Текст книги "Тёмный Человек. Книга вторая"

Автор книги: Вадим Россик

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 14 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

Глава двенадцатая.
Сон в безлунную ночь

Ледяной холод царил в сумрачном главном зале замка Барбакан. Это был зловещий колдовской холод, пронизывающий самую душу, а не только один лишь воздух. Холод, в котором не было ничего живого, ничего человеческого. Такой холод исходит от тлена, покоящегося в забытых каменных гробницах, бывших древними уже тогда, когда гномы воевали с эльфами, а примитивные существа, позже названные людьми, со страхом смотрели на эти войны из крон деревьев. Посреди этого ледяного холода, в центре пентаграммы, начерченной на каменном полу черным мелом, сделанным из жженых костей девственниц-самоубийц, никогда не переступавших порог церкви, стояла Мелодия. Она была одета в свой темный дорожный плащ. На лбу девушки кровью был нарисован зловещий символ. Мелодия начала громко произносить заклинание, составленное из мрачных формул Зла. Тело девушки сотрясалось под натиском сил, переполняющих его. Хриплым, низким голосом она взывала:

– Приди, приди, приди дитя Темной Долины! Приди, приди, Исторгатель Жизней, Владыка Змей, Осиный Король, порожденье черной Преисподней! Приди, ибо я повелеваю тебе!

Затем Мелодия подняла руку с кольцом на мизинце, повернула кольцо три раза и прочитала то, что на нем было написано: Три Страшных Слова. Ей стоило огромных трудов выговорить каждое из Трех Страшных Слов. Любая небрежность могла означать немедленную смерть. Одно неправильно произнесенное слово – и черная пентаграмма, которая была начертана на каменных плитах, не сможет ее защитить. Кольцо начало светиться. Все ярче и ярче. Острые золотые лучи стали концентрироваться в одной точке перед Мелодией.

Мельхиор задохнулся от ужаса. Он знал, что ему снится сон, но это знание никакого облегчения не давало. Он не мог заставить себя проснуться и вынужден был против воли смотреть страшный сон до конца.

Ответ на страстный призыв Мелодии был получен. Раздался чудовищный крик, словно в мрачный зал Барбакана рвалось некое существо, не принадлежащее к этому миру. В центре зала появился дым. Он возникал из той точки, где сходились золотые лучи и, почти незаметный сначала, расползался по залу вонючими зелеными клубами, превращаясь в отвратительный душный туман. Адские вспышки света ослепили глаза Мельхиора. Он почувствовал в воздухе запах серы. Из темных углов зала раздалось змеиное шипение. Один миг и в месте появления зеленого дыма уже стояло жуткое нечеловеческое существо. Жирная слизь струилась по его телу; каждая пора источала смрад. В высоту существо было два человеческих роста. Кожа его была грязно-серого цвета, цвета могильного праха. Мельхиор не мог заставить себя посмотреть существу в лицо. Там на месте глаз горели два рубиновых снопа пламени.

– Кто ты несчастная? – оглушительно заревело существо. Оно оскалило длинные белые клыки и медленно двинулось к Мелодии, которая лишь презрительно улыбнулась. У Мельхиора не нашлось сил, чтобы шевельнуть хотя бы пальцем.

Неведомая сила остановила существо в шаге от девушки. Могучие мышцы вздулись на руках и груди пришельца из не нашего мира, но он ничего не мог поделать. Пентаграмма не пускала его. Тогда он закричал. В этом крике звучала вся ярость ада.

– Ты наелась мятного желе?! Проклятая ведьма! Я навечно заберу тебя с собой в Темную Долину!

Мелодия насмешливо погрозила существу пальцем.

– О нет, Неживой. Я вызвала тебя, и ты будешь повиноваться моим приказам!

Существо снова заревело, но в его реве промелькнула нотка страха:

– Проклятая ведьма! Тысячу лет ты будешь умолять меня о смерти!

Мелодия расхохоталась.

– О, нет, чудовище! Это ты будешь служить мне, своей госпоже! Я могла бы перечислить все твои шестьдесят шесть имен, данные тебе людьми, но вместо этого я назову только твое истинное имя!

Существо отшатнулось и в страхе закрыло лицо когтистыми перепончатыми лапами. На каждой лапе было по семь пальцев. Мельхиор с удивлением заметил на одной татуировку, сделанную простыми синими чернилами: «Т. Ч.».

– Ты знаешь мое истинное имя?!

– Да. И ты должен повиноваться мне.

Видно было, что существо задумалось. Отвратительные вязкие потоки жирной слизи, непрерывно выступавшие из его тела, полились на камни пола. Пока существо думало, слизь собралась на полу в ручейки и потекла к Мелодии. Соприкасаясь с плитами, слизь плавила камень. На границе пентаграммы потоки слизи остановились, не в состоянии пересечь черту. Существо разочарованно вздохнуло, посмотрело на торжествующее лицо Мелодии и спросило:

– Кто ты, ведьма? Ты одна из Круга Танцующих Ведьм?

– Нет, Неживой. Я дочь могучего волшебника. Мой отец повелевает духами воды и демонами ветра, саламандрами и оборотнями, вампирами и нежитью. Он посвятил меня в тайны некромантии, ворожбы и чародейства. Это я сейчас победила тебя! Я – Мелодия! Скажи, знают ли обо мне в ваших адских кругах?

Существо, злобно скрипевшее клыками все то время, пока Мелодия говорила, проревело в ответ:

– Нет, мы знаем только Танцующих Ведьм!

Мелодия удовлетворенно кивнула. Потом надменно вздернула подбородок.

– Так ты будешь выполнять мои приказы, Неживой?

Существо покорно склонилось перед девушкой.

– Я не могу отказаться от твоего предложения, ведьма, но предупреждаю – одна-единственная ошибка, один-единственный прокол и ты пожалеешь, что послушала своего отца!

– Ты угрожаешь мне, Неживой?

Существо яростно щелкнуло клыками.

– Нет, просто предупреждаю тебя, о, самоуверенная ведьма!

Мелодия лишь презрительно фыркнула в ответ.

– А теперь, твое задание, Неживой. Слушай внимательно!

Существо подобралось и стало похоже на собаку, напряженно ожидающую команды хозяина.

– Мне нужна шкатулка. Ты знаешь, о какой шкатулке я говорю. Найди ее и принеси мне.

– А что потом? – проревело существо, лязгая клыками. Говорить нормально оно, похоже, не умело.

– Как только ты отдашь мне шкатулку, я отпущу тебя обратно в Темную Долину к твоим родным и друзьям, – пообещала Мелодия.

– А не обманешь? Ведьмам доверять нельзя! Думаешь, я не знаю? Вы всегда тираните тех, кто оказывается в вашей власти.

Мелодия рассмеялась.

– Ты прав, Неживой, ведьмам доверять нельзя. Но мне можно! Все-таки я теперь твой работодатель.

Существо снова заревело. Было заметно, что звук собственного голоса доставляет ему удовольствие.

– Я знаю шкатулку, про которую ты говоришь! В ней сосредоточены все стихии: вода, земля, металл, дерево, воздух. Нет только огня, поэтому шкатулка без него бесполезна.

– Ты прав, Неживой. Но я добуду огонь и использую шкатулку. А ты поможешь мне заполучить саму шкатулку.

Корчась от холода, Мельхиор удивлялся, как же он сам не обратил внимания на такие очевидные вещи: деревянная шкатулка с воздухом внутри, мешочек земли, бутылочка с водой, серебряные кинжалы… Как интересно! Остается догадаться о предназначении перстня и молитвенника. Может быть, Мелодия знает и это?

– Я сумею найти шкатулку.

– Отдашь ее мне – вернешься в Темную Долину.

– Я с удовольствием забрал бы и тебя с собой, ведьма!

Мелодия снова рассмеялась. В ее смехе не было ничего веселого. Будто ворона каркнула.

– В этом я не сомневаюсь, Неживой. Но если я попаду в Темную Долину, то только для того, чтобы быть и там твоей госпожой! Понял, чудовище? Поэтому служи мне как следует и не серди меня!

– Слушаюсь, госпожа, – проревело создание, даже не подумав приглушить голос.

Мелодия подняла над головой руку с сияющим золотым кольцом на мизинце.

– Сейчас я разрешаю тебе уйти. Скорее сделай то, что я поручила и возвращайся назад.

Кровожадно лязгнув клыками, существо неохотно ответило:

– Я повинуюсь моя госпожа.

Чудовище присело, напряглось. Вздулись громадные мышцы. Миг и оно исчезло. Там, где стояло существо из Преисподней, остались только вязкие лужи слизи. Золотое кольцо погасло. Непроглядный мрак затопил зал.

Глава тринадцатая. Прокаженный

Мельхиор никак не мог согреться, хотя пил уже вторую чашку обжигающего чая с малиновым вареньем. Сочувственно глядя на своего трясущегося помощника, нотариус пропищал:

– Вот что значит север! Еще середина лета, а ночи уже становятся холоднее. Надо было закрыть окно перед сном. Тогда бы вы так не замерзли, мой юный друг.

– Да еще всю ночь гроза громыхала. У нас перед домом такие страшенные молнии сверкали! – добавила Матильда, накладывая на блюдо картофельные оладьи. – А на небе ни луны, ни звезд. Тьма стояла как в Бездне под Большой горой!

Из открытых настежь окон в столовую проникала утренняя свежесть. На улице Крокусов светило солнце, пели птицы, как крошечные бриллианты сверкали капли прошедшего дождя. В Гвинбурге начинался новый день. Что-то он принесет его жителям? Исполнение желаний или жестокие разочарования? Скорее всего, и то, и другое.

Барабара протянула руку к оладьям, но, вспомнив, как мама ее всегда ругает за спешку во время еды, быстро отдернула. Лучше подождать остальных.

– Бери-бери, золотко, – ласково пропела Матильда, заметив движение девочки. – Таких вкусных оладьев, как в «Беличьем дупле», ты больше нигде не поешь!

Жильцы пансиона дружно придвинулись ближе к столу и принялись с удовольствием завтракать.

– Дорогой ротмистр, – обратился нотариус к Гильбоа, – не окажите ли вы нам с Мельхиором услугу?

– Все, что могу, месьер нотариус.

– Не смогли бы вы после завтрака проводить нас?

– Вам предстоит опасная прогулка?

– Вчера мы условились о встрече в соборе с отцом Каролем. Я боюсь, что нам постараются помешать.

– Кто же это?

– Те самые разбойники, которые в прошлый раз ускользнули от вашей сабли.

Гильбоа подкрутил усы.

– Как?! Девять тысяч демонов и кулаки Деуса! Эти бездельники осмелились угрожать моим друзьям?! Разумеется, дорогой месьер Мартиниус, со мной вы будете в полнейшей безопасности!

Мельхиор с облегчением перевел дух. Его очень тревожила перспектива опять оказаться один на один с лесными головорезами. А с таким бойцом, как отважный гусар, можно ничего не бояться.

После завтрака, отправив Барабару играть с Харизмой в дворике за домом, мужчины покинули пансион. Выйдя на улицу, Мельхиор опасливо огляделся. Краснорожих разбойников не было видно. Путь был свободен. Однако, юноша с удивлением увидел, что нотариус повернул в противоположную от городского собора сторону. Он хотел спросить патрона, в чем дело, но передумал. Все равно через несколько минут он узнает, куда они идут.

Мартиниус со своим помощником, в сопровождении грозно озирающегося по сторонам ротмистра, по улице Крокусов дошли до Цветочного проспекта и двинулись в густой толчее мимо многочисленных торговых и питейных заведений. Таверны, кондитерские, лавки мясников, булочников, молочников, обувные и швейные мастерские следовали одна за другой: «Трилистник», «Красная ягодка», «Плясунья и музыкант», «Серебряный осетр», «Сахарная голова», «Руф и Кролик», «Тобиас Рябчик и три сына», «Божья коровка», «Ксантский бархат», «Сукно с тройным ворсом у Микаэля Фабрициуса», «Золотой дубль», «Готовое платье»…

Цветочный проспект являлся одной из трех главных улиц Гвинбурга. С утра до вечера его истертую каменную мостовую заполняла масса продавцов, покупателей и просто зевак. Пользуясь хорошей погодой, торговцы часть своего товара выносили наружу. Из-за их лотков, прилавков, стендов, вешалок ходить по узкой улице становилось еще труднее. Вся эта крикливая толпа находилась в непрестанном движении. Люди спорили, ругались, нахваливали товар, уличные музыканты играли на инструментах, певцы пели, шарманщики крутили рукоятки своих штуковин, лошади ржали, ослы кричали. Было шумно, но весело.

Глядя на массивные каменные скамьи, установленные возле дверей в торговые заведения, Мельхиор вспомнил, как в Квакенбурге гуляющие горожане носят с собой клетчатые подушечки, которые кладут на холодный камень. Бедняки дежурят возле скамеек и сдают на прокат за пару медных центумов такие подушечки всем желающим. Ничего подобного в Гвинбурге не было.

– Куда это мы идем? Рыночная площадь в другой стороне, – спросил нотариуса Гильбоа, заметив, что они отдаляются от собора.

– Сначала нам нужно увидеть сестру Абигель, – объяснил нотариус, бодро семеня впереди. – По утрам она всегда в школе для девочек. Тут недалеко.

Компания достигла городской бани и свернула на улицу Камелий. Здесь было потише. Оживленные торговые кварталы остались позади. Спутники вышли на небольшую площадь.

– Что это за дворец? – спросил Мельхиор, показывая на красивое пятиэтажное здание с огромными солнечными часами на стене, перед которым стояло несколько дюжин экипажей всех видов и размеров.

– Консилиум баронии или проще сказать совет, управляющий Гвинбургом и окрестными селениями, – ответил Гильбоа, – а площадь называется площадью Бездонного колодца.

– Не вижу здесь никакого колодца! – недоуменно огляделся вокруг Мельхиор.

– Его здесь нет и никогда не было.

– Почему же это место носит такое имя? – продолжал допытываться юноша.

– Не знаю, – пожал плечами Гильбоа. – Никогда не задумывался над этим.

– Интересное название, – заметил нотариус.

Внимание Мельхиора привлекли кареты, стоявшие возле консилиума баронии. Кучеры, собравшись кучками, курили и обсуждали свои кучерские проблемы. Многие кареты были украшены пестрыми гербами. Одни Мельхиор узнал, другие были ему незнакомы. Вот герб родного Квакенбурга: три зеленые лягушки, держащие во рту черную, белую и красную розы. Рядом со столичным экипажем стояла карета из Ксанта. На ней хищно выгнулся голубой дракон с золотой княжеской короной. В стороне ждали своих хозяев два больших дормеза из Ориента – столицы далекого восточного Поморья. Герб Ориента – золотая рыбка на синем поле. Чаще всего, конечно, встречался гвинбургский герб – серебряная баронская корона на фиолетовом щите.

– А этот экипаж откуда? – задал вопрос Мельхиор, глядя на потрепанную карету с ромбом из четырех оранжевых апельсинов на дверцах.

– Из Портобелло, – лаконично ответил нотариус.

– Гвинбург – старинная гведская барония, – сказал ротмистр. – Здесь всегда много приезжих со всех концов королевства. И с севера, и с востока, и с южного Возлеморья, и из Аксамита – города золотых куполов и белоснежных башен. В этом лесном закутке производится много нужных товаров: лес, бумага, мебель, кожа, льняная одежда, обувь. Многие известные торговые дома и большие банки открыли тут свои отделения. Можно сказать, что Гвинбург процветает. Вы же видели, что делается на Цветочном проспекте?

Беседуя таким образом, спутники пересекли площадь Бездонного колодца и углубились в старую часть города. Теперь справа от них дыбились мрачные руины замка Барбакан. Мельхиор со страхом смотрел на них. Толстые полуразвалившиеся башни, возвышавшиеся над замком, грозили своим падением. Эти громадные глыбы камня наводили ужас. За ними чудились огромные пустынные залы с разрушенными потолками. Узкий проем с сорванными когда-то створками ворот вел в замок. Кто темными безлунными ночами входил в него? Неизвестно. Может быть, дух какого-нибудь древнего гвинбургского барона, полувельможи-полуразбойника обитал в этих стенах? Или новыми обитателями замка стали бандиты, фальшивомонетчики и тому подобные личности? Гвинбургские обыватели шептались, что безлунными ночами в этих развалинах сам Темный Хозяин справляет свои бешеные шабаши. Мельхиор вспомнил ночной кошмар.

Пока они шли вдоль рва, заваленного мусором, юноша рассказал спутникам о своем страшном сне. Гильбоа слушал вполуха, посмеиваясь про себя. Он ни на минуту не забывал смотреть, не идет ли кто-нибудь за ними следом. Нотариус заметил:

– Вот вам, Мельхиор, наглядный результат действия настоящего старогведского меда и наших вчерашних рассуждений. Ваш мозг, мой бедный друг, получил определенную информацию, переработал ее и под воздействием винных паров выдал вам кошмар.

Ротмистр весело засмеялся. Потом дружески похлопал Мельхиора по спине.

– И никакой мистики, никаких ведьм, никаких демонов!

Мельхиор спросил:

– Значит, вы думаете, что это был всего лишь сон?

Нотариус молча кивнул, а ротмистр вскричал:

– Полноте, дружище! Неужели вы всерьез полагаете, что моя милая Мелодия ведьма?

Мельхиор открыл, было, рот, чтобы ответить Гильбоа, но нотариус опередил его:

– А вы обратили внимание на ее кольцо, дорогой ротмистр? Это ведь ведьмино кольцо!

Пораженный словами Мартиниуса, гусар на миг остановился.

– Как ведьмино?! Что вы хотите этим сказать, одиннадцать тысяч демонов и кулаки Деуса?!

Маленький нотариус кротко посмотрел на разгневанного ротмистра.

– Так и есть. Я прочитал достаточно книг о колдуньях, чтобы сразу определить это. Золотое кольцо на мизинце, да еще такой формы, символизирует власть своей хозяйки над темными силами, силами зла. Такое кольцо называется ведьминым кольцом, дорогой друг.

– Но откуда у нее это проклятое кольцо?!

– Не знаю. У меня есть одна догадка, кто такая наша милая Мелодия, но это пока всего лишь догадка, поэтому я о ней умолчу.

Гильбоа недоверчиво посмотрел на нотариуса.

– Никак не могу поверить! Тринадцать тысяч демонов, кулаки Деуса и исподнее Святой Пейрепертузы! Неужели вы все это говорите серьезно, мой дорогой друг?

– Имперсонация, мой дорогой ротмистр, имперсонация!

Мельхиор не успел спросить у патрона, что означает это мудреное слово. Спорщики поравнялись с небольшим храмом новой Церкви Единого Бога. Это учение недавно появилось в королевстве, но уже привлекло к себе довольно много сторонников. Справедливости ради, следует добавить, что и противников у Церкви Единого Бога тоже хватало. И не удивительно. Каждый разумный человек понимает, что хотя есть один Создатель всего сущего, но его окружает множество других богов, отвечающих за ту или иную сферу жизни и смерти. А как иначе? Но люди всегда делились на консерваторов, свято придерживающихся проверенных временем традиций, и на любителей всего нового, неизведанного. Ну, что же. Вероятно, Создателю нужны все.

Перед храмом виднелся маленький фонтан с позеленевшей медной рыбой, из пасти которой лилась тонкая струйка воды. На ступенях в ожидании милостыни сидели нищие. Среди оборванцев виднелся человек, одетый в потрепанный черный плащ, с маской на лице и черной повязкой, закрывающей глаза. В руках он держал трещотку, которой лениво помахивал.

– Вот он, бездельник! – вскричал Гильбоа, выхватывая саблю из ножен. – Пятнадцать тысяч демонов и кулаки Деуса! Клянусь своей саблей, он от меня не скроется!

Ротмистр бросился к храму. Волей-неволей нотариус с помощником устремились за своим вспыльчивым охранником. Увидев взбешенного гусара со сверкающей саблей в руке, нищие бросились врассыпную. Причем, безногие не уступали в проворстве другим убогим. Гильбоа взлетел по ступеням и, приставив острие клинка к груди прокаженного, зарычал:

– Сними маску, бездельник! Я хочу увидеть твое лицо, прежде чем ты умрешь!

Перепуганный прокаженный, бросив трещотку, трясущимися руками сорвал тряпичную маску вместе с черной повязкой.

– О, святая Пейрепертуза! – вскрикнул Гильбоа, когда на него глянуло чудовищно изуродованное лицо с пустыми глазницами. Это был самый настоящий слепой, пораженный ужасной болезнью.

– Остановитесь, месьер Гильбоа! Вы совершаете страшную ошибку!

Ротмистр опустил саблю и повернулся к задыхающемуся от быстрого бега нотариусу. На лице его было написано раскаяние.

– Я сам вижу, что ошибся, мой дорогой друг. Должен признать, что мне присуща некоторая, я бы сказал, излишняя горячность.

Гильбоа снова обратился к несчастному прокаженному, который ни жив, ни мертв, стоял перед ним.

– Прости, дружище. Я спутал тебя с другим человеком.

Прокаженный плаксиво прогнусавил:

– Помилуй меня, Гведикус! Я ни в чем не виноват, благородный месьер!

Гильбоа вложил саблю в ножны.

– Сожалею. Я не хотел тебя напугать. На вот, – и ротмистр сунул в обезображенную руку убогого золотой полуфлориан. Потом он инстинктивно вытер свою ладонь о штаны.

Глава четырнадцатая.
Секрет сестры Абигель

Через четверть часа спутники достигли лицея Святого Вилема. Лицей занимал большое старинное здание, в котором раньше располагалась духовная академия. Теперь в строгом здании звучали веселые детские голоса, а вместо тихих фигур в черных одеждах, за окнами мелькали мальчишки и девчонки в разноцветном платье. Тем не менее, многое здесь еще оставалось от церковного прошлого. За лицеем, в каменном домике монахини ордена Гведских Братьев и Сестер устроили школу для девочек. Самое активное участие в этой затее принимала сестра Абигель. Хотя по орденскому уставу у Гведских сестер не было иерархии, сестру Абигель все остальные монахини добровольно признали за старшую и беспрекословно слушались.

Подойдя к школе, нотариус постучал в ореховую дверь с медным почтовым ящиком, украшенным изображением рожка королевской почты. Им открыла сестра Эмилина. Узнав бравого ротмистра в гусарском мундире, с начищенными пуговицами, петлицами, аксельбантом, и королевскими коронами на погонах, она просияла. Гильбоа, взглянув на ее милое порозовевшее личико, подбоченился и принялся подкручивать усы.

– Доброе утро, сестра Эмилина, – приветствовал монахиню нотариус. – Мне необходимо повидать сестру Абигель.

– Доброе утро уважаемые месьеры. Входите. Прошу вас обождать несколько минут. Я сейчас позову более совершенную сестру.

Оглядываясь на блестящего гусара, сестра Эмилина убежала, оставив гостей в прихожей.

– Бедное дитя явно к вам неравнодушно, дорогой ротмистр, – заметил нотариус. Гильбоа самодовольно оглядел себя в зеркало.

– Я уже привык к тому, что мой гусарский мундир сводит женщин с ума. Но мне нужна одна-единственная прекрасная дева – Мелодия! И я найду ее, чего бы это не стоило! Клянусь своей саблей!

В прихожую в сопровождении сестры Эмилины, вошла сестра Абигель. За прошедшие дни она ни чуточки не изменилась. Все такая же тощая и сухая как засохшая ветка. Сестра Абигель холодно поздоровалась с мужчинами. Несмотря на ее недружелюбие, нотариус произнес, приветливо улыбаясь:

– Я хотел бы забрать ту вещь, которую вы, дорогая сестра, столь любезно согласились подержать у себя.

Не тратя лишних слов, сестра Абигель кивнула и удалилась. Ее менее совершенная сестра осталась в прихожей, пожирать глазами ротмистра. Через короткое время сестра Абигель вернулась. В руках она несла заштопанную монашескую котомку.

– Вот, возьмите, месьер нотариус.

Мартиниус рассыпался в благодарностях и, к изумлению Мельхиора и ротмистра, достал из котомки знакомую шкатулку из красного дерева. Нотариус открыл шкатулку, поворошил предметы, находящиеся в ней и, убедившись, что все на месте, сунул ее обратно в котомку.

– Спасибо, сестра Абигель. Как я могу отблагодарить вас за услугу?

Более совершенная сестра сжала узкие губы.

– Я ни в чем не нуждаюсь, месьер нотариус. Всеблагой Создатель дарит мне все, что необходимо.

Однако ее менее совершенная сестра, бойкая Эмилина подсказала:

– Скоро осень, а школьная крыша протекает. Мы собираем пожертвования на ее ремонт.

Мартиниус достал из кармана золотой флориан и протянул его монахиням.

– С благодарностью и пожеланием, чтобы крыша больше не протекала!

От лицея Святого Вилема спутники, наконец, направились в сторону гвинбургского собора. Мельхиор обратил внимание на то, что ротмистр шел позади всех, сердито что-то ворча в свои большие усы. Нотариус тоже заметил необычное поведение Гильбоа.

– Что случилось, дорогой ротмистр? Вы чем-то обижены?

Гильбоа рассержено посмотрел в простодушные глазки Мартиниуса.

– Почему вы обманули меня, месьер нотариус?

– Помилуй меня Гведикус! Что вы такое говорите, мой дорогой друг? Каким же образом я вас обманул?

– Почему вчера утром, когда я спросил вас, где находится эта проклятая шкатулка, семнадцать тысяч демонов и кулаки Деуса! вы ответили, что она в шкафу у вас в комнате? Оказывается, шкатулка была все время у сестры Абигель, этого сушеного растения из церковного гербария! Говорите прямо: вы мне не доверяете? Настоящие друзья так не поступают, хитроумный месьер нотариус!

Весь багровый от возмущения ротмистр остановился посреди улицы и уставился в упор на крошечного нотариуса, ожидая ответа. Мартиниус жалобно пропищал:

– Но позвольте, мой дорогой Гильбоа, вы напрасно обижаетесь на меня. Если вы вспомните свой вопрос и мой ответ, то сразу же поймете, что вы не правы!

– И каков же был мой вопрос? – язвительно спросил ротмистр.

– Вот ваши точные слова: «Позвольте узнать, месьер нотариус, куда вы спрятали свой саквояж?» и мой ответ: «Я положил саквояж в шкаф у себя в комнате, а почему вы об этом спрашиваете, дорогой ротмистр?» Вы задали вопрос о саквояже, а не о шкатулке. Я и ответил вам, где лежит саквояж.

Гильбоа озадаченно посмотрел на нотариуса. Постоял – подумал. Потом его напряженные мускулы расслабились.

– Клянусь своей саблей, вы абсолютно правы, мой дорогой месьер Мартиниус! – вскричал он, обнимая лукавого старика. – Какой же я осел! Простите меня, если можете, за эту глупую сцену! Надеюсь, мы снова друзья?

Мельхиор в очередной раз удивился способности своего патрона выкручиваться из самых щекотливых положений. Он заметил, каким самодовольством блеснули глаза Мартиниуса, но ничего не сказал. Лучше было считать простоватого, но отважного ротмистра своим другом, чем врагом.

Выяснив отношения и вновь подружившись, спутники отправились дальше и вскоре оказались на Рыночной площади. По переулку Одуванчиков они подошли к собору. Навстречу валила густая толпа прихожан. Утренняя проповедь отца Кароля только что закончилась. Хотя лесные бандиты не показывались все утро, нотариус предложил ротмистру присутствовать вместе с ним и Мельхиором на встрече с отцом Каролем. Ротмистр, еще полный раскаяния за свой неуместный выпад, поспешно согласился.

Пропустив последних верующих, покидающих собор, они зашли в просторный зал. Здесь царили полумрак, прохлада и запах ладана. Кроме них в соборе никого не было.

– А вот и вы, уважаемые! – нарушил торжественную тишину отец Кароль, вынырнув из какого-то закутка. Верный пес крутился у него под ногами. – Доброе утро, храни вас Создатель!

Нотариус представил священнику ротмистра и спросил:

– Как ваша простуда, отец Кароль?

В ответ тот яростно чихнул. Потом безнадежно махнул рукой.

– Даже не спрашивайте, месьер Мартиниус! Чихаю, кашляю и взываю ко всем святым сразу, чтобы вернули моему носу способность свободно дышать.

– Я принес шкатулку, – перешел к делу нотариус. – Прошу вас, ваша святость, написать мне расписку в получении, а эти месьеры засвидетельствуют передачу шкатулки вам. Не взыщите, так уж у нас, правоведов, принято.

– Сразу видно, что перед нами нотариус, – заметил отец Кароль. – Разумеется, я напишу расписку. Но, ради всех святых, покажите мне скорее нашу семейную реликвию!

Нотариус вытащил шкатулку из монашеской котомки, поставил ее на лавку и открыл. Отец Кароль склонился над старинной вещью. Достал из нее серебряный кинжал, оглядел его, пальцем попробовал остроту лезвия.

– Может быть, хотя бы это оружие защитит меня от Темного Человека? – вздохнул он.

Пожилой священник, кряхтя, опустился на лавку. Положил кинжал обратно в шкатулку. Вытер распухший нос платком.

– Есть еще одно, что я вам не успел рассказать в прошлый раз. Плюч помешал.

– Вот как? Что же это? – насторожился Мартиниус.

– Перед тем как в соборе появилась змея, ко мне приходил Жасмин Лохматус.

– Тот самый дважды проклятый? Что ему было от вас нужно? – спросил нотариус.

– Лохматус предложил мне за эту шкатулку сто двойных флорианов.

– Сотню золотых дублей за старую шкатулку?! – ахнул нотариус. – Это же десять тысяч гведских крон – целое состояние! Настоящее богатство!

Ротмистр, пока не сказавший ни слова, пренебрежительно посмотрел на шкатулку и с сомнением покачал головой.

– Да, месьер Мартиниус, вы не ослышались. Ровно сто новеньких золотых кругляшков с портретом короля Флориана Миролюбивого. Наглый бастард высыпал на стол целую груду золота и уговаривал меня продать ему шкатулку со всем содержимым.

– И что вы ему ответили?

– Я сказал, что шкатулки у меня нет, она у старшего брата в Квакенбурге. Лохматус не поверил и начал кричать на меня, угрожать. Я тоже немного вышел из себя, прости меня Гведикус. Велел этому недобарону убираться прочь из моего дома!

– У вас, ваша святость, нет никаких предположений, почему шкатулка так дорого стоит?

Отец Кароль пожал плечами.

– Не знаю. Может быть, есть какая-то связь между шкатулкой и легендой о пастухе Вилеме?

– Что это за легенда?

– В детстве родители рассказывали нам историю о том, как в старину пастух Вилем из селения Вилемов Двор нашел клад. В поисках овцы, отбившейся от отары, он набрел на расселину в лесу. В этой расселине был узкий лаз, уходящий в толщу скалы. Кое-как он протиснулся глубоко под землю и оказался в чудесной пещере, где на земле лежали человеческие скелеты, а посреди пещеры сверкала гора золота и драгоценностей. Он набрал полную шапку и показал соседям. Конец истории был грустным. Односельчане обвинили Вилема в краже и забили камнями. Родители говорили, что развалины его дома сохранились до сих пор.

– А какая связь может быть у старой легенды с вашей шкатулкой? – спросил ротмистр.

– Дело в том, что священником в том самом селении был отец Фабиан – родной брат нашего предка Гуга Зудика. Эта шкатулка принадлежала отцу Фабиану, а после его смерти перешла к Гугу.

– Интересное совпадение, – заметил нотариус.

– В этой истории интересных совпадений гораздо больше, – сказал отец Кароль. – После вашего прошлого посещения, месьер Мартиниус, я еще раз тщательно проштудировал гвинбургскую хронику и сделал удивительное открытие. Там есть упоминание о пастухе Вилеме. Его фамилия была Гильом. Вилем Гильом. Знаете, что это значит?

– Надеемся, вы нам сейчас скажете, ваша святость, – улыбнулся нотариус.

– Я установил, что все шесть гвинбургских ведьм, казненных сто пятьдесят лет назад на Рыночной площади, были его родственницами! Та самая, наложившая проклятие на всех кренов, зудиков и арнольди до седьмого колена, ведьма Астрелия, Астрелия Гильом, урожденная Левант – жена Вилема Гильома. Аквелина Градус и Гведелупа Кароли – родные сестры Вилема. Они носили фамилии мужей. Матильда Левант – мать Астрелии, теща Вилема. Каролина Левант и Ивельда Линг – еще две дочери Матильды и младшие сестры Астрелии. Ивельда тоже была замужем. Все они одна семья! Странное совпадение, не правда ли?

– И как вы можете объяснить сей любопытный факт? – задал вопрос нотариус.

– Можно предположить, что пастух действительно нашел клад. Он рассказал об этом в селении, но отказался показать, где спрятаны сокровища. Жадные соседи его убили, а потом обвинили всех женщин-родственниц Вилема в том, что они наслали мор на баронию. Время было страшное. Люди умирали каждый день. Легко было убедить суеверных и невежественных сограждан, что в этом несчастье виноваты шесть ведьм из Вилемова Двора.