Текст книги "Гарин"

Автор книги: Вадим Левин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 3 страниц)

Деньги не столько правят миром, сколько душами. Одним они даны во благо, другим во зло. Не каждому, далеко не каждому, дано пройти испытание на прочность

деньгами. Так что иному их лучше вовсе не иметь по состоя– нию души, нежели чем тогда, когда они у него прибывают

в изобилии.

В.В. Лёвин

Част

ь

1

ПЫТК

А

В начале третьего тысячелетия в России о пытках разве что ленивый не говорил. Так уж получилось, так уж сложи- лось, что на протяжении столетий одни русские люди пы– тают и казнят миллионами других русских людей. И кто, скажите, в этом виноват? Коль не сами русские люди в этом виноваты! Нация, имею я в виду. Нация ко всему покорных и подобострастных обывателей, живущих на про- тяжении веков инстинктами. Инстинктами выживания, инстинктами, я бы сказал, самосохранения…

Вадим Лёвин

Шёл одна тысяча девятьсот девяносто шестой год. Был конец мая. Погода в эту субботу на улице была прелестной и по ощуще– нию летней. О чём в первую очередь свидетельствовали ласковые солнечные лучики, успевшие прогреть к полудню воздух не менее чем до двадцати градусов тепла. Ничто не напоминало в тот день об ускользающей весне, всё говорило тогда в пользу лета. Жители города забыли в этот выходной день о повседневных заботах и хло– потах, забыли про слякоть, которая так свойственна марту и апрелю, и жили предчувствием пляжного сезона и поры летних отпусков в жаркое лето. Пребывая при этом в большинстве своём в благост– ном, мечтательном настроении. Каждый мечтал о своём. У каждого были свои планы как на предстоящий день, так и на предстоящий летний сезон. Никто не думал о плохом, предвкушая очередную поездку к морю или же ту или иную туристическую поездку в те или иные заморские края.

На улицах города было пустынно, как это обычно и бывает в полдень выходного дня. Повсюду чирикали птички, во дворах на детских площадках резвились детишки, а их мамочки или же па– почки, а то и дедушки с бабушками с радостью в душе наблюдали за тем, как их детки озорничают и кружат бесконечные хороводы, перебегая от качелей к песочнице, от песочницы к горочке и наоборот. Благодушное настроение царило везде и во всём, под-

Гарин

тверждением чему были застывшие улыбки на лицах большинства горожан. Без всяких сомнений можно утверждать, что многомил– лионный город в этот несуетный день был благожелателен к пода– вляющему большинству своих обитателей.

А в это самое время в одном из зданий, в одной из городских пятиэтажек, обнесённой по всему периметру металлической огра– дой, на улице имени маршала Рыбалко, в тогдашнем здании РУБОП, в стороне от людских глаз, в одном из многочисленных кабинетов, лежал на полу с застёгнутыми за спиной наручниками один из жителей мегаполиса, песчинка, невидимая из толпы горо– жан, мужчина, на вид которому было тридцать – тридцать пять лет. Мужчина с опаской, с самым плохим предчувствием поглядывал в сторону входной двери. Девяностокилограммовый предприни– матель Платон Гарин, точно мешок с дерьмом, валялся посреди кабинета на полу, посматривал на дверь, застыв в ожидании того, когда же его мучители вновь войдут в кабинет и примутся за старое. Продолжат над ним изуверствовать. Полтора часа назад его первый раз ударили в грудь ногой, после чего он пошатнулся, не удержался на ногах и упал. Сразу же попытался встать на колени, но тут же получил ещё один, повторный удар ногой в область груди, после чего с пола уже не пытался вставать, но лишь, стиснув зубы, молчал и терпел, стараясь при этом не издавать ни единого звука. Но не всегда, надо признать, это у него получалось. Иногда он всё же мычал и стонал от нестерпимой боли. Но рот при этом держал на замке, искусав свои губы в кровь. Как ему до сих пор удавалось терпеть истязания, знал скорее всего только Создатель. Ведь пытали его на протяжении вот уже почти полутора часов не по-детски. Средневековым, садистским образом пытали. Делали это, пооче– редно сменяя друг друга, шесть человек, по двое, в три, так сказать, смены. Кто что тогда вытворял из них с телом Гарина, что называ– ется, кто во что горазд. Задавая при этом Платону один и только один вопрос: «Где быки?»

На одной из стен прямо под потолком, на металлической пере– кладине, висели те подручные средства, к которым они прибегали, если не били Гарина ногами. Особые страдания Платону, после которых он, собственно, мычал и кусал губы в кровь, доставляло то, когда к его ушам прикладывали деревянные колодки и пропу– скали через них разряд тока. Астматику Гарину также становилось несколько не по себе и после того, как на его голову дважды наде– вали противогаз и перегибали после этого шланг. Так что к этому моменту Гарин только и мечтал в душе о том, чтобы в этот свой очередной заход в кабинет мучители только лишь били его ногами,

Вадим Васильевич Лёвин

пусть даже и с мыска и куда угодно, но только не по яйцам. Изму– ченный и истерзанный побоями Гарин смотрел, как загнанный зверь, в сторону двери и вспоминал брата и маму. Перед его глазами вставали, мелькали отдельными эпизодами событий как похороны брата Валерия, так и глаза, а также и слёзы, и рыдания матери до, после и во время тех самых похорон. Гарин смотрел в сторону двери и на самом деле думал о том, что же станет с его мамой, если и с ним произойдёт то же самое, что случилось двумя годами ранее с его братом Валерием, июлем месяцем, в то самое время, когда Пла– тон после очередного отпуска возвратился с семьёй из Парижа в Москву…

…Платон нащупал в связке нужный ключ, просунул его в про– резь замочной скважины, провернул на три оборота, ухватился за ручку и распахнул настежь дверь, пропустив вслед этому в квар– тиру своих домочадцев. Счастливых и уставших по окончании ту– ристической поездки в Париж детей: сына – Костика, и дочь – Ирочку, а также и супругу Полину. К этому лету овну Платону Юрьевичу Гарину исполнилось полных тридцать два года. Выгля– дел Платон тогда упитанно и презентабельно. К этому одна тысяча девятьсот девяносто четвёртому году он благодаря предпринима– тельскому чутью (врождённой, я бы сказал, «чуйке») своей супруги, тельца Полины Гариной, не только обрёл почву под ногами, но и крепко-накрепко встал на ноги. Так что, вне всяких сомнений, ощущал себя финансово независимым, некоторым образом всемо– гущим пред прочими людьми человеком. В браке же за Полиной Платон Гарин состоял девять лет. К особенностям характера Пла– тона Гарина можно было смело отнести то, что он с детских лет умел постоять за себя – не уронить, так сказать, честь в бою, иными словами, имел привычку отвечать ударом на удар, оставаясь при этом весьма и весьма осторожным по жизни человеком, и посему никогда не лез на рожон первым, никогда и ни при каких обстоя– тельствах. А если, например, видел пред собой человека более силь– ного и удалого (с более смелым и твёрдым взглядом), то и вовсе из-за врождённого чувства самосохранения отступал. Но на колени при этом ни перед кем не вставал и, как следствие, чувство соб– ственного достоинства хранил. Но это было с ним так в дни его далёкого детства и в дни его юности и молодости. Сейчас же, по прошествии лет, Гарин уже после того, как стал богат и славен, напрочь утратил как связь с реальностью, так и былую осторож– ность как в поступках, так и в словах и делах. Деньги, знаете ли, портят людей, в особенности шальные и быстрые. Но не всех. Пло-

Гарин

хих так точно вначале портят, а затем и губят. Хорошего же чело– века, как правило, никакими деньгами испортить нельзя. Платон Юрьевич, вне всяких сомнений, относил себя к числу людей хоро– ших. Он считал себя добрым сердцем, отзывчивым душой и не испорченным деньгами человеком. Человеком, одним словом, порядочным. Что же, имел тогда полное право он так думать и считать…

Первые же свои серьёзные деньги, теперь уже без сомнения наш с вами, Платон Юрьевич Гарин заработал вместе со своей супругой Полиной, находясь на службе в рядах тогда ещё Советской армии. Непосредственным же начальником лейтенанта Гарина в ту пору был заместитель командира полка по тылу, многоопытный и пуд соли съевший на армейской службе майор Зеленцов. Именно он и выделил Гариным отдельную комнату в трёхкомнатной комму– нальной квартире в военном городке. Так что вскоре, через неделю после новоселья, в гости к Гариным на пару дней пожаловала мать Платона Евгения Никитична. В первых же числах февраля к Пла– тону Гарину приехал пожить его брат Валерий, с которым они не виделись долгие годы. Не виделись с того самого дня, как Валерий угодил первый раз за решётку. Приехал к брату Валерий надолго, приехал с таким расчётом, чтобы устроиться здесь на работу, ибо по законам того времени путь в Москву из-за наличия судимости был ему заказан. В те дни, когда Платон хлопотал насчёт трудоу– стройства брата, Валерий мало выходил на улицу. Он, можно ска– зать, чурался людей и по большей части проводил всё своё свобод– ное время в соседней с Гариными комнате, в которой проживала одинокая и находившаяся в то время в отпуске вольнонаёмная двадцати восьми лет, тёмно-русая Валентина Смирнова. Но, пого– стив у Платона чуть более трёх недель, Валерий неожиданно, вовсе не объясняя причин, в один день собрался в дорогу и уехал из во– енного городка. Подавшись вначале в Москву, а затем уже и на Украину.

Соседка же Гариных по коммунальной квартире, вольнонаёмная Валентина, в комнате у которой Валерий пропадал часами, только что и спрашивала впоследствии у Платона о том, когда же вновь увидит Валерия. Спрашивала и тогда, когда Гарины переехали в отдельную квартиру, уже после того, как у них родился сын. При каждой случайной встрече на улице спрашивала и интересовалась у Платона: «Как Валера, что Валера, где Валера?», а заодно и посто– янно зазывала его в гости, настолько Валерий ей тогда приглянулся, на душу, что ли, лёг. Что ей мог тогда сказать на это Платон? Что ответить одинокой Вале? Ну, разве что сказать ей о том, что Валерий

Вадим Васильевич Лёвин

вновь подался теперь уже из Украины в Москву и что у него своя судьба и свой короткий жизненный путь. А что жить-то его брату Валерию осталось не так уж и много, всего-то восемь коротких лет. И всё потому, что Плотник так решил…

В феврале же месяце одна тысяча девятьсот восемьдесят седьмого года в гостях у Гариных побывал проживавший в те годы в Иванове единокровный брат Полины Дмитрий. Вот он-то и рассказал Полине и Платону о том, что в городе Иваново сейчас чуть ли не каждый второй покупает (оформляет) патент и шьёт на продажу джинсы и куртки под фирму с колоссальной по тем временам прибылью. Сразу же после отъезда Дмитрия Полина ненадолго задумалась и уже через три дня села за швейную машинку. А поскольку по специаль– ности Полина Гарина была модельером-конструктором и шила с детских лет, то и две зимние модные куртки под фирму были через неделю ею как сконструированы, так и пошиты. Платону осталось разве что только «толкнуть» творение рук своей супруги на местной барахолке, которая функционировала поблизости от военного го– родка по воскресным дням. Что Платон и сделал в ближайшее вос– кресенье. Прибыль же от двух проданных Платоном курток была по тем временам астрономической и равнялась двум месячным его окладам. Участь семьи Гариных была предрешена. Ещё не уволив– шись из армии, Платон сам сел за швейную машинку и под чутким руководством своей супруги стал обучаться швейному ремеслу.

К середине февраля лейтенант Гарин настолько обнаглел, что запустил в своей квартире самое настоящее швейное производство, самый настоящий поток, вызвав на подмогу свою тёщу. Дело заки– пело и пошло. На службу же Платон, начиная с этого времени,

«забил». Вскоре, через два месяца, к началу апреля, о том, что Пла– тон Гарин продаёт по воскресным дням куртки на местной бара– холке, знал весь полк, в котором он служил, включая сюда и коман– дира полка подполковника Куропаткина. Так что на одном из утренних разводов Куропаткин устроил Платону пропесочку, вы– ставив предварительно на всеобщее обозрение перед строем.

– Гарин, б…! Ты что, б…, охренел, что ли, в самом деле? Совсем страх, б…, потерял? Скоро в твоих куртках весь военный городок, б…, ходить будет! Ты кто, б…? Офицер? Или подпольный, б…, коо– ператор? Ты о чем, б…, думаешь! Немедленно, б…, прекращай свою кооперацию… – Выразив до конца свою мысль, командир смолк, но рта не закрыл и уставился с открытым ртом вопрошающим взгля– дом на Гарина.

«Почему всё время б…?» – подумал Гарин и от греха подальше промолчал.

Гарин

К командиру подключился замполит майор Мамедов, он начал с тех же слов, что и Куропаткин:

– Гарин, б…! Мы не для того тебя, б…, кандидатом в партию при– нимали, чтобы ты всякой х…, б… страдал! Ты неправильно пони– маешь решения последнего январского, б…, пленума ЦК КПСС!..

Куропаткин перебил Мамедова:

– Да всё он, б…, прекрасно понимает! Гарин, б… такая, если ещё хоть раз на барахолке с куртками появишься… – Командир замол– чал, задрал подбородок и прикрыл на мгновение глаза, перебирая в уме все доступные варианты простых и понятных слов, с помощью которых можно было продолжить трахать перед общим строем долговязого и вконец обнаглевшего лейтенанта. – Ты что, б…, Га– рин, самый умный?.. – наконец родил командир и закончил, уста– вившись заторможенным взглядом на Гарина. – Завязывай, б…, немедленно с этим делом.

– Так точно!.. – отвечал тогда Платон Гарин командиру и зампо– литу. Прекрасно понимая то, что сейчас, в апреле, когда сезон уже закончился и потеплело, шить куртки смысла не имеет никакого. Поскольку кто, какой, скажите, идиот, их будет к лету покупать?..

Ближе к августу Платон вышел в отставку, сдал служебную жил– площадь и переехал в подмосковное Красково, где и снял для про– живания квартиру, а заодно и оформил патент на пошив курток. Теперь он уже продавал пошитые им куртки на рынке в Малаховке. Через полтора года на вырученные от продажи курток деньги Га– рины приобрели небольшой домик в Расторгуево, куда и переехали из Красково всей семьёй. Жизнь, словно бурлящий речной поток, несла Платона по своему течению. Платон ничего не замечал во– круг себя: не замечал ни времени, ни пространства. Настолько стре– мительным и бурным было его жизни тогда течение. Событие сле– довало за событием, месяцы стёрлись для него в недели, а дни пре– вратились в часы. Путеводной же звездой ему во всём, во всех его начинаниях, вне всяких сомнений, была тогда его жена Полина. Именно благодаря её врождённой предпринимательской чуйке Платон и делал на протяжении трёх-четырёх лет свой стартовый капитал. Но случалось такое, что и самому Платону приходили в голову те или иные, зачастую бредовые бизнес-идеи. Приходили и, как правило, заканчивались для него ничем, точнее, полным фиаско. Самым же большим его разочарованием была покупка им в одна тысяча девятьсот девяностом году у своей когда-то одно– классницы Наталии Варежкиной шестимесячного, упрямого, как стадо баранов, и тупого, как один осёл, бультерьера белого окраса сучки по прозвищу Стрелка. Отвалил же Платон тогда Варежкиной

Вадим Васильевич Лёвин

за Стрелку немыслимую по тем временам сумму, а именно семь кусков, по сути, годовалые «Жигули». Счастью Гарина не было предела, когда он торжественно, точно ценный и дорогой подарок, внёс на своих руках Стрелку в дом. Полина же, узнав о том, за какие бешеные деньги досталась Гарину собака, вовсе не одобрила этой очередной его затеи.

– Ты зачем за такие деньги собаку купил?.. – удивилась, вовсе не разделяя радости супруга, Полина.

– Ты что, считать не умеешь?.. – резонно возразил ей Гарин и спу– стил Стрелку с рук на пол.

– Что считать? Не поняла тебя, Платон?.. – всё так же недоуме– вала Полина.

– Что не поняла?.. – переспросил находящуюся в прострации супругу Гарин и продолжил следом, весьма и весьма довольный самим собой: – Умножь-ка, Поля… – Гарин просиял многозначи– тельной улыбкой и продолжил интригующе, всё с тем же счастли– вым выражением лица, – то количество щеночков, которые она нам родит, на то, за сколько я её купил. Умножила? A? Теперь всё, на– деюсь, поняла?..

– Нет, не поняла… – упёрлась рогом с пространным выражением лица Полина. После чего вызывающе, выставив руки в бока, уточ– нила: – Что на что прикажешь мне умножать? Платон?

– Ты что, совсем того? Ничего не понимаешь!.. – произнёс Платон и чуть было не повертел после этого указательным пальцем у своего виска. Настолько ему всё было ясно и понятно, деньги, по его мне– нию, сами лезли в карман. Сразу же добавил по слогам, разгорячён– ный бесконечной тупостью супруги: – Умножь то, за сколько я её купил, на то, сколько она нам родит! Ты что, в школе не училась?

– Так сколько родит? При чём здесь школа?.. – еле сдерживая себя от гнева, произнесла Полина. Её разум буквально вскипал от бесконечной, по её мнению, тупости супруга. Один явно не пони– мал другого.

– Много!.. – вскричал Гарин.

– Много – это сколько? Что на что, твою мать, мне, в самом деле, умножать!.. – вскричала вслед за Гариным и его жена Полина.

– Пять, семь, десять, двенадцать! – выпалил на одном дыхании Платон. Выпалил и сразу начал успокаиваться, остывать, увидев насмешку в глазах жены. В этот же самый момент до него, как до самого тупого в мире жирафа, дошло, что умножать сейчас семь тысяч и правда не на что.

– Что, успокоился? Дошло?.. – произнесла довольная собой По– лина и продолжила, подобрев, перейдя в разговоре с мужем на

Гарин

пониженные тона: – Ты мне вот что лучше скажи, Платон, сколько ей месяцев, прежде чем деньги, которых ещё нет, начинать считать.

– Шесть… – ответил без раздумий Платон.

– Так она же передержанная… – вновь вспыхнула Полина. – Смо– три, у неё правая задняя лапа западает! На что ты смотрел, когда её покупал? Тебе впарили передержанного щенка! Он дефектив– ный! Понимаешь ты это или нет? Езжай. Немедленно возвращай его своей однокласснице. Она тебя надула!..

Супруга Гарина Полина, безусловно, знала, о чём тогда говорила Платону. Её отец был заядлым собачником и в их доме с самых детских её лет не переводились собаки.

– Ничего она не дефективная. И никуда я её не повезу… – насу– пился Платон. Тут же произнёс с гордостью за Стрелку. – У неё родословная есть. – Произнёс и тут же с удивлением посмотрел на то, как Стрелка присела на задние лапы и сделала лужицу прямо под ногами всем и всегда недовольной супруги, которая произнесла в сердцах, увидев это.

– Всё, нагадила. Бери тряпку. Сам теперь по полу ползай и под– тирай всё за ней. Соседям только не вздумай прежде времени хва– статься, за какие деньги и для чего эту хромоногую свинью купил.

– Сама ты, Полина, свинья, я тебе скажу… – произнёс с обидой Гарин и взял в руки тряпку. Подумал уже после того, как подтёр лужу, и посмотрел на Стрелку со стороны трезвым взглядом:

«А ведь и правда права Полина. Действительно, Стрелка хромает и на свинью как две капли воды походит, и как только я этого сразу не заметил?»

Уже этим вечером все соседи Гариных знали о том, за сколько и для каких целей Платон приобрёл своё сокровище. Теперь им только и оставалось, что делать, как только думать и гадать над тем, сколько же Стрелка на самом деле родит, принесёт Платону щенят? Двенадцать? Или же пятнадцать, как мечтал о том в душе сам Га– рин? Через два месяца Стрелка «потекла» и выскочила в один из дней незаметно для хозяев со двора за калитку. Так что Гарин после этого чуть было с ума не сошёл и всех соседей на уши не поставил. Уже под вечер, когда смеркалось и когда Гарин потерял последнюю надежду, один из соседей, а именно Вовка Косяков, обнаружил Стрелку на местном пруду. Гарин после этого вздохнул с облегче– нием, «проставился» перед Вовкой и посадил Стрелку, а заодно и всех своих домочадцев под домашний арест, повесив на калитку увесистый амбарный замок, ключ от которого хранил только у себя. С этого момента проштрафившаяся Полина (по мнению Платона, именно по её вине Стрелка и сбежала со двора) могла выходить с

Вадим Васильевич Лёвин

детьми за калитку разве лишь после того, как он, Платон, само– лично откроет замок.

Через неделю после того, как Стрелка потекла, и через два дня после того, как убежала со двора, в дом к Гариным привезли для вязки кобеля. Что собой представляет насильственная случка двух бультерьеров, на этих страницах лучше не рассказывать. Это страш– ное само по себе зрелище. Главное в случке, как уяснил для себя Гарин в то время, когда держал изо всех сил за лапы Стрелку, а одурманенный рефлексами кобель дышал, разинув пасть и вы– сунув язык ему под нос, так это замок. Если был замок, значит, случка состоялась, если не было замка, значит, нет, не состоялась. В тот раз, как всем показалось, был замок. Но для подстраховки в один из дней была проведена повторная вязка. Через два месяца после которой Стрелка и родила на радость Гариным девять поро– дистых щенят, девять роскошных, по мнению Платона, «жигулят»…

– Ну, кто из нас, Поленька, дурак?.. – произнёс, не скрывая сво– его удовлетворения, Платон уже после того, как сучка Стрелка ощетинилась девятью щенками…

Теперь их надо было Стрелке вскармливать, а Гариным меж тем не только лелеять, но и внимательно следить за тем, чтобы Стрелка не подавила их ненароком во время вскармливания. С этого момента Гарин забросил все дела и, что называется, при– сел напротив Стрелки и всё ещё слепых щенят. Так, чтобы они теперь всё время находились пред ним, пред его, Гарина, неусып– ным оком. Но не уследил Платон, как ни старался, за щенятами в один из дней. Двоих Стрелка всё же подавила в то время, когда Платон, сидя перед Стрелкой и щенятами на стуле, носом клевал. После преждевременной кончины двух щенков Гарин, недолго думая, обвинил во всех смертных грехах супругу и установил кру– глосуточное дежурство вокруг да около щенят. Он поставил По– лину, что называется, под ружьё, и она вместе с ним заступила на круглосуточный пост. Гарины перестали спать. Но через две не– дели это безобразие для них закончилось. К измученным бессон– ницей Гариным с целью освидетельствования щенков заявилась кинолог. Кинолог взяла в руки одного из щенят, самого шустрого и самого, надо признать, озорного, улыбнулась, взглянув на него, и тут же почему-то погрустнела, выпустив его из рук. Взяла ещё одного щенка в руки и вовсе помрачнела, рассмотрев его со всех сторон. Сказала в расстроенных чувствах, не выпуская из рук щенка:

– Это не бультерьер…

Гарин

После этих слов кинолога Гарин застыл как истукан и произнёс, как балбес:

– А кто?

– Помесь.

– Чья?.. – Гарин разинул рот, вовсе не давая себе отчёта в том, что здесь и сейчас на самом деле происходит.

Полина же сразу сообразила, что к чему, и ответила Платону с издёвкой в голосе вместо кинолога:

– Бульдога с носорогом…

Платон перевёл взгляд с кинолога на Полину, прикрыл рот и сглотнул слюну. Затем вновь посмотрел на кинолога уже после того, как та обратилась с серьёзным выражением лица к незадач– ливым супругам:

– У вас сучка во время течки со двора убегала?..

Гарин вновь перевёл взгляд на Полину, вновь разинул рот и вы– таращил глаза. После чего замер в ожидании того, что же на это ответит кинологу жена… Полина накоротко задумалась и сказала без утайки твёрдым голосом:

– Да. Убегала на несколько часов, за два дня до первой вязки… Пришлось Гарину в очередной раз прикрыть свой рот и, пону-

рив голову, отправиться в воскресный день на рынок. Лишь для того туда направиться, чтобы по доброте своей душевной не топить всё ещё милых его сердцу щенят на местном пруду, но раздать их возле входа на рынок в руки добрые…

Вскоре после этого Стрелка и вовсе стала никому не нужна. Га– рин махнул на неё рукой и, к всеобщей радости своих домочадцев, снял с калитки замок. Предоставленная самой себя Стрелка не за– медлила этим воспользоваться и во второй раз, теперь уже с кон– цами, сбежала со двора Гариных. После чего Полина вздохнула с облегчением, перекрестилась и праздник по этому поводу за общим столом для всех соседей закатила.

Сам же Платон, сам, можно сказать, виновник «торжества», вовсе не придал этому событию какого-либо значения. Тем не менее по– купка бультерьера не пропала для него даром. Ведь именно благо– даря этой своей бизнес-идее, именно благодаря покупке Стрелки Платон Гарин увидел перед собой на одной из выставок собак того человека, который впоследствии, через месяц после выставки, так поможет его отцу. Увидел того человека, которого на самом деле человеком язык не поворачивается назвать. Именно благодаря зна– комству с этим человеком Платон и познал в первый раз на самом деле, как жесток и несправедлив бывает по отношению к нам мир, в котором мы живём. Познал зло! Зло абсолютное и непостижимое.

Вадим Васильевич Лёвин

То зло, от которого в голове нормального человека стынет разум. Одним, что называется, всё, другим же, извините меня, ничего, а именно гроб с похоронной музыкой.

Звали того человека Иваном Александровичем, и фамилия у него была самая что ни на есть русская. Ивану Александровичу исполнилось на тот год сорок пять лет. На выставке собак он дер– жался обособленно и все те полтора часа до того, как вывести своего питомца на круг, простоял в сторонке от других хозяев собак, под– чёркивая тем самым свою значимость. Ещё бы ему не стоять в сто– ронке. Как впоследствии узнает Платон, от этого человека много что зависело в жизни других людей в силу специфики его профес– сии. С первого взгляда было заметно, с каким почтением относится к Ивану Александровичу председатель клуба собаководов Татьяна. Именно бультерьер, хозяином которого был Иван Александрович, и получил первый приз и соответствующий этому призу диплом на той самой выставке собак.

Через месяц после выставки Платон узнал от участкового тера– певта Галины Новиковой о том, что у его отца Юрия Михайловича обнаружен рак желудка. Новикова посоветовала Платону без про– медления класть отца на операцию. В этот же день Платон обзвонил всех своих знакомых, среди которых была и проживавшая в те годы в Крылатском в «крестах» председатель клуба собаководов Татьяна. Разговор Платона с Татьяной, учитывая обстоятельства, был корот– ким и предельно конкретным.

– Тань, привет! Это Платон Гарин, одноклассник Наталии Ва– режкиной. Мы c женой на выставке собак с тобой познакомились. Ты, надеюсь, ещё нас не забыла?

– Да, конечно, не забыла! Помню. Что, со Стрелкой что-то слу– чилось?.. – произнесла с некоторой тревогой в голосе Татьяна.

– Нет, не со Стрелкой, с ней как раз всё нормально, растёт. С от– цом моим случилось. У него рак третей степени обнаружили.

– Рак чего?

– Желудка.

– Метастазы пошли?

– Не знаю, участковый терапевт ничего мне не сказала насчёт этого. Но предупредила о том, что отца срочно надо оперировать.

– Отец похудел?.. – задала уточняющий вопрос Татьяна.

– Вроде нет… – ответил Платон и продолжил с сожалением: – Живот вот только у него сильно болит… – произнеся эти слова, Платон в очередной раз помедлил и обратился к Татьяне с прось– бой: – Тань, я всех подряд обзваниваю, у тебя нет случайно знако– мых, которые могли бы мне помочь?

Гарин

– Есть такой знакомый. Бери ручку, записывай его телефон и звони ему.

– Диктуй…

Татьяна продиктовала номер и назвала имя и отчество того че– ловека, к которому надлежало обратиться Гарину.

Платон набрал надиктованный Татьяной номер и приложил трубку к уху. Послышались длинные гудки, Гарин замер в ожида– нии. После того как гудки прервались, Гарин услышал на том конце провода бархатный и приветливый мужской голос:

– Алло, слушаю вас.

– Будьте так любезны, позовите к телефону Ивана Александровича.

– Я вас слушаю.

– Здравствуйте, меня зовут Платоном. Мне ваш телефон дала Татьяна. У моего папы рак желудка, третья стадия… – не переводя дыхания, на одном глотке воздуха произнёс Платон. После чего продолжил, выдохнув: – Татьяна посоветовала мне к вам обра– титься. Вы сможете моему папе чем-либо помочь?..

Иван Александрович ответил без промедления, словно только что и делал, что ждал этого звонка.

– Приезжайте завтра утром в онкологический центр на Каширке.

Знаете, как до него добраться?

– Да… – ответил Платон Ивану Александровичу и уточнил у него на всякий пожарный случай: – Если мне не изменяет память, онко– центр в двух шагах от метро «Каширская» находится? Так?

– Да. Всё правильно. Как только приедете, так сразу мне и набе– рите по местному телефону, я вас тогда и встречу в холле…

Каково же было удивление Платона утром следующего дня, когда он увидел перед своими очами, уже после того как вызвал по местному телефону Ивана Александровича, именно того мужчину, который месяцем ранее взял со своим питомцем первый приз на выставке собак. Иван Александрович шёл быстрым, уверенным и пружинящим шагом по холлу в сторону Платона и улыбался до ушей, так что у Платона не осталось никаких сомнений в том, что и сам Иван Александрович тоже признал его. На голове Ивана Александровича не было видно ни одного волоска, нос был с гор– бинкой, губы узкие, плечи же, на которые был надет белый халат, покатые. Что касательно роста, то ростом он был по плечо почти двухметровому Платону.

Через четыре дня, а именно в пятницу, уже после того как Пла– тон передал Ивану Александровичу пять тысяч рублей и его папу положили в больницу, была проведена и сама операция. Операция прошла успешно, так что Платон нарадоваться не мог, поглядывая

Вадим Васильевич Лёвин

со стороны на счастливое лицо своего папы. В понедельник он при– ехал в онкологический центр за отцом. Но перед тем как зайти к нему в палату, Платон Гарин заглянул к своему благодетелю и пе– редал ему в качестве благодарности презент, а заодно и пригласил в гости, в отстроенной баньке попариться. Иван Александрович с радостью принял тогда приглашение Платона, предварительно поинтересовавшись:

– Когда прикажешь к тебе приезжать, Платон?

– В субботу приезжай, Вань… – беззаботно отвечал Платон. В ответ на это Иван Александрович спросил:

– Платон, ты не будешь против, если я друга с собой за компа– нию прихвачу?

– А с чего мне вдруг быть против? Когда я был против хорошей компании, Вань? Я только за! Сам знаешь, на троих сподручнее, чем на двоих, соображать… – ответил с простодушным выражением лица Платон и в точности, как и доктор, просиял улыбкой.

– А девочек с собой прихватить?.. – сказав это, Иван Алексан– дрович интригующе подмигнул Платону.

На что Платон ответил, разведя руки в стороны:

– Какие девочки, Вань! Шутишь, что ли? Жена дома…

В это же самое мгновение в кабинет Ивана Александровича, что называется, без стука зашёл молодой человек в белом халате. Зашёл и спросил как ни в чем не бывало, вовсе не обращая внимания на застывшего посреди кабинета Платона: