Текст книги "Богатыри русского политического сыска"

Автор книги: В. Брачев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 10 страниц)

Деньги у него от отца-богача, который рад, дескать, поддержать сына, взявшегося за учение и бросившего конспирацию. Деньги Ландезен давал охотно направо и налево. Бах ввел его к М.Н. (и др.) и к Лаврову. М.Н., вечно в нужде, всегда хваталась за мало-мальски богатеньких, с кого можно было что-нибудь сорвать. Ландезен скоро стал у ней своим, и вообще подозрения были безусловно отброшены.

Собственно я и не думал о Ландезене. Шпионами я не интересовался; сверх того, я ясно видел, как подозрительны другие лица, столь близкие к "знаменитостям". Если бы Ландезен и был шпион, то он бы ничего не прибавил к тем лицам. Но рекомендация Баха, жившего с ним, меня достаточно уверяла в личной добропорядочности Ландезена и в том, что он ничего общего с полицией не имеет. Самого Баха я тогда нимало не подозревал. Между прочим, он скоро сообщил, что получил выгодную работу у Ефрона. Тем лучше. Он попросил меня, чтобы я позволил ему привезти Ландезена в Рэнси. Побывали, был и я у них.

Ландезен мне понравился. Он имел вид самого банального студента французского типа, добродушного, веселого, не особенно развитого, но, пожалуй, неглупого.

Относительно радикальности я с ним не говорил, а больше о французских делах, да о его занятиях. Впоследствии, когда мне приходилось разорвать с эмигрантами, я, по желанию Ландезена, изложил ему свои взгляды на глупости революции; он мне поддакивал и предложил денег на издание моей брошюры.

Теперь вижу, что он преловкий паренек. Мне, конечно, безразлично было и есть, но все же он надул меня. Я получил подозрение против Баха, но в Ландезене совершенно уверился, что он просто бурш и довольно милый, и с полицией ничего общего не имеет. Ловок. Меня в этом отношении никто, кажется, не обманывал за последние годы моей заговорщицкой жизни. Правда, что тогда я уже не вникал и не интересовался. Но все-таки ... молодец парень!"

[247].

Однако вершиной полицейских успехов А.Ландезена второй половины 1880-х годов стало, несомненно, дело "парижских бомбистов". Инициатором его разработки был непосредственный начальник А.Ландезена – П.И.Рачковский, настойчиво подталкивавший своего ученика и подопечного к сближению с наиболее радикальной частью русской революционной эмиграции, от которой собственно и исходила угроза терактов. И таких людей А.Ландезен в конце концов нашел: князь Накашидзе, И.Н.Кашинцев (Ананьев), А.Л.Теплов, Е.Д.Степанов, Борис Рейнштейн и другие.

Им то и предложил А.Ландезен организовать и осуществить убийство Александра III, изготовив предварительно для этого в Париже необходимое количество самодельных снарядов и бомб. Более нелепой идеи, казалось бы, придумать было трудно. Однако предложение провокатора было принято.

Правда, непосредственный участник этого предприятия Евгений Степанов в своих воспоминаниях говорит об этом очень туманно. Дескать он и его товарищи всего лишь готовились к революционной (читай: террористической Б.В.)

работе непосредственно в России, предпочитая не поднимать вопроса о предполагаемом характере этой работы. Впрочем, поскольку необходимым условием предстоящего возвращения на родину члены кружка считали непременное овладение ими секретами изготовления бомб и метательных снарядов, иллюзий относительно характера их будущей революционной деятельности быть не должно. Это, конечно же, все тот же пресловутый революционный террор. Едва ли могут быть какие сомнения и относительно предполагаемой жертвы – Александр III (кто же еще?), хотя сведениями о сколько-нибудь реальной проработке этого замысла мы не располагаем.

Заслуживает внимания, что идея практического овладения навыками изготовления взрывчатых веществ и метательных снарядов и последующего возвращения в Россию возникла у части радикально настроенной эмигрантской молодежи совершенно независимо от А.Ландезена, причем не в одном, а сразу в двух кружках. В один из них (в него входил, в частности, Борис Рейнштейн) А.Ландезен был вхож еще с 1887-1888 годов. Существование же другого кружка (Е.Д.Степанов, И.Н.Кашинцев, химик Лаврениус и др.) стало известно ему только в начале 1889 года. Ввел его сюда В.Л.Бурцев, который в своих воспоминаниях предпочел обойти этот явно неприятный для него эпизод. Зато другой участник этих событий – Е.Д.Степанов рассказал об этой истории весьма подробно.

"И вот, – пишет он, – совершенно независимо друг от друга и почти одновременно в двух кружках парижских эмигрантов, состоявших из лиц, хоть и знакомых между собой, но организационно ничем не связанных, было приступлено к производству опытов по приготовлению взрывчатых веществ и снарядов. Однако благодаря крайней скудости материальных средств, опыты наши приходилось производить в чрезвычайно скромных размерах. Необходимые нам материалы и приспособления удавалось добывать в весьма ограниченном количестве и дело наше двигалось очень медленно.

Еще хуже стоял вопрос в смысле организации поездок, а, в конце концов, и общего нашего переезда в Россию. Тут уже требовались довольно значительные средства. А наша кружковая касса была абсолютно пуста ... В таком положении находились мы сами и наша затея, когда на нашем горизонте появился Ландезен или "Мишель", как его фамильярно называли некоторые из наших знакомых и приятелей" [248].

Инициатива введения А.Ландезена в кружок, к которому принадлежал Е.Д.Степанов, всецело принадлежала по словам последнего В.Л.Бурцеву, который и предложил "в один прекрасный день" познакомить членов кружка со своим приятелем – "бывшим народовольцем, который по разным обстоятельствам временно отошел от движения, уехал из России и даже поступил в какое-то высшее агрономическое учебное заведение, где и пребывает в настоящее время; он мало соприкасается с русской колонией, совершенно не сошелся со средой французского студенчества и благодаря тому, что будучи сыном одного варшавского банкира, обладает более чем достаточными средствами; ведет рассеянный образ жизни парижского бульвардье. Но со времени своей встречи с Бурцевым в Швейцарии оказал последнему даже кое-какую денежную помощь в литературных предприятиях; в нем заговорила старая революционная закваска" и что ему ничего не стоит подбрасывать время от времени своим новым товарищам тысячу-другую франков на революционное дело [249].

Конечно же, изнывавшие от безденежья члены кружка охотно согласились на заманчивое предложение В.Л.Бурцева и уже в один из ближайших дней отправились знакомиться на квартиру к А.Ландезену, жившему в это время на правом берегу Сены. Придя к нему, они очутились в помещении, представлявшем собою меблированную квартиру из нескольких комнат, со студенческой точки зрения, пожалуй, не лишенную даже некоторой роскоши. Хозяин ее – А.Ландезен, предупрежденный о посещении, ждал гостей с приличествующим сему случаю хорошим угощением.

Знакомство, таким образом, состоялось.

Вскоре после этого В.Л.Бурцев сообщил, что он разговаривал с Мишелем в связи с планами членов кружка по возвращению в Россию, как, впрочем, и о том, что "в виде подготовительной меры к этому желательно, по возможности, обстоятельнее изучить фабрикацию взрывчатых веществ и снарядов, чтобы быть во всеоружии в этом отношении по приезде туда". Ландезен, по его словам, отнесся к этому очень сочувственно и высказал готовность материально помогать делу. Нечего и говорить, с каким энтузиазмом было встречено в кружке это сообщение В.Л.Бурцева. А вскоре уже и сам А.Ландезен, заявившись в кружок, вступил в непосредственные переговоры с его членами о характере своего участия в деле, выложив перед ошалевшими эмигрантами свои тысячи, которые он передавал в их полное распоряжение.

"Тут мы, – самокритично признает Е.Д.Степанов, – как и подобало русским интеллигентам, говоря попросту, опростоволосились. Вместо того, чтобы выбрать кассира из своей среды и взять предложенные нам деньги в свое распоряжение, мы постеснялись проявить такую сухую деловитость по отношению к человеку, столь великодушно раскошелившемуся перед нами и единогласно предложили кассирство ему самому, чем мы, помимо всего прочего, сразу же сделали его равноправным членом нашего кружка. Ландезен как будто только и ждал этого и охотно согласился на наше предложение, и сразу же заговорил о том, что при случае он и сам не прочь съездить в Россию, где у него еще не порвались окончательно старые революционные связи" [250].

А.Ландезен сделался частым посетителем химической лаборатории кружка.

Являлся он туда всегда одетый с иголочки, в светлых костюмах, надушенный, в цилиндре и всегда в перчатках, которые он часто не снимал в течение всего времени пребывания у своих новых друзей [251].

Обрадованный удачей, П.И.Рачковский посылает осенью 1889 года А.Ландезена в Петербург, где тот под фамилией Миллер сразу же входит в доверие к членам народовольческого кружка (К.Кочаровский, Н.Беляев, Н.Истомина, С.Фойницкий).

Ссылаясь на авторитет своих парижских знакомых Юрия Раппопорта и Владимира Бурцева, он предлагает им свое сотрудничество, имея в виду, конечно же, террористическую деятельность. Однако новые знакомцы А.Ландезена были очень осторожны и к каким-либо конкретным результатам эти переговоры так и не привели. В перерывах между ними А.Ландезен-Миллер успел посетить Москву, Нижний Новгород, Харьков и Киев, всюду завязывая новые связи и знакомства.

Однако в целом затея Рачковского-Ландезена спровоцировать народовольческие группы России на террор не удалась и в январе 1890 года по указанию Департамента полиции А.Ландезен спешно возвращается в Париж.

Все, что произошло здесь в дальнейшем, с лихвой вознаградило его за относительную неудачу петербургской командировки. Дело в том, что предварительная работа по подготовке покушения на Александра III в кружке Кашинцева-Степанова была к этому времени практически завершена, а Ю.Раппопорт и В.Л.Бурцев рвались в Россию, чтобы лично на месте проверить надежность явок и адресов.

Но нужны были деньги. Нечего и говорить, что возвращение А.Ландезена из России было встречено его товарищами "на ура".

Вот как описывал его В.Л.Бурцев. "И вот неожиданно, когда мы все были в сборе на моей квартире и о чем-то весело беседовали, раздался стук в нашу дверь. Я открыл дверь и на лестнице увидел Ландезена. Он как-будто издали рассматривал нас и почему-то стоял некоторое время на пороге, не решался войти к нам. Потом таки мы поняли, почему он не решался сразу войти в комнату. Он, конечно, мог предполагать, что за время его отсутствия его расшифровали и встретят совсем иначе, чем бы ему хотелось. Но мы, увидев его, все как-то радостно закричали. И он понял, что опасаться ему нечего.

Он вошел тогда к нам и стал рассказывать о своей поездке в Россию.

Оказывается, по его словам, что он устраивая свои денежные дела с родителями, по пути кое что видел, кое что слышал, даже кое что привез нам; что нам нужно для поездки в Россию. Вскоре мы получили от него небольшие деньги, отчасти наличными, отчасти какими-то бумагами, а также паспорта ... для поездки в Россию" [252].

Затея эта, однако, провалилась. Ю.Раппопорт был арестован 12 апреля 1890 года на границе в Унгенах. В.Бурцев, узнав об этом, предпочел скрыться [253].

В мае 1890 года А.Ландезен предложил своим товарищам по кружку провести предварительные испытания изготовленной бомбы в предместье Парижа. Встреча была назначена на 29 мая.

"День был назначен, – вспоминал Е.Степанов, – и было условлено, что мы встретимся с Ландезеном утром на вокзале, откуда и двинем по назначению.

Что касается вещей, которые нам понадобились для опытов, и которые были приготовлены на нашей квартире, то Ландезен должен был накануне зайти к нам и захватить с собой чемоданчик, в котором они были изящно упакованы"

[254].

Однако на назначенную накануне поздно вечером встречу бомбистов А.Ландезен опоздал, а когда все-таки явился, то от злополучного чемодана, начиненного взрывчаткой, категорически отказался, благоразумно оставив его до утра у своих товарищей. Однако утром вместо него на встречу к ним явился отряд французской полиции, и все четверо террористов вместе с чемоданом взрывчатки были арестованы [255]. Характерно, что сразу же после испытания бомбы члены кружка должны были немедленно выехать в Россию, причем А.Ландезен собирался сделать это одним из первых.

Проведенные в мае 1890 года по указанию П.И.Рачковского французской полицией обыски у двадцати русских эмигрантов дали потрясающий результат:

были найдены не только материалы для изготовления бомб, но и целый арсенал уже готовых метательных снарядов. В ходе суда над бомбистами летом 1890 года выяснилось, что главную роль в кружке играл скрывшийся А.Ландезен, причем, как показывали подсудимые, сама идея организации покушения на Александра III была высказана им едва ли не одним из первых.

Приговор же суда был таков: И.Н.Кашинцев, Е.Д.Степанов, А.Л.Теплов, Б.Рейнштейн, князь Накашидзе и Лаврениус были приговорены к трем годам тюрьмы. А.Ландезен, как организатор всего предприятия, был приговорен заочно к пяти годам [256]. Владимир же Бурцев, прочитав в газетах о решении суда, уехал в Англию, чтобы начать там издание газеты, обличающей русское самодержавие.

Арест "бомбистов", несомненно, осложнил положение А.Ландезена в революционной среде. Немедленное исчезновение из Парижа вызвало бы сильные подозрения против него. В то же время оставаться слишком долго в Париже было опасно.

А.Ландезен в этих условиях выбрал оптимальный вариант. Он расхаживал по своим парижским знакомым и горячо протестовал против обвинений в провокации.

И добился таки своего: исчезнуть из Парижа его попросили сами эмигранты (Э.А.Серебряков, действовавший в данном случае от имени многих своих товарищей).

И хотя "сохранить лицо" в конечном счете А.Ландезену так и не удалось, определенный эффект от избранной им линии поведения как оскорбленной невинности все же был.

"Верившие Ландезену, – пишет об этой истории В.Л.Бурцев, – и потом еще долго его защищали. В 1903 году, когда я был у Баха в Женеве и в присутствии эмигранта Билита упомянул о Ландезене, то он стал говорить о нем как о добродушном добром, честном товарище, которого я погубил, обвинив его как провокатора. По словам Баха и Биллита, Ландезен, чтобы избежать ареста, должен был уехать в Южную Америку – Чили или Аргентину, где спустя некоторое время и умер. Они смеялись над тем, что я все еще даже в 1903 году – могу считать его провокатором и находили это какой-то нелепостью, не требующей даже опровержения" [257].

Об этом же, причем совершенно независимо от В.Л.Бурцева, свидетельствует и Е.Д.Степанов. Дело в том, что много лет спустя после этой истории ему также пришлось встретить в Швейцарии одного своего старого знакомого времен парижской эмиграции, хорошо знавшего А.Ландезена. И вот во время оживленной беседы старых приятелей тот совершенно неожиданно стал защищать его. "Этот наивный человек, – писал Е.Д.Степанов, – старался уверить меня, что бедняга Ландезен сыграл в нашем деле роль кого бы вы думали? – ни больше, ни меньше, как русского Дрейфуса! И это в то время, когда для всех, не исключая Бурцева, было совершенно ясно, что в предательстве Ландезена не может быть ни малейшего сомнения" [258].

Что же касается значения и последствий дела "парижских бомбистов", то главным здесь был, конечно же, его международный резонанс. "Теперь уже можно считать вполне установленным, – писал в середине 1920-х годов Л.П.Меньщиков, – что наглая провокация Рачковского, предоставившая случай французскому министру внутренних дел Констану оказать ценную услугу русскому политическому сыску, заставила твердокаменного монарха изменить свое отношение к республиканской Франции. Таким образом, на почве провокаторских махинаций создалась благоприятная почва для заключения франко-русского союза"

[259]. Нельзя не согласиться с этим утверждением.

На редкость удачно сложилась и дальнейшая судьба А.Ландезена: русский царь щедро наградил своего агента. В августе 1890 года бывший мещанин города Пинска Аарон Геккельман становится почетным гражданином с предоставлением ему права, несмотря на его иудейство, повсеместного проживания на всей территории Российской империи. Более того, в награду за свои труды А.Геккельман получил, к тому же, солидную пенсию – 1000 рублей в год. В качестве постоянного места жительства он избрал Бельгию, однако большую часть времени проводил в разъездах, выполняя, несмотря на получаемую пенсию, разного рода деликатные поручения Департамента полиции. Стремясь упрочить свое положение, А.Геккельман принимает решение о крещении, что и было осуществлено в Елизаветинской православной надгробной церкви в городе Висбаден, по одним свидетельствам, в 1892, а по другим – в 1893 году. Характерно, что таинство крещения совершил настоятель русской церкви в Берлине. Воспреемниками же его явились секретарь русского посольства в Берлине М.Н.Муравьев и жена сенатора Мансурова. При крещении А.Геккельман получил христианское имя Аркадий и отчество Михайлович.

Что касается фамилии, то она осталась прежней – Геккельман. Фамилию Гартинг он получил несколько позже – в 1896 году.

Переход А.Геккельмана в православие был вызван, надо полагать, не только карьерными соображениями, но и его предстоящей женитьбой на дочери бельгийского подданного Марии-Гортензии-Елизавете-Магдалене Пирлот. Невеста А.Геккельмана была ревностной католичкой, что при его иудействе сделало бы этот брак практически невозможным. К 1899 году относится бракосочетание А.М.Гартинга с Магдаленой Пирлот уже по православному обряду. Произошло это 25 октября в православной Елизаветинской надгробной церкви в Висбадене. Поручителями по жениху выступили зав. Заграничной агентурой Департамента полиции П.И.Рачковский и Луи Беккер. Поручителями по невесте стали И.Ф.Мануйлов и Карл Кох [260].

От этого брака А.М.Гартинг имел четырех детей: двух мальчиков – Петра (1894)

и Сергея (1900), и двух девочек – Елену (1901) и Марию (1905). Все дети А.М.Гартинга первоначально были крещены по католическому обряду и только впоследствии Петр в 1899, а Сергей (он же Павел) – в 1910 были присоединены к греко-российской церкви.

К этому времени Аркадий Михайлович успел оказать немалые услуги русскому правительству. Дело в том, что набиравший силу руководитель Заграничной агентуры П.И.Рачковский никогда не забывал о своем приятеле, давая ему поручение за поручением, одно ответственнее другого. В 1893 году, благодаря П.И.Рачковскому, А.Геккельман был командирован в Кобург-Гота на помолвку наследника российского престола Николая Александровича с Алисой Гессенской, за что был награжден 1000 рублями подъемных. В 1894 году А.Геккельман находился в составе охраны Александра III при посещении им Копенгагена – и опять щедрые подъемные, подарки; датский орден Данеборга и золотая медаль. После Дании император отправился в Швецию и Норвегию – на охоту. И опять среди сопровождавших его лиц неизменно присутствует А.Геккельман. В 1896 году, когда А.Геккельман превратился в А.М.Гартинга, он уже был кавалером прусского ордена Красного орла, австрийского креста "За заслуги" и охранял умиравшего в Ницце цесаревича Георгия.

Специализация А.М.Гартинга на обеспечении охраны царствующих особ сохранялась и в последующие годы: свидание Николая II с императором Вильгельмом в Бреславле; поездки царя в Париж, Лондон, Дармштадт. "И так до бесконечности, – писал в связи с этим В.К.Агафонов. – Карманы не вмещают золота и царских подарков, на груди уже нет места для новых крестов ... Богатство, почет, молодая красивая жена-бельгийка из хорошей строго католической семьи – Madeline Palot, в душевной простоте и не ведающая, кто скрывается за этим великолепным крестоносцем" [261].

Все эти деликатные поручения и, соответственно, царские милости были бы немыслимы без покровительства А.М.Гартингу со стороны П.И.Рачковского.

Ему же был обязан А.М.Гартинг и назначением в 1900 году на должность заведующего Берлинской агентурой Департамента полиции. Инициатива ее создания исходила от П.И.Рачковского, который не только получил согласие германского правительства на сей счет, но и заручился надлежащим содействием берлинских властей.

На первое время, согласно его проекту, предполагалось ограничиться шестью сотрудниками. Необходимость же учреждения русской агентуры именно в Берлине объяснялась им тем, что, как писал в своем докладе от 9 декабря 1900 года на имя министра внутренних дел директор Департамента С.Зволянский, именно этот город превратился в конце 1890-х годов в центр, куда стекалась из разных европейских стран, преимущественно из Швейцарии, революционная и социал-демократическая литература, предназначенная для распространения в России через германскую границу.

Это обстоятельство, а также имевшиеся в Департаменте сведения об образовании в Берлине кружка лиц, преимущественно из русских подданных, придерживающихся народовольческой программы, собственно и предопределило положительное решение министерством этого вопроса. Сотрудников в Берлинской агентуре, как уже отмечалось, было всего шесть человек. Жалование, которое они получали, также было сравнительно небольшим: 300 марок в месяц каждому и 600 марок в месяц заведующему. Общая сумма кредита на нужды агентуры была определена на первых порах в 36 тысяч франков в год [262].

Поскольку А.Геккельмана уже как бы и не существовало, начинать свое восхождение по лестнице чинов Аркадию Михайловичу приходилось с малого:

коллежский регистратор (1902), губернский секретарь (1904) со старшинством с 28 марта 1886 года, коллежский секретарь (1905) со старшинством с 28 марта 1889 года [263]. То, что чины в это время А.М.Гартинг получал со старшинством за 1880-е годы, позволяет предположить, что и получил он их (правда под другой фамилией Геккельман) еще во второй половине 1880-х годов. 26 марта 1905 года А.М.Гартинг был произведен в титулярные советники со старшинством с 28 марта 1902 года.

В Берлине А.М.Гартинг проживал вместе со своей семьей под видом богатого русского купца и сразу же завязал здесь многочисленные связи и знакомства, устраивая в своем доме на Фридрих-Вильгельм-штрассе, 4 роскошные балы и приемы.

К успехам А.М.Гартинга в Берлине можно причислить заагентуривание им в начале 1902 года студента Берлинского университета Якова Абрамовича Житомирского (Ростовцев). Социал-демократ, большевик, он занимал видное место в берлинской группе "Искры" в 1907-1911 годах, выполняя поручения большевистского центра по части транспорта и заграничных сношений, сумев втереться в доверие к самому В.И.Ленину [264]. Донесения А.М.Гартинга в 1903 году о Донском комитете РСДРП были основаны на сообщениях Я.Житомирского.

Ему же принадлежат и подробные отчеты о социал-демократических съездах этого времени, в частности, в Брюсселе в 1903 году [265].

Из других выдающихся сотрудников А.М.Гартинга этого времени можно отметить поступившую в его распоряжение весной 1903 года Зинаиду Федоровну Гернгросс-Жученко (разоблачена в 1909 году В.Л.Бурцевым). По рекомендации А.М.Гартинга она немедленно выехала в Гейдельберг. Быстро сойдясь там с эсеровской эмиграцией, она уже в сентябре 1903 года оказалась в Москве, где сразу же вошла в обком партии и в ее Боевую дружину [266]. Много внимания уделял А.М.Гартинг и освещению деятельности проживавшего в Штутгарте П.Б.Струве и его оппозиционному "Освобождению", контролю над перепиской А.Гоца, И.Фундаминского и других.

Успеху деятельности А.М.Гартинга в Берлине во многом способствовал комиссар берлинской полиции Wienen, находившийся в непосредственной связи с русской политической агентурой по приказу самого императора Вильгельма. Награждение в этой связи А.М.Гартинга прусским орденом Красного орла III степени (1902 год), конечно же, не случайность.

Труды А.М.Гартинга не остались незамеченными Департаментом и уже в 1902 году вместо обещанных 36 тысяч марок он получил все 39 тысяч, а в 1903 году кредит Берлинской агентуры был увеличен еще на 7200 марок, причем самому А.М.Гартингу был открыт текущий счет в 10000 марок в "Дойче-банк"

[267]. В 1904 году ежемесячные ассигнования на нужды Берлинской агентуры достигали 96 тысяч франков, и это не считая денег на оплату различного рода прорусских публикаций в немецкой прессе, которые оплачивались особо.

В июле 1904 года, в связи с русско-японской войной, А.М.Гартинг был срочно вызван в Петербург. Как видно из официального отчета А.М.Гартинга, директор Департамента полиции А.А.Лопухин возложил на него ответственную задачу по обеспечению безопасности прохождения направлявшейся на Дальний Восток Второй тихоокеанской эскадры в Балтийском и Северном морях, причем инструкции, которые он получил перед своим отъездом из Санкт-Петербурга, носили, как водится в таких случаях, самый общий характер [268].

2/15 июля 1904 года А.М.Гартинг был уже в Копенгагене, избранном им в качестве своеобразной штаб-квартиры, своего рода центром, куда стекалась вся необходимая ему информация. При содействии местных властей на побережье Дании, Швеции, Норвегии и Германии А.М.Гартингом была организована целая сеть так называемых "охранных наблюдательных пунктов" из местных жителей.

"Почти все заведывавшие пунктами живут на побережье и тесно связаны со всем происходящим в водах их региона, – докладывал он. – Охрана производится ими не только в местах их проживания, но и на всем пространстве между этими пунктами. Такой тщательный контроль имел результатом, что ни одно появление японцев во вверенном каждому из них районах не проходило незамеченным и я немедленно мог принимать своевременно необходимые меры"

[269]. Кроме того, с целью непосредственного наблюдения в море им был нанят ряд пароходов, беспрестанно курсировавших в датских и шведско-норвежских водах.

Все это требовало, естественно, немалых расходов. По первоначальным прикидкам в Главном морском штабе предполагалось, что "охранная служба"

А.М.Гартинга потребует около 30 человек и несколько пароходов для регулярного крейсирования в Балтийском море в течение трех месяцев. Общая сумма, отпущенная на эти цели, составляла 150 тысяч рублей. В действительности же все оказалось иначе. Вместо 30 человек "охрана", нанятая А.М.Гартингом для дежурства в охранных пунктах разрослась до 100. Вместо трех пароходов было нанято 9, да и крейсировать им пришлось не три, а целых четыре с половиной месяца.

Однако отпущенной на эти нужды суммы в 150 тысяч рублей А.М.Гартинг (надо отдать ему должное) не превысил. Наоборот, обойдясь 124431 рублем 98 копейками, он добился существенной (25 тысяч рублей) экономии казенных денег. "Подобного результата, – подчеркивал он в своем отчете от 24 ноября 1904 года в Департамент полиции, – можно было достигнуть, конечно, только при соблюдении самой строгой экономии в расходах и благодаря только счастливому подбору людей, из которых все без исключения добросовестно выполняли возложенную на них миссию" [270].

Задача, стоявшая перед ним, была не из легких, поскольку японские дипломаты и агенты делали все для того, чтобы до Дальнего Востока эскадра З.П.Рожественского так и не дошла. Но она, как мы знаем, все таки дошла, хотя переход этот и был омрачен обстрелом по ошибке русской эскадрой шхун английских рыбаков в Северном море, вину за который наши историки склонны возлагать на А.М.Гартинга.

"В результате знаменитый и печальный для нас Гулльский инцидент, когда разнервничавшийся под влиянием гартинговских "достоверных донесений", а по словам некоторых свидетелей, и прямых указаний присутствовавшего на одном из судов Гартинга, командиры эскадры Рожественского расстреляли флотилию английских рыбаков, приняв их за японские миноносцы ... Виновник этого позорного для нас международного конфликта – Гартинг получил большую денежную награду и орден Владимира, дававший мещанину города Пинска право на потомственное дворянство", – писал в этой связи В.К.Агафонов [271].

Факты, однако, не подтверждают скороспелые выводы о А.М.Гартинге как виновнике "международного скандала". Как видно из строевого рапорта командующего Второй эскадрой флота Тихого океана вице-адмирала З.П.Рожественского в Главный морской штаб от 15 октября 1904 года, стреляли все-таки русские моряки 9 октября 1904 года не по английским рыбакам, а по двум неприятельским миноносцам. "По некоторым из собранных показаний, – докладывал он, – миноносец, бежавший по правому борту, должен был сильно пострадать, а левый скрылся удачно. Могли пострадать и находившиеся на месте происшествия паровые суда рыбаков, но нельзя было не отгонять всеми средствами атакующих миноносцев из опасения причинить вред неосторожно вовлеченным в покушение судам мирных граждан ..." [272].

Японские суда, сопровождавшие эскадру З.П.Рожественского в европейских водах – суровая реальность той поры, и ничего позорного в принятых З.П.Рожественским предупредительных мерах по охране безопасности вверенной ему эскадры не было. Дело тут не столько в нечаянно пострадавших при этом английских рыбаках, сколько в пораженческих настроениях русского так называемого "образованного общества" и некоторых представителей царской бюрократии той поры.

Яркая иллюстрация этому – отзыв о А.М.Гартинге в связи с Гулльским инцидентом в воспоминаниях бывшего посла России в Дании в 1904 году А.П.Извольского.

Происшедшее в ночь на 21 октября 1904 года у Доггер-Банк в Северном море, когда, повстречавшись с флотилией гулльских рыбаков командующий Второй Тихоокеанской эскадрой адмирал З.П.Рожественский приказал открыть огонь, в результате чего один из английских траулеров затонул, а несколько других получили серьезные повреждения, было спровоцировано, по мнению А.П.Извольского, информацией, поступившей к командующему русской эскадрой от А.М.Гартинга.

"Он, – пишет А.П.Извольский, – несколько раз приезжал в Копенгаген и сообщал мне о появлении японских истребителей в европейских водах. Не доверяя ему, я собрал сам справки по этому поводу и вскоре убедился в фантастичности его сведений, причем единственной целью, которую он преследовал, было получение возможно большей суммы от русского правительства. Я считал своим долгом сообщить об этом кому следовало в России, но мои предупреждения остались тщетными" [273].

По-другому, впрочем, и быть не могло, ибо сведения о подозрительных миноносцах без флагов и огней, пытавшихся время от времени безуспешно приблизиться ко Второй Тихоокеанской эскадре, поступали не только от А.М.Гартинга, но и из других источников. Очевидно, что меры предосторожности, предпринятые в связи с этим З.П.Рожественским, были оправданы.