Текст книги "Такие разные дороги жизни"
Автор книги: В. Стоянов
Жанр:
Современная проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 6 страниц)
Борис не приходил, стало не до музыки. Эля встретила его на «Привозе». Он помогал дяде в лавке.
– Ты воевать пойдешь? – спросила девушка. – Ты же хотел быть военным. Как раз выпал случай проявить себя. Потом легче будет поступить учиться дальше.
Борис замялся.
– Я ходил в военкомат, меня не взяли, – неуверенно проговорил он. – Сказали, нет восемнадцати. Велели погулять. Мне в декабре исполнится восемнадцать, – напомнил он.
В разговор вмешался дядя, он стоял у двери, подозрительно смотрел на девушку:
– Какой из ёго вояка, пусть сопли утрёть вначале! – зло проговорил он. – Да и против кого воевать?! Ладно бы то немцы! А то румыны! Они нам не чужие! – смело заявил он.
Теперь мало кто боялся органов НКВД. Им не до местных, сами успели разбежаться, кого призвали на фронт, кто-то успел сбежать на восток. В городе в открытую стали высказывать свои мысли и пожелания бывшие белогвардейцы, царские офицеры и нижние чины бывшей Российской императорской армии.
– Я домой поеду, – нагнув голову и очерчивая носком ботинка черту по пыли, проговорил Борис. – Родителям помогать надо.
– Туда же могут прийти румыны? – сказала Эля, как бы предостерегая друга от опрометчивого шага.
– Ну и что! Жили мы уже под румынами, знаем. Они могут и сюда прийти.
– Нет, сюда они не придут. Красная армия не допустит, – уверено проговорила девушка. Дядя сплюнул, пошел в лавку.
Боря набычил шею, пожал плечами. Из глубины лавки его окликнул дядя:
– Хватит лясы точить, иди работать!
Боря мотнул головой.
– Я пойду. Пока! Когда все уляжется, я зайду.
– До свидания, Боря. Береги себя, – посоветовала Эля.
Он покивал головой, повернулся и медленно пошел в глубину лавки.
И сколько потом Эля не приходила на рынок, заглядывала в лавку, Бориса не видела. Все же уехал к родителям, – решила она. Два месяца она не видела его. Борис появился в Одессе, когда бои шли уже на подступах города. Часть войск эвакуировали морем. Стал всем ясно, город не отстоять. Парень зашел в подъезд, где жила Эля, звонок в квартиру не работал, он постучал. Из-за двери послышался женский голос:
– Кто там?
Борис узнал голос матери Эли, отозвался:
– Это я, тетя Нина, Борис. Эля дома?
Мать приоткрыла дверь, выглянула.
– Здравствуй, Боря. Эля пошла в музыкальную школу. Она вместе с преподавателями дежурит на крыше, сбрасывают вниз зажигалки. Или охраняет инвентарь от мародеров, – пояснила женщина.
Борис поблагодарил, сказал, он зайдет в школу. Он, действительно, пошел в школу, удивился перемене, произошедшей во всем городе, со школой в частности. Многие стекла в окнах выбиты, кое-где заставлены фанерой и досками, дверь еле держалась на петлях. Некоторые дома разрушены от авиабомб, которые сбрасывали самолеты. Внизу его остановил старенький преподаватель, принял за очередного любителя забрать, что плохо охраняется.
– Вы куда, молодой человек? – строго спросил он.
– Мне бы Райнову увидеть, – проговорил Борис, не очень уверенный, что она могла бы оказаться здесь. Не дело хрупкой девушке заниматься охраной.
– А, это к Эле, – и крикнул кому-то вглубь коридора, чтобы позвали Райнову.
Эля вышла сразу же, крайне удивилась, увидев Бориса.
– Ты почему вернулся?
Борис показал ей на лавочку, предлагая присесть. Они сели перед большим увядшим кустом сирени, осень вступала в свои права. Листья на тополе, стоявшем по ту сторону дороги пожухли, только платаны лениво шевелили листьями, словно они сделаны из жести. Небо по-осеннему темно синее, кучевые облака наступали на город.
– Так почему ты вернулся? – повторила вопрос Эля.
– Тебя хотел увидеть, – усмехнулся Борис, и именно в кривой улыбке она почувствовала, он врет. Хотя как приятно услышать, что он вспоминал, думал о ней, ради нее приехал в Одессу, которую неизвестно: удержат или не удержат красноармейцы. Хотя если уже приступили к эвакуации красноармейцев морем, понятно: не удержат.
– В твое село пришли румыны? – спросила Эля.
– Пришли, – кивнул он.
– Ты почему не остался?
– Евреев и цыган румыны расстреливают или ссылают в лагеря. А у меня в крови течет цыганская кровь. А еще меня хотели мобилизовать. Отец велел переждать у дяди, – нехотя пояснил Борис. Эля недоуменно воскликнула:
– Да сколько в тебе той крови! И кто об этом знает, если ты сам не расскажешь! У многих молдаван в крови течет цыганская кровь, что же полстраны расстреливать? Румыны и сюда придут, куда ты дальше побежишь?
Борис криво усмехнулся:
– Ты говорила, румыны сюда не придут, – напомнил он.
– Говорила, – согласилась Эля. – Кто знал, что так все повернется. Наши утверждали, если нападут, будем драться на их территории. – Вздохнула. – Как оказалось, займут они город. И как ты дальше? – взглянула она на парня.
– В городе легче спрятаться. Некоторое время у дяди перебуду, а там посмотрим, – излишне уверенно произнес он. – Вы, почему остались? – имея ввиду ее семью, спросил Борис.
– Нам некуда ехать. Сначала ждали папу, потом пути отрезали. Папа так и не объявился, мама и бабушка очень переживают. А что будет с твоими родителями, если узнают, что ты сбежал на нашу территорию?
– Румынам не скажут, где я. И что нам румыны? К нам вернулись прежние хозяева, они родителей знают, не тронут. Меня молодого, они могли бы призвать в их армию, а я не хочу за них воевать. Договорились, если что, я уехал в Бухарест.
– Так тебе же нет восемнадцати? – напомнила Эля.
– Они на это не смотрят. Винтовку в руки и вперед.
– А прежнее начальство, которое ты так ругал? Они остались в селе? – расспрашивала Эля.
– Зачем им оставаться? Они на фронт ушли. Парторг у нас местный, его по годам не взяли, он еще при румынах воду мутил, в тюрьму сажали. Теперь по законам военного времени – расстреляли, – равнодушно проговорил он, словно расстреляли не человека, а ворону на дереве.
– Как?! Без суда? – округлила глаза девушка.
– Какой суд?! Война ведь! Вывели за огород и расстреляли.
В его голосе Эля не уловила сожаления. В душе оправдывала его, друг за эти два месяца успел насмотреться столько дикости, столько мертвых тел, что расстрел одного человека уже не вызывает в нем никаких эмоций.
– Мерзость какая! И что ты решил? Будешь прятаться или сражаться в рядах Красной Армии? – допытывалась Эля.
– Не, не буду. Не за кого сражаться. Что большевики, что румыны, хрен редьки не слаще, – с миной недовольства на лице мотнул он головой. – Мне же еще нет восемнадцати, – напомнил Борис.
– Кто сейчас в этой круговерти будет спрашивать о годах, ты вон, какой здоровый. Чем же ты будешь заниматься? – Эля не могла понять истинной причины появления Бориса в Одессе. Уйти с отступающими войсками он не хочет. Воевать на стороне румын тоже не желает.
– К дяде Фанэлу в лавку пойду, помогать буду, – буркнул он. – Дядю не тронут. До революции у него тоже была своя лавка. Дядя Фанэл посмотрел на дядю Иону, понял, все равно отберут. Лучше добровольно отдать. Теперь лавка опять может стать его. Румыны поощряют частную торговлю. Возвращают прежним хозяевам их добро, которое большевики отобрали.
– С чего ты взял? А вдруг – нет? – попыталась переубедить она парня.
– Румыны торговать разрешают, – упрямо повторил Борис. – У нас в село вернулись прежние хозяева, открыли свои лавки, которые ранее ихними были, – угрюмо доказывал свою правоту Борис.
Замолчали, каждый думал о своем.
– Не знаю, как мы будем жить, – со вздохом промолвила Эля.
– Посмотрим, – не очень уверено проговорил Борис. – Ты сюда, в училище не ходи, – посоветовал он. – Все равно ничего не убережете. А ты вон, какая хрупкая. Еще по голове настучат.
– Жалко ведь. Играть не умеют, а воруют.
– Знамо дело, на продажу.
– Ты скрипку забросил? – покосилась на него Эля.
– Не до музыки сейчас, – отмахнулся парень.
Эля повернулась к Борису:
– Ты прав. Неудобно играть, когда вокруг столько горя. На моей улице соседа напротив нашего дома в порту бомбой убило. Попал по бомбежку. Жена так рыдала.
– У тебя одного соседа, у нас треть села расстреляли, – хмыкнул Борис.
– За что?! – удивилась Эля, она все не могла свыкнуться с тем, что так равнодушно можно говорить о гибели невинных людей.
– За все! Кто коммунистам помогал, или сопротивление оказывал, у кого дети с большевиками ушли, кто в ополчение записывался. На некоторых соседи донесли… – нехотя пояснил Борис и замолчал. Ковырял каблуком разбитый асфальт.
– Как ты перешел линию фронта? – спросила Эля.
– С трудом. Сначала чуть не попался румынам, потом немцам, от русских уходил плавнями.
– А от русских зачем? Ты же сюда, к нам, шел? – удивилась девушка.
– Так они и поверили бы, что я не шпион. Там такое твориться, разбираться некогда. К стенке сразу ставят и весь спрос.
Эля увидела, как пожилой преподаватель покинул здание школы, на смену ему пришла тоже пожилая преподавательница сольфеджио. Борис проследил за взглядом девушки, состроил гримасу:
– Тоже мне: охраннички… – взглянул на Элю, поперхнулся, проговорил: – Зря вы, ничего не убережете. Придут немцы или румыны, им все достанется.
Расстались как-то холодновато, какая-то недосказанность осталась между ними.
Фронт приближался вплотную к городу. Залпы фронтовых зениток, уханье пушек с кораблей вызывали дребезжание стекол в окнах, немецкие самолеты бомбили порт и заводы. От взрывов прятались в подвале. Затем сообразили, если дом рухнет, они из подвала не выберутся, будут погребены заживо. Стали прятаться в высохшей сливной канаве. Бабушка махнула рукой, при бомбежках не выходила из дома, сказала, если суждено погибнуть, то лучше в собственном доме. 5 августа фронт вплотную приблизился к пригородам Одессы. Казалось, еще три, четыре дня и город падет. Однако, шла неделя за неделей, город не сдавался. Защищали город не только регулярные части отдельной приморской армии и матросы военно-морской базы, но и ополченцы, жители Одессы. Немцы были очень недовольны боевой выучкой румынской армии, которая не могла сломить сопротивление по сути одесских ополченцев, их армию отвели на переформирование, в бой вступила немецкая армия. Вскоре стрельба началась в самом городе. Отступающие части Советской армии уходили из города, многих эвакуировали морем, немцы нещадно бомбили корабли с отступающими воинами. Военный инструктор последний раз собрал ополченцев, оставшихся стариков и женщин, сказал, чтобы все расходились по домам, забрали с собой оставшиеся винтовки и гранаты, чтобы они не достались немцам и румынам. Винтовка для Эли оказалась тяжеловатой, да и не нужна она девушке, в свою сумку она положила две гранаты, да и то, чтобы не огорчать инструктора отказом, с ними пришла домой. Мать увидела, дочь достает из сумки гранаты, удивилась:
– Зачем ты приперла их домой?
– Пускай будут. Мало ли как сложится, – упрямо возразила Эля.
– Если найдут их у нас, беды не оберешься, – заметила бабушка.
– Я их спрячу.
Она положила гранаты в чулан, сверху заставила их всяким хламом. Вскоре и забыли о них, не до гранат стало.
16 октября румыны вступили в город. Горожане поговаривали: румыны не смогли бы взять город, если бы не помощь немцев. Что крайне удивило Элю, и не только ее, она видела, как некоторые граждане восторженно встречали входившие в город части, бросали под ноги цветы. Только спокойная жизнь в городе не наступила. Через несколько дней город потряс взрыв огромной силы. Многие ходили смотреть на развалины румынской комендатуры. В этом же здании при прежней власти располагалось местное НКВД. Его заняла румынская военная администрация, в нем же находилась сигуранца, аналог немецкого гестапо. На рынке шептались, погибло много военных, в том числе два генерала, поскольку в этот день в комендатуре шло совещание. Кто подложил бомбу сомнений не вызывало, не могли понять, кто и как проник в здание со взрывчаткой. Только через много лет выяснилось, перед свои отступлением советские военные заложили взрывчатку с механизмом, который позволял по радиосигналу привести его в действие. Эля не ходила смотреть на развалины, там и так все вокруг оцеплено. Да и не вызывало это событие в ней любопытства. На кухне с мамой и бабушкой обсудили этот случай, и тут же забыли. Словно в ответ на взрыв, на следующий день на домах и заборах развесили листовки, в которых предписывалось всем евреям города явиться с вещами к городской тюрьме. Многих евреев сгоняли силой, вновь созданная полиция из числа одесских добровольцев и румын ходили по адресам, уводили евреев всей семьей. Не щадили ни малолетних детей, ни стариков, ни пожилых женщин. Евреев выстраивали в колонны и гнали пешком в сторону поселка Дальника. Концлагерь организовали также у села Богдановка, куда сгоняли пленных красноармейцев.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
