Текст книги "Свобода, власть и собственность"
Автор книги: Вадим Белоцерковский
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 11 страниц)
Чтобы не быть голословным, приведу один комплексный пример с сохранением «единства места». Опишу вкратце работу и жизнь на строительстве Череповецкого гидроузла Волго-Балтийского канала, о котором я уже упоминал в I главе. Важно иметь в виду, что стройка эта к моменту моего приезда велась уже около 11 лет и, следовательно, было достаточно времени, чтобы навести там порядок.
Так вот, в первый же день моего приезда на стройку я узнал, что накануне там произошло «ЧП» (чрезвычайное происшествие): 60-тонное перекрытие над шлюзом ГЭС, так называемая забральная балка вдруг рухнула вниз с 13-метровой высоты. Рухнула буквально через несколько минут после того, как из-под нее ушли рабочие. Вскоре я узнал о причинах аварии, случайно не ставшей кровавой катастрофой.
Строительство Череповецкого гидроузла и ГЭС (гидроэлектростанции) из-за неизменных в прошлом простоев переживало теперь неизменный штурм. Близилось перекрытие реки Шексны и близилась зима, когда перекрытие стало бы уже невозможным, а здание ГЭС еще не было готово. Ко всему еще близился и очередной съезд партии, и руководство спешило, как это положено, сделать съезду подарок: отрапортовать о «досрочном» завершении строительства.
Забральные балки полагалось бетонировать в три приема: когда схватится первый слой, класть следующий. Но было принято «волевое» решение – бетонировать балки в один прием. Три балки подчинились этому решению, а четвертая не послушалась!
Но как я узнал вскоре, эта балка не была единственной жертвой штурма. Геологи установили, что под зданием ГЭС находится слой загипсованного грунта, а гипс хорошо растворяется в пресной воде. Чтобы речная вода будущего водохранилища не просачивалась под здание ГЭС и не размывала под ним грунта, проектом было предусмотрено создание специальной водонепроницаемой плиты в подводящем канале – понура. И оказалось, что даже это чрезвычайно ответственное и трудоемкое сооружение делалось в ужасающей спешке. Вновь по волевому решению на сырой, не набравший прочности бетон наклеивали битумную изоляцию, наваливали суглинки. «Ничего не случится, выдержит!» – подгонял инженеров начальник строительства Хмельницкий.
Но через несколько дней после окончания работ на понуре появились «грифоны» – фонтанчики пробивающейся воды. Их спешно замазывали. Однако в самый день перекрытия Шексны, когда понур должен был навсегда скрыться под водой, приемочная государственная комиссия обнаружила целую «карту» (100 кв. м.) несхватившегося бетона. Затопление отсрочили на несколько часов и «язву» залепили свежей нашлепкой бетона.
Размывание грунта неизбежно! – заявили специалисты из комиссии. – Чтобы станция не провалилась, придется потом бурить вокруг ГЭС скважины и цементировать пустоты, которые будут образовываться от вымывания гипса. Обойдется это, разумеется, в копеечку!
К сожалению, мы сами заинтересованы в сроках, – сказал мне член государственной комиссии, главный инженер Министерства Речного Флота. – На берегах Шексны заготовлено более миллиона кубометров древесины, и если к весне канал не будет готов, мы не сможем ее вывезти. Мало-мальски объективная комиссия никогда бы не приняла такой работы, – заключил главный инженер и скрепил своей подписью акт о приеме работ! (Деньги-то на дополнительное цементирование будут расходоваться государственные!).
Качество работ на других объектах канала было естественно на том же уровне. Бетон везде делали кое-как, песок и гравий не подогревали, так как бетонные заводы не успели подготовиться к зиме: работу планировали закончить летом!
И бетон замерзал уже на пути к объектам. То и дело происходили обвалы и оползни, и бетонирование приходилось повторять.
Однако «главная» цель была достигнута: в день открытия съезда партии со строительства был послан рапорт о «досрочном» окончании работ и перекрытии Шексны.
Рабочие ради этого работали по 12 часов в сутки и без выходных дней, не соблюдая элементарных правил безопасности. Несколько человек погибло, многие покалечились. Не выдавали рабочим теплой и непромокаемой спецодежды, только резиновые сапоги и рукавицы. А большинство рабочих прибыло на строительство с Юга, по оргнабору, без теплых вещей.
Как жили рабочие на Волго-Балте? Жили в старых, щитовых (из тонких досок) «юртах», в разваливающихся бараках, в изношенных тесных вагончиках. Крыши текли, продувал ветер, не было канализации, сушилки не работали, белье меняли раз в две недели, в банях стояли дикие очереди, и работали они с перебоями – иногда раз в две-три недели: не хватало воды! Из-за этого нерегулярно работала даже столовая.
– Воду возим машинами, а их не хватает на строительстве. (Вспомним – 70 % за год вышло из строя!).
Но рядом с поселком высится водонапорная башня. Показываю на нее в недоумении: зачем воду возить машинами?
– Не работает, – объясняют мне. – Летом построили, да не утеплили вовремя трубы, и они при первых же заморозках лопнули. Недавно трещины заварили, утеплили опилками трубы, но они вновь лопнули. Оказалось, – опилки положили сырые!
Кормили на стройке так, что даже ко всему привыкшие рабочие написали однажды жалобу в «Комсомольскую Правду». Оттуда прислали к ним двух корреспондентов. На второй день пребывания на строительстве они тяжело отравились в столовой, и их пришлось самолетом отправлять в Москву, т. к. на строительстве не было и больницы. Ее в свое время построили и дважды за 4 года капитально ремонтировали, но через год после очередного ремонта обвалилась крыша. Всего лишь! Больше больницу так и не открыли. И на многотысячный коллектив строителей остался один медпункт с одним врачом и двумя санитарами, которые принимают в день до 70 больных. Из них около 50 с обморожениями (теплой спецодежды не выдают!).
Главврач больницы, между прочим, обращался к начальнику строительства Хмельницкому с просьбой о восстановлении крыши. Получил однако решительный отказ.
– К кому же мне тогда еще обращаться!? – в отчаянии спросил врач.
– А к кому угодно. Хоть к епископу! – последовал ответ.
И, наконец, школа. Там ведь были и дети! Старый дощатый барак, вода под полом. Дети в классах уже осенью сидели в пальто. А зимой морозы достигают там 40 градусов! Директор школы в разговоре со мной дошел до слез: «Помогите хоть вы! Ведь дети же гибнут! Болеют, бронхит хронический у всех, у девочек от холода воспаления женские!..».
Но денег ни на новую школу, ни на ремонт старой никто не дает. Директор ездил в Москву жаловаться, до ЦК дошел. Его там выслушали, обещали помочь. Вернулся он назад, вызывает его секретарь обкома партии тов. Сталь (фамилия!) и стальным голосом говорит ему: «Будешь еще жаловаться (заметьте, на „ты“), людей от дела отрывать, получишь выговор с занесением! Нет средств на обустройство, понятно тебе?! Вот так».
Как реагируют люди на такие условия?
Вот цифры из отдела кадров строительства Череповецкого гидроузла. За год принято на строительстве 3 331 человек. За это же время уволилось – 2 409 человек, а всего на объекте работает – 4 979 человек. То есть за год обновился почти весь состав работников. Люди ездят по стране взад-вперед в надежде найти более сносное место.
А вот данные по инженерно-техническому персоналу: 94 принято, 62 уволено. Притом увольняются прежде всего те инженеры, у которых есть хорошие дипломы и следовательно надежда устроиться на работу где-нибудь в большом городе. Из 329 инженеров и техников на строительстве не имели высшего и даже среднетехнического образования – 169. 46 должностей вообще не было занято. О том, как все это сказывается на качестве работы, нетрудно догадаться.
Между прочим, при мне там произошел весьма характерный эпизод. На стройку прибыло в организованном порядке целое соединение демобилизованных солдат, служивших в Восточной Германии. Их демобилизовали раньше времени, взяв за это обязательство проработать не менее двух лет там, куда их пошлют.
И вот они прибыли на Волго-Балт и после жизни в Европе попали в Череповецкий ад. Разместили их в помещении недостроенного клуба! И солдаты, современные, грамотные люди, да еще насмотревшиеся на другую жизнь, придрались к этому обстоятельству, найдя в своих контрактах пункт, по которому их должны были обеспечить общежитием.
В один прекрасный день они окружили отдел кадров и стали требовать увольнения. Начальник отдела кадров, между прочим, генерал в отставке, попытался припугнуть их: «Это коллективный бунт!» Ничего подобного, спокойно отвечали ему солдаты, просто они все, каждый за себя, пришли требовать выполнения договора или увольнения.
Генерал-кадровик смутился и решил потянуть дело: «Я не имею права сам решать ваш вопрос…»
Хорошо! Но генерал не может выйти из здания управления: у дверей плотная стена солдат. «Разойдитесь, дайте пройти!» – кричит он стоящим перед ним солдатам. «Мы бы рады, – отвечают они, – да сами повернуться не можем, сзади напирают!»
Генерал грозился вызвать милицию, войска, но демобилизованные не выпускали никого из управления. Начальство звонило в Москву, совещалось. К ночи был получен приказ – дать всем солдатам увольнение! Мудрое решение. В Москве, видимо, поняли, что может произойти, если двинуть войска против демобилизованных, еще не снявших военную форму солдат. Это было уже после бунтов в Александрове и Новочеркасске, когда войска отказывались стрелять в народ.
В этом событии мне видится примета времени: раскрепощение людей от страха и раболепия перед начальством и пробуждение понятия о правах человека.
Картина жизни на Волго-Балте разумеется не является исключением. Я видел потом в ЦК профсоюзов акт обследования бытовых условий в 2.700 рабочих поселках на севере Европейской части РСФСР. Из него явствовало, что больниц нет в 483 поселках, медпунктов – в 286, детских садов – в 396, ясель – в 388, бань – в 113, мастерских бытового обслуживания – в 833, электрического освещения – в 88, питьевой воды – в 340, и 60 % всех домов признаны негодными для жилья! А средства и планы на жилищное строительство из года в год сокращаются, планы же выработки – увеличиваются. В 1955 году в обследованных районах было построено 1,3 миллиона кв. метров жилья, а к 1966 году эта цифра снизилась до 550 тысяч кв. метров.
Нужно еще добавить, что Советский Союз наверняка занимает и самое последнее место среди промышленных стран по охране труда. Вот закрытые данные, которые показывали мне в Министерстве здравоохранения. Запыленность воздуха в шахтах США, Англии, ФРГ и Франции от 0,02 до 0,05 % (в этом случае я не смог записать цифры, но запомнил порядок дробей), в шахтах ЮАР – 0,2 %, а в шахтах СССР – 2 %)
При этом в СССР до сих пор не существует профессионального страхования (рук, ног, глаз и т. д.) и самый низкий уровень общего страхования жизни.
Да и откуда всему этому взяться, когда в стране нет независимых профсоюзов, независимых судов и прессы, а за плечами – сталинские порядки.
На банкете по случаю «успешного и досрочного» окончания работ на том же Череповецком гидроузле подвыпившие инженеры стали вспоминать строительство Волго-Донского канала в сталинские годы. Оказывается, тогда для «досрочного» завершения работ было дано указание не останавливать бетонирования, если в блоки будут падать ослабевшие «зеки» (заключенные). А зеки то и дело срывались, и их заливали бетоном. Инженеры вспоминали – у кого сколько зеков было забетонировано на участках. Назывались цифры в 10–15 человек. Когда один из инженеров сказал, что у него никто не был забетонирован, в ответ ему закричали: «Врешь! У тебя ведь был большой участок!»
И тогда директор строительства Волго-Балта, Хмельницкий, в прошлом бывший заместителем начальника строительства Волго-Дона, прорычал, ударил кулаком по столу: «Да, мрачное было время. Но строили мы тогда отлично!» И с пьяной откровенностью пояснил мне: «Тогда у нас не было никаких проблем с кадрами! Нужны мне были специалисты, я давал разнарядку в МВД и получал все сполна, без проволочки!»
Поясню и я. «Кадры» эти из МВД поступали в качестве зеков и разумеется никуда потом не утекали, разве только на тот свет.
А между тем «мрачность» – в смысле жертв – в послесталинские времена не так уж сильно просветлела. Там же, на Волго-Балте, члены приемной комиссии рассказывали мне, что незадолго до Череповецкой ГЭС они принимали какой-то узел (я, к сожалению, забыл название) на строительстве канала в Сибири. И там в одном шлюзе еще шла работа, а в другом, параллельном, происходила уже пробная проводка корабля. И в это время рухнула стена, отделявшая готовый шлюз от соседнего, недостроенного. Погибли почти все люди – и те, которые были на корабле, и те, которые работали в соседнем шлюзе. Несколько сот человек!
А вскоре в редакции «Известий» я узнал, что подобное случилось и на Южном Урале, но уже на строительстве гигантской домны. Был очередной кризис с металлом, очередной штурм, и домну эту строили в жестокие морозы. Бетон клали холодным, и однажды домна рухнула, завалив около трехсот человек, работавших внутри. Спасти не удалось никого. Даже те, кто еще оставались в живых после обвала, замерзли пока их откапывали.
И подобных случаев я знал за свою журналистскую практику немало.
Не исчез и труд заключенных. На том же Волго-Балте я видел много заборов с характерными вышками для автоматчиков. И парадокс заключался в том, что зеки на Волго-Балте находились в более сносных условиях чем вольные. Их обустройство финансировалось из других источников. Одежда у них была лучше, и жили они в более теплых и не протекавших бараках.
Так было примерно 10 лет назад. Кто хочет узнать, как обстоит дело сегодня, пусть полистает советские газеты. Вот примеры. Заметка в «Правде» (от 13. 4. 73 г.) из г. Новотроицка под заголовком «Будто просители». —
«Один из новых районов города, насчитывающий уже более 20 тыс. жителей, но в нем до сих пор так и нет ни одного промтоварного магазина, ни одного предприятия бытового обслуживания… Нередко новые жилые дома оказываются без воды, а целые кварталы без транспортных связей с центром города».
Письмо в «Правду» из г. Спасска:
«Наш комбинат по итогам социалистического соревнования занял второе место в стране. Тем труднее мириться с отставанием культурно-бытового обслуживания. Коммунисты, депутаты поселкового совета, решили снова, уже в который раз, написать в Министерство цветной металлургии СССР. Опять о школе, о бане, о дорогах. 400 школьников – дети золотодобытчиков – занимаются в 4-х старых, непригодных зданиях. Разведчики, от которых зависит будущее прииска, живут в едва отремонтированных старых бараках, по году не встречаются с семьями». Вдумаемся, так живут люди, добывающие золото! А вот обобщение: «Министерства отказывают предприятиям в средствах на эти цели, экономя их для строительства производственных объектов».
И, наконец, еще более поздний пример и по такому району, который многими считается самым благополучным в СССР – по Грузии. Цитирую из доклада первого секретаря ЦК КП Грузии Шеварнадзе на 25-ом съезде компартии Грузии (январь 76 г.): «За первые два года пятилетки население республики недополучило 420 тысяч квадратных метров жилья, тогда как в бараках и подвальных помещениях все еще проживают тысячи людей. Жилой фонд плохо сохраняется, часты перебои в снабжении населения питьевой водой. В 32 городах и районных центрах нет канализации».
В общем, нужно быть очень далеким от жизни народа, чтобы утверждать, что такой режим может в чем-то устраивать людей. Да, простые люди в каждодневных разговорах чаще сетуют на материальные нужды и трудности – не могут же они говорить без конца, и с любым встречным, о самом заветном и тяжелом, что лежит у них на душе. Да и нелегко это многим выразить. Я уверен, например, что в 1962 году в Новочеркасске, за несколько дней до знаменитого восстания рабочих этого города, посторонние люди, беседуя с ними, не заметили бы никаких признаков накипавшего возмущения. А вскоре рабочие Новочеркасска поднялись на беспримерное в новейшей советской истории восстание! Два-три дня город был во власти восставших, приостановилось движение на важнейшей железнодорожной магистрали страны Москва-Ростов, солдаты отказывались стрелять в народ, командир гарнизона, по слухам, застрелился. Лишь с помощью переброшенных в город отрядов особого назначения КГБ, укомплектованных нерусскими солдатами из Средней Азии, восстание было подавлено.
И подобных восстаний, забастовок, волнений произошло много в те годы: Александров, Муром, Нижний Тагил, Тимир-Тау, Одесса и даже на крейсере во Владивостоке. Поводы были самые разные: повышение цен и норм выработки, избиение рабочих в милиции, запрещение показа советской кинокартины (на крейсере во Владивостоке – начальство посчитало ее идеологически порочной) и т. д.
Все эти поводы конечно случались и раньше, и следовательно причины возмущений, по выражению Вильсона, «коренились глубже». Для того чтобы подняться в советских условиях на восстание, в подсознании людей должно было накопиться нечто очень серьезное!
Миф о трех классахВернемся к анализу структуры советского общества.
Амальрик, как мы уже упоминали, на западный манер разбивает советское общество на три класса. И многие авторы самиздата бездумно следуют этому стереотипу, мало что говорящему, на мой взгляд, о советском обществе. Амальрик, напомню, указывает также на «деклассированность» и «социальную дезориентированность» «среднего класса» и «народа» из-за смешанного социального происхождения этих «классов». «Среди рабочих масса вчерашних крестьян, а в среднем классе вчерашних крестьян и рабочих. Кем осознает себя эта масса и чего она хочет, никому, я думаю, не известно». (Амальрик «Просуществует ли Советский Союз до 1984 года?»).
Я же думаю, что эта «масса» просто осознает себя людьми и жаждет человеческой жизни, человеческих «прав и привилегий». Думаю также – хорошо, что исчезло в Советской России деление людей на замкнутые «чистокровные» классы, и в марксистском понимании (отношение к средствам производства) осталось лишь два класса: пролетарии государственного капитала и хозяева оного – «новый класс» партократов.
Вместо того, чтобы делить советское общество на три класса, гораздо продуктивнее разбить его на ряд слоев по общности условий жизни и работы (общности бытия), психологии и социально-политических чаяний.
На основании опыта моей жизни, давшего мне возможность близко познакомиться с различными слоями советского общества, я вижу шесть таких четких слоев, которые очень сильно различаются между собой по всем выше упомянутым критериям. Это:
1. Партийная и технократическая олигархия.
2. Научная интеллигенция. (Точные науки).
3. Гуманитарная интеллигенция.
4. Инженеры, техники, рабочие и служащие промышленности, или для краткости: инженерно-рабочий слой.
5. Крестьянство.
6. Работники торговли и обслуживания, кустари и т. д. Этот слой по характеру его работы можно назвать услужающим слоем.
Что представляют собой эти слои?
ОлигархияЯ разделяю здесь концепцию, согласно которой партийную олигархию в свою очередь можно разбить на два слоя: на высшее партийное руководство (Политбюро, Секретариат и частично аппарат ЦК) и региональное руководство, к которому по своим функциональным интересам примыкает руководство КГБ и военно-промышленного комплекса.
Высшее партийное руководство в силу своего ответственного положения у руля государства и некоторой внутренней коллегиальности представляется более умеренным, более «левым» по сравнению с региональным руководством. Региональные вожди, непосредственно руководя «массами», жизненно заинтересованы в сохранении и укреплении принципа единоначалия и «руководящей роли партии».
Любая серьезная экономическая, а тем более политическая демократизация угрожает их власти и привилегиям непосредственно и в первую очередь. Гипотетические реформаторы из Политбюро ЦК в этом случае могут еще надеяться на сохранение и даже укрепление своего положения за счет искренней поддержки народа (как то было, например, с руководством Дубчека). Региональные же руководители партии при этом уже не имеют никаких шансов! И потому они являются видимо самой реакционной силой в стране, объективно, функционально заинтересованной не только в сохранении статуса-кво, но и, пожалуй, в ресталинизации, в бетонировании верхушки монолита, пирамиды «демократического централизма». Заинтересованы в ликвидации коллегиальности в Политбюро, которая противоречит и угрожает их по прежнему единоличной власти в своих обкомах и горкомах.[9]9
Наиболее полно эта концепция изложена, видимо, в книге А. Янова «Третий путь. Письма русской оппозиции». Самиздат. Москва.
[Закрыть]
Активная роль регионального руководства в свержении Хрущева является тому примером.
Что же касается концепции о существовании в руководстве «левых» и «правых» группировок (чаще всего об этом говорит Р. Медведев), то она мне представляется весьма сомнительной. Может быть со временем, хочется надеяться, такие группировки возникнут, особенно возможно накануне или в момент какого-либо кризиса, но пока у нас нет никаких достоверных данных о их существовании.
Есть, наверное, просто личности, более или менее авторитарные по своему характеру, более или менее здравомыслящие и т. д.
Хорошо известен и циничный, прагматический характер ориентации многих партийных карьеристов, когда они становятся то левее, то правее, то «голубями», то «ястребами» в зависимости от конъюнктурных обстоятельств и борьбы за власть.
Для существования «наверху» серьезных группировок необходимо наличие и «внизу» каких-либо мало-мальски независимых слоев или сил, которые могли бы служить стимулом и опорой для создания верхних группировок. Но в СССР таких слоев пока не существует.
Некоторые, правда, утверждают, что существует слой технократов. И одни приписывают ему либеральную ориентацию (см. того же А. Якова), другие же наоборот – фашистскую!
Но я на основании моего опыта вообще слабо верю в существование единого слоя технократов. Партийные руководители «народного» хозяйства в массе своей заинтересованы, как я уже отмечал, в сохранении и укреплении руководящей роли партии, в «дисциплинизации всей страны», как они сами шутят! А высокопоставленные специалисты, советники и эксперты от науки не допускаются к реальной власти и в массе своей слишком деморализованы своими огромными материальными привилегиями.
Хорошим примером тут является судьба академика Сахарова, главного автора водородного оружия в СССР. Даже в относительно либеральное хрущевское время Сахаров был немедленно отстранен от дел при проявлении с его стороны самой мягкой, тогда, оппозиционности. И при этом никто из коллег не поддержал его!
Наконец, не разделяю я иллюзий и на предмет либерализации руководства со сменой поколений. Парадокс тоталитаризма состоит в том, что чем более свободомыслящим становится общество, тем менее способны мыслить молодые руководящие кадры, ниже становится их интеллектуальный уровень, сильнее они ожесточаются и отчуждаются от общества. В результате всей советской истории и особенно сталинского времени чисто партийная карьера сделалась настолько, мягко говоря, непопулярной, отпугивающей, что большинство уважающих себя, здравомыслящих и на что-то способных людей стремится избегать такой карьеры.
Яркий пример этому приводит Сахаров в книге «О стране и мире», где он рассказывает, как группу способных студентов из различных ВУЗов собрали под каким-то предлогом в Ленинграде, в течение месяца дали им пожить шикарной жизнью на казенный счет, а потом сказали: «Хотите всегда так жить, поступайте в ВПШ!» (Высшая партийная школа).
Картина, конечно, в высшей степени печальная. Но это разумеется не исключает возможности, что некоторое число потенциальных «дубчеков» может все же затесаться в ряды партийной олигархии. И в момент какого-нибудь острого кризиса они могут проявиться. В момент, когда страх партократов за свою жизнь окажется сильнее страха за свою власть и привилегии!
Пока же среди молодого поколения партократов можно наблюдать лишь усиление цинизма и великодержавного шовинизма, являющегося уже сейчас единственной идеологией партийной олигархии за ширмой марксизма-ленинизма.
