Текст книги "Свобода, власть и собственность"

Автор книги: Вадим Белоцерковский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 11 страниц)

Вадим Владимирович Белоцерковский
Свобода, власть и собственность

Об авторе

Вадим Владимирович Белоцерковский (р. в 1928 г.) в 1952 г. окончил химический факультет Московского Университета им. Ломоносова. Это были годы разгула сталинского антисемитизма, и Белоцерковский, еврей по национальности, остается без работы. Только после смерти Сталина и реабилитации врачей-евреев, «убийц в белых халатах», он находит работу – становится преподавателем химии и физики в средней школе рабочей молодежи. С 57–58 гг. начинает работать внештатным журналистом центральной прессы («Известия», «Смена», «Москва» и др. органы печати), более всего в области промышленности и науки. Публикует и ряд беллетристических произведений. В 1962-63 гг. в журнале «Москва» и в издательстве «Советский писатель» выходит его повесть «В почтовом вагоне», которую критика признает клеветнической, и факт ее публикации становится предметом расследований в ЦК КПСС и в КГБ. Белоцерковскому отказывают в приеме в Союз журналистов СССР. С 1966 по 68 г. он работает инженером в социологической лаборатории экономико-математического института Новосибирского филиала. АН СССР и одновременно в отделе науки «Литературной газеты». В 1968 г., после оккупации Чехословакии и' усиления идеологической цензуры в СССР Белоцерковского увольняют из «Литературной газеты», издательство «Советский писатель» останавливает набор его книги, сборника рассказов, признав ее идейно ущербной. С того времени он уже больше нигде не может устроиться на штатную работу вплоть до выезда из СССР в ноябре 1972 г. С 70 г. Белоцерковский участвует в правозащитном движении и в движении за право эмиграции, становится автором ряда документов и статей Самиздата, принимает (в 72 г.) участие в голодовке протеста в здании ЦК КПСС в связи с незаконным арестом В. Маркмана, одного из активистов еврейского движения, подвергается различным преследованиям и превентивным арестам. Эмигрировав на Запад, Белоцерковский продолжает работать журналистом, публикуя статьи и очерки в русской, украинской и западной прессе, в 76 г. в издательстве «Ахберг» (ФРГ) выпускает сборник статей и документов «Демократические альтернативы», принадлежащих перу, главным образом, ряда новых эмигрантов из СССР, либеральной и левой ориентации. В настоящее время Белоцерковский проживает в ФРГ, где сотрудничает с европейским движением «Третий путь», издательство которого и предлагает вниманию читателей эту книгу.

Большая часть книги – первые три главы – написана в Советском Союзе и доработана в эмиграции.

Предисловие

16-го октября 1973 года «Боинг»-747, на котором мы совершили перелет через океан, приземлился в аэропорту Кеннеди, и мы с женой и двое наших детей ступили на землю США. С особым волнением осматривался я вокруг, узнавая и не узнавая эту страну.

Дело в том, что мой отец много лет жил в Соединенных Штатах и, конечно, много рассказывал мне об Америке и вообще о так называемом Западе. В 1910 году, проплавав четыре года матросом английского флота почти по всему свету, он «бросил якорь» на земле США. До того отец еще четыре года плавал на парусных кораблях русского флота. Он был хорошо знаком с высотой, стихией и риском – и в Нью-Йорке сделался окномоем небоскребов.

К концу своей жизни в США отец сблизился с первой рабочей партией Америки «Индустриальные Рабочие Мира». Во время одного из кризисов участвовал в походе безработных на Вашингтон. И когда до Америки долетела весть о Февральской революции в России, он немедленно вместе со многими политически активными эмигрантами вернулся через Дальний Восток на родину.

В архиве отца я часто рассматривал маленькую листовку, которую американские социалисты раздавали тогда всем уезжающим в Россию. «Если вы едете в Россию, – писалось там, – чтобы способствовать установлению демократии подобной американской, то мы желаем вам, чтобы ваш пароход потонул в океане!».

И мой отец, вернувшись в Россию, делал все, чтобы выполнить наказ американских социалистов – не допустить установления в России «буржуазной» демократии. В рядах партии большевиков он активно участвовал в Октябрьской революции и в гражданской войне. А затем, став писателем, боролся за создание советской литературы, пьесой «Шторм» положив начало советской драматургии. Во многих своих произведениях, пьесах и рассказах, он продолжал упорно разоблачать лицемерную кастовую «буржуазную демократию».

И вот в 1972 году, через два года после смерти отца, я вынужден был покинуть, возможно, навсегда, землю советской России и проделать примерно такой же путь, как в свое время отец, но только в обратном направлении. В отличие от него я не привез с собой никакого письменного наказа. Однако, если бы мои друзья написали такой наказ, то он без сомнения звучал бы следующим образом:

«Если вы едете за рубеж, чтобы способствовать установлению там „социалистической демократии“, то мы желаем вам, чтобы ваш самолет упал в океан!».

Но мои друзья не писали подобного наказа именно потому, что и без того никто не уезжал из Советского Союза, не унося с собою ненависти к существующему там строю. У многих эта ненависть распространялась на все без исключения идеалы, во имя которых совершалась в России революция. Таким людям было легче уезжать. Но я не принадлежал и, наверное, никогда не буду принадлежать к их числу. Необычайно богатый и тяжелый жизненный опыт моего отца не мог не отложиться в глубине моего сознания. Я не мог зачеркнуть его, не мог не чувствовать, что в нем есть правда. И это сделало меня как бы человеком двух судеб, двух несовместимых миров.

Как-то вскоре после выезда из СССР, в Риме, я встретился с Зинаидой Шаховской, княжной, редактором газеты «Русская Мысль» (Париж).

– Вы не находите, что наша встреча весьма знаменательна? – спросил я ее.

– Мм-да, – согласилась она, помедлив. И в ее тоне я услышал нечто такое, что заставило меня вдруг сказать, что несмотря ни на что я не считаю себя врагом дела моего отца.

– Вы – истинный ленинец? – усмехнулась она.

– Нет!

– Марксист?

– Не знаю, может быть только отчасти…

– Так кто же вы? – недоумевала она.

Тогда я не мог найти для ответа точных, подходящих слов. Лишь сказал ей, что просто остался верным каким-то самым исходным идеалам моего отца. Но позднее я нашел нужное и простое слово: синтез! Понял, что принадлежу, так сказать, к людям синтеза. И таких людей становится в Советском Союзе все больше.

В предлагаемой работе я и хочу попытаться набросать контуры этого нового синтезного мировоззрения, выводя их из анализа существующего в СССР режима и советского общества.

Большая часть этой работы вчерне была написана мною в Москве.

Глава I. «Сокровенная тайна» режима
Краткий анализ экономического и политического строя СССР

«Неразрешимое противоречие советской власти не в том, что она не хочет дать свободу, а в том, что она не может ее дать».

А. Белинков.

Что представляет собой существующий в Советском Союзе строй? Многим кажется, что разбираться тут особенно нечего, что уже все ясно. Однако это далеко не так.

Режим, например, одни считают социалистическим или коммунистическим, другие – госкапитализмом, третьи – бюрократическим, потерявшим «человеческое лицо», социализмом и т. д.

Существуют соответственно и резкие расхождения в объяснении пороков режима. Одни считают, что все беды проистекают из-за отсутствия демократии, из-за того, что в результате неблагоприятных исторических условий власть захватил «новый класс» партократов, который нещадно эксплуатирует народ и подчиняет развитие экономики целям сохранения своей безраздельной власти. Другие видят причину в самой сути социалистической системы. Третьи – в безнравственности и материалистичности коммунистической, марксистской идеологии.

И еще очень важен вопрос, также вызывающий резкие расхождения, – о возможности эволюции режима и ее направленности.

Мне хотелось бы предупредить читателя, что я, разумеется, не претендую на безупречно верный и исчерпывающий анализ механизма советского режима, как и всех других предметов, которые мы будем обсуждать. Основательное знакомство с механизмом режима в СССР выявляет его чрезвычайную сложность, и я думаю, что ни один анализ не может претендовать на исчерпывающую полноту и истинность. Но каждое новое исследование открывает, очевидно, какую-то новую грань, дает новый ракурс и пищу для дальнейших размышлений. Кроме того, каждая точка зрения отражает какой-то типичный взгляд, характерный для определенной группы людей. И будущие деятели, которые наконец получат возможность приступить к изменению жизни в СССР, должны будут учитывать все распространенные мнения. При лечении общественного организма очень важно знать, что думает сам пациент о своей болезни и методах лечения.

Взгляды, которые я буду дальше излагать, сложились у меня главным образом в общении с заводскими людьми и научно-технической интеллигенцией.

Первое слово

Итак, что же на мой взгляд представляет собой существующий в Советском Союзе режим? Чаще всего его качества выводятся из его идеологии, из «надстройки». Например:

«Коммунизм требует всемирного господства».

«Первым словом коммунизма была и будет индустриализация».

Вышеславцев «Кризис индустриальной культуры».

Или:

«Наша революция прошла три этапа – 1) интернациональный, 2) национальный, связанный с колоссальной чисткой старых кадров, и 3) военно-имперский… Неумолимая логика революции ведет к войне».

А. Амальрик «Просуществует ли Советский Союз до 1984 года?».

Мы не будем останавливаться на сомнительности обозначения этих этапов. Главное тут – в отсутствии доказательства «неумолимости», в отсутствии анализа механизма, «базиса» режима. Без такого анализа все выводы теряют убедительность и начинают смахивать на пропагандистские штампы.

Меня могут обвинить в вульгарном материализме: «все определяет базис». Но что делать, если экономический базис действительно определяет все до тех пор… пока он является базисом! То есть до тех пор, пока жизнь общества подчинена «требованиям развития производительных сил», а не основополагающим потребностям человеческой природы. Если базис и структура не соответствуют природе человека, то ему остается либо сломать их и перестроить под себя, либо подчиниться «царству экономической необходимости».

Начнем с простых вещей. Первым словом марксизма-ленинизма, думаю, была не индустриализация и не идея всемирного господства (многие режимы и тем и другим весьма интересовались), а национализация, или государственная собственность на средства производства.

Существовал тезис: частная собственность на средства производства – основа свободного общества. И большевики «бросились» в антитезис, не заметив, что создаваемая ими структура еще больше не соответствует потребностям человеческой природы, нежели господство частной собственности: требует превращения всех людей в безответственных, а значит и бесправных батраков. Слово «национализация» стало, к сожалению, делом в России. И в этом смысле все началось с идеологии. Рассмотрим последствия национализации.

Главное противоречие

Всеобщая национализация привела прежде всего к ликвидации свободного рынка и конкуренции производителей. Вместе с агрессивной конкуренцией (конкуренцией в накоплении капитала), порождающей все отрицательные свойства капитализма, национализация ликвидировала и соревновательную конкуренцию – борьбу за качество и рентабельность, освободила производителей от зависимости перед спросом, перед потребителями.[1]1
  Я придерживаюсь концепции, что капиталистическая конкуренция имеет две составляющих: агрессивную конкуренцию (по накоплению капитала), которая приводит к монополизации, ко всем негативным явлениям капитализма, и соревновательную (по качеству, ассортименту, цене и т. д.), без которой не может существовать здоровой экономики.


[Закрыть]

Национализация привела к вопиющему противоречию: люди в качестве производителей сдают продукты своего труда государству (не продают), а как потребители они их покупают (у государства). И производители оказываются заинтересованными сдать (при сдельной оплате) как можно больше продукции за счет ее качества, которое к тому же при отсутствии свободного рынка по-настоящему никем не определяется. В случае же повременной оплаты производители не заинтересованы в увеличении и количества продукции.

Генеральный авиаконструктор О. К. Антонов, известный своими здравыми и весьма критическими взглядами, написал в середине 60-х годов книгу «Для всех и для себя», в которой он приводит яркий пример этого противоречия. Однажды к Антонову подошел новый рабочий и рассказал, что когда он поступил на антоновский авиационный завод, то решил работать добросовестнее чем прежде: самолет все-таки не трактор – испортится, из кабины не вылезешь! Но прошло несколько месяцев, и жена этого рабочего спрашивает его: «Ты куда это тратишь деньги? Любовницу завел? Все твои новые товарищи, я узнала, много больше тебя зарабатывают!»

– Что же мне теперь делать? – спросил рабочий Антонова. – Начать работать как все? Гнать план?

На этот трагический вопрос советские руководители и экономисты уже полвека не могут найти ответа.

Исчезает после национализации и бережное отношение к средствам производства. В результате оборудование, некачественное к тому же «от рождения», скоропостижно выходит из строя.

Далее. Всеобщая национализация, превращая всех людей, и рабочих и руководителей, в батраков, требует жесткой дисциплинарной централизации, когда приказ сверху, хотя и может быть обжалован, выполняться должен неукоснительно, пока он сверху не отменен. Дисциплинарная централизация терпима в масштабе одной производственной ячейки. В «большой системе» государства при наличии великого множества ячеек она приводит к недопустимому запаздыванию и искажению жалоб-сигналов снизу – обратной связи, и к быстрому старению производственного плана, к необходимости непрерывной его коррекции, что сделать практически невозможно даже с помощью самой совершенной кибернетики. Не говоря уже о том, что исходные данные – сводки и сигналы безответственных руководителей – не заслуживают доверия. В итоге – вновь колоссальные потери.

Дисциплинарная централизация вкупе с незаинтересованностью приводят также к глушению творческой инициативы и изобретательства, затрудняют и внедрение новой техники, т. е. приводят к еще одному источнику губительных потерь.

К этим основополагающим источникам присоединяются также потери на содержание гипертрофированного управленческого аппарата и потери от «обратного действия» системы, о которых будет упомянуто далее.

Важно, что все эти потери имеют тенденцию к непрерывному росту. Бреши в экономике необходимо срочно восполнять за счет интенсификации и расширения производства, замораживая ради этого реальную зарплату и тем самым еще сильнее уменьшая заинтересованность работников в добросовестном труде.

Растет производство, его интенсивность, растут и потери. Возникает хроническое превышение спроса над предложением, что опять же уменьшает заинтересованность.

Накопление ради накопления

Но это только половина дела! Людей можно уговорить или заставить работать и жить в условиях необеспеченности, а машины – нельзя. Следовательно, приходится заботиться прежде всего о снабжении машин и заводов деталями и оборудованием взамен безвременно выходящей из строя техники. Приходится преимущественно развивать производство средств производства, группу «А», создавая тем самым диспропорции в структуре промышленности, а людей заставлять жить в условиях необеспеченности.

Как показал закрытый доклад Новосибирского экономико-математического института (директор Аганбегян), 95 % продукции советского машиностроения идет на нужды группы «А» (против 70 % – в США, что, наверное, тоже многовато). Но при этом в СССР также и половина продукции группы «Б» уходит в группу «А». Чудовищный результат!

Если над капиталистической экономикой довлеет конкуренция, то над советской – необходимость затыкать бреши потерь, прежде всего в группе «А». Заводы в СССР работают и строятся в основном для того, чтобы не остановились заводы. Производство идет ради производства, накопление ради накопления, что и является классическим признаком капитализма и дает нам основание называть режим в СССР государственным капитализмом. Тяжелая индустрия растет как раковая опухоль, высасывая все соки из людей и природы. Индустриализация имеет спонтанный, неуправляемый характер, а не является результатом осмысленной «воли партии и правительства», как внушает пропаганда, или следствием коммунистической идеологии, как считают многие критики режима.

Большинство людей, к сожалению, останавливаются обычно в анализе советского режима перед этим последним следствием тоталитарной национализации, перед этой, говоря словами Маркса, «сокровенной тайной» государственного капитализма, которая объясняет все его «необходимости» и без понимания которой всегда остается почва для всяческих иллюзий.

Среди некоторых марксистов, критикующих режим в СССР, существует точка зрения, что процесс «производства ради производства» является классовой целью бюрократии, служит укреплению ее власти. Такая концепция представляется по меньшей мере поверхностной. Разумеется, бюрократия заинтересована в сохранении и укреплении своей власти. Но бесконечный опережающий рост группы «А» за счет жизненного уровня народа и ущемления элементарных политических свобод отнюдь не способствует укреплению власти бюрократии, и она не может этого не понимать.

Советские правители начиная с 1936 года

(«К концу пятилетки СССР станет страной изобилия!»

Доклад Куйбышева.)

безуспешно пытаются приостановить злокачественный рост группы «А», добиться от нее полезной отдачи. Сейчас мы стали свидетелями еще одной такой безуспешной попытки. Было торжественно провозглашено и запланировано в девятой пятилетке превышение роста группы «В» над «А» на… 0,2 %! Группа «А» должна была расширяться на 6,8 % в год, а «В» – на 7 %.

Но вот прошел только один год, и в директивах на следующий 73-й год мы читаем, что к 74-му году группа «В» должна вырасти на… 4,5 %, а группа «А» – на 6,3 %. (Директивы эти, как известно, всегда корректируются по реальным результатам прошедшего года). Вновь ничего не вышло. Вместо запланированного, ничтожного при существующей диспропорции, превышения темпов роста группы «В» на 0,2 % – уменьшение на 1,8 %.

И во все последующие годы сохранялась та же картина. А при разработке плана 10-й пятилетки уже сразу было запланировано превышение роста группы «А» над группой «В» на 1,5 %!

Таким образом, можно сказать, что там, где аннулируется всяческая экономическая конкуренция, неизбежно начинается спонтанный и злокачественный рост группы «А», промышленности средств производства. Сталин, начав форсированную индустриализацию, ускорил этот процесс, выпустил Джина из бутылки.

Может возникнуть вопрос, почему наличие всевозможных, перманентных потерь не приводит к свертыванию индустрии? Но тут не надо забывать, что советская система не находится в вакууме. Остается конкуренция с внешним миром. Следовательно остается необходимость развивать науку и новые виды производства, пытаться улучшать жизненный уровень и, наконец, развивать новые виды вооружения. Все это и определяет направление спирали вверх, к бесконечной индустриализации. Механизм госкапитализма теоретически может, очевидно, функционировать лишь в двух режимах – либо вырождения, либо диспропорционального развития.

Приведу один конкретный пример, чтобы показать во плоти эту заколдованную спираль госкапитализма. В середине 60-х годов я работал корреспондентом от «Известий» на строительстве Череповецкого гидроузла Волго-Балтийского канала. За год до моего приезда на строительстве был полностью обновлен парк грузовых машин. И вот за этот короткий срок около 70 % машин уже полностью вышло из строя! Машины были некачественными, недолговечными во многих узлах; еще хуже были дороги – почти без покрытия, грязь по самые оси, а зимой и летом – всесокрушающие колдобины; и, наконец, безжалостное обращение шоферов, которые сами в свою очередь жили там в тяжелейших условиях (о них я расскажу дальше) и все время бежали со стройки. Текучесть кадров на строительстве доходила до 50 % в год!

Типичный процент для строительства. «Машины ходят по рукам! – жаловалось начальство. – Невозможно установить никакой личной ответственности». В итоге, в центр летят панические телеграммы: не хватает машин, стройка, канал под угрозой!

А канал нужен, чтобы эффективнее снабжать сырьем прежде всего тяжелую индустрию, которая должна работать и расширяться, чтобы восполнять безвременные потери машин и оборудования, и так далее. Если заводы и стройки станут, тогда уже совсем конец – революция! Вот и приходится средства бросать в первую очередь на производство средств производства. Люди, дороги, служба быта, т. н. обустройство – могут подождать. И люди ждут или скитаются по стране в поисках более сносных условий. Но работают все хуже и хуже. А то и бастуют иногда или даже бунтуют.

Мой пример с автомашинами на строительстве Волго-Балта более чем 10-летней давности. Приведу свежий пример уже из советской прессы. Секретарь парткома одного из инструментальных заводов Бабанов пишет в «Комсомольскую правду» (от 21 мая 77 г.), что даже новое, только что установленное оборудование уже нуждается в ремонте, и ремонтники не успевают его чинить. Бабанов приводит впечатляющую цифру:

«Несмотря на стремление экономить на ремонтных работах (они не зачисляются в выполнение плана! В.Б.), на каждого рабочего, производящего технику, приходится трое ее ремонтирующих». Такое положение, резюмирует Бабанов, «оборачивается гигантскими потерями материальных и людских ресурсов».

Работник Госплана РСФСР Русанов, комментируя письмо Бабанова, пишет:

«Объем работ по ремонту парка металлорежущего оборудования составляет примерно 70 % от объема производства».

При этом каждое предприятие вынуждено создавать свои ремонтные мастерские. И такая практика принимает столь широкие масштабы, что Русанов называет кустарные ремонтные мастерские «вторым машиностроением» и сообщает, что в этих мастерских находятся около 50 % металлообрабатывающего оборудования страны.

Этот пример, между прочим, служит и наглядной иллюстрацией к докладу института Аганбегяна: 95 % продукции машиностроения уходит на нужды промышленности средств производства.

Сталина часто считают совсем неумным человеком, а он, может быть, был не так уж глуп. В своем последнем выступлении на XIX съезде он обронил удивительные слова:

«Законы экономики неподвластны воле людей».

К такому выводу пришел человек. который всю жизнь полагался только на свою волю! Но ему не дано было понять, что экономика до тех пор неподвластна воле людей, пока она является «базисом» общественного устройства, а не основополагающие потребности человека, пока общество остается

«единой конторой и фабрикой»[2]2
  А. Герцен за сто лет до Ленина писал в «Былое и думы»:
  «централизация может многое сделать для разных общих предприятий, но она несовместима со свободой, ею легко народы доходят до положения стада или своры собак, ловко держимых каким-нибудь доезжачим».


[Закрыть] с «равной оплатой за равное количество труда».

Ленин.

Итак, только из анализа экономического механизма советского режима можно вывести и обосновать все его «требования» и «неумолимую логику» – неизбежность эксплуатации людей, природы, а значит и необходимость сохранения системы подавления и империализма для высасывания качественных соков из сопредельных стран.

Так что суть амальриковских этапов развития режима состоит, на мой взгляд, в том, что на «интернациональном» этапе происходит неизбежное становление режима госкапитализма, на «национальном» – ограбление собственной страны, а на «военно-имперском» – ограбление чужих народов и стран. При этом последний этап острее было бы назвать «интернациональным», а первый – «революционным».

Таким образом, если приведенный выше анализ правилен, то для оздоровления страны и экономики недостаточно одной лишь политической демократизации, на что уповают сторонники так называемого демократического социализма. Необходима демократизация и экономической жизни: воссоздание рыночных отношений и соревновательной конкуренции.

Я придерживаюсь точки зрения, что тут возможно обойтись без реставрации агрессивной конкуренции в накоплении капиталов, и что путь создания такой синтезной экономики наиболее реален для нынешней России, Восточной Европы и ряда нерусских республик СССР. Но об этом дальше.

А сейчас вопрос. Почему советское руководство не может провести хотя бы каких-то смягчающих, половинчатых экономических реформ вроде тех, что проводятся в Венгрии или в ГДР?

Главная причина здесь, на мой взгляд, в более долгом существовании режима. За 60 лет, точнее, за 40, с начала индустриализации, гипертрофия группы «А» в СССР зашла значительно дальше, чем в странах Восточной Европы. По разным подсчетам от 70 до 80 процентов советской промышленности принадлежит к группе «А». И этот раковый нарост, всасывая в себя львиную долю бюджета и рабочих рук, не оставляет советскому руководству никаких серьезных возможностей для маневрирования. Для реформ всегда нужны свободные средства и свободные руки.

Наличие чудовищных диспропорций в народном хозяйстве представляет собой, пожалуй, один из самых пагубных результатов наследия режима.