Текст книги "Кольца детей Ауле"

Автор книги: Вадим Арчер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 27 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]

– Нет, не передумал. Дело в том… – Фандуил запнулся, не решаясь выдать секрет своего учителя, но все-таки продолжил: – Дело в том, что на эти кольца наложено заклятие, такое же, как на сильмариллы. Может, не такое сильное, но оно делает то же самое.

– Неужели? – вытаращился на него гном. – Откуда ты знаешь?

– Мастер Келебримбер – внук великого Феанора, он узнал это заклинание от деда. Два дня назад он позвал меня к себе и сказал, что такие могущественные кольца, как «Нэин», «Вэйал» и «Наир», нужно защитить от попадания в дурные руки, так как слишком опасно оставлять их незащищенными. И еще он сказал, чтобы я, как самый лучший его ученик – среди эльфов, конечно, – поспешно добавил он, увидев, как надулся гном, – чтобы я побыл с ним и посмотрел бы, как делаются такие заклинания. А затем он прямо там, при мне, наложил заклятие на кольца, чтобы они жгли руку каждого, кто прикоснется к ним с дурным умыслом.

– И ты все время молчал? – буркнул обиженный Горм. – Даже со мной?

– Мастер велел молчать. Но сейчас до меня наконец дошло, что «Нэин» обжег Аннатара. Я видел по его лицу – ему было больно. Да и этот ночной поход в рабочую комнату мастера… конечно, Аннатар может позволить себе многое – но такое… По-моему, все это нужно рассказать учителю.

– А если ты ошибся? Мы – только ученики и не можем знать всего, что решают между собой мастера. А вдруг они договорились заранее? Как тогда мы будем выглядеть перед учителем? Ведь это же Аннатар, понимаешь – сам Аннатар!

– Да, верно. – Фандуил потупился, представляя в красках нарисованную гномом картину. – Наверное, об этом лучше промолчать. Ты ведь не проболтаешься, Горм?

– Когда это мы, гномы, болтали?! – возмутился Горм. – Это не нас зовут квэнди!

***

Дом ремесел располагался в наземной части Ост-ин-Эдила. Здесь же размещались торговые лавки, дома для приезжих учеников и гостиницы для посетителей города. Сами нолдоры жили в его древесной части, в дубраве, посаженной в первые годы их прибытия и широко разросшейся за истекшие полтора тысячелетия. Небольшие каменные домики эльфов были живописно разбросаны под дубами и вокруг дубов, а на толстых ветвях могучих тысячелетних деревьев были размещены деревянные веранды и пристройки, к которым вели винтовые лесенки вокруг узловатых стволов.

Фандуил был нечастым гостем в древесных жилищах нолдоров, Горм и вовсе не бывал там, потому что боялся высоты. Оба друга целыми днями работали в мастерских, а нередко и вечерами, если им поручали срочную работу. Если же выдавался свободный вечер, они проводили его в таверне наземного Ост-ин-Эдила или отправлялись на поляну песен, располагавшуюся на опушке древесного Ост-ин-Эдила. Правда, за время работы над кольцами Горм с Фандуилом успели забыть, когда в последний раз навещали эти места.

Наутро они встали ни свет ни заря и поспешили в кузницу, надеясь успеть туда до прихода мастера. Но когда они, запыхавшись, влетели в дверь, то первым, что они увидели, был Келебримбер, который с интересом разглядывал меч Фандуила, лежавший у него на ладонях.

Оба ученика глянули на меч, затем на лежавший на лавке топор, затем друг на друга, затем на мастера.

– Мы закончи… – хором начали они, перебив друг друга, и замолчали.

Мастер Келебримбер перестал разглядывать меч и остановил взгляд на учениках. Высокий и стройный, темноволосый, как большинство нолдоров, он считался красивым даже среди Перворожденных. Его безупречная золотистая кожа выглядела покрытой легким загаром, хотя была такой от рождения. Солнце было не властно над кожей Перворожденных, как и погодные условия, поэтому кожа каждого из эльфов в течение жизни сохраняла оттенок, доставшийся от предков. Серые глаза Келебримбера – типично эльфийские глаза, миндалевидные, чуть раскосые – смотрели спокойно и внимательно.

Горм прокашлялся и начал снова:

– Мы закончили работу, учитель.

– Вечера вечером кольца смотрел сам Аннатар и одобрил их, – добавил Фандуил.

– Да, я тоже посмотрел их, – кивнул Келебримбер. – Хорошая работа. Теперь на кольца осталось наложить заклинание приязни. Поскольку еще не родился гном, способный выполнить такое заклинание, я сделаю это сам.

– А что теперь мы будем…

– А что теперь нам будет…

Они снова перебили друг друга и снова замолчали.

– Вам? – Келебримбер на мгновение задумался, и им вдруг показалось, что в глубине его серых глаз скользнула тайная искорка улыбки. – А теперь вам нужно будет пойти и нарезать тисовых веток для луков. В мастерской осталось мало сырья.

Эта работа была, пожалуй, даже почетной. Мастер никогда не послал бы неопытного новичка за древесиной для луков, потому что искусство изготовления лука начиналось с умения выбрать и срезать подходящую ветку. Никто из эльфов не позволил бы попусту портить деревья и ценное сырье.

– Да, учитель! Мы мигом!

Оба так поспешно развернулись к выходу, что непременно столкнулись бы лбами, если бы голова Горма не находилась на уровне груди Фандуила.

– Постойте! – окликнул их Келебримбер. Тайный огонек улыбки в глазах мастера проявился и выскользнул наружу. – Вы забыли взять свои поделки.

***

Они отнесли оружие домой и пошли за тисовыми ветками. Подходящие деревья росли и в окрестностях древесного Ост-ин-Эдила, но только невменяемый рискнул бы навлечь на себя гнев эльфов, занявшись заготовкой сырья рядом с их жилищами. В ближних лесах трудно было найти хорошую древесину для луков, поскольку заготовки велись постоянно, зато в трех лигах к северу начинался большой смешанный лесной массив. Он тянулся вдоль Мглистых гор до самого северного края хребта.

Этот лес был известен каждому ученику как превосходный источник поделочного сырья, в том числе и древесины для луков. Горм и Фандуил отмахали четыре с лишним лиги по дороге, а затем свернули в чащу. Здесь росло множество тисов подходящего возраста, и эльф с гномом за короткое время нарезали по вязанке сучьев, хотя придирчиво выбирали каждую ветку. Засунув топоры за пояс, они взвалили на себя вязанки и вернулись на дорогу.

Там они заметили одинокую фигуру путника, направлявшегося в Ост-ин-Эдил. Это был долговязый парень-атани с растрепанной шевелюрой льняного цвета. Издали его даже можно было бы принять за эльфа – но только если бы он стоял, потому что ни у кого из эльфов просто не могло быть такой угловатой и размашистой походки. На плече парня висела лютня в кожаном чехле, подпрыгивавшая в такт каждому его шагу.

Горм и Фандуил с одного взгляда определили в нем бродячего музыканта и потеряли к нему всякий интерес. Музыканты-атани нередко заходили в Ост-ин-Эдил, чтобы послушать эльфийскую музыку и добавить в свой репертуар несколько эльфийских песен. Парень, однако, тоже заметил их и живо заинтересовался ими.

– Эй! – закричал он им в спины. – Эй!

Они остановились и оглянулись. Парень впритруску заторопился к ним, поддерживая локтем прыгающую на плече лютню.

– Подождите! – крикнул он на бегу. – Скажите, далеко мне идти до Ост-ин-Эдила?!

Он подбежал и остановился в нескольких шагах перед ними. У него было открытое лицо с едва намечавшимся пушком над верхней губой и жизнерадостный взгляд, с юношеским любопытством устремлявшийся на все, что попадалось навстречу.

– Сколько еще осталось до Ост-ин-Эдила? – повторил он.

– Четыре с половиной лиги, – ответил Горм.

– А я не собьюсь с пути?

– Нет, дорога прямая.

– А вы туда идете, да? – спросил парень. – Ой, да ты ведь – гном!

– Ну, гном, – неодобрительно подтвердил Горм. – Ну и что, что гном?

– Да просто я никогда не видел гномов. А тут живой гном – вот здорово! – Любопытный взгляд парня перескочил на Фандуила. – А ты – уж не эльф ли? У тебя глаза вон какие большущие да зеленые.

– Эльф. – Фандуил не стал добавлять, что он из авари, потому что люди редко разбирались в тонкостях эльфийского происхождения.

– А где же твои уши?

– Как где? На своих местах, конечно.

– Но почему тогда их не видно? – Парень бесцеремонно подскочил к Фандуилу и начал разглядывать его уши. В отличие от человеческих, внешний край верхней части ушной раковины эльфа заканчивался не закруглением, а небольшим уголком. – Я-то думал, что они торчат, а тут всего-ничего, – разочарованно протянул он.

– А почему ты решил, что они должны торчать? – спросил опешивший Фандуил.

– Да у нас в городе все называют эльфов торчкоухими. Я и думал, что уши у вас точь в точь как у сказочного заморского зверя азинуса.

Эльф с гномом переглянулись. Непосредственность этого парня превосходила все мыслимые пределы.

– Ты еще скажи, что у нас носы как у сказочного заморского зверя олифанта, – нашелся наконец Фандуил.

– Ох, вот умора-то! – рассмеялся парень. – А как там, в Ост-ин-Эдиле – там вправду кормят даром? Меня там накормят?

– Накормят, – подтвердил гном. – И накормят, и поселят, и не выгонят – пока будешь вести себя прилично и не будешь бездельничать.

– Это хорошо. Я буду играть эльфам на лютне.

Фандуил с Гормом снова переглянулись.

– А вы сюда за хворостом пришли? – спросил парень. – Неужели вы его за четыре с половиной лиги от дома собираете?

– Нет, это сырье для луков, – снизошел до объяснения эльф.

– Давайте, я с вами пойду, раз нам по пути. Меня зовут Рамарон, – представился он, не дожидаясь их согласия.

– А что это имя означает на вашем языке? – полюбопыствовал Фандуил. Он неплохо знал язык атани, но такого слова еще не слышал.

– Это? Ну… – Парень слегка смутился. – Голосистый.

– Если бы только голосистый, – хмыкнул гном. – Как мне известно, у них так называют не просто парня с широкой глоткой, но еще и такого, кто разевает эту самую глотку где не надо и когда не надо. Короче говоря, горлан или пустозвон – сам выбирай, что больше нравится. И еще такого, кто вечно сует нос не в свое дело.

– Как это дело не мое, если оно происходит при мне? – искренне удивился Рамарон. – Еще наши прозывают меня Даэроном – за песни – но не знаю, как это там, у эльфов…

– Да уж, лучше не надо, – подтвердил Горм. – Подожди, пока сами эльфы назовут тебя так.

– А вас как зовут? – не дождавшись ответа, парень глянул на Фандуила: – Тебя вот – как?

Фандуил нехотя назвал свое имя.

– И что это значит по-вашему?

– На наречии авари это нечто вроде «искатель следа на тайных тропах волшебного леса». От нашего «уиллэ» – след.

– Значит, Лесной Следопыт, – просто и практично перевел Рамарон. – А тебя как зовут, гном?

– Горм, – буркнул тот.

– А это что-нибудь значит?

– Конечно – как же без этого? – Горм задумался, но затем энергично потряс головой. – Нет, на ваш язык это не переводится.

– Так у гномов называется винт больших кузнечных тисков, по которому ходит зажим, – ответил за него Фандуил.

Смирившись с обществом докучливого атани, как с неизбежным злом, эльф и гном зашагали обратно в Ост-ин-Эдил. Всю дорогу Рамарон болтал без умолку, то рассказывая о себе и о своей коротенькой жизни, то выспрашивая своих попутчиков об эльфийском городе и о них самих. По пути они объяснили парню основные правила поведения в Ост-ин-Эдиле, а по приходе в город помогли ему договориться насчет комнаты и показали бесплатную столовую для учеников. Не бросать же им было, в самом деле, этого большого человеческого ребенка одного в незнакомом месте! Устроив Рамарона, Фандуил с Гормом наконец извинились и покинули его, сказав, что им давно пора в мастерскую.

– Послушай, Фандуил, ты же ведь бессмертный, – обратился он напоследок к эльфу. – Скажи, а как это – быть бессмертным?

– Откуда мне знать? – пожал плечами тот. – Мне и сотни лет не исполнилось.

***

В последующие дни Горм и Фандуил еще не раз оказывались в обществе Рамарона. Он упорно продолжал считать их своими лучшими друзьями, хотя они не подавали ни малейшего повода к этому. Впрочем, они не подавали повода и к обратному. Парень так искренне радовался, завидев их на зеленых улочках наземного Ост-ин-Эдила, что им было просто жалко разочаровывать его.

Постепенно они привыкли к Рамарону, как привыкают к приблудившемуся щенку. Пожалуй, эльфу и гному даже стало казаться, что им чего-то не хватает в отсутствие этого атани. Неуемное любопытство и юношеская восторженность Рамарона были освежающим дополнением к тихой серьезности Фандуила и важной невозмутимости Горма, с необычайной легкостью сменяющейся взрывом яростного негодования. Как известно, кажущаяся невозмутимость горных гномов была обратной стороной их вспыльчивости – в этих детях подземного царства было что-то от величественного спокойствия горных склонов, готовых в любое мгновение обрушиться каменной лавиной.

Рамарон очень быстро распрощался с намерением играть на лютне для эльфов. После первого же посещения поляны танцев он мрачно поклялся друзьям, что и рта не раскроет в присутствии обитателей древесного Ост-ин-Эдила – так поразила его музыка и песни эльфов, услышанные в исполнении их самих. Тем не менее он каждый вечер приходил на поляну и слушал их песни, как зачарованный.

Однажды друзья взяли его с собой в одну из эльфийских чайных древесного Ост-ин-Эдила, куда приезжие попадали только по приглашению постоянных обитателей дубравы. Кружевная беседка чайной располагалась вокруг проходившего сквозь нее ствола гигантского дуба, на его нижних ветвях, куда отваживался подняться даже Горм. Ее содержала Кэриэль – миниатюрная эльфийка с глубокими бархатно-карими глазами и водопадом темных, чуть вьющихся волос, красивая немыслимо хрупкой и утонченной, трепетно-изящной красотой.

Кэриэль была даже не из Старших нолдоров, родившихся еще в Валиноре. Она была из Древних – не из Рожденных, а из Пробужденных – первых эльдаров, проснувшихся на берегу озера Куивиэнен. Глядя в эти теплые умные глазки, трудно было поверить, что это они видели первые звезды над озером Куивиэнен и дивный свет Вековечных Дерев Телпериона и Лаурелина, что это они глядели в черное небо над ледяными торосами пролива во время исхода нолдоров из Беспечальной Земли и оплакивали мужа, погибшего в дни Войны Гнева. В Валиноре она была близкой подругой Эленвэ и ехала через пролив вместе с супругой Тургона, когда их повозка провалилась в полынью. Кэриэль успела ухватиться за острую кромку льда на краю полыньи, тогда как Эленвэ с ребенком на руках затянуло под лед. Ее вытащили из ледяной воды и тут же растерли горячим потником с верхового коня – и этим спасли ее висевшее на паутинке бессмертие.

Она светилась радостью жизни, словно за ее плечами не лежали прожитые тысячелетия со всеми их невзгодами и утратами. Придя в Ост-ин-Эдил вместе с остальными нолдорами, Кэриэль устроила здесь чайную в два десятка мест, для которой сама собирала травы и пекла сладкие крендельки. Эльфы приходили сюда по вечерам, чтобы посидеть за чашечкой душистого настоя под присмотром заботливой хозяйки и сыграть на лютне для своих друзей. Кэриэль не брала за угощение денег, но с детской радостью принимала подарки своих завсегдатаев – всевозможные безделушки из дерева, резные мисочки и вазочки, подвесные горшочки для цветов и настенные панно – а затем украшала ими стены и столики маленькой чайной, столетиями создавая и пестуя свой островок Беспечальной Земли посреди суровых просторов этого мира.

Друзья пришли в чайную рано, когда большинство столиков еще пустовало. Приветливые глаза Кэриэль засветились им навстречу, словно два уютных домашних очага. Хозяйка этого славного местечка хорошо знала Фандуила, которого ей представил сам Келебримбер, она была знакома и с гномом, изредка приходившим сюда за компанию со своим напарником, но вряд ли ей случалось принимать у себя в чайной атани.

Она улыбнулась застеснявшемуся Рамарону и сама пригласила его войти, справедливо рассудив, что эльф с гномом уже достаточно освоились в ее чайной. Когда все трое уселись за столик, Кэриэль предложила ему различные напитки, а когда Рамарон растерянно уставился на нее, посоветовала ему, что выбрать, и ушла за угощением.

Пока они ждали заказанное, в чайную стали подходить эльфы. В древесном Ост-ин-Эдиле было немало таких уютных уголков, где можно было провести вечер, и в каждом из них обычно собиралась более-менее постоянная компания. Завсегдатаи чайной втайне поглядывали на редкого гостя-атани, на мальчишеской физиономии которого огромными буквами было написано простодушное «Вот здорово! Эльфы!», но старались не проявлять открытого любопытства, чтобы окончательно не смутить парня.

Вскоре пришла Кэриэль с подносом и стала разносить по столикам вазочки с крендельками и хрустальные чашечки для освежающих напитков. В воздухе запахло душистыми травами, заваренными в серебряных кувшинчиках, и пряностями, щедро добавленными в сдобу. Зазвенело серебро и хрусталь, с соседних столиков послышались негромкие мелодичные голоса эльфов, делившихся друг с другом событиями прошедшего дня. Затем кто-то из них снял со стены лютню, и в маленькой чайной зазвучала тихая песня.

Хозяйка сидела в компании с посетителями, словно была одной из них, но незаметно присматривала за своими гостями, то унося опустевшую посуду, то добавляя на столики напитки и лакомства. Во второй половине вечера она подошла к Рамарону и ласково осведомилась, все ли ему здесь удобно и что еще она может сделать для него.

– Все здесь – просто лучше некуда, прекрасная госпожа Кэриэль, – промямлил потрясенный таким обращением парень. – Я… я не знаю, как у вас здесь принято, прекрасная госпожа… но вы только скажите, как мне отблагодарить вас – и я все для вас сделаю. Как эти ваши друзья благодарят вас… вот за все это? – Его восторженный взгляд обошел маленькую чайную.

Кэриэль улыбнулась, словно ребенок, которого похвалили.

– Кто как может, – прозвучал ее нежный голосок. – Наши мастера дарят мне поделки для украшения чайной – вот, к примеру, мастер Фандуил подарил мне эту замечательную серебряную фруктовницу, и вон ту вазочку тоже. Женщины плетут мне коврики, салфетки, или приносят сюда что-нибудь вкусненькое, а наши лучшие барды, бывает, дарят мне песню. Я очень люблю слушать песни.

Выразительная физиономия Рамарона опечаленно вытянулась.

– Я не умею ни делать вазочки, ни плести салфетки. Я умею только петь песни, но не такие, как у вас, эльфов. Я был бы счастлив спеть для вас, прекрасная госпожа Кэриэль, но мои песни никак не могут сравниться с эльфийскими. Боюсь, что они только осквернят ваш слух, прекрасная госпожа.

– Песня, исполненная от чистого сердца, никогда не осквернит слух, – сказала ему эльфийка. – Спой мне, пожалуйста, свои песни – я буду рада послушать их.

Кэриэль подошла к недавно певшему эльфу и взяла у него лютню.

– Вот, – подала она лютню Рамарону. – Пой, пожалуйста.

Тот растерянно принял инструмент из ее рук. Однако, вся растерянность Рамарона улетучилась, едва он прикоснулся к струнам. Уже первые его аккорды прозвучали мощно и уверенно, даже властно. В маленькую чайную, где по вечерам звучали нежные напевы эльфов, ворвалась другая музыка – музыка атани. Никто из эльфийских музыкантов и не помыслил бы, что такой благозвучный инструмент, как лютня, может вдруг обернуться порывом бурного ветра, дерзким тугим парусом на штормовых волнах. В мир стучалась сила Второго Народа, недолговечного и плодовитого, беспокойного и непоседливого – новая сила, стремящаяся везде побывать и все успеть за ничтожный срок, отпущенный ей творцом Илуватаром.

И нолдоры поняли эту силу. Поняли и приняли – это было видно по их глазам, когда они слушали Рамарона. Его песни опирались об это понимание, словно орлиные крылья о воздух, и яростно устремлялись ввысь. Каждый вечер он слышал напевы Перворожденных и втайне проклинал себя за то, что никогда ему не спеть, как поют они – но сегодня эта публика была его.

Когда он закончил петь, все эльфы в маленькой чайной продолжали смотреть на него. В устремленных на него взглядах было одобрение, понимание, даже восхищение и много чего еще – и Рамарон вдруг отчаянно смутился и покраснел до ушей. Без лютни в руках он был обыкновенным мальчишкой-атани, еще не доросшим до своего таланта.

– Спасибо, Рамарон, – поблагодарила его Кэриэль. – Теперь мы знаем, что твой народ может рождать такие песни. Ты еще слишком молод, чтобы понять, что ты рассказал нам сегодня – и я желаю тебе, чтобы ты успел дожить до настоящего понимания. Это самое большее из того, что мне хотелось бы пожелать тебе.

– Сколько бы я ни прожил, мне все равно не стать таким, как нолдоры – Премудрые, – пробормотал он.

– Премудрые – это неточный перевод на атаньи, закрепившийся в исторических преданиях, – поправила его эльфийка. – На самом деле древнеэльфийское слово «нолдоры» означает «искатели мудрости». Ведь мудрость – это такая вещь, которой никогда не бывает слишком много. Гораздо чаще ее не хватает даже нам, нолдорам.

Она взяла у него лютню и повесила на стену. Было ясно, что после Рамарона сегодня здесь никто не будет петь. Друзья выпили еще по чашечке настоя, а затем простились с хозяйкой и ее гостями.

– Ты им понравился, – сказал ему Фандуил, когда они возвращались домой. – Теперь они всегда тебя примут.

***

Вскоре учитель поручил Фандуилу и Горму новую работу. Она была не срочной, но оба друга по давно заведенной привычке стали оставаться вечерами в мастерской и забыли про Рамарона. Несколько дней спустя, ранним вечером, когда у них еще вовсю кипела работа, дверь в кузницу вдруг отворилась и на пороге появился Рамарон.

– Ты что?! – ужаснулся Фандуил, узнав его. – Сюда нельзя посторонним!

– Какой же я посторонний? – удивился тот. – Я же ваш друг!

Быстрые глаза Рамарона с голодным любопытством обшаривали кузницу, перескакивая на пышущий жаром горн, на полки с заготовками, на скамейки, на угол с ветошью и ящики с металлическими слитками и обрезками. Увидев блестящий белый брусок на чугунной подставке, он шагнул к нему и протянул руку.

– Стой!!! – взвыл за его спиной Горм.

Рука Рамарона сама отдернулась от бруска.

– Я же только хотел потрогать… – растерянно пробормотал он.

– Потрогать… – передразнил его гном. – Я же только что вытащил эту чушку из горна! Еще чуть-чуть – и вспомнил бы ты сильмариллы Феанора!

– Да? – Рамарон опасливо покосился на брусок. – Что-то вас давно не видно в городе – вот я и решил зайти узнать, что у вас случилось.

– Да ничего – просто работаем… – Горм вдруг замолчал и уставился на дверь, то же самое сделал и Фандуил. Рамарон обернулся и увидел высокого эльфа, вошедшего в кузницу.

– Что это значит? – спросил эльф. – Почему в мастерской посторонние?

– Мастер Келебримбер… – начал Фандуил и растерянно запнулся.

Глаза Рамарона широко распахнулись и вытаращились на эльфа.

– Келебримбер! – изумленно выдохнул он. – Так это ваш отец стрелял в Лучиэнь!

Горм с Фандуилом примерзли к полу. Хотя они уже привыкли к непосредственности своего нового приятеля, подобная выходка казалась невообразимой даже для него. Но Келебримбер даже и не глянул на Рамарона, словно того не было в кузнице.

– Кто этот атани? – обратился он к ученикам.

– Это… ну… один наш знакомый… – прохрипел Горм.

– Это… это Рамарон… – пробормотал Фандуил. – Он – бард, тот самый, который пел в чайной Кэриэль…

– А, слышал. – Серые глаза мастера уперлись в Рамарона, словно тот только что вырос перед ним из-под земли. – Мне известно, что барды сочиняют всякую небывальщину, но я никак не думал, что они сами в нее верят. Эта история неверна хотя бы потому, что не было такого случая, чтобы Карафин Искусный промахнулся. Если он попал в Берена, значит, он стрелял в Берена. И если он не убил Берена, значит, он не хотел убивать Берена. Даже если допустить, что первый выстрел не убил Берена по случайности, неужели ты думаешь, что в колчане моего отца больше не было стрел?

Рамарон, похоже, нисколько не понимал вопиющей бестактности своего поведения.

– Но и Берен, и сама Лучиэнь утверждали, что Карафин целил в Лучиэнь, – заявил он.

– Возможно, это им показалось из-за поправки на ветер. Я никогда не поверю, что мой отец стал бы стрелять в женщину. При желании он мог бы в считанные мгновения превратить всех их в подушечки для булавок, включая собаку, но он выстрелил только однажды.

– Но в легенде говорился, что Карафин стрелял дважды, – заспорил Рамарон.

– Это был сдвоенный выстрел. У отца был такой лук, который выпускал сразу по две стрелы. Поскольку стрелы были на излете, одну из них перехватила собака, но вторая попала в цель.

– Откуда вам это известно?

– Мой отец рассказывал эту историю за обедом, когда они с дядей вернулись с охоты. По его словам, в тот день они встретили в лесу принцессу Лучиэнь, которая выглядела хуже последней нищенки. С ней была большая дворняга и грязный, обросший волосами атани…

– Это же был сам великий герой Берен! – перебил его Рамарон.

– Это он сейчас герой, да и то только у атани. Многие эльфы до сих пор считают этот брак несколько… скандальным – тем более, что Лучиэнь была еще слишком молода для супружества. В те дни было неизвестно, куда и зачем пошли эти двое, а Тингол буквально заваливал окрестных правителей письмами с просьбами спасти его дочку. Поэтому отец с дядей хотели взять ее с собой, чтобы позаботиться о ней и избавить ее от неподобающего общества, но атани накинулся на них как сумасшедший, а она подняла такой крик, что они в конце концов оставили эту парочку в покое.

– Говорят, что это Берен прогнал их, – продолжал настаивать Рамарон. Горм и Фандуил столбами стояли у наковальни и тихо удивлялись дерзости этого парня.

– Чтобы двое сыновей Феанора не справились с одним атани, каким бы он ни был героем? – приподнял бровь Келебримбер. – Такое только барды могут выдумать. Нет, отец с дядей оставили принцессу и поехали прочь, но когда они отъехали на приличное расстояние, Берен прокричал им вслед такое, что рука моего отца сама взялась за лук.

– Но в легенде говорится, что Келегорм напал на них, потому что хотел взять Лучиэнь в жены. И разве он не узнал своего пса Гана?

– Дядя не мог помнить всех дворняг, которые жили у него в замке. Да, одно время он подумывал жениться на Лучиэнь, когда она станет на несколько десятилетий постарше, но затем история с Береном выплыла наружу, и он передумал. Сказал, что если ее мать-майа вышла замуж за квэнди, а сама она путается с атани, то ее дочка, наверное, выскочит за орка. Если в первый раз он еще удерживал принцессу, надеясь отговорить ее от опрометчивого поступка, то к этому времени он уже не питал к ней никакого личного интереса. Они с отцом тогда послали письмо Тинголу – порадовать его известием, что они видели принцессу живой и здоровой, но Тингол не оценил этой любезности. Напротив, он отказал им от дома, так и не простив им, что они не пристрелили Берена.

На выразительном лице Рамарона проступило сомнение.

– А может, они рассказали неправду? – предположил он. – Ведь никто не видел, как все было на самом деле.

– Да, свидетелей не было, – согласился Келебримбер. – Но даже если Берен и Лучиэнь действительно считали, что все было так, как рассказывали они, я склонен верить отцу и дяде. Я помню, что в тот день они не злились, а потешались над своим приключением. Если бы они и впрямь хотели захватить принцессу силой, они просто выслали бы отряд в погоню.

Фандуил наконец пришел в себя и дернул Рамарона за рукав.

– Что ты мелешь, дурак! – прошипел он сквозь зубы.

Келебримбер услышал его шепот и перевел на него взгляд.

– Оставь, Фандуил, – сказал он. – Роду Феанора вечно приписывают все мыслимые и немыслимые гадости – так пусть хотя бы ваш друг убедится, что мы не едим людей живьем. Кто-то делает историю, а кто-то ее пишет, и каждый пишет ее по-своему. С этим ничего не поделаешь, и самое лучшее – просто не замечать этого.

Горм с Фандуилом облегченно вздохнули. Они отклеились от пола и подошли к Келебримберу.

– Мне нужно поговорить с вами, – сказал им мастер. – А ты, – обратился он к Рамарону, – подожди своих друзей на улице. И запомни на будущее, что находиться в мастерских разрешено только ученикам. Здесь много опасного оборудования и несведущий легко может причинить себе такое, от чего и сама Эстэ не вылечит.

Рамарон пошел из кузницы, но остановился на пороге и оглянулся.

– А сами вы видели Лучиэнь? – спросил он Келебримбера.

– Да, видел, – ответил тот. – Однажды, когда отец взял меня на переговоры с Тинголом.

– Она и вправду самая красивая на свете?

Мастер был достаточно вежлив, чтобы вовремя подавить ироническую усмешку.

– Нет, я бы так не сказал. Просто ее красота наиболее соответствовала вкусам атани.

Когда шаги Рамарона стихли в коридоре, оба ученика повернулись к мастеру.

– Это вышло случайно, учитель…

– Извините, учитель…

– Очень непоседливый малый, даже для атани, – заметил Келебримбер. – Кэриэль хвалила его, сказала даже, что когда-нибудь он станет великим бардом – если успеет. Раз вы ему друзья, последите, чтобы он не свернул себе шею до срока.

***

Это только для людей все эльфы выглядят молодыми. Между собой они так же безошибочно различают друг друга по возрасту, как люди различают детей, взрослых и стариков. Возраст эльфа определяется его духовной зрелостью, а та, в свою очередь, – прожитыми столетиями и тысячелетиями. Эльфы разного возраста редко водят компанию – дружат обычно равные по возрасту. Это равенство исчисляется сначала годами, а затем десятилетиями, переходящими в столетия. Со временем разница сглаживается, и все эльфы старше двух тысяч лет считаются как бы ровесниками.

Эльфы были созданы Творцом не для войн. Прекрасная неувядающая плоть была дана им для бесконечно долгой жизни, для достижения высот духовной красоты и совершенства. Ни один зверь Арды не посмел бы коснуться эльфа – но в мире появились орки и другие творения Мелькора. Кроме того, были сами эльфы. Были люди. Были стихийные бедствия и несчастные случаи. Поэтому к середине Второй Эпохи в Средиземье почти не осталось Древних эльфов с берегов озера Куивиэнен, мало было и Старших, видевших Беспечальную Землю Валинор.

Они держались особняком и, казалось, были связаны невидимыми нитями друг с другом. При встречах они почти не употребляли слов – только обменивались взглядами, и это говорило им больше, чем любые слова. Таким был правитель Ост-ин-Эдила Теркеннер, сын Маэглора и внук Феанора, таким был его двоюродный брат Феанарэ по прозвищу Келебримбер, такой была Кэриэль, Древняя, и еще несколько ост-ин-эдильских эльфов. Большинство из ушедших в Эрегион эльфов родились в линдонских землях, а сейчас, полтора тысячелетия спустя, население Ост-ин-Эдила состояло преимущественно из родившейся здесь эльфийской молодежи. Древних и Старших здесь уважали наравне с валарами, а может, и больше, потому что местные эльфы были потомками нолдоров, со скандалом ушедших из Валинора и этим заслуживших проклятие Мандоса. В Ост-ин-Эдиле не любили валаров, хотя и считались с ними.