, в «Орионе» есть устройство под названием «фазовый генератор», которое позволяет удалять предметы из реального мира в «другую фазу», а затем возвращать обратно. Замечательная вещь в ближнем бою – когда истребитель, оснащенный фазовым генератором, приближается к тяжелому кораблю противника, он «пульсирует», то есть постоянно переключает «фазы». И пока истребитель пульсирует, он большую часть времени физически находится вне пределов вселенной и неуязвим для любого оружия противника. Нужно только не забывать время от времени выныривать обратно, чтобы не потерять ориентацию, и чтобы альтернативная фаза не стала основной. Еще фазовый генератор можно применять в качестве боеголовки торпеды – сблизившись с кораблем противника, генератор перебрасывает окружающее пространство в случайно выбранную фазу и самоуничтожается. Если корабль не успел просчитать параметры фазового перехода, обратно в нашу вселенную ему не вернуться. А чтобы просчитать переход было труднее, генератор делает сразу несколько переходов, а команду на самоуничтожение дает в процессе одного из них. Короче, фазовый генератор – это самое лучшее оружие для космического боя, жалко только, что оно появляется в самом конце игры, и построить много фазовых генераторов просто не успеваешь.
Но, как бы то ни было, считать, что у меня в голове завелся фазовый генератор – это безумие. К тому же, это не объясняет, как я смог превратить нарисованный цилиндр в нарисованный член, заблокировать все каналы управления доской, а потом вернуть все обратно и снять блокировку. Можно представить себе, что у меня в голове завелись одновременно сразу два разных устройства (или органа?), делающие сверхъестественные действия двух разных видов, но это не может быть правдой, таких совпадений просто не бывает. То, что появилось в моей голове – это, скорее всего, что-то одно, что умеет и удалять предметы из мира, и вмешиваться в работу компьютеров. Что это может быть – я просто не представляю.
Откуда это взялось у меня? Насколько я себя помню, я всегда был совершенно обычным мальчиком и не выделялся среди сверстников ничем особенным. Да, я немного странный, но все люди немного странные, в моей нынешней группе есть по меньшей мере пять человек, намного более странных, чем я. В фильме про девочку, воспламеняющую взглядом, эта девочка, когда была совсем маленькой, случайно поджигала свои игрушки и обжигала мамины руки, я же до вчерашнего вечера никогда ничего взглядом не уничтожал. Непонятно.
Ну хрен с ним, с этим даром (или проклятием?). Подумаем, как жить дальше. Опыт первого применения моего внутримозгового насоса показал, что теперь я могу не бояться шпаны на улицах. Конечно, убивать людей нехорошо, но хулиганы сами нарываются на приключения. Какая разница, чем я убил тех троих – нематериальной жижей или пистолетной пулей? Они должны были допускать, что у ботаника, мирно дремлющего у окна, в кармане лежит пистолет с боевыми пулями, а значит, мой поступок не нарушает правил игры. Они знали, на что шли, но не учли неизвестный фактор, и потому проиграли. И в общем случае не обязательно в случае необходимости уничтожать человека целиком, достаточно ликвидировать его одежду, в крайнем случае, пару зубов. Впрочем, он может вытащить пистолет из кармана и убить меня на месте, испугавшись, что я ликвидирую его целиком. Нет, получается, что насос в драке надо применять в полную силу. Какой-то полицейский из какого-то фильма говорил «достал пистолет – стреляй». Я подумал, понравилось ли мне то, как я избавил Москву от трех бандитов, и решил, что нет. Не исключено, что раззявленный рот, через который видно окружающие предметы, будет регулярно сниться мне много лет, может быть, даже всю жизнь. Впрочем, прошедшей ночью мне не снилось вообще ничего.
Что еще я могу сделать? Если бы я был бандитом-мокрушником, передо мной открылись бы поистине безграничные возможности. Подходишь к инкассаторской машине, заглядываешь внутрь, спокойно ликвидируешь всех, кто внутри, забираешь сумку с деньгами, и так же спокойно уходишь. Или уезжаешь, все инкассаторские машины оборудованы автопилотами, а сломать защиту автомобильного компьютера вряд ли намного сложнее, чем превратить одним взглядом нарисованный цилиндр в нарисованную похабщину. Впрочем, это надо проверить.
Я ужаснулся своим мыслям. Я лежу на диване и спокойно, не мучаясь угрызениями совести, планирую преступление, и не просто преступление, а ограбление с убийством, и не с одним убийством, а с тремя-четырьмя. Нет, так поступать нельзя. Внутренний голос спросил меня, почему так поступать нельзя, но я послал внутренний голос в известное место и стал думать о другом.
Как можно повернуть мои способности в мирное русло? Что я могу сделать, если можно так выразиться, в народном хозяйстве? Уничтожить баржу с радиоактивными отходами? Я не уверен, что моих сил хватит на это, кстати, надо проверить, насколько большие объекты я могу ликвидировать. К тому же, в фантастических рассказах все герои, обладающие необычными способностями, обязательно страдают от побочных эффектов этих способностей. Я прислушался к своим ощущениям и решил, что пока ни от чего не страдаю. Голова не болит, живот не болит, никаких высыпаний на коже нет, что там еще бывает? Никакой необычной усталости тоже не чувствую. Наверное, я необычный супергерой. Это определение меня рассмешило. Я вспомнил мультфильм про Чипа и Дейла, где в Дейла попал метеорит и он стал супергероем, научившись прыгать в высоту на несколько сотен метров. Я представил себе, как я летаю над городом, покрикивая загробным голосом «Я – ужас, летящий на крыльях ночи!» (или это из другого мультфильма?) и мне стало совсем смешно. Но мой смех был немного истерическим.
Что делают хорошие супергерои? Помогают несчастным, обиженным и т.д. Несерьезно. Еще бывают белые маги и святые целители, которые, если верить их рекламе, тоже по сути супергерои. Они исцеляют разные болезни. Может, и мне попробовать? Я представил себе, как даю в газету рекламу: праведный юноша, которому в задницу попал метеорит, удаляет раковые опухоли, ликвидирует излишки жира, и выдирает больные зубы без боли и без наркоза. Я оборудую в каком-нибудь подвале темную комнату, обставленную в этаком эзотерическом стиле, надену искусно застиранную рясу, подпоясанную веревкой, и буду лечить бизнесменов от импотенции с помощью молитвы. Я неожиданно обнаружил, что мурлыкаю себе под нос песенку про то, как у целителя в палец врос ноготь и потому целитель облажался. А что, в качестве молитвы эта песенка вполне подойдет, мелодия благозвучная, ритм размеренный, торжественный и чуточку тревожный, главное, чтобы посетитель не знал английского. Но те, кто ходит к целителям, вряд ли знают английский.
Через некоторое время я заснул, так ничего и не решив. Мне приснилось, что я летаю над ночным городом, но не в черном плаще, а совсем голый, как булгаковская Маргарита, и не на метле, а просто так, и при этом летает не тело, а только душа, а тело лежит на кровати и спит. И над городом разносится женский голос, низкий и грудной, но тихий и ласковый, который бесконечно повторяет одну и ту же фразу на неизвестном мне языке. Я не понимаю языка, но понимаю смысл фразы. Охотник за тенью восстает.
Глава третья, в которой я напиваюсь до потери памяти
Вторник – день неинтересный. Во вторник у меня всего три пары, из которых первая – практическое занятие по информатике, вторая – лекция по философии, а третья – практическое занятие по алгебре. На вторую пару ходить не нужно – все, что говорит лектор, есть в учебнике. На первую сходить можно, но по информатике я лучший в группе, и препод это прекрасно знает. От того, что я прогуляю эту пару, ничего плохого не случится. Из-за одной третьей пары ехать в университет глупо, но, с другой стороны, что делать дома? Поэтому я поспал подольше и поехал к третьей паре.
Когда я уже подходил к центральному входу, навстречу мне вышли Егор с Пашкой. Мы поздоровались.
– На пару решили забить? – спросил я.
– Пары не будет, – ответил Пашка, – Мистер Бин заболел.
Мистер Бин – это наш семинарист по алгебре. Он вовсе не англичанин, мистер Бин – это не фамилия, а прозвище, он очень похож на того дурака, которого изображал английский комик начала века. Не внешне, внешне они совсем непохожи, но некая непередаваемая тормознутость их очень роднит. Я не сразу узнал, откуда пошло это прозвище, а когда узнал, целую неделю смотрел старые двумерные фильмы с мистером Бином и ухахатывался. Потом еще около трех недель просмотр этих фильмов был в нашей компании обязательной культурной программой при распитии спиртных напитков, а потом они (фильмы, а не напитки) надоели.
– А он, что, SMS заранее разослать не мог? – возмущенно спросил я.
– Урод он, – ответил Пашка, казалось бы, ни к селу, ни к городу, но мы друг друга поняли.
Пашка закурил, Егор тоже. Из нас троих я один некурящий, из-за чего надо мной регулярно подтрунивают. Впрочем, я тоже иногда покуриваю, когда выпью.
– Куда подадимся? – спросил я. Когда я ехал на пару, мне совершенно не хотелось пьянствовать, но сейчас мысль о том, чтобы сразу тащиться обратно домой в переполненном троллейбусе, вызвала резчайшее отвращение. Видимо, мои друзья были со мной солидарны.
– Вначале посидим в беседке, а там посмотрим, – предложил Егор.
Беседка – это летнее кафе около метро «Университет». Кроме пива и закуски к нему там ничего не продается, пиво не самых лучших сортов, но недорогое, а самое главное – это то, что в беседке играет нормальная музыка. Не оглушительная попса и не тюремный рэп про то, как девушка изменила юноше, а юноша перепрограммировал автопилот на автомобиле девушки, и теперь девушка в могиле, а юноша на Колыме, ах-ах, жизнь загублена, но жалеть меня не надо, потому что я – крутой пацан. В беседке всегда тихо играет блюз. Водка под него не идет, но водка здесь и не продается, а пиво пьется просто замечательно.
Мы взяли по две кружки «Мадам Бочкиной» (лучше здесь все равно ничего нет), и уселись за свободный столик подальше от стойки. Егор аппетитно отхлебнул, закурил очередную сигарету и поинтересовался у меня:
– Игорь, ты вчера в универе был?
– Был. Ничего интересного. Если не считать того, что поломали проекционный экран во втором зале, вообще ничего интересного.
– И куда лекцию перенесли, когда экран сломался?
– Да никуда ее не перенесли. Я же говорю, не сломался экран, а поломали. Вначале все было, как обычно, а потом с доски исчезли все формулы, а вместо них сплошной мат и реклама, и там еще в углу был цилиндр нарисован, к нему яйца подрисовали.
– Какая реклама?
– Ну там «только наши гондоны защищают от R3» и все такое.
– Уроды, блин, – констатировал Егор, – если уж кто-то такой умный, чтобы поломать сетку, мог бы придумать что-нибудь поинтереснее. Вот когда сервер ди Каприо поломали…
– Кого? – включился в разговор Пашка.
– Ди Каприо. Ну, этот актер голливудский, который еще играл Ломоносова в старости. Так вот, когда его сервер поломали, туда такую классную порнушку положили, любо-дорого посмотреть. Или когда на сервер православной церкви повесили баннер «здесь был Сатана». Там этих баннеров внизу столько, что этот новый админы углядели только через месяц. А до этого они только удивлялись, что это посещаемость так резко возросла. Вот это круто! А эти, блин, хакеры, потрут все на хрен, напишут «здесь был Вася» и думают, что они самые крутые. Они бы лучше базу данных подправили, оценки там, стипендии.
– Может, и подправили, – я попытался защитить репутацию неизвестных, но глупых хакеров.
– Тогда тем более уроды. Теперь админы всю базу данных перешерстят, если туда кто и влез, настучат декану и отчислят на хрен или вообще ментам сдадут. Некоторое время мы пили молча. Потом Пашка спросил:
– Игорь, а ты, говорят, к Маринке клеишься? Я почему-то смутился.
– Кто говорит?
– Люди. Так что, правда клеишься?
– Какая, на хрен, разница? Ну, клеюсь, допустим, и что с того?
– Правда, она классно трахается?
– С чего ты взял?
– Значит, плохо трахается?
– Да нормально она трахается.
– В рот берет?
– Да иди ты!
– Берет, Игорь, *** ****, берет, – многозначительно сказал Егор, – Ты что, не знаешь, где она подрабатывает? Она проститутка виртуальная.
– Да не *****!
– Да *** ****. Я думал, ты знаешь.
– Откуда? И ты откуда знаешь?
– Она Ленке Пуховой по пьяни проболталась по осени. А Ленка, ты сам знаешь…
Это я действительно сам знаю. Если кто у нас в группе и проститутка, так это Ленка.
– Да Ленка болтает сам знаешь что, у нее язык как помело, а мозгов нет. Ты больше слушай, что она несет. – Я подумал. – Да не может Маринка быть проституткой, ей же еще 21 года нет.
– Такие дороже ценятся. К тому же отца у нее нет, мать инвалид, живет на одну пенсию, двоим на нее не прожить, вот Маринка и зарабатывает, как может.
– Так ты же говоришь, она виртуальная. Кому какая разница, сколько ей лет на самом деле, у нее же все нарисовано, когда она трахается. Возьмут бабку девяноста лет, нарисуют тело, какое надо, бери и пользуйся. Все равно в виртуальности никогда точно не знаешь, кого трахаешь, ты же сам говорил. Так зачем брать в бордель малолетку, если пользы от нее столько же, сколько от старухи, а проблем больше?
– Сейчас в борделях новая услуга появилась. Приходишь, тебе показывают девочек, реальных, ты выбираешь, кого хочешь, проваливаешься в виртуальность, и там трахаешь, кого выбрал. Это чтобы клиент был уверен, что он трахает действительно красивую молодую бабу, а не уродливую старуху.
Я ничего не знал об этой услуге, но раз Егор говорит, что такое бывает, значит, такое бывает. В вопросах, связанных с проститутками, Егор – признанный специалист. Это он уговорил меня съездить на Тверскую и снять ту бабу, что лишила меня невинности. Я уже поверил в то, что сказал Егор, но продолжал сопротивляться, надеясь каким-то уголком души, что это все – дурацкая шутка. Чувство юмора у Егора очень своеобразное. Мне пришла в голову неожиданная мысль:
– Так что мешает этим деятелям показать клиенту реальную девочку, а в виртуальности одеть старушенцию в ее тело и вперед? Девочки отдельно, проститутки отдельно.
– Пару раз такое, может, и пройдет, а потом кто-нибудь узнает и хозяевам такого борделя братки яйца поотрывают. Если собрался обманывать клиентов, нет смысла устраивать такую сложную процедуру, проще открыть обычный виртуальный бордель.
– А почему малолетки там дороже ценятся? Я имею ввиду, если предъявляют девчонку и говорят, что она малолетка, она же паспорт не показывает, проще найти девицу, которая молодо выглядит, и подкладывать желающим. А если в борделе работает настоящая малолетка, это же какой геморрой можно огрести.
– Можно огрести, а можно и не огрести. Если с ментами все схвачено, огрести большой геморрой не так уж и просто. К тому же, если заведение дорожит репутацией, у них все по-честному, они за счет этого берут больше денег с каждой девицы. И если в таком заведении работает малолетка, так это настоящая малолетка, и стоит она, как положено, в четыре раза дороже, чем обычная баба. Вот если подкладывать клиентам совсем сопливых, ну там лет двенадцати, вот тогда геморрой можно заработать очень легко. Ладно, Игорь, не грузись, в реале она не работает, так что заразу ты не подцепишь. Пойдем лучше пулю распишем.
Мы поехали домой к Пашке, по дороге взяли пива – три двухлитровые бадьи, закуски брать не стали, Егор с Пашкой считают, что пиво в закуске не нуждается. Мне было не то чтобы грустно, но странно. С одной стороны, я действительно склеил Маринку, не ухаживал, не завоевывал, а именно склеил. Никто из нас ни разу не говорил о любви, само собой подразумевалось, что ничего, кроме хорошего секса, нас друг в друге не интересует. Но, с другой стороны, разговор оставил какой-то неприятный осадок. Неужели я начинаю влюбляться?
* * *
Обычно среда – день обыкновенный и ничем не примечательный. Но не эта среда.
Я проснулся около восьми утра от жажды. Я открыл глаза и обнаружил, что нахожусь не дома. Оглядевшись по сторонам, я понял, что лежу на полу маленькой комнаты Пашкиной квартиры, в непосредственной близости от дивана, с которого, очевидно, скатился во сне.
Пошатываясь, я поднялся на ноги. Пить надо меньше. Я посмотрел на кровать, там дрыхли мои друзья – Пашка у стены, Егор у края. У Егора есть дурацкая привычка – когда пьяная компания ложится спать кто куда, Егор любит разбежаться, подпрыгнуть и упасть в центр дивана, где уже спят двое. При этом один из спящих укатывается к стене, а второй падает на пол. Скорее всего, этой ночью Егор залег спать именно таким образом, а я настолько нажрался, что даже не проснулся. Я хотел было рассердиться, но передумал – вначале надо утолить жажду.
Я сходил на кухню и утолил жажду водой из-под крана. Так делать не рекомендуется, в московской воде, судя по вкусу, больше хлорки, чем воды, но когда ты только что проснулся после нехилой попойки, такие мелочи мало волнуют. Судя по интерьеру кухни, мы вчера не ограничились пивом, и перешли на водку. Одна из водочных бутылок оказалась наполненной до половины чем-то красным. Я удивился и отхлебнул. Это оказалось вино, совершенно непонятного сорта, но вкусное. Я отхлебнул еще и подумал, что неаккуратный опохмел приводит к длительному запою и что длительный запой мне совсем не нужен. Я поставил бутылку обратно на подоконник, взял со стола пачку сигарет и закурил. Вообще это очень вредно, но сейчас сигарета мне просто необходима. В голове слегка помутилось, но это странным образом прояснило мои многострадальные мозги.
Мысли бестолково прыгали в голове, как это всегда бывает с похмелья. Я нашел на столе пулю и посмотрел итоговый счет. Я оказался в маленьком плюсе – это редкость, обычно я проигрываю. Судя по обилию помарок, пулю мы заканчивали уже под водку, это косвенно подтверждается и огромными числами в горе у каждого. Я попытался приблизительно оценить, сколько мы выпили, и не смог.
Преферанс – очень странная игра. Папа говорит, что с тех пор, как он вживил себе процессор, он больше не может играть в преферанс, ему неинтересно. А я, наоборот, не понимаю, как можно играть в преферанс без встроенного компьютера. Запоминать каждую вышедшую карту – это так утомительно! Кроме того, без компьютера практически невозможно точно рассчитывать вероятности раскладов, приходится пользоваться приближенными формулами, и чаще выигрывает тот игрок, у которого надежнее работает внутренняя оперативная память, и который лучше умеет подсознательно считать вероятности. А когда у игрока есть встроенный компьютер, игроку не нужно запоминать карты и считать вероятности – все это делает компьютер. И если компьютер есть у каждого игрока, преферанс становится похож на покер. Большинство партий играются автоматически, практически без участия мозга, все команды рукам дает компьютер. Самое интересное начинается тогда, когда нужно что-то угадать: снос или вторую масть или что-нибудь еще в этом роде. Или когда нужно сделать так, чтобы твое действие не угадали. Конечно, компьютер всегда предлагает идеальный вариант, но, если ты всегда слушаешься компьютера, противники легко угадывают твои действия и ты проигрываешь. Чтобы выигрывать, надо иногда делать неоптимальные, но неожиданные ходы. И выигрывает в преферансе тот, кто умеет блефовать, когда нужно, и умеет не блефовать, когда это не нужно. У меня это обычно не получается.
Сигарета догорела. Я приказал кофеварке сварить шесть чашек кофе (на трех человек надо варить шесть чашек, почему-то «чашка», в которых кофеварка измеряет количество варимого кофе, равна ровно половине обычной чашки) и, пока она варила, стал вспоминать подробности вчерашнего. Вначале мы пили пиво и играли в преферанс. Потом пиво кончилось, и мы перешли на водку. Потом мы посчитали, кто сколько очков выиграл (на деньги я никогда не играю), и решили, что вторую пулю мы писать не будем. Мы включили три-дэ-видео и стали смотреть дурацкую комедию. Потом я заметил, что комната прыгает перед глазами, причем вниз она сползает медленно, а вверх подпрыгивает быстро, и я понял, что опьянел. Потом я каким-то образом протрезвел, а потом снова напился, да так, что совершенно не помню, как и когда отправился спать. Может быть, заснул, упав мордой на стол, а на диван меня перенесли друзья. Многие любят перед пьянкой приказывать компьютеру записывать все происходящее во внешнюю память, я пробовал так делать, но результат меня разочаровал – когда ты трезвый смотришь на себя пьяного, пьяный кажется трезвому клиническим идиотом. Лучше уж не помнить, что творил прошлым вечером. Но вчера, кажется, произошло что-то, что мне следовало бы вспомнить. Я постарался вспомнить это, но так и не смог.